Текст книги "Граничные хроники. В преддверии бури"

12:15

Ласточка порядком устал. Его безапелляционно привлекли к полезной работе. Он ненавидел подобное времяпровождение. Будь то помощь в ликвидации вселенского катаклизма или просто волонтерство ради печенья – для него все одного цвета. Путник уже давно пришел к выводу, что приносить общественную пользу – не его стезя. По крайней мере, в таком масштабе. С него хватило добровольной прогулки за Анарин, но почему-то все решили, что и дальше истинный должен двигаться в том же русле.

Впрочем, алеги не думал надолго задерживаться за этим благим делом. Думал сразу же улизнуть, когда представится возможность. Тихо и незаметно, совершенно не привлекая внимания. Благо, у него хорошая практика в таких вопросах. Как бы то ни было, пока путнику приходилось терпеть.

Одно плохо – ему безумно хотелось курить, но времени на любимую привычку катастрофически не хватало. У него свело горло от нехватки никотина, а голова стала напоминать замоченное белье недельной выдержки. Хорошо хоть остального благоухающего букета ждать пока не приходилось, но если так пойдет дальше, то и он окажется в пределах досягаемости.

Смешно сказать, но Ласточка еще ни разу не присел, что для него было немного необычно. Из-за этого он едва не пропустил послание от Бора. Тот, в очередной раз, поставил алеги в известность, что от полетов он на сегодня избавлен. Экая шутка, учитывая, что у путника и так законный выходной. Так что маленькая эскадрилья улетела без него, хотя истинный был, в общем-то, не прочь приобщиться к покинувшим родные пенаты пилотам. Летать все-таки не так утомительно, нежели заниматься подобным почтительно-благородным делом.

Небольшая передышка, и, пока его еще никто вновь не загрузил великими деяниями на благо родного отечества, Ласточка решил по-тихому уйти. Безоговорочно слинять прочь подальше от всей этой кутерьмы. Все-таки в какие-то века у него законный отдых.

Истинный, стараясь не попадаться на глаза охваченному чувством глобального патриотизма персоналу, попытался втихую скрыться, приняв вид невероятной озабоченности. Обычно такое у него всегда прокатывало. Главное – не встретить ни Сигурда, благо тот в операционной, ни Большого Тома, систематически поглядывавшего на него, ни кого-либо из других служителей скальпеля и бинта. Те такие же мастаки пригрузить брата ближнего.

Ласточка, совершенно не удивившись, уступил дорогу только что прибывшим союзным лекарям. Незаметно провел их взглядом. Хмыкнул про себя.

Его не коробило их присутствие. В целом – без разницы, кто тебе оказывает помощь, главное – чтобы этот кто-то делал свое дело толково и своевременно. К тому же пострадавших слишком много. Хотя Путь и славится своими мастерами, однако сейчас он вряд ли способен вовремя обслужить всех пострадавших.

Теперь-то уж точно нельзя упускать возможности скрыться, так как все его незримые надзиратели будут еще больше озадачены и заняты, а следовательно – на какое-то время он уж точно перестанет быть объектом пристального внимания. Вот так удача.

Путник ловко перемещался по переполненному залу. Было удивительно, как быстро обычно пустующее медицинское крыло наполнялось постояльцами. На глазах Ласточки общая палата ускоренными темпами превращалась в полноценный лазарет. На койках лежали пострадавшие. Кто в перевязи, кто с неглубокими следами порезов, магическими ранами, следами ментального боя, ожогами. Все вокруг шумело. У истинного создалось ощущение, что он попал в выходной день на рыночную площадь Общего этажа. Стоял гул. Повсюду сновали лекари и их помощники, такие же волонтеры, как и сам алеги, а теперь еще к ним присоединились союзники. Вот тебе и кашеварня в полном расцвете от бурлящей воды.

