Текст книги "Граничные хроники. В преддверии бури"

– Эвакуация, – кричит пробегающий мимо него механик. Путник лишь по некогда серебристому, а теперь скорее темно-серому костюму понял, что он из Гильдии Огненного Вихря. – Эвакуация! Эвакуация!

Он промчался мимо Ласточки, словно не замечая. Его проглатывает темнота, а вместе с ней дым и жар.

Копоть от огненных волн, дымные облака магического эха, гарь от горящего воздуха. Они давят. Но истинному нужно выбраться. Он бредет в темноте, точно слепец. Внезапно сквозь плотный покров проступают знакомые очертания. Крылатик в огне. Он объят пламенем. Его душит жар. Он плавится. Фюзеляж искорежен до неузнаваемости.

О таком испытании алеги не мог даже в страшном сне подумать. Так не должно быть!

Его мечта рушится на глазах. Исчезает. Сливается с тленом.

Крылатик тушат пара стражей-магов и несколько миротворцев. Безуспешно. Такой пожар невозможно быстро погасить. Они это понимают, но все равно борются. Неравная схватка отзывается болью в груди.

Но где же путники? Куда они делись? Почему никого нет возле их крылатика? Лишь он сам.

Ласточка не видел за дымом своих товарищей. Это его пугало. Он не мог спасти корабль, но мог подать руку помощи своим друзьям. Ведь если они сейчас в беде, а ему, истинному, словно дела до них нет… Это неправильно. Если с ними что-то случилось, и он не смог прийти на помощь… Он себе это не простит. Никто не преступает клятв. Это их общий Путь.

Алеги взял свою волю в кулак. Он же был путником. Истинным.

«От начала до конца. Покуда не заберет нас смерть» – слова древней клятвы вертелись у него в голове. И появились силы. Он смог найти их. Он побежал. Он искал. Пытался…

Ласточка едва помнил, как столкнулся с Микуной. Опаленной и растерянной. Она сказала, что Бор помогает уводить пострадавших, а она… Еще не успела уйти. Алеги понимал ее, ведь Микуна в глубине души боялась за жизнь миротворческих пилотов. Он понимал почему. Истинный не знал, что сказать. Он видел, как взорвался крылатик. Она тоже это видела. Иначе быть не могло. Смерть в Лабиринте не редкость. Ласточка промолчал. Знал, что ее сердце не послушает его слов. Микуна не выдаст терзаний, и боль в ее груди никуда не отступит. Она продолжит поиски. Так же, как и он сам. Это ее Путь. Ее право.

Так он и оставил младшего пилота. В омуте дыма на краю плаца. Растерянную и ожесточенную. Боль отрезвляет.

Алеги поспешил дальше. В темноту. В глубину клубов горящего смога, туда, где, по определению, должен был быть выход. Потом он часто видел миротворцев. Те эвакуировали пострадавших, помогали раненым, оттаскивая их под безопасные своды Лабиринта.

А небо становилось все темнее и темнее. Звуки не убывали, наоборот, становились все громче и яростней. Ласточка все яснее понимал, что творящееся не просто какое-то нападение. Это грозное противостояние, охватившее плац, являлось чем-то иным. Совершенно не похожим на то, что он видел до этого.

– Окружайте демона, – выкрикнул маг, пробегающий мимо него.

По-видимому, он обращался к своим товарищам, следующим за ним.

Щелчок в голове, и путник понял, что лежит, а над ним движется невиданная сила. Нет, не волна. Что-то незнакомое. Чужое. Страшное.

Мгновение, и все стихло.

Алеги приподнялся. Неровно и как-то неправильно. С трудом, на негнувшихся ногах, попытался принять вертикальное положение.

Все так быстро закончилось, только остатки дыма да разряды магической энергии, рваные экраны да каким-то чудом уцелевшее поле сверкали, а вместе с ними, в унисон, помигивали сполохи от посохов. Лишь кое-где.

Кошмар подходил к концу, но Ласточка понимал, что все не заканчивается так быстро и не может пропасть бесследно.

