Текст книги "Магия тени"

К Шадеку подошел Оль, отвязавшийся наконец от Дорала, присел рядом. Друзья молчали какое-то время, а потом одновременно заговорили, горячо и сбивчиво.

– …тогда беги в Эллор и не вздумай геройствовать, понял? – донеслось до ночницы.

Подошла Бивилка, села по другой бок от Оля, рассеянно погладила грифона. Наместник и Дорал закрепляли поклажу на седле второго животного. Дефара направилась к магам.

– …так жилы рвала, помогая горожанам, а теперь берешь да и удираешь от них. Вот мне чего непонятно, Билка.

Магичка поморщилась, крепко сжала руки. У нее были маленькие сухие ладошки и короткие гибкие пальцы с обкусанными ногтями.

– Я вязну в попытках спасать всех поочередно, понимаешь? Людей много, их беды тоже множатся, и чем дальше – тем меньше я успеваю. Все больше людей остается без помощи, как бы я ни надрывалась. И такая безнадежность накатывает! Временами кажется – сей вздох что-нибудь разломаю, завизжу и убегу. Потому вот я и ухватилась за мысль спасти сразу всех. Это достойнее, чем… сломаться и просто сбежать – не теперь, так позднее.

– Она права, – заявила Дефара. – То, что происходит с вашим миром, похоже на извержение вулкана. Ты, Оль, озабочен спасением деревни у подножия. Думаешь, как бы завернуть в сторону лаву и сдуть с неба пепел. Не хочешь слышать, что это невозможно. И уж совсем не думаешь о том, что лежит за пределами видимого. Я предлагаю способ заткнуть вулкан, а не дуть на пепел. Понимаешь?

Оль озадаченно выпятил нижнюю губу:

– Что такое вулкан?

Гасталла, презрительно скривившись, стоял чуть поодаль и ждал, когда вся эта суета наконец окончится. По его мнению, вовсе не обязательно было так многословно и бурно прощаться. Впрочем, и сам некромант улетал с чувством легкого сожаления: ему полюбилось общество Мавки – с трудом вынося компанию других людей, Гасталла легко находил общий язык с животными и с удовольствием проводил время с ними. Некромант даже изучил Мавкины зубы, хотя и без них видел, что собака еще молодая, и с осторожностью спросил Оля, не будет ли тот возражать, если он, Гасталла, заберет животное себе после смерти. У гласника от такого вопроса глаза из орбит полезли, и некромант поспешил объяснить:

– Ты не думай, я не спятил, у меня уже были перерожденные зверушки. Перерожденные зверушки – они смирные, добрые, не то что наша человечья паскудная порода!

Представив собаку-мертвягу, которая приветливо машет некроманту хвостом, Оль растерялся и лишь пробормотал что-то неразборчивое.

Наконец Дорал и наместник справились с поклажей, а потом все вдоволь наобнимались напоследок. И уже из седел выслушивали наставления Оля Бивилке: маг строго велел подруге быть осторожней «в том неизведанном крае, где наверняка все напрочь свихнутые». Некромант, нетерпеливо ерзающий в седле, раздраженно перебил гласника:

– Ты особо не тревожься. Если она по пути сдохнет, я ее подниму и заставлю закончить начатое. Но едва ли она сдохнет по пути, так что не тревожься сверх обычного.

Маги и наместник онемели от растерянности и возмущения, и даже Дефара не нашлась с ответом. Только Шадек сохранил обычную невозмутимость и веско отметил:

– Заставлять людей работать после смерти – бессердечно. Вот за это вас и не любят.

Гасталла фыркнул и хлопнул грифона по шее. Тот охотно поднялся на ноги, по-кошачьи потянулся, едва не сбросив непривычных еще всадников, по-кошачьи же перебрал перед прыжком мощными передними лапами, сделал пару длинных скачков по поляне и поднялся в воздух, мощно хлопая крыльями. Белый грифон поспешно повторил действия старшего собрата и тоже взмыл над вековыми соснами, унося с собой испуганный визг Бивилки и восторженные вопли Шадека.

* * *

– Как думаешь, это очень опасно? – Террибар мотнул подбородком вверх, вслед грифонам, и смешался под насмешливым взглядом Оля.