Повсюду пахло ссохшейся кровью, жжеными волосами, гнилью и удушающим запахом формальдегида. С наветренной стороны тянуло фимиамом – кто-то решил запалить благовония, отгоняя злых духов. Точно в отместку недалеко от Ласточки разбилась склянка со спиртом. Жидкость разлилась по полу, а женщина, одетая в белое, ахнула. Резкий запах ударил ему в ноздри. Пробрал своим неприятием. Путник неуверенно качнул головой. Послышались сдавленные всхлипывания. Шепот, уговоры и в открытую звенящие голоса – все перемешалось. Голова шла кругом от шума. Отдернутые повсюду занавески гнали прочь ощущение уединенности и личного горя. Все становилось общим, выставленным на всеобщий показ. Только кое-где шторки-перегородки все же прикрывали своих обитателей. Особые случаи.

– Эй, Ласточка, что здесь творится? – кто-то окликнул его.

Алеги нехотя обернулся. Нутром знал, что ему предстоит очередное благое дело во спасение мира.

Каково же было его удивление, когда перед ним возникло трое здешних гильдийцев. Двое истинных и ходячая фортуна во плоти. Ну, надо же, какая встреча.

Распаленный Ветерок с интересом оглядывал Ласточку. Видно было, что путник не успокоится, пока не заелозит разговорами того несчастного, которого видел сейчас перед собой. Уж он такой. Если вдолбит себе что-то – будет нудить, доставать, но все-таки вырвет щипцами нужную ему информацию.

– Долго объяснять, – негромко ответил ему серокожий путник.

Чесать языком о том, каких предположений по поводу случившегося наслушался алеги, настроения не было. Времени и так мало, а ему еще нужно выбраться отсюда.

За время, проведенное в медицинском крыле сначала в качестве пострадавшего, а затем в роли безвольного добровольца, единственное, что он понял из тех немногих обрывков фраз, дошедших до него, так это то, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Одни говорили, что на них напали разведывательные силы ударных отрядов ореан, прорвали посты Границы и ударили по Лабиринту; от одного стража он слышал об огненной буре на западе, которая бывает раз в сотни лет; некоторые поговаривали, что это был сбой в обеспечении поддержки защиты, кто-то даже заключил, что круги полей сняли из-за того, что у «Эллиса» было сердце; кто-то доказывал ему с пеной у рта, что это был демон прямиком из их родной Резервации, оставшийся здесь как опытный образец еще с незапамятных времен; а один миротворец вообще заявил, что это теракт безгильдийной молодежи в отместку за ущемление их прав. Вот такая вот окрошка выходила, и поэтому объяснять бытующие в общей массе мнения Ласточке было как-то неохота.

– Посторонись, – заорал на них круглолицый миротворец, идущий с бригадой помощников в сторону операционной. – С дороги!

Каталка с пострадавшим двигалась за ними след в след. Путники отпрянули, стараясь не зацепиться о движущийся кортеж.

– Эй, откуда здесь союзники? – ошалело провел их взглядом Крыса.

– Вот тебе и дождик, – нахмурившись, заговорил Ветерок, украдкой поправляя свою эспаньолку.

– Но почему все у нас? – На резонный вопрос длинноволосого путника не находилось ответа.

– Это не по Закону, – праведно возмутился Андрейко, видя как стражи, миротворцы и камнедержцы отвоевали себе место под вечными ветрами Пути. – Так не должно быть!

– Он прав, это не правильно, – уверенно поддержал его Крыса. – Мы должны что-то сделать. Ведь есть Закон!

Ласточка с огромным удовольствием высказал бы свой взгляд на жизнь этому эрони-полукровке, но не захотел. Отчасти потому, что давно перестал смотреть на мир сквозь розовые окуляры, а отчасти просто потому, что не любил эрони. И если первое в его жизни пришло с опытом, то от второго он просто не мог избавиться, хотя прекрасно понимал, что Крыса все-таки полукровка и едва ли имеет отношение к реальному эронийскому воинству. Тут уж спрос никакой – у этих ребят такая особенная черта практически отсутствует. Вот только у чистокровных алеги и эрони все как раз по старинке. Их взаимная ненависть весьма архаичное занятие, давно передающееся из поколения в поколение где-то на уровне генетически заложенной системы поведения. Тут уж ничего не поделаешь. Жители Окраинных земель несколько столетий подряд воевали с гномами, а потомки гохритов убивали друг друга едва ли не с того самого момента, как появились. Так что хотя нынешние политики Третьего мира и эронийского царствия торжественно клялись друг другу в вечной верности, их радужные братания едва ли могли что-то исправить в сложившемся порядке вещей. Единственное, чего они добились – в открытую уже никто никого не оскорблял, не пытал и даже не пускал кровь. Между расами возникли шаткие, отдающие морозом отношения, но и это был успех.

