Текст книги "Королевская кровь. Медвежье солнце. Темное наследие"

– Все, что смогли, Игорь Иванович, – подвел итог агент. – Работать дальше?

– Работайте, – подтвердил полковник. – Будет информация – докладывайте.

Люджина, как заправский шпион, очевидно, путала следы и избавлялась от возможной слежки.

Последний звонок полковник Стрелковский делал не без опаски. Гудки шли непрерывно, трубку опять долго не брали. Наконец раздался щелчок.

– Да, я дома, – рявкнула в трубку мать Люджины.

– Анежка Витановна, это Стрелковский. – Игорь вздохнул. – Люджина у вас не появлялась?

– Нет, – удивленно проговорила старшая Дробжек. – А что же, потерял ты ее, Игорь Иванович?

– Да, – сказал Стрелковский.

– Тогда ищи, – строго приказала волчья погибель. – Хотя чую я, что все в порядке, да и страшнее ее работы ничего быть не может. Ей уж не пять годков-то. Девка здоровая. Появится. А что случилось-то? Раньше она вроде не чудила.

– Обидел я ее, Анежка Витановна. Извиниться хочу.

Мама Дробжек скептически хмыкнула.

– Дело хорошее.

– Анежка Витановна, – попросил Игорь. – Если вдруг появится у вас… Скажите, что я хочу с ней поговорить. Или… нет. Ничего не говорите. Просто сообщите мне. Я сам приеду и все решу.

– Конечно, полковник, – заверила его северянка. – Увижу – сразу позвоню тебе.

Далеко на Севере, на маленьком хуторе, затерянном среди хвойных лесов, Анежка Дробжек положила трубку телефона и покосилась на молчаливую дочь, краснощекую, замерзшую. Пришла пешком, три часа по глубокому снегу после захода солнца, по лесу от трассы. Без лыж, в легкой одежде.

– Дура девка, – сказала мама и с тоской приложила руку к щеке. – Ой дура! В баню иди быстро. Твое счастье, что я топила, как чуяла ведь. Вставай, дуреха, парить тебя буду! Не хватало еще, чтоб с лихорадкой слегла мне тут.

– Сейчас, мам, – сипло произнесла Люджина, делая еще глоток вкусного, обжигающего ягодного чая. – Подожди.

Глаза ее закрывались, и тело болело просто ужасно. Особенно там, внутри. Она даже не помылась после пробуждения рядом с Игорем – прямо так натянула на себя одежду и выскочила на улицу.

– Все получила, что хотела? – ворчала мать, мощно обрабатывая ее вениками – как порола. В их маленькой бане дух стоял тяжелый, дровяной и травяной. – Все получила? Не по тебе пряник, говорила же, голова ты бедовая. Любовь ей подавай, любовь. Ну что, получила свою любовь? – Она подняла тяжеленную кадку с горячим настоем, литров на тридцать, не меньше, и легко окатила раскрасневшуюся дочь с ног до головы – полились по простыне, по полкам сладко и вязко пахнущие потоки.

– Матушка Богиня, – ахнула мать, – а кровит-то еще! А синяков-то! Такая же неженка, как я, ох, доченька, даром мы в плечах дуба шире. Ух, я этому Иванычу глаза-то повыдавливаю! Да как же ты шла? Оно ж все промокло насквозь!

Люджина молчала, глядя в деревянную стену. Она ничего не рассказывала. Каким чутьем, как мать догадалась – не спрашивала. Она слушала материнское ворчание, едва заметно морщась от боли. И вспоминала.

В Форштадте она петляла, как заяц, стараясь не оставить следов. Отыскала заведение, выглядящее наиболее подозрительно, зашла туда и спросила у бармена, где можно найти телепортиста.

За открытие Зеркала она отдала почти все деньги, что у нее оставались. Маг перенес Люджину на Север Рудлога, в городок, который находился в четырехстах километрах от их с мамой дома. Там она купила билет на автобус, что шел по трассе мимо лесных хуторов, и попросила остановить, когда увидела знакомые места.

Затем шла, не чувствуя холода и голода. Хотя не ела ничего со вчерашнего обеда – после посещения музея просто не смогла, а потом уже не до того было. И дошла. Разве могла она не дойти?

