Текст книги "Короли Молдаванки"

Глава 8
Разговоры об убийстве на Балковской. Ида – героиня дня. Начало войны банд. Ранение Геки. Где его взять, этого одного короля?

С самого раннего утра весть о страшном убийстве рядом с Балковской Тане принес Гека. Но уже раньше она услышала об этом в лавке, где покупала свечи и муку.

– И шо делается в городе, или как? Людей убивают почем зря! Ой, вэйз мир! – причитал лавочник. – Повесили на фонарном столбе! Это ж надо – человека повесить! Красные, наверное.

– Да замолчи ты! Ничего ты, старый дурень, не знаешь, – накинулась на лавочника его супруга, которая только что вернулась с Балковской, куда ходила посмотреть, как жандармы оцепили спуск. – Никакие это не красные, а Людоед! Весь город уже говорит за Людоеда!..

– Кто? – испуганно спросила Таня.

– Убийца такой. – Довольная, что есть кому рассказать страшную новость, лавочница заговорила тихо и доверчиво: – Говорят, он уже обглоданный труп на решетку Горсада повесил, а сам части этого трупа в разных кафе разбросал, в еду! А теперь вот второй труп, на Балковской. Люди говорят, такой же самый, как тот, первый. Делает это Людоед.

– Да почему же Людоед? – спросила Таня.

– Не знаю, – лавочница почти зашептала, – так люди говорят. Тот, что с Балковской, моряк был. Иностранец. Страшное дело! Там такой шухер… Мышь не проскочит! Жандармы всю округу оцепили, начальство понаехало, все высокие чины – у них на белых кителях всё золотые эполеты, красота! И столько их там, просто не сосчитать!

– Выдумываешь ты всё, старуха! – не выдержал наконец лавочник. – Какие эполеты с золотом? Тебе бы все языком болтать!

– Сам болтаешь, дурень старый! Даром я ходила посмотреть через весь город? Все наши пошли, и я пошла. Это люди говорят за Людоеда. Говорят, он еще отрезает им головы!

– Кому им? – ехидно прищурился лавочник.

– Своим жертвам, дурень! – парировала жена.

Дома Таню уже ждал Гека. Он принес пирожки с вишневым вареньем и кормил ими бабушку. В конце концов, плюнув на всё, Таня познакомила бабушку с Гекой. Но, к огромному удивлению Тани, Гека бабушке понравился.

– Он хороший парень, хоть и грубоват, – сказала она, улучив минутку, – и видно, что у него доброе сердце. Такое сердце не предаст. Береги его дружбу. Тебе теперь так нужен друг.

– Я знаю, бабушка. Знаю.

– Он – друг. Пусть приходит. Тебе будет легче, – вздохнула бабушка, и Таня расцеловала ее в обе щеки, сбросив с плеч огромный груз сомнений после ее слов.

С тех пор Гека приходил к ним домой каждый день. А если Таня, к примеру, стирала, он ухаживал за бабушкой, причем так ловко, как не справилась бы и сама Таня. Гека снимал комнату на Сербской, но не любил быть дома.

– Это так, угол съемный, не дом, – сказал он, и Таня прекрасно поняла, что имел в виду.

– Я сирота. Меня выбросили в капусту, – как-то признался он. – Так, в огороде, и нашли. Причем в капусте в полном смысле этого слова! Бросили меня в чей-то огород в районе Фонтанских дач. Наверное, какая-то прислуга нагуляла. Так в сиротском доме и вырастили. Вместе с Корнем. Мы с ним с самого детства вместе росли. Он тоже сирота, как и я. Как и у меня, у него никого нет за весь белый свет. Только Корень всегда хотел бандитом стать, а я – плавать в море. Так и плавал, пока меня чуть не подставили под шухер, как не тут. Сбежал, с тех пор с Корнем. Мы с ним как братья друг другу. Ведь настоящих братьев ни у меня, ни у него нет.

– Я понимаю, – печально кивала головой Таня, – у меня кроме бабушки никого нет на свете. Умрет она, и я останусь одна.

– Не останешься. Я всегда с тобой буду, – твердо пообещал Гека, и Таня сразу поверила, что это действительно так. – Твои родители, они умерли?

