Текст книги "Время не ждет. Материалы к жизнеописанию и духовному наследию протоиерея Василия Ермакова"

Замечательно, что Никольский собор расположен в старой части города, называемой Петербургом Достоевского. Недалеко от собора жили герои романа «Преступление и наказание» (Раскольников, старуха-процентщица, Соня Мармеладова), находилась полицейская контора. Батюшку волновало творчество Достоевского, потому что, так же как и Достоевский, он был знатоком человеческих душ. В записной книжке студента Ермакова «Скромные выписки отдельных выражений великих людей науки» находим такие записи: «В произведениях Достоевского перед нами с необыкновенной яркостью раскрывается внутренняя жизнь многих людей, и мы ясно видим, как необходимо для человека христианство с его тайнами исцеления мятущейся человеческой души и удовлетворения ее высшим потребностям».

Далее читаем о Раскольникове: «В образе Раскольникова в романе “Преступление и наказание” представлена нам яркая картина полной беспомощности человека, который желает вступить в единоборство с жизнью и победить страдание, но не путем восстановления в себе и людях затмившегося облика Христа, а на основании придуманных им самим теорий жизни. Человек попадает при этом в какой-то заколдованный круг, из которого часто нет для него иного выхода, кроме полного покаяния или самоистребления».

А вот выписка о священстве: «Истинный пастырь обречен мучительно страдать духовными болезнями и физическими страданиями своей паствы. Тяжело видеть человеческие страдания и раны и не быть в состоянии помочь, облегчить муки, но несравненно тяжелее видеть страдания человеческой души и чувствовать себя бессильным исцелить ее. А священнику постоянно приходится вращаться в мире страданий, мук, горя. К нему приходят за советом и помощью в несчастьях, к нему идут делиться своим горем, к нему несут в таинстве исповеди мучения своей совести, у него ищут поддержки, спасения от самих себя, от пагубной силы злых привычек, греховных наклонностей. И вот перед взором священника раскрываются необъятные пучины греха, проливаются моря слез и раскаяния, и все это в надежде на помощь, по вере в спасительное ободрение, исцеление, подкрепление со стороны Богом поставленного врача душ человеческих».

Отец Василий рассказывал, что, как только у него появилась возможность (а тогда Достоевский был под запретом), он стал читать его романы. В своих проповедях батюшка часто цитировал Достоевского, приводил прихожанам Никольского собора замечательную фразу из романа «Братья Карамазовы»: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Про сам роман отец Василий часто говорил, что эта книга должна быть настольной книгой каждого русского человека: она помогает понять человеческую душу.

Никольский собор находится рядом с Мариинским театром – одним из старейших театров России, символом русской культуры, с которым связаны величайшие творения русской оперы и балета. Ф. Шаляпин, Ф. Стравинский, М. Петипа, М. Кшесинская, А. Истомина, Е. Семенова, В. Нижинский, Г. Уланова, А. Павлова, Р. Нуреев, М. Барышников и многие другие артисты блистали на его сцене. В пятидесятые годы в театре выступали выдающиеся танцовщики Константин Сергеев[62]62
  Сергеев Константин Михайлович (1910–1992) – танцовщик, хореограф, педагог, народный артист СССР. С 1950 по 1960 год – главный балетмейстер Мариинского театра.


[Закрыть], Наталья Дудинская[63]63
  Дудинская Наталья Михайловна (1912–2003) – балерина Мариинского театра, народная артистка СССР. С 1960 года – педагог хореографического училища им. Вагановой. Среди ее учениц – Валентина Ганнибалова, Ева Евдокимова, Елена Алканова, Алла Сигалова, Галина Рахманова, Маргарита Куллик, Ульяна Лопаткина, Анастасия Волочкова.


[Закрыть], пели знаменитые Николай Печковский, Софья Преображенская[64]64
  Преображенская Софья Петровна (1904–1966) – оперная певица, народная артистка СССР, профессор Ленинградской консерватории. Также исполняла русские народные песни и романсы.


[Закрыть].

Многие артисты Мариинского театра были прихожанами Никольского собора. Отец Василий любил и понимал русскую культуру. Знаменитый балетмейстер Константин Сергеев, балерина Наталья Дудинская, певица Софья Преображенская стали его близкими духовными чадами. Матушка Людмила рассказывала, что отец Василий очень серьезно относился к делу духовного окормления, всегда молился о своих чадах, переживал за них, поддерживал, да иначе и не шли бы к нему как к роднику с чистой водой люди, наделенные от Бога великими талантами и являющиеся гордостью русского искусства.