Как бы то ни было, Ласточка никогда и вида не подавал, что его порой терзают такие застарелые традиционные взгляды на жизнь. Вел себя нейтрально. Крыса ведь в целом неплохой парень, да и эронийской крови в нем не так уж и много. У него только дед был из чистокровных, а все остальные в роду – люди. У этих пришлых жителей Третьего мира с генами все было, относительно, в порядке, и в свое время именно они стали союзниками с алеги. Вечными, надо сказать.

– Мне нужно кое-что узнать, – обратился к нему с просьбой Ветерок. – Срочно. Ты ведь здесь с самого начала, верно?

Видя, что ненадолго задумавшийся Ласточка нехотя все же утвердительно кивает, путник продолжил:

– Ты не знаешь, где тут лежит одна путница? Женщина. Истинная, ясное дело.

– Женщина? – удивился алеги. Он никак не ожидал подобного вопроса.

– Да-да, она самая. Луана Поленица из Темного этажа.

– Луана? Она что – здесь?

– Да, поступила сюда еще утром. Может, ты все-таки видел ее? Ты ведь сам понимаешь, во что превратился лазарет и теперь найти ее среди пострадавших сплошная проблема. А она нам, действительно, очень нужна и притом, как можно быстрее.

– Ну… – немного помедлил Ласточка, пытаясь прикинуть, где мог видеть Поленицу, и по привычке прищурившись, точно защищая глаза от дуновений воздушных потоков, наконец прийдя к внутреннему равновесию, заключил: – Я думаю, она где-то рядом с Марнаган.

– И Марнаган здесь, – еще больше удивился Крыса. – Что-то мне это не нравится.

– И где она? – Ветерок никак не хотел выпускать из рук своего единственного информатора.

Алеги, видя, что лица его товарищей потемнели, понял, что он хочет этого или нет – просто обязан им помочь. Протянуть руку взаимопомощи. Как же он ненавидел благотворительность!

– Она там, – указал он верное направление, – видите справа третий ряд от стены. Там койки с самыми тяжелыми случаями. Они задернуты шторами. Ищите там. Я точно не помню, ведь мы много больных относили. Но я думаю, что если спросите тамошних лекарей, они сразу ответят. Я, конечно, не могу быть уверенным, но когда я сюда попал, именно там были те, кто уже лежал в лазарете до всего этого светопредставления.

Ветерок понимающе кивнул, поджал губы, сдвинул брови, отчего посредине лба пролегла вертикальная полоса, и мгновенно устремил свой взгляд в ту сторону, показанную ему серокожим путником. Еще немного и истинный быстрыми шагами двинулся в указанном направлении. Крыса слегка качнул головой в знак благодарности, затем тронулся следом за своим спутником.

– Огромное спасибо, господин Ласточка, – за всех поблагодарил невольного информатора Андрейко.

– Не за что, – ответил тому алеги. – Ветер в помощь.

– Еще раз спасибо, господин Ласточка, – уже на бегу прокричал сержант запаса.

Они пропали. Так же быстро, как и появились.

Ласточка оглянулся.

Он видел, что теперь лекарям уже точно не до него. Союзники перемешались с жителями Гильдии Ветра, да так, что теперь невозможно было понять, кто где. Алеги поспешил исчезнуть. Все-таки благотворительность не для него.

12:30

Майа старалась остаться никем не замеченной.

Она знала, что чем гуще толпа, тем проще с ней слиться. Упорядоченный хаос, точно в переполненном улье, где каждый знает свое дело. В нем все смотрят друг на друга, но не видят ни зги. Вот только стоит кому-то, по-настоящему, глянуть на тебя, и твое преимущество оборачивается недостатком. Поэтому следует поступать осторожно. Двигаться, как и все пчелки, подражать их танцу, движениям, шагам, дыханию. Всему.