– Знамо дело, – подтвердил маг, – теперь не опасно только тем, кто уже отмучался. Но если б в самой затее крылась смертельная угроза – они б почуяли. Чучела рогатая не соврала хотя бы отчасти, потому как образ драконьего сторожа Билка словила. Другой вопрос, что никто не скажет, как оно по ходу дела обернется.

А может, и не почуяли бы они ничего, добавил гласник про себя. Может быть, эта способность обученных магов, предвестие смертельной опасности, больше не действует – так же, как его, Оля, способность предугадывать будущее. Потому что и будущего нет, и опасность теперь на всех одна.

– Эй! – воскликнул Кальен. – А он откуда взялся?

Посреди поляны стоял вчерашний тролль и что-то с трудом обмысливал, глядя в небо и сильно морща лоб. Заметив, что все обернулись к нему, тролль перевалился с ноги на ногу и поделился соображениями:

– Чародейка улетащая. Вона на чем летащая, птицу мохнатую оседлащая! Могучая чародейка, уважучая! В щуровой чаще старая чародейка былащая, давно-забуло там жилащая – так та в ступе летащая.

Террибар подошел к троллю, и Оль, поморщившись, последовал за наместником. Вечно он лезет ко всяким опасным штуковинам, а ты его оберегай, непоседливого.

– Тебе нужна была чародейка? – медленно выговаривая слова, спросил наместник. – Ты хотел о чем-то ее попросить?

– Чародейка щурову чашку нашлащая, – зачастил тролль, – так мы награждащая, охранящая. Чародейка могучая и добрючая, только она вот какая, – тролль опустил ладонь на уровень собственного колена, потом широко развел руки, – а мир злючий и колючий, и он вот какой. Мы б ее охранящая, чтоб чародейка не пропащая. А она улетащая.

Дефару рвение тролля ужасно развеселило. Оль не увидел тут ровно ничего смешного, напротив: подумал, что компания такого охранника и впрямь бы пригодилась по нынешним временам. Ведь магичка имела лишь начальную боевую подготовку, а отбить нападение двух-трех человек, даже вооруженных обычными полевыми орудиями, сможет разве что боевой маг. Так что гласнице, которая носилась по округе взъерошенной мышью, всегда выделяли в сопровождение двух-трех стражников, и еще Шадек старался увязаться следом.

– Тогда мы весь город награждащая, – заявил тролль. – Чародейка потом прилетащая – а город на месте стоящая. Чародейка радая будет!

– С чего бы ему перестать стоять на месте? – удивился наместник. – Ты что-то знаешь, тролль? Как тебя зовут-то?

– Зовут? – Тролль наморщил лоб, надул щеки и стал похож на кусок скалы, обряженный в набедренную повязку.

– Ну, имя! Как тебя называют?

– А! – Морда разгладилась и тут же разъехалась в зубастой улыбке. – Я Ыч.

– Ыч, – повторил Кальен. – Похоже на название орочьей деревни.

– Наверняка у него есть и привычное имя, – пробурчала Дефара. – Что-нибудь среднее между мычанием и отрыжкой. Родной язык троллей – это мешанина взрыкиваний, криков и гудения, издаваемых на разные лады.

– Сочиняешь, – спокойно возразил Оль. – Если б глотки троллей были привычными только к гудению, они б не выучивали общую речь.

– Чародея охранящая, – решил Ыч и, наклонившись к Олю, насупленно уточнил: – Ить чародей могуч?

Гласник ухмыльнулся, проворчал что-то себе под нос и повел пальцами, будто выпрядая в воздухе невидимую нить. Огромная дубина выпросталась из перевязи на поясе тролля и повисла перед его мордой. Ыч с возмущенным восклицанием схватил беглянку, сердито посмотрел на Оля, посопел и расплылся в улыбке:

– Чародей могуч!

– Отчего он хочет охранять могучих чародеев? – шепотом спросил наместник у Кальена. – Почему не идет защищать слабых и жалких?

– Тролли не тратят времени на слабых, – вместо мага ответила Дефара, – это видится им бессмысленным. Даже хилых трольчат они приносят в жертву чащобному духу, то есть заводят подальше в лес и бросают там на произвол судьбы. Тролль не станет помогать слабому, потому что слабый все равно помрет – тролль поможет сильному, тем самым помогая ему выжить.