Он остановился, чтобы передохнуть. Ненадолго. Повернул голову, чувствуя присутствие кого-то знакомого. Так и есть. Соша. Она бледная, обгоревшая, стояла у руин межпространственного крылатика. Нет, она не плакала. Совсем нет. Алеги готов был поклясться, что она вот-вот запылает от рвущейся наружу ярости. Но гордость не позволяла ей дать волю чувствам. Появился Бор. Он подошел к Соше, но, как и Ласточка, побоялся сказать хоть слово.

Алеги же лишь облегченно вздохнул, хотя облегчения, как такового, и не почувствовал. Он просто понимал – по-иному нельзя.

Затем он направился ко входу в Лабиринт. Прислонился к обломкам огромной стены бункера, некогда ограждавшей их мир от внешнего пространства. Не обращая внимания ровным счетом ни на что, трясущимися руками попытался закурить…

11:00

Почему она с ним? Почему он не прогнал ее, когда мог? Почему выслушал? Почему они вообще встретились?

Сколько «почему», и он даже не мог понять, какие силы внезапно заставили его все делать так, а не иначе. Он же мог отказать ей. Мог заставить уйти прочь. Но…

Лиса украдкой посмотрел на девушку. Уверенная и задумчивая. Она залихватски завела потрепанный крылатик. Прогрела мотор. Так легко, точно делала это каждый день. И вот он чувствует, что они готовы оторваться от земли. Схватить поток свежего ветра и полететь. К неизвестности. К звездам. По узким тропам Пути.

Маг немного завидует ее ловкости. Лишь чуть-чуть. Знает, что это глупо, но не может ничего с собой поделать. Лиса молча отворачивается. Уж слишком хорошо он осознает, что никогда не сможет стать гордостью летного крыла. У него слишком слабые руки. Они да плохая координация его всегда подводят. Он не верил, что в его жизни что-то изменится. Это его личный бич, с которым он не в силах бороться.

Путник украдкой глянул на свои ладони. Они затянуты в темные кожаные митенки. Нынче, когда посохи ушли в далекое прошлое, эти рукавицы магии чуть ли не единственный весомый аргумент в пользу невидимой силы. Единственное оружие, которые носили маги, едва ли снимая. На правой руке аметист лишь немного восстановился, а испещрившие его темные трещинки стали чуть бледнее, тогда как украсившие левую митенку узоры уже привычно поблескивали серебром.

Странно подумать, что без этих перчаток без пальцев Лиса смог бы хоть что-то сделать. Уж такая-то выпала на его долю судьба. Парень прекрасно понимал, что постоянно полагаться на их действия неправильно, но кое-какие вещи он не мог изменить, как бы ни хотел. Иногда твои личные надежды плотно засовываются в темный ящик подсознания до лучших времен.

Ее растрепанные волосы легко шелестят, точно от потоков невидимого ветра. Он видит в зеркальце ее профиль. Отводит глаза.

Он не мог устоять. Никогда не мог. И всегда знал об этом. Потому и не любил с ней сталкиваться, тем более оставаться наедине. Да и она не особо любила их встречи. Но это уже неважно. Теперь они в одной связке, и им стоит идти дальше, не обращая внимания на подобные огрехи.

Как ни крути, лишь она одна знала дорогу. Все так перепуталось…

– Думаешь, я позволю вот так тебе уйти? – спросила девушка, нагнав Лису практически у самого летного ангара.

– Полагаю, что да, – едва обернувшись, довольно грубо процедил ей он.

– А вот я так не считаю, – со смехом в голосе откликнулась она.

Маг тогда попытался не обращать на нее никакого внимания, но путница не отступала:

– Ты считаешь, что сможешь подчинить себе Эос? Думаешь, так ловко прорваться сквозь Туман к Краемирью и…

Он не дал ей закончить. Прыжком пересек то пространство, что их разделяло, и неслышно прикрыл ей ладонью рот. Шероховатые перчатки скользнули по ее коже. Лиса резко отдернул руку. Надо же – он забылся, но не дал ей распутать нити разговора. Ему не нужны лишние расспросы.

– Ты в своем уме? – ошарашенно говорит он, делая страшное лицо.

Его собеседница замолкает, но ее взгляд точно пронизывает его насквозь. Проникает в самую глубину души.

– Я знаю, куда ты собрался, – ее голос тих, как никогда. – И я знаю, что без пилота ты туда не попадешь.

– Я сам себе пилот, – огрызнулся он.

