Текст книги "Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы"

– Ох, ты! – восхищенно воскликнул Вадим, глядя на нее во все глаза.

– Нравится? – смущенно спросила Настя.

– Нет слов. Супер! Ты ослепительна. Мы зайдем за Белоконевыми?

– А они идут?

– Собирались. Правда, Наташа сначала тоже заупрямилась, но потом согласилась. Так какая кошка между вами пробежала, если не секрет?

– Секрет! – отрезала Настя. – Ты звони им, а я внизу подожду.

По дороге во Дворец подруги старательно не смотрели друг на друга и помалкивали. Молодые люди сначала безуспешно пытались их рассмешить, но потом тоже примолкли, – так, молча, и дошагали до Дворца. И только в гардеробе, когда Вадим снял с Насти пальто, Наташка не удержалась.

– Ничего себе! – изумленно воскликнула она, вытаращив глаза на Настин наряд. – А прибеднялась: денег у предков нет. Небось, пол-автомобиля стоит.

– Не знаю, – честно призналась Настя, – это мамино. Я стащила у нее из шкафа. Давай помиримся, а то перед ребятами неудобно.

– Давай, – сразу согласилась Наташка. – Отойдем к зеркалу. Хочешь, новость скажу.

– Ну?

– Ты давно видела своего Бориса?

– Да уже пару недель назад. Только он такой же мой, как и твой.

– Новиков сказал, что Бориса забрали в милицию. Он мне позвонил, когда ты ушла. Думал, ты у меня, у вас никто не брал трубку.

– Да ты что! А за что?

– Они с пацанами гуляли в Студенческом парке, а там у девчонки цепочку сняли. Ну, она сразу в крик, и милиция всех загребла. И вроде, она на Бориса указала и на еще одного парня. Теперь их судить будут.

– Какой ужас! А Борис что?

– Он, конечно, отказывается. Только, кто ж ему поверит. Говорят, его папаше втихую предложили: двадцать тысяч – и никакого суда.

– Кто предложил? Может, это провокация?

– Не знаю. Менты, наверно. Сережка говорит, что вообще это все подстроено. Знают, что у его папаши деньги водятся. Борис у них уже два дня сидит, но пока упирается, не признается.

– Наташа, ты соображаешь, что говоришь? Милиция – как можно?

– Ну да, ты еще веришь в сказки про доброго дядю Степу. Только в жизни все иначе.

– Не мог Борис это сделать, – уверенно сказала Настя. – Насколько я успела его узнать, не мог. Вот ужас! Чем же ему помочь? Может, в милицию сходить, заступиться? Сказать, что он человек порядочный, что мы его знаем.

– Ага, только тебя там не хватало! Не вздумай встревать – тебе же еще и достанется. Зря я тебе сказала.

– Я с папой посоветуюсь, может, он чем поможет. Все-таки у него связи.

– Ох, Настя, не вмешивай ты в это дело родителей. Забудь! Пошли, ребята ждут.

Но настроение Насти резко упало. И дело было не только в Борисе. Этот парень ей не нравился, и его длительное отсутствие она восприняла с большим облегчением. Подумала, что он все понял и решил оставить ее в покое. А оказывается вот в чем дело.

Насте стало жутко. Жившая в ней безмятежная уверенность, что справедливость всегда торжествует, рухнула в одночасье. Выходит, человека можно обвинить в чем угодно, если это кому-то выгодно. Даже невиновного. И ничего не докажешь. Боже, в каком страшном мире она живет. И люди, которых она считала всесильными, даже такие, как ее отец, ничего с этим поделать не могут. Наоборот, сами могут нарваться на неприятности. Конечно, ведь их вмешательство может повредить чьим-то меркантильным интересам.

Бедный Борис! Как ему, наверно, там плохо и страшно. И не на кого надеяться. Ведь если даже его отец не может помочь, – иначе бы парень уже был на свободе, – то кто же может?