– Не знаю. У меня всегда была только бабушка. Она воспитала меня. Она никогда не рассказывала мне о родителях. Я знаю, что ей трудно говорить об этом. Но мне так хотелось бы узнать… Может, потом, не сейчас… Я не хочу причинять ей боль.

– Счастливая ты! – вздыхал Гека. – Бабушка – это здорово! Она у тебя такая хорошая! За лучше всех!

Гека был добрым. Он кормил бабушку, в теплое время выносил на руках во двор, где возле крыльца устанавливал для нее удобное кресло, чтобы она могла подышать свежим воздухом. Беспокоился, чтобы она не замерзла, и, если было холодно, на руках заносил обратно. Таня была очень ему благодарна. Постепенно она так привыкла к Геке, что уже не могла без него обходиться.

А Гека узнавал от Корня все городские новости и сразу приносил их Тане. Именно от него Таня услышала все подробности об убийствах.

– Тот, кого нашли на спуске к Балковской, – мальтийский капитан, – рассказывал Гека. – В порту корабль стоит под мальтийским флагом – «Мальтийский сокол» называется. Ихний капитан с неделю как пропал. Ходил вместе с высшими чинами команды в рестораны и бордели… Они ждали погрузки… А груз на железной дороге задерживался… Вот и стояли они в порту. Ну, в общем, развлекался, значит. Ну как босяк с Дюковского сада!.. А потом вдруг пропал. Последний раз его видели в доме терпимости Лейбмана на Николаевском бульваре. Он кутил там со своим старшим помощником. В общем, девицы были в восторге – он денег не жалел, шампанское лилось рекой… Там такое за это рассказывали!.. А потом, представь, вдруг ушел в разгаре гулянки. Прямо посреди ночи! Ушел так внезапно, как будто забыл чё-то… Никому ничего не сказал, даже своему помощнику, который остался в борделе. Ну и исчез…

– А откуда ты всё это знаешь? – удивлялась Таня.

– А на мальтийце наши матросы есть, – довольно ухмыльнулся Гека. – У меня все здесь схвачено. Они мне и рассказали за подробности. Я ведь специально все новости узнаю для Корня, бегаю по городу, по воздуху уши. Корню до всего есть интерес. Так вот. Исчез капитан, и ровно неделю ни слуху ни духу. Его старпом перепугался, уже через день побежал в полицию. А что полиция? Сказали, будут искать, но ни черта не нашли. А вчера вот его подвесили на спуске к Балковской. И говорят, уже несколько дней был за мертв. Внутренности ему вырезали. Выпотрошили, как свинью на бойне. И пальцы отрезали тоже. Слышала за пальцы?..

Таня слышала. О пальцах, найденных в пирожках на Привозе, говорил целый город. А Гека продолжал:

– В полиции говорят, что убили его точно так же, как Когана, торговца колбасой. Один к одному. Только есть за разница: у Когана лицо изуродовано, разбили полностью. А мальтийцу все лицо вымазали синей краской. Точно, псих какой-то. Зачем краской-то лицо мазать?

– Нашли того, кто это сделал?

– Куда там! И ни тудой, и ни сюдой! – Гека махнул рукой. – Фараоны в бешенстве! Такой шухер устроили – ховайся, кто может! А кто не сможет, тот голову за рот и на уши, шоб не наматывались! Когда убили Когана, они хотели все списать на политических. А теперь, с мальтийцем, уже не получится. Мальтиец тут вообще ни при чем. Ни при делах. И Корень волнуется. Как вошь на мыло.

– Ему-то что? – удивилась Таня.

– Как это что? Нас теперь будут шмонать! Мало ли кому эту гадость припишут? Но убийца – он не из наших, это за точно. У нас таких сумасшедших нет. Мы просто налеты работаем, а тут такое… Звери мы, что ли, или как? Нет, зверей у нас нет…

Таня кивнула. Она уже успела узнать мир, о котором говорил Гека. И прекрасно понимала, что он прав.

– Есть еще за кое-что, – Гека заговорщически понизил голос. – Это Коган, которого убили первым. Корень боится до полусмерти, даже перестал по ночам спать.