– Твой выбор, – серьезно отвечает ему она. – Вот только сможешь ли ты покорить Эос. Ведь в твоих руках не то сердце. Легендарное сердце сейчас у Соши, а в твоих руках то самое, что принадлежало Курту. Благодари за это проведение. Могу поклясться, что даже после смерти Фурино я бы не стала надеяться на легендарную Эос. Слишком давно она канула в глубину сизой земли. Безвозвратно потеряно, – на мгновение девушка замолкает, смотрит пристально, стараясь понять его, а потом продолжает: – Я была в той экспедиции и знаю, как достичь гор. Мы успеем к полуночи, до конца срока.

– Ты знаешь? – протянул он, нахмурившись и глядя ей в глаза.

– Да, – кивнула девушка, понимая, что некоторые вещи действительно говорить вслух, все же, нельзя. – Я твой напарник на ближайшие двенадцать часов. Это распоряжение госпожи, – точно оправдываясь, добавила она, отведя взгляд.

– Посмотрим, – буркнул он с недвусмысленной резкостью.

Видно было, что он не особо рад грядущей перспективе, но не в силах противиться указу свыше. Парень слишком хорошо понимал, что эта девушка – прекрасный союзник в предстоящем деле. Он не мог упустить подобной удачи, но отчего-то его сердце было неспокойно. Его одолевало плохое предчувствие.

Уже заходя в темный проем раскрывшегося люка, он обернулся назад.

Там, на плацу, что-то происходило. Все небо на горизонте заволокло черным смогом. То и дело, как разряды электричества среди похожих на тучи ошметков дыма, виднелись ярко-синие сполохи магической энергии. Небо точно прогнулось от силы выпускаемого наружу первичного элемента. Оно налилось глубоким темно-красным отсветом. Огни пламени озаряли темноту.

Маг нахмурился. Ему не по душе то, что происходило там, но еще больше то, что он не в силах помочь. Его Путь иной. Лиса осознавал и пытался заглушить возникшее чувство вины, но оно не пропадало.

Холод и лед.

Уже сидя в рубке, он все смотрел и смотрел вперед. Туда, где сверкал горизонт. Где силы небес сошлись в неравной схватке с силами жителей Лабиринта. Не обойдется без потерь – он понимал это, но все равно надеялся на лучшее. Знал, что невозможно бороться с неизбежностью. Прекрасно осознавал, и оттого еще сильнее ухватился за свою цель.

А потом они взлетели. Легко и непринужденно оторвались от земли и понеслись в самую гущу темноты.

Он хотел закричать, но его горло сдавило от перепада давления.

Слишком резко, слишком быстро.

Он приоткрыл рот. В ушах предательски звенело. Грудь отозвалась болью. Он не мог дышать.

Виски налились тяжестью. На глаза выступили слезы.

Лиса с трудом прикрыл веки.

Лишь шум мотора ровно очерчивал бушующий мир, а сами они, как влекомые светом мотыльки, безумно мчатся навстречу аномальному урагану. Вот только в кабине не слышно его громогласного рева. Толика тишины отдает звоном набата в ушах.

Удар. Стремительный и неотвратимый. Они наконец-то ворвались в гущу тьмы. Соприкоснулись с разряженным магией воздухом. Парня подбросило на сиденье. Едва не оторвало. Ремни больно врезались в тело. Выдержали. А еще и давление. Оно еще сильнее ударило по нему. В исступлении сжав зубы, Лиса отчетливо понимал: включи они сейчас переходник, все пойдет прахом. Все старания станут пустотой. Вот только боль не отступала.

Усилием воли он размыкает веки. Чуть не кричит.

Их крылатик проник в сердце бури. Точно дети на плоту, они с головой окунулись в штормовой фронт. Молнии и грозы слепили. Их сияние застилало небеса. Все видовое окно усеяно их яростными раскатами. Отсветы пламени и залихватские атакующие огни. Могучая сила стихии. Все взбудоражено. Диссонансно. Повсюду плеядами взмывают в воздухе нити некогда могучего экрана. Их голубое свечение блеклой паутинкой кидает под порывами вихря. Тает. Рвется. Исчезает в небытие.