А она еще была с ним такой недоброй. Презирала его. А собственно – за что? За то, что нравилась ему, что он этого не скрывал. Но ведь он не виноват, что любил ее, – как умел. Разве за это презирают? Ведь она тоже любит, правда, другого. Но могла бы хоть попытаться понять Бориса, посочувствовать ему.

А вдруг это он сорвал цепочку? Ведь она его почти не знает. А если это правда?

– Настенька, что-то случилось? – Тревожный голос Вадима оторвал ее от тягостных размышлений. Рассказать ему или не стоит? Интересно, как он отнесется к чужой беде?

Едва подумав об этом, Настя уже поняла, как. Конечно, не останется равнодушным. Тем более что Борис ее знакомый. Потому что – Настя вдруг ясно почувствовала, – она тоже нравится Вадиму. От этой мысли состояние безнадежности сразу испарилось. У нее есть Вадим, он всегда ее защитит, не допустит, чтобы с ней случилась беда. И когда-нибудь они будут вместе.

Она взглянула ему в лицо, и горячая волна счастья хлынула ей в душу. Какой он красивый! Вроде бы в отдельности все обыкновенное: лоб, брови, глаза, губы… Но собранное воедино – нет прекраснее. Этот взгляд – внимательный и такой… острый, как укол в сердце. Его рука на ее талии, а в другой ее ладонь. И эта улыбка – сочувственная и все понимающая.

Наталья куда-то исчезла, и они остались вдвоем. На какое-то время мысли о Борисе покинули ее. Она наслаждалась музыкой, близостью Вадима, самим танцем – таким плавным и нежным. Танго. О, танго! – ты танец моей любви.

Краешком глаза она заметила Никиту, танцевавшего с незнакомой высокой девушкой. Он улыбнулся Насте, но его улыбка была какой-то невеселой. А может, ей показалось? Оркестр заиграл быстрее, пары разделились, и каждый стал танцевать, кто во что горазд. Настя залюбовалась ловкими красивыми движениями Вадима, тоже задвигалась в такт музыке – и вдруг почувствовала острую боль в пятке. Жавшие туфли, наконец, дали о себе знать.

Она отошла за колонну, стянула туфельку и потрогала кожу над пяткой. Мокро – и как больно! Водянка. Да такая здоровенная! Она попыталась натянуть туфельку и едва не вскрикнула от боли. Так и осталась стоять на одной ножке под сочувственным взглядом Вадима.

– Не могу надеть, пятку растерла, – жалобно сказала она и чуть не заплакала. Что теперь делать? Идти в раздевалку босиком или прыгать на одной ножке? Вот опозорилась!

– Давай номерок, я принесу сапоги, – распорядился Вадим. – Ничего страшного, пойдем, прогуляемся.

– Что случилось? – подошел к ним Никита. – Ногу растерла? Как тебя угораздило?

– У мамы туфли стянула, – призналась Настя, – а они жмут.

– Ну и лапы у вас с Натальей. Кстати, ты ее не видела?

– Она танцевала с каким-то рыжим парнем. Но это было еще в начале дискотеки. А больше не видела.

– Опять кого-то подцепила. Ведь договорились идти домой вместе. Ох, допрыгается моя сестренка!

– Извини, Никита, но мы тоже уходим. – Вадим прямо посмотрел другу в глаза. – Танцевать Настя больше не может. Пойдем потихоньку домой.

– Да, конечно. Я немного задержусь, одну девушку хочу проводить. Здесь недалеко. Знать бы только, где Наталья. Ладно, пока.

И он ушел. А Настя с трудом натянула сапоги и, прихрамывая, направилась в гардероб.

Выйдя на улицу, они остановились от неожиданности: на город опустился густой-густой туман. Свет фонарей с трудом пробивался сквозь его плотную пелену, на расстоянии нескольких метров уже ничего не было видно. Размытые силуэты прохожих двигались, как в замедленной съемке, и автомобили непрерывно гудели, предупреждая друг друга.

– Как же мы домой дойдем? – растерялась Настя. – Ничего не видно.

