Текст книги "Повелитель блох"

– Тэ-экс, значит… – Мордастый внимательно изучил документ. – Ясно. Ну что, заполняй квитанцию. Шапка обычная…

Он замолчал, ожидая пока Жутик завяжет тесемочки клеенчатого фартука, извлеченного из той же коробки, и приладит на специальной дощечке большой разграфленный лист.

– Значит, шапка обычная, – повторил он. – Дальше пиши: мир категории «си», название местное, «Лагосинтер», название по каталогу «Ад Инкорпорейтед», ставь прочерк.

– Что, совсем новый, что ли мирок? – без интереса спросил Жутик.

– Ненадеваный. Пиши дальше, сигнал подан поисковым амулетом, серия КС дробь ПК, большими буквами пиши придурок, я же тебе большими буквами диктую… так, дальше, номер семнадцать сорок четыре восемьдесят два…

– Один семь четыре четыре восемь два, – черт записывал так старательно, что даже кончик языка высунул, от усердия.

– Принят оператором, младшим демоном Грипписом, в девятнадцать тридцать восемь по времени «Ад Инкорпорейтед»…

– Тут еще графа для местного времени.

– Потом в канцелярии проставят, мы что ли переводить будем? Сколько раз я тебе уже говорил, Жутик, никогда не старайся сделать чужую работу! Что там дальше?

– Ответственный за осмотр местности.

– Ага… Ну-ка, кого они в этот раз послали? А, Местифуфеля!

– Что, того самого?

– А других у нас нет. Записал? Значит дальше, в соответствии с договором купли-продажи, за номером шестьсот шестьдесят шесть девяносто четыре дробь пятнадцать, подписанным заинтересованными лицами, а именно, жителем Лагосинтера по имени Зарик, без фамилии, с одной стороны…

– А почему без фамилии?

– Потому что она не указана. Тебе-то какая разница, была у этого типа фамилия или он давно ее потерял? Меньше писать только.

– Это точно.

– Вот и не отвлекайся. Значит между местным уроженцем, господином Зариком, с одной стороны и представителем «Ад Инкорпорейтед», торговым агентом высшего класса демоном Местифуфелем, с другой, душа означенного господина Зарика переходит в полное и безраздельное владение упомянутой фирмы. Доставай тару.

Жутик, не глядя, сунул руку в коробку и вытащил оттуда элегантную металлическую шкатулочку, на крышке которой замысловатой вязью было выгравировано «Для входящих грешных душ» и, с почтительным поклоном, передал начальнику. Мордастый надавил на затейливую букву «ш», в слове «грешных» и крышка, с легким щелчком, откинулась. Внутри шкатулка была разделена мерцающими перегородками на девять отсеков – три были еще пустыми, а в шести слабо пульсировали полупрозрачные шарики разного цвета, от светло-серого с неровными черными пятнами, до полностью черного. Черт полюбовался на них и присел перед обугленной оболочкой, в которую превратилось тело бывшего господина Зарика.

– Смотри, как запеклось, сама и выбраться не может, – покачал он головой и осторожно поставил шкатулку на траву. Потом, свободно просунув пальцы сквозь обгорелые останки, вытащил нечто прозрачное и слегка трепыхающееся. Ловким движением ладоней скатал это «нечто» в точно такой же шарик, какие уже лежали в шкатулке и показал его Жутику:

– Ты только посмотри! В кои-то веки, Местифуфель не облажался. Не душа, а просто конфетка!

Черный шарик скатился с ладони Мордастого и шлепнулся в отведенную ему ячейку.

– Порядок, – крышка захлопнулась и Мордастый отдал шкатулку Жутику. – Убери. Теперь приступаем к утилизации. Ну-ка ответь мне, младший черт, с чего в данном случае начинается утилизация?

– С поискового амулета! – четко отрапортовал Жутик, убирая шкатулку в коробку. И указал пальчиком, – вон он валяется.

– Н-да, с амулетиком, конечно обошлись сурово, – покачал головой черт, – пиши: «износ, сто процентов, повторному возвращению не подлежит. На списание».

