Текст книги "Эликсир вечной молодости"

– Аа-а… Видите ли… – Светловой было совсем не до Соломоновой супруги. – Речь идет не о платье, доктор… – серьезно заметила Светлова. – А о жизни и смерти!

– Чьей жизни и чьей, извините, смерти? – сухо уточнил Горенштейн.

– Моей жизни и моей смерти.

– То есть?

– Т6 есть, если я не разгадаю одну загадку, мне из этого города не уехать…

– А вы бы хотели?

– Да, знаете..

– То-то, я смотрю, вы тут у нас подзадержались, – вздохнул доктор. – Не по своей, значит, воле у нас гостите?

– Не по своей, – согласилась Анна.

– О-о! Тут я вас, голубушка, понимаю! Ох, как я вас понимаю… – Горенштейн снова вздохнул. – Уж если я кого и понимаю – отлично, заметьте, понимаю! – так это тех, кто хочет уехать из нашего орденоносного города Мухосранска. Очень-очень хочет уехать. Это действительно серьезный аргумент!

– Да?

– Ну, разумеется! Уехать на фиг – и все дела! Куда угодно – только уехать!..

– Ну.., вот я и говорю… – промямлила Светлова, дивясь тому, как доктора разобрало от ее “серьезного аргумента”.

– Так что, девушка… – Горенштейн значительно вскинул свой породистый подбородок. – Пожалуй, ваше “очень-очень” меня убедило.

– Неужели вы согласны?

– Получается, что так.

– Можно я вас поцелую?

– Не стоит, голубушка, – предусмотрительно увернулся от раскрытых объятий Анны доктор. – У меня, знаете, эти неуставные отношения с пациентками-клиентками вот уже где! Так что обойдемся без лишних нежностей.

– Как скажете, доктор! – скромно потупилась Светлова. – Я готова говорить и о деле. Понимаете, фокус еще и в том, что уговорить немую девушку должны вы, Соломон Григорьевич.

– Ну, приехали! Чудненько! Ее еще и уговаривать надо?

– Да.

– Мало того, что я, как врач, категорически отказываюсь от этой затеи, еще, оказывается, и пациентка против! Кому же это тогда нужно, спрашивается?

– Кроме меня, в общем, никому, – скромно призналась Анна.

– По крайней мере, вы откровенны. Это мило.

– Спасибо, Соломон Григорьевич, на добром слове.

– Рано меня благодарить! Допустим, я-то согласен на этот эксперимент… Но я плохо представляю, как мне уговорить эту нашу – точнее, пока вашу – пациентку.

– Понимаете, доктор… Вы должны найти важные доводы, простые, ясные слова, которые не смогут не подействовать, – горячо принялась убеждать Горенштейна Светлова.

Все эти фразы Анна уже не раз прокручивала в голове, готовясь к встрече с Гором.

– Ведь нельзя же сказать, что при всей своей немоте и нежелании общаться девушка отгородилась от мира!

– Не отгородилась? – сдержанно осведомился Гор.

– Уверяю вас, нет! – Аня припомнила страстное свидание Немой с Кикалишвили. – Не могу вас посвятить в известные мне подробности, но, уверяю, не отгородилась. Она любит… Возможно, и любима. В конце концов, ей всего-то восемнадцать лет. Значит, она хочет самых обычных вещей: выйти замуж за любимого человека, родить детей… Объясните ей, что нормальная жизнь возможна – если и она станет вполне нормальной!

– Ну, если так дело повернуть… – неуверенно пробормотал Горенштейн.

– Объясните ей, что она может говорить! Зачем же от этого отказываться? Неужели она хочет, чтобы ее будущие дети тоже молчали? А это вполне вероятно при немой матери!

– Тише, тише, дорогая! Не стоит так пылко передо мной витийствовать. Я ведь не немая мать.

– А ее будущий муж? – не сбавляла оборотов Светлова. – Разве он не будет рад, если его невеста, его будущая жена, наконец заговорит?!

– Кто его знает, – с некоторым сомнением в голосе снова пробормотал Горенштейн. – Некоторым, знаете, нравится, когда жены мало разговаривают.

– Это да, – согласилась Аня. – Это бывает. Анна снова припомнила жениха Немой – с его рэкетирскими тайнами. Возможно, такого криминального Отарика как раз и устраивает, что его возлюбленная – немая.