– Сориентируемся, – успокоил ее Вадим. – Держись за меня, старого туриста. Так что у вас опять приключилось, если не секрет? Чем тебя подруга снова расстроила?

И Настя рассказала про знакомство с Борисом, про их встречи и его арест. Только о поцелуе умолчала.

– Он тебе нравится? – помедлив, спросил Вадим.

– Нет, совсем нет. Но мне его очень жаль. Понимаешь, Борис простой парень, может, не очень умный, но не подлец, это точно. Не мог он так поступить. Очень хочу ему помочь, но как, не представляю.

– Настенька, а ты на сто процентов уверена в его невиновности? Насколько я понял, ты и виделась с ним всего несколько раз. С кем он дружит, как проводит свободное время? А если ты в нем ошибаешься? Может, пусть лучше в этой истории разберутся те, кому положено? Тем более, что у тебя к нему ничего нет.

– Наверно, ты прав, – согласилась Настя. – Но у меня такое чувство, будто он ждет от меня помощи. Ведь не зря Сережа с Натальей поделился – знал, что она мне расскажет. Может, Борис его просил об этом?

– Но что ты можешь сделать?

– Не знаю. Может, для начала с папой поговорить? Он ведь заведует кафедрой, – у него всякие студенты учатся. Может, у кого есть родители из милиции.

– Что ж, попробуй. Хотя я бы не советовал. Думаю, у твоего отца своих проблем хватает – у кого их нынче нет. Ладно, был бы этот парень вам близким человеком.

– Но ведь должен же кто-то за него заступиться? Нельзя же так! А если со мной беда случится и все отвернутся – каково мне будет? Ты только представь.

– Нет, не надо, не пугай меня. С тобой ничего плохого не должно случиться. Но я прошу: если тебя что-то тревожит, делись со мной. Хочу, чтобы ты считала меня своим другом, настоящим другом, хорошо?

– Хорошо, – улыбнулась Настя, – спасибо тебе. Ты такой добрый.

За разговором они незаметно добрались до Настиного двора. Туман стал еще гуще, – свет фонаря почти не пробивал его. Они остановились у ее подъезда и постояли некоторое время молча.

Он решает, можно ли меня поцеловать, вдруг поняла Настя, еще подумает, что я только этого и жду. Надо прощаться. Но как не хочется!

– Я пойду, – нерешительно сказала она, – поздно уже.

– Как нога? Болит? – участливо спросил он.

– Да я как-то притерпелась. Но немного печет.

– Обязательно помажь «Спасателем». У вас есть?

– А что это?

– Мазь такая – сразу боль снимает. И заживет намного быстрее.

– Впервые слышу.

– Давай я в аптеку сбегаю, куплю. Она меня не раз в походах выручала.

– Ой, мне неудобно тебя утруждать.

– Ничего, я быстро.

Он проводил ее до двери и убежал. Дома никого не было. Настя зажгла свет и разулась. Нога выглядела угрожающе: огромный пузырь и краснота вокруг. Она протерла водянку одеколоном и осторожно проколола иголкой. Из отверстия вытекла желтоватая жидкость, и стало легче. Вскоре прибежал Вадим. Настя помазала болячку белой, пахнущей травами мазью, и боль сразу утихла.

– Уже не болит! – изумилась она. – Просто, чудо! Давай, я тебе деньги заплачу, мазь, наверно, дорогая.

– Никаких денег, – отказался Вадим. – Ну, как там рыба?

– Ой, я о ней совсем забыла! – И Настя кинулась в ванну. Рыбина неподвижно стояла на дне. Но едва зажегся свет, она поднялась к поверхности и открыла рот, явно ожидая подачки. Настя опустила в ванну палец, рыбина поплыла к нему, коснулась губами и, недовольно шевеля хвостом, отплыла. Под брюхом у нее висела длинная черная цепочка. Вскоре она оторвалась и медленно опустилась на дно.

– Опять проголодалась. – Настя покрошила хлеба и немного вареного мяса, – все это толстолобик с аппетитом съел.