– Корень-то тут при чем? – не поняла Таня.

– Мы же Когана работали, налет сделали за день до его исчезновения. Корень боится – будут шмонать. Будет такой шухер… Не отсидеться, – нехотя признался Гека.

– А зачем вы вообще полезли к этому Когану?

– Это всё Калина. Он Корня навел. Калина любовь крутил с женой этого самого Когана, строил ей химины куры, она попыталась Калину навести, шоб тот ее мужа прихлопнул за таких делах. А Калина струсил, он же дохлый, как червяк. Совсем гнилой швицер! И навел Корня. А Корень за убийство ничего не знал, это потом только ему Калина сказал, так Корень чуть башку ему не свернул, ведь вышла подстава. Ну что поделаешь теперь-то? Остается только ховаться и ждать, что фараоны на Корня пойдут.

– Стоп-стоп, – остановила Геку Таня. – Вы же не убивали Когана!

– Нет, конечно. Но все равно – очень страшно. Аж во рте мороз! – признался Гека.

– Я думаю, у того, кто убил их обоих, был какой-то свой расчет. Все это не просто так, – задумалась Таня. – Говоришь, у мальтийца лицо краской было вымазано?

– Синей, – кивнул Гека.

– Похоже, убийца хотел подчеркнуть его связь с морем и сделал это специально, словно издеваясь над ним. Демонстративный жест, – предположила Таня.

– Чего? – не понял Гека.

– Ну, показал специально, что издевается! – даже топнула она ногой, удивляясь его непонятливости. – Интересно вот только, что за краска – косметика, или для ткани, или строительная, или такая, какой картины рисуют, для бумаги?

– Понятия не имею!

– А ведь если установить, что за краска, так и убийцу можно найти. Он, скорее всего, человек незаметный, уверенный, что его не отыщут. Но очень тщеславный – ведь для того и вымазал лицо краской. Может проявить себя только так.

– Ну ты даешь! – Гека развел руками. – Тебе бы за полицию работать! Вот ты как почти его вычислила! Выставила – как из шелухи!

– Не городи чепухи! – махнула рукой Таня. – А жаль, что женщин не берут в полицию, – усмехнулась она. – Женщины иногда могут рассуждать лучше мужчин. У них мозги соединены с сердцем.

Город стал полниться страшными слухами, на фоне которых Ида из комнаты напротив стала героиней дня. Вдруг выяснилось, что мальтиец был ее клиентом, и брал ее с улицы целых два раза! Это сразу сделало Иду особой настолько значительной, что к ней даже приехал местный король Калина, пошептаться кое о чем. Калина занимался дешевыми борделями и хотел знать, посещал ли его заведения мальтиец, вдруг он что-то говорил Иде. Но Ида ничем не смогла ему помочь.

Ида работала на улице и досконально изучила уличную среду, а мальтийца запомнила потому, что не говорил по-русски и жестами показывал, что делать и как.

– Ну и шо он? – приставали к Иде подруги и многочисленные соседи. – Что делал, что говорил, расскажи за него! Какой он был?

– Какой, какой… Обычный. По-русски вообще не говорил. Глаза злые. А в целом – точно такой же, как все. – Ида очень старалась вытянуть из памяти хоть какую-нибудь деталь, какую-нибудь подробность, которая подогрела бы временный интерес к ее персоне. Но в памяти убитый мальтийский капитан сливался с чередой бесконечных, абсолютно одинаковых мужчин, которые строем проходили через Идину жизнь, и, как ни старалась, вспомнить что-нибудь особенное она не смогла.

Ида и не догадалась бы, что спала с жертвой, если бы прямо на Дерибасовской ее не зацапали два жандарма и не отвели в полицейский участок к околоточному надзирателю, который допросил ее со всей строгостью и вдобавок отобрал у нее пять рублей.

На Иду навел хозяин гостиницы, который вспомнил, что именно она дважды приходила с мальтийцем, и указал на нее жандармам, которые рыскали по городу, хватая на пути своем всех и всё.