Благо, медицинское крыло превратилась в настоящую кроличью нору. Такого внутреннего кипения она никогда не видела. Все бурлило. Искрилось от близости рубежа между жизнью и смертью.

Осталось совсем немного. Ей нужно было сделать финальный штрих композиции.

Расставить все по местам, пока карточный домик не упал ей на голову. Не раздавил своей цепочкой причинно-следственных связей. Она не хочет оказаться в эпицентре бури. Только не сейчас.

Озабоченность на лице. Быстрота в походке. Усталость. Стремительность. Все это нужно отразить, чтобы походить на порхающих вокруг нее пчелок. Уверенно. Шаг за шагом. С носка на пятку и обратно. Ей нужно смешаться со всеми. Стать незаметной – своей.

Быстрее. Она знает способности своих соратников.

Но сейчас… Кое-что все-таки нужно исправить. Подредактировать. Она едва не упустила главную деталь.

Путница любила, когда сделанное ее руками складывалось правильным образом и никак иначе. Все должно стать идеальным. Точно по пропорции и симметрии. Никак иначе.

Легко лавируя между больничными койками, пострадавшими, снующими вокруг лекарями, их помощниками, стажерами и волонтерами, она приближалась к своей цели. Шла до конца. Иначе нельзя.

Девушка прищурилась, выискивая взглядом нужную временную комнату. Нашла. Она ничем не выделялась среди других, стоящих рядом с ней. Белые полотняные шторы задернуты. Плотно. Наискось. Никто не тревожит тяжелобольных. Кроме самого пациента – никого нет. Персоналу не до того. Слишком огромный наплыв сказывался на занятости лекарей. Даже союзные силы не смогли разбавить ситуацию.

Внезапно, краем зрения, она увидела их. Значит, она не зря старалась.

Майа нырнула за белое полотно сукна, чтоб не быть замеченной ими.

Легкое покалывание сердца, и она пытается закрыться, чтоб не быть ни услышанной, ни увиденной с помощью применения магии.

Вот только это вряд ли. Ребята слишком взволнованны и заняты.

Они находятся так близко от нее. Поравнялись. Она чувствует их тяжелое дыхание. Едва не задев ее плечом, прошел коротко стриженный ничем не примечательный мужчина. Острый взгляд рыскает по залу. Ветерок озадачен. Рядом с ним идет длинноволосый брюнет. Он на голову выше путника. Белоснежное фарфоровое лицо выдает в нем эронийскую кровь. За этими двумя бежит огромный и немного неповоротливый детина. Андрейко с трудом нагоняет Крысу, едва не сталкиваясь с незадачливым волонтером. Тот негодующе кричит ему вслед. Но эти трое уже далеко ушли. Они вихрем пронеслись мимо глаз путницы и скрылись из вида.

Надо спешить. Главное, чтоб они не перепутали пациентов.

Майа вышла из укрытия. Она сделала вид, словно проведывала какого-то больного. Удачно. Быстрые шаги. Правильные движения, и она у цели. Совсем рядом. У нее есть пара необходимых минут. Время важно как никогда. Надо проворно все завершить, а потом полюбоваться проделанной работой. Ветерок не Лиса – от лишней мнительности он избавлен.

Рука скользнула по белой занавеске, пальцы собрали ткань в кулак, и вот уже девушка прошмыгнула мышью в нужную ей палату.

Осмотрелась. Хмыкнула. Она обожала глупые правила Гильдии Ветра. Их легко предсказать и от них просто увернуться.

Вот и та, к кому она пришла.

Майа подошла поближе. Нагнулась, стараясь рассмотреть получше то, с чем ей предстоит работать.

Если бы Поленица не была истинным путником – она давно бы уже была мертва. Хотя бинты и простынь скрывали от глаз Майи швы и внутренние повреждения, она едва могла узнать в обернутом питательными трубками теле Луану Поленицу. Видимо, Сигурд потрудился на славу, латая едва живое тело. Это чувствовалось.

Тонкие нити, наполненные питательными веществами, призванными помочь в регенерации, паутиной обвили ее, с кончиков пят до самой головы. Они проникали сквозь бинты через маленькие, едва различимые отверстия. Оттого женщина напоминала кокон. Нераскрывшуюся бабочку.

