Текст книги "Граничные хроники. В преддверии бури"

8:00

По спине Нианон пробежала неприятная дрожь, когда он смотрел на искореженное невероятной силой тело. Неприятное чувство было рождено не из-за озноба, морозной свежести или сковывающего страха. Нет. Природа его совершенно иная, в корне отличающаяся от того, с чем он обычно сталкивался. Хотя бы только потому, что принадлежали все эти эмоции вовсе не ему.

Паренек привык сталкиваться в своей учебной практике со всем, что только возможно, если, конечно, не учитывать настоящих взрослых истинных, всячески умеющих уклоняться от его негласного наблюдения, но сейчас он оказался совершенно не подготовленным к сложившейся ситуации.

Его, как и обычно, конечно же заполняли чужие чувства и переживания, но были они несколько более сильными и яркими. От этого юному эмпату казалось, что вот-вот его голова треснет, разойдясь по некогда обозначенным швам, а хаотический кошмар с гулом затопит его личную вселенную, навсегда воцарившись внутри. И всё, чем он был ранее, расколется на мелкие кусочки и исчезнет в потоке чужих ощущений.

Однако паренек все же держался и даже умудрился представить, что бы было, если на его месте оказался его дядя. Тот был телепатом, а заодно и его наставником, но работа у него была и того похуже, чем когда-либо представлялась Ною. Жить со снующими чужими мыслями в сознании – не самая лучшая затея, перед ними и эмоциональный фон не так ужасно выглядел.

Хотя порой ему казалось, что все как раз наоборот. Сейчас он испытывал чужую боль, ужас и отчаяние. Он стремился подавить эти ощущения и попытаться навязать свои. Как-то внутренне успокоиться, ощутить мнимую безмятежность, а вместе с ней и покой. Вот только Нианону никак это, толком, не удавалось. Что-то мешало ему в продвижении его привычной практики. Стопорило его, чуть ли не с самого начала. Заставляло вновь и вновь испытывать чужие горечи и страдания. Оттого сам Ной чувствовал себя просто отвратительно.

Чудо то, что лежащая на операционном столе алеги была до сих пор жива. После того что с ней случилось, такая тяга к жизни казалась чем-то из ряда вон выходящим. Многие, не менее выносливые, чем она, на ее месте уже давно бы распрощалась с этим миром, обретя вечный покой.

Когда он появился в медицинском крыле, ее только привезли. После тех непродолжительных толчков, которые произошли в Гильдии Ветра, алеги оказалась самым тяжелым пострадавшим. Сейчас же ей пытались оказать посильную помощь и заставить отступить нависающую над ней смерть.

Чужие судьбы никогда не оставляли путников равнодушными.

Над телом мрачной тенью склонился Сигурд. Он пытался остановить внутреннее кровотечение. Его умелые руки быстро латали то, во что превратилась алеги. Рядом с северянином находился его наставник. Он что-то шептал, устало прикрывая глаза одной рукой, а другой делая непонятные резкие жесты. Недалеко от него, с закрытыми глазами, на полу сидела Минада. Ее зеленые крашеные волосы развевались на невидимом ветру. Чуть поодаль, у стен, толпились четверо помощников, чьи имена Нианон так сразу не мог вспомнить.

Жутковатое зрелище. Только его друга Винсента для полной компании недостает.

Его дядя Альберт, немного отстранившись, уже обеими руками выводил вокруг тела невидимые полукружья, точно вызывая что-то, спрятанное внутри него. Выглядело это неприятным. Казалось, его наставник через силу старается не сорваться и не упасть навзничь на больного, так бледен он был.

За наблюдением развернувшегося на его глазах действа Ной даже не заметил, как к нему подсел огромный чернокожий гигант. Только лишь когда его большая рука легла на плечо паренька, тот в свою очередь от неожиданности встрепенулся и едва не подскочил. Не то чтобы он не чувствовал присутствие Большого Тома в помещении, но порой из-за таких вот ответственных моментов, когда он так усиленно борется, Нианон порой забывал о существовании чего-либо, кроме своего занятия. Видел бы это его дядя Альберт, юному эмпату было бы очень, очень плохо. Ведь тот как-никак был его наставником в области психокинетики.