– Но мы не будем учитывать интересы этого гипотетического мужа, – твердо сказала Аня, – у нас есть свои интересы. И они заключаются в Том, что девушка должна заговорить!

Анна достала фофановские деньги…

– Мне бы хотелось внести задаток.

– Ну, не знаю…

– А вдруг вашей жене что-нибудь “очень-очень” понадобится?

– Это вполне возможно, – без особой радости в голосе согласился с Аниным предположением Горенштейн.

– Только знаете, Соломон Григорьевич…

– Ну, что еще?

– Эта девушка ни в коем случае не должна знать о том, что мы с вами знакомы… И вообще, лучше… Лучше, чтобы вообще никто об этом не знал. Вы меня понимаете?

– Да ничего я не понимаю! – огрызнулся Горенштейн, убирая деньги в бумажник. – Если честно – ничего. Темный лес! Но уж раз договорились, что ж… Буду нем, как рыба. Точней, как наша потенциальная пациентка.

– Может быть, попросить Осич, чтобы она устроила вам с девушкой встречу? Пригласила ее к себе, а заодно и вас, Соломон Григорьевич… И, таким образом, приняла, так сказать, участие в судьбе своей бывшей воспитанницы… Мне кажется, это не должно девушку насторожить…

– Пожалуй… – согласился Гор. – Я мог бы присутствовать – как бы случайно – при их встрече. И изучить, так сказать, пациентку предварительно. И если результаты осмотра меня устроят… Я как бы ненароком предложу девушке попробовать избавиться от немоты, мол, несколько сеансов – и все. Скажу, что мне это интересно как специалисту. А это правда! И что, мол, как давний знакомый Валентины Терентьевны, я готов принять участие в судьбе ее воспитанницы.

– Отлично! – не удержалась от ликования Светлова.

– Да, пожалуй… – пробормотал Гор. – Вот так мы и устроим пробный сеанс.

* * *

В час дня Светловой позвонил Богул:

– Есть! Ровно две минуты! Они, голубчики… Те самые часики! С пропавшего, так сказать, тела…

– Богул, вы гений! – искренне восхитилась Анна. – Итак, остается один маленький вопрос: откуда у Кикалишвили эти часы?

– Ну, это мы у него спросим. Нам – да не ответить! Конечно, ответит – куда он денется? Вы подъезжайте пока… Думаю, разговор с другом Стариком будет интересным.

Когда Светлова наконец появилась в кабинете Богула, рассчитывая увидеть там рядом с лейтенантом “друга Отарика”, физиономия у Богула была довольно постная. А отсутствие Отарика, по всей видимости, означало, что ликования типа “Куда он денется!” явно были преждевременными.

– И где же наш друг Отарик? – осведомилась Светлова, отлично понимая, что есть вопросы, которые режут просто без ножа.

– Да что-то пока…

Богул, делая вид, что страшно занят, куда-то позвонил, что-то сказал…

– Понятно… – вздохнула Светлова. – Пока мы тут проводили эксперименты с часовыми механизмами, Кикалишвили, очевидно, попросту удрал?

– Получается, что так… – вздохнул лейтенант.

– Ну вы и… – Светлова из милосердия не стала заканчивать свою мысль.

– Да мне бы его только найти! – пробормотал Богул. – Уж он мне в два счета все расскажет.

Глава 7

Уговаривание Гора и внезапное исчезновение друга Отарика выпотрошили Светлову окончательно. Только упрямство не позволяло ей признаться самой себе, как же она устала.

– Вы так плохо выглядите! – Елена Ивановна придержала грустную Анну за локоть, когда та прошмыгивала к себе в номер. – Мне кажется, вам здесь у нас не хватает домашнего уюта…

"Мозгов мне не хватает”, – вздохнула Светлова, но вслух только произнесла:

– Не хватает. Вы правы.

– А заходите-ка вечером на чаек. У нас тут все запросто. В дурака играем.

– В дурака?

– Ну да… Подкидного.

"В дурака – это я, пожалуй, осилю, – опять вздохнула Светлова. – Это наш уровень”. И кивнула согласно:

– Спасибо. Загляну.

