Текст книги "Краски. Путь домой. Часть 5"

37

Одни кованые ворота сменились другими в считанные минуты, Мелани даже не успела осознать, что она делает и для чего. Голова сама сообразила, что за окном выходной день, и отец близнецов может побыть с детьми, обратившись за помощью к старшей дочери. Ноги сами понесли ее тело в комнату своего родителя, а губы, не советуясь с ней, произнесли отчетливо и уверенно:

– Едем, я готова.

Последующая череда телодвижений тоже была организованна кем-то, кто имеет филигранную настройку ее души, потому что готовой она не была, однако оделась вполне прилично и даже расчесала волосы для столь далекой от романтики поездки.

Огромный металлический крест на воротах напомнил ей о кошмарной процессии, когда под проливным дождем они хоронили часть своей семьи и сердца. Бедный Нил, едва достигший полного совершеннолетия! Он так мечтал добраться до этой возрастной отметки, чтобы начать покупать самостоятельно алкоголь, который он не переносил даже на запах, но все же жаждал свободы на этом поприще. И вот он достиг. Лучше бы он запил, честное слово! Мелани тяжело прерывисто вздохнула и решилась выбраться из недр «Ленд Крузера», подгоняемая чистым светлым взглядом отца.

– Я буду рядом, Мелани, – просипел он. – Мы нужны ему так же, как и друг другу.

В конце концов, это всего лишь земля, пепел и камни, а самые страшные демоны, как поняла это женщина год назад, живут внутри нее самой. И чем скорее их отпустить, тем чище будет в сердце. Максимум, что она теряла, набравшись смелости сделать это, – свое лицо, но сегодня оно волновало ее меньше всего. Готовая бесстрашно взглянуть своим драконам в глаза, младшая сестра усопшего выбралась из «Тойоты» на залитый солнцем асфальт парковки и двинулась внутрь ворот, чуть пошатываясь. Вскоре ее догнал отец и предложил локоть для поддержки, который Мелани с благодарностью приняла.

Лес каменных надгробий и крестов встретил гостей серым монументальным стоном. Каждая могила плакала прерванной жизнью, тянула землистые руки в негласном крике, стараясь зацепить хотя бы часть живого, но натыкалась лишь на равнодушные лапы кедров и лиственниц, таких же корявых и изуродованных, как тела, покоящиеся под ними. Ядовитый салатный газон, будто раскрашенный неоновыми красками Алексы, слепил и вызывал некое смущение своим неуместно развеселым видом.

Отец уверенно шел к северной части кладбища. Безмолвный и смиренный, он покрывал свою взрослую дочь какой-то незримой вуалью спокойствия, кружевной и воздушной. Мелани никогда не ощущала от предка подобного, но теперь, похоже, все изменилось. Его мягкие башмаки на тощих шнурках осторожно ступали на яркую кладбищенскую траву, пока внимательный взгляд тусклых старческих глаз не остановился на искомой плите. «Нил Портер», – прочла она имя брата, и слезы хлынули беззвучным потоком из ее глаз. Тот, кто собирал женщину в непростую для нее дорогу, очень предусмотрительно не стал использовать косметику.

– Привет, сынок, – крякнул отец и осел на колени к могиле.

Не изыскав в себе сил, Мелани последовала за ним, и половина оставшихся в живых из семьи Портер сплелись в объятиях, полных слез и воспоминаний.

Слов не находилось очень долго. Ветерок трепал волосы, собранные в конский хвост на затылке, смешивал запах ее духов с высыхающей на солнце сыростью кедровых шишек. Сухие и морщинистые, словно кора ближайших деревьев, руки родителя обхватили ее плечи. Где-то в кронах лиственниц даже чирикнула залетная птаха.

– Он был очень компанейским и говорливым, – вдруг начала Мелани чуть осипшим голосом. – Любимчик всех девчонок в школе. Странно, что ни с кем не встречался, наверняка, истинная любовь вытащила бы его из сокрытого от людей темного мира.

– Нил был влюблен в одну девочку, – отозвался отец к удивлению женщины. – Он никому не рассказывал, кроме меня, и даже меня попросил молчать. И я молчал, но, думаю, сейчас ему уже не так важно затворничество. Изабелла Робертсон. Она была лучшей подругой Эммы, помнишь? Старше него на три года, прошедшая с Эммой все посиделки с капризным и вредным младшим братом, она даже не смотрела на него как на мужчину. Нил, достигший восемнадцатилетия, очень страдал по девушке, а та, ничего не замечая, встречалась с кавалерами постарше. Так он и оставил попытки что-то изменить.

