Текст книги "О чём речь"

Извини-подвинься

Включаю я раз в Прощеное воскресенье ближе к вечеру телевизор… Мне многие знакомые говорят: «А зачем ты его вообще включаешь?» Так ведь вот не включила бы в тот раз – не услышала бы, как ведущий «Новостей» говорит: «Если кто-то еще не успел извиниться перед своими близкими…». Ну, в том смысле, что Прощеное воскресенье еще не закончилось и не поздно это сделать. Глагол извиниться здесь, разумеется, совершенно неуместен, нужно было бы сказать «попросить прощения у своих близких». Извинить и простить – это разные вещи. Извинить – более умственное, а зачастую и формальное, ритуальное действие. И обычно по достаточно конкретному поводу. Простить – это душевное движение. Не зря же говорят простить всей душой, всем сердцем, искренне простить. Извинить всей душой или всем сердцем невозможно, да и искренне извинить тоже. Извиняют иначе: взвесив все обстоятельства, сопоставив вину, принесенные извинения, понесенное наказание, приняв решение, что инцидент исчерпан. Прощения можно просить и не будучи виноватым, можно просить прощения огульно – за все, в чем был и не был виноват. Прощение может быть длительным процессом, требующим душевной работы. Поэтому можно сказать «Я тебя давно простила», но едва ли – «Я тебя давно извинила». И наоборот, «Я тебя никогда не прощу» – это почти проклятие, а «Я тебя никогда не извиню» – довольно слабенькая угроза. Я уж не говорю о том, что от христианина требуется прощать. Извинять он, конечно, тоже может, но это вещь сугубо светская. А вот, кстати, вспомнила Блока:

 
Страстная, безбожная, пустая,
Незабвенная, прости меня!
 

(«Перед судом»)

Теперь представим себе, что Блок написал бы так:

 
Страстная, безбожная, пустая,
Дорогая, извини меня!
 

Смешно.

То есть, конечно, если в метро наступишь человеку на ногу, то все равно, сказать ли «Простите» или «Извините». Или «Прошу прощения». Можно сказать и «Извиняюсь», только будет слегка просторечно. Да, собственно, простительная слабость и извинительная слабость – более или менее одно и то же. Но в серьезных ситуациях это важно – прощаете вы или извиняете. Вот, скажем, случилась неприятность в отношениях между двумя странами – например, несознательные граждане побили окна в резиденции посла. Тогда властям следует принести официальные извинения. Но уж конечно, не попросить прощения. А вот другая ситуация. 25 августа 1991 года в Москве хоронили трех молодых людей, погибших при защите Белого дома. И Ельцин сказал тогда, обращаясь к родителям погибших: «Простите меня, вашего президента». Он просил прощения за то, что он не уберег их детей. Странно в этой ситуации было бы, если бы он сказал: извините, мол. Правда, мне попался некий текст покойного Немцова, в котором он, в частности, рассказывает:

Когда в 95-м убили Влада Листьева, Ельцин приехал в Останкино и плакал. Он сказал: «Я прошу извинить меня за то, что и я не уберег» (http://www.kchetverg.ru/2011/02/01/boris-nemcov-nashel-10-otlichij-u-putina-i-elcina/).

Но это так в пересказе, а как там на самом деле выразился Ельцин, кто знает?

Тут вот что еще интересно. В немецком, например, языке тоже есть два глагола, которые различаются похожим образом: entschuldigen («извинить») и verzeihen («простить»). Да, кстати, есть еще и третий – vergeben («отпустить»). Но немецкий глагол verzeihen – он такой несколько приподнятый, не на каждый день. А русский глагол простить изумителен именно сочетанием эмоциональной насыщенности и глубины с абсолютной применимостью к обычной человеческой жизни.

