Текст книги "Боричев Ток, 10"

Мы идем купаться!

Дядя Петя рыбак курицу завел. Чтобы петуху не скучно было. Петух какой-то квелый оказался. Все нормальные на рассвете голосили вдоль Боричева Тока. Начинал рыжий задира из двенадцатого номера, взлетал, хлопая крыльями, на нижнюю ветку шелковицы, так что перезрелые ягоды сыпались градом. Его радостно поддерживали двое пестрых из девятого, напротив. К ним присоединялись крикуны из других домов, неизвестно какой расцветки. Кто знает, какие они там, за высокими заборами? А наш сидел в сарае, думу думал. Хотя ему никто не запрещал выступать в общем хоре. Он выходил, когда хозяйки уже с рынка возвращались, несли тяжелые плетеные корзинки. Оглядывался по сторонам и, по-стариковски покряхтывая, горестно вздыхал: «О-о-о-о-о…» И усаживался в тени под сараем. Дремал. Иногда спохватывался и задумчиво повторял: «О-о-о-о-о…»

Тогда дядя Петя принес с рынка курицу. Привязал ее веревкой за лапку к колышку. И правильно сделал. Чересчур любопытная попалась. Так и норовила клюнуть все подряд. Петух приободрился, отряхнулся от пыли, и в его прежнем безнадежном «о-о-о-о-о…» послышались оптимистические нотки.

Но недолго радовался дядя Петя оживлению в своем птичнике. Солнце раскалило двор как сковородку. Первым сдался петух и опять забился в тень. Следом курица обморочно прикрыла глаза белесой пленкой и забормотала: «О-о-о-о-о…» Научилась у петуха.

Тетя Паша рыбачка села на скамеечку, стала в подол лущить подсолнух и бросать семечки птицам. Она бодро призывала: «Цыпа-цыпа-цыпа!», надеясь пробудить в питомцах жажду жизни, но те даже глаз не открывали. Жарко.

Встрепенулись петух с курицей от грохота. Валерик пробабахал цинковым корытом по лестнице, проскрежетал по булыжникам и шмякнул его посреди двора. Хотелось бы погромче, да трава звук приглушила.

– Чего грохаешь? – обернулась тетя Паша.

– Купаться буду! – объявил Валерик и убежал в подъезд.

Два раза принес воду в маленьком ведерке. Устал. И сандалии промокли насквозь. Нина вытерла воду в кухне. Потом в коридоре. Потом на лестнице. Сама воду носить стала. Половину большого ведра наливала. Целое не поднять. Бегала вверх-вниз. Но вода почему-то сиротливо плескалась на самом дне. Может, корыто дырявое? Да нет, вроде целое. Ромка увидел, внес рацпредложение.

Бросил из кухонного окошка шланг. Он зазмеился черным телом, запульсировал, покрылся испариной и вмиг наполнил корыто. Валерик сандалии снял, да не тут-то было. Выбежала из подъезда бабушка Века, потрогала воду:

– Ледяная! Даже не думай!

– Я больше не могу. Я уже весь запарился, – заныл Валерик.

– Категорически! – твердо постановила бабушка Века.

– Потерпи немножко. Вода на солнышке быстро согреется, – обнадежила бабушка Лиза, выглянув из-за занавески.

Валерик надулся. Сел рядом с корытом и сунул в воду руку. Проверял температуру. Ждал.

– Не сиди на солнце! Голову напечет, – волновалась бабушка Века сверху, из окна.

– Получишь солнечный удар, – вторила ей из другого окна бабушка Лиза.

Вода согрелась к вечеру. Валерик блаженствовал в корыте. Рядом стояли и завидовали Славик и Ирочка Лубан. Нина сидела с книжкой в беседке и поглядывала строго. Как бы не утопился. От него можно всего ожидать. Валерик спешил поделиться радостью со всеми, кто проходил по двору.

– Я купаюсь! – прокричал тете Фире.

– Я купаюсь! – доложил Алику и Свете.

– Я купаюсь! – сообщил тете Оле.

Тетя Оля пришла с работы, нагруженная сумками и авоськами.

– Да… – грустно сказала Оля и, подумав, добавила: – В воскресенье пойдем на пляж.

В ее тоне явно сквозило: мол, ничего не поделаешь, придется детей вывести к Днепру, раз уж лето и такая жарища. Но Валерик никакого тона не почувствовал и подпрыгнул в восторге:

– Ура! На пляж! Ура! – и потребовал гарантий: – Честно?

