Текст книги "Королевская кровь. Горький пепел"

Глава 10

Конец марта, Нижний мир

Максимилиан Тротт

За следующие дни принцесса окончательно замкнулась. Нет, она вела себя крайне дисциплинированно, четко выполняла команды и отвечала на вопросы, но не более. Даже по нужде не просилась в пути, перестав пить и терпеливо дожидаясь общего привала. Макс заметил это случайно: сначала обратил внимание, как она облизывает пересохшие губы, а потом – как на привале после всех дел жадно хлебает воду. И на очередной дневной остановке, подождав, пока Алина напьется из ручья, Тротт тихо, чтобы не услышали остальные дар-тени, и сухо, как всегда, когда говорил о вещах интимных, пообещал:

– Если не будете сообщать, когда вам нужна остановка, я сам начну громко предлагать ее вам, ваше высочество. Прекратите глупить и вредить себе.

– Я не хочу задерживать вас и мешать, – буркнула принцесса, исподлобья глянув на него и дунув на пропущенную при стрижке светлую волнистую прядь, которая теперь постоянно лезла ей в глаза. Губы ее были мокрыми и пухлыми, на загоревших щеках сильно выступали веснушки, и лицо как-то резко стало старше и строже.

– Ваша задача – быть готовой бежать быстро и долго, если на нас нападут, – проговорил Тротт спокойно, отводя взгляд. – Далеко вы убежите с полным мочевым пузырем?

Принцесса, покраснев, снова дунула на прядь – у Тротта даже кончики пальцев зазудели от желания поправить ее.

– Вы правы, профессор, – она мотнула головой, локон опять упал на глаза. – Извините.

Инляндец вздохнул, потянулся к ножнам.

– Подойдите, я обрежу то, что мешает.

– А, это? – принцесса раздраженно дернула за прядь. – Нет. Я сама, профессор.

И она действительно достала нож и с выражением крайнего упрямства на лице откромсала себе чуть ли не половину волос.

Богуславская теперь вообще все пыталась делать сама и помогать, где только можно было. Перед дорогой сноровисто и ловко перематывала себе ноги, и Тротт, проверяя, молча отходил: все было в порядке. Вечером, когда он говорил: «Бери нож», вставала, послушно нападала на него, стараясь игнорировать комментарии спутников, хотя периодически и краснела, и отвлекалась на них. Стойко поднималась после того, как Макс швырял ее на землю, отбивалась, если теряла оружие. В ее неловких движениях появилась какая-то отчаянная злость, но ударить ножом его она так и не могла. Отважно терпела жесткие захваты, с сухими глазами терла ушибы, после занятий говорила неизменное «спасибо» и устало брела к воде. Тротту все тошнее было от этого «спасибо» и от ее печальных глаз.

На второй вечер, после занятий и трапезы, Алина, опустив голову, шагнула к костру и начала под комментарии веселящихся дар-тени собирать посуду в опустевший котел, а затем пошла к ручью – скрести и мыть. Дар-тени, наупражнявшись в остроумии касательно соплеменницы, постепенно поутихли, переключившись друг на друга. Принцесса их еще боялась, это было видно, но желание доказать, что она не бесполезна, было сильнее. И это желание, и обида ее были настолько очевидны, что Тротту было и совестно, и немного забавно наблюдать за спутницей. И за собой. За собой он тоже наблюдал с крайней степенью едкого удивления, слыша на периферии сознания то умирающего от хохота Мартина, то насмешливый голос все понимающего Мастера клинков.

На последнем ночном привале, когда принцесса вернулась от ручья, раздав спутникам разномастные отдраенные тарелки, неугомонный Утреша сунул ей в руку лакомство – застывшую папоротниковую смолу, сваренную с медом и местным зерном. Она вздрогнула, едва не отдернув ладонь, и Макс, наблюдающий за этим, напрягся, но Утреша справился сам.

– Не бойся, – сказал он так утрированно-ласково, что остальные подавились смешками, – я не обижаю баб. Это сладкое, попробуй.

Алина Рудлог

Принцесса дернула головой, словно хотела посмотреть на Макса и спросить, можно ли. Но не стала.

– У меня есть, – проговорила она и аккуратно положила лакомство рядом, на тарелку. – Не надо.