В 1953 году среди прихожан Никольского собора была молодая женщина Татьяна Николаевна Алихова – одна из первых женщин-геологов, впоследствии известный ученый палеонтолог, стратиграф с мировым именем. Она стала любимой духовной дочерью отца Василия. Самый главный дар, которым обладала Татьяна Николаевна, – это дар любви к Богу, устремленность к Нему, а оттого и постоянное пребывание в любви к ближнему – настоящее, христианское, – и в любви к дорогому для нее Отечеству. Этот дар любви очень явственно звучал в ее душе, в ее жизни. Поэтому, наверное, так дорога была Татьяне Николаевне и ее профессия, связанная с земными богатствами нашей родной земли (Русской платформы), богатствами, дарованными нам Богом.

Родилась Татьяна Николаевна в семье военно-морского историка Николая Никитича Алихова, начавшего свою профессиональную деятельность в созданной императором Николаем Вторым в 1906 году Исторической комиссии при Морском Генеральном штабе, которая занималась описаниями действий флота в Русско-японской войне. Полковник Алихов был глубоко верующим, патриотически настроенным человеком, принесшим огромную пользу Отечеству. Его высоко ценил адмирал флота Иван Степанович Исаков. На основе переданных Татьяной Николаевной одиннадцати огромных папок документальных материалов, собранных отцом, в Российском государственном архиве Военно-морского флота был создан личный фонд Николая Никитича Алихова за № 2222.

Отец Василий очень любил этот родной его сердцу дом и его обитателей. Николай Никитич, как человек, глубоко понимающий Россию, передавал молодому иерею Василию свои знания по истории, особенно по истории Военно-морского флота. Молодой священник пользовался богатой библиотекой Николая Никитича, его ценнейшими архивами.

С начала 1980-х годов Татьяна Николаевна уже почти не покидала своей квартиры: лишь однажды побывала в Серафимовском храме на Серафимовском кладбище, когда там уже служил отец Василий. Несмотря на занятость, батюшка всегда сам приезжал в праздничные дни, именины, дни памяти родителей исповедовать и причащать своих любимых чад, которых духовно окормлял более полувека. Он всегда оставался на трапезу, чтобы хоть немного передохнуть за столом, «отогреться», вспомнить годы своей молодости, начало своего пастырского пути в любимом Никольском соборе…

Вместе с батюшкой Василием приезжала и матушка Людмила. Она заботилась, чтобы дорогие, родные ей люди, пребывавшие в болезнях и физических немощах, ни в чем не нуждались. Когда батюшка приезжал «внезапно» и некому было (из духовных чад) принять его (приготовить трапезу и накрыть на стол), то он сам обычно отваривал картофель «в мундире», который очень любил, и заваривал чай, приглашая к столу Татьяну Николаевну и ее мужа Виталия Васильевича. Детей у Татьяны Николаевны и Виталия Васильевича не было, а всех близких родственников они пережили и упокоили. Непосредственно заботилась об этой семейной паре небольшая «общинка», которая образовалась по молитвам батюшки Василия из его духовных чад, вместе побывавших в паломнической поездке в городе Болхове летом 2005 года. Батюшкино благословение буквально врезалось в мою душу и память: «У тебя – Татьяна Николаевна…» Дорогой батюшка Василий, я так вам благодарна за это доверие!..

Татьяна Николаевна долгие годы несла подвиг страстотерпничества в болезнях: не заживавшие раны на ногах, сильнейшие головные боли и боли всего организма, почти полная потеря зрения. Она постоянно повторяла: «Я живу чудом!» Но при этом молитвенный подвиг она сочетала с постоянной напряженнейшей ежедневной работой: разбирала, раскладывала по папкам личный архив. Это были и письма, и вырезки из газет и журналов со статьями на духовные, краеведческие и исторические темы, и многочисленные научные труды, и статьи, как свои, так и отечественных и зарубежных коллег, и рулоны геологических, стратиграфических схем…

Иерей Василий Ермаков, Никольский собор. Начало служения (архив О. В. Ермаковой)

Слева направо: Мария Федоровна Краснова, Прасковья Ильинична Ермакова с внучкой Верой, матушка Людмила с дочерью Ольгой, Константин Васильевич Калиничев (муж старшей сестры отца Василия Лидии Тимофеевны). Болхов, 1958 год

Николо-Богоявленский кафедральный собор

Священномученик Серафим (Чичагов). На обороте фотографии – дарственная надпись внучки владыки Серафима, Варвары Васильевны Черной (в постриге Серафимы), с 1994 по 1999 год – настоятельницы московского Новодевичьего монастыря.