Майа обошла тело, неторопливо оглядывая его.

Она нагнулась, пытаясь настроиться.

Вот оно – едва различимое колыхание груди. Девушка вгляделась пристальнее. Вдох. Выдох. Слишком медленно. Болезненно. Луана действительно жива. Ее затрудненное дыхание да отсчет пульса на маленьком экране – единственные свидетели сего чуда. Глухие хрипы, вырывающиеся из ее легких, стали неразличимы в стоящем вокруг гуле. Машинного счета ударов сердца тоже не слышно. Тонкая нить пульса безгласна. Все заглушалось шумом извне. Извечная убийственная тишина медицинского крыла, которой так гордился Большой Том, исчезла, сложилась под натиском бури, была вытеснена и похоронена под повязками, марлями, бинтами, лекарствами, мазями, мрачными взглядами, скепсисом и бескрайней надеждой.

«Ну что ж, приступим», – решилась она наконец. Время, данное ей, уже на исходе.

Она осторожно, стараясь не зацепить трубки, подошла к аппарату, контролирующему жизнедеятельность организма женщины. Запустив руку в свою заплечную сумку, достала оттуда маленький механизм, который тут же положила сверху на аппарат, посильнее прикрепив жесткие лапки к серебристому корпусу. Нажала на спуск. Таймер на механизме застыл ровно на двух минутах. Увидев это, Майа обратно полезла в свою сумку. Теперь уже за самым важным ингредиентом готовящегося угощения. Она достала оттуда прозрачного паучка, плавающего в плотном прозрачном пакете. Присмотрелась, проверяя, не поврежден ли он, и лишь затем, нажав на спуск таймера, аккуратно пробралась сквозь тенета проводков, едва не цепляя их. Девушка подошла к путнице. Ловким движением она приподняла маску, почувствовала, как прибор жизнеобеспечения возвестил о вмешательстве в его деятельность, но ее механизм преобразовал сигнал, и на общем мониторе не отразилось никаких изменений. Опустила ее чуть ниже, оставляя беззащитно открытым низ лица несчастной больной. Ее рот безвольно раскрыт. Она пытается вдохнуть, точно рыба, выброшенная на прибрежный песок. Но все бесполезно.

Майа рвет пакет и выливает жидкость с паучком прямо в открытый рот Луаны. Капли водянистого вещества попадают на ссохшиеся губы женщина, катятся по блеклой коже, мгновенно засыхают. Та, словно чуя неладное, начинает сильнее хрипеть. Ее тело немного приподнимается, скрюченное внутренней конвульсией. В горле у нее угрожающе забулькало, угрожая исторгнуться наружу. Внутри еще сильнее захрипело, но вскоре стихло. Истинная проворно надела на нее обратно маску. Все внутренние позывы окончательно прекратились.

Цепкий взгляд на таймер оповестил о том, что никто ничего не должен заметить. Она уложилась в указанное время. Осторожно пробравшись назад и удостоверившись, что ничто не было задето, Майа, аккуратно открепив аппарат, положила его обратно себе в сумку. Памятуя о строжайшей конспирации, она опасливо выбралась назад – в зал медицинского крыла.

Итак, одно дело она сделала. Такое не может не радовать.

Теперь ей захотелось немного развлечь себя и посмотреть на ее знакомых-недоумков. Порой Майа страдала от безумного любопытства. К тому же она примерно помнила, где должны были находиться эти трое.

Пройдя немного вперед по проходу, она едва заметно посмотрела в щелку из плотного сукна. Так и есть. Эти трое окружили колдунью. Только вот ничего не расслышать. Майа прикинула и, подойдя к соседней задернутой шторой палате, присмотрелась, кто там находился. Каково же было ее удивление, когда она увидела казначея. Арвэй, как и баньши, был подключен к аппарату. Значит, без сознания. Выбирать не приходилась. Майа, оттолкнув ткань шторки, проскользнула вовнутрь, присела рядом с перегородкой и принялась усердно ловить слова, вырывающиеся из уст людей, находящихся по ту сторону полотна.