Завтра она снова встанет и будет жить, а сейчас можно полежать и подумать.

Мать все ворчала и ругалась, махая вениками – можжевеловыми, шпарящими, терпко пахнущими хвоей. Тело разогревалось, и в груди начало царапать. Не простуда, нет – рыдания. И капитан Дробжек, встав, на миг обняла свою любящую, беспокоящуюся мать, стиснула крепко, как только могла, – и выскочила из бани прямо к небольшому озерцу перед домом.

– Куда! – крикнула мать. – Стой, бедовая! Выпорю! Кнутом отхожу, – пообещала она и в сердцах метнула вслед убегающей дочери полено из дровенницы. – Ах ты ж, что творит!!!

Люджина пробежала голышом по толстому льду и с головой нырнула в обжигающую, покрытую тонким хрустким стеклышком прорубь. На миг оглохла и перестала ощущать хоть что-нибудь. Вынырнула и снова нырнула, задыхаясь. И еще. И еще. В темноту. В чистоту.

Ледяная, прозрачная и жгучая вода родного озера приняла ее не менее ласково, чем теплое южное море. Вылечила, освежила голову лютым холодом, вернула на место покачнувшийся было миропорядок, изничтожила обиду и злость.

Ни одна истерика в мире не может соперничать с темными глубинами северных озер. Ни одна проблема не сломает женщину, выросшую в темных хвойных лесах Севера. И боевой офицер Дробжек не стала плакать.

Мать еще ее парила, кутала, дала какую-то мазь – похожей она пользовала коров после отела, – уложила спать возле печки. Поахала, покачала головой – и пошла готовить побольше горячего ягодника и ставить на утро в горшках картофель с салом и луком. Окинула хозяйственным взглядом освещенный месяцем двор, заваленный утренним снегопадом. Будет с утра Люджине и работа, и согрев, и лечение. Махать лопатой – лучше всяких душевных разговоров сердце врачует. В этом мама Дробжек убедилась на собственном опыте.

Люджина спала – и сон ее был спокоен, ровен и чист. В отличие от находящегося далеко на юге Игоря Стрелковского, на которого не нашлось ни матери с кнутом, ни подходящей проруби. Если не считать штормовой гнев царицы, умеющей читать в сердцах людей.

Часть вторая

30 ноября, среда, Инляндия, Лаунвайт

Люк Дармоншир

В загородной резиденции Инландеров, несмотря на ранний час и легкий морозец, пришедший-таки в центр страны, было многолюдно и шумно. Стелился по заснеженной земле дым от десятков зажженных костров, показывая направление ветра и позволяя греться аристократам, ожидающим выхода его величества Луциуса. Фыркали жеребцы и кобылы всех мастей, приученные не бояться огня. Потявкивали тонкие остроносые борзые, тыкаясь друг в друга и нетерпеливо перебирая лапами. Стремянные проверяли ружья и седла. Мужчины курили, переговаривались и постукивали себя по бедрам хлыстами, дамы щеголяли в модных охотничьих костюмах.

Его величество Луциус Инландер открывал сезон конной охоты на лис и зайцев. А его светлость герцог Лукас Дармоншир, светски улыбаясь поглядывающим на него дамам и вежливо отвечая на приветствия мужчин, проклинал все это пестрое сборище, из-за которого ему пришлось вставать в четыре утра. Почему не поехать поохотиться после обеда, в чем сакральный смысл продирания глаз затемно?

Но что поделать, традиция. Хочешь не хочешь, а первую охоту сезона посещала вся высшая знать Инляндии.

«Весь список наследования как на ладони, – подумал Кембритч, закуривая очередную сигарету и поглаживая тыкающуюся ему в ладонь борзую. Собаки вились вокруг него, как вокруг большой вкусной косточки, и Люк терпеливо сносил их обожание, хотя на одежде уже красовались влажные отпечатки лап. – Ставь в лесу пулемет и рядком расстреливай всех в начале загона».

Вряд ли это было возможно, конечно: охрана наверняка прочесала весь лес и заглянула под каждую ель и корягу, да и по периметру расположились посты, чтобы никто не мешал королевской забаве.