* * *

– Милости просим! Заходите, заходите… Разрешите представиться: Леонид Алексеевич Туровский, хозяин, так сказать, мотеля “Ночка”, в котором вы изволите гостить. Мы ведь так еще и не познакомились? Хоть вы и надолго уже у нас.., хм-м.., задержались… Ну да мы гостям только рады! А Леночка на кухне хлопочет… Пироги!

Аня с интересом смотрела на лицо человека, которого прежде видела только издалека.

Грубо вылепленное лицо Туровского – и утонченная гармония его красавицы Елены… Квазимодо, получивший красотку Эсмеральду? Нет, не так. Ведь Квазимодо – урод… А лицо Туровского грубовато, простовато… Всего лишь… И только. Но не лишено шарма…

Правда, это лицо кажется еще более грубоватым, простоватым на фоне Елениной красоты.

Скорей так… Царевна и дворник.

Откуда это? А так, кажется, про поэта Максимилиана Волошина и его красивую жену сказала одна маленькая девочка… Удивительно точное определение для некоторого типа супружеских пар! Устами младенца глаголет истина.

Заметив Анин внимательный взгляд, Туровский ухмыльнулся и вдруг подмигнул ей из-под лохматых бровей.

Аня не выдержала – и рассмеялась: против обаяния этого человека трудно было устоять.

Теперь Аня понимала Елену Ивановну, сделавшую в свое время такой выбор.

Он был как медведь. Но как уютный плюшевый медведь, увеличенный до гигантских размеров – бывают такие игрушки выше человеческого роста.

Кудлатая голова…

Опять пришли на ум воспоминания Цветаевой о поэте Максимилиане Волошине… Как он смотрел на Цветаеву из-под буйной шевелюры и хитро спрашивал: “А хотите потрепать по голове?” И Марина удивлялась, как он угадал.

Кстати, действительно, когда видишь такую большую лохматую голову, необъяснимым образом хочется ее погладить, потрепать, как добродушного огромного пса или мишку.

Или, может, Светловой и впрямь уже катастрофически не хватает домашнего уюта?

– Ленечка! – донесся откуда-то, очевидно с кухни, голос Елены Ивановны.

– Извините! Призывают!

Брошенная Туровским на произвол судьбы, Аня заглянула в просторную гостиную…

Посидеть за одним столом с этими людьми отнюдь не помешает. Светлова давно знала: чтобы получить максимум надежной информации, и притом в короткое время, психотерапевты, например, стремятся побывать на обеде в семье своих пациентов. Ну, а детективам и сам бог велел… Потому что даже в семьях, где главенствует закон “когда я ем, я глух и нем”, за обедом все-таки разговаривают. И эти, казалось бы, не важные застольные разговоры для специалиста и постороннего человека порой приоткрывают завесу над такими просто-таки глобальными вещами, как семейная культура и основные ценности дома. Которые, собственно, и определяют судьбу человека. Поскольку эти самые ценности он исподволь впитывает с младенчества.

Гостиная выглядела очень уютно. Круглый стол, огромный абажур. Ну просто картина неизвестного художника под названием “Милая уютная провинция”.

А сколько знакомых!..

Под абажуром, укутанная павловским платком и от этого еще более округлившаяся, почти как ватная кукла, которой в старину накрывали чайник, сидела, разрумянившаяся от чая и плюшек и сама похожая на сдобу, Валентина Осич.

Она добродушно кивнула Светловой.

– Ну вот и опять мы встретились! – произнес женский голос за спиной Светловой. Аня оглянулась. “И многомудрая Амалия тут!"

– Амалия… – Аня уже почти привычно устроилась рядом с Кудиновой с чашкой чая в руках – это была их уже настолько не первая встреча – считай, почти старые знакомые…

– Слушаю, дорогая!

Уютный обломовский диван, на котором они устроились, находился в самом дальнем углу просторной гостиной.

– А Валентину Осич вы тоже давно знаете? – поинтересовалась Светлова.

– Да как вам сказать… Считайте, почти всю жизнь. Ну во всяком случае, очень долго. С детства. – Амалия опять произнесла эту набившую Светловой оскомину фразу. – Три подруги, Валечка, Амалечка и Леночка… Не разлей вода.

– Правда? Как интересно!