– Бери, бери! – дар-тени вскочил, схватил ее за руку, снова вложил. Алинка испуганно замерла.

– Утреша, она не хочет, – негромко высказался Тротт. Радушная улыбка соплеменника немного потускнела, и он отступил – не из страха, из уважения.

– Я п-попробую, – вдруг тихо и упрямо произнесла Алина. Отломила кусочек, попробовала и поблагодарила – суровый и коренастый Утреша смотрел на нее с таким умилением, что казалось, он слезу сейчас пустит. А она косилась на Тротта. И это он тоже видел и усмехался про себя – и тут же ловил себя на том, что вызвать Утрешу на поединок хочется до скрипа в зубах.

За последующую декаду, пока они шли к кряжу, воины стали опекать принцессу как родную дочь. Она робко отвечала на их вопросы, но по-прежнему побаивалась и держалась ближе к Максу и Верше. И если, слушая рассказы Верши, Алина и улыбалась, и задавала вопросы, то с Троттом могла за целый день и словом ни обмолвиться.

Впрочем, он же этого и хотел.

На двенадцатый день похода его спутница проснулась еще в темноте – когда дежурящий до того Верша разбудил Макса на смену, а сам неторопливо пошел укладываться, чтобы не терять еще два часа сна. Принцесса некоторое время сонно таращилась на Макса зеленющими глазами, так нежно улыбаясь ему и потягиваясь пушистыми крыльями, что Тротт почти улыбнулся в ответ. Но она вдруг помрачнела и опустила глаза. И улыбка пропала, и спутница снова стала такой же отрешенной, как накануне.

– Еще есть время поспать, Алина, – буркнул он, покрутив плечами и с недовольством потерев отросшую щетину. – Если не хотите, можете пройти со мной к ручью.

Принцесса некоторое время задумчиво посопела, оглядела спящих вокруг костра дар-тени и поднялась.

– Буду благодарна, лорд Тротт. – Она босиком – ботинки и обмотки сняла на ночь – пошлепала следом. И, конечно же, несмотря на ночное зрение, запнулась, чуть не упав и наделав кучу шума. Тротт развернулся к ней, и она сжалась.

– Не поранились? – спросил он, досадуя на ее испуг.

Алина замотала головой, стоя на одной ноге, подтянув вверх пострадавшую и балансируя крыльями.

– Дайте посмотрю, – раздраженно проговорил он. Опустился на корточки, помял ей лодыжку. – Расслабьтесь, Алина! Вы так сжались, будто я вас бить собрался.

– Вы просто постоянно меня ругаете, – пробормотала она едва слышно. – Я теперь все время от вас жду этого.

– Разве? – глухо сказал он, проминая кожу. Под его пальцами напрягались мышцы тонкой щиколотки. Очень красивой щиколотки.

– Мне иногда кажется, что вы добрее ко всем вокруг, кроме меня, лорд Макс, – сказала она еще тише ему в макушку.

Он поморщился от грусти в ее голосе, встал, предпочтя сделать вид, что не расслышал. С ногой все было в порядке.

Пока спутница шуршала в кустах, а затем умывалась, Макс отжимался на берегу – здесь руки требовали укрепления не меньше, чем на Туре. Он убрал за спину правую, затем поднялся на пальцах – усложнял и усложнял задачу, гоня от себя неприятные мысли и морщась от уколов вины.

Как он, оказывается, привык к звонкому голосу, тысячам вопросов, к восхищению, с которым Алина Рудлог иногда смотрела на него. И к доверию ее привык. К тому, как она льнула к нему по ночам, и к теплу ее тела, и к мягкости крыльев, щекочущих его кожу…

Но нельзя.

Он покосился на спутницу – та молча ждала его, переступая маленькими, измазанными в земле ступнями по мягким мхам, – и еще ускорился. Недопустимое плотское желание, почти неощутимое и неважное, тлело где-то внутри. Он хотел ее – и презирал себя за это. И за то, что убивает ее теплое отношение к себе, презирал. Он привык к этой девочке рядом, сроднился с ней за время похода. Но как держать дистанцию иначе? И как иначе защитить этого невинного испуганного птенца от него самого? Когда ему так нравилось быть для нее всем: и защитником, и учителем, и старшим другом, нравилось, как она спорит и с невыносимо серьезным лицом шутит, как широко, открыто улыбается в ответ на его язвительность, словно говоря: «Ну я-то знаю, какой вы на самом деле, лорд Макс».