Она догадалась практически сразу, что эти трое только недавно пришли. Это чувствовалось по свежести фраз, обращенных к колдунье, и красноречивому молчанию Крысы. Ветерок пытался выжать из Марнаган хоть какие-то крупицы полезного ему знания. Получалось у него это плохо. Колдунья явно была не в себе.

– Что ты делала, Марнаган? Слышишь меня? – до нее доносился ровный голос Ветерка.

– Отпусти меня, – шепчет колдунья. – Отпусти! – уже срывается на крик. – Помогите! Отпусти меня! Не трогай!

– Ого, – возглас удивления, кажется, принадлежал Крысе.

– Марнаган, никто тебя не тронет, – пытается успокоить ее Ветерок.

– Алый взгляд, убери свой алый взгляд! – неожиданно громко выкрикнула Марнаган.

Майа сильнее прежнего навострила ушки.

– Крыса, тебе что делать нечего?

– Я ни при чем, – отвечает тот путнику. – Уж поверь, я бы предупредил, если бы посмотрел на нее своим любимым взглядом. К тому же он у меня не красный.

– Алый, – уточнил Андрейко.

– Какая разница?

– Ну… Она же так сказала.

– Убери его! – ее голос срывается. – Отпусти меня!

– Эй, что это вы делаете, – по-видимому, какой-то лекарь услышал крики колдуньи и решил проверить в порядке ли она. – Кто вас впустил сюда? Здесь же больной!

– Мы не обязаны отчитываться за свои действия перед миротворцами, – отрывисто отчеканил ему Крыса. – Почему мы здесь – наше личное дело.

– Вы в лазарете, путники, только лекари могут судить, кто где должен исполнять свои обязанности.

– Это наша Гильдия и наши внутренние дела. Советую не вмешиваться в них и не тыкать в нас своими представлениями о жизни, – это уже скрежещет зубами Ветерок. – С нами сержант, или ты не видишь?

– Это лазарет. Если надо, я повторюсь, – миротворец ожесточен. – Вы причиняете вред пациенту. Я имею права вас вышвырнуть прочь отсюда.

– Только попробуй, – Крыса настроен весьма воинственно.

– Вон!

– Думаешь, если вас впустили в Путь, так вы можете диктовать нам свои условия?

– Это лазарет, путник.

– Если наш лекарь попросит нас покинуть его – мы уйдем, – более спокойный и уравновешенный Ветерок пытался объяснить миротворцу их позицию. – Вы, я повторяюсь, вы не являетесь ни нашим подзащитным, ни путником, а здесь, на территории Гильдии Ветра, все еще действует Закон. Ты не наверху, не вне Гильдий. Ты у нас в гостях и прошу – соблюдай наши традиции и прекрати нам указывать, как мы должны себя вести.

– Да вы скоро вымрете, сукины дети, – вместо того, чтоб послушать их, миротворец явно решает еще сильнее распалить свару. – Вы даже по своей Изнанке уже не летаете да и ходите через раз. Пара-тройка лет – и наша техника вытеснит вас. Вы – глухая ветвь, разве нет, и то, что мы здесь – тому подтверждение. К тому же это не я, а вы плохо знаете Закон. Лазарет – общее место. Там не прописано, что, находясь в лазарете любой из Гильдий, мы обязаны подчиняться ее уставу. Лазаретом правят лекари, и сейчас ваш лазарет стал для нас общим местом. Так что пошли прочь отсюда и не трогайте моего больного!

– Да как ты смеешь, миротворец поганый, такую чушь нести в стенах Пути!

– Я знаю Закон, эронийский выродок.

– Он прав, – тихий голос Андрейко. – Закон… Там не прописано уточнения…

– Хоть у тебя еще не выветрились мозги, – ответил ему лекарь, – а то у этих двоих явно их уже не осталось.

– Пойдемте, ребята, – Андрейко старается все уладить. – Мне еще надо попасть к господину серкулусу.

– Ладно, – после небольшого колебания отозвался Ветерок.

– Вы что, серьезно? – Крыса распален услышанным. – Вы все так и оставите?

– Послушай своих друзей, путник, и не вмешивайся в дела лазарета.

– Пошли, Крыса.

– Да, господин Крыса.

– Я этого так не оставлю. – Майа чувствует, что путник с трудом сдерживает рвущийся наружу гнев.