– На списание, – повторил Жутик, вытащил из коробки небольшой бумажный мешок с этикеткой «для мусора» и протянул его Мордастому. Тот подковырнул грязным ногтем лужицу с вплавленными в нее остатками амулета, небрежно бросил в этот мешок и затянул тесемки.

– Дальше, согласно договору, господину Зарику были предоставлены следующие услуги… ага, это он Секвестра вызывал, это нас не касается… это тоже… получается, что нам с тобой, Жутик, только этот дворец убрать и вся работа! Записывай, дворец, проект стандартный, наполнение стандартное, с парком и фонтаном, износ… как оценишь износ, младший?

Жутик повертел головой, внимательно осматривая все вокруг, пожал плечами:

– Я так понимаю, что он не успел здесь особенно насвинячить. Бутылки только пустые по всей поляне разбросал, да вот здесь теперь заплатку надо будет ставить, где трава выгорела. Полпроцента, не больше.

– Оцениваешь, в среднем, верно, – согласился Мордастый. – А как в квитанции напишешь?

– Ну так полпроцента же… так и напишу.

– Какой ты, все-таки, тупой, Жутик, как ты жить дальше собираешься? Хорошо, напишешь ты полпроцента, и что ты с этого будешь иметь?

– А что я могу с этого иметь?

– С полпроцента? Ясное дело, ничего! А если мы напишем пятьдесят процентов износа?

– Так как же? Бурый на складе, когда принимать будет, проверит ведь? Что тогда будет? Или не проверит?

– А как ты думаешь, Бурому кушать не хочется? И когда он проверит, а проверит он обязательно, тут ты можешь не сомневаться, тогда будет то, что он получит свои двадцать процентов. А то, что осталось, мы с тобой, поделим по честному, двадцать процентов мне, девять с половиной – тебе.

– Но это же не поровну! – обиженно взвизгнул Жутик.

– А я разве сказал, что поделим поровну? – насмешливо поднял лохматую бровь Мордастый. – Я сказал по честному. И поскольку я тебе, тупице, уже битый час втолковываю, как правильно процент износа в квитанцию вписывать, то, по-моему, вполне честно будет, если я получу в два раза больше тебя. Хочешь со мной поспорить?

– А почему тогда не десять, а девять с половиной? – спорить с начальством Жутик совершенно не хотел, но продолжал чего-то добиваться.

– Реальный износ, – терпеливо объяснил Мордастый. – Эти полпроцента куда-то девать надо. Не нам же с Бурым на себя их брать? И кончай скулить, оформляй квитанцию и будем дворец скатывать.

– Подожди, – встрепенулся Жутик, – здесь же пиво должно было остаться! По сопроводиловке, сколько его сюда отгрузили?

– Сотню упаковок, – сверился с бумагой Мордастый.

– Ну! А выпить он успел, от силы полдюжины! Ну пусть даже десяток, что теперь, их обратно на склад сдавать?!

– Ай да Жутик! – просиял Мордастый, поняв суть вопроса. – Молодец, пацан, на глазах умнеешь! Значит ты предлагаешь сейчас…

– Конечно! Бурому даже не скажем, заберем себе и поделим по… по… – он замер, загипнотизированный мрачным взглядом шефа.

– Н-ну? И как же ты делить предлагаешь? – холодно спросил тот.

– По… по справедливости! – наконец сообразил Жутик. – Половину вам, половину мне, но я сам занимаюсь транспортировкой. Вы, свою долю получаете, без хлопот, прямо на дом, – он с тревогой посмотрел на скучное лицо Мордастого и торопливо добавил. – И разумеется, кроме того дюжину упаковок от меня, в благодарность за науку!

– Неплохо, – наконец удостоил его благосклонным кивком начальник. – Ладно, пусть будет по справедливости. Загружай сначала пиво, сам хочу посчитать, сколько его осталось.

– А… А куда его загружать?

– Да хотя бы вот сюда, – Мордастый вытащил из коробки здоровенный мешок с наклейкой «моющие средства», встряхнул его, расправляя, и тяжело вздохнул. – Эх, Жутик, хорошая у тебя голова, но сколько тебе еще учиться надо! Пожалуй, ты мне в благодарность за науку не одну, а пару дюжин упаковок должен поднести. Если по справедливости, конечно.