– Он мог поговорить с нами! – Воскликнула Мелани и тут же поняла: не мог.

Отец промолчал. Казалось ужасно уютным сидеть на кладбищенском газоне и вспоминать былое, словно и места лучше не найти. Мелани устроилась поудобнее, будто сейчас они сидели на воскресном пикнике втроем, вдали от суеты и проблем.

– Я до сих пор не верю, что его не удалось спасти, Мелани, – проговорил отец, зависнув взглядом на могильном камне. – Помню, будто это случилось вчера, как ты прибежала испуганная, хотя Нил и раньше закрывался в своей комнате. Помню его голубоватое лицо, которое начало немного розоветь, когда мы его сняли. Я свято верил, что машина «скорой» забирает его на осмотр и реабилитацию, чтобы немного подлатать, помочь справиться, выходить…

– Пап, – всхлипнула женщина, – я еще снаружи от его двери поняла: случилось что-то страшное и непоправимое, что не получится исправить.

Мужчина смерил дочь продолжительным взглядом помутневших глаз и сокрушенно покачал головой.

– Да, женщины более восприимчивы к видению будущего. А что ты думаешь насчет мамы? Как она сейчас?

Неожиданный вопрос поставил Мелани в тупик. Она и думать не думала о маме, даже в мыслях не возникало ее образа с тех пор, как в особняке поселился отец. Казалось, что их система наконец-то стала полноценной, счастливой, насыщенной – без нее, которая много лет мучила их семью никому не нужными требованиями. Однако теперь она поняла, что дыра в сердце отца от потери сына и старшей дочери, граничит с не менее болезненной дырой от потери жены.

– Я думаю, у нее все хорошо, как и у нас, – произнесла Мелани, желая поддержать пожилого родителя. – Работает, убирает дом, раскладывает все по полочкам в алфавитном порядке. Все, как она любит.

Легкий трескучий смешок сорвался с его губ, и отец снова умолк. Над головой ветер шуршал длинной кедровой хвоей. Выплаканные слезы смыли многолетнюю боль и скорбь, и теперь память о брате наполнялась золотистой энергией любви и бережливости к тем, кто остался жить.

Мама. Как она там? Ведь их жизнь касается и ее тоже. Вдруг Мелани остро захотела увидеть Офелию Портер, прижать к себе, принять со всеми ее мелочными и немного чудаковатыми манерами. Ничто не может быть важнее жизни, а все милые особенности характера – это лишь проявление внутренних страхов и зажимов человека. Как же Мелани была глупа, сердясь на строгую родительницу. Сейчас, если бы бог дал им еще один шанс, она бы стала выстраивать совсем иные отношения с родной женщиной.

Вздохнув глубоко, Мелани поднялась с травы на ноги. Она с любовью и нежностью оглядела сидящего возле ее туфель отца и протянула ему руки, помогая встать.

– Теперь к Фелиции, – твердо произнесла она. – Я готова их отпустить.

Словно почувствовав ее настрой, взбодрился и отец. Он поднялся с травы и, отряхнув чуть пыльные колени, привычно протянул локоть своей любимице.

Главный проспект города мертвых вывел посетителей к знакомым воротам, но пара не пошла в них, а направилась восточнее, туда, куда убегала узкая дорога в одну машину, к старому бетонному забору, поросшему плющом и диким виноградом. В паре улиц от него отец остановился возле невысокой гранитной плиты, под которой скрывалось единое вместилище для двух сожженных тел супругов.

Фелиция и Адам Викуния покоились под пестрым розоватым камнем, шершавым и бугристым, отполированным лишь в том месте, где значились их имена и дата смерти – одна на двоих. Странно, но на могиле близких ей людей Мелани не ощущала более несогласия и несправедливости, как в день похорон, лишь благодарность к тетушке и бесконечная любовь жили в сердце гостьи кладбища спустя годы после аварии. Женщина потопталась возле места захоронения и, не изыскав для себя ничего, что могло бы быть сказано дорогим покойникам, обратилась к живому спутнику:

– Идем, тут все в порядке.

Удивленно взглянув, на дочь, он припал на одно колено перед родственниками и коснулся плиты кончиками пальцев. Постояв так немного, словно сказав изнутри самое важное сестре своей супруги, отец тяжело вздохнул, поднялся с травы и крепко обнял Мелани, уткнувшись подбородком в ее плечо.

