Текст книги "Список опасных профессий"

Лилия Михайловна подсела ко мне и взяла за руку:

– Риточка, что с вами? Вы как-то очень устало выглядите. Хотя, я понимаю, свадьба – это всегда так хлопотно. Слава богу, наша Мэричка пока замуж не собирается, надо сначала институт закончить. С другой стороны, хлопоты такие радостные! А знаете, Рита, давайте мы сейчас еще жениху бутоньерку подберем!

Вечером, дома, я получила свою минуту славы. Маринка явилась домой, когда я ужинала, и тут же отодвинула от меня тарелку с картошкой.

– В магазине была? Букет заказала? Рассказывай все подробно!

– Ничего интересного там не было. – Я потянулась за тарелкой, но сестренка ловко перехватила ее и переставила на плиту.

– А что было?

Не драться же мне с ней из-за ужина! То есть я бы уже и не возражала отвесить ей пару оплеух, но маму расстраивать не хочется. У нее тоже нервы не железные. Я сдалась и коротко рассказала о походе в «Лилию».

– И если ты отдашь мне картошку, я скажу, где лежит фотография букета…

– Ха! А то я сама не знаю!

Естественно, она умчалась потрошить мою сумку, даже не подумав вернуть тарелку на место, пришлось мне самой вставать. Зато через минуту я испытала всю прелесть сестринской любви и нежности: Маринка влетела на кухню, обняла меня и поцеловала. Теперь уже мне пришлось проявлять чудеса ловкости – еще немного, и мой ужин разлетелся бы по полу. Мариночка, когда расчувствуется, широту жеста не рассчитывает.

– Вау, Ритка, классно! Именно то, что я хотела! И с бутоньеркой ты здорово придумала, молодец! Совсем другая картина: я с букетом, Боря с бутоньеркой в петлице… мы будем самой красивой парой! Пойду маме покажу!

И тайфун по имени Марина помчался в комнату. Я выдохнула и снова взялась за вилку. Но спокойно закончить ужин мне, разумеется, не удалось. Маринка, со всеми свадебными хлопотами, аппетит потеряла окончательно и искренне считала, что окружающим тоже вполне достаточно двух ложек мюсли на воде утром и баночки йогурта в обед. То, что я мюсли вообще на дух не переношу и что работа у меня требует больших энергетических затрат, которые надо восстанавливать полноценным питанием, в расчет не принимается. Нет, картошку я доесть успела, а вот какао только в чашку налила (я знаю, знаю, что какао – это напиток утренний, ну и что? А я люблю и вечером, после рабочего дня, в покое и уюте выпить чашечку горячего какао!), как сестрица снова нарисовалась на кухне.

– Ритка, ты уже закончила? Пойдем быстрее…

– Я не закончила, – перебила я и показала Маринке чашку. – Я еще какао не выпила.

– Подумаешь! Бери с собой и пошли в комнату! Мы там с мамой гостей рассаживаем и совсем запутались – срочно нужна твоя помощь!

В первый момент я подумала, что Маринка окончательно рехнулась – какие гости и где они с мамой их рассаживают, – но, когда вошла в комнату, поняла, в чем дело. Мама нарисовала на большом листе бумаги что-то вроде буквы «П» – схему стола. Пронумеровала места, и теперь они с Маринкой, сверяясь со списком гостей, прикидывали, кого куда посадить. И мама еще не потеряла надежду привлечь к этому увлекательному занятию отца.

– Сережа, ты как думаешь, консерваторских подружек всех рядом посадим или лучше их с Бориными друзьями перемешать?

– Я знаю только одно, – он на мгновение высунулся из-за газеты, – молодожены сидят в центре. Рядом с ними свидетели и родители. Все. Остальные пусть садятся, как хотят, лишь бы мест хватило.

– Какой смысл их перемешивать, если у Борьки все друзья женатые и с женами придут? – Маринка сосредоточенно грызла карандаш. – Девчонок надо вот на этот край, оттуда удобнее выходить танцевать.

– Хорошо, твоих сюда. – Мама сделала на схеме пометку. – А тетю Надю с дядей Костей надо поближе к молодым. Они старые люди и обидятся, если их на край засунуть.