После допроса Ида настолько преисполнилась гордостью от собственной значимости, что даже без слез вернулась из полиции. И на какой-то короткий период времени превратилась в героиню местного масштаба, настоящую звезду Молдаванки, и даже ушлые мальчишки из окрестных домов прибегали на нее посмотреть.

Среди своих подруг Ида бессчетный раз рассказывала про мальтийца, со временем все больше и больше выдумывая подробности, которым, честно говоря, никто не верил.

– Ну хоть что-нибудь ты запомнила? – допытывалась Таня, которая почему-то не на шутку заинтересовалась убийствами. Хотя понять ее было можно – они развлекали ее на фоне той беспросветности, в которой она жила.

– Да обычный. Как все мужчины, – лениво пожимала плечами Ида, не осмеливаясь именно Тане живописно врать. – Ну скупой… Ну вино не хотел заказать…

– Он один с тобой был? – не отступала Таня. – А кто ждал его на улице?

– Один, конечно. А за улицу, кто его ждал, ничего и не помню. – Ида делала вид, что вспоминает. – Меня в полиции тоже об этом спрашивали. Я бы не запомнила его, если бы не жандармы…

В общем, спрашивать о внешности мальтийца было бессмысленно. Таня уже поняла, что для девушек с Дерибасовской не существует понятия мужской внешности, они не способны ее разглядеть. Все мужчины выглядят для них одинаково, и они действительно запоминают их голоса, глаза, лица… Их профессия дает им шанс выжить – не запоминая всего этого. Мало ли что…

И очень скоро интерес к Иде с ее простенькой, но в то же время трагичной историей пропал. В полицию ее больше не вызывали. И только интересовавшаяся этим делом Таня делала для себя какие-то выводы.

– Любитель развлечений, как и Коган, – бормотала она про себя, – шлялся по борделям, не брезговал девицами с Дерибасовской… Любил разнообразить развлечения. Интересно… Оба любили развлекаться, и это общий, объединяющий обоих, факт.

Но Таню никто не слышал. Никому не приходило в голову, что она может интересоваться убийствами. В общем, Таня и сама не понимала, почему так интересуется ими.

Она по-прежнему слушала все разговоры и кое-что из них отмечала в своей памяти. Так она пыталась отвлечься от такого неприятного факта, что Гека пропал.

Вот уже несколько дней, как от него не было ни слуху ни духу, и Таня начала уже серьезно беспокоиться. Она даже решила пойти к нему домой. Но комната, в которой Гека жил, была заперта. На двери висел огромный амбарный замок. А злая старуха с крыльца напротив просверлила Таню острыми глазами:

– Уехал, наверное. Такие как перекати-поле. Никто не знает, в какой момент их унесет. А если и бросят якорь, то ненадолго. Так с ними и бывает. И этот – за такой… Швицер с шилом в жопе…

Но Таня не поверила ее словам. Она точно знала, что ни за что на свете Гека не бросил бы ее, не исчез бы без всяких объяснений из ее жизни. Оставалось только одно – ждать.

Стук в окно раздался в четыре утра. И проснувшись, Таня долго не могла понять, что происходит. Затем сообразила, что кто-то тихонько стучит по стеклу. Она открыла ставень и сразу узнала маячивший за окном силуэт Геки. Таня бросилась открывать дверь.

Гека был бледен. Левая рука – на перевязи. А на бинте расплывалось темное, уже подсохшее кровавое пятно.

– В больнице три дня был, – с трудом произнес он, – только сегодня ночью сбежал. Меня в руку ранили.

– Тебя полиция ищет? – забеспокоилась Таня.

– Какая полиция? Тут дело похуже. Ты слушай, я тебе за все расскажу…

И Гека начал рассказывать. Все началось с того, что два новых бандита, пришедшие в банду Корня, начали подстрекать Корня потеснить с Молдаванки Ваньку Рвача. Мол, Ванька Рвач давно уже занимается торговлей в городе, а территории его на Молдаванке без присмотра, тем более, Ванька со всеми успел поссориться. И если Корень наедет со своими людьми на Ваньку, то все его дела быстренько подомнет под себя.