Под ними раскинулся щит. Тонкая грань. Едва видимая. Хрупкая. Он чувствует, как неустойчиво тот держится в темноте. Вот-вот треснет. Прорвется. И тогда стихия грянет в свою полную могучую силу. Пройдется по земле. Проглотит плац, а с ним и Лабиринт. Их мир. Его и ее дом.

Грохочущие раскаты вторят эхам недр земли. Все смешивается. Теряет ритм.

Крылатик кидает из стороны в сторону. Об обшивку взрываются сгустки бушующей энергии. Их постоянно трясет. Несчастная машина вот-вот грозит расколоться на части. Распасться и раздавиться о брутальное давление.

– Что ты творишь, Анарин!

Он не выдержал. Закричал, стараясь пересилить громыхающий шум. Безрезультатно. Она не отвечает. Не слышит его одинокий голос в потоке небесного гула. Ее руки напряжены. Лицо серо в сиянии далеких и близких отсветов. Она непоколебима. Безумна. Девушка ведет сквозь разнуздавшуюся стихию их и без того потрепанный кораблик.

– Ты сумасшедшая! – кричит он ей.

– Я знаю, – доносится до него ее внятный ответ.

Лиса еще крепче сжимает губы. Хмурится. Понимает. Это ее Путь. Она же спешит в темноту. Туда, куда зовет ее сердце. Ей плевать на опасность.

Они выживут. Он знает.

Страх уходит. В душе крепнет уверенность в будущем.

Плевать на иссиня-черные небеса. Плевать на разбушевавшуюся магию, на смертоносные разряды и близость смерти. Ему больше нечего бояться. Он осознает это и принимает свой Путь. Ведь он путник. Это его мир. Его ветер.

– Прикрой глаза, – кричит девушка, пытаясь преодолеть грохотание бури. – Я разорву реальность!

Лиса не отвечает. Лишь следует за ее голосом, который, как маяк, своим светом призывает его душу к себе. Все сильнее и быстрее.

Парень чувствует, как их крылатик вторгается в вечные сумерки Изнанки. Он сердцем ощущает извечный холод Порогов. Слышит голос далекий серой земли. Она зовет его в свое лоно. Он обязан вернуться. Как блудный сын. Как извечное дитя. Проклятая пепельная пыль высохшего океана. Безжизненная пустыня тлена. Она притягивает его к себе. Навеки вечные. В темноту, в небытие…

– Эй, – кто-то дергает его за плечо, – ты в порядке?

Он с трудом размыкает веки. Видит перед собой знакомое тускло-серое небо, залитое ярко-алыми отсветами. Вздыхает. Он вернулся.

Пропадает вой, эхо которого понемногу утихает в его ушах, исчезает тряска, корабль становится на более спокойный курс, если такой возможен на Изнанке. Лиса чувствует, что давление нормализовалось. Вдыхает воздух полной грудью. Он дышит свободно и громко. Огонь в легких утихает. Все хорошо. Он все еще жив. Не разбился и не уничтожен стихией.

– Эй, – она вновь теребит его по плечу.

Парень оглядывается. Видит обеспокоенную девушку. Вымученно улыбается ей. Анарин расслабляется. Все уже позади.

Он прекрасно знал, что шлем с защитой был один. Никто не дал запасного. Ни одно зрение не могло спастись от переходной волны. Для путников она не так опасна, как для других, но и им она делает много мерзости в своем свете, даже у самого Потока. Лисе однажды пришлось такое выдержать, второй раз – спасибо увольте.

– Я всегда думал, что Эос нумеруют без повторов, – проговорил он наконец.

– Ага, – усмехнулась Анарин, глядя на него, – где-где так и делают, только не у нас. У мастеров, где заказывали сердце, были, мягко говоря, странные представления о реальной грамматике написания старых цифр. Ты же знаешь, их использование в первых аппаратах было весьма распространенным.

Лиса утвердительно кивнул.

– Вот оно откуда.

– Точно, – поддакнула ему девушка. – У Курта была Эос-XIIV, а наша Эос-XIII. Цифры одни и те же по сути, а написание разное. Вот из-за этого-то и получилась подобная ерунда. Корабль Курта был забит лишь на двоих после последних махинаций Шиско. На него и Ласточку, а наш – на четверых, притом с оговорками. Ты же в курсе правил о живых сердцах?

– Еще бы, – заверил он.

