Текст книги "Антик с гвоздикой"

Глава 9

Графиня тоже не спала всю ночь. Ей хотелось спуститься в парк или опять посидеть в беседке, но она знала, что переполошит этим прислугу и назавтра весь дом будет знать об ее ночных бдениях. И не дай бог свяжут это с вечерним визитом князя. Поэтому она позволила себе встать с постели, открыть окно и долго после сидела на подоконнике в одной тонкой ночной рубашке и в чепце. Она даже шаль не накинула на плечи, зная по прежнему опыту, что стоит немного продрогнуть, а после нырнуть под одеяло, и сон не заставит себя долго ждать.

На улице было прохладно, даже слишком. Земля не успела прогреться после обильных дождей, и ночи стояли холодные, как в мае. Но она не мерзла, и под одеяло ее не тянуло. Предыдущий ее сон даже сном нельзя было назвать. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней появлялся князь. Причем она совершенно не помнила, что ей снилось, в каком образе он представал перед ней, что говорил, что делал. Просто всякий раз она испытывала непомерное раздражение, а открыв глаза, с облегчением вздыхала, что все кончилось, стоило ей проснуться. Но голова вновь клонилась к подушке, веки слипались, и она опять вступала в поединок, который изрядно изматывал ей нервы и отнимал последние силы.

Наконец она признала свое поражение и после этого взобралась на подоконник, обхватила согнутые колени руками и, уронив на них голову, попыталась свести воедино события вчерашнего дня. Она уже поняла, что не в ее власти изгнать из памяти воспоминания о Григории Панюшеве. Что ни говори, но она была женщиной, причем той, которой совсем не досталось счастья. Как любая девушка, она когда-то мечтала о любви, которую непременно обретет с прекрасным молодым человеком, тонким и возвышенным, чьи чувства будут столь же глубоки и сильны, как и ее.

Впрочем, никто не считался с ее мечтами и мнением до замужества, а после тем более. Замуж ее отдали не по любви, да еще за человека, которого она до самой свадьбы даже в глаза не видела, равно как и он ее. Так распорядилась старая графиня, рассердившись на сына. Позже Наталья поняла почему. Но что она могла изменить в своей жизни? Ее пытались превратить в рабу, бессловесное, покорное создание, чья роль сводилась к тому, чтобы родить крепкого здорового наследника. С этой задачей она справилась.

Но, подарив графине внука, она преобразилась! Забитое, затурканное даже слугами существо расправило плечи, выпрямило спину и высоко вскинуло голову, явив свекрови прелестную женщину с гордым и непреклонным взглядом. Первым делом Наталья отказалась доверять сына кормилицам и сама вскормила его грудью, несмотря на то что старая графиня была от этого в ужасе.

После того как доктор позволил молодой графине после родов выходить к обеду, граф Федор решил отвесить ей привычную оплеуху прямо за столом на потеху своим приятелям и приживалам. Она ловко уклонилась и, зацепив пригоршней стоявший рядом студень из телятины, влепила его в физиономию человека, которого ненавидела более всех на свете. Граф схватился за плетку, она – за большое серебряное блюдо из-под жареного поросенка, сбросив того на колени самому гадкому из приятелей Федора барону фон Кромму. Загородившись блюдом, как щитом, она не только избежала удара хлыстом, но, изловчившись, еще и заехала им мужу по голове.

Слуги совершенно безучастно наблюдали за баталией. Подобное было им не в диковинку. Втайне они сочувствовали молодой графине и радовались поражению графа, которого в доме ненавидели и боялись. В тот раз графа увели с поля битвы с изрядным фонарем под глазом и ссадиной на лбу.

После этого в Наталью точно бес вселился. Она стала дерзкой и непокорной. Кроме бабушки-графини и няньки, никого больше к сыну не подпускала. Правда, его отец не слишком горел желанием общаться с подрастающим наследником. Вернее, он вообще избегал с ним встречаться. И это было на руку Наталье. Никто не должен был догадаться, что она знала, по какой причине граф не желает видеть сына. И почему она сама с такой небывалой силой ненавидит мужа…

Наталья вздохнула, выпрямилась и направила взгляд в сторону озера. Там проходила граница ее владений, но и его тоже. Почему-то она не слишком серьезно восприняла угрозы князя запретить ее крестьянам пользоваться дорогой. Как любая женщина, она мгновенно почувствовала, что произвела на него впечатление. И хотя ни один мужчина не осмеливался бросать на нее подобные взгляды, она сразу же поняла, что значило это выражение в глазах князя, когда он смотрел на ее шею, плечи, грудь…