– Честное слово! – пообещала Оля.

– Ура! Купаться!! Пойдем!!! – завизжал Валерик и выскочил из корыта. Какое там еще корыто, когда в воскресенье мы идем на пляж!

– Куда? Куда? Мокрый! – навстречу спешила бабушка Века, развернув полотенце.

Валерик поймался как бабочка в сачок. Но покорно терпел. Ради Днепра. Пусть бабушки видят, какой он послушный. Пусть убедятся. Терпеть и слушаться еще очень-очень долго. Целый вечер. И целую ночь. И еще целую субботу. И еще целую ночь. Хотя ночи не считаются. Их смело можно вычеркивать. Закрыл глаза, открыл глаза – чик! И ночи нет. А воскресное утро тоже не считается. Они пойдут рано-рано.

– Ба! Мы идем на пляж! – закричал он из полотенца.

– Сегодня? – не поверила бабушка Лиза.

– В воскресенье! Давай собираться!

– Завтра соберемся, – засмеялась бабушка Лиза.

– Не успеем!

– Что там тебе собирать? – спросила бабушка Века.

– Круг. И совок.

– Ты еще формочки для песка возьми, – посоветовала Нина. – Детский сад.

– Сама бери, – разозлился Валерик.

– Ладно…

Какой смысл ссориться, если послезавтра они идут на пляж! Путь неблизкий. Надо выйти пораньше, чтобы не тащиться по жаре. Быстрым шагом спуститься по Игоревской, повернуть направо, дойти по Жданова до фуникулера, перейти дорогу, трамвайную линию и поспешить вдоль Днепра к лестнице, ведущей на пешеходный мост. Лестница высокая, в несколько пролетов, взбирается на кручу. Если идти у края, можно наспех, не останавливаясь, пощелкать стручки. Чтобы Оля не сердилась, сделать вид, что сандалия расстегнулась. Стручки там еще жирнее, чем на горке у забора. Наверное, потому, что растут в сыром, прохладном лесу. А еще потому, что все спешат поскорее искупаться и понапрасну не отвлекаются. На мосту жарко, но весело. Все идут в одну сторону – на левый пологий берег. Навстречу почти никто не попадается. Какой дурак пойдет назад, если можно плескаться до самого вечера? От равномерного топота кажется, что мост раскачивается над водой – вот-вот взлетит. Чем ближе к пляжу, тем больше песка под ногами. Натаскивают, когда возвращаются. Уже можно разуться и шлепать босиком, подпрыгивая на раскаленном асфальте. И, спустившись по каменным ступеням, первым делом ринуться к воде, успокаивая на ходу: «Я только ножки помочить!» Жалко, что приходится долго бродить, выискивая незанятый уютный уголок в тени ив. Зато потом – купаться! Сразу, потому что, когда накормят, опять целый час не пустят. За Ниной Оля не сильно следит. Так, поглядывает. Нина умная. Далеко не заходит и выходит по команде. За это она плавает дольше и чаще, чем брат. Тот вечно сидит под ивой, пока его воспитывают и грозят в следующий раз оставить дома. За то, что его из воды не вытащишь, а он уже весь синий и в мурашках. Валерик молчит и послушно кусает куриную ножку. Думает, если он все съест, его простят. После еды плавать нельзя. Зато можно гулять вдоль берега по гладко вылизанному волнами песку и немножко жульничать. Будто волны сами нахлынули до колен. Конечно – «Метеоры», «Ракеты» и баржи так и снуют, волны делают. Еще хорошо замок строить. Выкопать во влажном песке ямку. Она наполняется водой откуда-то снизу. Это будет озеро. Вокруг возвести высокие стены, украшенные башенками. Нина умеет делать резные, ажурные башенки. Надо зачерпнуть ладонью песочную жижу, понемножку разжимать пальцы – и потечет струйка, заворачиваясь крендельками. Главное – основание пошире сделать, а потом постепенно сужать. Но важно вовремя остановиться, иначе все рухнет. У Валерика терпения не хватает. Он строит кривобокие халабуды, делает рвы и подкопы, пока все сооружение не развалится. Надо будет в этот раз его научить наконец…

Суббота тянулась бесконечно. Рабочий день хоть и короткий – всего до трех, – но, пока Оля доедет, пока купит продукты, уже поздно будет. С одной стороны, никто в субботу пляж и не обещал. Но с другой – многие все-таки ходят с родителями после работы. Света Газейкина, например. Или Ромка с Ирочкой. Тетя Маша Нину тоже взяла бы, но Валерика не может. Боится. Потому что это большая ответственность. Если бы его можно было привязать за ногу, как дяди Пашину курицу, – тогда пожалуйста. Но какой смысл? Пусть уж лучше в корыте сидит, так безопаснее.