Мать Люка, леди Шарлотта, тоже была здесь и в лихо надвинутой на глаза меховой шапке и длинной амазонке казалась гораздо моложе своих лет. Она, в отличие от Люка, охоту любила. Ему же была недоступна прелесть массового преследования одного несчастного петляющего зайца. Если и охотиться – то на равную дичь, когда точно не знаешь, то ли ты ее, то ли она тебя. Да и верховая езда никогда не давала ему таких ощущений, как автомобили, – разве может сравниться управление несущейся на бешеной скорости машиной и лошадью?

Люк досадливо затянулся и принял от слуги маленький дымящийся стаканчик кофе с коньяком. Горячий напиток взбодрил, алкоголь приятно пощипывал нёбо, и это несколько примирило его с несовершенством мира.

Вчера вечером у Люка состоялась встреча с Жаком Леймином, который развил небывалую активность на посту начальника службы безопасности Дармоншира. Но следствие по заказчику разгромной статейки, как и о покушении на Люка, почти не двигалось. Прослушка телефонов главного редактора и сотрудников газеты никакой информации о таинственном заказчике статьи не дала. Список входящих и исходящих звонков за последний год проверялся, но Люк нюхом чуял: бесполезно. Леймин был с ним солидарен.

– Не думаю, что мы найдем заказчика обычными способами, – подтвердил он сомнения Кембритча, – не тот случай. Но закончить проверку надо. К тому же вполне возможно, что слежка даст результат – если вдруг появится повод для еще одной статьи, то ваши враги могут активизироваться.

Люк посмотрел на него с усмешкой. Кабинет снова был заполнен дымом, но старый разведчик не морщился, стойко перенося неприятную привычку работодателя.

– Предлагаете спровоцировать? Я думал об этом, господин Леймин, но я связан по рукам и ногам на ближайшие два месяца и не могу устроить что-то достаточно громкое, чтобы у моих недоброжелателей возникло желание использовать этот повод. Оставим это на крайний случай.

– Как скажете, лорд Дармоншир, – трескуче отозвался Леймин. – Есть еще и… не очень законные и сомнительные с точки зрения морали методы.

– Вы думаете, меня напугает аморальность? – усмехнулся Люк. – Что вы предлагаете?

– Среди ваших новых сотрудников есть менталист, – сообщил старый безопасник. Кембритч удивленно поднял брови и кивнул, принимая к сведению. – Можно покопаться в памяти главреда, если обеспечить определенные условия и безопасность работы специалиста.

– Похитить и усыпить? – поинтересовался Люк.

– Или проникнуть в дом, когда он спит, – сказал Леймин, азартно блеснув глазами. – Если не разбудим домочадцев и сделаем все тихо, избежим проблем – не напугаем объект, можно будет дальше следить за ним, не опасаясь внимания полиции. Но это куда труднее.

– Действуйте, – легко ответил Кембритч. – Я уверен в вас, Жак.

Безопасник кивнул, сделал запись себе в блокнот.

– А что со второй нитью? По поводу покушения на вас, милорд? Ваш информатор дал какие-то сведения?

– Молчит, – с досадой произнес его светлость. – Но роет, я уверен. За такие деньги он и до противоположной стороны Туры докопается. Но пока молчит.

– И мы не можем получить материалы дела о покушении, которое курирует Розенфорд, – признался Леймин. – Информация закрыта наглухо.

– Ну, – Люк задумался, – тут я сработаю напрямую. Придется пообщаться с лордом Дэвидом, хоть радости от этого я не испытываю.

На прощание Леймин сообщил, что нашел специалиста по картам наследования Инляндии. И что его консультации могут быть полезны, но принимает он только аристократов.

– Я завтра посещу его, – понятливо сказал Кембритч. – Только переживу охоту.

Герцог докурил, выбросил сигарету в снег, отогнал ластящихся собак. В поле зрения как раз мелькнул Розенфорд, и Люк направился к нему.

– Дармоншир, – сдержанно и несколько досадливо поздоровался начальник службы безопасности Инляндии.

– Тоже счастлив видеть вас, лорд Розенфорд, – почти без насмешки сказал Люк. – Прекрасная погода, правда?

– Чего вы хотите, ваша светлость? – На окружающие красоты инляндец смотреть не пожелал.