Слышатся шаги. Путники выходят, оставляя миротворца с больной. Как только они удаляются, лекарь вздыхает и явно начинает заниматься своей главной работой.

Майа ошарашена. Такого она не ожидала. Знала, что появление союзников выльется им не самым лучшим боком, но никак не подозревала, что все будет настолько плохо. Это значило, у нее есть над чем поломать голову. Был бы здесь Лиса – он бы нашел уловку в Законе. Увы, ни Ветерок, ни Крыса не сильны в правилах, да и она никогда не думала о них как о чем-то чересчур серьезном. Все путники в большинстве своем думают о нем, так же как и Майа, – как о чем-то невероятно важном, что стоит прочесть, узнать и понять, вот только постоянно откладывают это знакомство на потом.

Может, еще Арвэй понимал Закон, но он без сознания лежал позади Майи, никак не вселяя уверенности в скорейшее выздоровление. Понимать не значит знать – она осознавала различия между этими двумя понятиями. Вот в чем проблема.

Внутренний ветер, колыхающийся в сердцах истинных путников, никогда не добавлял спокойствия в их общую жизнь под сводами Пути. Мятежный, он гнал вперед своих детей, не считаясь ни с чем, а приближающееся эхо шторма, внезапно обдавшего Майю ворохом своих брызг, закружило ее в своих объятьях. От обуявшего ее чувства она внезапно вздрогнула. Надо как можно быстрее уносить ноги, пока сама буря не утянула ее в свою пучину.

12:45

Сохиши Шиско была зла. Ее натура изливалась бульканьем ожесточенного бешенства. Котел ярости, начавший греться еще с самого утра, теперь кипел во всю свою мощь. Гнев клокотал внутри нее. Он вот-вот готов был излиться на голову первому, подвернувшемуся под руку. Без разницы – виноват этот кто-то или нет. Природная вспыльчивость не даст покоя никому.

Главный механик Гильдии Ветра гигантскими шагами мерила палату, куда ее поместили после трагедии на плацу. Хотя гигантскими их можно было назвать лишь по отношению к самой эолфке. Был бы здесь любой обычный человек или, на худой конец, тот же джолу, они бы лишь развели руками, глядя на мельтешение шажков Соши. Но Сохиши Шиско было не до того, чтобы измерять свои шаги или удивляться тому, почему ее одну из немногих не стали держать в палате общей терапии, а приквартировали в отдельном помещении с тремя пустыми койками. Единственная особая палата, бывшая раньше операционной, простор которой был даже, по меркам джолу, огромен, стала ее личным изолятором. Лекари избегали прямого контакта с главным механиком. Делали все настолько быстро, что Соша не успевала высказаться им по поводу всего и вся. К тому же, к ней перестали показываться и помощники этих самых лекарей, и даже те несчастные волонтеры, призванные хоть немногим помочь медицинскому персоналу. Большого Тома Сохиши Шиско сама взашей выгнала из своей палаты, помянув во всеуслышание его былые прегрешения.

А еще ей безумно хотелось высказаться. Поорать вволю и от души, поминая недобрым словом всех своих знакомых. Ведь у нее больше не было межпространственного крылатика. Ее великая разработка погибла до того, как осуществила свой пробный полет. Свершилось недопустимое зло. Увы, но Соша не считала простые, лабораторные испытания в аэродинамичной трубе за нормальный хорошо сбалансированный вылет.

Но это еще не все неприятности. Ведь вместе с ее «Эллисом» погибла и Эос. Наверняка. Ей не дали убедиться в этом самой. Бор влез не в свое дело. Оттащил ее подальше от обломков. Хотя командор и превосходный пилот, отличный человек и все такое прочее, но его дружелюбие и участие действовали на нервы Соши еще больше, чем извечная лень и молчаливость Ласточки.

Единственный плюс, который она видела в произошедшем, – крылатик не достался этому гаду подколодному Хмырю, и она надеялась, что эти умертвия проклятущие – миротворческие пилоты, на веки вечные упокоились внутри фюзеляжа ее корабля. Скатертью дорожка этим троглодитам, пусть знают силу проведения.

Неожиданно поток ее мыслей прервался стуком в дверь.

