Текст книги "Честное слово"

Шпрехен зи дойч?

Однажды мы отдыхали на море в Турции. По вечерам в отеле устраивалась детская дискотека, где детей ставили в кружок, водили паровозиком и так далее. Для этого в отелях обыкновенно существуют специальные люди, которые называются новым словом аниматоры – то есть, если перевести буквально, “одушевители”, или “воодушевители”. В сущности, это то, что раньше называлось по-русски массовик-затейник. Забавно, однако, что даже людям, которые никак не могут выучить слово аниматор – “ну как это, как это… ома… амин…”, все равно никогда не приходит в голову сказать массовик-затейник: ассоциации совершенно другие. Задача аниматора на международных курортах осложняется тем, что аудитория там обычно разноязычная. Ну, в нашем случае все было не так плохо: детки говорили всего на двух языках – по-русски и по-немецки. И все-таки задача оказалась для аниматора непосильной. Его познания в немецком языке, видимо, ограничивались фильмами о войне. И вот дети собрались в кружок, родители в умилении смотрят на своих чад из-за столиков. Аниматор вещает в микрофон: “Так, детки, все подняли ручки!” Но ему еще надо сориентировать немецких детей, и он не находит ничего лучшего, как завопить: Hande hoch! Немецкие родители поперхнулись пивом, зато русские дружно отозвались: “Гитлер капут!”

Коллега, которая отдыхала вместе с нами, тут же рассказала мне такую историю. Ее знакомый был на какой-то международной выставке, где к нему подошел немец и, видимо, по наружности приняв его за своего, стал очень темпераментно что-то говорить по-немецки. Тот растерялся. Начатки полученных в школе знаний смыло временем, зато кино сыграло злую шутку. И бедняга залепетал: Nicht schiessen! Nicht schiessen! Он-то думал, что говорит: “Не понимаю”, а на самом деле говорил: “Не стреляйте! Не стреляйте!” Надо ли говорить, как ошарашен был немец.

В школе у меня была любимая учительница истории Людмила Филипповна, к сожалению, ныне покойная. Она преподавала также и предмет, который тогда назывался “обществоведение”, а теперь – “обществознание”. Видимо, обществознание так же относится к обществоведению, как аниматор к массовику-затейнику. Так вот, помню, Людмила Филипповна, когда мы “проходили” философию, усмехнулась: “«Мы диалектику учили не по Гегелю», – говорит Маяковский почему-то с гордостью”.

Впрочем, надо сказать, что некоторые иноязычные цитаты становятся самостоятельным фактом культуры. Вот недавно я услышала по телевизору, что было проведено какое-то там социологическое исследование, и оказалось, что наиболее часто цитируемая фраза – это фраза “Я вернусь”. Пару секунд я вообще ничего не могла понять, а потом сообразила, что имеется в виду фраза Терминатора: I’ll be back! Конечно, ее всегда цитируют по-английски, даже люди, которые английского языка не знают. Русский перевод совершенно не обладает нужным набором ассоциаций.

[2005]

Персона грата, или Hominem quaero

Чего только нет в русском языке! То одного нет, то другого. Вот Рональд Рейган в свое время отчитал русский язык за отсутствие в нем слова privacy. Собирательный “славист” из стихотворения Льва Лосева высокомерно отмечал, что, мол, недаром у нас нет слова sophistication. В общем, чего ни хватишься… Великий и могучий, называется.

Я тут обратила внимание, что у нас вообще-то нет хорошего эквивалента для европейского person/Person, то есть человека как единицы общества. И это при том, что этому самому person/Person соответствует целая куча русских слов: человек, лицо, личность, особа и, наконец, персона. Целых пять слов – но все плохо подходят для перевода нейтрального person.

Михаил Леонович Гаспаров часто повторял слова Карла Маркса, что человек – лишь точка пересечения социальных отношений. Однако для языка слово человек имеет гораздо более широкий смысл.