Стоило ей вновь представить взгляд князя, вспомнить его самого, его ладную фигуру и смуглое лицо, как жаркая волна накрыла ее с головой. Она задохнулась, сердце ее неистово забилось, как после долгой скачки сквозь лес, где думаешь не только о том, чтобы удержаться на коне, но и как бы не врезаться головой в ветку, не влететь в дерево. Графиня застонала. Никто ее не видел сейчас. И она могла позволить себе застонать при воспоминании о мужчине, представить себя в его объятиях. Она знала, что они будут сильными, эти объятия, и его желание обладать ею будет искренним, как искренни и непритворны были ее страдания. Она хотела его телом и душой, но выцарапала бы глаза всякому, кто посмел бы уличить ее в этом, точно так же, как и самому князю, вздумай он посягнуть на ее добродетель или хотя бы намекнуть об этом.

Ей стало совсем плохо: к горлу подступала тошнота, во рту пересохло, грудь болезненно набухла, живот сводило спазмами. Графиня обхватила себя руками. Все эти годы она держала себя в уезде, забыв о тех радостях, которые приносит любовь мужчины и женщины. И немудрено, слишком мало подобных радостей выпало ей. До сих пор она вспоминала это как сон. Удивительный сон, который растянулся на три ночи, а после… А после был ужас одиночества, ненависть, страхи и желание растерзать в клочья всякого, кто посмел бы влезть в ее душу без позволения. Припадки гнева угнетали ее, она понимала, чем это вызвано, но зажимала себя в кулак и терпела, терпела, терпела… До вчерашнего дня… Вернее, вечера, когда загорелый всадник ворвался не только в ее парк, но и в ее сердце.

Графиня сползла с подоконника. На небе робкой алой полоской проклюнулась заря. Сейчас в самый раз проверить, насколько последователен князь в своих угрозах. Да и собственный пыл следует охладить после греховных грез, которым она ни за что не позволит претвориться в жизнь. Она знает цену подобным мужчинам: для них женщина та же дичь, которую они с азартом скрадывают и тотчас о ней забывают, стоит добыче оказаться в их охотничьей ташке.[8]8
  Ташка – подвесная на поясе или седле охотничья сумка.


[Закрыть]

Но почему-то все сегодня казалось ей необычным. И заря была гораздо ярче, чем прежде, и воздух свежее. Графиня даже, против обыкновения, не стала будить Глафиру, хотя с большим трудом справилась с пуговицами и крючками на амазонке. И шляпку, которую прежде никогда не надевала, тоже с грехом пополам закрепила шпильками и заколками.

Впрочем, когда Наталья подошла к зеркалу и придирчиво себя оглядела, отражение ей крайне не понравилось. Поэтому через полчаса она появилась на конюшне в обычном своем виде и без шляпы. Но все же застала конюхов врасплох. Ее Зарницу еще даже не седлали, и все потому, что барыня сегодня поднялась ни свет ни заря, на целый час раньше обычного. Привычку эту она никогда не нарушала. Будь то зима или лето, весна или осень, лошадь графине готовили к шести утра. Но как бы удивилась вся ее многочисленная челядь, и конюхи в том числе, узнав, что она почти не ложилась этой ночью.

Пока конюхи возились с лошадью, Наталья ходила взад-вперед у стен конюшни, нервно ударяя себя плеткой по ладони. Странное возбуждение не проходило. Но ей казалось, что стоит ей очутиться в седле, как все тревоги и волнения улетучатся сами собой. Просто ей, как никогда, нужна хорошая скачка, так, чтобы ветер взахлеб, чтобы все непристойные мысли вылетели из головы прочь…

Она не чувствовала утренней свежести, хотя было довольно прохладно и росисто. Конюхи, выводившие Зарницу из конюшни, ежились даже в своих зипунах, а она была лишь в черной бархатной тужурке и таких же, мужского кроя панталонах, без шляпы – и ничего! Лицо графини горело, щеки полыхали. И когда она наконец вскочила на лошадь, почувствовала вдруг неимоверное счастье. Она поняла, что ей вновь нравится жить! Совсем по-молодому играла кровь в жилах, и она уже пожалела, что не надела амазонку. В ней она выглядела гораздо моложе и, чего скрывать, настоящей красавицей. Но последние годы она ни разу не пользовалась дамским седлом, и перемена во внешнем виде тут же вызвала бы массу пересудов среди дворни, и не дай бог эти слухи докатятся до Завидова.