– Мне с самого начала не понравился за этот план, вонял, как тухес, – торопился сказать все Гека, – дела Корня в последнее время шли плохо, совсем дрэк, понимаешь, а в этом плане понял, шо может поднять свой авторитет, вроде как фраер, при делах, и все такое. Но я был против. Ванька Рвач всегда был нейтральным, не сделал нам ничего плохого. А эти подстрекатели явно имели свой интерес. Такие круче всех на ушах стать хочут… Я был твердо уверен, что у них какой-то свой план, шо они поимеют нас за фраеров. Но Корень, Корень не хотел ничего понимать…

Вообще, по словам Геки, Корень его не послушал и однажды вломился в трактир на Косвенной, где с бандой пировал Ванька Рвач.

– Силы были неравными, – горько подытожил Гека, – у нас и стволов, и людей было побольше, но люди Ваньки были лучше за стволы…

Завязалась перестрелка, а Ванька со своими двумя адъютантами успел выпрыгнуть в окно.

– За выпрыгнул и был таков, швицер, – вздохнул Гека, – в общем, и мы ничего не добились, и банда разбежалась. Словом, зря все это было. Но никто, ни Корень, ни я не ожидали, что сделает Ванька потом. За дурною головою ноги через рот пропадают…

По словам Геки, поступок Ваньки в криминальном мире считался подлым. Он поспешил нажаловаться Салу и пообещал, что если тот замочит Корня и его людей, сдать ему свою часть Молдаванки.

– Здесь таки не стояло, чтобы так лежать, – тяжело вздыхал Гека. – В фасоне, Сало давно собирался перебраться на Молдаванку и прибрать ее к рукам, расширить свою территорию. Он и Ваську-цыгана за это убил. Но Васька Жмых контролировал Староконку, а Староконку Сало не хотел. Он хотел как раз ту часть Молдаванки, которая всегда находилась под Корнем, – там, где железная дорога и рынок. Когда мы поняли за это, было уже поздно. Шухер ушел. А два провокатора, швицера этих запоганых, которые натравили Корня на Ваньку Рвача, к тому времени успели исчезнуть…

Дальше Гека рассказал, что люди Сала вторглись на Молдаванку и обстреляли Корня в его собственной квартире на Запорожской.

– Были, конечно, две большие разницы. Мы успели отстреляться, но были трупы, – говорил он, – пришлось линять. Как не стояло нас здесь! Положили двоих людей Сала. А Сало положил одного нашего.

После этого Корень ушел в катакомбы и набрал людей из контрабандистов, которые пока не выходили в море. Словом, банда пополнилась солидно, после чего Корень вторгся в район Пересыпи, где было логово Сала.

– Перестрелка была страшная – грандиозный шухер, – тут Гека засмеялся довольно. – Но всё закончилось не в нашу пользу. Салу удалось положить большую часть наших людей – пустил юшку, по-звериному. Наверное, потому, что под Салом – убийцы, они все занимаются за мокрые дела. А мы не привыкли убивать. Контрабандисты – шо? – развел он руками. – Моряки они просто! Если оружие и держали, то только для защиты, как пугалку. А люди Сала с оружием профессионально управляются. Не чета нам.

В общем, по словам Геки, Сало погнал Корня с Пересыпи с позором, тот еле ноги унес. Тем временем Сало объявил на Корня настоящую охоту. Было еще одно нападение – перестрелка в районе Молдаванки. Именно в этой перестрелке и был ранен Гека.

– После шухера шли к железнодорожной станции на Балковской, – говорил он, – хотели отсидеться в паровозной ночлежке, но тут люди Сала налетели на нас сзади. И такие права накачали, шо получилось здесь не тут…

Гека был ранен в руку – пуля прошла навылет, а несколько людей Корня были убиты наповал. Самому Корню чудом удалось сбежать, а Геку подобрали знакомые железнодорожники и отвезли в Еврейскую больницу, где его быстро подлечили.

– Да шо за руку – руку залатали, нитками зашили, потом нитки сняли, – шутил Гека, – теперь я как новенький. Ну чистый фраер!