– Тебе везет, – подметила Анарин. – Точно Андрейко над всем этим подшаманил. Подшутил, перепутав кости судьбы, тем самым спас наши жизни. Могу тебя заверить, что мы идем на всех парусах под счастливой звездой.

Он улыбнулся. Путница ведь действительно спасла его. Хорошо, что все-таки они встретились и никто не пострадал, заводя этот корабль. Что до другого крылатика, которому засунули другое сердце, маг не знал, как сложилась его судьба. Как бы то ни было, все уже позади.

11:15

– И все равно я считаю, что нам следует вернуться к серкулусу, – нудное бурчание Андрейко за спиной понемногу начинало действовать на нервы Крысе.

Парень бросил косой взгляд на Ветерка, но тот был настолько увлечен рассматриванием каменной кладки пола, что, по-видимому, его посылы так и не донеслись до сознания увлеченного своим делом путника. Тот сидел на корточках и, подперев локтем подбородок, водил тонкой палкой, которую держал в левой руке, по каменным узорам.

Крыса даже не пытался понять весь смысл действий Ветерка, но вот осознание того, что они тут попросту теряют время, его просто убивало, как, впрочем, и всякое бездействие.

– Эй, – не без раздражения обратился он к Ветерку, – может, мы все-таки вернемся? Мы и так все, что могли, здесь осмотрели. Куда дальше-то двигаться, если мы в тупике?

– Подожди, – отозвался путник. – Мне кажется, мы все-таки что-то упустили.

Крыса возвел глаза к потолку, не в силах больше высказывать свои разумные мысли. Абсолютно бесполезное занятие. К тому же сейчас.

Он прекрасно помнил, каких сил им стоило добраться до этого места. Они чуть не потеряли друг друга, когда начались толчки. Последовавшая чреда обвалов. Метание из-за веерных отключений. Сумрачный свет автоматического освещения. Мигающий и непостоянный. Ненадежный. После этого они долго кружили по лабиринтам их Гильдии. С трудом нашли проход. Пробрались сквозь покореженные двери. Хорошо, что хоть стены устояли. Не разрушились. Но обшивка… Она, как и многое другое, почила в лучшем мире.

Так чреда землетрясений, начавшаяся еще утром, продолжилась. Андрейко уж слишком громко высказался по этому поводу. Сам Крыса об утренних толчках слыхом не слышал, и то, что они попали под сейсмическую волну, стало для него очередным внеплановым злоключением в чреде событий, уже произошедших за сегодня.

Но теперь… Они убивали время за абсолютно бессмысленным занятием. Очередная глупость в духе Пути.

Длинноволосый парень совершенно не понимал, почему еще не покинул восвояси этих двоих. Он нутром чуял, что там – наверху, он нужнее. Внутреннее чувство кричало, что там какая-то передряга, но он так и не вслушался в призыв. Остался. Прекрасно знал, что обойдутся и без его участия.

– Тебе еще не надоело? – поддел Ветерка Крыса.

– Нет, – беззлобно откликнулся тот.

– Мы уже здесь битый час торчим, – как бы между прочим заметил Крыса, – не думаю, что если постоять на этом перекрестке еще пару минут, что-то изменится.

Ветерок на этот раз на его реплику даже не удосужился ответить. Он упрямо продолжал сверлить взглядом пол.

Крыса отвел глаза. Решил про себя более не доставать упрямца. Хотя ему и казалось, что действия товарища – безрезультатная трата времени. Он не стал ввязывать путника в глупый спор. Остался при своем мнении.

– Ты можешь еще раз глянуть? – Ветерок не просил, скорее указывал.

– Да мы же уже раз десять все просматривали, – нехотя ответил парень. – Лазили по всем углам и сверлили глазами стены.

– Прошу тебя, Крыса, посмотри еще разок.

– Последний?

– Думаю, да.

– Отлично, – вздохнул темноволосый. – Ты слышал, сержант? Я осматриваю теоретическое место преступления, а затем айда к серкулусу на ковер.

– Давно бы так, – сварливо отозвался Андрейко.

– Ей-ей, – устало протянул Крыса. – Но имей в виду, – обратился он к истинному, – это действительно последний раз. Больше никаких «давайте еще раз осмотрим». Договорились?

– Ветер в помощь, поступай, как знаешь, Крыса.