– Как ты, малец? – тихо шепнул ему чернокожий гигант.

– Э-э, думаю, я в порядке, Большой Том, – так же еле слышно произнес паренек.

Нервно сглотнул. Он многое отдал бы, чтобы просто исчезнуть. Ной никогда не любил медицинское крыло. Хорошо, что Большой Том, если надо, умел разряжать обстановку и делал это мастерски изящно и непревзойденно.

К своему стыду, Нианон не помнил настоящей фамилии этого человека. Впрочем, как и многие другие путники. В Гильдии Ветра многие имена и фамилии порой исчезали. Стирались и откидывались за ненужностью, не оставляя после себя ни единого следа, точно никогда и не принадлежали этим жителям Пути.

Очень часто юный эмпат понимал, что прозвища, данные его товарищам, лучше подходят им. Раскрывают всю суть, облегают ее, точно вторая одежда. Потому для Ноя этот огромный чернокожий истинный путник всегда был Большим Томом. Таким невероятным и всепонимающим человеком, о котором и дурного слова сказать нельзя. Впервые сталкиваясь с этим лекарем, невозможно назвать его никак иначе, кроме – Большой Том. Он действительно заслужил это прозвище.

Чуть ниже Сигурда, но гораздо шире в плечах, он напоминал Ною исполинскую скалу гранита. Плотного, хорошего, твердого камня – темную кость земли, на которую запросто можно опереться. Плотный, но не толстый, с лоснящейся черной кожей и белыми, как самый лучший мрамор, белками глаз. Они глядели на Нианона точно рентгеновские лампы. Вот только зрачки были еще чернее, чем его кожа. Пронзительными, угольно-черными, как две бездонных дыры. Настоящие бездны. Заглядывали вовнутрь, словно темнокожий лекарь был таким же эмпатом, как и Ной. Большой Том дружески улыбнулся, обнажая крупные здоровые и не менее белоснежные зубы. Они прямо светились у него во рту.

Нианон в ответ с трудом растянул на лице ответную улыбку. Ему было не слишком-то уютно. Даже приятельский жест со стороны Большого Тома не возымел должного воздействия. Чужие чувства не давали покоя пареньку, заставляя переживать их сызнова точно так же, как и до того, как рядом с ним сел дружелюбный лекарь.

Беспокойство Ноя усилилось еще и оттого, что за такую его блажь учитель вряд ли выразит что-либо светлое и доброе. Неумение защищаться от внешнего воздействия самому – первый шаг к срыву. Эмоциональному срыву, которому подвержены все психокинетики. А уж за эту болячку его по голове точно не погладят. Как говорил Альберт, нужно не только слушать и слышать, но не слышать слушая. Это самое сложное.

– Бедняга, – обратился к юному эмпату Большой Том. – Не повезло ей. Все произошло так глупо. Жаль ее. Такой хороший специалист. Стольким помогла. Последнее время в моей смене работала, а до этого у Сигурда трудилась.

– А она лекарем была? – уточнил парень.

– Нет. Должна была… А тут такое… Жалко-то как.

Большой Том глубоко вздохнул, на какое-то мгновение задумался, а потом неторопливо продолжил:

– Сули ее звали. Приятная такая алеги. В основном помогала лекарям, а так в лаборатории трудилась. Перевели из Гильдии Огненного Вихря, кажется. Подзащитная. Родом из Третьего мира. Она однажды рассказывала, как в Лабиринт попала, но я так с ходу не припомню всю ее историю. Точно что-то с семьей у нее было связано. То ли с отцом, то ли с дедом. Кто-то из них знал про это место и ей подсказал, а она нашла. Не робкого десятка была… Бедняга.

– Я, кажется, видел эту девушку сегодня утром, – прошептал Нианон.

Эмпат старался хоть как-то отключить свой мозг от волн боли, смешанных с отчаянием. Большой Том понемногу заговаривал его, пытаясь хоть как-то помочь, но, увы – безрезультатно. Волны, испускаемые алеги, были настолько сильными, что у парня разболелась голова, и ему действительно стало не на шутку плохо.