Зато в субботу спокойно собрались. Ничего не забыли. Круг (проверили: надули и сдули). Мяч (разрисованный, будто глобус. Мама купила). Панамку Валерику. Сомбреро Нине. Три пары трусов Валерику (а то они не успевают высохнуть, а в мокрых сидеть нельзя). Нинин купальник (Лера сказала, что это никакой не купальник, а песочник. Она пошутила. Какой может быть песочник в двенадцать лет?). Три полотенца (одно Валерику, одно Нине и одно на всякий случай). Две расчески. Зеркальце. Запасную ленту (вдруг развяжется и уплывет как в тот раз. И будешь словно ведьма лохматая). Носки Валерику. Носки Нине (а то мелкий песок все равно остается, как его ни стряхивай. Можно ногу растереть). Старое байковое одеяло, немножко прожженное утюгом с краю (сидеть и лежать). Ну вот. Это основное. Потом все время вспоминали про всякие мелочи и добавляли их в огромную соломенную сумку, с которой родители давно на Кавказ ездили. Еще когда Нина в школу не ходила.

Некоторые вещи выбрасывались. Например: деревянный пистолет, трактор без одной гусеницы, рогатка (откуда она вообще взялась?). Камень (прямо булыжник. Никаких вразумительных объяснений от Валерика не добились). Вата и зеленка (еле бабушку Веку уговорили. Точнее, напугали. Сказали: зеленка перевернется, а вата вся в песке будет. Еще хуже). И так далее.

Любой предмет, случайно попавший на глаза, рассматривался с точки зрения практического пляжного применения и либо одобрялся (веер, например. Вдруг ветра совсем не будет), либо отвергался (табуреточка. Конечно, удобно. И для здоровья полезно не сидеть на сыром песке. Но надо было учитывать возможную Олину реакцию).

В кошелку собрали посуду. Пока еще пустую. Века завтра утром приготовит продукты. Но чтобы не забыть, взяли китайский термос с цаплей (для чая, вдруг замерзнем), просто бутылку с крышечкой (для вареньевой воды), две вилочки, две ложечки, две чашечки и две мисочки. Еще ножик на всякий случай. Маленькое полотенце – руки вытирать. Может, лучше два? Нет, куда такую тяжесть тащить? Соль в спичечном коробке. А сахар надо? Еще только сахара не хватало! В чае сахар есть? Есть! В морсе сахар есть? Есть! И куда еще сахар? Голову им посыпать, что ли?

– Что тут у вас за крик? – Лена не выдержала и зашла узнать, что случилось.

– Мы идем купаться! – сияя, объяснил Валерик.

– Панамки взяли?

– Что ты себе думаешь? Что я могу забыть панамки? – обиделась Века.

– Всякое бывает, – философски заметила Лена. – А кофты? Кофты вы подумали?

– Ой… – испугались бабушки.

– Лена! Какие кофты? В такую жару? – возмутилась Нина.

– Это тут жара. А от воды все время ветер.

– Просквозит! – решили бабушки. – Просквозит – и все!

– И куда мы засунем кофты? Сумка уже трещит, – поинтересовалась Нина.

– Ничего, еще одна кошелка есть, – тоном, не терпящим возражений, ответила Века.

– А скатерка? – вдохновленная успехом с кофтами, напомнила Лена.

– Сейчас-сейчас. Где-то она? – Века пересмотрела идеально сложенную стопку в шкафу. – Вот!

Действительно, как они забыли? Кушать на одеяле, на котором сидят и даже лежат, нельзя. Как трудно все предусмотреть!

– Потому что надо составлять список! – сообщила Лена. – Список – это главное. А что кушать берут?

– Курицу холодную, с вечера отварю. Печенку куриную. Яйца утром в мешочек, – загибая пальцы, стала отчитываться Века.

– В мешо-о-очек?! Ты забыла про Валерика?!

– А что Валерик? Как что, так сразу я?

– Да… – не обращая внимания на Валеркины вопли, согласилась бабушка Лиза. – Что же делать?

– Бутерброды! – нашлась Лена. – Бутерброды с яичницей.

– Фу! – сморщил нос Валерик. – Лучше с колбасой. С докторской.

– С ума сошел!

– Колбасу на жаре!

– Ботулизм!

– Отравление!