– Еще скажи, что не несешь никакой ответственности за последствия. Меня это взбодрит.

– Не несу.

– Пункт два-семьдесят от Второй Волны, – уверенно подтвердил слова Ветерка Андрейко. – Закон о ненанесении вреда.

– Чтоб вас всех!

– Ты как всегда добр, Крыса.

– Уж, какой есть, Ветерок.

Парень прикусил нижнюю губу. С Ветерком надо всегда следить за языком. И за своим, и за его. Это как аксиома, не требующая доказательств. Иной раз просто удивляешься, отчего он не алеги.

Легкое дыхание близости Изнанки, дымчатый туман перед глазами, тусклые цвета и яркие отголоски древней магии, пропитавшей Лабиринт множество веков тому назад. Все это так упорно и бесповоротно запуталось между собой. На этом слое.

Он не стал опускаться глубже. Там нечего искать, если ты не маг или же поблизости нет ореан. Да и невозможно в принципе. Лишь в общем зале да за пределами Лабиринта возможно разорвать реальность. Отсюда же он не мог попасть на пепельную землю, но заглянуть украдкой в один из ее более реальных слоев – мог. Это особый дар эронийской крови. Они могут видеть сквозь Туман, а ведь он – по сути, один из покровов Изнанки. Хотя абсолютно черные глаза никогда его не красили. К тому же, это одно из природных умений эрони вселять панический страх в тех, кто оказывается рядом с ним, да и алеги за этот их дар столько веков у них кровь пили, что просто не счесть, хотя такая обоюдоострая ненависть у этих двух рас едва ли ни с молоком впитывается.

– Что видишь? – Крыса чувствует на себе взгляд Ветерка.

– Да все так же, как и прошлый раз, – отвечает длинноволосый парень. – Линии, эхо нитей, следы старой магии, пятна золотистой охры от пролитого некогда зелья, разорванная клякса, следы погружений путников, завихрения потоков… Ничего ровным счетом не изменилось, Ветерок.

– Нет, там что-то должно быть. Что-то должно же ведь остаться!

– Могу поспорить, что до землетрясений тут уже побывали роботы-уборщики, – заметил Крыса, по-прежнему рассматривая видимую лишь ему одному сторону реальности. – Они давно здесь все хорошенько вытерли и заполировали. В этом они непревзойденные мастера.

– Не думаю, что хоть что-то они нам не оставили.

– Ну, не знаю, – пожал плечами темноволосый путник.

– Давайте быстрее, господин Крыса и господин Ветерок, иначе мне достанется от серкулуса за то, что я вас вовремя не привел к нему.

– Ты говорил о зелье, – обратился к Крысе Ветерок.

– Ага.

– Ты можешь осмотреть его получше?

– Как отпечаток игл Миарлиния, россыпь призрачных бус, рассыпчатый след из настойки Большого Тома и…

– Крыса!

– Понял. Без проблем. Сейчас выдам результат.

Парень безнадежно начал повторять привычные действа. Поддевать тонкую грань реальности. Прорезать ее. Аккуратно. До невозможности осторожно, чтобы не задеть тонкие нити сукна бытия. Он уверенными движениями отделил нужный след. Начал распутывать. Тонкие нити гасли под его взглядом. Отпадали. Тлели. Рассыпались в прах. Грустное занятие. Скучное и неприятное. Он считывал информацию. Ничего существенного. Еще одна неудача.

Клубок практически догорел, когда он внезапно что-то почувствовал. Что-то едва заметное. Еле уловимое. Он, ведомый провидением, откинув голову назад, посмотрел наверх, куда вели нити.

– Эй, куда это ты смотришь, Крыса. – Видимо, Ветерок, все же, удосужился поднять голову и взглянуть на темноволосого парня.

Тот же удивленно рассматривал представившуюся его взгляду картину, при этом думая о том, что если бы не его эронийские корни, он вряд ли бы когда-нибудь такое увидел. Вместе с этой мыслью он сразу же вспомнил Лису. Его напарник всегда утверждал, что это единственное, что оправдывает жизнь эрони как нации. Их глаза.

Жаль, что мага нет рядом. Они так и не сумели добраться до него. Но отчего-то Крыса был уверен, что его напарнику сейчас неплохо. Еще одно провидение?