Пиво в один мешок не уместилось, пришлось доставать еще два. Всего Мордастый насчитал девяносто две упаковки, круглая физиономия его светилась от удовольствия. Жутик выглядел несколько более унылым, поскольку, пока таскал коробки, непрерывно занимался сложными математическими вычислениями. К сожалению, у него всякий раз выходило, что если бы он не влез со своей дележкой по справедливости, а предложил бы способ Мордастого, по честному, как поделили процент износа, то пива у него, в результате, осталось бы гораздо больше. А теперь еще и транспортные расходы оплачивать из своего кармана…

– Порядок, – мешки с пивом Мордастый лично заклеил широкими полосками скотча, не доверил младшему столь тонкую техническую операцию. – Самое главное сделали. Осталось только этот парк культуры и отдыха с аттракционами упаковать и свободны.

– А регенерацию растительности на этом месте проводить не будем? – не слишком уверено спросил Жутик.

– Че-го-о?..

– Ну, я имею в виду… по инструкции… травкой там засеять, пропалина же остается.

– А кто проверять станет? Подумаешь, пропалина! Через пару лет на этом месте такой бурьян вырастет, причем сам, даже сеять не надо, что ее никто и со сканером не найдет.

Младший черт, естественно, спорить не стал, начальству виднее. Пусть будет бурьян. Тем более, что сам Жутик в этот мир, скорее всего, никогда больше не попадет. Вон их сколько, миров, и везде души грешные имеются, которые надо собирать.

Через полчаса работа была закончена. Дворец, вместе с парком, поляной полной цветов и журчащим фонтаном, был скатан в тугой рулон и аккуратно упакован в очередной мешок с этикеткой «Дворцы. Артикул МФП-17, б/у». Жутик опустился на четвереньки, Мордастый, встал ему на спину и слегка подпрыгнув, удобно уселся на нижний край портала. Сначала он принял все коробки и мешки, бережно опуская их на своей территории, потом подал младшему руку, помогая вскарабкаться. Через секунду, без всяких внешних эффектов, мерцающее окно исчезло и около степной рощицы, где Зарик еще сегодня открыл удивительную шкатулку, уже не было ни дворца, ни чертей… Только большой участок выжженной земли.

Ганц оглянулся через плечо и заметил удивленно:

– Надо же! Вроде и не так быстро едем, а дворца уже не видно. Чувствуют лошадки, что место нехорошее, торопятся убраться подальше, – он ласково потрепал Булку по шее. – А я, честно говоря, так и не разобрался, что мы такое сделали? Чувствую, что подвиг совершили, а вот в чем он заключается, понять не могу.

Джузеппе, не отвечая, хмуро покосился на него, а девушка заинтересовалась:

– Почему ты решил, что это был именно подвиг?

– А что ж еще? Или нам кто-нибудь за труды заплатить собирается? Подвиг, в чистом виде.

– Мы заставили враждебную магию убраться из нашего мира! – неожиданно звучным голосом произнес Джузеппе.

– Вона оно как… – уважительно протянул Ганц. – А мы ее как, насовсем вышибли, или она еще вернуться может?

– Тебе что, больше не о чем разговаривать? – снова помрачнел магистр. – Скажи лучше, чем ты дальше заниматься думаешь? На своем постоялом дворе хозяйничать? Как это ты его обозвал, «Степной приют»?

– «Затерянный в степи», – поправил Ганц. – Нет, наверное, чего там сидеть. Тем более, что все кладовки пустые, а одним пивом сыт не будешь.

– Разве еда – это проблема? Договоришься с ближайшими фермерами, они тебе все привозить будут.

– Нет, – снова отказался Ганц, – скучно. Я лучше опять бродить пойду, вон хоть с Аррой, вместе. Арра, птичка моя, ты теперь куда направишься?

– В столицу, как с самого начала собиралась. И не называй меня птичкой! – запоздало вспомнила она.

Ганц улыбнулся:

– А давай ты меня наймешь на работу? Я буду твоим телохранителем, совсем недорого, согласна?!

– Еще чего, – фыркнула Арра.