Тротт потряс головой, продолжая отжиматься и тяжело выдыхать. Не помогало.

– Встаньте мне на спину, – попросил он, и принцесса после небольшой заминки поднялась на него, застыла – по звуку рассекаемого воздуха было понятно, что она опять балансирует. Ойкнула, покачнулась, почти встав на цыпочки, пальцы ее впились ему в спину, и он чуть не застонал – так болезненно-приятно это воспринялось напряженными мышцами. – Держитесь за крылья, – он протянул их назад и вверх, и принцесса ухватилась за них, как за упряжь, потянула на себя и сразу перестала покачиваться. С утяжелением на спине у Макса заныла рука, стало не до дурных мыслей, и он почти с облегчением продолжил отжиматься, меняя руки, пока хватило сил.

После возвращения Алина попросила разрешения приготовить кашу на завтрак и ловко захлопотала около костра, а он занимался с Дезеидами. Соплеменники, мимо которых сновала Алина, спали: девка девкой, пусть даже крылатая, а настоящий воин всегда выспится, когда есть такая возможность.

Тридцать первое марта

по времени Туры, Нижний мир

Алина

Днем они перешли широкую реку, огибавшую выдающийся вперед горный отрог, – как объяснил профессор, чтобы дойти до входа в долину, нужно было обогнуть это препятствие, выйдя из зоны действия Источника, пройти вдоль петли реки и вернуться за отрогом в земли дар-тени. За рекой принцесса сразу ощутила, как будто с плеч сняли легкое теплое одеяло, – исчезла защита.

А ближе к вечеру над отрядом, на пару километров углубившимся в лес, чтобы не маячить на берегу реки как готовая мишень, пролетел первый раньяр. Принцесса, словно и не было передышки, даже не успев испугаться, на чистом рефлексе тут же метнулась к ближайшему папоротнику и затихла там. И все затихли, наблюдая за удаляющейся тварью.

Второй раньяр со всадниками появился совсем скоро. И снова все замерли под деревьями. Вот сейчас Алинку настиг страх – холодный, истеричный, – и она дрожащей ладонью вцепилась в руку Тротта. Он покосился на нее и вдруг едва заметно сжал пальцы, и от этого неожиданного жеста поддержки пятая Рудлог пришла в себя.

Дальше отряд быстро шел параллельно реке, и Алина ощущала, как обостряются все ее инстинкты, словно она превращается во внимательного хищного зверька. И замечает все: и настороженные взгляды спутников, и хруст веток где-то вдалеке, и внезапно затихший щебет птиц… В лесу раздался тонкий переливчатый свист – точно паук-лорх почуял добычу. Прервался, снова разлился трелью.

– Наши разведчики. Впереди отряд ловчих, – тихо сказал Тротт принцессе, останавливаясь.

Еще один короткий посвист, теперь справа.

– И там, – проговорил он, хмурясь. – Движется на нас. У них охонги. Слева осталась река, а справа и спереди – враги.

– Будем пробиваться, Охтор? – вполголоса спросил подошедший седоусый Верша. Бойцы собрались вокруг, все подобравшиеся, – расслабленность ушла, как и не было ее. Кто-то достал лук, кто-то клинок. – Или вернемся за реку и попробуем через гору?

– На горе мы как на ладони будем, – буркнул Тротт, – кто знает, сможет ли Источник закрыть нас от раньяров. Граница все-таки. Да и как она пройдет, – он кивнул на Алину, и она опять почувствовала себя обузой. – Там сам знаешь, какие обрывы местами. Надо попробовать обойти ближе к реке. Темнеет, должны проскользнуть.

Дар-тени доставали из сумок трубочки с мазью, и профессор достал тоже, щедро вывалил содержимое себе на руку, протянул принцессе. В носу защекотало от едкого запаха муравьиной кислоты.