– А вот и мое сокровище, Алексей Борисович Кудинов!

Из соседней комнаты, чуть покачнувшись на пороге, появился господин с поблескивающими, как и полагается при классическом бархатном опьянении, глазами. Он торжественно застыл на пороге, явно стараясь обрести равновесие, прежде чем тронуться в дальнейший путь, в глубину гостиной.

Судя по интонации, с которой представила своего супруга Амалия, она его отнюдь не считала своим главным жизненным достижением.

– А что, собственно.., вас не устраивает? – Аня с некоторым недоуменным любопытством взглянула на Амалию.

– Вы хотите спросить, чем я недовольна? И вы хотите сказать, что он хорош собой? – хмыкнула Амалия.

– Ну, в общем, да, – сдержанно заметила Светлова, отнюдь не собираясь вдаваться в разбор достоинств супруга Амалии. Хотя Алексей Борисович и вправду был недурен собой.

– Это не ответ! Он действительно привлекателен! – довольно пылко для супруги со стажем заметила Амалия. И тут же, сникнув, заключила:

– Но это и все.., чем он хорош.

– Приветствую!

Супруг Амалии наконец благополучно пересек гостиную и добрался до обломовского дивана. Опять чуть покачнувшись, он наклонился и попытался поцеловать Ане руку.

Впрочем, Алексей Борисович Кудинов не стал переоценивать свои возможности, то есть пытаться балансировать в таком положении, удерживая и сохраняя равновесие. И благоразумно оставил затею с первой попытки.

– Наслышан, наслышан, мадемуазель детектив!.. – произнес Кудинов.

– Мадам, уж если на то пошло, – хмуро поправила Аня.

Слухи о том, почему она задержалась в Рукомойске, очевидно, с легкой руки Валентины Осич – а также, возможно, Богула, Бобочки и прочих, – распространялись среди жителей города, судя по всему, с потрясающей скоростью.

– Отлично! Мадам детектив! Шерлок, так сказать, Холмс женского пола…

– А правда ли, Анечка, – перебила мужа, скривившись от его юмора, как от кислого, Амалия, – говорят, даже Конан Доил не всегда был точен?

Видно было, что Кудиновой очень хочется, чтобы муж помолчал.

– Говорят, например, что змеи не могут спускаться по шнуру, как в “Пестрой ленте”! – щебетала Амалия. – А по следам от велосипедных шин нельзя определить, в какую сторону ехал велосипедист…

– Да, нам, конечно, такой детектив, который по шинам определяет, не помешал бы! – заметила, усмехнувшись, Елена Туровская. Она уже появилась в гостиной и мимоходом, расставляя чайные чашки, прислушивалась к разговору Светловой и Кудиновых. – Слыхали, господа, опять пустую машину на трассе нашли?

– Ужас! – Амалия зябко повела плечами и почему-то оглянулась на задернутое шторой окно.

– Что-то все-таки очень странное в наших краях происходит!

– Да что странного? Просто убивают и закапывают. Обычное по нынешним временам дело. Как говорится – не доведись жить в эпоху перемен. Разве в наших лесах труп отыщешь?!

– Но зачем им трупы? Машины-то они дорогие бросают!

– Да, господа. Бермудский треугольник у нас образовался – не иначе.

– Честно говоря, я уже одна и ездить боюсь. Особенно по вечерам… Смотришь в сумерках на эту дорогу, и все кажется, что там, за деревьями, что-то ужасное, с чем не совладать, – заметила Амалия. – Валечка, а ты боишься?

– Ну, дрожать пока еще не дрожу, – флегматично улыбнулась полная Осич, – но что-то, ты права, этакое появилось! Невозможно на дороге чувствовать себя спокойно. К тому же все время думаешь: а вдруг это где-то совсем близко?

– Что “это”?

– Ну, не знаю… Я же не знаю, каким образом они исчезают! Возможно, этот “кто-то”, кто все это делает…

– Еще скажи “что-то”… – возмутился Туровский. – Потусторонняя сила! Леночка, и ты боишься?

Туровская молча кивнула, и на ее лбу появилась тонкая морщинка, которой не было видно раньше.

– Ерунда! – хмыкнул Кудинов.

– Почему же, Алексей, ерунда? – поинтересовалась Амалия.