– Во прожорливый! – Вадим потрясенно смотрел на рыбу. – Наверно, неделю не ел. Надо у него воду поменять, – вон сколько грязи на дне.

Во время этой процедуры в дверь позвонили. Настя пересаживала рыбину в таз, поэтому пошел открывать Вадим. Настя слабо надеялась, что звонит Наташка или, в крайнем случае, ее братец, но за дверью оказались родители. По затянувшемуся молчанию она поняла, что они изумленно разглядывают гостя. Плюхнув толстолоба в таз, Настя выскочила в прихожую.

– Папа, мама, познакомьтесь, это Вадим, Никитин друг, – затараторила она, покраснев до ушей. – Он мне помогает пересаживать толстолоба.

– Куда пересаживать? – поинтересовался отец. – И зачем?

– Он столько съел: и мяса, и хлеба – ужас сколько! А теперь на дне ванны – ну, сам понимаешь. Вот мы и решили поменять воду.

– Понятно. Что ж, приглашай своего гостя с нами поужинать. Вы, как я понимаю, с вечеринки. Кстати, я вспомнил: этот молодой человек встречал с нами Новый год. А где Наташа с Никитой?

– Мы их потеряли. – Настя покраснела снова. – Я ногу растерла, и Вадим помог мне дойти до дому.

– Чем это ты растерла? И кто тебе разрешил надевать мое новое платье? – сердито спросила мать. – Я за него еще даже не заплатила. Боже, да оно все мокрое!

– Так рыба. Мы же ее пересаживали.

– Нельзя было переодеться? Все платье забрызгала, – теперь стирать придется.

– Извините, мне пора домой, – заторопился Вадим. – До свидания!

– Куда же вы? А поужинать? Да прекрати ты со своим платьем! – сердито прервал жену отец. – Не уходите, оставайтесь.

– Нет, нет, спасибо, мне пора! – И Вадим быстренько ретировался.

– Чего ты к ней прицепилась? Постеснялась бы при молодом человеке! – напустился отец на Галчонка. – Платье пожалела, а дочь позорить не жалко?

– Подумаешь, молодой человек! Рано ей еще кавалеров заводить – пусть сначала школу окончит. Берет без разрешения мои вещи, а ты потакаешь. Если хочешь знать, это платье я взяла у нашей лаборантки, еще сама не мерила. А твоя доченька уже успела его выгваздать.

Не желая больше слушать перебранку родителей, Настя переоделась и пошла в ванную. Толстолоб смирно сидел в тазу, свернувшись калачиком. Вода не покрывала его спину, но он терпел.

– Бедненький! – пожалела его Настя. – Сейчас я тебе свежей водички налью, страдалец ты мой.

Зашедший в ванную отец заметил:

– Все равно ему в этой воде не выжить: она же хлорированная. Давай его почистим и пожарим. Так охота рыбки жареной.

– Только через мой труп! – отрезала Настя. – Интересно, ты сам ему будешь брюхо вспарывать или меня заставишь? Ты погляди: он же смотрит на нас человеческими глазами.

– Спусти воду, и он уснет.

– Нет! Он не уснет, он задохнется.

– Так что, он теперь здесь навсегда поселится? А купаться где?

– Буду его в таз пересаживать. А потом обратно.

– И долго это будет продолжаться? Может, его сразу отправить в реку, коли так?

– Там вода ледяная, а он уже привык к теплой. Может простудиться. У него начнется воспаление легких.

– У рыбы нет легких, у нее жабры. Чему вас в школе учат?

– Ну, воспаление жабр. Или жабер? Нет уж, пусть живет здесь, пока не потеплеет. Нечего было такого живого приносить. А теперь терпите. Через месяц выпущу его в Дон.

Галчонок с интересом слушала их диалог. По выражению ее лица было видно, что она уже простила дочь и одобряет ее решение. – Что с Федором? – спросила она. – Почему он из-под дивана не вылезает?