– У вечерней смены что-то вроде позднего ужина было в общей столовой, – произнес Большой Том, по-видимому, ни к кому конкретно не обращаясь. – Сложная ночка сегодня выдалась. Проверяли новую аппаратуру всю ночь. Туда-сюда гоняли. До сих пор в голове шумит.

– Тогда понятно, – поспешно кивнул Ной, глядя на кислую мину на лице Большого Тома. – От нее просто шли вечерние волны. Я еще подумал, что эта алеги работает или гуляет всю ночь напролет. К тому же и компания у нее была сплошь из подобных ей полуночников.

– Хорошо подмечаешь детали, Ной, – гигант даже в такой не подходящий момент все же потрепал паренька по светловолосой макушке. – Твой дядя Альберт не такой плохой учитель, как я думал.

Они замолчали, глядя на извивающееся в конвульсивных судорогах тело. Видимо, душа пыталась покинуть его, но ни наставник Нианона, ни женщина, ни мрачный северянин, ни внезапно возникшие рядом с ним лекари не могли позволить ей подобную роскошь.

Юный эмпат скорчился от ужасной пустоты внутри себя. Он слишком ощутимо слышал в этом зале присутствие смерти. Кого-кого, а ее он мог всегда безошибочно отличить от чего угодно.

– Ого, пацан, да тебе совсем худо. – Большой Том быстренько схватив паренька, выволок его из комнаты, где их товарищи боролись за жизнь несчастной алеги.

Только когда Ноя окатили холодной водой, он наконец смог прийти в себя. Глубоко задышав, юный эмпат больше не ощущал того безумного хаоса чувств, что так живо ударил по его психике.

– Я уже было подумал, ты там ноги откинешь, – оправдываясь, объяснил ему чернокожий лекарь.

– Спасибо, – только и смог выдохнуть он.

Нианон действительно был благодарен Большому Тому за то, что вытащил его с того злополучного места. Ведь там было по-настоящему ужасно. Настолько, что Ною сейчас было абсолютно наплевать на злобные подковырки учителя и собственную слабость.

Он с огромным трудом смог наконец-то подняться с койки, на которой лежал, и, облегченно выдохнув, оглядеться.

Нианон был снаружи, отделенный сумеречной стеной от всего, что происходило в том помещении. Потому-то ему сейчас и было так удивительно легко и просто. Все самое ужасное происходило там. И что еще хуже, ему потом придется возвращаться в ту комнату и считывать эхо чужих эмоций.

– Ну и напугал же ты меня, Ной, – Большой Том присел рядом с ним. – Смотрю, белый стал и по стенке вниз пополз, так я, недолго думая, схватил тебя и принес сюда.

– Благодарю вас, Большой Том, – пересохшими губами произнес парень, обращаясь к лекарю. – Извините, что заставил вас тревожиться за меня.

– Да ладно тебе, Ной, – пожал плечами тот. – Все нормально. Вот только меня беспокоит то, что Сули так на тебя подействовала… Ты ведь частенько присутствуешь на подобных мероприятиях?

– Не то, чтобы очень, – с трудом пожал плечами эмпат. – Но бывало.

– И часто ты вот так терял сознание?

– Да вроде нет.

– Вот и я о том же, – кивнул своим мыслям Большой Том. – Ее нашли в восточном крыле Темного этажа. Кроме этой алеги вроде никто серьезно не пострадал. Ссадины и царапины я в счет не беру. Такое у нас быстро залатывают. Даже пискнуть не успеешь – а ты уже как новенький. Хоть скачи кувырком, хоть колесом стой – хоть бы хны. Благо медицина сейчас не та, что раньше. В те времена, помнится, мы вообще практически с медицинского крыла не вылезали – сутками там жили. И дневали, и ночевали. Тогда и здешних побольше нынешнего было, да и нас самих не так мало, но работа была гораздо сложнее и ответственнее. Спины не разгибали. Только одно заканчиваешь – уже с другим справляться надо. Что и говорить – раньше путники отчаянными ребятами слыли. В любые дыры залазили сломя голову. Храбрые ребята… Да, работенки невпроворот было, и больные подолгу задерживались. С той поры немало воды утекло. Что и говорить – немало, – он ненадолго примолк, точно перебирая в голове старые воспоминания. – Вот только на моей памяти давненько у нас таких трясучек не было. По-видимому, опять что-то из Резервации сделало ноги. После последней Волны такое уже не редкость, но чтоб толчки были такой силы… У вас же тоже слышны были эти колебания?