– Вот тебе на, – выдох восхищения со стороны Ветерка.

Он тоже увидел то, что и Крыса. Ведь парень вывел в реальность остаточный след. Последнее эхо почившего времени разгорелось на потолке. Мгновение – и росчерк нитей погас, точно его и не было.

– Ну, надо же, – пораженно отозвался Андрейко.

– Вот видите, – с чувством выполненного долга сказал Ветерок. – Тут, оказывается, действительно есть над чем поломать голову.

11:30

Они мчались вперед. Старались ухватиться за опаленный след. Вслед за хвостом разгоревшейся кометы. Ведомые праведным гневом, они бороздили просторы самой тонкой грани между мирами. Пытались догнать обидчика. Настигнуть среди бескрайних потоков. Разнести на сотни осколков. Отомстить.

– Поправка! – чуть ли не во весь голос проорала в динамик Микуна. – Поправка! Чтоб тебя в темноту ветер унес, соколик ты недощипанный. Погрешность Бройса! Слышишь меня, Сморчок? Погрешность Бройса, чтоб тебя разорвало турбиной пополам и кишки в гидравлическом прессе размазало. Шасси в голове прочисти! Повторить? Что ты там вякаешь, самоубийцы кусок? Килем тебя по фюзеляжу! Ты хоть понимаешь, куда нас толкаешь, осел восколобый? Не видишь траектории? Совсем ослеп, карбюратор тебе в селезенку? Тебя что, ничему не учили, ошибка вселенной? Да? И повторю, Сморчок! Подавись уселком! Эос в глотку засунь, чтоб легче стало! Что усек, биплан бескрылый! Сам себе броню спали, и залейся своим биотопливом!

Бора передернуло. Он не любил ругань. Ему в жизни и так с лихвой хватало Соши, но Микуна, порой, в цветастости красноречия превосходила мастера-механика.

– Ты отвлекаешься от курса, – жестко поправил он разошедшегося второго пилота.

– Сам следи, – огрызнулась девушка.

– Прекрати так обращаться к старшим по званию, – гаркнул на нее Бор. – Или хотя бы убавь обороты, пилот.

Она оскалилась и вновь, не обращая внимания на его замечание, принялась распинать по связи соседний летный отряд.

Путник нахмурился. Он примерно понимал своего второго пилота. Командор как раз недавно читал о состоянии аффекта и практически был полностью уверен в том, что Микуна подвержена его влиянию. Пережитый ужас на плаце отразился на ней не самым лучшим образом. Бор воспринимал все по-другому. Сказалась разность культур и мировосприятия. Но и ему тоже, по-своему, было тяжело. И если Микуна выплескивала свои эмоции на товарищах-пилотах, то у его народа не принято было опускаться до подобного. Нельзя терять голову. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Он знал, что им следовало идти по ветру, забывая о собственных интересах. К тому же он – глава летного крыла. Путник как никак. Она – нет. Таких, как она, в Гильдии Ветра звали подзащитными. К тому же, все-таки девчонка.

– Пять градусов! Ты ошибся на пять градусов, Бромур Туркун! Разве не видишь? – отвлекла командора от раздумий Микуна.

– Два и три с четвертью. Не пять. Поправка на полотно.

– Пять градусов!

– Ты не берешь в учет природу ткани и ослабление верхнего потока у границ.

– Пять градусов! Из-за твоего бахвальства, Туркун, мы потеряем скорость на семь единиц. И не говори потом, что не предупредила тебя, когда мы застрянем в перекрестном свечении у самого предела.

– Я не собираюсь с тобой спорить, Микуна. Лучше просчитай курс от Альты до Мирры по касательной через край изнаночного полотна. Будь добра.

– Дурак! – в своей привычной манере откликнулась она.

Потому она и летела с ним в экипаже. Остальные пилоты ее, так сказать, недолюбливали. Мягко говоря. Он видел это. В своей манере, конечно. Не зря убивал столько времени за книгами. Но она хороший пилот. Это нельзя недооценивать. Ему по душе, конечно, больше летать в компании с Ласточкой. Алеги всегда спокоен, молчалив, немного угрюм. Прекрасный напарник в долгих перелетах.