– Да просто мы уже со страху стали наделять это место на дороге таинственной силой! Овеяли, так сказать, определенной славой… Даже возвели в ранг Бермудского треугольника! Что вообще, надо сказать, свойственно человеку – это преувеличивать! Вот уже и наша Валечка говорит: “Невозможно на дороге об этом не думать”! А знаете ли вы тибетскую притчу о потерянной шапке?

– Хоть не страшная?

– Расскажу – узнаешь.

– Ну расскажи!

– Так вот… Одного купца с караваном однажды настиг в пути очень сильный ветер. Вихрь сорвал с купца шляпу и забросил в кусты у дороги…

– Пока не страшно.

– Да… А в Тибете, надо вам сказать, существует поверье: кто подберет потерянный таким образом во время путешествия головной убор, навлекает несчастье на весь караван…

– Любопытная примета! Надо будет иметь в виду.

– Не перебивайте! – возмутился Кудинов.

– Молчим, молчим!

– И вот, следуя суеверному обычаю, купец предпочел считать шляпу безвозвратно потерянной, – продолжал Алексей Борисович. – А надо вам сказать, шляпа была из мягкого фетра и с меховыми наушниками!

– Теплая, наверное?

– Ну да, там же, в Тибете, горы, надо тепло одеваться… Ушки беречь!

– И вот… – Кудинов явно решил не обращать на иронизирующих слушателей внимания. – Сплющенная и наполовину скрытая в кустарнике шляпа совсем утратила свою форму.

– Пропала шляпка!

– Через несколько недель, – героически продолжал Кудинов, – в сумерках один человек проходил мимо места происшествия и заметил очертания предмета неясной формы – нечто, будто притаившееся в кустах…

– Ах!

– На следующий день в первой же деревне, где он остановился на отдых, он рассказал селянам, что видел, как что-то очень странное старалось спрятаться в кустах недалеко от дороги!

Через некоторое время на том же месте странный предмет обнаружили и другие путники. Они не могли понять, что это было, и обсуждали приключение в той же деревне.

Потом еще многие замечали невинный головной убор и рекомендовали его вниманию местных жителей. Между тем солнце, ветер, дождь и пыль сделали свое дело: фетр менял окраску, а ставшие дыбом наушники отдаленно напоминали щетинистые уши какого-то зверя.

От этого вид разлохмаченной шляпы сделался еще страшнее. Теперь уже всех, проходивших через деревню, предупреждали: на опушке у дороги сидит что-то неведомое – не человек, не зверь, и необходимо его остерегаться!

Кто-то высказал предположение, что это “что-то” – просто демон. И очень скоро сей безымянный странный предмет в кустах был возведен в дьявольское достоинство.

Чем больше людей видело старую шляпу, тем больше ходило о ней рассказов. Теперь уже вся округа заговорила о притаившемся на лесной опушке демоне…

Затем в один прекрасный день путники увидели, как тряпка зашевелилась.

В другой раз прохожим показалось, что она старается освободиться от опутавших ее колючек.

В конце концов как-то шляпа помчалась вдогонку за прохожими! И, представьте, они убегали от нее со всех ног вне себя от ужаса.

Шляпа, как утверждают тибетцы, – закончил свою притчу Кудинов, – ожила. Ее оживило воздействие сосредоточенных на ней многочисленных мыслей!

– Она что, эта шапка – в самом деле ожила? – удивилась Амалия.

– Ну, как сказать… В общем, это происшествие, уверяют очевидцы, якобы имело место. И обычно оно приводится в качестве примера, доказывающего, на что способна сконцентрированная мысль. Даже если она бессознательная и не преследует никакой определенной цели.

– Ну, так то Тибет, – зевнув, заметила Осич. – Сказки! По тамошним представлениям, мир, в котором мы обитаем, вообще лишь иллюзия, существующая в нашем сознании. И, стало быть, с помощью концентрации мысли и направленной энергии можно творить что угодно… Может, там шляпа и вправду ожила… А тут вам не Гималаи, слава богу!..

– А я думаю, и наша черноземная полоса от чудес не застрахована, – возразил Кудинов. – Подумай сама… Несколько случайностей сплелись в одну страшную сказку. Но если вся округа будет усиленно верить в нее – она может превратиться в реальность.