– Ага, – отозвался Нианон. – Мой дядя как раз пытался втиснуть в меня кое-какие истины, когда все это произошло.

– О да, это так похоже на Альберта, – тихонько хохотнул Большой Том.

О сварливом нраве учителя Ноя ходили легенды. Даже не просто легенды, а самые что ни на есть достопримечательные истории с особым, свойственным только им характером.

Порой Нианон задавался вопросом, по какому критерию отбирают будущих путников, но никак не смог понять даже последовательности в своей цепи рассуждений. Как говорил Винсент, сюда приходят те, в ком горит искра Пути, по собственному желанию и с открытым сердцем, но больше потому, что идти некуда. Юный эмпат частенько задумывался над домыслами друга, но для себя истины так и не нашел.

Путь для Ноя все еще оставался диковинным местом. Необычным и весьма занятным. Хотя он уже и успел пожалеть несколько раз, что родные определили его в ученичество именно под крылышко дяди. Ной изначально даже не думал попасть в саму Гильдию Ветра, но оказалось, что от вроде как подходит для нее. Потому, недолго думая, паренек обрел статус истинного, хотя еще не совсем понял, что же этот статус на самом деле давал.

Если же вернуться к дяде Альберту, то тут оказалось тоже не все так гладко. Вначале учивший паренька из рук вон плохо, теперь он словно с цепи сорвался. Для него, видимо, отличие все же существовало. Но не для остальных истинных однозначно. Большой Том как относился к нему раньше, так точно и сейчас. Да и вообще, он был полной противоположностью вечно бледному и болезненно худому дяде Ноя. К тому же, по протоколу он являлся вторым наставником Нианона.

Единственное, что не укладывалось в голове юного эмпата: как эти два совершенно не похожих друг на друга жителя Гильдии Ветра так отлично ладили между собой. Кажется, его дядя Альберт был даже крестным отцом у маленького сына Большого Тома.

– Можно вас кое о чем спросить? – неожиданно для себя самого начал Нианон.

– Конечно, Ной. Спрашивай, о чем хочешь, – благосклонно кивнул его собеседник.

Паренек попытался мысленно правильно построить нужную фразу.

– Я, конечно, понимаю, что это не мое дело, но никак не могу не спросить. – Он немного склонил голову. – Что с ней произошло?

– Не знаю, Ной, – после долгого раздумья ответил Большой Том. – Действительно просто не представляю, но сдается мне, что все это заварилось из-за того спора.

– Спора? – удивленно переспросил юный эмпат.

– Ага, спора в летном крыле. Ты же знаешь их, там ребята хоть и не промах, но иногда такие кренделя выделывают, что хоть стой, хоть падай. А ведь по сути своей они очень даже порядочные люди, – вовремя спохватился Большой Том.

– Честно говоря, ничего не слышал о нем, – признался паренек, но, видя, что Большой Том уже не рад, что упомянул о споре, все же решился добавить: – А в чем он заключался, вы случайно не знаете?

– Не-а… Нет. Точно не знаю, – моментально произнес Большой Том.

Видимо, он растерялся оттого, что умудрился выдать Нианону гораздо больше информации, чем тому было нужно знать.

– Ладно, пойду я, – серьезным тоном начал Большой Том. – Пациенты, ждут, – он сконфуженно улыбнулся и на прощание, словно в утешенье опять потрепал Ноя по светловолосой макушке.

Нианона слова Большого Тома насторожили. Ведь он знал о споре. И то, что он знал, ему совершенно не нравилось. К тому же лекарь заведовал ночной сменой и никак не мог сейчас работать со своими пациентами.