– Намажься, – приказал он по-лорташски. – Это секрет из желез охонгов, смешанный с жиром, чтобы не было ожогов. Хорошо маскирует запах.

Алинка быстро начала наносить пощипывающую мазь на кожу. Вздрогнула: меж темных деревьев справа показался один из разведчиков – двигался он молниеносно, тихо.

– Ре́хта следит сейчас за ними, – сказал он, подойдя к группе. – Надо уходить. Человек пятьдесят, не меньше. Разделились на два отряда, один закрывает нас сзади, другой идет сюда. У них и охонги, и раньяры. Норы из твердыни Аллипа, судя по цветам.

– Назад дороги нет. Значит, бегом к реке, – приказал Тротт. – Алина, держись рядом со мной.

– Да, Охтор, – сказала она сипло. И побежала.

Деревянные ноги, застонавшие от напряжения мышцы, адреналин, что высушил губы и ударил в вены… Тело, поначалу неуклюжее, за какие-то минуты вспомнило навыки бега, и Алина неслась по папоротниковому лесу наравне с остальными дар-тени. Бойцы двигались очень тихо – только свистел рассекаемый воздух да упруго хлопали крылья, когда на бегу кто-то перелетал через корягу или поваленный ствол.

Тонкое верещание охонгов стало громче. Казалось, что оно раздается со всех сторон. Лорд Тротт держался рядом, то и дело хватая Алинку за руку, без слов подсказывая, куда свернуть, где перепрыгнуть. В лесу было еще светло – солнце только-только начало клониться к закату, – и длинные тени беглецов мелькали по ярким зеленым мхам, стволам древних папоротников и редким валунам.

Сверху раздался гул, и отряд мгновенно рассыпался по укрытиям, пережидая, пока пролетят две «стрекозы», а затем снова понесся вперед.

Они выбежали в низину, заросшую тонкими и ломкими прутьями выше человеческого роста, покрытыми разлетающимся от прикосновения пушком. Захрустело, под ногами захлюпала вода, сильно запахло болотом. Сбоку раздался треск, принцесса дернулась в сторону – и тут же Тротт рванул ее на себя, за спину, сжал руку, заставляя ускориться – и расслабился, отпустил: в зарослях появился Утреша, бывший в разведке, мотнул приветственно головой, побежал рядом с Алинкой. От него тоже сильно несло потом и муравьиной кислотой, красная куртка была покрыта пятнами жира.

– Впереди еще один отряд, – на бегу крикнул он. Дар-тени, не останавливаясь, подтягивались ближе к разведчику, чтобы послушать его. – Тут все кишит ими! Но ближе к реке проход свободен. Я осмотрелся там. Засады нет! Но туда идут! Хорша остался следить! Если будет закрыто, подаст сигнал!

– Понял, – коротко ответил Тротт.

– Охонги рано или поздно учуют нас, – седоусый Верша тоже приблизился, чтобы услышать соплеменника. Алина на бегу глянула на него – голос его прерывался, он тяжело дышал, по лицу катились крупные капли пота. – Нужно успеть выйти за отрог. Перейти реку. А бежать тут еще долго. До ночи, не меньше. Полететь бы, но вас мы далеко не унесем, и раньяры быстрее.

– Должны добежать, – буркнул Тротт. – В сторону! Глубоко! – он в очередной раз схватил Алинку за руку, заставляя обогнуть круглое водяное оконце посреди камыша, на поверхности которого лопались болотные пузыри.

Дар-тени снова рассредоточились. Алинка вдруг поняла, что не слышит визжания охонгов. Неужели оторвались? Но никто из спутников не сбавлял темп, наоборот, постепенно набирали скорость. Значит, радоваться было рано, и принцесса сосредоточилась на беге.

Низина осталась позади, вокруг снова вставали огромные папоротники, косые лучи солнца иногда попадали Алине в глаза, и она ужасно боялась споткнуться, упасть, пораниться и подвести остальных. Пересохли губы – бежали уже очень долго, и выдерживать дыхание становилось все труднее. В ушах шумело, ей хотелось взмолиться о передышке – но тут снова очень близко раздалось оглушающее верещание инсектоидов, и Алинка подпрыгнула и в испуге дернулась к Тротту.

– Не сбивайся! – рявкнул он зло. – Вперед! До реки еще далеко!