– Пытался поймать толстолоба лапой и свалился в ванну. Так толстолоб ему чуть хвост не отъел. Он так орал! Наверно, никак в себя не придет.

Во время их разговора рыбина стояла у края ванны, будто прислушиваясь. Заметив, что Настя опустила ладонь в воду, она подплыла и взяла в рот Настин мизинец.

– Щекотно! – засмеялась девочка. – Он снова есть хочет.

– Нет, вы обе, определенно, чокнутые. Кому расскажешь, со смеху помрут. Ну, шут с вами, делайте, что хотите. – Махнув рукой, отец направился на кухню. – Мы сегодня будем ужинать или нет?

– Сейчас толстолоба покормлю, и будем. Мам, достань яйца и ветчину. И муку – я омлет сделаю.

После ужина отец заглянул в комнату дочери. Та сидела на диване с книгой и усиленно пыталась делать вид, что увлечена чтением.

– Переверни книгу, – хмыкнул отец, – она у тебя вверх ногами. Значит, этого красивого юношу зовут Питером?

– Нет, – улыбнулась Настя. – Но он у меня с ним ассоциируется. Вадим родом из Питера и очень на него похож.

– И что у тебя с ним?

– Ничего. Просто друзья. Он из Никитиного класса.

– Это я уже слышал. Значит, просто друзья? – Отец испытующе глянул на дочь. – А может, не просто? Ну-ка посмотри мне в глаза.

– Ну, он мне нравится, – покраснела Настя. – А что?

– Нет, ничего. Похоже, здесь симпатия взаимная. Что ж, пятнадцать лет – возраст первой любви. Только ты не теряй голову, – а то у вас, нынешних акселератов, все слишком быстро происходит.

– Папа!

– Ладно, ладно, не тушуйся. Как там с физикой?

– А ничего хорошего: скачем галопом по Европам. Уже электричество заканчиваем, а задач толком не решали.

– Не страшно, вы к этому материалу еще вернетесь в десятом классе. Ты, главное, готовь программу лицея: решай побольше задач по механике, у них на вступительных проверяют, в основном, этот раздел. Но зато задачи дают довольно трудные. Ты хоть в них разбираешься?

– Да вроде, разбираюсь. Мы с Наташей уже почти всего Рымкевича прорешали. Лизавета сначала делала на нас квадратные глаза, а потом махнула рукой, – учите, что хотите. Даже не спрашивает. Говорит, чего вас спрашивать, – вы и так все знаете.

– Ну, хорошо, дочка, отдыхай, не буду больше тебе докучать.

Он вышел. Но едва Настя собралась стелить постель, как позвонил Никита. Тревожным голосом он сообщил, что Наталья домой до сих пор не явилась и неизвестно, где ее искать. И что он уже получил нагоняй от родителей. А когда возразил, что не обязан быть надзирателем этой вертихвостке, они пообещали оторвать ему голову, если с ней что-нибудь случиться.

– Настя, пойдем, поищем ее, – робко попросил Никита. – Может, она где поблизости отирается. Дома невмоготу – меня предки уже задолбали. Пусть только явится – я ей такое устрою!

Насте очень хотелось сослаться на больную ногу, но совесть не позволила. Все-таки родная подруга – а вдруг с ней действительно что-то стряслось? Испросив у родителей согласие, она похромала одеваться.

Ищи ветра в поле, подумала Настя, когда они с Никитой вышли со двора. На темных улицах было пустынно. Туман немного рассеялся, но все равно контуры редких прохожих едва угадывались. Они постояли, размышляя, куда идти, потом пошли направо. С таким же успехом могли пойти налево – вероятность удачи была одинакова. Пройдя два квартала и так никого и не встретив, повернули назад. Часы показали половину двенадцатого. Они снова остановились у ворот и долго стояли, ощущая в душе нарастающую тревогу.

Позади послышались торопливые шаги. Оглянувшись, они разглядели в мутной тьме Вадима, спешившего к ним. Оказалось, он позвонил Никите и, узнав о пропаже Наташки, решил присоединиться к друзьям.