Ветер улегся. Солнце щурилось между раскидистых ветвей сосен и щекотало носы серым могильным плитам и высоким крестам. Птичий гомон заполнял пространство веселой трелью, колебал ушные мембраны и вызывал улыбку на лице. Жизнь продолжалась, хоть и были события и чувства, после которых казалось иное, но не им было решать, кому жить, а кому уходить дальше в другой мир, более тонкий и светлый. Совсем не им. Летнее добродушное светило, радостное тому, что снова может наблюдать за жителями Сан-Франциско с чистого небосвода, любовно улыбнулось, провожая взглядом две обнявшихся родных фигурки, покидающих территорию кладбища в Уинстон Манор.

38

Кристофер уставился непонимающим взглядом на агрегат, вставший посреди кабинета, отданного сыном в полное распоряжение.

– Это, по-твоему, кульман? – Гневно провозгласил он.

– Это – кульман, да, – кивнул ребенок, который в детстве не держал в руках мобильного телефона, а теперь имел в нем целую жизнь. – Тот кульман, который просишь ты, найти нереально, это прошловековой атавизм! Сейчас уже никто не чертит руками и линейками, ведь есть более точные инструменты.

Старший мужчина почувствовал себя седым динозавром, которому уже неплохо бы вымереть и освободить место под солнцем более открытому молодому поколению, например внукам. Когда он согласился поработать на сына и возглавить архитектурный отдел, он вспоминал свои наработки на новорожденную «Траст Инкорпорейтед». Там он был королем, которому смотрели в рот и жадно впитывали все, что он говорит. Но времена меняются, это тебе не исследовательский институт, где разрабатывают одну и ту же технологию десятилетиями. Похоже, зря он согласился уехать в свое время в Торонто и законсервировать свой строительный талант.

– Оливер, я не представляю, как это работает, – несвойственно тихо для него признался Кристофер, виновато взглянув на сына.

– Лиз ищет для тебя подопечного, – кивнул тот, догадываясь о сложностях шестидесятишестилетнего отца. – Студенты научат тебя управляться с техникой, а ты их – всему остальному. Потому что, кроме виртуозного владения мышью, архитекторы сейчас ничего не умеют.

Похоже, Оливер обладал недюжинным терпением, склеивая отставших от жизни стариков со спешащими жить юнцами, которых и тех, и других в его конторе было полно. Хорошего сына они все же воспитали с Джулианной. Кристофер, сдавшись, покачал головой и повалился в мягкое кресло, недобро поглядывая на современный кульман. Словно рояль, он по совершенно неведомым причинам стоял у него в кабинете, и, понятно дело, с его умениями управляться с ним, был абсолютно ни к чему, в равной степени, как и клавишный инструмент. Впрочем, на рояле он бы сбрякал какую-никакую музыку, больше напоминавшую шум, но этот же экспонат!..

Дверь за сыном закрылась, и Кристофер остался один. Насторожено поглядывая на трехногого пластикового гиганта с серым экраном и одной единственной палочкой, служившей, видимо, полным набором инструментов чертежника, Кристофер поднялся и обошел врага со всех сторон. Тот дружественно поворачивался к нему боками, словно заявляя: «я не такой страшный, как ты думаешь!», и, казалось, ничего не имел против знакомства. Нажав единственную на панели кнопку, которая точно не могла быть командой к самоуничтожению, мужчина услышал знакомый гул, как от системного блока компьютера. Экран зажегся и явил его очам тот же серый рабочий стол, на котором теперь высвечивались несколько сиротливых ярлычков.

– Ну, что, малыш? Давай знакомиться? – Прокряхтел Кристофер, давненько не чувствовавший себя идиотом.

К вечеру он почувствовал им себя еще больше, потому что ничего сложного в агрегате не оказалось. Кульман услужливо выкидывал подсказки новому пользователю, и уже после обеда мистер Траст-старший, весело насвистывая вальс с выпускного школьного бала, ваял свое первое творение.

Дело шло относительно легко. Было странно снова почувствовать себя творцом в столь преклонном возрасте, но, казалось, что даже его остеохондроз, мучивший спину от бесконечного сидения за столом с горой бумажек, исчез, уравновесившись огромными крыльями, на которых и полетел ваятель к светлой цели. Он забыл обо всем на свете, утонув в былых умениях. И крайне удивился, когда в кабинет заглянул сын с не менее удивленным лицом.