– Может, нам с Борькой им свое место уступить? – язвительно поинтересовалась Маринка. – Чтобы они не обижались?

Да, похоже, без меня здесь действительно не обойдется. Маринка со своей предсвадебной лихорадкой начинает перегибать палку. Еще немного, и она окончательно расхамится, мама не выдержит и обидится, папа встанет на ее защиту – обычно он в наши женские разборки не вмешивается, но маму расстраивать не позволяет. На чьей стороне ввяжусь в свару я, пока не ясно, но Маринка в любом случае расплачется, и мама, скорее всего, тоже. Потом мы все будем долго выяснять отношения и просить друг у друга прощения, а осадок все равно останется. Нам это надо?

Я решительно шагнула в комнату, оттесняя сестру в сторону.

– Конечно, мы посадим их поближе к центру. В крайнем случае, мы с Гошкой подвинемся. Кто у нас еще есть из почетных гостей, всех в центр…

– Я в Интернете смотрела, и там сказано, что места мужчин и женщин обязательно чередовать, – снова влезла Маринка. – Но женщина не должна оказаться крайней!

– Я тоже это читала. – Мама положила карандаш и взяла в руки список гостей. – Но это по европейским правилам. Там еще было сказано, что супруги, кроме молодоженов, не должны сидеть рядом. А у нас такое не принято.

– Интересная идея! – оживилась Маринка. – Если разбить пары Борькиных приятелей и подсадить к ним моих девчонок…

– Но идея хороша! – выразительно пропела я. – Ты действительно хочешь, чтобы твоя свадьба закончилась грандиозным скандалом, с дракой и битьем посуды?

– А что? – неожиданно хихикнула мама. – Какая свадьба без драки? И вспомнить потом нечего будет.

Папа опять выглянул из-за газеты, посмотрел на свою дражайшую половину с некоторым удивлением и снова спрятался.

– Нет, – строго сказала я. – Пьяную драку мы планировать не будем. Сейчас мы всех распределим так, что на нашей свадьбе будет исключительно мир, дружба, жвачка!

– Выпивка и жрачка! – радостно подхватила Маринка. – Я же говорила, без тебя, Ритка, нам не обойтись. Здесь требуется конкретное логическое мышление математика.

– Правильно. – Я устроилась рядом с мамой и взяла карандаш. – Поэтому лиц с абстрактным музыкальным мышлением просим заткнуться и не мешать!

Мама укоризненно покачала головой (когда кто-нибудь из дочерей употребляет, скажем так, неделикатные слова вроде «заткнись», это оскорбляет ее, как педагога-словесника), но замечание делать не стала.

Я уже сделала основную работу, остались только непринципиальные мелочи, когда зазвонил телефон. Сначала мама, потом Маринка проверили свои мобильники.

– Рита, это твой!

Я похлопала себя по карманам, вытащила сотовый и пожала плечами.

– Мой молчит.

Телефон на мгновение умолк и тут же заверещал снова.

– Ой! – Я вспомнила про мобильник, который дал мне Гошка, и бросилась к сумочке. Торопливо вытащила надрывающийся аппарат и нажала на кнопку: – Я слушаю!

Из-за всей этой суеты голос мой прозвучал громче и, наверное, злее, чем обычно. По крайней мере, мама с Маринкой удивленно переглянулись.

На звонящего (я не сомневалась, что это Паршин, но пока пусть будет так, неопределенно – звонящий) это сердитое карканье тоже произвело впечатление – несколько секунд ничего, кроме частого дыхания, не было слышно. Я вышла из комнаты в коридор и уже не громко, но достаточно язвительно спросила:

– Говорить-то будешь, родной? Или так позвонил, номерок проверить?

Дыхание в трубке стихло. У меня даже мелькнула беспокойная мысль, не хватил ли Паршина удар, не помер ли он, не дай бог, от больших переживаний, прямо с трубкой в руке? Но прежде чем я решила, что пора принимать меры, он неуверенно промямлил:

– Это вы? Я подумал…

– И что? – спросила я, не дождавшись продолжения.

– Я готов… готов обсудить с вами условия.