Психологичность этого глагола особенно хорошо видна на фоне даже не извинить, а еще одного глагола – спустить (спустить ему хамство). Для спустить важно то, что человек не стал наказывать кого-то за плохой поступок, причем говорящий не одобряет такое его поведение. Мол, хуже будет, совсем обнаглеет грубиян от безнаказанности. Что же до мотивов – нам о них не сообщают, но говорящий намекает, что такая готовность мириться с плохими поступками другого человека – скорей не от душевной щедрости, а от лени и равнодушия. Разумеется, разные люди могут видеть одно и то же по-разному. Сам человек может считать, что он простил обидчика всей душой. А кто-то скажет, что он зря все спускает обидчику.

Есть, конечно, и другие глаголы, которые означают вроде бы одно и то же действие, но различаются субъективными побуждениями к этому действию, представление о которых запрятано где-то глубоко в значении глагола. Вот я тут вспомнила, как когда-то давно историк культуры и переводчик Нина Брагинская, говоря о заштампованности тоталитарного языка, привела в качестве примера такой случай. Она в какой-то инстанции написала заявление, которое начала со слов «Прошу позволить мне…», а ее заставили заявление переписать, заменив «прошу позволить» на «прошу разрешить». И вот я тогда подумала: а ведь тоталитарный чиновник в данном случае был не так уж неправ. Как известно, глаголы разрешить и позволить имеют не вполне одинаковое значение. В позволить очень важна идея личной воли, личного произволения. Разрешить же часто предполагает ссылку на норму, право, санкцию. Конечно, когда человек в трамвае проталкивается к выходу, все равно, бормочет ли он «Разрешите пройти» или «Позвольте пройти». Но в случае с чиновником не то. Чиновник-то ведь претендует, что он представитель власти и дает или не дает добро на что-либо не потому, что ему так вздумалось, а потому, что таковы правила или требования целесообразности.

А кстати, интересно, что слова позволительный и разрешительный имеют совсем разное значение. Позволительный – это о чем-то, что человек может позволить себе, а разрешительный связан с необходимостью получения разрешения. Вот, например, митинг по закону у нас предполагает процедуру не разрешительную, а уведомительную… По закону.

Чтоб не пропасть поодиночке

А еще я случайно увидела кусочек телепередачи «Суд времени», в которой под председательством Николая Сванидзе две стороны спорили по поводу оценки того или иного исторического деятеля, события или явления. В тот раз обсуждали, был ли маршал Тухачевский безвинной жертвой сталинских репрессий – или же в правящей верхушке действительно существовал антисталинский заговор, участники которого готовы были уничтожить Сталина, но он оказался ловчее и уничтожил их первым. И вот противника «теории заговора» спрашивают: «Но вы согласны, что в руководстве страны существовали определенные кланы?..» И тут он поправляет: «Я предпочитаю говорить группировки».

Я задумалась. Человек, похоже, считает, что слово клан компрометирует политического деятеля, а слово группировка нет. Словари, впрочем, ни про то, ни про другое слово ничего плохого не пишут – в отличие, скажем, от слова клика, где обычно есть и помета неодобр., и в толковании про «неблаговидные цели». Но и клан, и группировка часто фигурируют в негативном контексте – особенно в связи со всякими мафиозными кланами и преступными группировками. Я бы, однако, сказала, что для клана это даже менее характерно (как всегда, при изучении узуса неоценимую помощь оказывает Национальный корпус русского языка). Много контекстов вполне нейтральных; ср.:

Я из старинной путейской семьи. Отец мой был инженер путей сообщения, и оба дяди, и дед. И по материнской линии тоже все путейцы. Целый клан. А из меня путейца не вышло. Я захотел быть художником (И. Грекова. Хозяева жизни, 1960).

Оказывается, они были уже давным-давно знакомы и принадлежали еще к дореволюционной элите, к одному и тому же клану тогда начинающих, но уже известных столичных поэтов (В. П. Катаев. Алмазный мой венец, 1978).

Молодые женщины передавали друг другу (или скрывали от) выкройки платьев, затрепанные сентиментальные книги, предметы обихода, делились на кланы, дружили, сплетничали и враждовали (Э. Лимонов. У нас была Великая Эпоха, 1987).