Оль похлопал Ыча по предплечью и обернулся к остальным:

– Ну что, пойдемте? Есть уже очень хочется, да вдобавку работы – край. По всему городу люди, в полях – нечисть, да вот тролль еще. Куда ж я тебя дену, а, братец? Народ в городе нынче неласковый, как бы не взъярился на тебя.

– Кто на меня с чем чего, тот от того и того, – непонятно возразил тролль, уверенно шагая через лес позади гласника.

Двигался он удивительно тихо, на свисающие ветки не натыкался, торчащих не ломал, и даже сухие листья у него под ногами, кажется, не шуршали. После появления тролля всем остальным стало спокойней в пизлыкском лесу – пусть он и не считался очень уж опасным на таком небольшом удалении от тракта, в неурожайные годы даже грибники сюда забредали, но все-таки… Все-таки шуршит листва не от ветра, и мельтешит что-то среди деревьев, и кажется, будто из подлеска смотрят на тебя чуждые злобные глазки. А вот когда рядом тролль, исконный житель Пизлыка с дубиной при поясе, так всем остальным обитателям леса сразу становится ясно: людей, что идут рядом с троллем, не нужно есть, пугать или морочить.

– Со мной пойдешь, – внезапно подала голос Дефара. – Поможешь. Есть у меня хорошая мыслишка. Очень пригодится тот, кто знает здешний лес. И горожанам мы не станем глаза мозолить. Договорились?

Ыч, не замедляя шаг, оглянулся, цепким взглядом маленьких глазок окинул ночницу.

– А демоница могучая?

– Я не демон, я сберегатель, – скучно пробубнила Дефара.

– Могучая, могучая, – поспешил заверить Оль и на вздох запнулся на перекрестке тропы, – одним своим явлением может целую толпу здоровых мужиков напугать, вот так: бу-у! Ты что задумала, сберегательница, а?

– Хочу заняться порталами, – невозмутимо ответила Дефара. – Времени у меня будет хоть отбавляй, а делать тут все равно нечего. Помогать вам в Мошуке я не смогу, разве только вы захотите, чтоб горожане бежали в ужасе. Вот и займусь хоть каким делом. Ведь все, на что я могу теперь надеяться, – что у ваших друзей все получится и понемногу Идорис станет прежним. И что тогда отсюда вместе с демонами унесет и соглядатаев. И что унесет нас обратно в Азугай, а не к демоновой матери под хвост. В конце концов на что мне еще рассчитывать? Ходить вокруг порталов и прыгать по ним с амулетом на шее я уже пробовала.

Кальен махнул рукой и тут же переключился на пушистый куст у тропы, остановился, разглядел его, что-то бормоча под нос. Аккуратно отломал несколько тонких веточек с бурыми ягодами и поспешил вдогонку за остальными.

– А теперь что-то в порталах изменилось. – Оль подхватил мысль ночницы. – Во всяком разе, так Шадек говорит. Веришь ему?

– Его я не знаю, – сдержанно ответила Дефара, – а Тахару верю. Ведь Шадеку про порталы Тахар рассказал? Нужно отыскать этих троих неразлучников. Раз их шатает по этим краям – значит они нынче в Эллоре. Они помогут. Но нужен кто-то, кто проведет их к нехоженым порталам в глубине леса. К примеру, тролль.

– Ты знаешь Тахара? – удивился Оль.

– Всех троих знаю, и неплохо. – Дефара неожиданно рассмеялась низким грудным смехом. – Эх, да ведь мы еще с дедом Алеры… эх!

Кальен сердито зыркнул в спину ночнице, и та, почуяв его взгляд, развеселилась еще больше.

Тролль снова наморщил лоб, а потом размашисто хлопнул идущего впереди Оля по плечу, едва не сбив его с ног, и спросил:

– Про что демоница трещащая? Какие пор-та-лы в лесу находящая?

– Такие зеленые круги на земле, – пояснил Оль, – они еще мерцают, чисто светляки.

Ыч обрадованно замахал головой:

– Травяной огонь, травяной огонь!