– Ах вот ты как со мной, – старательно скроил обиженную физиономию Ганц, – ну и пожалуйста, ну и ладно! Мне и самому с тобой связываться неохота, я лучше к магистру телохранителем пойду! Джузеппе, ты возьмешь меня?

– Мне-то телохранитель зачем?

– Мало ли… жизнь сейчас такая, что никогда не знаешь… Кроме того, я и другие обязанности выполнять могу, за порядком в доме, например, следить. Я ведь ужасно чистоплотный.

– Ужасно, это точно! – засмеялась Арра. В этом мы сами убедились. Ты еще скажи, что ты самый лучший повар.

– Я бы сказал, – вздохнул Ганц. – Но вы же не поверите.

– Ни за что не поверим! – немного развеселился Джузеппе. – Слушай, убийца, а я придумал, как ты деньги сможешь зарабатывать. Вот представь себе: заходишь ты в трактир, заказываешь себе кружечку пива и начинаешь трепать языком про свои приключения. На самом интересном месте останавливаешься, вроде как у тебя в горле пересохло, а денег на пиво больше нет. Я твоей болтовни наслушался, так что гарантирую, тебя в любом трактире напоят, накормят и деньжатами не обидят!

– Магистр! – с невыразимым презрением в голосе процедил Ганц. – Учить он меня будет! А чем я, по-твоему, последние пару лет занимался?

В это время, в своем крохотном кабинетике, демон Местифуфель отложил в сторону перо и промокнул написанные строчки внушительным пресс-папье. Хотя в его распоряжении была масса различных технических средств, он предпочитал составлять свои документы по старинке, от руки, остро заточенным гусиным пером.

Демон вынул из ящика стола папку густого малинового цвета, и аккуратно сложил в нее тонкую стопку исписанных листков. На самой папке крупными буквами старательно вывел: «Отчет о проведении первичной разведки мира Лагосинтер. Рабочие предложения по внедрению.» Полюбовался каллиграфической надписью, встал из-за стола и, прижимая драгоценную папку к груди двинулся по коридору, звонко цокая копытцами.

В конце коридора, перед дверью начальника отдела, Местифуфель остановился, деликатно постучал костяшками пальцев. Из кабинета донеслось глухое ворчание. Он достаточно хорошо был знаком с Ноизаилом, чтобы узнать в этом ворчании разрешение войти.

Старший демон Ноизаил терпеть не мог распахнутых дверей, поэтому Местифуфель приоткрыл дверь совсем чуть-чуть и скользнул в кабинет. Старший демон Ноизаил терпеть не мог, когда рядом с ним кто-то топает, поэтому Местифуфель мягкими, скользящими шажками подошел к столу начальника, старательно пытаясь согнать с лица довольную улыбку, так как старший демон Ноизаил терпеть не мог веселых лиц… Дело в том, что старший демон Ноизаил несколько засиделся в старших демонах, поэтому последние пару сотен лет его многое раздражало. А ведь каким очаровательным, каким душкой он стал бы сразу, как только получил бы звание дьявола!

– Ну? – сурово рыкнул старший демон Ноизаил, с отвращением покосившись на почтительно склонившегося перед ним демона – до чего же гадкая физиономия у этого Местифуфеля!

– У меня хорошая новость, – Местифуфель осторожно опустил на стол малиновую папку и постучал по ней указательным пальцем. – Очень хорошая новость.

Часть вторая
Аду требуется кочегар на постоянную работу

– Не хотелось бы показаться назойливым, господа благородные маги, но тем не менее! Кто-нибудь знает, куда мы едем? – часа через два спросил Ганц. Он давно перестал подгонять Булку и теперь лошадь шла мерным, спокойным шагом.

– А? – обернулся к нему Джузеппе. Он совсем взмок на солнце, борода растрепалась и перекосилась еще сильнее, чем обычно. – Что значит куда? Мы едем оттуда, – он махнул рукой назад, в сторону спешно покинутого ими порождения чужой магии, великолепного дворца с парком.

Арра ответила боле вразумительно:

– В Имолу возвращаемся. То есть, это мы с Джузеппе в Имолу, а ты… тебе лучше знать, куда ты направишься.

– Да я не об этом. Я не про долгосрочные планы спрашиваю, а про то, где мы будем, например, ночевать?