– Может, в милицию сходим? – предложил Вадим. – Сообщат по рации нарядам, пусть они тоже поищут.

– Если до часу не явится, сходим, – хмуро отозвался Никита.

– А давайте сейчас позвоним. И в милицию, и в «Скорую». – Настя с жалостью глядела на мертвенно бледное лицо Наташкиного брата.

– Не, я домой не пойду, – отказался Никита. – Там меня мать живьем сожрет. Давайте еще подождем с полчаса, а тогда в милицию.

И они снова погрузились в тревожное ожидание, временами поглядывая на светившийся циферблат Никитиных часов. Минут через пятнадцать послышался шум машины. Вынырнувший из темноты милицейский уазик остановился возле их двора – из открывшейся двери выскочила зареванная Наташка в сопровождении пожилого милиционера.

В общем, история с ней приключилась ожидаемая – почти как на новогодней дискотеке. Очередной кавалер показался ей вполне положительным, и она позволила ему себя проводить. Но по выходе из Дворца к ним присоединились двое его приятелей, и они все вместе стали настойчиво звать Наташку в гости, – а когда она заартачилась, просто взяли под руки и поволокли к машине. Хорошо, что у нее хватило ума заорать. Ее вопль привлек внимание проходившего мимо патруля, и всю компанию забрали в отделение. Там их допросили, записали адреса, после чего отвезли Наталью домой. Что стало с теми парнями, ей неведомо.

Никита поблагодарил милиционера, сделав попытку сунуть ему купюру, но тот вежливо отказался и укатил. Едва машина скрылась в тумане, Наташкин братец схватил сестру за плечи и принялся ожесточенно трясти, приговаривая: – Еще раз… еще раз… такое устроишь… своими руками придушу! Чтоб уже больше никого не мучила!

– Да-а, а кто меня бросил? – вопила Наташка, размазывая слезы. – Эти смылись, а ты пошел свою дылду провожать! А я что – одна должна была возвращаться, да-а-а?

– Марш домой! – прорычал Никита и с размаху дал ей под задницу Наташка взвизгнула и понеслась к подъезду, приговаривая: – Все маме скажу: и как ты меня бросил, и что дерешься! – Мрачный Никита, не попрощавшись, пошагал следом.

Вадим с Настей молча глядели им вслед. Правота Наташки была очевидна, как и их общая вина, оставалось только благодарить Бога, что все закончилось благополучно. Когда брат с сестрой скрылись в подъезде, Вадим обнял Настю и притянул к себе. От неожиданности она онемела, неловко ткнувшись носом в его куртку.

– Обещай мне беречь себя, – глухим голосом произнес он. – Если с тобой случится беда, мне будет очень больно. Обещаешь?

Не поднимая глаз, она кивнула и, вывернувшись из его объятий, побежала через двор. Но у подъезда не выдержала, оглянулась. Он стоял, ссутулившись, на прежнем месте. Насте мучительно захотелось вернуться и еще раз прижаться к его куртке, – но, устыдившись, она стремительно нырнула в полумрак подъезда и понеслась к себе.

После этого случая Наташку вообще перестали выпускать по вечерам из дому. На ее возмущенные вопли Никита молча показывал внушительный кулак. Но однажды во время очередной истерики не выдержал и выдал:

– Ну, скажи, скажи, почему к тебе вечно цепляется всякая мразь? Почему к Насте и к другим порядочным девчонкам такие не пристают, а к тебе моментально?

– Откуда я знаю! – ревела Наташка.

– А я скажу: потому что ты так себя ведешь! Все эти твои ужимки, дурацкое кокетничанье и хихиканье умному парню до лампочки, а всяким подонкам, – то, что надо. Сама напрашиваешься! Сиди дома и носа не смей высовывать, пока не поумнеешь.

С горя Наталья еще усерднее налегла на учебу. Тройки по математике совсем исчезли из ее дневника, да и с русским наладилось. Благодаря частым диктантам она почти перестала делать ошибки. Но зато другие предметы были в сплошном пролете – на них ее усердие не распространялось.

