Текст книги "Владимир Климов"

Первые боевые моторы

Война брала свое: потребовалось резкое увеличение машин и двигателей к ним. Главное военно-техническое управление по-прежнему ориентировалось на иностранные разработки, и в основном – французских фирм.

Самолеты России и ее союзников в начале войны имели преимущественно ротативные двигатели с воздушным охдаждением: вал двигателя – в покое, а вокруг него вращаются цилиндры с кривошипным механизмом. Французские двигатели «Гном», «Рон» и «Клерже» стали образцами для ротативных двигателей всех стран.

Двигатель «Гном» конструкторов Сегена и Люке был самым легким в то время – весил 94 кг и развивал мощность 70–80 л. с., довольно легко разбирался и снимался с фюзеляжа. «Гном» устанавливался на самолеты «Моран-Ж», «Фарман-16», «Ньюпор», выпускавшиеся русскими заводами. Но двигатель имел ряд недостатков: непомерно велик расход топлива (300 г/л. с. – ч), до первого съема работал всего 30–40 часов и сильно разбрызгивал масло на фюзеляж. На самолетах «Сопвич» и «Ньюпор» и на летающих лодках Григоровича (М-5) применялся ротативный двигатель «Клерже» мощностью до 130 л. с. Большинство же истребителей, собиравшихся в России, имели ротативный двигатель «Рон», более надежный и экономичный.

Еще перед войной Военное ведомство купило лицензии на постройку двигателей «Гном» из деталей, изготовляемых во Франции. В Москве на Ткацкой улице французское общество «Гном» и «Рон» в 1912 году основывает завод, где производится сборка моторов. На заводской территории находились контора, механическая мастерская с небольшой литейной и кузницей и сборочная мастерская с испытательным стендом. Весь персонал завода тогда состоял из 16 человек, причем 15 из них – французы, был принят только один русский сотрудник – на должность дворника (!)

В Санкт-Петербурге РБВЗ разработал собственную конструкцию авиационного двигателя – РБВЗ-6 – и развернул его серийное производство.

Владимир Климов побывал на Ткацкой улице, пытался добиться разрешения на работу для подготовки дипломного проекта. Но французы мило улыбались и категорически отказывали в помощи. И даже когда завод расширился, получая крупные заказы, фирма продолжала строго оберегать свои разработки: принимались на работу только рабочие, но во главе стояли исключительно иностранцы. Москва не имела ни конструктивных расчетов, ни четкой связи с техническим бюро в Париже. Центральная администрация общества сохраняла полную техническую зависимость своего московского отделения, так и не создав в России самостоятельного технического бюро.

Между фирмами шла острая конкурентная борьба: двигатели воздушного охлаждения постепенно уступали свое первенство более мощным моторам водяного охлаждения. Новые двигатели потребовали специальных приборов контроля и управления. В кабине летчика устанавливались различные счетчики и датчики, регуляторы водяного охлаждения, высотные корректоры и другие приборы, отвлекавшие во время воздушного боя. Но без повышения мощности и скорости летать стало невозможно.

Большинство фирм перешло на строительство моторов жидкостного охлаждения. Французские и английские конструкторы, взяв за основу немецкий шестицилиндровый двигатель «Мерседес», создали V-образный двенадцатицилиндровый двигатель, более мощный и легкий, чем образец. Конструкторы «Рено», «Лорен-Дитрих», «Паккард», «Холл-Скотт», «Роллс-Ройс», «Форд» обратились к производству рядных Y-образных двигателей.

Союзные России страны, в первую очередь Франция и Англия, опираясь на свои автомобильные и машиностроительные заводы, быстро перешли к их крупносерийному производству, продолжая совершенствовать конструкцию.

Французам, братьям Биркихтам, удалось создать двигатель с литым алюминиевым блоком, названный «Испано-Сюиза», – компактный, жесткий, с небольшой массой. Восьмицилиндровые двигатели «Испано-Сюиза» считались у союзников лучшими для истребителей. Они стояли и на одноместных «Спадах», строившихся российским заводом «Дукс».

Английские конструкторы фирмы «Роллс-Ройс» разработали удачные мощные моторы водяного охлаждения «Фалькон» мощностью 220 л. с. и мотор «Игл», к концу войны достигший мощности в 360 л. с.