– Паршин согласен заплатить за устранение Ивана Алябьева пятьдесят тысяч долларов, – докладывала я на следующее утро старшим товарищам. – Когда, где и каким образом Алябьев будет убит – на усмотрение исполнителя. Но чем быстрее, тем лучше. Как я поняла, Паршин с некоторым трудом принял решение убить приятеля, но теперь хочет, чтобы все закончилось еще вчера. Доказательств исполнения заказа вроде фотографии трупа или залитого кровью паспорта не требуется. Господин Паршин и так узнает о гибели компаньона одним из первых.

– Как он собирается платить? – спросил шеф, привычно постукивая карандашом по столу.

– Тут мы немного поторговались: он хотел передать всю сумму сразу после выполнения заказа, но я посчитала, что это будет унизительно для меня как для посредника. И намекнула, что исполнитель может посчитать это прямым оскорблением.

– А он?

– Сначала вообще не понял, о чем я говорю, потом, кажется, испугался. Согласился на пятьдесят процентов предоплаты. Валюта по желанию исполнителя – рубли, доллары, евро… ему все равно. Я сказала ему, что сегодня в шесть вечера позвоню и сообщу, как передать деньги.

– Хорошо. План, как будем «убивать» Алябьева, уже есть?

– Пока только наметки, – ответил вместо меня Гоша. – Но мы с Риткой хотим что-нибудь пострашнее, покровавее, чтобы его до печенок проняло. Нервишки-то у господина Паршина, судя по всему, слабоваты.

– Не перестарайтесь. Алябьев еще не решил, пойдет он с нашими доказательствами в полицию или к самому Паршину.

– Хочет погрозить ему пальчиком и сказать: «Ай-ай-ай, как нехорошо так поступать?» – немного удивилась Нина. – Разве такие наивные люди еще не перевелись?

– Это не наивность, а простая порядочность, – заступилась я за Алябьева. – Он не хочет старого друга в тюрьму сажать.

– Поэтому я и говорю, не перестарайтесь, – повторил Баринов. – Если вы с Гошей Паршина до инфаркта доведете или вообще в могилу уложите, Алябьев вам спасибо не скажет.

– Мы аккуратно, – пообещала я. – Некоторые идеи мы еще вчера обсудили, часа через два план будет готов.

– Хорошо. Нина, ты что-нибудь о смерти старшего брата нашего клиента выяснила?

– Да. Хотя информации не очень много. Илья Алябьев был офицером. Командир части, участвовал в ряде локальных конфликтов на территории бывшего СССР. После третьего ранения вышел в отставку и вернулся в родной город. Устроился начальником службы безопасности небольшой фирмы, которая занималась перегоном и продажей подержанных иномарок. Десять лет назад он погиб, был застрелен у себя дома. Пистолет, который хранился у Ильи Алябьева, исчез, но больше ничего не пропало, так что это не было ограблением. Никаких следов в квартире убийца не оставил. Следов борьбы также не было – Алябьева застрелили, когда он сидел за письменным столом. Врагов и долгов у него не было, в криминале тоже не завязан.

– Кто-то вот так, просто, зашел и застрелил мужика? – с недоверием спросил Гоша. – Боевого офицера? Он что, сильно пьяный был?

– Экспертиза следов алкоголя или наркотических средств в крови погибшего не обнаружила.

– Стреляли в затылок? – предположил Баринов.

– Нет. В висок. В правый. Судя по следам пороха и по ожогу, с очень близкого расстояния, практически в упор.

– Странно.

– Да. Если бы не отсутствие на месте преступления пистолета, по всем признакам было бы чистое самоубийство. – Нина перевернула листок блокнота, откашлялась и продолжила: – Основным подозреваемым следствие считало младшего брата погибшего, Ивана. Эта версия разрабатывалась довольно долго, но наш клиент держался твердо. Существование неприязненных отношений с братом отрицал, имущественные претензии тоже, признаваться в убийстве отказался и предоставил убедительное алиби. В конце концов от него отстали, а другого подозреваемого так и не нашли. Дело было закрыто в связи с неустановлением лиц, совершивших преступление, и списано в архив.

– Что ж, списано, значит, списано, – пробормотал шеф. – Для нас здесь ничего нет.

– Кроме объяснения, почему наш клиент правоохранительные органы недолюбливает. – Гошка встал со стула и потянулся. – Сколько ему десять лет назад было? Двадцать?