– Очень надеюсь посетить вашу вотчину, господин Розенфорд, – сообщил Кембритч небрежно. – Всегда мечтал увидеть, как работает разведка. Ну и хотелось бы поговорить о расследовании покушения.

– Работа ведется. Когда будет результат, я вам сообщу, – сухо и нетерпеливо ответил Розенфорд.

Они так очевидно не переносили друг друга, что Люк хмыкнул.

– Я удовлетворюсь и промежуточными сведениями, – он тонко улыбнулся, – вы ведь не откажете мне? Как пострадавший, я имею право изучать материалы дела.

«Вы ведь не откажете мне, не последнему человеку в королевстве?» – так это звучало. Начальник разведки понял намек, посмотрел на собеседника, нехорошо сощурившись, – выражение бледно-голубых глаз обещало медленную смерть за докучливость. И не будь у Люка закалки руководством Тандаджи, он мог бы и струхнуть.

– Не уверен, что вам будет это интересно, ваша светлость, – с легким пренебрежением произнес лорд Розенфорд. – Поверьте, все, что вы увидите, – это скучнейшие малоинформативные отчеты.

– А я уверен, что будет, – заверил его Кембритч так воодушевленно, будто ему сообщили, что в отчетах этих не нудятина, а фотографии и характеристики новейших гоночных машин. Собеседник поджал губы. – Завтра, до обеда, я загляну к вам.

– У вас же намечается бал, Дармоншир. Да и я очень занятой человек.

– Не думаю, что это помешает мне танцевать, – любезно парировал Люк. – Я не отниму много времени. Просмотрю дело и удалюсь. Вам даже не нужно будет развлекать меня беседой. Так я зайду?

– Буду счастлив, – холодно процедил лорд разведчик, извинился и отошел. Кембритч удовлетворенно улыбнулся, чувствуя приятный азарт от произошедшей стычки, – хотя злить человека, занимающего такую должность, было очень опрометчиво.

Люк снова вернулся к своему вороному жеребцу, похлопал его по крупу, огляделся.

К ожидающим присоединился Гюнтер Блакори – краснощекий, улыбчивый и громкоголосый, – он о чем-то говорил со своей младшей сестрой, королевой Инляндии, и периодически звучно хохотал. Они были совсем не похожи: черноволосый крепкий Гюнтер и тонкая рыжая Магдалена, которая выглядела как типичная инляндская аристократка. Уже вышли и инляндские принцы, такие же тощие и рыжие, как их венценосный отец. Младший – нынешний князь Форштадта, Лоуренс Филипп, – не обращая внимания на супругу, любезничал с придворными дамами, а старший, Леннард, нетерпеливо гарцевал на лошади. Его супруга, будущая королева Инляндии, с обеспокоенностью поглядывала на мужа и говорила что-то утешающее Диане Форштадтской, которой посчастливилось взять в мужья одного из блудливых Инландеров.

Наконец появился и король Луциус. Поцеловал супруге руку, отметив, как она прекрасно выглядит, поприветствовал собравшихся и легко, будто и не было ему за пятьдесят, вскочил на жеребца.

Прозвучали охотничьи рога, всадники выстроились в шеренгу: дамы – вторым рядком, а впереди – мужчины с ружьями за спинами. По бокам поскакали загонщики, пятнистым ковром понеслись вперед борзые. Лошади двинулись ленивой трусцой, все ускоряясь, набирая ходу, азарт волнами захватывал охотников, заставляя прижиматься к коням и нестись навстречу ветру.

Охота началась.

Люк проскакал несколько километров и медленно, пользуясь тем, что охотники растянулись дугой по лесу, ушел влево, подальше от суеты. Уже звучали выстрелы, гиканье всадников и далекий переливистый лай: борзые поднимали зверье, которое начинало петлять перед облавой и в конце концов попадалось кому-то из стрелков на глаза; выученные псы под выстрелы не лезли, занимаясь гоном и выслеживая добычу. Небо начало сереть, но до рассвета было далеко. Люк спешился у поваленного дерева, сел на него и достал флягу с коньяком. Долг свой – посветить физиономией среди придворных – он исполнил, теперь можно и посидеть, подумать.