Оно подразумевает и физическое тело, со всеми его анатомическими и физиологическими свойствами. Говорить о красивом, высоком, хромом человеке столь же естественно, как о человеке умном или добром. Младенец – человек, безумный, больной в коме – люди. Хотя они еще до или уже вне социальных отношений. Второе неудобство слова человек, как и предыдущее, общее для разных языков, – это неполиткорректная ассоциация с мужским полом. Смешно ведь: человек на высоких каблуках или беременный человек. Наконец, слово человек в большой степени связывается с нравственными ценностями. Это, разумеется, вещь очень общая, вспомним еще крылатое латинское изречение: Hominem quaero.

По преданию, древнегреческий философ Диоген из Синопа (400–325 до н. э.) зажег днем фонарь и принялся ходить с ним по людным местам Афин. На все недоуменные вопросы он отвечал кратко: “Ищу человека”.

То же и у Редьярда Киплинга:

 
“Yours is the Earth and everything that’s in it,
And – which is more – you’ll be a Man, my son!!
 

Это слово легко приобретает патетическое звучание (ср. знаменитую фразу одного горьковского героя о том, что “человек… это звучит гордо!”). И напротив, многие говорящие отказываются употреблять слово человек применительно к преступникам, предателям и т. п. (“этот, я даже не могу назвать его человеком…”).

Ущербность слова лицо как эквивалента person ощущается и самими носителями русского языка.

Так, правозащитник Валерий Абрамкин, рассуждая о том, может ли появиться в России культурное юридическое сообщество, отвечает на свой вопрос так: не может, пока не будет языка. Можно ли назвать языком нормы из Уголовного кодекса? В качестве примера Абрамкин обычно приводил в своих выступлениях, в частности, именно слово лицо. Например, название статьи: “половое сношение лица с лицом: лицом, достигшим восемнадцати лет, с лицом, не достигшим…” – и так далее. Или: “Производство аборта лицом”. Если принять, что слово лицо традиционно употребляется здесь неудачно, положение оказывается очень сложным, поскольку абсолютно непонятно, чем его заменить. Самый простой вариант – человек – не годится по причинам, указанным выше: оно плохо ассоциируется с преступными и аморальными деяниями.

Личность – это в первую очередь не человек в целом, а отдельный его аспект, его, так сказать, духовно-волевая ипостась. В этом отношении личность сходна с душой или характером. Поэтому личность – аналог скорее не для person (Person), a для personality (Persönlichkeit). Как и переводные эквиваленты, личность, разумеется, может указывать и на человека в целом, однако только в определенных условиях. Можно сказать: “Он личность”, “Дети должны стать личностями”. При этом фразы “Он увидел какую-то личность”, “Я знаком с одной личностью” будут пониматься в смысле “темная, подозрительная личность” и тем самым не будут эквивалентами person/Person.

Слово персона либо указывает на очень важного человека, либо используется чисто технически (сервиз на шесть персон), либо в разного рода неодобрительных или иронических контекстах (ср. выражение собственной персоной).

Очень характерно самоуничижительное-паче-гордости моя персона, которое представляет собою фигуру скромности. Здесь очень ясно видна общая тенденция осуждения эгоизма и индивидуализма, характерная для русского языка вообще и языка советского времени в частности. Смирение в самом широком смысле воспринимается в русской культуре как большая ценность.

Однако сейчас слово персона очень активизировалось, а его употребления стали гораздо более разнообразными. Пожалуй, самое интересное – это явная тенденция к постепенному выветриванию из слова персона негативных коннотаций: журнал “Персона”, рубрика “Персона номера” в “Политическом журнале”, премия “Персона года”. Такое уже случилось со словами карьера, амбиция, и всем понятно, с чем это связано.

Здесь мы видим типичное для современной ситуации повторное заимствование. Слово, которое было когда-то заимствовано и приобрело в русском языке свои особенности, теперь заимствуется вторично, но уже без тех культурно-специфических смыслов, которые на новом этапе оказались лишними.

[2007]

All correct

В чеховской “Чайке” (1896) Аркадина говорит:

“Я корректна, как англичанин. Я, милая, держу себя в струне, как говорится, и всегда одета и причесана comme il faut. Чтобы я позволила себе выйти из дому, хотя бы вот в сад, в блузе или непричесанной? Никогда. Оттого я и сохранилась, что никогда не была фефёлой, не распускала себя, как некоторые.