Но Геке не давала покоя судьба Корня, поэтому он сбежал из больницы и отправился в секретное убежище к Корню, которое знал он один. По дороге Гека зашел к кое-каким людям и узнал, что в городе уже вовсю ходят слухи, будто Сало разгромил банду Корня и Корню пришел конец.

А Корень с остатками людей сидел в своем убежище. Он рассказал Геке, что у него не было другого выхода, кроме как пойти на стрелку с Салом и предложить условия выкупа. По словам Корня, Сало на сделку пошел.

– Условия были страшными, – торопился передать информацию Гека, – Корень отдал Салу ровно половину своей территории, плюс пообещал откупные. А Сало назначил такую сумму откупных, что только держись… Вырванные годы – кошмарный фасон! И заплатить все это придется до конца месяца, бо Сало перестреляет всех к чертовой матери… А где взять деньги, просто ума не приложу…

– Но это же несправедливо, – влезть на территорию Корня да и еще заставить его платить откуп! – возмутилась Таня.

– Конечно, несправедливо. – согласился Гека. – А кому за это скажешь? Еще пару лет назад город был поделен, все воровские законы соблюдались строго. Здесь был парадок, парадок – или как?.. За этим следил Мендель Герш. Ша, говорил Мендель Гарш, сделайте мине парадок, бо горло простужаете. Но Герш уже давно отошел за дела, он больной и старый, и давно не заправляет ничем в воровском мире. Две большие разницы – там и за тут. Вот и пошел разброд. Мало того, что мешаются политические – анархисты со своими взрывами, так и все банды враждуют друг с другом, вот, например, как Сало с Корнем. Грандиозный шухер! Так что Корню придется платить и засохнуть глазом, шоб уши не завяли. Выхода нет. Вот такой фасон.

– Король должен быть один, а не все короли сразу, – задумчиво проговорила Таня, распаливая огонь в печке, чтобы согреться от промозглого холода, – и должен быть такой король, который снова поделит на части город, и все будут работать в своем месте, и никто никому не будет мешать.

– Так-то оно за так, – вздыхал Гека, – да где его взять, этого короля? У всех за дурною головою ноги через рот пропадают! Корень слабохарактерный, Калина – вообще слизняк, его никто слушать не будет. Ванька Рвач – жулик, швицер, с легкостью обдурит и своих, и чужих. Яшка Чалый – пустое место. Щеголь – тот только с бабами и воюет, дешевый фраер. Зуб – он простоват, обыкновенный деревенский дурак, который влез в город, а всё ворует лошадей. А Сало – зверь, он убийца, его боятся и ненавидят. Такой, как Сало, всем в горле вырванные годы. Он с легкостью замочит кого угодно, и ни с кем вообще не станет за это говорить.

– Неужели нет никакой управы на этого Сала? – спросила Таня, глядя на огонь.

– Пока нет. Деньги придется платить. Или парадок, или как? – горько усмехнулся Гека.

– Тогда у Корня выход один, – Таня задумчиво смотрела на огненные языки пламени, – Корень должен снова сделать налет, да такой налет, чтобы взять сразу столько, чтоб и с Салом расплатиться, и свой авторитет поднять. Причем делать так нужно быстро. Но насколько я понимаю, Сало и после того не оставит Корня в покое – до тех пор, пока все у него не отберет.

– А может, мы соберемся к тому времени с силами. И этот швицер, Сало, будет здесь за коня в пальте! – воскликнул, воодушевляясь, Гека.

– Нет. Корень слабый, – покачала Таня головой. – За него должен вступиться кто-то сильный. А сильного нет. Поэтому вам навечно этот конфликт с Салом. До тех пор, пока на Молдаванке не появится настоящий король.

– Какая ты… – Гека восторженными глазами смотрел на Таню, – какая ты всё же… Говоришь о делах, за которых ни одна женщина ничего не поймет! И так говоришь правильно, что любо слушать. За всё!

– Чушь это, Гека. Женщины все понимают. Только никто не хочет с ними говорить. Ничего в этих делах нет сложного, – вздохнула Таня, – реальная жизнь, а не эта ваша войнушка с пальбой, гораздо сложней.