А вот на слово группировка (не в специальном военном или других не относящихся к делу значениях) нейтральные контексты найти труднее. Проведем мысленный эксперимент. Помните, была такая Межрегиональная депутатская группа (МДГ)? Она сформировалась (http://ru.wikipedia.org/wiki/1989) в 1989-м на I Съезде народных депутатов вокруг демократических депутатов от Москвы: академика Сахарова, Ю. Афанасьева, Г. Попова. Помните? По улицам ходили люди, держащие у уха транзисторные приемники – чтобы не пропустить ни слова из прямой трансляции съезда. Могли бы демократические депутаты назваться Межрегиональной депутатской группировкой? Едва ли. А неприменимость к себе – верный признак того, что в слове есть-таки легкое неодобрение. То есть бывают, конечно, и другие причины, по которым чего-то нельзя сказать о себе: например, когда слово предполагает внешнего наблюдателя («Я показался на дороге»), или если что-то сказать о себе не позволяет скромность («моя гениальность»). Однако здесь не то: сочетание наша группировка сомнительно именно по причине какого-то намека необязательно на комплот и конспирацию, но на что-то нехорошее в самом слове группировка.

А вот сказать: наш клан, у нас целый клан – ничего, не так рискованно.

Тем не менее, мне кажется, понятно, почему защитник Тухачевского и К° предпочитает группировку клану. Клан (от кельтского clann) – в первом значении это родовая община, род, а уж затем – достаточно закрытая общность людей, связанных определенными узами. Под влиянием первого значения и во втором клан предполагает связи если не родственные, то достаточно устойчивые, традиционные, требующие заведомой преданности. Группировка же – это объединение необязательно столь устойчивое. Оно может быть временным, эфемерным – только для решения той или иной конкретной задачи. Так вот получается, что если в правящей верхушке образовалась группировка во главе с Тухачевским, то это для Сталина еще полбеды: группировку можно как-то развалить, частично перевербовать, сбить с толку. А вот если там уже клан – то дело плохо. Тут только каленым железом. Так что логика защитника Тухачевского такова: не говорите клан, потому что тогда получается, что Сталин и вправду был вынужден пойти на репрессии, а говорите группировка, потому что существование группировок – это нормальное явление политической жизни, и Сталин мог бы действовать не людоедскими, а политическими методами.

Все это напомнило мне известную историю, которая, по преданию, произошла в 1955 году. Когда Хрущев решил помириться с Югославией, состоялся дружественный обмен партийно-правительственными делегациями. И вот в одном провинциальном городе СССР югославскую делегацию встречал плакат «Братский привет товарищу Тито и его клике!».

Словари нам сообщают, что клика (от франц. clique – «шайка, банда») неодобр. – это «группа, сообщество людей, стремящихся к достижению каких-л. корыстных, неблаговидных целей. Придворная к. К. финансовых дельцов. Фашистская к.».

История сочетания клика Тито такова. В годы Второй мировой войны Иосиф Броз Тито был организатором партизанской борьбы в Югославии. С декабря 1945 года он возглавил правительство ФНРЮ. Тито был награжден советским орденом «Победа», орденами Ленина и Суворова I степени. Но в 1948-м отношения Югославии с СССР резко ухудшились. Это было связано в первую очередь с тем, что руководители Компартии Югославии без всякого восторга отнеслись к идее включения Югославии в Советскую федерацию. В 1949-м советское руководство разорвало Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве от 1945 года. Было заявлено, что в Югославии утвердился «антикоммунистический полицейский режим фашистского типа». Руководство КПЮ теперь стало характеризоваться в советской пропаганде исключительно так: «клика Тито – наемные шпионы и убийцы». Вот, например, заголовок: «Фашистская клика Тито – злейший враг мира»(Труд. 1952. 12 сентября). Да, не забудем еще жемчужину: «кровавая собака Тито». Как утверждал на XX съезде Н. С. Хрущев, Сталин даже сказал: «Достаточно мне пальцем шевельнуть, и Тито больше не будет». И вот в 1955 году отношение к Тито снова изменилось. Не мудрено, что многие люди запутались и не успели перестроиться, особенно если само слова клика знали только из сочетания клика Тито – Ранковича.