Принцесса уже загнанно дышала, когда наперерез ей из-за дерева вырвался охонг с всадником. За ним кинулся второй. Алинка взвизгнула, вильнув, – и запнулась, упала, в ужасе перевернулась на спину. Охонг нависал над ней, поднимая лапы-лезвия, всадник его разматывал сеть – и принцесса поползла назад, цепляясь крыльями за корни и кочки.

Вдруг всадника снесло со спины «богомола», брызнула кровь. Охонг завизжал, разворачиваясь от Алинки к Тротту.

– Встала и побежала! – крикнул он ей, раскрывая крылья и прыгая на спину инсектоиду. На втором уже сидел седоусый Верша, сталкивая труп всадника в сторону, – и тут на поляну выскочили еще четыре «богомола» с ловчими. Засвистели стрелы.

Алинка попыталась встать и не смогла – от страха и усталости дрожали ноги. Снова рванулась вверх, кое-как поднялась, склонившись, упираясь ладонями в колени и тяжело дыша.

– Утреша! К реке ее! – заорал Тротт, уклонившись от удара лап очередного хитинового противника и встретившись с принцессой взглядом.

– Добро! – Из-за ее спины выстрелили, один из всадников захрипел, дергая головой, – из тощей шеи у него торчала стрела. Алина, преодолевая головокружение, повернула голову – Утреша сунул лук за спину, между крыльями, схватил ее за руку и потянул за собой, тут же переходя на бег.

– Скорее, девка, скорее! Да не оборачивайся ты!

За спиной раздавались визг, свист стрел, звук сталкивающихся клинков, крики, а она все бежала, оставив позади лорда Тротта. То и дело они натыкались на своих – те тоже дрались или заканчивали бой, кто-то присоединялся к беглецам.

Через пару минут совсем рядом снова раздался тонкий визг, и Алинка припустила быстрее. Утреша прыгнул к ней, на бегу подхватил под локти и подбросил в воздух – и принцессу, ничего не понимающую, испуганную, зажмурившуюся, рвануло вверх и распластало на чем-то твердом, двигающемся. Открыла глаза – она висела животом на загривке охонга, болтая ногами, прямо перед ней двигались сочленения спины и виднелась мужская нога, а ниже проносилась земля. Голова закружилась, принцесса чуть не соскользнула вниз – но Тротт придержал ее, второй рукой продолжая сжимать какой-то отросток на спине чудовища, похожий на рычаг.

– Перекинь ногу через его шею! – приказал он.

Она перекинула, сев к инляндцу лицом, и вцепилась в него, вжавшись подбородком в горячее плечо, обхватив руками и ногами. На втором охонге позади мчался Верша, к нему за спину на ходу запрыгнул еще кто-то из соплеменников. Остальные бежали следом.

Снова раздалось верещание. Тротт дернулся, явно выворачивая «рычаг» назад, сжал задеревеневшую Алинку – и их охонг прыгнул чуть ли не до крон папоротников, пропуская под собой трех вылетевших наперерез сородичей со всадниками. А вот охонг Верши не успел – Алинка видела, как сцепились за спиной Тротта дар-тени и всадники, как меж деревьев показались еще охонги, снова завязался бой… Она зажмурилась, уткнулась лбом в куртку Тротта.

– Дайте мне воды, – приказал он.

Алина трясущейся рукой полезла в сумку – охонг так и несся по лесу, расцвеченному косыми низкими лучами солнца, – нащупала флягу, достала ее. Зубами вынув пробку, поднесла к губам Тротта – и, конечно же, пролила ему на куртку, но он ни слова не сказал, глотая так жадно, что стало понятно, как он устал. По лицу его тоже текла вода, но руки были заняты – и Алина, прежде чем попить самой, аккуратно провела пальцами по его губам и подбородку.

– Река, – сказал Тротт и она, извернувшись, посмотрела вперед. Их охонг бежал по редколесному пригорку, уже спускаясь вниз, и сначала Алинка увидела поднимающийся слева огромный горный хребет, темный, скалистый, освещенный вечерним солнцем, а затем только лежащую перед ним ленту реки. Боги, как еще далеко!