– Вы хотите сказать, что никакого “бермудства” в наших краях нет? Но оно может появиться?

– А может, не было, но уже появилось?

– Нет, но все-таки… Я хотела бы знать, куда они исчезают?

– Исчезают, исчезают… – загадочно протянул Алексей Кудинов. – И все они исчезают… Вот, надо заметить, многие исчезали и на пустынных просторах Тибета. Знаете, например, легенда о знаменитом китайском мистике Лао-Цзы утверждает, что в конце своего жизненного пути учитель отправился верхом на быке в Страну Снегов. Перешел границу и исчез. Больше никто его не видел.

То же самое рассказывается и, о Бодхитхарма, и о некоторых его последователях.

– Леша, расслабься ты с этим своим Бодхитхармой, или как там его, – шутливо шлепнула его по руке Осич. – У нас тут все-таки не Страна Снегов, а ордена Трудового Красного знамени Рукомойская область! Терпеть не могу эти ваши увлечения, эту моду на Восток! Уже и по Рукомойску кришнаиты босиком ходят и в бубен стучат! Мы же все-таки русские люди, православные, – заметила Осич, с достоинством кутаясь в свой павловский платок.

– Ну пошла-поехала! – фыркнул Кудинов. – Налейте Вале квасу, пусть помолчит.

– А вот я читала в журнале “Гео” про этот Тибет, – защебетала Амалия, – там такие интересные фотографии.., некоторые просто страшные!..

– Да-да, – кивнул Кудинов. – “От этого вида и демонов должен охватывать ужас”.

* * *

Вечер явно удался… Аня с интересом слушала и наблюдала, как коротает досуг провинция. Вот так они собираются, наверное, из года в год по вечерам – домашним кружком: травят байки, передают друг другу сплетни, страшные или смешные; пьют чай, вишневую и смородиновую наливочку, едят яблочные пироги… Интересно, что они делают еще?

– А ваш муж довольно общителен! – заметила Аня Кудиновой.

– Вы хотите сказать, что для человека, изрядно принявшего на грудь, он довольно складно изъясняется? Это вообще Лешина особенность, – неодобрительно заметила Кудинова. – Даже когда он с трудом передвигает ноги, на его способности говорить и болтать это никак не отражается. Это, знаете, по моим наблюдениям, вообще две разновидности опьянения. Либо ясная голова, но ноги заплетаются, либо существо активно передвигается в пространстве – но уже ничего не соображает! Лыка не вяжет…

– Ну-ну, – Аня с интересом выслушала пояснения опытной женщины. – Главное, чтобы не совпадало – не все сразу… Я имею в виду: и ноги не идут, и голова не соображает… Мне кажется, это – третья и все-таки наиболее распространенная разновидность опьянения.

– Возможно. Но мой Леша вообще – своеобразный. А поскольку пьяная и довольно складная болтовня – естественное, обычное для Алексея состояние, то я слушаю его уже довольно давно – всю жизнь… Правда, с некоторым перерывом.

"С каким перерывом?” – хотела спросить Светлова, но не успела.

Потому что на нее опять, перебив ее размышления, спикировал Кудинов.

– Можно еще историйку расскажу? – поинтересовался он бесцеремонно. – Шаловливую, в духе Рабле? Ну просто чтобы было понятно, насколько там у них, в этом Тибете, все в головах перевернуто!

– Валяйте! – вздохнула Аня. – Валяйте шаловливую!

– Так вот… Однажды один тибетский мудрец и маг, по тамошним понятиям практически святой, брел куда-то по своей извечной привычке к бродячей жизни. И на берегу ручья увидел пришедшую по воде девушку. Не говоря ни слова, старец накидывается на нее с вполне определенными недостойными намерениями…

– Что за история, Алексей? – сморщилась Амалия.

– Не волнуйся! Это не то, о чем ты подумала… Так вот! Девушка, однако, оказалась не робкого десятка – и энергично стала защищаться. А мудрец уже стар. Наконец девчонка вырывается – и бегом к себе в селение рассказывать о своем приключении матери. Матушка поражена: ведь все местные жители придерживаются строгих правил. Никого из них нельзя даже заподозрить в таком! Она просит дочь описать внешность негодяя и неожиданно узнает в описании великого мудреца!