– Двадцать два, – ответила Ниночка, не заглядывая в блокнот.

– Молодой. Если его на убийство примеривали, то давили по полной программе, а он выстоял. Или, может, потому и выстоял, что сам братца старшего застрелил? А что, подсуетился, алиби надежное организовал, потом стырил у брата пистолет, в шутку приставил его к виску… Чужого человека этот Илья вряд ли так близко подпустил бы.

– Гоша, остановись! – Баринов бросил карандаш на стол. – Расследовать убийство Ильи Алябьева нас никто не нанимал. Наш клиент – Иван Алябьев. Вот и займитесь с Ритой выполнением работы, за которую он платит.

– Так разве я против? Пойдем, Ритка, сочиним, как нам клиента нашего укокошить поживописнее!

Я послушно поднялась и двинулась за напарником, но из кабинета выйти не успела. Хлопнула входная дверь, и Володя Стрешнев весело объявил:

– Привет труженикам частного сыска!

– Володя! Ты какими судьбами к нам?

– По долгу службы, ясное дело, не для собственного удовольствия! Хотя сами знаете, я к вам всегда рад заглянуть… Ниночка, золотце, я позавтракать сегодня не успел. Чайку бы!

– С бутербродами, – понимающе кивнула секретарь-референт и махнула мне рукой: – Рита, пойдем, поможешь мне.

Пока она освобождала свой стол от бумаг, я включила чайник и достала из холодильника колбасу. Нина привычно обругала мировой финансовый кризис, из-за которого застопорилось строительство нашего нового офисного здания. Там будет настоящая кухня, со встроенными шкафчиками, плитой и обеденным столом. Пока же все кухонные принадлежности стоят у нас на широком подоконнике, а если мы садимся пить чай вместе или в гости кто приходит, то устраиваемся в приемной, за столом Ниночки. Вот и сейчас мы в четыре руки делали бутерброды (солидные, ломоть колбасы должен быть не тоньше ломтя хлеба – других наши мужчины не признают) и прислушивались к разговору.

– Хорошо у вас, ребята, – заливался соловьем Володя, – и сами вы молодцы, только когда же вы клиентов выбирать научитесь?

– Это не мы их, это они нас выбирают, – немного напрягся Гошка. – Спорить не буду, разные люди случаются, но сейчас-то чем мы тебе не угодили?

– Так ведь опять на душегуба взялись работать! Ну, объясните вы мне, что вас вечно на такую публику тянет?

– Обижаешь, Володя, – добродушно возразил Баринов. – На душегубов мы никогда не работали, а вот доказывать невиновность людей, которых вы в убийствах подозревали, это случалось. И настоящих убийц мы, кстати, тоже находили, и тебе лично в руки передавали.

– Было, не спорю. – Стрешнев подсел к столу и цапнул с тарелки бутерброд. – Но сейчас – то – сейчас совсем другое дело! Сейчас у вас в клиентах настоящий убийца, пробы негде ставить!

Баринов и Гоша последовали примеру гостя и взяли по бутерброду, мы с Ниночкой тоже подсели к столу.

– Ты что имеешь в виду? – Я есть не хотела, да и чай себе налила просто за компанию. – Если ты насчет Паршина, то, во-первых, он нам не клиент, а вовсе наоборот…

– Вот именно, наоборот! – Стрешнев едва не подавился колбасой, но говорить не перестал. – Конечно, наоборот, раз он, Паршин, как раз и есть жертва преступления.

– Что значит жертва? – теперь поперхнулся и закашлялся Гошка.

– Паршина убили? – спросила я, вместо напарника. – Не может быть! И кто мог это сделать?

– Так я же вам и говорю, клиент ваш! Иван сын Антонов Алябьев – он и есть душегуб.

Несколько секунд мы все молчали, глядя друг на друга, потом Ниночка высказала общее мнение:

– Бред какой-то. Он не мог убить Паршина.

– А что он сам говорит? Алябьев? – осторожно уточнил Гошка.

– В том-то и дело, что ничего не говорит.

– Что, просто молчит, и все?