Епископ Милетон (Соловьев), викарий Ленинградской епархии, и протоиерей Василий Ермаков. Никольский собор, 1975 год

Причт Никольского собора. Отец Василий – крайний справа в первом ряду. 1970 год

Отец Василий с семьей. Первый ряд: отец Василий, матушка Людмила (справа). Второй ряд (слева направо): дочери Галина, Вера, Ольга. 1976 год

Осознавая важность всего того, чем обладала, что может быть полезным, необходимым ее Отечеству, Татьяна Николаевна работала до полного изнеможения, последние несколько лет из-за физических немощей не вставая с постели. И так день за днем, год за годом… Она очень спешила, чтобы все приготовить к переходу в Вечность…

С начала 2000-х годов Татьяна Николаевна начала диктовать свои воспоминания.

Как я уже упоминала, она обладала исключительной памятью, и в этой памяти был бережно храним необыкновенный, ценнейший духовный и профессиональный багаж. Отец Василий говорил о Татьяне Николаевне: «Таких больше нет».

Почти в восьмидесятилетнем возрасте, превозмогая сильнейшие боли (она говорила: «Все болит, вам даже не передать, как, не знаю, кто бы это смог вынести»), полуслепая, каждый вторник, перебинтовав кровоточащие раны на ногах, Татьяна Николаевна садилась за стол в гостиной и начинала диктовать свои интереснейшие воспоминания о семье, детстве, учебе в Горном институте, любимых учителях, геологической практике, о тяжелейшем блокадном времени, о службе во ВСЕГЕИ (Всероссийский научно-исследовательский геологический институт им. А. П. Карпинского. – Примеч. ред.), о работе в Межведомственной стратиграфической комиссии, участии в изданиях геологического и стратиграфического словарей и так далее. Набранный текст сама вычитывала, редактировала, добиваясь абсолютной правды, сражаясь за каждую фразу, формулировку, факт…

Воспоминания Татьяны Николаевны содержат в том числе и рассказ о Никольском соборе и об отце Василии. «Рядом с нами стояла прекрасная церковь, – вспоминала Татьяна Николаевна о своем детстве, – прекрасная не только как архитектурный памятник, но особенно как духовно-историческая святыня – пятиглавый храм в честь Воскресения Христова. В нем было средоточие главнейших событий Божественного мира: Рождество Христово и Воскресение Христово. В подземной части храма находился вертеп с Вифлеемской звездой и яслями. Этот вертеп – точная копия Вифлеемского, где родился Спаситель (находится под амвоном базилики Рождества Христова в Вифлееме. – Примеч. ред.), – был единственным в России.

Церковь Воскресения Христова (она же Михаила Архангела) гармонично объединяла окружающие улицы и стояла как опорный святой столп посреди Малой Коломны. В эту церковь я ходила с 1922 по 1930 год включительно, то есть почти десять лет. Особенно запомнились Рождественские и Пасхальные службы. <…> Помню стоящую посреди нижнего храма под нарядной сенью величественную Плащаницу. Мама всегда следила, чтобы мы, дети, приложились к Святой Плащанице натощак. Затем возвращались домой позавтракать и шли в школу. Приближались мы к Плащанице со страхом, чувствовали, что приближаемся к такой Великой Святыне – Самому Господу, пострадавшему за нас. Очень радостно и светло было, когда мы несли домой свечечки после чтения двенадцати Евангелий и вербочки в Вербное воскресенье. Вся наша семья жила Церковью.

Помню, как долго раскачивали главный купол храма в честь Воскресения Христова, с четырех сторон, толстыми канатами. Стоявший вокруг народ плакал. Самого падения купола я не видела, так как спешила на занятия в университет. Эта церковь была для нас светочем, всех объединяющим».