Путница сначала не обращает на него внимания. Когда же это зудение начинает действовать на нее очередным раздражителем, она решается объявить тому, кто там сейчас пребывает, о всем том прекрасном, что скопилось у нее на душе. Все-таки пора бы уже.

Эолфка стремительно подходит, рывком открывает дверь и видит на пороге бледное лицо Тортрона. Гном явно поражен.

– Ах, ты… – начинает она свою пламенную речь, но не успевает оформить все до конца, ее взгляд упирается в протянутые руки подчиненного. На них покоятся обломки Эос.

– Какого демона! – единственное, что способна произнести Соша, видя некогда прекрасное сердце перед собой.

Сохиши Шиско хватает разломанное сердце крылатика и с силой захлопывает дверь. Ее не волнует, может ли ее вспыльчивое движение причинить кому-то вред.

Эолфка быстро вертит в руках то, что осталось от Эос. Туда-сюда. Разглядывает опаленный металл, патину от огня, выщербинки. Сует палец в одну из дыр. Проверяет. Неожиданно понимание заставляет главного механика округлить и без того большие глаза.

– Что за хрень, – вырывается из нее. – Тортрон, стервец, а ну дуй сюда!

Мгновение, и дверь опять открывается. Гном все так же стоит по ту сторону. Он еще не успел прийти в себя, но его удивление не волнует главного механика.

– Ты че мне тут принес, поганец? – выдыхает эолфка.

По виду Соши можно сказать лишь о том, что кому-то пора готовить погребальную речь.

– Э-э, – от страха начинает заикаться гном, – сердце…

– Ты че, сдурел? Ты что это сделал, а?

Тортрон непонимающе смотрит на своего начальника.

– Это моя Эос! Ты что с ней сделал, стервец? Ты хоть понимаешь, что ты наделал, а?

Нет, Сохиши Шиско не кричит, ведь если она даст волю всему своему гневу, в ее мастерской станет на одного механика меньше. Хотя, еще чуть-чуть, и она будет уже не в силах сдерживать свой порыв. Гномом меньше, гномом больше – не беда. Гномы по нынешним временам ресурс восстановимый.

– Это было в крылатике, – едва не теряя сознание от скрутившего его ужаса, отвечает Тортрон. – Вот это сердце было в «Эллисе»…

– Было в «Эллисе»? – громовой тучей надвигается на гнома эолфка. – Ты в своем уме?! Это же Эос-XIII! Моя Эос, на которой я лично обогнула весь обозримый мир. Она забита была на меня! Какого демона ты достал ее из моей консервации! Это же реликт, стервец! Троглодит проклятущий! Ты понимаешь слово РЕЛИКТ? И… Ты что с ней сделал, поганец? Ты как это мог даже подумать о таком?

Наступает звенящая тишина. У Соши начинается нервно подергиваться левый глаз.

– Оно было в «Эллисе», – попытается донести до эолфки важную мысль Тортрон. – В «Эллисе»! Это же Эос-XIII. Вы же сами просили ее поставить…

– Эос-XIII, – задыхаясь от гнева, шепчет Соша. Она вертит милое ей сердце, готовая вот-вот оторваться на бородатом вандале.

Внезапно луч понимания опускается на чело путницы. Нет, она не станет менять своего решения о наказании гнома, но… Она, кажется, поняла, в чем соль, а уж узнать, какой идиот поменял их местами, не составит труда. Дэз резко пытался возразить ей. Тем лучше.

– Ты дурак, Тортрон, – чуть ли не выплевывает Сохиши Шиско, мысленно благодаря судьбу за то, что она наградила ее таким подчиненным.

13:00

Парень не растерялся. Его круг все еще удерживал их от длинных щупальцев мряки, а он сам уверенными штрихами рисовал внутри этого круга другой. Выживший тролль помогал ему, расчищая поверхность каменного пола от огромного слоя пепла, мешавшего продвижению некротических символик кружевным узором загореться у них под ногами. Даже он понимал, как важно сейчас любым способом дойти до назначенной цели. Серкулус же не вмешивался в работу юного некроманта. Он перезаряжал оружие – видимо, в любом случае готовился отразить удар.