8:15

Промозглая свежесть неприятно холодила. Она пронизывала до самых костей, вгрызалась в теплящуюся внутри него душу.

Арвэй Бакши инстинктивно поежился.

Все-таки для него подобное путешествие по Изнанке не было таким уж приятным времяпровождением. Скорее даже наоборот. Он бы сейчас все на свете отдал за чашечку листового черного чая с ломтиком лимона. Но куда там. Ни чая, ни лимона ему здесь точно не предложат. К тому же, ему жгло душу то, что он пропустил сегодня свою исконную традицию – завтрак. Но поручение, отданное госпожой Катариной, гораздо важнее чего бы то ни было. И он прекрасно понимал всю его значимость, а также ответственность, которая легла на его плечи.

Единственное, чего он никак не мог понять, почему вместе с ним на задание отправили именно Лису и Крысу. Эти двое олухов из исследовательского крыла вечно всячески досаждали ему. Арвэй пытался хоть как-то нормализовать затраты на их экспедиции, но вместо этого порой получал такие статьи расходов, что просто приходил в ужас. Их постоянное противостояние было чем-то сродни конторской партизанской войне. И если Крыса был более лояльным и еще хоть как-то поддавался внушению, то с Лисой все было гораздо сложнее. Тот мог втирать Арвэю о его же работе и его же просчетах часами. Да так уверенно, что зубы личного советника Катарины, а по совместительству и казначея, сводило судорогой. Ох уж эти истинные путники – проку от них никакого, одни статьи расходов да извечный дефицит в ежемесячном бюджете, который Арвэю Бакши постоянно нужно было закрывать. Раздолбаи несусветные – вот кто они. То ли дело истинные путники из его крыла. Вроде те же исследователи, но на них-то хоть положиться можно, а эти…

Из-за подобных внутренних неурядиц частенько у Арвэя возникало непреодолимое желание перебрать всю картотеку, находящуюся под надзором их архивариуса джолу, и выяснить, каким образом эти двое извергов проникли в Гильдию Ветра. Однажды он даже пытался предпринять личное расследование, но оно так ни к чему не привело. Все оказалось бесполезным. Вот только в глубине души Бакши так и не отказался от своего предприятия и продолжал цепляться за надежду, думая, что рано или поздно добьется своего. Докажет невозможность нахождения этих двоих на территории не только Пути, но и всего Лабиринта. Арвэй заранее предвкушал, как после разразившегося громкого дела поднимутся на поверхность еще более серьезные преступления, а вместе с ними полетят головы и других псевдопутников. Хорошая чистка кадров в его родной Гильдии уже давно была крайне необходима, и Бакши бы первым проголосовал за нее, если бы от его голоса что-то действительно зависело. Однако он не отрицал, что одна половина истинных – вполне приличные и хорошие сослуживцы, но другая… Если же перейти на личности, то казначей прекрасно знал, что Крыса – сын правителя Гильдии Водяной Башни. Видимо, парень был вообще бесталанным, раз пошел в Гильдию Ветра, а не к своему родному папаше. Этим немногим Арвэй пытался успокоить себя. Только как-то сумбурно у него все получалось.

Бакши еще раз вздрогнул на пронизывающем изнаночном холоде, мысленно предвкушая, что сделает с этими двумя обалдуями, стоит только им вернуться обратно в Лабиринт. Он тогда припомнит Лисе с Крысой все недостачи, а заодно поломку реквизита припишет, еще припомнит нарушение техники безопасности и обязательно пересмотрит все их расходы абсолютно по всем статьям. Но это будет чуть позже, а сейчас…

Они едва успевали по времени вернуться обратно.

Из-за чрезмерной бравады Лисы они с трудом ноги унесли из того треклятого болота. Арвэй хорошо помнил всяких умертвий, а тем более того здоровенного змееподобного чудища, чьи зубы сейчас нашли упокоение в заплечной сумке Крысы, тот темный, похожий на катакомбы, проход, через который они куда-то пробирались. И объяснил бы кто ему, зачем Лисе понадобилось ворошить те останки? Нет, они конечно же встретились с Синицей, и он смог по нормальному договориться с ней о дальнейшей судьбе слепка частицы ключа от гробницы Похороненного, но это стоило ему гораздо большей крови, чем рассчитывал казначей.