Крестьянка начинает рассуждать: правила поведения, обязательные для простых людей, непригодны для магов, обладающих сверхъестественными знаниями. Он не обязан соблюдать ни нравственные, ни какие-либо другие законы. Его действия диктуются высшими соображениями, недоступными для понимания простых смертных.

"Дочь моя, – наконец сказала крестьянка девушке, – этот человек – великий маг. Все, что бы он ни сделал, – во благо. Вернись к нему, пади к его ногам и сделай все, что бы он ни потребовал”.

Девушка вернулась к ручью. Старец сидел на камне, погруженный в размышления. Она упала ему в ноги и стала умолять простить ее, уверяя, что она сопротивлялась, не зная, кто он. Теперь, мол, она готова сделать все, что он пожелает!

Святой пожал плечами.

"Дитя мое, – сказал он, – женщины не вызывают у меня ни малейшего желания. Дело вот в чем: лама из соседнего монастыря прожил недостойную жизнь и умер в невежестве. Я видел его блуждающий дух, увлекаемый к новому несчастному воплощению. И из милосердия решился предоставить ему для воплощения человеческое тело. Но тяжесть его злых дел перевесила – ты убежала. Пока ты была в селении, осел и ослица там на лугу совокупились. Великий лама скоро возродится в теле осленка”…

Каково?! – Кудинов заразительно расхохотался.

Алексей Борисович явно принадлежал к числу людей, которые первыми смеются над анекдотами, которые сами же и рассказывают.

– Правда, довольно шаловливая историйка? Я вас не смутил?

– Правда, довольно шаловливая, – кротко согласилась Светлова. – Но вы меня не смутили.

– Алексей… – Амалия снова мученически закатила глаза, – тебе не хватает только тела осленка! Все остальное от этого животного у тебя уже есть. Уймись…

– Откуда вы знаете столько тибетских историй? – поинтересовалась Аня.

– Откуда знаю? – Кудинов ухмыльнулся.

– Ну хватит, Алексей, – подошедший Туровский взял приятеля за плечо, – Тебе и в самом деле – твоя жена права! – пора сменить тему.

– Ну надо так надо! Сменим!.. Скажем, что вы, мадам Шерлок Холмс, – поинтересовался иронически у Светловой Кудинов, – думаете о наших таинственных происшествиях?

Аня только вежливо улыбнулась и промолчала. Она повторяла про себя поразившие ее слова кудиновской “историйки”. Правила поведения, обязательные для простых людей, непригодны для магов, обладающих сверхъестественными знаниями… Он не обязан соблюдать ни нравственные, ни какие-либо другие законы. Любопытная точка зрения!

– А вот вы, кстати, слышали, – не отставал от нее Алексей Борисович, – что сэр Артур Конан Доил, создатель главного детектива и сыщика всех времен и народов, увлекался спиритизмом? А, мадам Шерлок Холмс, что на это скажете? – подвыпившему Кудинову явно очень понравилось это дурацкое обращение.

– Неужели? – вступила в разговор Туровская.

– “Увлекался спиритизмом” не то слово… Свято верил! Принимал все за чистую монету.

– Может, и нам попробовать? – вдруг предложила Амалия. – Чем мы хуже Конан Доила?

– Амалька, не дури, я тебя умоляю! По-моему, все это чушь какая-то! – возмутилась Валентина Терентьевна.

– Господа, кто-нибудь когда-нибудь пробовал заниматься спиритизмом?

– Нет…

– И я нет…

– А что? – Туровская в своей обычной кокетливой манере, а-ля девочка-шалунья, всплеснула изящными ладошками.

– А что… – задумчиво, словно эхо, повторила Амалия Кудинова.

– Ну, не знаю! – вздохнула, словно от болтовни малых неразумных детей. Валя Осич.

– А что такого? Право, вполне возможно, – согласился Туровский, который, очевидно, никогда ни в чем не перечил жене.

– Только надо выпить, – уточнил Кудинов, который, как уже поняла Аня, в принципе всегда был согласен на все, если только это “все” сопровождалось хорошей выпивкой.

– А что.., пожалуй! – неожиданно даже для самой себя согласилась Аня.

Амалия поторопилась погасить свет, оставив только одну свечу. И большая комната почти погрузилась во тьму.