Колыбельная для лифта

Когда я была студенткой, то несколько раз ездила в диалектологические экспедиции в Архангельскую область. Дело было в начале 80-х. Я училась тогда в университете, и летом мы поехали в такую экспедицию. И вот идем мы из одной деревни в другую, это несколько километров, кругом, сколько хватает глаз, каргопольские просторы. Вдруг навстречу нам – живописная группа с рюкзаками, ну явно же москвичи. Мы их, не говоря худого слова, и спрашиваем: «Что нового в Москве?» А они нам тоже без лишних слов: «Да вот, ОСиПЛ закрывают». ОСиПЛ, кто не знает, – это Отделение структурной и прикладной лингвистики (теперь теоретической и прикладной – ОТиПЛ, то есть) филфака МГУ – тогдашний оазис лингвистической мысли и, естественно, объект постоянных нападок гонителей всего живого и прогрессивного.

Итак, о наших экспедициях. В основном это были вымирающие деревни, населенные по преимуществу старушками. Многие из них были уже в том возрасте, когда недавнее прошлое изглаживается из памяти, зато отчетливо рисуется прошлое давнее. Конечно, нас прежде всего интересовали всякие там закрытые «о», рефлексы «ять», причастный перфект, функции творительного падежа или, скажем, названия частей ткацкого станка, но кое-что было и про жизнь. И вот вспоминаю, как одна такая старушка рассказывала о своей давней поездке в Ленинград. По ее рассказу выходило, что едва ли не самым ярким впечатлением было то, что она «в зыбке каталась». Зыбкой она называла лифт, а вообще-то зыбка – это подвесная колыбель. Кстати, строительный подъемник и у нас ведь называют люлькой. Меня тогда очень заинтересовала эта метафора. Я подумала, что, хотя диалектное зыбка на первый взгляд хорошо переводится литературным словом колыбель, трудно себе представить, чтобы носитель литературного языка сравнил лифт с колыбелью. Видимо, в этих словах, хотя оба они этимологически связаны с идеей качания (ср. зыбкий, колебать) и описывают одну и ту же реальность, на первом плане разные признаки объекта: в зыбке главное то, что она болтается, а в колыбели – то, что в ней лежит и подрастает ребенок. Он лежит, а ему поют колыбельную. Нормальная метафора представлена, скажем, во фразе «Ленинград – колыбель революции». Сомнительно, чтобы подобное употребление могло быть у слов зыбка или люлька.

Слово зыбка по отношению к лифту занятно еще и тем, что в нем очень ясно виден деревенский житель, который недоверчиво ступает на зыбкий пол лифта, а потом ойкает и зажмуривается, когда лифт дергается и начинается рискованный подъем. Современный городской житель при слове лифт обычно ни о чем таком не думает. Для него лифт – это возможность не тащиться по лестнице. Вошел, нажал кнопку – и пожалуйста, поднимайся хоть на сто этажей.

Это я все к чему рассказываю. В последнее время невероятно популярным стало выражение социальный лифт.

Конечно, в качестве научного термина оно существовало давно, но сейчас сделалось пропагандистским штампом. Причем синонимичное выражение вертикальная мобильность так общество не возбуждает. Конечно, ведь слово мобильность наводит на мысль о том, что надо самому как-то пошевеливаться. А слово лифт скорее рисует другой образ: нужно только исхитриться и влезть в него – дальше уж он гарантированно вознесет тебя к ослепительным вершинам. Невозможно не заметить, что эта идея лифта легла на образ вертикали, властной вертикали, который столь характерен для последнего времени.