С ранних лет Татьяна Николаевна была прихожанкой Никольского собора, там они с мужем узнали о великом старце Серафиме Вырицком. В начале 1945 года они поехали в Вырицу: «И вот первая наша встреча. Сияние святости, исходившее от батюшки, сразу проникло в самые глубины моего существа. Говорить ни о чем не хотелось. Глаза старца были полны бесконечной любви, сочувствия и понимания. Мы видели, что отцу Серафиму открыты малейшие движения наших сердец. И так рядом с ним захотелось заплакать о своем недостоинстве, несовершенстве… Без лишних слов поняли мы друг друга. Испросив благословения, тихонечко вышли. Домой ехали словно обновленные. С того дня каждое воскресенье после ранней обедни в Никольском соборе спешили мы в Вырицу…»

Перед концом своей жизни отец Серафим многих, в том числе Татьяну Николаевну и ее родных и близких, благословил перейти под духовное окормление к старице из Никольского собора схимонахине Марии (Маковкиной). А в 1957 году произошла еще одна очень важная встреча: весной в садике у Никольского собора Татьяна Николаевна познакомилась со старицей схимонахиней Серафимой (в миру Евфросинией Андреевной Науменко). Матушка была с ампутированными ногами и к тому времени уже ослепла в результате контузии, полученной при обстреле во время блокады. Она взяла правую руку Татьяны Николаевны, подержала и сказала: «Теперь я буду вас знать».

И еще одна важная духовная встреча была в судьбе Татьяны Николаевны. «Отца Василия Ермакова, – вспоминает она, – знаю более полувека. В 1953 году в Никольский собор после окончания духовных семинарии и академии пришло новое поколение священников (первый выпуск). Среди них сразу выделился отец Василий – своей внимательностью, заботливостью, стремлением понять переживания молящихся, он стал любимым батюшкой. Невольно вспоминался святой праведный отец Иоанн Кронштадтский, который в первую очередь вошел в среду обездоленных, отверженных… <…>

Перед началом молебна отец Василий всегда обращался к молящемуся, спрашивал, по какому случаю он заказал молебен: горе ли, беда ли какая или поблагодарить пришел Господа за Его милосердие (что бывало редко!). Искреннее соучастие батюшки очень располагало к молитве, и она становилась более действенной и глубокой.

Когда было необходимо забежать в Никольский собор днем, чтобы подкрепить духовные силы, и в это время дежурил по храму отец Василий, он никогда мимо не проходил. Видя, что стоишь у иконы Пресвятой Богородицы или святителя Николая и сосредоточенно молишься, он подойдет и спросит: “Что-нибудь случилось?” Конечно, обрадуешься такому вниманию и все расскажешь.

В 1964 году мой муж был при смерти, по заключению врачей оставалось жить не более месяца. Отец Василий строго спросил: “Кто так сказал?” Отвечаю: “Врачи”. Батюшка крепко положил руку на мое левое плечо и сказал: “Никого не слушайте! Надо молиться, чаще причащаться, и Господь поможет”. По молитвам отца Василия и других молитвенников (отца Саввы из Псково-Печерской обители, схимонахинь-стариц Марии и Серафимы, схиигумена Михаила из Нило-Столобенской обители) Господь сотворил чудо! Муж прожил (а ведь врачи отказывались его лечить, говоря: “Такое сердце мы не лечим”) еще тридцать лет. Отец Василий и отец Николай Юрченко (Царство ему Небесное!) неоднократно говорили о Виталии: “Он вытащен из могилы”.

Перед исповедью отец Василий сосредоточенно осматривал собравшихся исповедников, некоторым строго говорил: “Иди купи за выручкой (у свечницы) крест”. Эти люди удивлялись: “А как он узнал, что у меня нет креста?” Подбежавших (опоздавших) во время исповеди замечал и, когда давал разрешительную молитву, их отстранял. После исповеди, поговорив с ними, некоторых допускал до Причастия, другим же советовал прийти в другой раз. <…>

После войны 1941–1945 годов из разных мест страны в Ленинград прибыло много народу с разными понятиями о вере. Были среди них такие, которые в гроб покойника клали кусок колбасы или папиросы, говоря, что, может быть, он там поест или покурит. Эти языческие повадки смело обличали с амвона настоятель Никольского собора отец Александр Медведский, отец Василий и отец Константин Быстриевский. Последний неоднократно призывал не устраивать гаданий в церкви, как, например, нередко делали женщины: они ставили свечку обратным концом, для того чтобы вернуть мужа от другой женщины.

Никогда не забудутся смелые, рискованные в то время (1953–1976 годы) проповеди отца Василия. Он постоянно призывал к крепкому сохранению нашей православной веры и к любви к Родине, приводя примеры из ее истории и из жизни печальников Святой Руси: преподобного Сергия Радонежского (Куликовская битва), святителя Патриарха Ермогена (Смутное время). После этих проповедей мы уходили из храма укрепленные духом и в то же время со страхом за отца Василия, чувствуя, что за них он может пострадать.