– Ты решился его включить?

– Мы уже начертили фундамент торгового центра и приступаем к несущим конструкциям, – горделиво заявил отец.

– Мы? – не понял Оливер и вошел внутрь в поисках невидимого помощника.

– Да, этот парень очень умен и помогает мне, когда я теряюсь.

Смерив изумленным взглядом своего престарелого отца, директор корпорации все, наконец, понял, и рассмеялся. Давненько Кристофер не слышал его хохота, как же вырос их мальчик вдали от родителей. А ведь прошлым сентябрем он отметил сорокалетие! Время летит неумолимо…

Архитектор представил, как, вернувшись домой после продуктивного трудового дня, он будет рассказывать супруге о своих достижениях таким тоном, словно ничего экстраординарного не произошло, а Джулианна снисходительно поцелует колючую щеку мужа, ощущая его распирающую гордость за себя и сына. Потому что он мог скрывать чувства от кого угодно, но не от нее. Эта женщина имела уникальную особенность – читать его мысли, что часто было очень удобно в течение совместной жизни, но изредка – безмерно невыгодно.

Тем не менее, Кристофер от нее никогда не защищался. Лишь единожды в жизни они оказались по разную сторону баррикад, когда врачи поставили им диагноз «бесплодие». Оливеру тогда было шесть лет, а пара усердно старалась зачать ему братика или сестренку, но доктора пресекли все их попытки заявлением о тщетности. Получив приговор в трех независимых клиниках, Джулианна отказалась от неестественного зачатия детишек, отвергнув протокол экстракорпорального оплодотворения наотрез.

– Это немыслимо, Кристофер! – Возмущалась она. – Не представляю, что малыш, который ожидается в теплой постели будущих мамы и папы, является миру в холодной пробирке!

– Но иных вариантов нет, если мы хотим еще детей! – Отвечал супруг. – Посмотри, как одиноко Оливеру в полупустом доме, неужели ты не хочешь скрасить его жизнь близкими людьми?

– Хочу, но не таким путем. Пусть будет так, как бог ведет нас.

И он привел их к сегодняшнему дню, каким бы он ни был. Сан-Франциско, густые облака на небе и пронизывающий ветер с океана, офис на фирме сына с огромными окнами и светло-фисташковыми стенами, удобные разношенные мокасины, которые сын назвал «тапками старьевщика», и один ребенок. Жалел ли Кристофер, что не настоял на манипуляциях? Да. Но рад ли он, что не разбил их брак на части своими уговорами, просьбами и настоятельным шантажом? Тоже «да», потому что на этом и зиждился их союз все эти годы. Он никогда не пытался сломать супругу, а она – всегда считалась с его мнением и делала все возможное, чтобы удовлетворить обоих.

Его чудесная красивая Джулианна. Узнает ли она когда-нибудь, насколько он сожалеет, что Оливер так и остался их единственным сыном?

– Как прошел день? – Встретила она его привычным за сорок два года совместной жизни вопросом.

– О, замечательно, – отозвался Кристофер немного задумчиво, опечаленный воспоминаниями былых лет. – Оливер прекрасный директор, под стать своим сотрудникам. Что у нас на ужин?

Он никогда не задавал подобного вопроса, ел все, что стоит на столе, не заказывая блюд и не ожидая чудес. Разумеется, и сегодня ответ его мало волновал, но у него вдруг не вышло обсуждать прошедший день с тем азартом, с которым он мечтал, приручая электронный мольберт. Душа не видела теперь в его достижении особого героизма, скорее, принимала эту чушь как должное, само собой разумеющееся.

– Каков отец, таков и сын, – парировала Джулс, явно желая подбодрить мужа комплиментом, и тот поспешил улыбнуться, чтобы не огорчать ее. – Что тебя беспокоит, Кристофер? Ты неловко чувствуешь себя под началом Оливера?

– О, нет! – Поспешил он откреститься от обсуждения того, о чем остро не желал думать, искренне недоумевая, чем женщину не устроил разговор о еде. – Он совсем не пытается руководить мной. Знаешь, Оливер вообще очень хороший человек! Разумный. И справедливый. И какой-то философствующий, прям как ты!