– По делу ничего не говорит. Вместо того чтобы облегчить душу и честно-откровенно ответить на наши вопросы, он твердит одно и то же: «Я клиент агентства „Шиповник“, я прошу встречи с Александром Сергеевичем Бариновым!» Не человек, а магнитофон какой-то!

– Теперь понятно, почему ты приехал, – не удержалась я.

– Между прочим! – Стрешнев ухватил последний бутерброд: – Никто не претендует? Тогда я съем. Так вот, между прочим, я здесь исключительно из уважения и хорошего отношения к вам. Я хочу знать, что связывает приятных мне людей с закоренелым преступником. Поэтому сейчас вы мне быстренько расскажете, зачем Иван Алябьев приходил в «Шиповник», чего он хотел и что было сделано?

– Не гони, Володя, – мягко остановил его шеф. – У нас лицензия. Отношения с клиентом являются доверительными, и мы не имеем права ничего рассказывать о его проблемах.

– Извините, Сан Сергеич, но с сегодняшнего дня Алябьев является фигурантом уголовного дела, следовательно, ни о каких доверительных отношениях речи быть не может. – Володя сделал строгое лицо и многозначительно повторил: – У вас лицензия.

Баринов хмуро посмотрел на кусок бутерброда, который держал в руке и задумался.

Нина немного наклонилась вперед и коснулась рукава Стрешнева, переключая внимание на себя.

– Может, все-таки это не Паршин убит? – спросила она.

– Паршин, не надейся. По крайней мере, его жена и сотрудники в этом уверены.

– Но кто его убил? Когда? Зачем?

– И при чем здесь Алябьев? – внесла свою лепту я.

– Нет, девочки, все будет совсем не так, – засмеялся Володя. – Кое-какой информацией я с вами, конечно, поделюсь. Но сначала я получу ответы на свои вопросы. Итак, повторяю: меня интересует все, связанное с Иваном Алябьевым. Сан Сергеич?

– Хорошо. Если говорить коротко, Алябьев пришел к нам, потому что опасался за свою жизнь. В данный момент идет процесс раздела имущества между ним и его компаньоном, Валентином Паршиным. И Алябьев получил предупреждение, что Паршин решил от него избавиться и сейчас ищет киллера. Ниночка!

Нина достала из ящика стола тонкую пластиковую папку, открыла ее и положила перед Стрешневым лист бумаги. Володя взял листок, прочитал единственную напечатанную на нем строчку.

– Это оригинал?

– Ксерокопия.

– Давай оригинал. – Стрешнев положил ксерокопию на стол и отодвинул ее в сторону.

Нина посмотрела на Баринова, дождалась подтверждающего кивка и выдала оригинал. Володя снова прочитал короткий текст, сложил листок вчетверо и убрал в карман.

– И что он в связи с этой бумажонкой от вас хотел?

– Получив предупреждение о грозящей ему опасности, – Александр Сергеевич слегка выделил последние слова, – Алябьев забеспокоился. Он не был уверен, что это не розыгрыш и что Паршин действительно собирается его убить. Поэтому Алябьев просил работников агентства сыграть роль киллеров.

– И поймать Паршина с поличным? Сериалов насмотрелся? – живо откликнулся Володя. – Так что, удалось вам чего-нибудь добиться?

– Удалось. Вчера днем Рита встретилась с Паршиным и предложила услуги посредника для поиска киллера. Причем конкретно сказала, что речь идет о партнере Паршина по бизнесу. Вечером Паршин позвонил ей и выразил согласие. Записи разговоров имеются. Ниночка!

Из той же пластиковой папки Нина извлекла диск в бумажном конверте и положила перед Стрешневым.

– Оригинал?

– Копия. Володя, у тебя аппаратуры нет, чтобы такие кассеты слушать.

– Ладно, все равно эти записи для суда не годятся. – Он подбросил диск на ладони, словно прикидывая вес, и убрал в тот же карман, что и лист с предупреждением. – Но что за народ эти бизнесмены! Не люди, а пауки в банке – кто кого первый сожрет!

– Думаешь, что Алябьев просто успел первым? – Гошке эта версия явно не нравилась. – Ты уверен, что это он убил Паршина? Сомнений нет?

– Какие сомнения, если десяток свидетелей показания дали? – Он повернулся ко мне и погрозил пальцем: – И не говори мне, что у этого Алябьева глаза добрые и он убить не мог! Мужика взяли практически с поличным!