Река скрылась – они спустились ниже. Но Алинка успела заметить вьющихся над лесом раньяров. Только бы их не увидели! Только бы не заметили!

Они успели пробежать значительное расстояние, когда меж деревьев позади показались темные силуэты. Три охонга. Алинка сжалась – их нагоняли, но, когда твари приблизились, оказалось, что на каждом сидят дар-тени. Верша был здесь, и любитель сладкого Утреша, и Рехта, что оставался в дозоре. Всего семеро. Не было двоих, что бежали с ними, и мрачного дар-тени с повязкой на голове и шрамами, Хорши, он где-то впереди следил за врагами.

– Где? – крикнул Тротт.

– Голову Не́ште отгрызли, – отозвался мрачно Верша, одной рукой управляя охонгом, а другой вытирая о штаны клинок, покрытый кровью. – А Ту́шту стрелами нашпиговали. Пусть души их примет Источник. И прахом даже одного нора не пустить, на щиты сил не хватает. Слабеет Источник-то, Охтор!

– Давно уже заметил, – Макс напряженно кивнул, мазнув щекой по Алинкиному виску.

– Ох, – Верша глянул через плечо – в этот момент опять раздалось тонкое верещание, – успеть бы до воды.

– Должны, – едва слышно пробормотал Тротт, еще крепче прижимая к себе Алинку. Она подняла глаза на его лицо – очень близкое, напряженное, со сжатыми губами – и снова уткнулась лбом в его плечо. И тоже сжала руки крепче.

И вовремя. В бок их охонга врезалось что-то тяжелое – и они опрокинулись и полетели на землю. И сломала бы Алинка шею, если бы не Тротт – упала она на него, и профессор подхватил ее, оглушенную, поднялся вместе с ней.

– Цела?

– Да, – просипела принцесса, с ужасом оглядываясь. Их охонг, встав на дыбы, нападал на сородича – на спине того истекал кровью ловчий, и «богомол» пытался добраться до него. На поляну один за другим выскакивали враги, со стороны реки двигались несколько инсектоидов и десятки пеших наемников. Дар-тени вступали в бой, снова звенели клинки.

– Пробиваться к реке! – заорал Тротт своим, дергая Алину за руку и устремляясь вперед.

Она рванула следом – и как-то вдруг оказалась в тесном окружении бойцов. К ним угрем выскочил оставшийся в дозоре Хорша – Алинка опознала его по повязке на голове. Над группой переливались слабенькие щиты дар-тени. Стрелы стучали о стенки куполов, они дрожали от ударов охонгов – а крылатые, ощетинившись оружием, рычали, стреляли в ответ и кидались на врагов, уничтожая их, двигаясь к реке как единое существо, оставляя за собой кровавый след. И Тротт тоже бился – а Алинка, сжавшись, двигалась в центре отряда, стараясь не мешать и не попадаться под руку.

До берега было еще далеко, когда у дар-тени начали лопаться щиты. Упал, обливаясь кровью, угощавший Алинку сладким Утреша, откатился в сторону, чтобы не мешать своим, – и успел сбить одного из всадников стрелой, прежде чем ему вгрызся в живот охонг. Охнул Верша – из его руки торчала арбалетная стрела, но он переложил клинок в левую и продолжил бой. Закричал проткнутый острыми лапами-лезвиями еще один дар-тени, кинулся наперерез пытающемуся схватить Алинку всаднику Хорша – и убил нескольких врагов, прежде чем ему вырвали руку и швырнули в сторону…

Алина оглохла от ужаса, от запаха крови, от обыденной и страшной гибели бойцов, которые умирали один за другим. Они все были очень сильны, но врагов было подавляюще много – и дар-тени погибали с холодной яростью на лицах, оберегая Алину и сражаясь до последнего. Лорд Тротт был быстрее остальных и не только бился сам, но и помогал своим – но отряд редел с ужасающей скоростью.

Вскрикнул зарезанный ловчий, завизжал и затих убитый ударом в нервный узел охонг – и внезапно стало очень тихо. Враги закончились. А рядом остались только седоусый Верша и Тротт.