– Ты что, совсем спятила? – возмутилась Настя, когда подруга схватила третью пару по химии. – Скоро конец четверти, а у тебя с химией полный провал. И по истории ни одной оценки, даже рефераты не пишешь.

– Так ведь их в лицей не сдавать, – беззаботно ответила Наташка. – Трояки во всех случаях в аттестат поставят, а больше мне не надо.

– А в лицее как будешь химию учить? Там ее по вузовскому учебнику изучают, а ты в основах ни бум-бум.

– Да, а если я не поступлю? Буду зубрить, как дура, эту химию, а она мне потом не понадобится.

– Натка, нет, ты невозможная! Можно подумать, что ты учишься ради оценок или лицея, а не ради того, чтобы просто знать. Неужели тебе ни капельки не интересно?

– На химии ни капельки! Более занудного предмета я не знаю. Не буду ее учить ни за какие коврижки. Мне и трояка хватит. А история – это вообще полный бред. Сегодня нам одно внушают, завтра другое. А послезавтра еще чего-нибудь придумают. Три учебника – и во всех история разная. Разве это наука?

– Ну тебя в болото! – рассердилась Настя. – Делай, что хочешь, только потом не обижайся. Как ты к предмету относишься, так и он будет к тебе, – по третьему закону Ньютона.

В общем, полностью убедить эту лентяйку Насте не удалось, но все же их разговор не прошел даром: Наталья слегка напряглась и стала уделять внимание остальным предметам. Тем более, что мартовская погода этому способствовала: практически весь месяц то дождь, то снег, а под конец и вовсе начались пыльные бури при минусовой температуре, – носа не высунешь на улицу.

– Будет, наконец, весна в этом году или нет? – тоскливо ныла Наташка, вглядываясь в хмурое небо. – Весь март ни одного солнечного денечка – ну сколько можно? Хочу на травку.

– Придет апрель, будет тебе и травка, и солнышко. А пока зубри: до экзаменов меньше трех месяцев.

Настя пару раз спросила Сережу Новикова о судьбе Бориса, но тому ничего не было известно. С отцом она на эту тему так и не поговорила, не решилась. Сначала совесть ее немного мучила, потом собственные заботы и проблемы оттеснили мысли о парне на второй план.

Однако через пару недель, выйдя из школы, Настя внезапно увидела Бориса, поджидающего ее на привычном месте.

– Выпустили? – облегченно спросила она.

– Отец бабки заплатил, и отпустили, – мрачно ответил он.

– Кому заплатил?

– Да той девке. Чтоб написала заяву, что обозналась.

– И она взяла?

– А то! Ей только того и надо было. А из гимназии меня поперли.

– Как поперли? Ты же ни в чем не виноват.

– А кому это надо? Как только меня взяли, на следующий же день вывесили приказ. Чтобы, значит, не нести ответственность.

– Но ведь тебя отпустили. Требуй, чтоб восстановили.

– Отказали. Отец ходил к начальству – сказали, что мое место уже занято. Там у нас есть воскресная школа для желающих – как только кого отчисляют, сразу его место занимает один из них. Да я и сам обратно уже не хочу. Будут на меня косо глядеть да пальцем показывать.

– И что теперь будешь делать?

– Не знаю. Пока буду отцу помогать, – он торгует на вещевом рынке. Перекантуюсь до армии, а там посмотрю. Девятилетка у меня есть – может, потом пойду в вечернюю школу. Если дальше учиться захочется. А ты как?

– Да все по-прежнему. Учусь, в основном.

– Парень у тебя не появился?

– В твоем понимании – нет, я ни с кем не гуляю. Но скажу тебе по секрету: мне очень нравится один человек.

– А ты ему?

– Кажется, тоже.

– А кто он?

– Это секрет. Не спрашивай, все равно больше ничего не скажу.

– Значит, у меня никаких шансов?