– Через них можно убраться в другой Мир, ежели есть особый амулет. Но через такие порталы могут ходить только люди, эльфы и орки. Да и то не всякие, а те, кто блюдет непорочность. Ночница, видать, вовсе в отчаянье впала, ежели думала, что проберется на ту сторону.

Сзади доносился придушенно-возмущенный шепот Кальена. Дефара лениво огрызалась.

– Травяной огонь, – повторил тролль, – в него мелочь гнусная утекащая, что щурову чарку свелащая. Когда чародейка чарку нашлащая, племя стало вора искащая, и…

Они наконец вышли на опушку, на которой оставили коней, укрытых куполом магического щита. Лошадки смирно щипали травку и выглядели полностью довольными жизнью.

А вот старшина городской стражи, который сидел неподалеку на поваленном бревнышке, выглядел очень, очень недовольным. Позади него шатались туда-сюда четыре стражника – орк, эльф и двое мужчин.

Маги, наместник, ночница и тролль вывалились из леса прямо под обстрел их подозрительно-укоризненных взглядов и почувствовали себя очень виноватыми.

– Так.

Старшина стражи Хон медленно поднялся на ноги – крупный, мощный, как медведь. В прежние времена он походил на мишку ручного, добродушного, но, потеряв жену-магичку, стал больше напоминать смурное и недружелюбное медведище. В последние год-два, когда вокруг Мошука стали твориться сплошные безобразия, старшина стражи приобрел сходство с шатуном.

– Гласник и наместник сбегают на рассвете в пизлыкский лес, – пророкотал Хон, переводя тяжелый взгляд с одного лица на другое. Даже Ыч вытянулся в нитку под этим упрекающим взором. – В самое необычное место Ортая. В компании пришлого мага и тролля. Как я должен это понимать?

Отчего-то про Дефару Хон не упомянул, и никто из стражников не удивился при виде рогатой женщины. Оль медленно развернулся боком и скосил глаза туда, где должна была стоять Дефара.

Ночница не сбежала и даже капюшон не накинула, но, оставаясь в неподвижности, каким-то образом… растворилась. Она не стала невидимой, но глаза людей пробегали мимо нее, как мимо пустого места. В какой-то вздох Оль понял, что сам словно потерял Дефару из виду, и, только вновь сосредоточившись на мысли о ночнице, увидел ее снова. Она просто стояла на опушке в тени деревьев – совершенно недвижимая, даже глаза ее смотрели в одну точку, и не было видно, чтобы двигалась грудь при дыхании.

– Ну? – взрыкнул Хон. – Отвечайте! И не врите! Что вы тут делали?

Оль мотнул головой, стряхивая неловкость, и ответил:

– Провожали Билку, школьного магистра и некр… еще одного мага спасать мир. Они грифонов оставили туточки, на полянке, чтоб горожан не баламутить. Вот мы отсель их и провожали. И Шадек за ними увязался.

Хон зарычал громче:

– Я же сказал, не ври мне!

Оль пожал плечами. Старшина стражи круто развернулся, уставился на наместника:

– Террий, что он несет? Куда он тебя таскал?

Террибар, тоже подуспокоившийся, сунул руки в карманы куртки.

– А ты чего разорался, друг дорогой? Я тебе кто – мамка, лялька?

Говорил он очень тихо, чтобы не услышали стоящие поодаль стражники, но те увидели, как напряглась спина Хона и побагровела шея, и сразу смекнули: наместник снова напоминает, кто в городе хозяин.

В последние месяцы ему приходилось делать это очень часто. Старшина стражи пытался охватить неохватное, уследить за всем, что происходит в городе и в поселке, хотел знать обо всех перемещениях и настроениях. Хон полагал, что в этом изменившемся мире горожане рано или поздно найдут причину взяться за старое, вспомнить былую вражду, что раскалывала город до прихода Террибара. Хон был уверен, что такого поворота не избежать, он даже заранее смирился, что не сможет помешать этому, – но был намерен отсрочить неприятности и по возможности уменьшить грядущие потери, чтобы по крайней мере сохранить город. Потому старшина стражи стремился знать все и обо всем и страшно досадовал, что не может громким рявком подчинить себе события и жителей Мошука, чтобы загнать их в удобные и безопасные границы.