Она знала, о чем говорила: в последнее время бабушке становилось все хуже и хуже. От кашля она уже не могла вставать. Задыхаясь, бабушка хрипела всю ночь, и Таня с ужасом смотрела на ее синеющее лицо. Денег на лекарства не было.

Яркие лучи теплого не по-зимнему солнца согревали булыжники мостовой. Солнце вышло в самом начале зимы, и все воспринимали это как радостный знак. Было тепло, как весной. Люди открывали окна в домах и выходили на улицу, наслаждаясь неожиданно теплой погодой.

Таня остановилась напротив ломбарда на Мясоедовской, окна в котором были распахнуты настежь. Молоденькая служанка протирала вывеску над окном мягкой фланелевой тряпкой. Поправив платок, полностью закрывающий ее волосы и большую часть лица, Таня направилась к ломбарду.

По Мясоедовской проехала груженная овощами телега, затем – элегантный экипаж с кучером в белых перчатках. Парочка конных жандармов прогарцевала по направлению к Еврейской больнице. Таня подождала, пока все они не скрылись из виду. Затем решительно направилась к служанке.

– Эй, сестрица, узнаешь за меня? – окликнула она девушку, и та, опустив тряпку, с недоумением уставилась на Таню.

– Нет. А ты кто такая?

– Да с Бессарабского тракта я, что возле Аккермана. Землячка твоя!

– Из Салганов, что ли?

– Ну точно, из Салганов!

Девушка бросила свою фланель и подошла к Тане.

– Что-то я совсем не помню твое лицо. Ты не от Степашиных, часом, будешь?

– Ну точно, от Степашиных! Да помнишь ты меня. Мы с тобой виделись перед твоим отъездом.

– Ой, так ты Фекла, наверное!

– Она самая.

Все подробности о происхождении служанки ломбарда Таня выяснила в москательной лавке, где девица покупала керосин. Таня с легкостью разговорила жену москательщика и без труда получила всю требуемую информацию.

– Ой, а как там дома? Как старик Степаныч?

– Болеет сильно. Говорят, зиму не переживет. А твои кланяться велели. Я ненадолго в городе.

Обрадовавшись встрече с «землячкой», служанка пустилась в воспоминания, и не мудрено: все девушки из села, отправленные родными на службу в Одессу, отчаянно скучали по дому, по уровню своего развития оставаясь детьми.

– Да как же тебе служится, родные твои спрашивают? – перебив поток красноречия девушки, спросила Таня. – Хорошо ли хозяева относятся, не обижают ли?

– Да слава Богу, не обижают. Хорошо.

– А семья богатая?

– Да так, скорее зажиточная. У хозяина дела в последнее время идут не очень. Как в прошлом месяце его бандиты ограбили, так до сих пор не восстановил кассу. И хозяйка после этого долго болела.

– Упаси Господи! – Таня всплеснула руками. – Да кто грабил-то?

– Да бандиты не местные. Говорят, из Бессарабии. Здесь, на Молдаванке, их не знают.

– А денег много взяли?

– Всё, что в доме было, – серебро столовое, золото, да колечки хозяйские, позолоченные.

– Да, страшное, дело.

– А сейчас жалованье мне задерживают. Говорят, нет денег после налета проклятого. Хозяин деньги не восстановил. Хорошо, хоть кормят.

Поболтав еще со служанкой о том о сем, Таня натянула платок на лицо и пошла прочь – прямо к Геке, который недавно переехал на Госпитальную, сняв другую комнату. Но его не было дома, и Таня, злясь в душе, вернулась к себе.

Дело в том, что этим вечером Корень планировал налет на тот самый ломбард на Мясоедовской, и Таня по своему собственному почину узнавала подробности от служанки. Честно говоря, она нервничала. С самого начала этот налет казался провальным, так как особо богатых ломбардов на Молдаванке не было. Крупные ломбарды находились исключительно в центре, но чтобы грабить там, у Корня не было ни стволов, ни людей.

Узнав же, что на этот ломбард уже был налет, Таня поняла, что за охрану помещения хозяин платит полиции, ломбард находится под надзором, и Корень с Гекой попадут как кур в ощип. Тем более, что Корня в последнее время никто всерьез не воспринимал, и Таня не сомневалась, что в полиции сразу же ухватятся за возможность его посадить. А вместе с ним в каталажку загремит и Гека, и тогда его надолго будет ждать тюрьма.