– Так у тебя, наверное, в «Потерявшемся путнике», – она безразлично пожала плечами.

– «Затерянном в степи», – в голосе Ганца проявилась непривычная сварливость. – Очень красивое название, романтичное и совсем не трудное. Почему никто не может запомнить? Впрочем, в любом случае, я против.

– Что? – Джузеппе повернулся так резко, что чуть не съехал с широкой спины Гладиолуса. Умный конь остановился и подождал, пока хозяин снова не устроился в седле. Булка с Искоркой, переглянувшись, решили составить ему компанию, так что разговор не прервался. – Ты против того, чтобы мы снова посетили твой постоялый двор?

– Категорически, – кивнул Ганц и пояснил: – Там же есть нечего, вы что, забыли? Арра, конечно, прелесть, и сообразит опять что-нибудь съедобное, но хотелось бы настоящей еды. Мяса хочется.

– А знаешь, Джузеппе, – задумчиво покивала Арра, – этот убийца прав. Я тоже чувствую некоторое… в смысле, неплохо бы перекусить… и кусок мяса, хорошо прожаренный… – она зажмурилась и добавила нежным голоском: – Большой кусок мяса.

Магистр сглотнул слюну, слишком громко, для человека, сравнительно недавно занимавшего солидную должность в Нюрбургском Университете и привыкшего вращаться в самом благовоспитанном обществе. Потом с подозрением взглянул на Ганца и спросил:

– Ты хочешь что-то предложить или просто так, издеваешься?

– Когда это я над вами издевался? – голубые нахальные глаза с притворной обидой уставились на мага. – Я к вам всегда с полным уважением и, можно даже сказать, благоговением…

– Ганц! – рявкнула Арра. – Говори о деле!

– Конечно, птичка! Если мы сейчас повернем на запад, то часа через два будет деревня. Большая и с настоящим постоялым двором. Я там бывал, там путников кормят, даже суп дают.

– Пожалуй… – Джузеппе вопросительно посмотрел на Арру. – Мы ведь никуда не торопимся? Отдохнем денек, покушаем. И крюк совсем небольшой получается.

– Это ты меня уговариваешь или себя? – усмехнулась она. – Мне-то, действительно, торопиться некуда, на перевале снег все равно еще не растаял.

– Значит едем в эту деревню, – решил Джузеппе. – Куда, ты говоришь, на запад сворачиваем?

– На запад, – подтвердил Ганц, и еще пальцем направление указал для верности.

– Ты понял, Гладиолус, куда ехать? – магистр, наклонившись вперед, дотянулся до лошадиного уха и потрепал его.

Гладиолус меланхолично кивнул и неторопливо двинулся на запад.

– Э? – магистр был явно озадачен. Он посмотрел на поводья, которые держал в руках, потом перевел взгляд на Арру:

– Но я же… он что, действительно понял?

– Почему бы и нет, – невозмутимо пожала плечами девушка.

– Но он же лошадь! Я имею в виду, конь, – Джузеппе пришлось обернуться назад, потому что Арра с Ганцем еще оставались на месте. – Мерин!

– Ну и что? Ты у нас магистр, значит должен действовать на интеллект всех присутствующих облагораживающе, – постаравшись придать своей подвижной физиономии как можно более серьезный вид, объяснил Ганц. – А Гладиолус теснее всех с тобой общается, хотя, надо признать не с самой мудрой частью тела. Однако, эффект налицо!

Естественно, Джузеппе не стал унижаться и отвечать Ганцу так, как он того заслуживал. Пробормотал только что-то про петухов, от которых и то больше пользы, и что надо было вовремя, когда предлагалось, превратить некоторых…

Искорка с Булкой снова переглянулись, одновременно фыркнули и потрусили, бок о бок, следом за Гладиолусом.

– Слушай, Ганц, – через несколько минут мирного молчания спросила Арра, – ты говоришь, что бывал в этой деревне. Часом не по работе?