– Что значит «практически с поличным»? – тут же прицепился Гошка. – Это «практически» или «с поличным»? И откуда свидетели?

– Практически с поличным – это означает, что Алябьева застали с пистолетом в руке над трупом Паршина. Причем Паршин был еще теплый. А свидетелями являются сотрудники фирмы – на выстрел, сами понимаете, все сбежались.

– Это точно, – согласилась я, – народ у нас любопытный. Если где стрельбу услышит, сразу бежит посмотреть. Но я правильно понимаю, из всех этих свидетелей никто конкретно не видел, как Алябьев в Паршина стрелял?

– Того, что вашего клиента через тридцать секунд на месте убийства застукали, да с пистолетом, из которого Паршина убили, тебе недостаточно? Ладно, у обвинения есть еще один свидетель, жена Паршина.

– А она каким образом там оказалась?

– Я же говорю, Паршина убили в офисе, в его собственном кабинете. А Светлана Паршина трудится в той же фирме главным бухгалтером. И кабинет ее находится рядом с кабинетом мужа, причем между комнатами имеется внутренняя дверь. Госпожа Паршина сейчас, конечно, находится в растрепанных чувствах, но первые показания дать смогла. Она рассказала, что сегодня, около десяти часов утра, услышала доносившийся из кабинета мужа голос его бывшего компаньона, Ивана Алябьева. Алябьев и Паршин обсуждали раздел имущества, и разговор шел на повышенных тонах. Поскольку Паршину эта тема тоже волнует – она, как-никак, не только жена одного из компаньонов, но и главный бухгалтер фирмы, мадам прислушалась и даже подошла к двери. Как она объяснила – чтобы вмешаться, в случае необходимости. Но понять, о чем собственно спорят Алябьев и ее муж, Паршина не успела. Валентин Паршин неожиданно вскрикнул, послышался странный, очень громкий хлопок и сразу такой звук, словно кто-то упал. Паршина подумала, что мужчины затеяли драку, открыла внутреннюю дверь и вошла в кабинет, чтобы прекратить безобразие. Но в кабинете она увидела бездыханное тело мужа и Ивана Алябьева, который стоял над ним с пистолетом в руке. Алябьев повернулся и направил пистолет на Паршину. Мадам, естественно, заорала, завизжала, хлопнулась в обморок – в общем, исполнила весь полагающийся в таком случае репертуар. Больше она ничего не помнит, но к этому времени на грохот и вопли набежали представители трудового коллектива, которые теперь дружно утверждают, что наблюдали ту же картину: вашего клиента, размахивающего пистолетом над трупом Паршина, которого он только что застрелил. И должен вам сразу сказать, дорогие мои друзья, те улики, что вы мне сейчас в рамках добровольного сотрудничества со следствием передали, – Стрешнев похлопал себя по карману, в который убрал листок с предупреждением и диск, – никакой роли не играют и судьбу вашего клиента не облегчают. Даже если Паршин и собирался заказать своего компаньона, то это было только намерение. А у нас не Америка, у нас за намерение не судят. Сам же Алябьев своего компаньона реально пристрелил.

– Минуточку. – Я, словно в школе, подняла руку. – Все твои свидетели утверждают, что Алябьев Паршина застрелил. Но ни сотрудники, ни жена Паршина своими глазами ничего такого не видели. Да, они видели мертвого Паршина, видели Алябьева и видели пистолет. Но никто не видел, как Алябьев стрелял в Паршина.

– Даже не надейся, Риточка. – Стрешнев с жалостью посмотрел на меня. – Этой соломинкой вам мужика вытащить не удастся. Тем более с его репутацией.

– А чем тебе его репутация не нравится? – заступилась за клиента Нина. – Если ты насчет убийства его брата, то по результатам следствия Иван был полностью освобожден от подозрений.

– Ни-и-иночка! – укоризненно протянул Володя. – Ладно Ритка, она человек с тяжелым педагогическим прошлым, но ты-то знаешь, как такие дела делаются. Через добрых людей и безвозмездную спонсорскую помощь можно и с серийного маньяка-убийцы все подозрения снять.