– Я поняла: ты жалеешь, что у нас только один ребенок, – ответила супруга, отложив все дела и взглянув ему в глаза. – Я тоже, если честно. Наблюдая за сыном, я частенько вспоминаю наши беседы тех времен. И знаешь, Кристофер? Я сожалею, что не послушала тебя. Если бы их сейчас бегало четверо, то пути, которыми их души пришли в наш мир, были бы не слишком-то и важны. Зря я так настырно пыталась играть в бога, нужно было рассмотреть все возможности.

Он во все глаза уставился на нее, такую родную и близкую, и такую проницательную до критериев, когда от своей женщины не скрыть ничего, даже для ее же блага. Не имея слов, мужчина сделал шаг к самому удивительному человеку в его жизни и обнял.

За окном кухни садилось солнце и щебетали неугомонные птахи, несогласные с тем, что день подходил к концу. Он вместе с ними не желал соглашаться с тем, что к концу подходила вся их жизнь, странная и спонтанная, но такая теплая и уверенная, благодаря его удивительной жене. Как же он мог скрасить ее тоску в столь преклонном возрасте?

– Знаешь, Джулс, а давай усыновим малыша? – Просиял он. – Подожди, не отсекай мои бредовые мысли. Ты сейчас дома, вы чудесно поладите! Мы еще не так стары, чтобы уйти к создателю, не дорастив его до совершеннолетия. А если и соберемся, у нас есть прекрасный сын, который позаботится о младших братьях и сестренках. Что ты думаешь по этому поводу? Нет-нет, ты не ругайся, просто подумай!

Вместо ответа Джулианна рассмеялась легко и заразительно. Теперь уже и он улыбался, сам не понимая, что веселого может быть в детях на седьмом десятке, когда у Оливера есть парочка новехоньких младенцев на поддержание родительского энтузиазма в старшем поколении.

– Я думаю, что ЭКО было гораздо менее авантюрным решением в нашей жизни, несмотря, что оно только начинало появляться как медицинская процедура, – ответила собеседница мягким тоном, когда смех иссяк. – И еще я думаю, что мы с тобой – абсолютно безбашенные старикашки, возжелавшие невозможного вместо того, чтобы спокойно уйти на тот свет. Я согласна!

Миллионы веселых складочек сложились вокруг ее счастливых глаз, в момент заискрившихся тем самым озорным блеском, за который он готов был положить свою жизнь к ногам супруги, и он поцеловал каждую из них, покрывая нежными прикосновениями лицо любимой женщины. И, лишь осознав ее слова в полной мере, он заметил прохладу на своих щеках от слез счастья, лившихся из его старческих, видавших жизнь со всеми ее ухищрениями глаз.

39

Радуясь первому дню без встреч за последние три недели, она взглянула украдкой на своего напарника, сидевшего теперь за самым близким к их стойке столом для короткого контакта с начальницей. Райан закопался в бумагах, исследуя документы по новым контрагентам и систематизируя их. Его русые соломенные волосы, лежавшие жесткими пучками на лбу и ушах, теперь были единственным признаком небрежности в образе, и то лишь потому, что не поддавались никаким укладочным средствам. Гладковыбритое лицо, хорошо сидящий костюм и опрятно завязанный галстук стали визитной карточкой помощника исполнительного директора корпорации, некогда отличавшегося неопрятностью и неряшливостью.

От того неуверенного в себе Райана Пристли, который полтора года назад разбил губу Джиму Палермо, не осталось и следа. Перед ней теперь сидел амбициозный креативный воин с внутренними силами, едва ли уступающими ее прошлому напарнику, только выраженными не в мышечном эквиваленте, а в интеллектуальном. Пожалуй, не будь в ее жизни Грегори, а в его – восхитительной Барбары, Лиз бы рассмотрела нетронутое сердце подопечного в качестве цели. Впрочем, если бы в ее жизни не появился настойчивый начальник АйТи отдела, Лиз бы ни за что не решилась на роман с сослуживцем.

Легкий гул улья заполнял их офис, преобразившийся за последние полгода. Ким расслабилась и, сложив латы до лучших времен, стала заглядываться на представителей противоположного пола. Винсент Джекилл сделал, наконец, предложение Ивонне, и теперь весь отдел менеджеров с нетерпением ждал даты свадьбы двоих сотрудников. Винни с Ив стали новой парой для обсуждения, сместив с пьедестала обмусоленных со всех сторон помолвленных Селесту Родригес и Дастина Лонга, уже полгода планирующих свое бракосочетание. Клодия Форест, старшая подружка невесты, все больше времени проводила в обсуждениях нюансов свадьбы с Тэрри Уайтсбергом, назначенным шафером Винни, и от внимательных глаз наблюдателей не укрылся интерес пары друг к другу, не ограниченный лишь деловыми разговорами.