Наташа представила торжествующее лицо князя. Ведь этот мерзавец, несомненно, принял бы все эти превращения на свой счет. Наверняка возомнил себе, что она непременно потеряет голову при первой же встрече с ним. Но ей не привыкать отваживать записных ловеласов, искателей легких побед. И этот его взгляд исподлобья, хотя и пробрал ее до мурашек по коже, принадлежал лишь искусному сердцееду, который отрабатывал его на множестве глупых индюшек, тающих под его пылкими взорами, как снежок на ладони. Никогда и ни за что она, графиня Наталья Изместьева, не уподобится этому стаду в кружевах и в тюле, испускающему вздохи и слюни при виде любого мужчины, а что тогда говорить о таком красавце, как князь Панюшев? Вернее всего, местные кумушки уже вызнали всю его подноготную, и скоро у князя отбоя не станет от приглашений на семейные торжества, балы и прочие увеселения, где ему будут представлять милых дам и смазливых барышень, угощать местными яствами, обхаживать, завораживать, соблазнять…

Наталья шепотом выругалась, что было совсем уж невыносимо. Этого она от себя не ожидала, но только так она могла отогнать видение бесконечной череды девиц на выданье, жаждущих, алчущих, вожделеющих заполучить князя в свои цепкие лапки с острыми коготками. Что ж, князь – весьма завидная партия для столичных невест, а для местных красоток, воспитанных на французских романах, он и вовсе предел всяческих желаний. И что ни говори, но Панюшев прекрасно вписывается в романтический образ испанского гранда или французского герцога на белом коне.

Наталья опять выругалась. Покойный папенька был виртуозом по части брани, и это оказалось единственным не облагаемым податями наследством, которое досталось от него старшей дочери. Пока только единожды она применила свои умения в полную силу, когда пара пьяных приятелей графа Федора пытались надсмеяться над ней в саду, в который она спустилась, чтобы нарезать роз для букета. Этими розами она исхлестала их в кровь, затем схватила оставленную садовником мотыгу и преследовала двух незадачливых сластолюбцев почти до самого дома.

После свекровь сделала ей замечание. Оказывается, крики перепуганных приятелей и ругань невестки были слышны даже в беседке, где старая графиня пила чай в окружении своих давних приятельниц. Правда, хозяйка имения не растерялась и пояснила своим ошеломленным гостям, что бранится Мавра-кухарка. Слегка выпив, старуха любила петь срамные частушки и выражалась, как самая последняя матросня, хотя моря отродясь не видела. И ей это прощалось, потому что никто, кроме старой Мавры, не умел так вкусно стряпать слоеные венские булочки и английские кексы с изюмом. Стряпню графиня потребляла в неимоверном количестве, хотя всегда была тощей, как афганская борзая.

И опять графиня Наталья удивилась подобным воспоминаниям. Сегодня вопреки всем правилам ее утренние мысли бродили где-то далеко-далеко и посвящались отнюдь не обычным делам и заботам. Удивительно, но она ни разу не вспомнила о сыне, хотя вчерашние происшествия должны были свести ее с ума или, по крайней мере, полностью поглотить ее. Ведь Павлик дважды чуть не погиб, а она почему-то никак не могла заставить себя вернуться во вчерашний ужас… Нет, это слишком! И бык, и падение с дуба… Впрочем, падения не было, равно как и бык тоже не успел добраться до Павлика, и все по той же одной-единственной причине, из-за которой она не спала всю ночь.

Наталья привстала на стременах и огляделась. Она находилась как раз в том месте на берегу озера, где располагались бывшие купальни Завидовских. Когда-то берег и прибрежное дно исправно подсыпали песком, теперь купальни представляли печальное зрелище: сгнившие разрушенные кабинки для переодевания, покосившиеся беседки. От лодочного причала и вовсе остались одни сваи. И все это щедро заросло камышом и рогозом, а воду затянули широкие листья кувшинок.

Она перевела взгляд на озеро. Вдали виднелись две лодки. Рыбаки вышли проверить сети. Издали она не видела, чьи они, но что-то подсказало ей: ее угрозы остались без внимания. Завидовские крестьяне опять хозяйничали в ее угодьях.