А есть ли кто-то, кто не вписывается в эту радостную картинку? Да, конечно. Вот что сообщает нам Тина Канделаки, телеведущая, в прошлом член Общественной палаты (она, кстати, любит порассуждать и о социальном лифте, в котором сама проехалась и всем рекомендует):

Я все думаю, когда же свалят все несогласные и недовольные, которые, переваривая в самых дорогих московских ресторанах фуа-гра и блинчики с черной икрой, попутно выражают глубочайшее сожаление о сегодняшней политической ситуации в России (http://vz.ru/opinions/2011/9/30/526705.html).

Между прочим, по сообщениям прессы, фуа-гра – любимое блюдо Ксении Собчак. Интересно, что через пару дней после выступления Канделаки пресс-секретарь премьер-министра Дмитрий Песков сказал на телеканале «Дождь»:

Об этом (то есть о достижениях Путина. – И. Л.) хочется рас сказать тому социуму, который сидит в дорогих ресторанах, ест вкусную итальянскую еду и страдает по родине (http://www.liberty.ru/events/Dmitrij-Peskov-Brezhnev-dlya-nashej-stranyeto-ogromnyj-plyus).

Спасибо, хоть класс ресторанов немного понизил. Шпаргалка у них общая, что ли? А вообще-то тут не недостаток фантазии, а методичное создание образа. Вся страна согласна и довольна и в едином порыве устремилась к лифтам, а отдельные несогласные и недовольные отщепенцы сидят в ресторанах и обжираются деликатесами. Риторика знакомая: «Кто был ничем, тот станет всем», и при этом «Ешь ананасы, рябчиков жуй…» – и далее насчет последнего дня. Только вместо «буржуя» – другой персонаж, да и меню претерпело изменения. Ну, что-то вроде: «Ешь фуа-гра и жуй свой эклер». Ну а рифма к «эклеру» – «оппозиционер». Тут вся суть в этом парадоксальном сочетании революционной риторики и охранительного содержания. Обыкновенно подобная социальная демагогия – прерогатива критиков режима. Мол, сидите там со своими гигантскими зарплатами, привилегиями, спецпайками, служебными машинами с мигалками и рассуждаете об инновациях и вставании с колен, а вы бы на зарплату сельского учителя встать с колен по пробовали, тогда бы и говорили. Тут же все наоборот: власть присваивает эту риторику и говорит как бы от имени сельского учителя. И выходит, что обожрался фуа-гра и черной икрой и бесится с жиру – кто? Сотрудник академического института с крошечной зарплатой, подрабатывающий еще в трех местах? Перегруженный сверх всякой меры университетский преподаватель? Не знаю, я как-то не много видела среди них больших любителей Путина, но и не замечала их и за пожиранием черной икры в товарных количествах. Однако вернемся к архангельским старушкам. Дмитрий Песков в том же интервью говорил, что за время правления Брежнева СССР много добился: «Брежнев – это не знак минус. Для нашей страны – это огромный плюс». Так вот, те старушки тоже симпатизировали Брежневу. Одна заявила соседкам: «Брежнев ладит на всей земле мир установить, а вы, три старухи, ругаетесь». Другая сокрушалась: «Уж я Брежнева-то до того дожалела, до того дожалела! Тут еще япошка кака-то заворошилась…» Что, впрочем, совершенно не мешало им говорить о своем соседе: «В партию пошел – ну, тоже воровать будет». А кстати, вспоминаю историю как раз брежневских времен про диалектных старушек и икру – красную, правда. Одна студентка, вернувшись в Москву из экспедиции, послала своим информанткам, к которым за время экспедиции прониклась нежностью и сочувствием, посылку: ну, понятное дело, чай индийский «со слоном», конфеты шоколадные и банку красной икры. Через какое-то время получает письмо, в котором старушки благодарят за чай и конфеты, а также сообщают: «Ягоды твои испортились, и мы их выбросили».