На магов и наместника Хон сердился особенно сильно, потому что они меньше всех прочих ему подчинялись. Совсем не подчинялись, на самом-то деле. И были чересчур легкомысленными, многого не замечали.

Не видели, как постепенно становится привычным то, что прежде принималось как вынужденное зло. Что по вечерам на улицах горит все меньше факелов, а шустрых теней становится больше. Что многие мужчины даже днем стали ходить при оружии – дескать, если людям так спокойнее, то пусть носят. Ведь с трактов то и дело доходили вести о разбойных нападениях и маголовах.

Некоторые разбойники попадали в руки мошукских стражников, хотя те патрулировали дороги дай Божиня на полперехода от города. Пойманных грабителей торжественно обезглавливали на городской площади, но жители Мошука от этого спокойней спать не стали, напротив – полностью убедились, что безопасные времена миновали.

Телеги с переезжими привозили разных людей. Временами, глядя на особенно суетливого и хитроглазого гостя, Хон готов был поклясться, что добро на телеге – награбленное, а сам переезжий – такой же обездоленный, как государь ортайский.

Но хуже всего были слухи. И еще – неизвестность, которую они питали.

– Ты снова хочешь притащить в город тролля? – не в силах больше выдерживать сердитый взгляд наместника, Хон опять обратился к Олю.

– Так я его никуда не тащил, – ушел от ответа гласник, – в первый раз он сам пришел.

– Помогащая, – влез Ыч, сообразивший, что чародей не боится этого огромного мужика. А стало быть, мужик не так могуч, как чародей, и ничего запретить Ычу не сможет.

– Ты свихнулся? – Хон даже не посмотрел на тролля. – Его нельзя держать в городе, люди и так взъерошенные! Вон уже даже на своих эльфов стали косо глядеть из-за эллорцев, а ты тролля хочешь приволочь!

– Дались им эти эллорцы, – проворчал наместник.

– Так они ж едой не делятся!

– Своей едой, – заметил молчавший до сих пор Кальен.

Хон пару вздохов смотрел на мага, не находя, что возразить, потом обернулся к Олю:

– Этот тоже в городе поселится?

– Он лекарь, – быстро ответил гласник, и лицо Хона немного разгладилось. – Да и вообще… Без Билки мне тяжко придется, и без Шадека тоже. Какой он поганец ни есть, а ведь самые паскудные случаи на себя брал. Всех этих свихнутых, которым для счастья в жизни нужно чуток внимания да пузырек крашеной водички. Но я ж гласник, я не могу им подсовывать водичку, а бить дураков поленом закон не позволяет… Вот чего я буду делать без этих двух поганцев? – Расстроенный маг махнул рукой.

– Так где они, я не понял? – Хон огляделся, словно ожидал, что Бивилка и Шадек выскочат из-под земли.

– Я ж сказал – уехали. – Оль нетерпеливо переступил с ноги на ногу и снова покосился на Дефару. Она по-прежнему не двигалась. – Вернемся в город, а? Вон солнце куда уползло уже, делать тебе нечего, что ли?

От старшины стражи не укрылся быстрый взгляд, который гласник бросил в сторону леса. Хон очень внимательно посмотрел в ту же сторону, но не увидел ничего необычного: кусты бузины и малины, липово-сосновая стена за ними. Потом Хону показалось, будто что-то промелькнуло прямо там, куда он смотрел, – на полвздоха прямо в воздухе соткались очертания половины рогатой женской головы – расплывчатые, будто начертанные на водной глади и тут же растворившиеся в ней.

Старшина стражи зажмурился и вновь уставился в то же место. Разумеется, ничего там не было! И правда что ли, нежаркое осеннее солнце голову напекло? Или прав был померший год назад городской целитель, когда уверял, что от беспокойств и тревог человека поражают всяческие недуги, от которых блажится различное непотребство?

– Поехали, – буркнул Хон и еще раз посмотрел на подлесок.

В «тревожные недуги» ему, здоровому и крепкому мужчине, верить было стыдно. В половину рогатой головы, призрачно парящую над поляной, – тем паче. Потому старшина стражи решил, будто ему что-то привиделось.