Не сбежала от любовной стрелы Амура в сердце и строгая Грейс Боринг, главный менеджер и мама двоих разнополых близнецов. Мэгги, уговорившая женщину на танцы с шестом у себя в группе, познакомила ее со своим старшим братом, и, судя по яркому взгляду и ослепительной улыбке строгой темнокожей женщины, брат мулатки пришелся ей по нраву.

Разнузданный Тэдди Макалистер, бравший недавно пару отгулов, признался, что ездил к родителям в Миннесоту, чтобы познакомить с предками будущую мать своего ребенка. Предложение девушке он так и не отважился сделать, за что собрал полную пачку нареканий от сотрудников, но сам факт признания своего малыша уже осветил офисного ловеласа и кутилы совсем с другой стороны, непривычной и удивительной.

Единственный одинокий в их команде первого этажа остался Джейк Макфи, работающий у них всего полгода, но уже подающий огромные надежды. С этим, Лиз чувствовала, проблем не будет. Ответственный и очень обходительный Джейк отличался мягким нравом и яркими рыжими волосами, которые в компании карих глаз и острого носа создавали милейшую кукольность, остро напоминавшую лисе их бывшую сотрудницу, Тамару Пауэл, а в девичестве мисс Панову. Их вместе с Пенелопой, ставшей мамой ровно через месяц после своей товарки, Лиз навещала незадолго до поездки в Фолсом к Брендону Кирби.

А тем временем, дети знакомых росли. Сын Райана уже разносил дома утварь хоккейными клюшками, хотя совсем недавно начал жить свой шестнадцатый месяц. Британи Стэнтон собиралась отпраздновать свой первый день рождения в конце сентября, и Гвен уже вовсю готовилась к этому событию, донимая Алана вариантами проведения торжества. Пенелопа и Тамара же пока были далеки от подобных дум. Девушки мерно катали коляски с малышами по близлежащему парку, где Лиз и присоединилась к ним, искренне радуясь общению с подругами. Новоявленные мамочки цвели, пахли и всеми фибрами души показывали, как гармонично вошла в их жизнь роль материнства. Глядя на них, Лиз даже позволила себе думать, что однажды она станет родительницей своих младенцев, и ее жизнь не будет состоять исключительно из дел «Траст Инкорпорейтед».

Вот только Кристофер и Джонатан Трасты, которых Лиз видела в последний раз на выписке Дениэла из клиники, оставались недоступными для ее воззрения. С семьей шефа она не общалась с тех пор, ощущая за собой некую вину перед каждым из них, хотя явных причин к дискомфорту не было. Причем, Лиз не могла толком понять, что ее больше смущало в общении с друзьями: поведение исхудавшего бородатого типа, подтолкнувшего ее к поездке домой, или негласное обвинение в предательстве его воинственной подруги, но девушка не виделась с потерпевшими вот уже третью неделю, и даже не могла придумать веский предлог, чтобы позвонить.

– Просто спроси, как у нее настроение в столь гадкую погоду, и дело с концом! – Посоветовала ей Ким, уставшая слушать истории о том, как сложно восстановить общение, ничего не делая. – Алекса вменяемая, она все поймет. И ты поймешь по ее голосу, пришелся ли ей по душе твой звонок.

Проще не бывает! Но Лиз тянула, сама не понимая своего смущения.

В принципе, ей и без этого жилось неплохо: все свободное от работы время занимал Грегори и две его семьи, а с недавних пор и тетушка Кассандра, ставшая ей почти что матерью. Лиз созванивалась попеременно то с ней, то с миссис Дженкин, планирующей теперь все их встречи через девушку сына, то со Стеллой, которая наотрез отказалась быть миссис Томпсон, как не старалась мисс Харви выразить ей свое почтение, вспоминая лекцию Грега относительно начальства. И раздумья насчет Алексы могли длиться еще сотню лет, если бы тетя Касси не прислала сообщение в разгар ее душевных метаний: «позвони ей, она страдает так же, как и ты».