– Никакой колбасы! Только курица! Только курица – и все!

– Еще картошечку отварю. С маслицем и укропчиком. В баночку.

– Лучше в кастрюльку, она не разобьется, – внесла коррективы практичная Лена. – Еще помидоров намыть, огурцов. Только не резать. Потекут. А яблоки?

– Что ты вечно командуешь! Можно подумать, когда-то забыли про яблоки! Три яблока, три груши и сливы.

– От слив пучит. И слабит.

– А книжки? – закричала Нина. – Книжки не взяли!

И бросилась к книжному шкафу. Надо что-нибудь новенькое выбрать. От «Всадника без головы» осталось страниц двадцать, сегодня кончатся. Что тут у нас? Ага! «Вратарь республики». Годится. А этому чучелу сказки Пушкина. Пусть развивается. Это вам не «Гаргантюа и Пантагрюэль», из-за которых недавно целый скандал вышел. Оля Валерке дала. Сама-то она давным-давно читала детский сокращенный вариант. А ему нечаянно сунула настоящий взрослый. Он читал-читал, потом как завопит! Оля рассердилась и стала вслух с выражением читать, чтобы племянник проникся. Но очень быстро наткнулась на такое! Ой! Даже бабушки подпрыгнули, хотя ничего про такое не знают.

Воскресным утром стрелки на часах вконец обленились. Ползли как сонные черепахи. Их, конечно, можно было обмануть. Сделать безразличный вид, а потом вдруг – раз! – и посмотреть. Ага, попались! Все-таки не выдержали и ускакали вперед. Но в этот раз не помогло. Стрелки увязли как в вагоне повидлы. Может, часы сломались? Да нет, вроде тикают. А ведь дел успели переделать целую кучу. Кроме обязательных умываний-одеваний-заплетаний перепроверили собранное накануне. Результатом проверки явился Валерик в надутом юбочкой круге на тоненьких ножках. (Ножки были Валеркины собственные.) Этим он хотел показать, что уже готов окончательно и бесповоротно.

У бабушек намечались наполеоновские планы. Раз уж детей берет на себя Оля, освобождается куча времени. Века размечталась:

– Поубираю. Пыль повытираю. И полы позаметаю.

И перевернула стулья вверх ногами, поставив их сиденьями на стол. Освободила плацдарм для генеральной уборки. Стулья ощетинились ножками и ждали.

Лиза тоже решила провести день с пользой.

– Сухарики испеку с изюмом. И скатерть довяжу. Еще латку на жакет не забыть. Да! Еще цветы с подоконника поснимать и помыть как следует…

Пошли в кухню Олю ждать. Поближе к двери. Вдруг не услышат, как она постучит? Оля тогда подумает, будто все спят. И уйдет с Лерой на пляж. У Жени своя взрослая компания, ее отпускают, хоть и волнуются. У дяди Миши футбол. Полуфинал. «Динамо» – «Спартак». Они дома с тетей Фирой болеют. Сядут и кричат: «Ну! Ну! Давай! Мазила!» Их от телевизора никаким Днепром не оторвешь.

Бабушки давали последние наставления с частицей «не». У двери стоять надоело. В комнате уже все вверх тормашками. Да и в надутом круге не сильно посидишь. Хоть и оставалось целых десять минут до назначенных девяти, решили идти к Оле. Она давно дожидается, нечего зря время терять.

Дверь открыл сонный дядя Миша. Не сразу, после длинных настойчивых звонков.

– Вы чего в такую рань? – пробормотал удивленно и ушел досыпать.

– Мы идем купаться! – крикнул ему в спину Валерик.

Заглянули в кухню. Кухня была центром. Во всех отношениях. И в географическом тоже. На западе вдоль нее тянулся длинный коридор с полукруглым низким окном, выходящим на лестницу. Удобно: можно смотреть, кто куда идет. Или покричать, чтоб не забыли хлеба купить. На юге с кухней граничила комната с телефоном, кожаным диваном со слониками на полочке и гостями (если они были, а они были почти всегда). Кроме гостей там еще жили Мира Наумовна и Семен Семенович. С востока кухню огибала комната с дяди Миши – тети Олиным диваном, книжным шкафом, Жениным креслом и Лериной раскладушкой. На северо-востоке сбоку прилепилась темная комната с телевизором и бабушки Сони никелированной кроватью с шишечками. А на севере комнаты кончились. Зато там был фонарь, как у бабушек. За фонарем – Голдина кухня. Только Голда – не то что Лена. Через фонарь редко разговаривала. Но ведь Голда и не родственница, если разобраться…

Сегодня утром в кухне пили чай с бубликами Мира Наумовна и Семен Семенович. То есть Мира Наумовна пила чай с бубликами, а за поставленной торчком «Правдой» мог прятаться только дедушка Сема. Бабушка Соня газеты читать не любила, у нее глаукома; Женя наверняка упорхнула с друзьями; дядя Миша ушел к своему дивану; Лера за едой тоже читала, но не газету, а книгу и прятала ее под столом на коленях, а Оле некогда за газетами рассиживаться.