А вот у Толстого:

“Опять, как в сенате, он нашел в великолепном помещении великолепных чиновников, чистых, учтивых, корректных от одежды до разговоров, отчетливых и строгих (Воскресение, 1899).

“Собственно, так и пишут в словарях: “о манерах, поведении, одежде человека – соответствующий правилам, нормам хорошего вкуса”. В английских словарях. Об английском слове correct. Однако в словаре Ушакова (а у Даля слова корректный или, как бы он написал, коректный, вовсе нет) уже читаем:

“КОРРЕКТНЫЙ [от лат. correctus – исправный] (книжн.). 1. Тактичный в обращении с людьми, вежливый. Он человек вполне к. Не совсем к. поступок. Он корректен с подчиненными. Корректно (нареч.) поступать. 2. В шахматах – правильный, правильно рассчитанный. К. ход. Корректная комбинация.

А вот как Ушаков здорово поясняет слово щепетильный: “Педантичный и строго принципиальный, чрезвычайно корректный в отношениях с кем-н. или по отношению к чему-н.”.

Ну как всегда. Русский язык выбрал то, что ему особенно интересно – человеческие отношения. Этот вечный страх задеть, обидеть. Действительно, ведь что такое корректный? Это не просто вежливый.

Это холодно-вежливый, без лишних эмоций, с обязательным сохранением дистанции. Фраза “Он корректен со своей тещей” звучит несколько угрожающе. И слово тактичный тоже не совсем точно передает смысл слова корректный. Ребенка можно тактично расспросить о его страхах. С ребенком вообще нужно быть тактичным. Но хорошо ли быть с ним корректным?

Я думаю, что вся идея политкорректности была так быстро понята (вполне ли правильно – другой вопрос) на русской почве именно из-за того, что correctness было, понятное дело, переведено русским словом корректность, которое, собственно, и значило, что не надо задевать (дискриминировать) других людей.

А ведь в самом английском языке выражение political correctness имело довольно сложную историю и первоначально значило совсем другое.

И про шахматы у Ушакова забавно. С тех пор интеллектуальное значение слова корректный очень распространилось, и более поздние словари, разумеется, не закрепляют его за шахматами. Но тут опять значение это не так уж просто. Не любой неправильный ответ можно назвать некорректным. Если школьник пишет, что дважды два – пять, а Лондон – столица Франции, кому придет в голову сказать, что его ответы некорректны? Скорее так. Некорректный вывод – с нарушением логики, некорректная классификация – сразу по нескольким основаниям, некорректное сравнение – с отсутствующей базой.

Вообще, некорректными мы называем достаточно сложные мыслительные операции, если ошибка кроется где-то в глубине или в самом построении умственной конструкции.

Впрочем, здесь я, как всегда, пытаюсь зафиксировать “уходящую натуру”. Речь, собственно, о том, что сейчас слово корректный стало использоваться гораздо шире, по образцу английского слова correct:

“Корректный контур крыши после редактирования.

“Или выходить из моего профайла надо корректно каким-либо другим образом?

“Корректный метод создания качественных ссылок на сайт.

“Единственный корректный метод удаления моллюска – механический в условиях клиники.

Эта история очень типична. Вспомним уже обсуждавшееся слово деликатный: сначала оно было заимствовано в том широком значении, которое есть у соответствующего слова в европейских языках, потом развило на русской почве своеобразное значение, связанное с человеческими отношениями, а в последнее время заимствуется повторно и мы слышим о деликатной стирке и деликатном вкусе кофе.

И последнее. Возвращаясь к слову correct, не могу не упомянуть историю сокращения OK. В соответствии с наиболее распространенной версией, оно появилось как пародийная неграмотная аббревиатура сочетания all correct (oll korrect), то есть все правильно. Байка, абсолютно, впрочем, недостоверная, приписывает авторство президенту Джексону.