Лиз вздрогнула и принялась озираться по сторонам в поисках провидицы, но тут же рассмеялась, понимая, что даже если бы за ее спиной стояла рота наблюдающих, зов ее сердца мог услышать только очень близкий к нему человек. Она поблагодарила вездесущую тетку и, набрав номер подруги, прислонила смартфон к уху.

После третьего гудка из трубки послышался знакомый голос:

– Алло!

– Привет, как твое настроение в столь гадкую погоду? – Не думая, повторила Лиз наставления мисс Холли.

Ответом ей был звонкий смех девушки, которого она уже не слышала пару месяцев, с тех пор, как парк «Голден Гейт» перенес вопиющий террористический акт, о котором галдели все новостные каналы.

– Привет, Лиз! – Проговорила Алекса, отсмеявшись, вполне себе счастливым тоном. – Это Ким посоветовала начать разговор так, да?

Лиса покраснела и прикрыла глаза от смущения. Видимо, такая фраза что-то значила для подруг, но для нее это были просто слова.

– Когда светило солнце, Ким сетовала, что ей приходится надеть очки, потому что болит голова от ослепительного света, – принялась объяснять собеседница, пока Лиз справлялась с эмоциями. – Когда было пасмурно, она ругалась, как тускло и мрачно за окном, а когда шел дождь, она недовольствовала, что теперь снова придется брать с собой зонт, который она терпеть не может. Хотя, по сути, ей нет дела до погоды.

Все это Алекса вещала с какой-то душевной теплотой, расслабляя ее напряженную шею. Все так же прижимая трубку к уху, Лиз опустилась на ближайший кухонный стул. В тоне подруги не было и тени обиды, Ким была права, стоило лишь набраться смелости и позвонить. И девушка собралась было уже расслабиться, когда собеседница пригвоздила ее к стулу насмешливым выпадом:

– Ну а теперь, раз даже Ким советовала тебе позвонить, рассказывай, что тебя беспокоит.

– Нет-нет, я не… – Начала она, но тут же вспомнила, как обещала себе быть смелее. – Алекса, я бы хотела увидеться с тобой. Мы нечасто встречались в последнее время.

На том конце трубки повисла тишина, тянувшаяся целую вечность.

– Полагаю, воскресенье у меня свободно, – выдала, наконец, приятельница со вздохом.

– Воскресенье, прекрасно! – Излишне позитивно воскликнула Лиз, и сердце ее сжалось от предстоящего разговора.

И снова девушки смолкли, скованные недосказанными ранее словами. Лиса не знала, как продолжить беседу. Рассказы о своей жизни она сочла неуместными, но и собеседница молчала, вероятно, пережив за время расставания целый спектр эмоций.

– Расскажи, как ты поживаешь? – Попыталась выдержать обычный тон Алекса. – Как дела у Грегори?

И тут Лиз прорвало. Она принялась вещать обо всем подряд: об их общих знакомых из офиса, о своем общении с семьями и поездке в Фолсом, о свиданиях Ким, неизменно заканчивающихся фразой «он идиот», о своих волнениях насчет Грега, который ворует ее кольца, а потом кладет на место – тут Алекса усмехнулась, но промолчала; о знакомом обеим новом сотруднике корпорации, возглавившем архитектурный отдел в дочерней проектной фирме, и о скучании офиса по их долговязому сотруднику, так неожиданно покинувшему офис.

– Мы обязательно заедем с Дениэлом на днях, он собирался переговорить с папиными юристами относительно своего дела, – пообещала Алекса.

– Дениэл? Свое дело? – Изумилась Лиз.

– Да, они с мистером Хукри открывают транспортную компанию при «Траст Инкорпорейтед», отец не говорил?

– Нет, не говорил, – сокрушенно протянула помощница директора. – Он вообще сбежал на третий этаж к мистеру Трасту, оставив все дела на нас с Райаном. Теперь прозрачный офис используется как переговорная.

Беседа вывела подруг к обсуждению их свидания в выходные, и Алекса с радостью поддержала идею о совместной прогулке в парке и последующем обеде в каком-нибудь кафетерии. Воскресенье обещало девушкам теплую погоду с ярким солнцем, ту самую, которую ненавидит Ким, как раз такую, которая образовалась в сердце Лиз от звонка подруге. Если бы она раньше знала, чем может обернуться ее смелость, давно бы набрала номер Алексы, не переживая, что может оказаться не у дел.

Как порой одного шага навстречу бывает достаточно, чтобы расстояние сократилось! Или одного слова, чтобы завязался теплый диалог.