Все неделю он занимался визитами – в первую очередь к тем, кто хоть как-то связан с погибшими родственниками Инландеров. Тратил кучу времени на светскую болтовню, прежде чем можно было непринужденно перевести разговор на интересующие его события. Но и здесь, увы, оказалось пусто. Все, с кем он встретился, были уверены, что смерти их родных – несчастные случаи; никаких подозрений в том, что это убийство, даже не проскальзывало.

Люк все так же ненавидел рутину. И искушение добраться до материалов расследований, находящихся где-то в вотчине Розенфорда, росло. Но он останавливал себя. Если безопасник причастен к вычищению родни Инландеров и Люк попадется на изъятии дел – это приговор. Впрочем, Кембритч ухмыльнулся, пусть даже начальник разведки непричастен, но если его, Люка, поймают в хранилище, то там и прикопают, и никакая протекция короля не спасет.

Возможно, завтрашний бал в Дармоншир-холле даст какие-то зацепки. Там должны будут присутствовать те, с кем встретиться он не успел.

Конечно, было бы куда проще, если бы ему можно было действовать в одиночку, без груза и надзора невесты, которая была обязана появиться рядом с ним. Но ее отсутствие вызвало бы скандал и обеспечило бы сплетников пищей на много дней вперед.

С момента их с Ангелиной последнего общения и так произошла всего одна публичная встреча. Ее высочество пропадала где-то в Милокардерах, выделить смогла всего два часа, в ходе которых они чинно выпили чаю в ее покоях (принцесса оказалась отличной собеседницей, и он с удивлением отметил, что ему доставило удовольствие общение с ней), попозировали журналистам, посетили школу в Дармоншире и расстались, к взаимному удовольствию.

Марину он при посещении дворца Рудлог не видел – принцесса была на работе. И к лучшему. Слишком много глупостей он творил ради нее и рядом с ней.

Сейчас же по обоюдному молчаливому согласию у них установилось своеобразное «время тишины». Люк не мог отказать себе в том, чтобы слать ей подарки и цветы, но теперь приходилось следить за тем, чтобы не перепутать заказы. Розы для Ангелины он заказывал из центральной оранжереи, подписываясь полным титулом и каким-нибудь «Жду встречи с вами». Марине – из уже облюбованного им цветочного магазина, анонимно. Не хватало еще, чтобы пошли слухи, будто лорд Дармоншир окучивает сразу двух Рудлог.

Люк не пытался позвонить ей. Понимал, что, если услышит Маринин голос, никакие обещания не удержат его от очередного безумия. И последовательно, настойчиво сдерживал себя – как алкоголик избегает прикосновений к бутылке, чтобы не сорваться в запой.

Два месяца. Два месяца до свободы. Он обязан продержаться. Он почти верил, что продержится.

Люк поморщился – лай собак стал громче, а значит, место его уединения скоро будет обнаружено. Снял ружье, решив сунуть его в седельный чехол – смысла таскать на себе не было. Встал – и тут на полянку с гулким стуком и под треск ломаемых кустов выпрыгнул огромный олень. Метнулся в одну, в другую сторону – и замер, не зная, куда бежать. Перед ним – человек с оружием, справа – лошадь, позади и слева – собаки. В воздухе пахло резким, неприятным мускусом – обычно олени пахнут малозаметно, но после скачки и от испуга зверь вонял, как отходы мясокомбината.

Собаки уже визжали где-то совсем близко, настигая добычу, а Кембритч с любопытством рассматривал оленя, наклонившего башку с ветвистыми рогами, высокого, грудастого. Бока его ходили ходуном, подрагивали, зверь прядал ушами, выдыхал со свистом, и на ноздрях и черных губах пузырилась пена. Коричневая шерсть с темными пятнами и седыми подпалинами. Старый, много проживший боец, покрытый шрамами, – почти как он сам, Люк. Хорошая добыча.

Кембритч медленно поднял ружье, глядя в блестящие черные глаза, – и тут ему в голову шибануло животным страхом и агрессией, предчувствием боли. Видимо, зверь уже встречался с охотниками, да и наверняка были среди его шрамов оставленные пулями. Люк от адреналина мгновенно взмок, ствол как-то сам собой опустился к земле.

«Беги».

Зверь понятливо мотнул башкой и сорвался мимо куда-то в чащу леса – только ветки затрещали.