– В таком захолустье? – искренне оскорбился бывший наемный убийца. – Этот населенный пункт даже не во всех справочниках отмечен, по причине своей незначительности! Нет, я посещал его исключительно из любознательности, путешествуя по родной стране. Ну, и в порядке отдыха тоже. А что касается работы, птичка моя, то будет тебе известно, не во всяком городе имелся маг, ради которого стоило меня нанимать, а уж здесь-то… Одна старуха с окраины обладает немного способностями, но их хватает только на то, чтобы молоко у соседки в погребе скисло, да бородавку может заговорить…

– Это к магии отношения не имеет, – авторитетно перебил его Джузеппе. – Даже не колдовство, а так, грубое знахарство.

– А я о чем? Разве кто станет тратить деньги на серьезного профессионального, а тем более, высокопрофессионального, наемного убийцу, чтобы вот такую старушенцию прищучить? Нет, я работал в столице, в университетских городках, где маги кучкуются. Одним словом там, где солидная клиентура имелась. Хотя… был как-то случай, – Ганц задумчиво посмотрел в голубое, без единого облачка небо, и голос его приобрел повествовательную напевность, даже свист, сопровождавший дыхание, стал казаться чем-то вроде музыкального аккомпанемента. – Был случай, когда мне пришлось выполнять заказ в сельской местности. Речь идет о некоем маге, по имени Саваратоний… до того мерзкий был старикашка, что умудрился достать, то есть абсолютно всех, даже тех, с которыми случайно, к примеру в трактире, встречался. Это я опять-таки, о магах говорю, поскольку этот Саваратоний цеплялся исключительно к ним. Остальным населением, мирными обывателями, он вроде как брезговал.

– Ты не про того, который в башню забился? – оживился Джузеппе.

– Про него. А что, не надо рассказывать?

– Почему не надо? – ухмыльнулся магистр, – давай. Сам говоришь, до деревни еще два часа ехать.

– Уже полтора, – уточнил Ганц. – Так вот, про этого Саваратония. До того дело дошло, что он в том трактире, где маги имели привычку пивом наливаться, всегда один за столом сидел, никто к нему не подсаживался. И все равно продолжал пакостничать, кому по мелочи, кому по крупному, уж как получится. Ну, любил мужик это дело, ничего не скажешь. Кончилось, разумеется тем, что надоел он остальным магистрам хуже горькой редьки и решили они его извести. Навалились на Саваратония всей толпой, но только с магами так дела не делаются, да еще с такими юркими, как этот старикашка. Гоняли они его, как мыша, из щели в щель, но в конце концов он, все-таки, улизнул. Сбежал вот в такое же захолустье, выстроил себе башню из слоновой кости…

– Серебряную, – поправил его Джузеппе.

– А я говорю, слоновая кость! И вся узорами покрыта. – Ганц старательно нахмурил брови, но придать своей физиономии суровый вид ему все равно не удалось. – Кому лучше знать?

– Ну, извини. Просто у нас всегда… впрочем, ладно. Рассказывай дальше.

– Так вот, выстроил он себе башню из слоновой кости и засел там. Маги побродили вокруг, попробовали своими средствами, заклинания всякие разрушающие, гром и молнию… Но Саваратоний, при всей подлости своего характера, тоже магистр был не из последних, так что ничего они сделать не смогли, только резьбу на башне повредили немного. Собрались тогда обозленные маги на совет и решили скинуться и нанять профессионального убийцу. Поспорили, конечно, немного, кого именно…

– И они выбрали тебя! – Арра с простодушным восторгом смотрела на Ганца.

– Разумеется, – он небрежно кивнул. – В то время я был самым лучшим.

– А чего же они тогда спорили?

– Но я же был и самым дорогим. Некоторые хотели сэкономить, – мягко объяснил Ганц.

– И победили те, кого интересовало качество, а не цена, – пробормотал Джузеппе.

– Вот за что я тебя уважаю, магистр, – поднял палец Ганц, – так это за умение коротко и точно формулировать мысль. Именно так: качество работы, а не ее цена! Одним словом, я взялся за это дело…

Даже лошади, казалось, заслушались удивительной и волнующей историей, про то, как Ганц сражался с магом из башни. Как он, применив силу, хитрость, опыт, ловкость и еще тысячу своих достоинств, все-таки одолел злокозненного Саваратония, убил его, а башню разрушил и мелкой пылью развеял по ветру. Чтобы и следа не осталось. Когда он закончил свой рассказ, деревня была уже совсем близко.