Вопрос ребром

Тринадцатого апреля 2014 года в городке Краматорске случился захват административного здания, который был заснят на видео: http://youtu.be/qmxBjsU2rig. Ролик, как теперь говорят, взорвал интернет – зеленый человек там кричал: «Мы с вами приехали, мы за вас, на поребрик отойдите». Ага, закричали интернет-пользователи, против лингвистики не попрешь: кто теперь поверит в самооборону Донбасса? Питерский дончанин-то. Известно, что поребрик бывает в Петербурге (причем это дежурный пример питерской речи, как и, например, парадная или как булка в значении белый хлеб), а также в Карелии, Владимире, Екатеринбурге, Норильске и Новосибирске (см.: http://community.lingvo.ru/goroda/dictionary.asp?word=754).

Разумеется, всерьез сделать вывод об участии российских спецназовцев на осно вании одного словоупотребления невозможно. Мало ли что там у этого человека в анамнезе: может, он детство провел с питерской бабушкой или няней, вот словцо и прицепилось. Просто в ситуации, когда все, в общем-то, и так понятно, это напомина ло анекдот про американского шпиона, которого почему-то все время разоблачали в вологодской глубинке, – а в финале выяснялось, что он негр. Впрочем, через год практическая сторона дела вообще потеряла актуальность, поскольку никто ничего уже и не отрицает.

Кстати, в случае с языком непосредственные ощущения не стоит недооценивать. Скажем, в песочницу приходит женщина с ребенком и говорит тому: «Бери свои пáски». Разве не хватит вам, если вы коренной москвич, этой фразы, чтобы уве ренно предположить, что женщина приезжая? И скорее всего вы окажетесь пра вы – потому что в Москве говорят формочки и куличики и никогда москвичи не используют в этих значениях слово паска (по происхождению – то же, что Пасха; тут, кстати, замечательно это типичное смешение пасхи и кулича). Да и вообще не исполь зуют, разве что знают такой предмет, как пасочница – но это не для песочницы.

Шум по поводу поребрика поднялся невообразимый: шуточки, демотиваторы, плакаты, лингвистические дискуссии. В считанные дни у слова по явилось и новое значение: поребриками стали называть тех, кого в Крыму звали «зелеными человечками» («Поребрики незаконно подключили российские телеканалы»).

Но сразу же посыпались и возражения, в том числе от коллег-лингвистов: да нормально все в Донбассе с поребриком, Гугл вам в помощь, филологи доморощен ные. Сложилась любопытная ситуация – пишут тамошние обитатели: я, мол, в Кра маторске родился-учился, в Горловке у бабушки лето проводил, в Славянске пиво пил, в Донецке на танцы ходил – ну не слышал я ни о каких поребриках, бордюры у нас! А в ответ: ничего не знаем, анализ яндекс-запросов говорит другое (http://wordstat.yandex.ru/#!/regions?map=ua&type=map&words=поребрик).

Нет, у нас нет поребриков, пишет мне коллега из Славянска Вадим Овчаренко – преподаватель филологического факультета Донбасского государственного педагогического университета. Он рассказал еще интересную вещь: у них после появления пресловутого ролика все стали обсуждать этот поребрик – именно потому, что резануло. Я попросила его поговорить со знакомыми, спросить сначала так: как называется длинный брусок, ограничивающий тротуар, а если это не поре брик, то знают ли они вообще такое слово. «Конечно, знаю! – обиженно ответил ему один из коллег. – Я же читаю лингвистические статьи!»

«Сейчас все легко проверяется», – авторитетно сообщил мне знакомый, прислав очередную выдачу на запрос «поребрик купить в Харькове». Но в том-то и дело, что это иллюзия. Полезные и простые технологии чреваты ложным чувством легкой доступности знания. Вот и в данном случае мы имеем результат, явно противоречащий тому, что получается при непосредственном обращении к носителям языка. Это объясняется следующим. Бывает поребрик как обиходное слово, а бывает поребрик номенклатурный. В частности, полно поребриков в прайс-листах на стройматериалы, в жаргоне дорожников и кладбищенских работников, иногда у архитекторов.