Через минуту на поляну вывалился клубок тявкающих рыжих борзых с мокрыми лапами и темными боками. Они ручейком устремились вслед оленю.

«Стоять!» – И собаки остановились, закружились вокруг человека, вопросительно поглядывая умными глазами и нетерпеливо утыкаясь носами в снег.

«Назад. Не ваша добыча».

Псы, разочарованно скуля, потянулись с поляны, а Люк, усмехаясь своей сентиментальности, убрал ружье в чехол, поднялся в седло и медленно потрусил навстречу звукам. Старый олень был похож на него – своими шрамами и жаждой жить. А он, Люк, мог дать ему шанс выжить. Мог – и дал.

Дармоншир нагнал несущихся по дуге охотников и дальше уже сосредоточился на том, чтобы не упускать скорость и не позволить жеребцу попасть в какую-нибудь яму или напороться на сухое дерево. Ледяной ветер быстро выморозил лицо, пробрался под одежду, выдубил перчатки – а рядом стучали копыта, кони прыгали через стволы, виражами обходили кусты, скользили по рыхлым склонам, преследуя дичь. Сколько всадников погибало так, в прошлых безумных и бессмысленных гонках, и все равно ведь каждый год собиралась охота, и не могли ни смерти, ни увечья изменить эту традицию. Где-то впереди мелькала спина его матери, красная куртка короля Луциуса, и вдруг наездники стали притормаживать, ловчие – гортанно окликать борзых: те загнали зверя, и мужчины быстро снимали ружья, целились – кто первый, кто быстрее, чья добыча?

Рванули выстрелы – и Люк от неожиданности пригнулся: пуля просвистела мимо, выбила щепу из дерева, рядом с которым он затормозил. Он выругался, оглянулся: к нему скакал бледный барон Уо́тфорт с ружьем наперевес.

– Ваша светлость, – заговорил молодой человек срывающимся голосом, – простите меня, я не понимаю, что случилось. Я целился в ли́са – рука дернулась, клянусь, я не хотел причинить вам вреда! Простите.

Сердце застучало, и в глазах вдруг стало светлее. Ничего не закончилось. Охота на тебя только началась.

– Не берите в голову, барон, – легко сказал Люк. – Бывает. Главное, что я цел. Было бы невежливо объявить бал и умереть накануне.

Молодой аристократ недоверчиво посмотрел на него, но кивнул и отъехал. А новоиспеченный герцог еще раз огляделся вокруг, запоминая тех, кто был неподалеку. Кто-то балуется внушением? Интересно, кто ты?

Несколько часов спустя охота закончилась. Всадники, разгоряченные погоней и богатой добычей, двинулись в сторону резиденции, и стелилась за ними по снегу красная рябь. Кровью пахло и в воздухе – и ни мороз, ни легкий ветерок не могли разогнать этот сладковатый удушливый запах. К седлам удачливых стрелков были пристегнуты тушки зайцев и лисиц, глаза охотников блестели азартом, и только и разговоров было о том, какой удачный выстрел был сделан и чьи собаки отличились.

Люк неожиданно для себя оказался рядом с Луциусом Инландером. Удача явно улыбнулась сегодня инляндскому монарху – за седлом болтались тушки четырех зайцев со стекающими по ушам струйками крови, следующий за господином грум держал пару рыжих толстых лис. Выученные лошади от запаха крови не хрипели и не бились, но удовольствия это соседство им явно не доставляло.

Люк покосился на бурую заячью шерсть и поморщился.

– Осуждаешь, Дармоншир? – суховато спросил монарх, перехватив его взгляд.

– Не понимаю, – честно ответил Люк, прикуривая. Луциус подумал-подумал – и тоже достал портсигар, зажигалку, раскурил свою сладко пахнущую сигарету. Солнце уже поднялось, ложась на снег длинными искрящимися пятнами, под ногами лошадей стелилась дымка, хрустел истоптанный десятками копыт снег, но состояние было самое умиротворенное. Король поднял брови, требуя закончить реплику.

– В ваших жилах – сила Белого Целителя, однако вы не щадите животных и любите охоту, – пояснил Кембритч.