Арвэй Бакши от души недолюбливал Крысу, но его чувства показались бы симпатией, если бы их сравнили с его отношением к Лисе. Тот по-настоящему бесил казначея. Да, у него были прекрасные способности, но он все равно казался Арвэю ужасно безответственным человеком и непомерным наглецом. И только госпожа Катарина отчего-то весьма жаловала его, что было, мягко говоря, неразумно с ее стороны.

– Пошевеливайся, Бакши, – грубо прикрикнул на него Лиса, видя, как казначей безнадежно отстает, продрогший и замерзший, до предела уставший. – Я тебя на своей спине не понесу, а Катарина меня убьет, если я тебя не доставлю в целости и сохранности, ну, или хотя бы в виде супового набора. Тут только тебе решать, в каком виде ты хочешь предстать пред очами нашей славной правительницы.

Арвэй Бакши был слишком хорошо воспитан, чтобы отвечать на подобную грубость. Он промолчал, взяв волю в кулак и внутренне сделав еще одну пометку о том, как этот мерзкий маг выразился о госпоже правительнице. Все-таки, рано или поздно, Арвэй добьется справедливости. Он знал это. Наверняка тогда они расплатятся с ним сполна за все обиды.

– Ты что там застрял, Бакши? – нарочито громко спросил его Лиса.

Среди изнаночного пепла его фигура была каким-то невероятным ирреальным пятном.

– Смотри-ка, Крыса, – обратился он к стоящему недалеко от него силуэту. – Похоже, там впереди небольшая пыльная буря. Думаю, если мы задержимся ненадолго, никто в обиде не будет.

– Твоя правда, – ответил на слова ненавистного мага тот.

– Тогда я забью поле, а ты разберись с Бакши, – кивком указал Лиса на присевшего на сизую землю Арвэя. – А то, видимо, наш казначей совсем размяк от долгого пребывания среди харчей.

Крыса негромко хохотнул, кивнул своему товарищу, точно болванчик, и, приблизившись на достаточно близкое расстояние к Арвэю, что-то ему зашептал.

Лиса не слушал их разговор. Он был не из тех людей, что любят подслушивать чужие речи. Позлить Бакши – это одно дело, а копаться в его нижнем белье – совсем другое. Хотя дома такое вполне допустимое дурачество всегда сходило путнику с рук. В таком деле главное не переиграть с планкой, иначе на горизонте замаячит тощая фигура Катарины. Кто-кто, а она не любит, когда обижают ее лучезарного советника. Где же она потом найдет такого другого стукача и скупердяя. Нынче такую редкую птицу, как Арвэй Бакши, еще поискать надо. Жаль, конечно, что ему пока не удалось развить свою мысль, но ведь и время выдалось явно не подходящее.

Маг быстро собрался с силами, тем самым сосредоточенно подготовившись к давно вошедшим в привычку действиям. Не торопясь, мысленно прочертил узор, направил в него магический поток, аккуратно поддел нити, затянул и затем полюбовался своей, чуть ли не ювелирной работой.

Лиса любил магию, даже не ее саму, а то плетение, которое бывает у заклинаний между их созданием и конечным результатом. В этом деле нужно отточенное мастерство да четкий просчет, иначе быть беде. Хотя без импровизации даже самый интересный узор станет серой посредственностью.

Истинный путник еще раз полюбовался своей работой, при этом слегка прищуривая глаза.

Дорога обратно давалась сложно. Раньше об их продвижении по дорогам Изнанки и буферных миров нечего было беспокоиться, так как большую часть «неприятностей» они с Крысой выжимали из до боли знакомых территорий. Для таких завсегдатаев сумеречного мира это было не сложно. К тому же Катарина не обмолвилась ни словом об их маршруте. Исходя из логики Лисы, это было все равно, что дать добро на то, чтобы он и Крыса смогли немного задержаться и посвоевольничать от души. Отличный посыл с ее стороны.