– Ыч, ты за нами не иди, – торопливым шепотом наставлял тролля гласник, – подсоби пока Дефаре, сделай, чего она попросит, хорошо?

– Чародею помогащая, – уперся тролль.

– Ты видишь, что тут творится? – придушенно взвыл Оль. – Дай хоть наладиться заново, сообразить, как вдвоем со всем разбираться будем! Потом, быть может, уже и тебе занятие отыщем. Мне нынче все одно не до того, нужно с полем разобраться, а то…

– Да я разобрался уже. – Хон закатил глаза. – Сколько ж можно ждать, пока ты в своих книжках накопаешься? Нет времени, работа стоит.

– Как это ты разобрался? – повысил голос Оль. – Там магические непотребцы, их дубиной не прогонишь! Наперво нужно сообразить, что за дрянь шалит, – вот, к слову, Дорал подсказал одну мыслишку. Затем надобно подготовить воздействие, к которому у дряни восприимчивость, выбрать время, когда она снулая и вялая. А может, и вовсе не трогать это поле до весны, а другое засеять, которое под угомоном…

– Несешь дурь какую-то, – перебил Хон. – Раз гады лунки роют – значит, почти кроты, и нечего тут возню разводить. Воздействия, время, восприимчивость – тьфу! Послал вчера ребят с камышом и горшками – и всех разговоров! С утра ни одна лунка не разрыта заново, все притоптанные стоят!

По лицам гласника и Кальена Хон понял, что с самоуправством, возможно, и поторопился.

– Тихо. – Наместник положил руку на плечо Оля, и тот смолчал, только зубами скрипнул, отвернулся.

– Мы. Едем. На поле. – Ткнул пальцем в тролля. – Ты. Ты знаешь, чего тебе делать. Террий. Если этот… если Хон нас лишил позимнего сева – я не знаю, чего дальше будет.

Сердитым взмахом Оль снял щит с лошадок, и вскоре трое всадников ехали к городу. Оль что-то выглядывал в той стороне, где находились поля, хотя до них еще оставалось полтора-два перехода. Кальен следовал за ним. Наместник придерживал лошадку, поджидая Хона и подавая ему какие-то знаки бровями – не понять, обвиняющие или ободряющие. Все трое, уезжая с поляны, встретились глазами с ночницей и получили от нее едва заметный кивок: справимся, свидимся.

Потом наместник, бросив виноватый взгляд на мага, завернул к городу: с утра его ожидали дела, которые откладывать дальше уже не было никакой возможности. По кивку Хона двое стражников отправились с наместником, остальные вместе со старшиной стражи повернули вслед за магами.

Дождавшись, пока последний всадник отъедет на достаточное расстояние, Дефара шумно выдохнула и принялась ходить туда-сюда по поляне, сильно взмахивая онемевшими от неподвижности руками.

Ыч наблюдал за ней, выпятив губу.

– Ну что, братец троллик, – улыбнулась ночница и остановилась, – раскопаем грязные тайны пожелтевших порталов?

Ыч пожевал губами, перевалился с ноги на ногу и солидно кивнул:

– Раскопащая.

* * *

– Не нравится мне это, – решил Кальен, взглянув на поле.

По нему бродили мошукские мужики, разглядывали землю и сильно притопывали по ней. Магические отголоски различались явственно – дикие, неоформившиеся.

Оль спешился на меже, разделяющей поле и закраину вербяного поселка, хлопнул лошадку по шее и вразвалку пошел вперед. Он выглядел совершенно беспечным, только цепкий взгляд внимательно шарил по грудам земли, по людям, по кочкам у межи и редким кустам шиповника.

Кальен подошел, остановился у края нераспаханного поля. Прикрыл глаза, постоял так, к чему-то прислушиваясь. Медленно поднял руку, накрывая горстью нечто незримое. Оль с любопытством следил за Кальеном – такие ухватки были гласнику неизвестны. Ему не приходилось прежде взаимодействовать с самоучками – не было нужды. Оль мало знал про них и про их способы действий – только что самоучка не может использовать дар в полную силу и не знаком с большей частью заклинаний, известных магам, которых обучали в Школе. Зато самоучки охотно работали с магическими Картами, которые тащили из Миров-междумирий подлетки. Отчего-то только теперь Оль сообразил, что толковый самоучка, выбравший собственный путь освоения магической науки, мог бы чем-нибудь да удивить его, городского гласника. А в чем-нибудь – и превзойти. Наверняка.