– Люблю, – без раздражения согласился Инландер. – Жизнь и смерть тесно связаны, Лукас. И не только соприкасающимися сезонами. Когда-то потомки Черного Жреца умели возвращать жизнь, хоть и служили смерти. Так они отдавали долги Белому Целителю. Так и мы – отдаем долг смерти, чтобы иметь возможность служить жизни. Одно без другого невозможно. Да и не забывай, – король вдруг оскалился, выпустил дым и с силой вдохнул воздух, пропахший кровью, – что в каждом из нас живет зверь, которого надо кормить. В прямых потомках Белого его зов сильнее, у аристократии – слабее, но все равно он есть, и никуда от него не денешься.

– Я предпочитаю готовые блюда, – вежливо сказал Люк. Луциус сощурился, усмехнулся.

– Ты просто удовлетворяешь жажду охоты другими способами, Лукас, – снисходительно объяснил монарх.

Люк пожал плечами и переменил тему:

– Вы почтите завтра Дармоншир-холл своим присутствием, ваше величество?

– Может, и загляну, – небрежно сказал король. Перевел взгляд на подъехавшую мать Люка, леди Шарлотту, – лицо ее почему-то было тревожным, – чуть склонил голову в приветствии.

– Ты очень мила, Лотти.

– Благодарю вас, ваше величество, – чопорно и предостерегающе сказала леди Шарлотта и опустила глаза. Люк слушал эти полутона и старательно скрывал недоумение. Слишком сложными были взаимоотношения матери и главы дома Инландер, и он не был уверен, что хочет разбираться в них.

– Завтра за мной танец, – величественно проговорил король. – И останетесь на прием после охоты, – приказал он, сжал бедрами бока лошади и двинулся к окликнувшему его Гюнтеру Блакорийскому.

– Какие у вас забавные отношения, мама, – с усмешкой сказал Люк.

– А, – отмахнулась леди Шарлотта, – не обращай внимания. Лици дуется, что я давно не была при дворе. Теперь ему надо изъявлений преданности. Остынет. Помелькаю перед ним, пока не надоем. Тем более что этой весной надо выводить Маргарету в свет. И так два года пропустила из-за ее упрямства. Выдам ее замуж, и можно будет снова осесть в провинции.

Люк усмехнулся. Сестра, упорно отказывающаяся от выходов в свет, до сих пор не соизволила приехать к нему, в отличие от периодически заглядывающего Бернарда. Младший брат был добродушен, по-юношески восторжен, по-военному грубоват и прямолинеен, и герцог с удивлением понял, что ему нравится общаться со следующим графом Кембритчем. Кому не понравится, когда на тебя смотрят с обожанием? А вот Марго училась в Блакории, выбрав акушерско-гинекологическое отделение, и дома появлялась редко. Как и звонила.

– Тебе надо самому с ней встретиться, – словно прочитав его мысли, мягко сказала леди Кембритч. – Выезжать она будет из твоего дома, ты де-факто глава рода, поэтому надо налаживать связи. И это она сейчас воротит нос от высшего света, голова забита медицинской ерундой и идеализмом, а потом спохватится – поздно будет.

– Постараюсь, – пообещал Люк, никакого воодушевления не ощущая. Сестра запомнилась ему угрюмой девочкой, которая всегда его сторонилась, да и видел-то он ее мельком. Собственно, встречаться с Маргаретой он хотел не больше, чем она с ним.

Первые всадники уже начали въезжать во двор резиденции. Стремянные принимали лошадей, ловчие осматривали собак, прежде чем отвести их на псарню. Слуги быстро собирали добычу, прямо на морозе разливали из больших котлов горячий глинтвейн, и аристократия осушала кубки, чтобы потом направиться в загородный дворец, в выделенные покои, отдохнуть, переодеться и выйти к обеду при полном параде.

Люк Дармоншир вернулся домой к вечеру, вымотанный почище, чем когда учился в училище.

– Устал? – спросила леди Шарлотта, согласившаяся погостить у него несколько дней.

– Угу, – сказал он уныло. Мать ласково погладила его по голове, по плечу.