– Здрассь… Где Оля? – спросила Нина.

– На рынок пошла, – ответила Мира Наумовна.

– А Лера уже собралась?

– Я знаю? Спроси у нее.

Лера сидела с ногами в кресле и, уткнувшись в книгу, скручивала прядь волос у виска. Ее за это ругали, но Лера задумывалась и все равно крутила.

– Ты чего не собираешься? – потеряла терпение Нина.

– Что собирать? Купальник на мне.

– А как же полотенце? И все остальное? – подсказал опытный Валерик.

– Ой, это к маме, – махнула рукой Лера.

Ждать было гораздо легче, чем дома. Наверное, потому, что уже чувствовалось начало движения на пляж. Сумки собраны, «до свидания» бабушкам сказано, а Олина квартира – последний кратковременный этап перед стартом. Каких-нибудь полчасика – и тетя вернулась.

– Мы уже идем? – оживился Валерик.

– Сейчас-сейчас. Пять минут, – обнадежила Оля и стала разбирать сумки.

Раздела кукурузные початки, выпутав их из сухих листьев, поставила варить. Вымыла мясо, нарезала кусками, поставила тушить. Быстренько начистила картошку, залила холодной водой. Намыла помидоров, огурцов, яблок, слив…

– От слив пучит, – напомнил бдительный Валерик.

– Не страшно, – засмеялась легкомысленная Оля. – Лера! Лера! Уже брось книжку и хотя бы сделай бутерброды. Лера!

– Ма, у меня лямка на сарафане оторвалась, – пожаловалась Лера. – Еще вчера.

Оля пришила лямку, сделала бутерброды. С сыром и колбасой.

– Колбасу на жаре нельзя, – опять встрял Валерик.

– Да что это за госконтроль у нас? Ты чего до сих пор в круге торчишь? – спохватилась Оля. – Сними сейчас же.

– Это он застрял, как в хулахупе, – пояснила Лера. – Знаете анекдот? Армянское радио спросили: «Что делать, если женщина не пролазит в хулахуп?»

– А дальше? – спросил любопытный Валерик.

– А дальше я забыла.

– Это анекдот? – ехидно спросила Нина.

– Разве это не анекдот, если женщина не пролезает в хулахуп?

– Хулахуп – такая одежда? – заинтересовалась бабушка Соня.

– У меня от вас уже голова трещит, – рассердилась Мира Наумовна. – Вы уйдете когда-нибудь или нет?

– Уже, – пообещала Оля. – Мама! Я газ убавила, мясо пусть тушится. Не проворонь.

– Я когда-нибудь воронила? Идите уже. Идите и отдыхайте.

Оля окинула прощальным взглядом кухню и подхватила с полу сумки, но вдруг заметила край таза, некстати выползший из-под буфета.

– Ой! Белье-то замочено!

Вытащила таз, поставила на табуретку, воткнула в него стиральную доску и зашоркала по доскиным ребрам.

– А чего не в машинке? – в кухню заглянул сонный дядя Миша.

Он всегда настаивал на применении новейших достижений науки и техники. Но Оля увиливала. Думала, что от машинной стирки белье серое. Да еще десять раз воду в баке на газе греть: то стирать, то полоскать. И ручку крутить, отжимать белье между двумя резиновыми валиками. Пододеяльники застревают.

– Некогда. – Оля бросила в таз последнюю отжатую наволочку и побежала вешать белье. Но у двери вспомнила: – Миша! Ты к палке гвоздь прибил? Две недели прошу: «Миша, гвоздь! Миша, гвоздь!»

– Поставь так, – проворчал дядя Миша.

– Так сваливается!

Гвоздь на палке нужен был для того, чтобы подпереть веревку, подняв ее как можно выше. Иначе белье будет касаться земли и испачкается. Или дети руками захватают. Но благодаря палке выстиранное будет в безопасности.

– Миша! – Оля даже притопнула от нетерпения.