Теперь и маг, и его боевой товарищ в полном объеме воспользовались бессловесным предложением правительницы. Только бедняга Бакши был, видимо, не в курсе происходящего. Потому Лиса и умудрился хорошенько поддеть заскорузлого Арвэя, а Крыса вволю похохотать в рукав, дабы не привлекать лишнего внимания со стороны подхалима. Им нужно было проучить этого злобного выскочку, который вечно портил ребятам отпуск и выдумывал невероятные числа в статьях расхода по своим ведомостям, при взгляде на которые маг приходил в полный ужас. Он просто не понимал, откуда хитромудрый казначей находил столько лишних цифр. Ладно, Крыса ничего не мыслил в работе Бакши, но Лиса… Да, одними угрозами и полемическими баталиями их с Арвэем встречи на тему выдачи денег заканчивались не часто. Ведь они оба понимали, о чем говорят, потому обычно все выходило гораздо сложнее и запущеннее и нередко заканчивалось даже рукоприкладством.

Маг прикрыл глаза рукавом. Порыв ветра поднял с земли горсти пепла и устремил их ему навстречу. На долю секунды закрыв веки, он все же украдкой продолжал смотреть вперед своим внутренним зрением сквозь внешнюю реальность. На Изнанке опасно терять из виду горизонт, даже на такой небольшой промежуток времени. К тому же, Лиса все-таки был магом и мог видеть то, что сокрыто от взглядов других. Главное не путать зрение. Ведь у него, как и у многих других путников, были свои секреты, которые он предпочитал оставлять при себе. Но в такие минуты маг действительно был благодарен своей судьбе за то, что она одарила его темными глазами. В извечных сумерках Изнанки они казались пронзительно черными. Потому никто и не мог увидеть, что за искусство применяет Лиса в своих опытах.

Мгновение точно удар сердца. Легкое головокружение, и внезапно мир Изнанки стал другим. Совершенно иным.

Неожиданно исчезло тяжелое кроваво-красное небо, испещренное седыми сизо-серыми с синеватыми подпалинами облаками. Внезапно оно стало бесцветным, блеклым и вызывающе монохромным. Словно все багряные краски, которыми так славилась Изнанка, растворились в палитре, оставив после себя только тусклые серые тона. Даже иссиня-черный горизонт приобрел иное обличье. Помутнел. Потерял яркость и насыщенность. Выцвел.

Только пепел под ногами остался пеплом. Его не коснулись изменения. Он по-прежнему бледным пологом стелился по земле и тянулся за горизонт, на сколько можно было охватить взглядом. Абсолютно плоское плато, сплошь покрытое седым ворохом. Но оно было словно живым. Подвластный невидимому ветру пепел тек, перетекал, постоянно менялся, точно вода. Не останавливаясь ни на мгновение. Пронзительный ветер Изнанки и струящаяся под ногами серебристая земля редко двигались в одном направлении. Лишь только им удавалось совпасть – все вокруг по-настоящему оживало. Пепел вплетался в сети ветра, и тем, кто шел по нему, становилось невероятно туго. Ведь бури на Изнанке – страшная напасть. Хорошо хоть из-за вечной смены направлений оба течения если и совпадали, то лишь на сотые доли мгновений.

Лисе жутко захотелось пить. Вот только ни самой воды, ни хоть чего-то похожего на влагу в мире Изнанки не было. Маг когда-то слышал, что раньше белесый, похожий на пыль, пепел был дном океана. Великого Океана, из которого родилась реальность. Но возникших из нее миров было так много, что вода понемногу стала исчезать. Прошло какое-то время, и она ушла глубоко в недра пепельной земли. Лишь кое-где разбросанные по Изнанке колодцы еще держали в себе остатки животворящей влаги. Но он никогда своими глазами не видел таких колодцев. Да и те, кто говорил о них, считали сказанное всего лишь еще одной местной байкой, коих немало на их земле. Одна из немногих истин гласила, что с уходом Великого Океана понемногу начала исчезать магия. В некоторых мирах и реальностях она еще по-настоящему была жива, а в других, с ее уходом, умерла часть извечной жизненной цепи. Время проходит, и все меняется. Точно вода. Струящийся извечный поток. Он все переворачивает с ног на голову. Все теряет свои очертания в его великом русле. Даже по дну Великого Океана теперь можно было ходить. Да и он сам поменял название. Жители Лабиринта нарекли дно всех реальностей Изнанкой. Только вот эхо древней воды никуда не делось. Пепел все колыхался на невидимом ветру, заставляя следы, сделанные путниками только недавно, безвозвратно исчезнуть. Кануть в зыбкое небытие.