– Утешься тем, что ты не бедолага Луциус, который так живет каждый день. Можно с ума сойти, если оказаться на его месте. Мне иногда кажется, что он сидит на троне и представляет, как казнит всех собравшихся, – такое у него выражение лица. Так что есть человек, которому хуже, чем тебе. Ты можешь сейчас отдохнуть, а он наверняка уже сидит в своем кабинете и работает. Удивляюсь, как он успел сделать Магдалене детей.

– Умеешь ты утешить, – хмыкнул Люк. – Но, увы, мне тоже отдых не светит. Надо съездить по делам.

– Ладно. – Графиня Кембритч покачала головой, но тут же взбодрилась. – Где там твой пират? Раз ты еще не привел в дом хозяйку, придется мне постараться. Без женщины невозможно достойно подготовиться к балу, обязательно что-нибудь упустите.

Пиратом она называла нового секретаря Люка, Майки Доулсона, за повязку, которую тот носил на поврежденном глазу. Секретарь оказался копией отца-дворецкого – такой же прямой, величественный и с терпеливостью реагирующий на иронию хозяина. Но главное, он умел работать, и за это можно было простить ему занудливость.

– Вот-вот, – с облегчением сказал Люк, – отвлеки его, а то у меня последние дни ощущение, что не я им командую, а он мной. Ходит и бубнит про расписание. А стоит мне выйти из кабинета – рядом начинает бубнить Доулсон-старший. Моя жизнь вдруг оказалась подчинена Доулсонам. Еще немного – и я пойму, почему дед периодически орал на секретаря.

Графиня фыркнула и сочувственно похлопала сына по рукаву. Она не стала говорить, что это только начало.

Генеалог, найденный Леймином, оказался старым профессором, работающим на первом этаже собственного дома. Там он и принял Люка – в большом кабинете, сплошь заставленном шкафами с книгами, с огромной генеалогической картой на стене. Профессор был седым, лысеющим, сгорбленным, постоянно вскакивающим с места при разговоре и настолько увлеченным своим делом, что ему несколько раз пришлось напоминать вопрос.

– Господин Да́нерин, – терпеливо сказал Люк, пошевелившись на неудобном высоком табурете, после того как выслушал историю очередного аристократического рода, – все это очень вдохновляюще, но меня интересует, кто обращался к вам за последние двадцать лет за уточнением карты наследования инляндского престола. И есть ли у вас коллеги, которые могут выполнить работу так же хорошо, как вы.

– Есть, конечно, – с язвинкой заявил профессор, – но я лучший. Вся моя жизнь посвящена исследованию родов Инландеров и Блакори, вы не найдете никого, кто разбирается в этом лучше меня. А ведь наследование крови потомков богов – очень сложный вопрос, к наследственности обычных людей почти не имеющий отношения. Нет, набор генов у вас тот же, конечно, – он снова удалялся от сути вопроса, сев на любимого конька, – но на формирование генотипа аристократии очень большое влияние оказывает старшинство крови, необходимые ритуалы. Например, знаете ли вы, почему все старшие сыновья в роду Блакори рождаются черноволосыми и кареглазыми, тогда как остальные братья-сестры – типичные Инландеры?

Люк не успел ответить, что его это тоже не интересует.

– Потому что трон Блакории унаследовал младший сын короля Инляндии! – торжественно воскликнул генеалог и вскочил. – И по высочайшему повелению в жены взял старшую дочь императора Йеллоувиня. И что же? Если бы она стала женой старшего сына Инландера, то их дети были бы все рыжими, несмотря на силу ее крови, ибо он глава дома. И, наоборот, если бы она стала по какой-то случайности йеллоувиньской императрицей и главой дома Ши и взяла в мужья равного по силе, дети были бы почти чистыми Ши. А тут случился казус – младший сын, но глава дома, и старшая дочь потомков богов. Будь первый Блакори не главой дома, а обычным аристократом, то дети бы пошли в супругу. Но и в изучаемом случае гены йеллоувиньской принцессы прижились, правда сработав необычно. И теперь все старшие дети Блакори – темноволосые и темноглазые. Этот же феномен ослабевания крови у рожденных не первыми детей мы видим на примере семьи Рудлогов. Старшая дочь – почти платиновая блондинка, а четвертая уже имеет светло-русые волосы и куда меньше похожа на мать, чем две старшие. Хотелось бы посмотреть на младших, конечно, но к ним доступа нет…