– Но зачем ты башню-то распылил? – взволновалась Арра.

– Как зачем? Для большего эффекта и поучительности.

– Да нет же! Гораздо более эффектно и поучительно было бы оставить ее там, где она стояла, вроде памятника! А еще лучше, если бы маги перенесли ее в тот город и установили на какой-нибудь площади. И сделали бы в этой башне музей!

– Музей? Хм, интересная мысль. Даже странно, как это я сам… значит, музей, экскурсии разные, научная работа, экскурсоводы, дамочки такие… с указками… – Ганц продолжал задумчиво бормотать, когда Джузеппе, довольно невежливо ткнул его кулаком в бок.

– Ну да, музей, а ты там директором! – Они уже ехали по деревенской улице и Джузеппе заинтересованно осматривал аккуратные беленые домики за невысокими заборчиками. – Хватит мечтать, говори лучше, где тут обещанный постоялый двор?

– А ты сам не видишь? – потирая бок, Ганц отъехал в сторонку. – Вон же вывеска.

Действительно, они уже почти подъехали к гостеприимно распахнутым воротам, над которыми, опасно накренившейся аркой, была закреплена большая и очень красивая вывеска.

Она изображала небо, на котором, в полном презрении к естественному ходу событий, собрались одновременно и солнце, и луна, и месяц, и россыпи звезд. Единственное, в чем неизвестный художник пошел на уступки природе было то, что солнце сияло все-таки на голубом фоне, а луна, месяц и звезды были нарисованы на густо-черном. Украшенные затейливыми завитушками разноцветные буквы извещали, что постоялый двор называется: «На звездном пути».

– Как романтично, – вздохнула Арра, проезжая под вывеской.

Искорка, с любопытством повернув голову, осмотрела прибитую к створке ворот на уровне лошадиной головы табличку поменьше, сообщавшую, что здесь же имеется конюшня, в которой каждой лошади предоставляется отдельное стойло и сколько угодно свежего сена (с собой сено увозить воспрещается). Чистая колодезная вода в поилке предоставляется так же без ограничений. Кроме того, у хозяина имеются овес и ячмень, но за отдельную плату. Это объявление было украшено очень симпатичными и вкусными на вид рисунками одуванчиков, маргариток и цветущего клевера. Булка и Гладиолус тоже, очень внимательно, с табличкой ознакомились и, судя по всему, одобрили.

Чисто выметенный и присыпанный желтым песочком двор был пуст, но стоило путешественникам миновать арку с вывеской, как тут же появились два здоровенных парня, очень похожих друг на друга, очевидно братья. Они вежливо поздоровались с Джузеппе и с Аррой, отвесили какой-то церемонный, с нелепыми движениями рук в разные стороны, поклон Ганцу. Он плавно погладил ладонями воздух над их склоненными головами и, легко спрыгнув с Булки, хлопнул каждого по могучему плечу:

– Здорово мужики! Рад, что вы меня еще помните!

– Тебя забудешь, – усмехнулся тот, что вроде был постарше. – Ты тогда уехал, а мы еще неделю от тетки Корделии в погребе прятались. Хорошо папаша уговорил ее больше за нами не гоняться.

– Два бочонка пива отдал, – без особой печали сообщил тот, что помладше.

После чего, все трое переглянулись и весело заржали. Их, не слишком понятный посторонним, разговор явно шел о чем-то приятном.

Просмеявшись, Ганц приступил к церемонии знакомства. Парни оказались сыновьями хозяина постоялого двора, старшего звали Вейр, а младшего – Кархенас. Не спрашивая разрешения у Ганца они скормили Булке по куску сахара, причем, ее такая фамильярность нисколько не удивила.

– Возьмите лошадку, – Ганц указал на Гладиолуса, – и окажите весь список услуг.

Джузеппе охотно передал поводья стоящему ближе к нему Кархенасу.

– А эту красотку? – Вейр протянул руку к Искорке.

Арра открыла было рот, но Ганц опередил ее:

– Эту красотку госпожа Арра никому не доверяет. Так что хватит с вас и одного Гладиолуса.