Становилось очевидным, что в ближайшей перспективе двигатели жидкостного охлаждения будут лидировать. И Владимир Климов решил заниматься ими.

Только на производство!

…Профессор Брилинг, как мог, помогал своему лучшему ученику в поиске темы. Он уже давно увидел в Климове неординарную, талантливую личность. Прекрасный математик, механик от Бога, а главное не проходящая увлеченность Володи авиацией и поразительная работоспособность – все это рождало самые смелые прогнозы относительно его будущего.

Брилинга, как и многих профессоров ИМТУ, часто приглашали на заседания Военного ведомства, где обсуждались поступавшие сведения из российских посольств. Поэтому Николай Романович был хорошо осведомлен о мировых тенденциях двигателестроения и многим делился со своим учеником. В качестве консультанта он каждую неделю бывал на заводах, связанных с производством автомобильной и авиационной техники. К этим посещениям Николай Романович обязательно привлекал Климова.

На «Дуксе» предпринималась попытка наладить производство перспективных отечественных двигателей. Дирекция пригласила на завод военного инженера А. В. Нестерова, разработавшего оригинальную конструкцию под названием «Гипоцикл». Этот мотор жидкостного охлаждения предполагаемой мощностью 220 л. с. напоминал двигатель «Сальмсон», но был значительно мощнее и совершеннее. На испытательном стенде мотор дал хорошие показатели. Климов по рекомендации Брилинга помогал Нестерову, заинтересовавшись новым проектом, но…

«Гипоцикл» был законсервирован и в серию не пошел. Руководитель акционерного общества Меллер, в первые дни войны с Германией поменяв фамилию на Брежнев, не покинул завод. Меллер в авиационном деле разбирался слабо. Как-то услышав от него, что «аэроплан не машина – его рассчитать нельзя», Брилинг и Климов окончательно расстались с последними иллюзиями относительно этого завода. Становилось очевидным, что не здесь произойдет конструкторский и производственный рывок. Но проведенное на «Дуксе» время было потрачено не зря, Владимир именно здесь принял решение – только полноценная работа на заводе сделает из него специалиста. И потому, даже не сдав экзаменов за старший курс, Климов в мае 1915 года подает заявление об уходе.

Профессор Брилинг поддержал своего студента и снова оказал ему помощь. Завод «Дека» акционерного общества электромеханических сооружений в Петрограде, где Брилинг состоял директором правления, получил государственную субсидию на развитие производства и создание отделения авиадвигателей. Вмешался случай. На фронте русскими войсками были захвачены немецкие и австрийские самолеты – двухместные разведчики фирмы «Альбатрос» с моторами «Мерседес» мощностью 100 л. с. и «Бенц» – 150 л. с. Двигатели было решено передать в Петроград на завод «Дюфлон и Константинович» для изучения и постройки по образцу. Именно туда с рекомендацией Николая Романовича решил отправиться Владимир Климов.

Родители без одобрения отнеслись к известию об увольнении из училища и ближайшему переезду сына в Петроград. Мать молча плакала – время военное, все труднее с продуктами, молодежь продолжают забирать в армию, а тут сын решился на такое. Отец, зная упрямый характер своего старшего, не стал спорить. Его объяснения были малопонятны Якову Алексеевичу, да и Володя не мог быть до конца откровенным. Еще полтора года назад, при оформлении допуска на секретный завод, студенту разъяснили, что отныне он не должен никого из посторонних посвящать в специфику своей деятельности. В этом смысле «посторонними» оказывались и все члены его семьи. А отец лишь напомнил, что без поддержки родных в чужом городе будет очень трудно. Ему ли, крестьянскому отходнику, не знать об этом! Перекрестив сына перед дальней дорогой, родители с тяжелым сердцем проводили его.

…Спустя восемь месяцев покинет дом и второй сын – Николай, как окажется, навсегда. Со студенческой скамьи его заберут в армию, и молодой юнкер бесследно исчезнет в кровавом вихре военных событий.

Петроград

Эта поездка стала первой в череде нескончаемых перемещений авиационного пилигрима. Такой уж путь предопределила судьба будущему конструктору, большая часть его жизни пройдет вне родного дома, вдали от любимых таганских переулков.