– Ты же это знал с самого начала. Борис, не обижайся, пожалуйста. Ты хороший, но мы с тобой разные люди. Давай остаемся друзьями?

– Ладно. Что думаешь делать после девятого?

– Будем с Наташей поступать в лицей при Политехе. Трудно, но мы попытаемся. Там ее брат учится.

– Ого, куда вы замахнулись! Тогда действительно тебе не до гулянок. Но мне можно хоть иногда тебя видеть?

– Конечно, о чем речь! Приходи, когда захочешь. Много времени я тебе уделять не смогу, но иногда пообщаться – почему нет? Может, чем тебе помогу или ты мне.

Он проводил ее до дома, печально постоял несколько минут, повздыхал и, наконец, ушел. Потом еще пару раз навестил, а затем совсем пропал. Много времени спустя Настя встретила его в парке, – он шел, держа под руку симпатичную полненькую девушку, и выглядел вполне довольным жизнью. Мысленно порадовавшись за Бориса, Настя незаметно свернула в боковую аллею.

Перед самыми каникулами Никита огорошил подружек сообщением, что в лицей уже подано заявлений – выше крыши. Там же всего пятьдесят мест. Уже три человека на место, – а что будет в июне? – Вы когда собираетесь подавать? – сердито спросил он. – Чего тянете кота за хвост? Всего делов: пойти да записаться. Особого приглашения ждете?

– А куда спешить? – отмахнулась Настя. – Там заявления принимают до середины июня. Успеем еще. Подадим на каникулах.

– Ну-ну, тяните. Дождетесь, что прием прекратят или еще чего придумают.

И как в лужу глядел. Явившись в приемную лицея, подружки с ужасом прочли, что при конкурсе более пяти человек на место к экзаменам допустят только абитуриентов с аттестатами без троек. К Наташкиному ужасу, конечно, ведь Насте светили только пятерки, тогда как ее подруге грозили целых четыре трояка.

– А я тебе что говорила? – выговаривала ей Настя. – Трояк по истории – это вообще маразм! Ты что, даты не в состоянии запомнить? А химия? Скажи спасибо, что химичка тебя пожалела по доброте душевной. А то могла бы и пару в четверти вкатать – при твоих знаниях.

– Это ты виновата! – ныла подруга. – Ты меня плохо заставляла. Меня не уговаривать надо, а действовать силой.

– Силой – это как? Лупить, что ли?

– И лупить! А что? Если я иначе не понимаю. Бери ремень и лупи, разрешаю.

– Больше ничего не придумала? Кому больше надо – тебе или мне?

– А тебе не надо? Ты что, не хочешь, чтоб я поступила? Тогда так и скажи. Подруга называется!

– Я тебе сто раз говорила: берись за химию, – ты здорово слушала? Завтра же иди на консультацию, – химичка двоечникам на десять утра назначила. Виляй перед ней хвостом, стелись половичком, но чтоб она позволила тебе по частям пересдать хвосты. И зубри, зубри, зубри!

– А история? А география? А физкультура? Разве все исправишь?

– Исправишь, если захочешь! Будешь делать все задания и не пропускать уроки, – историк и Ксения тебе четверки поставят, они люди покладистые. А физкультуру не надо прогуливать, и все. В лицее вообще пропускать занятия нельзя: там пару раз сбежишь – и на педсовет. А еще раз прогуляешь – и привет.

– Господи, прямо казарма какая-то! Насть, может, не надо туда, а? Ни разу не косануть – я так не смогу.

– Тогда нечего и соваться. Оставайся в школе и не морочь мне голову.

– Не, я без тебя не хочу. Надо распустить слух, что лицей плохой, чтобы больше заявлений не подавали. Тогда, может, допустят и с трояками.

– Натка, нет, ты невозможная! Только тебе такое могло взбрести в голову.

– Ну, хорошо, хорошо, я их исправлю. Ну, исправлю, я же сказала, чего ты на меня уставилась?

– Посмотрим. Легко сказать, да трудно сделать.