– Тем не менее… – медленно произнес Баринов. Помолчал немного и повторил: – Тем не менее…

– Вот, и я точно так же думаю! – энергично поддержал Гошка. Мы с Ниной тоже покивали головой.

– Да о чем вы говорите! – возмутился Володя. – Дело ясное, как три копейки! Хоть сейчас в суд передавай!

– Тем не менее. – Александр Сергеевич слегка наклонился вперед и тихо спросил: – Устроишь мне встречу с Алябьевым?

– Зачем? – подозрительно спросил Володя.

– Не для того, чтобы помочь ему сбежать, – коротко хохотнул Гошка. – Ты пойми, Алябьев наш клиент, мы работали, а если его посадят за убийство, то гонорара нам не видать.

– Гоша шутит, – слегка поморщился шеф. – Но Алябьев действительно пока остается клиентом «Шиповника», и я хотел бы это странное дело прояснить. Тебе ведь несложно встречу организовать: вызови Алябьева на допрос, а я случайно в это время к тебе загляну.

– Сан Сергеич! – Стрешнев прижал руку к сердцу. – Вы же знаете, я для вас с дорогой душой, всегда, что могу! Но это ведь нарушение всех служебных инструкций!

– То есть ты хочешь знать, что ты с этого будешь иметь, – язвительно прокомментировала Ниночка.

– Вообще-то, если говорить о том, кто кому должен, то счет в нашу пользу, – напомнила я.

– Я не это имел в виду, – немного смутился Стрешнев. – Я же знаю, за вами не пропадет. Я про то, что подготовить все надо. Вот вернусь в управление, организую.

– Сегодня успеешь? – уточнил Баринов. – Часа в четыре?

Володя посмотрел на часы, наморщил лоб, пошевелил губами и кивнул:

– Постараюсь.

– Вот и хорошо, договорились. А кстати, ты еще не рассказал, что Алябьев говорит? Как он все это объясняет – и труп, и пистолет?

– Да нелепо объясняет. Утверждает, что еще вчера договорился с Паршиным о встрече – надо было дела обсудить. Договорились на десять утра. Алябьев приехал в назначенное время, зашел в кабинет, а там мертвый Паршин и пистолет рядом на полу валяется. Он, Алябьев, подумал, что Паршин застрелился, поднял пистолет, а тут супруга покойного дверь открыла, завизжала, народ набежал. В общем: «Я тут случайно, мимо проходил». Но ничего, возьмет хорошего адвоката, тот ему объяснит, что гораздо умнее будет сделать ставку на непредумышленное убийство в состоянии аффекта. А что, во время ссоры хотел попугать партнера, вытащил пистолет, а тот оказался заряжен…

– Кстати о пистолете! – вспомнила я. – Откуда, по-твоему, у Алябьева пистолет?

– А разве я не сказал? Это наградное оружие Ильи Алябьева. Сейчас пистолет на экспертизе, но я на сто процентов уверен, это тот самый, из которого десять лет назад застрелили Алябьева-старшего. Так что посмотрим, может, мы вашего клиента не на одно, а сразу на два убийства раскручивать будем.

Стрешнев встал и отряхнул крошки с брюк.

– Спасибо вам, девочки, за чай, за бутерброды. Побегу я, работы много.

Мы с Ниной ничего не ответили. Не знаю, почему молчала она, а я была выбита из колеи новостью о пистолете Алябьева.

– Так ты не забудь, Володя, насчет моей просьбы, – негромко напомнил Баринов.

– Все-таки хотите поговорить с ним? А смысл? Хотя ладно, дело ваше. Я позвоню.

– Спасибо, – вежливо наклонил голову шеф.

– Не за что. – Стрешнев посмотрел на нас, ухмыльнулся и отсалютовал: – Всем счастливо!

Когда дверь за ним захлопнулась, Александр Сергеевич встал и, потирая поясницу, прошелся по приемной.

– Ну, что скажете, молодежь?

Я, как обычно, высказалась первой. Хотя с тем же успехом могла и промолчать.

– Ничего не понимаю! Если это Алябьев убил Паршина, то зачем он приходил к нам? Зачем затеял всю эту историю с тем, чтобы Паршин заказал его подставным киллерам? Не понимаю!