"Во тьму суеверия и мистицизма…” – уточнила про себя Светлова.

– Стол должен быть круглый?

– Без разницы… Главное, чтобы призраки являлись настоящие!

– Все-таки мне кажется, что круглый лучше…

– Не возражаю…

– И чтобы все-таки старинный… Мне кажется, современная мебель их отпугивает.

– Кого “их”?

– Ну, призраков…

– Не знаю… Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть: никогда с ними, голубчиками, не общался.

– Тише.., не надо так!

– А вы чего.., боитесь? Думаете, кто-нибудь уже близко, на подходе – и готов явиться? Мы же стол еще не вертели!

– А вот шуточки, я считаю, ни к чему! Надо серьезно настроиться, очень серьезно, а то ничего не получится.

– А если серьезно настроиться, то получится? – голос скептика хмыкнул.

Так, перекидываясь репликами и почему-то нервничая, они готовились к этому импровизированному сеансу спиритизма.

«Вот ведь странная особенность, – подумала Аня, – даже если ни на йоту не веришь в такие штуки, отчего-то все равно нервничаешь, зажигая свечи, и все такое… Вообще, готовясь ко всем этим ритуальным гаданиям, сеансу спиритизма и прочему, начинаешь испытывать необъяснимо повышенную возбудимость… Уже одни эти приготовления – темнота и свечи – настраивают на особый лад. Немудрено, что особо впечатлительным действительно может примерещиться что угодно!»

– Так что – вызываем самого сэра?

– Да…

– А я предлагаю его жену. Леди Доил! – взял на себя роль лидера в этой затее Кудинов, явно более других подкованный в вопросах спиритизма. – Известно, например, что на сеансах, которые устраивались в их доме, именно она выступала в роли медиума.

– А у нас кто будет выступать в этой роли?

– Чур не я!

– Инея…

– О'кей, в этой роли будем выступать коллективным “мы”. Только надо всем настроиться посерьезнее, сконцентрировать энергию, поверить в то, что это совершенно вероятно и… – продолжал руководить Алексей Борисович.

– И что – леди Доил.., появится здесь, в комнате?

– Ага.., выйдет из стены или облака дыма, – иронически заметил Туровский.

– Ну, Кудинов так накурил, что из этого облака кто угодно явится!

– Я же предупредил, господа, серьезнее!

– Нет, ну правда, как мы общаться-то с ней будем? Голос услышим?

– Щас! Голос им подавай! Елена Ивановна вообще призрак в натуральную величину в гости ждет. Никаких голосов и никаких призраков!

– А что?

– А то! Скажите спасибо, что вам знающий человек попался. Есть простой и столетиями проверенный способ – постукивания.

– То есть?

– Что это еще за постукивания?

– Например, мы зададим леди Доил какой-нибудь вопрос. Сконцентрируемся. И если она захочет нам ответить, стол может приподняться и стукнуть один или два раза…

– А три?

– Я же просил, Леня, никаких шуточек. Серьезнее. Итак, настроились!

– А что мы спросим?

– Может, про погоду?

– Угу.., скоро ли снег выпадет? У нас что, Гидрометеоцентр уже больше не работает?

– Я тоже считаю, надо что-нибудь серьезное!

– Ну-у.., про личное – не хочется… Еще что-нибудь такое ответит – потом не будешь ночами спать!

– А про общественное – тем более не хочется. И так тошнит, как телевизор включишь. Да и леди этой без пол-литра не разобраться в наших “реалиях”.

– Я же говорю: надо спросить про что-нибудь серьезное и такое.., таинственное!

– А давайте спросим.., про эти машины?

– Ой!

– А что именно?

– Ну хотя бы то, о чем толковали только что: возможно ли, что преступник где-то близко?

– Ой!

– Заладила “ой” да “ой”! Вот говорите "ой” – значит, совесть нечиста, – грозно уставился на Валентину Кудинов.

– Чиста, чиста! – засмеялась Осич. – Я не против: давайте спросим леди. Леди не врут.

– А вы, Анна, согласны? Светлова кивнула. Такая игра ей на руку. В каждой шутке есть доля шутки. В каждой игре есть доля игры. Играешь, играешь… А потом смотришь, а что-то в итоге выходит и всерьез.