А что Кальен был толковым и сильным магом – сомневаться причин не было. Он, как обмолвился Дорал, даже порталы умел создавать, а на такое мало у какого самоучки хватало силенок.

– Похоже на призорцев. Или на кикимор. – Кальен открыл глаза и теперь в задумчивости потирал ладони, внимательно разглядывая свои пальцы. И чего он там видит? – На человеческую магию не тянет, на эллорскую тоже.

Люди на поле, увидев магов, прекратили расхаживать, но подходить не торопились, сбились в кучку, шептались, поглядывали исподлобья.

В прежние времена горожане так себя не вели. Раньше гласнику при встрече махали руками, приветливо улыбались, перекидывались шутками или пустыми дружелюбными словами. А волком не глядели и в кучки при его появлении не сбивались. В прежние времена, быть может, прорицательское чутье что-нибудь подсказало бы Олю, но нынче оно молчало, и маг никак не мог свыкнуться с этим. Всякий раз, когда Оль думал про свой дар прорицателя, возникало такое чувство, словно он силился что-то вспомнить и не мог.

– Давай норы поглядим. – Гласник решительно потопал вперед. – Все ж похоже было на мошковиков, только я вчера не понял, с чего бы им копаться на полях. Но ежели Дорал правильно думает, что бесхозные призорцы могли подичать от колыханий этой… как он ее назвал?

– Околоземица.

– Во. Тогда это и вправду могут быть мошковики. И тогда хлопанцы нашему полю настали. Камыши, горшки…

– Я бы не заходил на поле далеко.

– Я бы тоже. И этих, которые по глупости храбрые, – их тоже надо согнать оттуда. Эй, мужики! – заорал Оль и стал махать горожанам, но те лишь попятились на несколько шагов. – На межу сойдите! Сойдите, кому сказал!.. Во, гляди, туточки нора была.

Маги присели около горбика земли, сложенного из сухих комочков. Аккуратно принялись раскапывать затоптанный стражниками ход.

– Куда ты горстями гребешь, аккуратней надо, цапнет же, – шипел Кальен.

– Да нет их там, – уверенно отвечал Оль, – гляди, это не запечатка?

– Да бдыщева матерь ее разберет, – Кальен наклонил голову к одному плечу, к другому, – но точно дрянь какая-то.

– Точно! Чуешь, теплом пышет?

– Ага. Ну ее к демону. – Кальен поднялся и сердито посмотрел на мужиков, которые по-прежнему мялись посреди поля. – Ты их сгонишь оттуда наконец?

– Как?!

– Да мне откуда знать? Ты ж тут гласный маг! Ну рявкни на них, что ли!

Оль с сомнением оглядел мужиков и заорал снова:

– Эй, почтенные! Уйдите с поля!

«Почтенные» пошептались и заорали в ответ:

– Сам иди! Не тебе его пахать, не тебе и топтать!

– Да что ты будешь делать, – вздохнул гласник, – пахать им. Прям сей вздох, что ли?

– Проверяют, – поморщился Кальен. – Проверяльщики, тоже мне. Вон, гляди, по норе топает, придурочный. Как будто у него нога лишняя.

Подъехали Хон и стражники, встали у края поля – лица кислые, губы кривятся: чего, дескать, вы тут копошитесь, маги? Сказано ж было: без вас управились. Зачем приехали, чего вам тут рыться, а?

– Хон, убери этих тугоумных с поля! – Оль отер со лба пот, оставив на нем длинную полосу грязи. – Тут не пойми чего творится!

Старшина стражи хмыкнул и с подчеркнутым вниманием осмотрелся. По его мнению, не творилось ровно ничего: тишь, гладь да притоптанные норки. Вот вчера творилось, и позавчера тоже, это да!

Нарастающих магических отголосков, от которых у магов пробегали по спине мурашки, Хон не ощущал.