– Дымовая завеса? – предположил Гошка. – А что, если бы мужика не повязали на месте преступления, то могло и прокатить. Дескать, вот, связался господин Паршин с бандитами, они его и укокошили.

– Допустим, Алябьев убийца, – недовольно согласилась я. – Допустим. Но не идиот же. А он словно специально сделал все так, чтобы его именно поймали и именно на месте преступления. Если Алябьев решил убить Паршина, он что, более подходящего места не мог найти? Да вчера, на улице, около салона красоты – пожалуйста! Или около спорткомплекса – там вообще место тихое, никого нет! Стреляй – не хочу! Я не понимаю, зачем Алябьеву нужно было убивать Паршина в офисе, где кругом полно народа! Даже если бы жена Паршина в своем кабинете их не услышала, кто угодно мог в дверь заглянуть, рабочее же время.

– Может, Алябьев и не собирался убивать? – Нина взяла из вазочки печенье, осмотрела его и вернула на место. – Хотел просто поговорить.

Разговор перешел в ссору, он разозлился, достал пистолет… Гошка, ты почему смеешься?

– Потому что именно эту версию, по рассуждению Стрешнева, должен посоветовать нашему клиенту умный адвокат.

– Но согласись, версия совсем не плохая. И, в общем, все объясняет.

– Кроме того, как у Ивана Алябьева оказался пистолет, который уже послужил орудием убийства десять лет назад. – Александр Сергеевич продолжал прогуливаться по комнате. – Очень мне это не нравится.

– Получается, что Паршина застрелил тот же человек, который убил Илью Алябьева? – Очевидный вывод, но мне он дался с большим трудом. – Хотя за это время пистолет мог несколько раз сменить хозяев.

– Ясное дело, мог, – согласился напарник. – А теперь прикинь вероятность того, что, переходя из рук в руки, через десять лет пистолет вернулся в ту же семью.

– Ноль процентов, – печально признала я.

– Как хотите, а по всему получается, что это Иван убил своего брата, – подвела итог Нина. – А через десять лет и Паршина застрелил. Очень неприятно, но другого объяснения нет.

– М-да-а… – Гошка почесал в затылке. – И что теперь, спрашивается, нам делать?

Вопрос повис в воздухе.

– Нет, если вы, Сан Сергеич, считаете, что с Алябьевым нужно поговорить… хотя, зачем? Просто чтобы поставить точку в наших отношениях?

Баринов не ответил. Он прошелся от окна к двери, потом остановился передо мной.

– Рита, как ты считаешь, Алябьев застрелил Паршина?

– Не знаю. – Я беспомощно развела руками. – Помните, когда он у нас был, как он себя вел? Как он переживал, что друг оказался на подлость способен? И мне кажется, что Алябьев до конца не верил, что Паршин собирается его заказать. Он надеялся, что это клевета и что мы это докажем. Все улики против него, но мне не хочется в это верить.

– Угу. – Шеф повернулся к Ниночке: – А ты что скажешь?

– То же, что и Рита. Алябьев мне понравился. Если бы его не взяли с поличным, я бы тоже не поверила.

– Угу. Гоша, твое мнение?

– Я уже сказал. В маленьких зеленых человечков с Марса я не верю, а Паршина кто-то застрелил. Есть труп, есть мотив, есть свидетели, есть пистолет. Десять лет назад свидетелей не нашлось, вот Алябьев и выкрутился. А сейчас… Стрешнев прав, дело чистое, хоть завтра в суд передавай.

– Угу.

Шеф снова прошелся по комнате и остановился у окна. Мы молча ждали. Но, прежде чем Александр Сергеевич заговорил, в дверь постучали.

– Да-да, заходите, пожалуйста, – автоматически откликнулась Ниночка.

Дверь приоткрылась, и в приемную вошла невысокая женщина в бежевом драповом пальто с круглым норковым воротничком. Женщина остановилась, обвела неуверенным взглядом наши хмурые лица и, не здороваясь, спросила:

– Вы уже знаете, какое у нас несчастье случилось?

– Простите, вы… – Ниночка встала из-за своего стола.

– Галина Алябьева, я жена Ивана. Он вчера был у вас, а я… на самом деле, я просто не знаю, что теперь делать, куда обратиться?