[2007]

Публичность

Когда говорят о современном новоязе, почти всегда в первую очередь вспоминают слово пиар. Оно распространилось в русском языке с рекордной скоростью и дало выразительные, но малосимпатичные производные – пиарщик, пиариться, пропиарить, отпиарить и т. д. Всегда отмечается, что большая часть людей, употребляющих это слово, не понимают его внутренней формы и неточно знают его значение. И что на русской почве слово пиар стало ассоциироваться с чем-то негативным. Стандартное определение пиара – черный. А пиарщика люди обычно представляют себе как циничного пройдоху, готового впарить, втюхать, всучить кому угодно и что угодно. Говорят: “Да ну, это просто пиар” или “Честное слово, это не пиар, это правда”.

Источник русского слова пиар – это английское PR, то есть Public Relations. Это словосочетание традиционно переводилось как “связи с общественностью”. А классическое определение пиара звучит так: “планируемые продолжительные усилия, направленные на поддержание доброжелательных отношений и взаимопонимания между организацией и обществом”. Конечно, в том, что стоит за русским словом пиар, нет ни идеи продолжительных усилий, ни идеи доброжелательных отношений. Дикий российский капитализм подкорректировал концепцию.

Но будем справедливы: триумфальное шествие слова пиар имеет и внутриязыковые причины. Я не знаю, кто первый перевел Public Relations как связи с общественностью, но перевод этот возник давно, еще в глубоко советское время, и закрепился. Между тем перевод очень неудачный. Хуже мог бы быть только вариант общественные отношения, но тут уж всякому было ясно, что он не годится: термин был занят. И вот появилось это дурацкое связи с общественностью. Ну, пока мы слышали это сочетание только в западных фильмах, нам не так уж важно было, чем занимается менеджер по связям с общественностью и с какой общественностью он, собственно, связывается. Но в новую эпоху эти самые менеджеры появились и у нас. Тут-то и оказалось, что сочетание связь с общественностью вызывает совершенно ложные ассоциации. Кто, собственно, такая эта самая общественность? Ну, общественность… общественная работа… активный общественник, политически грамотен, морально устойчив… Да нет, связь с общественностью вообще ни при чем. Между прочим, если заглянуть в интернет, можно заметить, что слово общественность в современном языке употребляется очень мало, и львиная доля вхождений приходится как раз на термин связи с общественностью.

Мне, кстати, вспоминается, как либеральный экономист Герман Греф делал доклад, в котором он упомянул Руссо (в связи с тем, что был юбилей Руссо). При этом прозвучало сочетание социальный контракт. Я не сразу сообразила, что речь идет о всем известном со школьной скамьи общественном договоре.

Я думаю, что за таким переводом стоит определенный смысл. Договор и контракт – конечно, почти одно и то же. Почти… но не совсем. Точно так же как общественный и социальный. Общественный договор – звучит похоже на общественную работу. И еще некстати вспоминается окрик: “Общественное выше личного!” А социальный навевает утешительные мысли о социальных гарантиях и о бывшем вице-премьере Матвиенко.

Безусловно, несколько более правильный перевод для Public Relations был бы связь с обществом. Но и слово общество в языке советской эпохи приобрело слишком уж суровый оттенок. Ну там, “жить в обществе и быть свободным от общества нельзя” и все такое. Но Public Relations невозможно перевести и как связи с публикой. Ведь слово публика имеет слишком узкое значение, a Public Relations – это не про театр и не про цирк.

Вот так и получилось, что есть официальный термин – связи с общественностью, но он неудачен и неуклюж. Вполне естественно поэтому, что находится разговорное слово, которое и вбирает в себя все смыслы, связанные с этим явлением в современной ситуации.

Сейчас со страниц газет и с экранов телевизоров нам все время объясняют, что на самом деле пиар – это вовсе не то, что мы думаем. Что настоящий пиар – это когда ты любишь клиентов своей фирмы, как родных, и искренне мечтаешь им угодить, а вовсе не думаешь о том, как бы их половчее объегорить. Удастся ли слову пиар со временем очиститься от негативных ассоциаций? Или за этим словом закрепится значение “черный пиар”, а для белого и пушистого пиара начнет использоваться другое название? Это сказать трудно.