Но Бору пришлось лично оставить его в резерве. Кто-то же из нынешних асов должен остаться на твердой земле. К тому же Ласточка один из немногих старожил. На их языке это значило, что алеги летает не по кромке, а над самой пустынной серой землей. Даже командор опасался подобных полетов, хотя и был путником. Небо там обманчивое. Неспокойное. Тяжелое. Лететь над бескрайним простором пепла полнейшее самоубийство. Он проглотит твою душу без остатка. Высосет ее. Сокрушит. Ты даже не заметишь, как станешь мертвецом. Вот только раньше все так делали. Летали через Изнанку. Слишком многих в те времена прибрала к себе холодная пустыня. Кто выжил – ушел, едва не потеряв душу. Шутки времени плохо лечатся. Изнанка убивает. Кто раньше был непревзойденным пилотом – теперь редко касается облаков. Бромур Туркун до сих пор помнил тех, кто так и не вернулся. Серая земля тянет к себе путников. Заманивает. Губит. Там много безымянных могил. Огненные отсветы небес околдовывают, заставляют возвращаться. Они изводят истинных. Опасное место. Бор знал по себе, хоть в то время уже не так часто летали, касаясь извечных потоков Изнанки. Поэтому он заставил алеги остаться. Оно того не стоило. Командор знал, что его товарищ не удержится и нырнет за грань. Захочет вновь увидеть небо. Зов крови. Путников гробит лишь она одна.

Бор четко понял приказ. Его дали, едва на землю осел огненный пепел. Общий приказ на все Гильдии. Ведь теперь это стало их общим делом. Плац практически уничтожен. Есть погибшие, раненые, пострадавшие в магическом огне. Их общая честь задета, оттого каждый из Гильдии жаждал реванша. Своего собственного маленького отмщения.

Их четверо. Двое в одном крылатике, с которым на связи была Микуна, двое – они сами. Рядом – десятка три кораблей миротворцев. На их борту стражи Эрэма. Лукреция дала оружие. Она редко посылала в такие экспедиции своих людей. Лишь предоставляла необходимые средства. Извечные подводные камни Гильдий. Иначе и быть не могло.

Хорошо, что никто из его подопечных не был истинным. Подзащитные не слышат зов Изнанки и не могут войти в ее чрево. Командор не думал, что то существо, которое они преследовали, сможет последовать примерам истинных. Ничто не может зайти в древний мир, кроме самих детей Пути, но двигаться по его кромке – пожалуй. Бор знал, что грань видят все. За ее предел заглянуть может лишь он один. Эхо следа – по ту сторону реальности. Ему приходится следить за ними обоими. Реальным следом и его оттиском на верхнем небе Изнанки.

Как гончие они преследовали своего обидчика. Пытались не упустить свою цель. Догнать. Даже если она ведет в неизвестность. Сквозь туманности и вечную мглу. Они жгли горючее и двигались полупогруженные в темноту обратной реальности. Глаза устало выедали остывающую тень демона. То появляющуюся. То вновь исчезающую. Казалось, этому не будет конца. Мчались во весь опор, по самому кончику лезвия, едва не вываливаясь в извечные сумерки высохшего древнего океана.

Бромур Туркун чувствовал подступающую усталость. Держался.

Очередная турбулентность из-за близости Изнанки. Их немного тряхнуло. Микуна по привычке ругнулась. Он не слышал, что именно она говорила. Ему было не до этого. Он заметил его. Наконец-то заметил.

– На пятьдесят и шесть четвертей по нижней структуре.

– Что?!

– Быстро на пятьдесят, Микуна. Я приказываю! Сообщи Сер… Сморчку, что мы идем по иной траектории по обратному следу. Немедленно проинформируй и его, и союзников. Я нащупал темную ветвь.

– Какого крылатика! Ты сбрендил, Туркун!

– Немедленно, Микуна.

– Как скажешь, командор, – отчеканила она. – Сморчок, мать твою за подшипник и вверх тормашками, наш командор лишился последних мозгов. Он уходит в сторону. Что? Да, на пятьдесят и шесть четвертей. Нет, мотор ты долготягий. Нет, вы остаетесь. Что? Сам ты птицелов-любитель, свечкодав-орнитолог. Вы остаетесь, говорю. Что? Да. Так и есть, Сморчок. Что? Винтом тебе вообще голову снесло? Нет. Да.