…На петроградский завод Владимир поступил рабочим, хотя рекомендация Брилинга и его высокая оценка способностей Климова позволяли претендовать на зачисление инженером. В заводоуправлении недавнему студенту предлагали более интеллектуальные должности, но тот настоял на своем. Доскональное знакомство с заводом Владимир решил начинать с азов, освоив рабочие специальности и пройдя все ступеньки производства.

Спустя полгода он был зачислен в группу инженера Воробьева, руководившего выпуском рабочих чертежей двигателей типа «Мерседес». Это был вертикальный однорядный шестицилиндровый мотор водяного охлаждения мощностью 100 л. с. Владимир занимался составлением чертежей, спецификаций этого мотора по немецкому образцу, подбором отечественных материалов. Чертежи двигателя «Бенц» разрабатывала другая группа – под руководством инженера Киреева.

Для серийного выпуска двигателей «Дека» спешно приобретает у купцов Монзаимов в городе Александровске большой участок земли со всеми находящимися на нем постройками, оборудованием и прочим инвентарем. Братья Монзаимы хотели основать там завод по изготовлению сельскохозяйственных механизмов и инструмента, но их капитала хватило только на постройку корпусов.

Новые хозяева ускоренными темпами строят авиационное предприятие, ставшее филиалом завода «Дека». Вскоре здесь выросли административные здания, появилась силовая станция, механический, кузнечный и испытательные цехи, столярное, модельное и ремонтное отделения, складские помещения. Весной 1916 года на заводе «Дека» в Александровске работало уже около 300 человек. По площади кирпичных строений и техническому оснащению он превосходил все моторные заводы России.

И когда на головном предприятии в Петрограде Климов рассматривал макет нового завода, рациональное расположение кирпичных корпусов, удивлялся скорости строительства, он не мог предположить, что спустя 14 лет станет одним из его руководителей. Так же трудно было себе представить, что здесь, в столице, уже четвертый год существует небольшое предприятие, которое спустя полвека обретет его имя.

В 1912 году основатель французской автомобильной фирмы «Рено» Луи Рено открыл в Санкт-Петербурге представительство по продаже своих автомобилей. Первоначально «Автомобили Рено» занимались продажей легковых автомобилей, грузовиков, тракторов и моторов, поступавших с заводов из Франции. Несколько машин марки «Renault» было закуплено Царским Двором.

В июне 1914 года Городская управа дала разрешение на строительство «починочной мастерской фирме „Автомобили Рено” во 2-м участке Выборгской части по Большому Сампсониевскому проспекту». Началось строительство первого в городе автомобильно-ремонтного предприятия. А вскоре Высочайшим разрешением здесь было создано Акционерное общество «Русский Рено», ее учредителем стал Действительный статский советник Лев Половцов. Именно с этого момента началась история будущего завода «Климов». В годы Первой мировой войны на этом предприятии был развернут серийный выпуск авиационных двигателей «Рено» мощностью 220 л. с. Их производство продолжалось до середины 1920-х годов.

Памяти Сергея Уточкина

Между тем испытание мотора, получившего название «Дека М-100», по образцу двигателя «Мерседес», шло довольно успешно. И в тот солнечный зимний день 13 января 1916 года Климов в приподнятом настроении отправился на завод, по дороге отмечая скопление облаков, которые вдруг обрушили на Петроград небывалый снежный заряд.

Войдя в административный корпус, он принялся было смахивать с себя пушистые снежинки, да так и застыл, словно покрытый белым холодным саваном. Перед глазами замелькали строчки вывешенного в холле некролога: скончался русский авиатор Сергей Исаевич Уточкин.

Память услужливо воспроизвела картины шестилетней давности, когда Володя Климов с крыши дома вблизи московского ипподрома восторженно наблюдал полет Сергея Уточкина, ставший определяющим в выборе его жизненного пути. Тогда, в 1910-м, Уточкин совершил первые демонстрационные полеты во многих городах страны. Благодаря ему киевляне увидели полет аэроплана 4 мая, москвичи – 15 мая, харьковчане – 7 июня, нижегородцы – 19 августа. А 15 июля авиатор отметил свой сотый полет.