Охтор

Алинка заморгала, дрожащей рукой вцепившись в куртку вытирающего нож Тротта. В груди у нее пекло, горло сжималось до боли. Река была совсем близко. А позади, откуда они пришли, среди деревьев опять мелькали далекие силуэты людей и охонгов.

– Я задержу их, – пропыхтел Верша. – Уводи девку, Охтор.

– Нет, – сухо откликнулся Тротт. На щеках его играли желваки. – Раненый ты их не задержишь. А я – да. Перебью по одному. Переведи ее через реку, Верша. Помоги дойти до Источника.

Алинка с ужасом, умоляюще посмотрела на Тротта – а он до боли сжал ее пальцы и отцепил их от своей куртки.

– Я найду тебя, – сказал он жестко. – Иди. Немедленно!

Принцесса выдохнула, заставляя себя сделать шаг назад, заморгала и отвернулась, последовав за бледным, тяжело дышащим Вершей.

* * *

Тротт не стал терять время и ждать, пока его спутники скроются среди папоротников. Он, держась в тени, побежал к небольшому пригорку в стороне от реки, подобрав по пути у мертвых наемников несколько полупустых колчанов. Ловчие приближались, все громче верещали чуящие кровь охонги. Врагов было очень много – они шли к реке широкой полосой, и за спинами первых из них уже болтались черные крылья, отрубленные у его мертвых сородичей, и мешки, пропитанные кровью. Мешки с головами.

Внутри колыхнулась мутная злоба. Но Тротт тут же отсек эмоции, натягивая тетиву с вложенной стрелой. Не время.

Охонги бесились от запаха крови, но слушались воли хозяев, бросаясь вперед, иногда вгрызаясь в трупы. Тротт ждал, пока первые подойдут на расстояние выстрела. Он понимал, что ему не справиться со всеми – без щита, без возможности рассеять прахом их оружие. Но можно задержать и отвлечь.

Он подождал, пока с ним сравняются первые преследователи, и отпустил тетиву.

Макс успел подстрелить пятерых, прячась за деревьями от стрел врагов, когда к пригорку, на котором он находился, выскочил первый охонг, а за ним и второй. Самые резвые, они под окрики всадников стали подниматься наверх, а за ними, в сотне шагов, к Максу неслись еще несколько десятков врагов, свернув от реки.

Хорошо. Алина уже должна быть у брода.

Он нырнул за дерево, подтянув крылья вплотную к телу, и, когда первый охонг, мотая треугольной башкой, показался справа, Макс снова выстрелил – и тут же, бросив лук, прыгнул влево, ко второму, пока на первом давился кровью всадник. Наемник оказался чуть удачливей товарища, успел заметить прыжок и выставить руки – и противники, сцепившись, свалились на землю и покатились по мхам.

Инсектоид, оставшись без управления, завизжал, бросился к ним, перебирая лапами-лезвиями, впечатывая их в землю и норовя проткнуть людей, не разбирая – свой, чужой. Макс увернулся; зашипел, тоже перекатываясь вместе с ним, вцепившийся ему в шею враг – мощный, с бычьими руками и вздувшимися от усилия венами на висках. Поблизости уже слышались голоса приближающихся наемников, Тротт задыхался и хрипел, почти теряя сознание, пока при очередном перекате не удалось высвободить руку и ударить пальцами противнику в глаза – и тот, отшатнувшись, напоролся на лапу вставшего на дыбы охонга и задергался на ней в агонии.

Макс поднялся, отвернулся, поморщившись – слышались дикие крики и хруст перемалываемых челюстями костей. И, подобрав лук, пригибаясь, понесся от дерева к дереву, параллельно приближающимся врагам, надеясь, что его не заметят достаточно долго, чтобы он мог зайти с фланга и напасть на них сзади. Так он точно продержится дольше и убьет больше, чем если бы атаковал в лоб.

Ему повезло. Он успел подстрелить еще двоих, прежде чем его заметили. Макс побежал через вершину, скрываясь в темнеющем лесу и уворачиваясь от стрел, нырнул с пригорка, выиграв секунды вне поля зрения врагов, – и остановился за первым попавшимся широченным папоротником, чтобы через мгновение прыгнуть на очередного всадника и снести ему голову. На него бросились несколько наемников, разматывая сети, – а он уворачивался, прыгал, рубил клинками, отбивая ими стрелы, снова бежал, петляя меж загоняющих его врагов, уже с простреленным крылом и раной на груди от скользящего удара охонга.