У графини сразу пропало хорошее настроение. Что происходит? Зловредный сосед намеренно решил сжить ее со свету? Или это чисто тактическая уловка, которую он предпринял, чтобы вскоре и вовсе завладеть ее имением? Ведь не в пример Завидову, ее земли ухожены и дают хорошие урожаи, в лесах полно дичи, а в озере – рыбы. Конечно, пока Милюша заправляла имением, крестьяне не только обленились, но и изрядно обнаглели. Мало того что безнаказанно истребляли все живое в барских владениях, теперь принялись шалить и в ее угодьях. И никакие кордоны, никакие запреты им не указ!

Наталья гневно сверкнула глазами в сторону невидимой из-за леса усадьбы нового хозяина Завидова. Ничего, она наведет здесь порядок! Ей не привыкать выяснять отношения с соседями. Во всех схватках и ссорах она выходила победительницей, победит и на этот раз, чего бы ей сие не стоило.

А сейчас она первым делом направится домой и снарядит команду из дюжей дворни с Евсеем во главе, которая притащит лодки рыбаков к берегу на баграх. Вместе с уловом, снастями и самими нарушителями. От Евсея еще никто не уходил. А каково будет узнать князю, что у него теперь не станет свежей рыбы к обеду.

Графиня злорадно рассмеялась и направила Зарницу в сторону дороги. Она хотела осмотреть то место, где, по рассказам пастухов, бык настиг коляску. Но не тут-то было. Графине не удалось проехать по дороге и десятка шагов, как навстречу ей из кустов вышли два мрачных мужика с петровскими еще фузеями[9]9
  Фузея – ружье (старин.).


[Закрыть] на плечах.

Ей стало неуютно. О разбойниках в этих местах стали уже забывать, а тут сразу два явно недружелюбно ее рассматривающих типа. Первым делом Наталья пожалела, что не взяла с собой пистолеты. От них она отказалась лет пять назад, тяжелы, да и заряды быстро сыреют. Так что если и придется от кого отстреливаться, то не всегда знаешь, выстрелит ли пистолет в нужный момент или даст осечку. Поэтому графиня всегда считала лучшим оружием свою нагайку, с помощью которой сумела однажды зимой отбиться от пары волков. Конечно, ей помогло, что она была верхом на Зарнице. Но одного из нападавших хищников она забила до смерти, второму перешибла лапу. И его настигли и пристрелили охотники уже после того, как графиня вернулась в усадьбу на взмыленной Зарнице и сообщила о нападении волков.

Но там были волки, а здесь два здоровенных мужика. Против их ружей ее нагайка была как сабля против полковой мортиры. Но тем не менее графиня постаралась не показать виду, что испугана, скорее она была озадачена появлением незнакомых мужиков в своих владениях. О чем она самым строгим голосом не преминула им заявить.

Мужики с недоумением переглянулись. Судя по их поведению, нападать они не собирались. Но то, что графиня услышала от них в следующее мгновение, чуть не заставило ее упасть с лошади.

Один из мужичков сдвинул войлочный капелюх на лоб, поскреб в затылке и заявил:

– Ноне, барыня, здеся проезда нет! Князь, значитца, велели всем изместьевским в обход озера ездить. Чтоб его земли, значитца, не топтать!

– Как это нет проезда?

Наталья даже поперхнулась от неожиданности. Она совсем не предполагала, что князь столь быстро выполнит свои угрозы. Честно сказать, в глубине души она считала, что сосед просто решил ее припугнуть и все недоразумения разрешатся сами собой. Но, оказывается, князь не шутил. И это неожиданное для графини обстоятельство повергло ее в сильный гнев. Однако она сдержалась и попыталась вразумить сторожей.

– Мы испокон века этой дорогой пользовались. Я еще по весне велела все колдобины засыпать и заровнять… – Тут она поняла, что разговаривает с двумя невежами чуть ли не на равных. И, натянув поводья так, что лошадь затанцевала под ней, направила ее прямиком на сторожей.

Те не сдвинулись с места и даже в поклоне не согнулись, как это прежде бывало, а выставили перед собой свое допотопное оружие. И второй, молчавший до сих пор сторож выкрикнул:

– Езжайте, барыня, от греха подальше. Нам приказано всех ловить, кто без спросу на дороге объявится!

– Ты что ж, подлец, не узнал меня? – выкрикнула сердито графиня и, выхватив из-за голенища нагайку, замахнулась на него.