Мужики на поле слов не услышали, но по виду гласника и стражников безошибочно угадали, кому тут поддержка привалила, и снова принялись хорошенько притаптывать норы поблизости – из чистой мстительной вредности: вот вам, гадские гады, вот! Не давали подступиться, поднимали непроглядную пылюку над полем, мошкару кусучую нагоняли, лошадков пугали – вот вам, гадины, вот!

– Убери людей! – повысил голос Оль.

Хон сложил руки на груди.

Гласнику нестерпимо захотелось что-нибудь швырнуть в старшину стражи. Ком земли, башмак, Охрипа – все равно, лишь бы от души.

Кальен, снова прикрыв глаза, бубнил заклинание, а между поднятых ладоней кружилось что-то вроде груды стальных опилок. Оль махнул рукой на стражников и уставился на эти опилки.

– Огонь.

Кальен поднял руки над головой, и все увидели, что в опилках прорезаются языки пламени, разрастаются, становятся темнее и ярче. Их нельзя было спутать с настоящим огнем, они выглядели как тряпочные – только двигались и меняли цвет. Люди на поле и стражники на дороге зачарованно следили за живым огнем в поднятых ладонях Кальена, пока он полностью не поглотил стальное крошево. Маг хлопнул ладонями, и все исчезло.

– Это чего еще? – Хон выглядел так, будто давний друг придвинул ему тарелку каши с рублеными мухоморами.

Мужики, снова забывшие про норы, взбудораженно перешептывались.

– Они спалят тут все! – Губы Оля побелели. – Сгони этих дурней с поля!

– Кто спалит, он? – Хон шагнул на поле, двинулся к Кальену и удивился, когда снизу, с земли, дохнуло волной тепла.

– Да не он, дубина! Мошковики! – Гласник снова развернулся к мужикам и заорал во всю глотку: – Почтенные! Сойдите с поля, мать вашу! Пахари недоделанные!

До тех наконец дошло, что маг не просто так надрывается и что земля запыхала жаром тоже неспроста. Мешая испуганные и возмущенные восклицания, мужики дружно затрусили к меже.

– Разе ж можно землю спалить? – пробасил за спиной Оля кто-то из стражников, но маг только отмахнулся и тоже поспешил к меже. Кальен топал следом, оступаясь на грудах земли, которые от жара стали рассыпчатыми и крошились под ногами.

Маги успели сойти на межу. Мужики – нет. Им оставалось еще шагов пятьдесят, когда из-под земли стали пробиваться пламенные вспышки. Мошукцы побежали, высоко подбрасывая колени и вскрикивая: снизу опаляло, как из печки.

– Твою мать! – повторил Оль, развернулся к вербяной закраине и заговорил громко, непонятно и напевно, через каждые несколько слов сильно взмахивая руками.

На него обратил внимание только Кальен, но помочь ничем не смог: в отличие от гласника, он даже примерно не представлял, где находятся бочки для полива, или откуда там Оль пытался зачерпнуть воды.

Стражники и Хон были уже на поле, ругаясь, подбегали к людям, подставляли им плечи, тянули за руки, но за мужиков хватались другие, бегущие позади, и все останавливались, и тут же начинали с руганью поджимать попеременно обе ноги. На стражнике-орке повисли сразу трое. Языки пламени снизу вырывались уже на добрую ладонь, и тепло от поля дышало на межу, как летний зной в открытую дверь дома.

Кальен произнес заклинание, короткое, как удар, выбросил руки перед собой, будто раскатывая по полю скатерку. Поток воздуха на вздох пригнул огонь, добрался до людей, коснулся их прохладным щекотным дыханием.

Они обернулись к магу, и Кальен увидел, как выражение лиц из бездумно-заполошенного становится осмысленным. Снова проговорил отрывистую фразу и выбросил вперед руки, а потом еще раз и еще.

Люди наконец отцепились друг от друга и заспешили к меже, нетерпеливой цепочкой протянувшись по невидимой дороге. Различимы были только ее границы, за которыми огненные всполохи поднимались все выше.

Оль наконец нащупал бочку для полива. Гигантская водяная клякса, прохладно сверкая на солнце, понеслась над вербами. Маг дотащил ее до поля и широким махом выплеснул под ноги людям и частью – на них, переполошив несчастных еще больше.