Строгий настоятель Никольского собора отец Александр Медведский очень ценил отца Василия и хотел, чтобы его перед его кончиной причастил именно отец Василий. Это и осуществилось. Девятого февраля 1973 года, в день святителя Иоанна Златоуста, отец Василий причастил отца Александра, а двенадцатого февраля участвовал в его погребении. <…>

Второго мая 1976 года отец Василий, придя к нам домой, сообщил: “Татьяна Николаевна, свершилось то, чего вы боялись”. Сам отец Василий это послушание (перевод в храм Святой Троицы Живоначальной, так называемый «Кулич и Пасха». – И.К.) принял спокойно, сказав, что при распределении после окончания духовной академии он сам хотел служить именно в этом храме. На прощальной проповеди батюшки все прихожане плакали. Многие из них довольно часто ездили на богослужения батюшки в храмы, в которые его переводили, особенно в посты и памятные семейные дни. Несмотря на дальность расстояния и увеличивающиеся с возрастом немощи, возвращались домой в духовно-торжественном настроении. Эти дни для нас были праздничны.

Я знаю очень давно не только батюшку, но и его семью – скромную, дружную, духовно-крепкую, истинно христианскую. Матушка, Людмила Александровна, любвеобильная, гостеприимная, жертвенная, готовая всем всегда прийти на помощь. Не зря отец Серафим Вырицкий сказал ей, давая благословение: “Благочестивому батюшке нужна благочестивая матушка”. И она это полностью оправдала. <…>

Мы жили в эпоху искоренения всего чистого, светлого, нравственного, и только Церковь помогла нам пройти жизненный путь под Промыслом Божиим (не было ни духовной литературы, ни воскресных школ). Воспитала нас только Церковь: посещение богослужений, исповеди и проповеди ревностных батюшек.

Вся наша семья (родители, брат, сестра и я, с нашими мужьями) – духовные чада отца Василия. Под его духовным окормлением все мои родные удостоились от Господа христианской кончины: причащались, соборовались, были отпеты в храме и погребены в гробах.

Слава Богу, что милосердный Господь даровал нам такого духовно-крепкого и ревностного батюшку. <…>

Путь отца Василия был тернист, но он никогда не роптал, его держит сила веры, духовная крепость. Он продолжает приносить людям утешение, любовь и надежду»[65]65
  По неопубликованным воспоминаниям Татьяны Николаевны Алиховой; составила Т. Букштынович.


[Закрыть].

Земная жизнь Татьяны Николаевны Алиховой завершилась одиннадцатого декабря 2007 года. Девятый день, девятнадцатое декабря, пришелся на празднование дня памяти святителя и чудотворца Николая, сороковой – девятнадцатое января – на день Крещения Господа Иисуса Христа и Богоявление. Так, видимым образом, Господь отметил свою избранницу.

На Западе и среди советской интеллигенции Н. С. Хрущев стяжал славу либерала, осудившего сталинский режим, выпустившего на свободу тысячи заключенных. Но не надо забывать, что Хрущев, как участник репрессий 1932–1939 годов, несет личную ответственность за преступления сталинского режима. А так называемая хрущевская оттепель – это время новых крупномасштабных гонений на Церковь, вызванных отказом от политики, не мешавшей восстановлению Церкви, которую начал из прагматических соображений проводить Сталин во время войны. Уже через год после смерти Сталина, седьмого июня 1954 года, выходит Постановление ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения», обязывающее министерство просвещения, комсомол и профсоюзы усилить антирелигиозную пропаганду.

Четвертого октября 1958 года ЦК КПСС принимает секретные постановления «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам» и «О недостатках атеистической пропаганды». Государственным органам предписывалось осуществить мероприятия, направленные на ужесточение условий существования религиозных общин. Шестнадцатого октября 1958 года выходят еще два постановления Совета Министров СССР. Постановление «О монастырях в СССР» предписывало сократить количество монастырей и практически уничтожало монастырские угодья: у монастырей отнимались хорошие земли, а неудобные угодья насельники с трудом могли обрабатывать из-за запрета наемного и добровольного паломнического труда. Постановление «О повышении налогов на доходы епархиальных предприятий и монастырей» запрещало продавать свечи по ценам более высоким, чем они приобретались в свечных мастерских. Это подрывало и без того тяжелое финансовое положение храмов и означало банкротство для большинства из них.