Вот так, неожиданно, все вокруг стало совершенно серым. Только где-то глубоко, в затянутых облаками небесах, по-прежнему не утихали раскаты грома. Где-нигде проглядывались яркие всполохи не прекратившейся с уходом океана грозы. Уже какое тысячелетие грозные разряды так жестко и глубоко прорезали сизые облака. С появлением иного видения Лиса очередной раз поразился тому, что молнии в небе так и остались бледно-зелеными линиями, нисколечко не утратив свой цвет и блеск.

Внезапно где-то в глубине облаков, высоко над ним, в верхних слоях Изнанки, маг увидел быстро движущиеся черные полосы, то исчезающие, то вновь появляющиеся.

Маг инстинктивно заморгал, стараясь вернуть цвета на прежнее место. Он прекрасно понимал, что излишне подвергать себя опасности – недопустимая крайность. Зрение понемногу нормализовалось. Доли секунд – но каких важных. То скупое многоцветие, что неожиданно ворвалось в его видимый мир, иглой кольнуло в затылок. Только Изнанка могла вызвать у Лисы подобную реакцию.

Обернувшись к двум стоявшим неподалеку от него фигурам, путник что есть мочи крикнул:

– У нас гости, господа. Прошу любить и жаловать.

Краем глаза Лиса увидел, как Крыса встрепенулся. В тусклом изнаночном свете неярко сверкнули два клинка. Маг же покрепче перехватил свой видавший виды посох и попятился назад. Хоть он создал хороший защитный круг, но то, что сюда вот-вот должно было явиться, в состоянии разнести его в клочья. Главное во всем – только время.

Изнанка – одно из самых опасных мест. Из тех, что, на первый взгляд, точно пронизаны покоем и жутковатым извечным призраком мира, похожим больше на забытье. На деле же, здесь страшно. До жути страшно. Так страшно, что порой хочется заплакать. Не останавливаясь и сжимаясь в комок. Только тех, кто идет под знаком Пути, Изнанка не может испугать по-настоящему. Наоборот – их тянет туда. Затягивает в ее пучину. Ведь в них самих живет ее ветер, ее дух и ее безумие. Они сами – ее часть. Неотъемлемая и неделимая. Посему каждый из путников знает свой конец. Придет день, никто из них не в силах будет покинуть холодный пепельный мир.

Оттого лишь истинные путники могут провести тебя через тьму Изнанки, и лишь они могут уберечь тебя от неминуемой смерти. Здесь и сейчас.

Вот только порой случались и непредвиденные ситуации. Такие, как сейчас.

Твари, обитающие на Изнанке, были настолько различны и в то же время похожи, точно их делал под копирку слепой верстальщик. Да, пепельное дно Великого Океана так и брызжет мириадами скрытых опасностей. Этот абсолютно одинаковый пейзаж кого угодно доведет до сумасшествия. К тому же, извечный пронизывающий холод, способный пробраться сквозь любую одежду.

Раньше, когда в Гильдии Каменного Дола полным ходом шли их треклятые испытания, камнедержцы пачками уходили на погибель в эти мрачные земли. Бесконечный поток чванливых живых мертвецов заполнили Изнанку, но теперь от них не осталось и следа – белая пыль приняла их подношение как должное, а вместе с ней к пиршеству присоединились и падальщики: духи, обманки, тени. Кто его знает, как все было на самом деле… Сизая земля – опасное место, такое же, как и ее обитатели.