Гвоздь дядя Миша нашел в сарае. Но забыл молоток. Пришлось еще раз идти. Зато прибил мигом: пару раз стукнул – и порядок. Оля подхватила таз, палку и побежала вниз по лестнице.

– Завтракать мы сегодня будем? – крикнул ей из коридорного окошка дядя Миша, окрыленный своими хозяйственными успехами.

– Я тоже голодная, – напомнила Лера.

Пока Лера и дядя Миша завтракали, Оля успела перемыть посуду и наскоро подтерла в кухне пол. Тем временем и кукуруза сварилась. И мясо протушилось. Может, есть смысл сварить картошку? Дело уже к обеду.

– Ну вот что, – решила она. – Дети! Мойте руки. Сейчас мы быстренько пообедаем. А после обеда – идем купаться!

Отравленное яблоко

Поручение оказалось под угрозой. А ведь Нина – человек надежный. На которого можно положиться. Тетя Фира это при всех подтвердила. Во всяком случае, при всех, кто сидел вечером в беседке. Доругивали Валерика. За то, что устроил с Ирочкой Лубан битву на сифонах. Они сами ныли, что жарко и хочется пить. И что в результате? Вернулись мокрые с головы до ног. А Ирочка еще и липкая. Бабушка Лиза опрометчиво дала Валерику денег на газировку с сиропом. Вишневым.

Скучно просто так тащить запотевший стеклянный сифон, в котором играют в догонялки пузырьки. Шипят, на свободу просятся. И никто баловаться не собирался. Валерик должен был проверить, работает ли краник. Вдруг засорился? Или сломался? Он аккуратно, совсем тихонечко нажал на металлический носик. А из него струя как даст со всех сил! И нечаянно попала на Ирочку. Чего она подлезла? Кто ее просил?

Ирочка подвывала из окошка, выходящего в беседку. Напоминала, что пострадала больше.

Вернулась из магазина тетя Фира. С тортом. «Киевским». На коробке нарисованы зеленые листья каштана. Наверное, в гастроном на Крещатик ездила и долго стояла в очереди.

– Нина! Завтра в гости приходи. В шесть часов!

Все слышали. Не только те, кто в беседке сидел:

Лена, Голда, Мира Наумовна и Валерик. Но и Зина в палисаднике. И дядя Петя в сарае. И Ромка в огородике. И даже Ирочка в своем окне, отчего рев усилился. И нечего обижаться. Тетя Фира позвала Нину за то, что она воспитанная. Не будет брызгаться, как некоторые.

– Фира, шо такое? Вы кого-то ждете? – спросила Голда.

Могла бы не спрашивать. «Киевский» торт каждый день не покупают. Его не достать. Для этого нужен торжественный повод.

– Жду…

– Кто будет? – не унималась Голда.

– Так…

За внешней неопределенностью пряталась многозначительность. Намекающая на важные обстоятельства.

– Племянница с семьей, – выдвинула версию Мира Наумовна.

Хотя была не твердо уверена в родственном визите племянницы. Потому что она жила в Черновцах. Оттуда не набегаешься. Даже за «Киевским» тортом. Тем более что она недавно родила. Фира этим уже тридцать раз хвасталась.

– Нет, – потупив взгляд, сказала Фира, не обидевшись на Миру Наумовну за то, что она не учла недавние роды племянницы. Могла бы быть повнимательнее. Но если сосредоточиться на племяннице, тогда потеряется основной вопрос. На который до сих пор нет ответа.

– И кто? – опять спросила Голда, не утратив главной линии.

Все выжидательно уставились на Фиру. Анютины глазки высунули из травы любопытные мордочки, закачались прислушиваясь.

– Так. Один знакомый, – созналась Фира, притушив торжествующий блеск в глазах. Ни к кому знакомые (в смысле мужчины) не ходят, а к ней ходят. Нет, конечно, гости у всех бывают, но те не считаются. Мало того что с женами и детьми, так еще и родственники.

– Не забудь, Нина. В шесть! – еще раз напомнила Фира и пошла домой. Ставить торт в холодильник.

– Чего это Нинку? – возмутился Валерик. – Она и так уже булка. От сладкого.

– Ну вообще! – У Нины не нашлось аргументов. Зачем объяснять очевидные вещи? Смешно!

– Тебя можно звать в приличный дом? Когда надо прогонять гостей, я тебя позову, – пообещала Голда.

– Сначала научись хорошо себя вести. – Мира Наумовна использовала возможность воспитать Валерика. Чтобы за столом не вертелся, не крошил, не болтал, не ронял, не дул, не хватал, не облизывал, не, не, не.