В результате развернутой атеистической кампании газеты заполнились карикатурами и статьями антирелигиозной тематики. По площадям и улицам городов, как в двадцатые годы, прокатилась волна антирелигиозных шествий и карнавалов. Запрещалось паломничество по святым местам. Русские земли Палестины были проданы за бесценок – поставки израильских апельсинов и так далее.

Первый удар нанесли по сельским церквям: было закрыто триста сорок восемь приходов. За 1959 год в Советском Союзе было закрыто восемнадцать монастырей и четыре скита из общего числа пятидесяти шести монастырей и семи скитов. Начались преследования верующих. В случае сопротивления и отказа от отречения выгоняли с работы. Священников лишали регистрации по самым абсурдным поводам, их пытались подкупить, шантажировали их семьи, принуждая к отречению от сана. К числу подобных случаев относится, в частности, история профессора Ленинградской духовной академии протоиерея Александра Осипова.

Архиереи Русской Православной Церкви неоднократно обращали внимание властей на то, что в случае продолжения гонений они будут вынуждены проинформировать международную общественность о бедственном положении Церкви в СССР.

В начале 1960 года председатель Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР Г. Г. Карпов был снят с поста председателя и на его место назначен более жесткий В. А. Куроедов. Закрытие храмов в 1960 году проходило еще с большим размахом, чем в предыдущем году. Было закрыто одна тысяча тридцать семь храмов (многие разрушены или взорваны), одиннадцать монастырей и скитов. Начались аресты священнослужителей, как правило, за мнимые финансовые нарушения.

Новый удар по Церкви был нанесен постановлением от шестнадцатого марта 1961 года «Об усилении контроля за выполнением законодательства о храмах».

В постановлении, наряду с разрешением уполномоченным на местах вводить ограничение на колокольный звон, разрешалось принимать решения о снятии с регистрации и закрытии храмов не на центральном, а на местном уровне. Таким образом, местным уполномоченным давалась неограниченная власть.

Тридцать первого марта 1961 года Патриарх и постоянные члены Священного Синода были приглашены в Совет по делам религий. В. А. Куроедов потребовал от них провести реформу приходского управления, согласно которой все хозяйственные и финансовые полномочия передавались исполнительному органу общины, так называемой «двадцатке». Таким образом, хозяевами храмов стали церковные советы и «двадцатки» в союзе с уполномоченными. В качестве юридического обоснования подобных изменений было приведено постановление ВЦИК и Совнаркома РСФСР от 1929 года «О религиозных объединениях», согласно которому священники отстранялись от хозяйственной деятельности, как «лишенцы», то есть лица, лишенные избирательных прав, хотя Конституция 1936 года гарантировала всем гражданам без исключения равные избирательные права.

За время «хрущевской оттепели» Русская Церковь потеряла тысячи приходов и десятки монастырей. В 1961 году на Смоленском кладбище Ленинграда была закрыта часовня Ксении Блаженной, в ней устроили мастерскую. Рекордными по закрытию церквей в правление Хрущева стали 1960–1962 годы.

В ряде случаев архиереям на местах удавалось спасти монастыри, тем или иным способом привлекая к ним внимание мировой общественности. Так епископу Таллинскому и Эстонскому Алексию (Ридигеру, будущему Патриарху) удалось спасти от закрытия Пюхтицкий монастырь. Так же были спасены митрополитом Ленинградским и Новгородским Никодимом (Ротовым) Ленинградские духовные школы. В конце 1963 года идеологическая комиссия ЦК приняла развернутый план дальнейших действий по уничтожению Церкви под названием «Мероприятия по укреплению атеистического воспитания населения». Вводился строгий учет крещений, венчаний и погребений; упор делался на индивидуальную работу с верующими, в первую очередь с детьми и подростками. Уполномоченные на местах запрещали священникам причащать, исповедовать детей и даже пускать их в храм. Представители спецслужб были внедрены в «двадцатки» и общины для информирования властей о всех верующих.

Церкви грозила гибель. Н. С. Хрущев обещал в 1980 году, к моменту построения коммунизма в СССР, «показать [советскому народу] последнего попа по телевизору». Подлинным проявлением Промысла Божия было снятие Хрущева с поста секретаря ЦК КПСС четырнадцатого октября 1964 года, в день Покрова Божией Матери. Массовые гонения, в силу инерции, стихли только к началу 1965 года.