Например, в одном из ГОСТов («Камни бетонные и железобетонные бортовые»; www.vansib.ru/gost/1.php) «бортовой камень» расшифрован как бордюр дорожный, поребрик садовый. Разница, впрочем, не указана. Встречается также и представление о том, что бордюр и поребрик – два разных способа укладки: поребрик – на ребро, а бордюр – плашмя (вот тут, например, человек разъясняет про способ укладки, явно считая, что закрывает вопрос: https://www.facebook.com/photo.php?fbid=921247454602318&set=a.108725705854501.13499.100001512 161794&type=1&theater. Так, говорит он, рушатся стереотипы).

Но не поручусь, что такое понимание сколько-нибудь широко распространено. То есть очень возможно, что человек закупает поребрик, а спотыкается о бордюр.

Кстати, в разных местах в обиходном языке бывает еще бровка (см.: http://forum.lingvo.ru/actualsearch.aspx). Что до языка номенклатурного, то тут у поребрика своя география, совершенно не со впадающая с распространенностью поребрика в обиходном языке. Например, почему-то продают поребрик очень активно в Ростовской и Белгородской об ластях. Но их житель запросто может этого слова так никогда и не услышать – как человек, не пользующийся прачечной, может за всю жизнь не узнать выра жения фасонное белье.

С чем наш случай с поребриком можно сравнить? Вот есть такая вещь, как чайный бокал. В Москве этот предмет назовут кружкой, но во многих других местах – бокалом. При этом если набрать в Яндексе «чайный бокал купить в Москве», – выскочит огромное количество сайтов интернет-магазинов, набитых картиночками разноцветных фаянсовых кружек с подписью бокал чайный. Человек со стороны мог бы сказать: ну вот, не выдумывайте, говорят в Москве чайный бокал. Но мы же знаем, что не говорят. Мне рассказывала подруга, как она веселилась, в первый раз столкнувшись с таким словоупотреблением, – явно приезжая соседка по палате в роддоме жаловалась: «Целый бокал кефира выпила, а стула все нет».

Я совсем не хочу сказать, что не надо пользоваться инструментальными мето дами. Просто не так в лоб. Лингвист Александр Пиперски проанализировал области распространения слова поребрик несколько более изощренным способом:

В пилотной версии Генерального интернет-корпуса русского языка (ГИКРЯ) есть 16 подкорпусов текстов из ЖЖ с надежной региональной привязкой. Объем этих подкорпусов – от 5 до 45 млн словоформ; они охватывают 14 регионов России и 2 региона Украины (Донецкая и Киевская области). Хотя бы один раз слово поребрик встречается в 13 подкорпусах, но если просматривать примеры, в большинстве случаев это металингвистические рассуждения об особенностях русского языка в Петербурге.

Далее он отмечает, что

реально слово поребрик употребляется только в 3 из этих 16 регионов: разумеется, в Санкт-Петербурге, а также в Свердловской и в Новосибирской области (видимо, в первую очередь в областных центрах – в Ека теринбурге и в Новосибирске, – но для проверки этого мало данных). В 11-миллионном корпусе текстов из Донецкой области слово бордюр встречается 14 раз, поребрик – ни разу. То же самое можно проверить по расширенному поиску Яндекс. Блогов, вводя поребрик и задавая город – например, Краматорск или Донецк. Видно, что поребрика там нет (частное письмо).

А Вадим Овчаренко из Славянска написал мне:

Всё, я нашел книгу, в которой впервые встретил слово поребрик. Это чудесное фэнтези «Многорукий бог далайна» Святослава Логинова. 20 лет назад. «Шооран открыл глаза и понял, что остался жив. Он сам не заметил, когда перескочил невысокий каменный поребрик, ограничивающий мокрый оройхон, и теперь у него под ногами была сухая твердая земля пограничного оройхона».

Надо ли говорить, что несложный гуглвпомощь показывает, что писатель Святослав Логинов – из Ленинграда.