– Ребенок должен уметь вести, – поддержала Голда.

Валерик нахмурился и засопел. В реве Ирочки появились удовлетворенные нотки.

– Знакомый… – повторила Голда и философски заметила: – Оно ей надо?

– Я знаю? Когда такая помада, что за километр видно! – пожала плечами Мира Наумовна, намекая на легкомысленное поведение тети Фиры.

Легкомыслие выражалось в ярко-фиолетовой помаде, рюшечках, оборочках и – как закономерный результат – визите неизвестного гостя.

– В прошлом году один был, – напомнила Голда. – На Девятое мая.

– А я что говорю? – обрадовалась Мира Наумовна. – Сегодня один, завтра другой, а что потом?

Все задумались. Что может быть потом, никто не знал.

– Если человек хочет устроить свою жизнь… – начала Лена с некоторой опаской. Вступившись за Фиру, она рисковала быть обвиненной в беспечности. За компанию.

– Я вас умоляю! – запротестовала Мира Наумовна. – Какая может быть жизнь? В таком возрасте!

– А как же Роза Эммануиловна? – напомнила Лена.

Розу Эммануиловну так часто приводили в пример, что ее уже можно было считать олицетворением бездумного порхания. Во вселенском масштабе. И если бы понадобилось воздвигнуть памятник легкомыслию, Роза Эммануиловна могла бы попозировать скульптору. Ее образ подошел бы как нельзя лучше. Несмотря на почтенный возраст и звание двоюродной бабушки Нины и Валерика с папиной стороны.

Бабушкой она считалась правильно, потому что была женой дедушки Рафаила. Но были факты. Замуж она выходила целых три раза. Мира Наумовна однажды сказала Лене, оглядываясь и понизив голос, что не три, а четыре. Одного мужа ей удалось-таки скрыть. И еще неизвестно, будет ли дедушка Рафаил последним. Наивный, он не задумывался о печальных перспективах. Наверное, потому, что Роза Эммануиловна была хорошей хозяйкой и варила борщ. Нина с Валериком иногда приходили к ним в гости на Владимирскую улицу. Дедушка Рафаил, хитро улыбаясь, всегда спрашивал: «Вы любите вчерашний борщ? – И, получив утвердительный ответ, радостно восклицал: – Так приходите завтра!» Это он шутил. На завтра обед ни разу не откладывался. И борщ был вкусным.

– Роза Эммануиловна – совсем другое дело, – не согласилась Мира Наумовна. – Она живет в нашем доме, да? Она не живет в нашем доме, нет. Так пусть делает что хочет.

Этим она подчеркнула, что не может отвечать за всех грешниц Подольского района. Ей достаточно переживаний за близких. Родных и соседей.

– Может, ничего страшного? – выразила надежду Лена.

Действительно, что такого? Подумаешь: зайдет человек в гости. Выпьет чашку чаю. Или две. И уйдет.

– Не знаю, не знаю… – с сомнением покачала головой Мира Наумовна.

– Так ведь Нина будет!

– Что вы себе думаете? Много ребенок понимает, – поджала губы Мира Наумовна.

Интересно! Нина давно не ребенок. Прекрасно поняла, зачем тетя Фира ее позвала. Во-первых, потому, что скучно сидеть вдвоем. А во-вторых, неприлично оставаться наедине с посторонним человеком. Все будут знать и могут подумать.

Потихоньку проскользнуть не выйдет. Когда кто-то идет по двору, все смотрят. И говорят, что это дальний родственник Мерзляков из Винницы. Или троюродный брат Миши с Сониной стороны. Или одноклассник Леры, но, знаете, из хорошей семьи. Его мама – учительница истории из 118-й школы. А папа? Кто его папа, пока неизвестно, надо будет выяснить.

С черного двора, чтобы никто не видел, пройти не получится. Придется пробираться проходными дворами, карабкаться по обрыву, а потом штурмовать сараи и, пригибаясь, ползти под аркой. Как в «казаках-разбойниках». Даже бандиты с горки этот маршрут сразу отмели бы.

Но и без бандитов удобно, когда заранее видно, кто идет. Можно успеть переодеться или хотя бы передник снять. Или наскоро навести порядок при условии, что Валерика нет дома. Но иногда из-за хорошего обзора случались неприятности. Когда Нина была маленькая, бабушка Лиза увидела в окно, что к ним идет гостья, и вздохнула: «Опять идет. Я ее терпеть не могу!» Неосторожно с ее стороны, надо признать. Потому что Нина звонко выпалила, едва гостья с тортом и цветами переступила порог: «Бабушка вас прямо терпеть не может!» Но это было давно. Теперь Нина подобных бестактностей не допускает. И вполне может присутствовать при свидании Фиры и гостя.