С тех пор Владимир внимательно наблюдал за судьбой своего кумира, отслеживая в газетах любые сообщения о Сергее Уточкине. Так, по крупицам, он узнавал детали его жизни. Сергей был всего на шесть лет старше его и по достижении 21 года неожиданно заболел небом. С 1907 года он начал летать, сначала на воздушном шаре, а вскоре освоил планер. Мечта же – покорить воздушное пространство на аэроплане привела его к постройке моноплана собственной конструкции, по схеме близкого к «Блерио». Но мощность моторов оказалась недостаточной, и при испытаниях у Сергея получались только скромные подлеты. И лишь 28 марта 1910 года в Одессе, всего через неделю после Михаила Ефимова, он совершил свой первый полет на аэроплане. Титул же первого русского летчика был отныне закреплен за Ефимовым.

Летать Уточкин научился самостоятельно. Экзамен на звание пилота-авиатора сдал в Одесском аэроклубе в апреле 1910 года, получил грамоту № 1. В конце года Всероссийский аэроклуб выдал ему пилотский диплом № 5. Несмотря на отсутствие теоретической и учебно-летной подготовки, летал с тех пор много, смело и до поры успешно. Его публичные полеты привели в авиацию не один десяток подростков и, как ни что другое, способствовали популяризации ее достижений. В конце лета Уточкин по просьбе директора московского завода «Дукс» Меллера провел летные испытания нового самолета. А осенью завершил постройку собственного биплана, выполненного по схеме «фармана». Аэроплан получился удачным, и авиатор совершил на нем десятки полетов над Одессой, а чуть позже – продолжительный полет над морем, длившийся полтора часа.

Но удача капризна и непостоянна, и вот в июле 1911 года при групповом перелете Петербург – Москва Уточкин попадает в аварию. Результатом стал надлом черепной коробки, перелом ключицы, вывих коленного сустава. Сначала казалось, что ему удалось победить недуг: через полтора месяца он снова летал. Однако травма черепа оказалась роковой. Появились адские головные боли, снять которые могли лишь сильные обезболивающие, содержащие наркотики. Нервное переутомление, сильнодействующие лекарства, семейная драма привели Уточкина к психическому заболеванию, и весь 1913 год он провел в больнице.

Началась Первая мировая война. Уточкина, еще не совсем поправившегося, производят в прапорщики и зачисляют в автомобильно-авиационную дружину, стоявшую под Петроградом. Осенью следующего года, во время очередного полета, ослабленный организм окончательно сдался. Он заболел тяжелым воспалением легких и навсегда расстался с любимым делом. Невозможность летать, забвение и одиночество снова привели его в психиатрическую больницу, где Сергей Уточкин, по скупым сообщениям газет, находился последний год. А оказалось – это были последние трагические дни его жизни, удача так и не вернулась к нему.

Для Владимира Климова смерть одного из первых авиаторов оказалась личной трагедией, он впервые ощутил холод непоправимой беды, обрушившейся на близкого человека, на такого же, как он, фанатичного служителя авиации.

Вспомнилась судьба Можайского, некогда потрясшая его своей несправедливостью и трагизмом, теперь вот и Сергей Уточкин. В тот день Владимир так и не смог приступить к работе. Постояв перед некрологом, он резко развернулся и выбежал на холод. Долго ходил по столичным улицам, забредал в незнакомые тупики, садился на заснеженные скамейки и, откинувшись на промерзшие перекладины, смотрел и смотрел в небо. Какое же ты хищное и безжалостное! Сколько еще жертв засосет эта серая ненасытная бездна…

Техническая отсталость России

Мотор «Дека М-100» состоялся. Климов не покидал группу инженера Воробьева от первых чертежей до стендовых испытаний, только что не ночевал на заводе. И, как свидетельствуют документы, «первый мотор, сделанный целиком из русских материалов (из опытной серии пять штук 100-сильных), был пущен в ход 28 сентября сего года (1916), дал вполне удовлетворительные результаты».

Не раз за это время в Петроград наезжал и Николай Романович. Профессора Брилинга часто вызывали и на «Деку» – для принятия совместных решений правления по заводу и на заседания столичного Военно-технического ведомства.