Но второй сторож направил ствол фузеи вверх и выстрелил. С ближайших кустов снялась стая ворон и с оглушительным карканьем бросилась в разные стороны. Зарница от страха лягнула воздух и чуть не сбросила всадницу на землю. Графиня едва успела схватиться за луку седла.

– Ах, так? Уже сегодня я найду на вас управу! Сама отхожу плетью по спинам! – не выкрикнула, а почти прошипела она, настолько спазмы свели ее горло. Всадив шпоры в бока ни в чем не повинной Зарницы, она с места направила ее в галоп, но все-таки успела услышать то, что с явной насмешкой бросил ей вслед один из сторожей:

– Езжай ужо, аспида! Бодливой корове бог рогов не дал!

И это повергло ее в такое смятение, что она не заметила, как проскакала добрых три версты с лишком до усадьбы на одном дыхании, шепча угрозы и посылая кары небесные на двух негодяев, осмелившихся столь неучтиво с ней разговаривать, а напоследок в открытую оскорбить, сравнив ее со змеей и коровой.

Оставив лошадь у крыльца, она взлетела по ступеням наверх и чуть было не столкнулась с управляющим своим имением Корнилой Матвеевичем Сусловым. Торопливо стянув картуз с бритой головы, он пояснил ей, что только что прискакал мальчонка со смолокурни. Ночью туда нагрянули люди князя, повязали смолокуров и увели в имение. А еще сегодня поутру его же сторожа задержали на дороге десяток возов со строевым лесом, который везли люди графини на продажу в Ярославль, и отправили тем же порядком в Завидово.

Наталья изо всех сил хлестнула нагайкой по перилам. Управляющий в ужасе отшатнулся. Сытое его лицо побледнело и покрылось капельками пота.

– Государыня! Наталья Кирилловна! Ей-богу, я не виноват! Кто ж знал…

Графиня шумно втянула носом воздух и спросила почти спокойно:

– Лес на каких делянах валили?

Управляющий вжал голову в плечи. Маленькие глазки его трусливо забегали.

– А хто его знает? Те деляны испокон нашенскими считались.

– Так считались или на самом деле принадлежали Изместьевым?

Вместо ответа управляющий смахнул крупную каплю с кончика носа и выкрикнул фальцетом:

– Так завидовские почем зря наш лес рубят. А в прошлом годе кто пал пустил? Сколько корабельной сосны выгорело!

– Все ясно! – вздохнула Наталья. – Ты, стервец, у меня последние козыри отобрал. Что же, мне теперь князю в ноги падать, чтобы моих людей отпустил? Ты знаешь, какой он начет сделает за смолокурню и за этот лес?

Управляющий отвел глаза и, вытянув руки по швам, принялся тереть ладони о суконную поддевку, видно, так они сильно вспотели.

Наталья повернулась и, прищурившись, посмотрела в сторону озера. Лучи поднявшегося из-за леса солнца купались в воде. Все сверкало и переливалось, словно не озеро это было, а котел с расплавленным золотом, по которому двигались не менее пяти черных точек. Уже пять лодок вполне свободно ловили ее рыбу, а этот старый пес Суслов потел и не произнес еще ни одного толкового слова.

– Смотри! – Графиня схватила его за шиворот. – Князь захватил мой обоз и смолокуров, а его людишки безнаказанно озоруют в моих водах. Немедленно снарядить мужиков покрепче, вооружить и отправить на озеро. Чтоб через час и воры, и их лодки были у моего берега. Будут сопротивляться, лодки топить, людишек хватать за шиворот и тащить на конюшню. Там им отвесить по десятку батогов, руки после связать и со спущенными портками направить к барину. Пусть порадуется на мой улов.

– Но как же? – Управляющий, согнувшись в полупоклоне, пытался заглянуть ей в лицо. – Как же со смолокурами и возницами? Князь в долгу не останется. Тем же ответит.

– Чем ответит князь, меня не волнует, – графиня остановилась у самых парадных дверей, которые лакей распахнул перед ней. – Но как только они вернутся в поместье, вели всыпать им не меньше батогов, чтобы хозяйское добро смелее отстаивали и в руки противника без борьбы не сдавали.

– Но… – опять попытался что-то сказать управляющий, однако графиня решительно, словно Цезарь Рубикон, перешагнула порог своего дома. Что ж, жребий брошен! И хотя князь первым начал войну, она ни в коем случае не намерена ее проигрывать!