Вдруг он скажет что-нибудь нескромное. «Как вы прекрасно выглядите», например. Хотя это комплимент называется. Но тети Фирин знакомый уже, наверное, старый. Ему и в голову не придет всякие глупости говорить. Или дразниться. Но надо быть начеку.

– Я могу под столом спрятаться, – вызвался Валерик. – Как дам ему!

Стало тихо. Даже Ирочкин рев прекратился. Лена закашлялась, деликатно прикрыв рот ладошкой. Подала сигнал. Напомнила, что разговор принял чересчур откровенный характер.

– Почем на рынке сливки? Хочу варенье сварить, – спохватилась Мира Наумовна.

– По восемьдесят копеек, кажется.

– Что вы говорите? Так дорого? Не может быть.

– Пойду спрошу у тети Фиры, – вскочила Нина. – Она вчера покупала.

И побежала к парадной. Следом с новой силой понесся рев отдохнувшей Ирочки.

Было бы здорово, если бы тетя Фира вышла замуж. Одной неинтересно. У всех кто-нибудь есть. У Лены – Алик. Ей сестра Миля дала его повоспитывать. Давно, после войны. Миля осталась вдовой с двумя малышами-погодками. Лена ей помогла. Алик так и застрял на Боричевом Току. Его младший брат Лёньчик тоже застрял. В бочке с патокой. Еще в эвакуации. Сладкого ему захотелось. Соседка шла мимо, увидела: из бочки ножки торчат. И вытащила Лёньчика. Вовремя. Живой оказался. Но сладкое не разлюбил. Миля тогда сильно испугалась, что за двумя не уследит. Так Алик оказался у Лены. А Миля с Лёньчиком в гости приходят. Иногда Лена по секрету жаловалась бабушкам, что Миля обижается. Будто она у сестры сына отобрала. Можно подумать. Любому ясно, что это выдумки.

А вот бабушки никого не делили. Вместе растили Лизину дочку. Будущую маму Нины и Валерика. Их было три сестры: Лиза, Века и Берта. Лизин муж, дедушка Боря, пропал на фронте без вести. Века замуж так и не вышла. Один раз собиралась, но ее жених в Днепре утонул. Он был архитектором и подавал надежды. А Берта замуж вышла.

Однажды Бертиному мужу квартиру хотели дать от завода, но Века не разрешила. Сказала, что вместе жить легче. Так они и остались. Правда, потом развелись почему-то. Берта умерла за два года до рождения Нины. Они и не встретились. Жалко. Теперь бабушки Века и Лиза вместе воспитывают внуков. Их делить никто не собирается. По углам их растаскивать, что ли? Иногда не мешало бы…

У Миры Наумовны есть Семен Семенович. Прямо как грудной, честное слово! У него характер. И гипертония. Он ее крупно имел в виду. Пусть его враги давятся отравой без соли. Приготовленной на пару, потому что у него еще желудок. В гробу он видал эту гадость. Причем в белых тапочках. Эти врачи ничего не понимают. Ха! Да он даст сто очков форы этим перестраховщикам, которым лишь бы запрещать. Вот пусть сами и кушают свою диету.

Голдин муж давно умер. Он был лучшим портным на Подоле. А может, и во всем Киеве. Мужским мастером. Когда он шил брюки, так это были брюки. А не макароны со штрипками. В его брюках вы смело могли идти и жениться на дочке Ротшильда. От него остались на память ножная швейная машинка «Зингер», огромные блестящие ножницы и гигантские чугунные утюги. Голда ему помогала и сама научилась. Шьет потихоньку, только чтобы никто не знал. Это тайна. А то фининспектор придет. У Голды есть сын. Ему о-о-очень повезло с женой. Такая хозяйка, такая хозяйка, ай-ай-ай, такая хозяйка! Она умеет готовить шейки. А это, знаете, не все умеют. Некоторые только думают, что умеют готовить шейки. Еще она мать. Дай Бог каждому такую мать. Голдины внуки приходят по воскресеньям: воспитанные, аккуратные, в наглаженных костюмчиках, сшитых по ночам бабушкой. Со всеми здороваются. С них надо брать пример. Особенно Валерику.