Уже через год после начала боевых действий стала проявляться техническая отсталость России. Не хватало вооружения, обмундирования, наземных и воздушных машин. Учитывая нужду в автотранспорте, Военное ведомство реквизировало у частных владельцев для армии свыше 3 тысяч легковых и 400 грузовых машин. Около 40 тысяч автомобилей было закуплено у иностранных фирм за огромную сумму в 500 миллионов золотых рублей.

Автомобильная промышленность в России была развита слабо. В частности, авторемонтный завод РБВЗ с 1909 года занимался сборкой легковых автомобилей преимущественно из импортных деталей и узлов. За 6 лет был выпущен 451 легковой, а также небольшое количество грузовых и автомобилей специального назначения. В 1916 году РБВЗ начал строительство нового большого автомобильного завода под Москвой, в деревне Фили.

К началу 1916 года Военное ведомство, поставленное перед фактом особенно острого моторного кризиса, было вынуждено оказать отдельным предпринимателям материальную поддержку. Надежды на заграничные поставки не оправдались, пришлось спешно налаживать собственное производство машин и двигателей. Консультанты, в том числе и профессор Брилинг, настаивали на поэтапном, эволюционном развитии новой промышленной отрасли: от автомобильных заводов к смешанным, а затем и к авиационным предприятиям.

В феврале 1916 года Николай II утвердил решение о создании на основе государственного кредита пяти отечественных автомобильных заводов: в г. Москве – завод АМО (Товарищество «Кузнецов, Рябушинский и К»), в Филях (под Москвой) – «Руссо-Балт» (Акционерное общество Русско-Балтийского вагонного завода), в г. Нахичевань (Акционерное общество «Аксай»), в г. Ярославле и Рыбинске. На выпуск первых 7500 автомобилей (по 1500 от каждой фирмы) было выделено 136 миллионов 885 тысяч 500 рублей. Такие большие ассигнования несомненно подогрели энтузиазм предпринимателей в области автомобилестроения.

Так наметился и еще один будущий маршрут Владимира Климова – только зарождавшемуся заводу в Рыбинске конструктор посвятит свои лучшие творческие годы. «Рыбинский период» окажется невероятно сложным, драматичным и в то же время самым ярким десятилетием его жизни.

Блестящий финал ученичества

…В октябре 1916 года Климов возвращается в Москву, восстанавливается в училище и начинает работу над дипломным проектом. Казалось, тема была предопределена: непосредственное участие в создании первого мотора из российских материалов М-100 по образцу немецкого «Мерседеса» дало богатейший материал не только для студенческого диплома, но и для научного диссертационного исследования. Владимир, несколько удивив даже своего научного руководителя профессора Брилинга, для дипломного исследования выбрал двигатель «Бенц» мощностью 100 л. с.

В апреле 1917-го дипломный проект был представлен Николаю Романовичу для рецензирования. Работа получила высокую оценку на кафедральном обсуждении и безо всяких замечаний была рекомендована к защите: «Представленное студентом Климовым исследование являет собой прекрасное свидетельство зрелости его инженерной мысли». Но даже после столь высокой оценки научного руководителя Владимира до самой последней минуты не покидала тревога. Защита диплома в МВТУ[1]1
  После революционных событий ИМТУ был переименован в Московское высшее техническое училище (МВТУ).


[Закрыть] перед корифеями русской технической мысли – большое событие и величайшее испытание.

25 мая 1917 года состоялась защита дипломного проекта Владимира Яковлевича Климова. Послушать Климова собрались не только профессора МВТУ, пришли и преподаватели Государственного университета, проскользнули в зал студенты-старшекурсники. Дипломнику предоставили слово. Владимир вышел перед аудиторией, разложил материалы, закрепил на стене многочисленные чертежи, диаграммы и начал выступление. Волнение первых минут, покрывшее лицо и шею предательскими красными пятнами, быстро улеглось. Спокойно и аргументированно, обращаясь к многочисленным диаграммам, Климов начал свой монолог. Раздвинулись границы аудитории, и он, как в детстве, вновь полностью погрузился в свои «фантазии».