[2006]

Табличка на газоне

Либеральный экономист Виталий Найшуль постоянно пропагандирует любезную моему сердцу лингвиста идею: самое главное – это найти нужные слова. Ничего у нас не получится, пока общество не выработает понятный ему язык, на котором оно может с собой о себе говорить. Вот выражение private property – это вещь. Оно одинаково успешно и в одном и том же смысле может фигурировать в судебном решении или красоваться на табличке, воткнутой посреди газончика. А у нас что? Частная собственность – никто точно не знает, что это, а для охраны своих владений человек лучше воспользуется испытанным “Осторожно, злая собака”.

Или, скажем, перевод ключевого термина Адама Смита – невидимая рука (рынка). Не годится. Совсем другой набор ассоциаций, чем invisible hand. В русской невидимой руке нет ничего божественного и провиденциального. В этом месте аудитория Найшуля обычно начинает волноваться и выкрикивать: “А как надо? Надо-то как?” И тогда он предъявляет почерпнутое где-то в недрах Даля выражение Бог цену строит, которое имеет в точности нужный смысл. Иными словами, купцам из пьес Островского и впоследствии прирезанным большевиками буржуям была вполне внятна либеральная идея.

Правда, я не стала бы преувеличивать власть языка. Какое бы правильное слово ни найти, но если народ не готов принять заключенную в нем мысль, он это слово поймет по-своему.

Мой любимый пример на эту тему – история слова лояльный, которое непостижимым образом стало употребляться в значении “терпимый” (лояльность к чужим недостаткам).

Но есть у меня история, которая тезис Найшуля, кажется, подтверждает.

Не так давно в одной телевизионной передаче выступал режиссер Марк Розовский. Он, в частности, сказал: “Плохо, если государство приватизирует театры”. Вообще-то приватизация – это как раз передача государственной собственности в частные руки (от лат. privatus – “частный, личный”). А обратный процесс называется национализация. После Октябрьской революции 1917 года частная собственность на средства производства была отменена, заводы, газеты и пароходы национализированы. Поэтому государство приватизирует – это оксюморон. В 90-е годы прошлого века слово приватизация часто мелькало на страницах газет и постоянно звучало с экранов телевизоров, а само это явление было в центре всеобщего внимания и вызывало огромное количество разнообразных эмоций. Тогда даже появился вариант прихватизация. Слово приватизация вошло и в обиходную речь. Люди стали шутливо говорить, например, во время застолья: “Я эту рюмку приватизирую”. Здесь, конечно, речь уже не идет об отношениях собственности. Человек имеет в виду, что он проявил решительность в борьбе за собственные интересы и захватил предмет в свое пользование, прежде чем это сделал кто-то другой.

Собственно, Марк Розовский тоже не имел в виду отношения собственности. Он говорил вовсе не о национализации театров, а о попытках цензуры, о стремлении государства контролировать репертуар театров, идейную направленность спектаклей, как это было в советское время. Именно в этом смысле он и сказал: “Плохо, если государство приватизирует театры”. Такое употребление слова приватизировать очень показательно.

В российском обществе представление о собственности еще совсем не укоренилось. Мы не видим разницы между хозяином, который владеет чем-то, и чиновником, который это что-то контролирует. Главное, кто может распоряжаться, заказывать музыку. А уж кому что принадлежит – это дело десятое. Да похоже, и сам чиновник не всегда эту разницу видит. Найшуль вообще считает, что слово собственность русскому человеку непонятно. Есть, говорит, понятное слово: моё. Это как в истории про Чуковского, который, увидев, как его молодые голодные гости поедают предложенные хозяйкой дома бутерброды с сыром, закричал им из окна: “Моё едите?!”

Кстати, еще о приватизации. Раньше был такой вопрос на засыпку. Вот есть укрупнение (колхозов, например). А как называется противоположный процесс? Правильно, разукрупнение. Ух ты, написала, а ворд даже не подчеркнул красным! Я вспомнила это, поскольку есть такое дивное слово – расприватизировать. А вот его ворд подчеркнул.

[2008]