Вопрос о том, чтобы доверить братьям Булку, очевидно не стоял с самого начала. Всей гурьбой (Джузеппе внезапно решил лично проконтролировать, каков будет комплекс услуг, оказанных Гладиолусу) они направились туда, куда указывала аккуратная стрелочка, снабженная надписью «В конюшню». Стрелочка была украшена силуэтом бегущей лошади, очевидно, в эту самую конюшню торопящейся.

– Как у вас здесь все, и удобно и красиво, – заметила Арра, – указывая на другую табличку. Там тоже была стрелка, изображение ведра, из которого льется вода и надпись голубыми буквами: «Колодец». Не то, чтобы эта табличка была так уж необходима – колодец, находящийся чуть в стороне от ворот, был прекрасно виден невооруженным глазом, но все равно, такая забота о путешественниках была приятна.

– Это у нас один художник бродячий почти полгода жил, – дружелюбно улыбаясь, объяснил ей Кархенас. – Денег у него не было, ни гроша, вот он и расплачивался за все рисунками. Табличек всяких нарисовал – страсть! Вывеска вот над воротами тоже, – он оглянулся на угрожающе накренившуюся арку, озабоченно покачал головой. – Говорил ему Вейр, что слишком большая получается, так только обида вышла. Вы, говорит, не в состоянии понять широкой души художника и его высоких устремлений! Вот и размахал, во всю свою душу. А то, что ни одни ворота такую громадину не выдержат, так это уже не его забота. У папаши Доршана сыновья есть, они слазают, где приколотят, где привяжут… – парень обречено махнул рукой и перевел взгляд на Арру. Смотреть на девушку ему было явно приятнее и Кархенас снова расцвел улыбкой.

– Так что этот художник, только по табличкам и вывескам специалист был? – старательно заинтересованно спросила Арра. Пусть уж этот малый лучше разговаривает, чем будет на нее так пялиться.

– Да нет, почему? Он хороший художник был, много чего рисовал. И нам и другим, по деревне. Тетушке Матильде ее кошку изобразил, как есть живая зверюга! А в доме у печника Брауни во всех комнатах такие цветы по стенкам пустил – никакого сада не нужно! И у нас две его картины в большой зале висят, про еду. На одной рыба на тарелке лежит, а на другой – ваза с фруктами. Натур-морды называются. Не знаю, как насчет фруктов, а у рыбы, точно, морда очень даже натуральная. Еще семейный портрет есть, только папаша его к себе в комнату повесил, так ему понравилось. Но если вы захотите посмотреть, только скажите, он покажет. Папаша любит этим портретом хвастаться.

– Обязательно посмотрю, – пообещала Арра.

Когда закончив возиться с лошадьми они умылись и дружно ввалились в просторную комнату, торжественно названную Кархенасом «большой залой», их ждал уже накрытый стол. Хозяин, с которым Ганц поздоровался с подчеркнутым уважением и представил его, как папашу Доршана, на самого Ганца смотрел довольно кисло, но к Джузеппе и Арре отнесся со всей подобающей благожелательностью и заботой.

Они, в свою очередь, искренне восхитились двумя картинами, висящими на стенах, друг против друга, чем сильно его порадовали.

– А? Сразу видно, понимающие люди, не то что некоторые! – хозяин выразительно покосился на Ганца. – Которым только бы языком болтать…

– Да что уж я такого сказал, папаша Доршан, – обрадовался тот, – только и всего, что намекнул про эту рыбку…

– А в моей комнате семейный портрет висит, – папаша Доршан демонстративно повернулся к Ганцу спиной, выдержал характер, не оглянулся даже на его жизнерадостный смех. – Как покушаете, я вам покажу. Тоже, очень натурально получилось и сходство, прямо-таки, потрясающее. А сейчас за стол давайте, дорога дело такое, всегда проголодаешься…

Еда была, может, не особенно изысканной и разнообразной – обещанный Ганцем суп, густой и наваристый, салат из овощей, тушеная баранина и хлеб – но приготовлено все было очень вкусно. И главное, еды было много! Это вам не три жгутика вяленого мяса с черствой пресной лепешкой.