К этому времени Владимир отшлифовал почти до совершенства ту удивительную способность, о которой будут говорить все его соратники и ученики: чувствовать и понимать работу конструкции до самых мелочей. В такие минуты он, не замечая никого вокруг, будто бы переносился в глубь самого изделия и без лишних сложностей просто и доходчиво описывал «увиденное». Кто называл эту способность перевоплощения уникальным даром, кто интуицией, основанной на тщательном изучении предмета исследования. Но именно отсюда шли истоки неповторимого «климовского изложения» – глубоко научного и поразительно простого одновременно.

Зал в полной тишине заинтересованно слушал, забыв, что перед столь высокой аудиторией выступает всего лишь студент. «У меня все, благодарю за внимание», – закончил сообщение Владимир и прошел на свое место. Защита диплома единогласно была признана блестящей.

По итогам учебы и результатам дипломного исследования авторитетная комиссия присудила выпускнику стипендию для подготовки к дальнейшей преподавательской деятельности по кафедре «Двигатели внутреннего сгорания». К тому же по рекомендации ученого совета училища, он направлялся в двухлетнюю командировку за границу на одну из европейских авиационных фирм. В практике училища столь высокая оценка подготовленности и научного потенциала студента встречалась крайне редко.

В июне 1917 года Владимир Яковлевич Климов оканчивает МВТУ по специальности легких (авиационно-автомобильных) двигателей с вручением ему диплома инженера-механика № 12121. Впереди виделся только блестящий научный путь, ближайший отъезд на стажировку во Францию и полное погружение в прекрасный мир творчества и созидания. Реальность же оказалась не столь радужной…

В личном архиве Климова об этом периоде сохранилась лишь небольшая запись, сделанная им несколько позже:

«…Работу по специальности авиамоторостроения начал в 1914 году, будучи студентом Московского высшего технического училища. С мая 1915 года по октябрь 1916 года работал по этой специальности на заводе „Дюфлон-Константинович” в Ленинграде. Завод „Д. К.” до этого года занимался сборкой мелких электромеханических агрегатов. В 1915 году получил военный заказ на авиационные моторы „Мерседес” 100 л. с. На мою долю выпало составление чертежей этого мотора по образцу немецкого двигателя, составление спецификаций и подбор материалов. По окончании этой части работ – все наблюдения за изготовлением первого образца, который был выпущен и опробован в октябре 1916 года. Этот мотор был одним из первых авиационных моторов ныне господствующего типа, построенных в пределах нашей страны. После первой пробы мотора я возвратился в учебное заведение для окончания курса. Эту часть моей работы может засвидетельствовать инженер В. Н. Воробьев, ныне член Совета по дирижаблестроению.

С октября 1916 года по июнь 1917-го работал над дипломным проектом, в качестве которого имел авиационный мотор типа „Бенц” в 100 л. с. При выполнении проекта по собственному почину исследовал два вопроса: а) закономерность коэффициента работы винта по опытам проф. Эйфеля; б) процесс протекания воздуха и топлива в карбюраторе и процесс выхлопа. В первой работе не получил очевидной закономерности коэффициента и на защиту не представлял. Второй вопрос был разработан вполне успешно. Путем графического рисования была теоретически получена линия выхлопа на рабочей диаграмме, …пульсирующая кривая потока бензина из форсунки карбюратора.

За означенную работу мне была присуждена стипендия для подготовки к преподавательской деятельности по кафедре „Двигатели внутреннего сгорания” и двухлетняя командировка за границу по окончании училища (в июне 1917 года). Ввиду прекращения связи с заграницей воспользоваться заграничной командировкой не пришлось, стипендиатом же оставался до 1919 года. Эту часть работы может засвидетельствовать профессор Н. Р. Брилинг, под руководством которого выполнялся мною проект мотора».

Именно такими вехами мерил Владимир Климов свою жизнь.

Драматичное развитие военных событий, Февральская революция, формирование Временного правительства и отречение от престола царя Николая II, бурная политическая жизнь страны с непонятными партиями меньшевиков – большевиков – эсеров, череда ранее неизвестных фамилий лидеров нового времени – Керенский, Ленин, Троцкий – все это оставалось фоном, замечаемым, но не главенствующим. Эта климовская отстраненность многими воспринималась с недоверием или непониманием. Но такова была натура конструктора, его беда и его счастье: ничто не могло заслонить главного в его жизни – фанатичного служения авиации.