Злясь, Таня расхаживала по комнате. Она могла бы, конечно, оставить Геке записку, но беда была в том, что Гека не умел читать. Наконец Таня не выдержала. Она постучала к Лизе, чтобы послать ее на Мясоедовскую, к ломбарду, но и это было поздно: Лиза уже ушла на работу, и Таня знала, что возвратится она не раньше трех утра. Сама же пойти к ломбарду Таня не могла, опасаясь попасть в лапы полиции. Если ее схватят вместе с бандой Корня и посадят в тюрьму, что будет с бабушкой, кто позаботится о ней?

Спать она так и не легла. Около 10 вечера тихо постучался Гека. И был у него самый жалкий вид.

– 10 рублей… Вырванные годы… 10 рублей… – простонал он, неслышно входя в комнату, чтобы не разбудить бабушку. – В кассе было всего 10 рублей… За всё…

Таня с яростью прервала его причитания:

– Твой Корень идиот! И к лучшему, если его пристрелит Сало! Знаешь, что я узнала за ломбард?!

– Почему, ну почему ты не узнала за всё это раньше? – простонал Гека, выслушав ее. Он схватился за голову.

– Потому, что ты сказал мне про ломбард только утром, и я сразу пошла туда! – почти крикнула Таня.

– Корню ничего не скажу, он с ума сойдет, завоет, как вошь в бане, – подумав, решил Гека. – Он и так из-за этих 10 рублей совсем больной. Ну полный адиёт!

– Он вообще больной на голову, твой Корень! – огрызнулась Таня. – Это ж надо придумать – грабить ломбард на нищей Молдаванке!

Гека хотел что-то ответить, но не успел. Страшный, судорожный приступ кашля приподнял бабушку с постели. Гека и Таня подхватили ее с двух сторон. Бабушка кашляла долго, мучительно. Изо рта ее стекла тонкая струйка крови.

– У нее чахотка? – подавленно спросил Гека.

– Нет, – ответила Таня. – У нее неправильно срослось поломанное ребро, врезалось в легкое. Теперь когда она кашляет, ребро вонзается в легкое, и идет кровь. С этим ничего нельзя сделать. Лекарство поможет затягивать раны. Остается только его давать. А дать это лекарство я не могу.

– Почему? Давай я дам! – не понял Гека.

– Ты что, издеваешься?! – вскрикнула Таня. – Лекарства нет потому, что нет денег! Мне не на что его купить! Нет и не будет! Бабушка будет кашлять, пока не умрет, а я ничем, ну совсем ничем не могу ей помочь! – Голос Тани сорвался на крик, на глазах ее выступили слезы. – Будь проклята эта жизнь! Будь проклято всё!

Крепко, обеими руками Гека обхватил Таню, обнял, прижал к себе. Задыхаясь, она все рыдала и рыдала, маленькими кулачками колотя по его спине. Наконец Таня утихла. Гека достал из кармана рубль.

– Вот, бери. Я взял его у Корня. Для тебя.

– На лекарства все равно не хватит, – покачала головой Таня. – Их много надо. Целый список.

– Тогда что-нибудь за еду купи.

– Мне нужны деньги, Гека. Мы обе – и я, и она, без денег умрем.

– Таня…

– Деньги – единственное, что меня интересует. Бабушка без них умрет. А если она умрет – и я не смогу жить.

– Не говори так!

– А как говорить? Я говорю тебе правду! Всё, что окружает меня, – сплошная, непроглядная ночь. Дом, гимназия, счастье – всё это было в той, другой жизни, как сон, который растаял. А потом – остался кошмар. И нет выхода из этого кошмара. Стены его сужаются все больше. И мне страшно, Гека. Мне очень страшно понимать, что я могу пойти на все….

Гека промолчал, только крепче обнял Таню, прижал ее к себе, но она вырвалась из его объятий. Подошла к затихшей бабушке и поправила подушку, на грязной наволочке которой уже запеклась кровь…