Снова выскочившие на него всадники – и снова прыжки, развороты, свист волшебных клинков. Кровь ритмично стучала в ушах – бух, бух, бух! – Макс двигался на пределе, и тело стонало, тело кричало о том, что ему не хватает гибкости, умения, мощи! И предавало то дрогнувшей рукой, то недостаточным наклоном назад – и стрелой, впившейся в бедро, – то потянутой жилой в ступне.

«Держи ритм, щенок! Держи ритм!»

Бух! – удар крылом, бух! – вспоротое горло врага, бух! – наискосок клинком. Вытаращенные глаза мертвого противника, отсеченные лапы охонгов, смазанные полосы Дезеид, запах крови…

«Неважно, сколько врагов. Важна только твоя скорость».

Бух-ритм, бух-ритм, бух… в ушах зашумело, ушла боль, тело стало легким, гибким и таким горячим, что под ногами должна была бы гореть земля. От восторга перехватило дыхание, и Тротт, то ли оскалившись, то ли захохотав, разрубил последнего из ближайших противников – и, оценив спускающиеся с пригорка следующие десятки и приближающихся по воздуху трех раньяров, повернул голову вправо. Там в вечернем солнце под багровеющими небесами блестела красноватая гладь реки, и ему показалось, что он видит на том берегу две далекие фигурки, двигающиеся от воды к лесу.

Стало легко, и Макс, обломав торчащую из бедра стрелу, хромая, направился дальше, в сторону от реки, к скалам. Там можно будет укрепиться и подольше задержать врагов.

Теперь по запаху крови его все равно найдут. Нужно просто, чтобы нашли попозже.

* * *

Нор Хе́нши, командир ловчих и верный пес тха-нора Ве́нши, получил от него наказ поймать беловолосую девку любой ценой. Император гневался, пообещав сжечь твердыню, а норов и тха-нора Аллипы скормить охонгам. Никто не сомневался, что он исполнит обещание.

Правитель дал позволение привлечь ловчих из соседних твердынь, тех, что не ушли на войну, и, если понадобится, найти способ пробиться к поселениям дар-тени и выяснить, не там ли девка. Боги были недовольны, а император Итхир-Кас желал угодить им и обеспечить их спокойствие.

И теперь под рукой нора Хенши было почти полторы тысячи наемников и около сотни инсектоидов – тха-нор Венши собрал по окружающим твердыням всех, кто был способен держать оружие, и отдал верному псу в помощь. Хенши, после того, как упустил колдуна, прыгнувшего с девкой со скалы, не сидел без дела.

Если беглецы выжили, то должны были направиться в ближайшее к заливу поселение дар-тени. Или в любое другое. И нор Хенши отправил в земли дар-тени лазутчиков из местных жителей, замаскированных под ищущих защиты, и в ожидании вестей запустил вдоль границ крылатых непрерывное патрулирование.

Часть лазутчиков из разных поселений переставали выходить на связь через несколько дней, часть – через декаду-две, а на границе патрульные находили их головы с вложенными во рты камнями. Остальные молчали. Но пять дней назад из ближайшего к морю поселения все же пришла весть от второго лазутчика, который оказался то ли умнее, то ли осторожнее раскрытого.

«Бабы, – с презрением усмехался нор Хенши, слушая донесение от связного, который и встретился с лазутчиком, а потом на раньяре принес сведения командиру. – Как хорошо, что везде есть болтливые бабы».

Лазутчик донес, что несколько дней назад в селение пришел колдун Охтор и привел с собой беловолосую крылатую девку. Затем в поселение слетелись крылатые со всех земель и решили для какого-то своего ритуала во имя их лжебога вести девку к долине, что лежит меж двух городищ дар-тени дальше по хребту.

Бабы. Никто никогда не обращает внимание на баб, а им и дай посудачить. И лазутчики из них лучше всего. Услышала у колодца болтовню женщин главы поселения – и выяснять больше ничего не нужно было. Сами всё рассказали, в подробностях, – и куда пойдут, и когда, и кто, и сколько их.