Текст книги "Сословные условности"

– Инвестировать собираешься?

– И это тоже.

– Ну так инвестируй смело, – разрешила Аллочка.

– Да я вот слышала, – начала Ирка, – что инвесторов тут у вас…, – она запнулась, глянула на Наташу и исправилась, – у нас не сильно жалуют, особенно иностранных, сажают даже некоторых.

– А не надо законы нарушать, тогда тебя никто не посадит. Правильно я говорю? – Аллочка ткнула мужа локтем в бок. Он, не переставая жевать, кивнул головой. – Вот! Мы с Козловым ничего не нарушаем, видишь, поэтому никто из нас не сидит!

– Типун тебе на язык, – вдруг как-то тихо и очень зло рыкнул на жену Козлов, после чего Наташа поняла, что он, разумеется, чего-то такое всё-таки нарушает.

Ирка посмотрела на продвинутого бизнесмена с большим сочувствием.

– Ладно, так и быть, – сказала Аллочка и полезла в холодильник, откуда достала четвертинку тортика. – Тут как раз на четверых.

– Я не буду, – быстро сказал продвинутый бизнесмен и взялся рукой за правый бок.

– Тебе и не предлагается. Девчонкам по куску и два мне. – Аллочка потёрла ладошки.

– Я тоже не буду, – поспешила сообщить Наташа.

– И я, – присоединилась к ней Ирка.

– Наше дело предложить, ваше дело отказаться. – Аллочка спрятала тортик обратно в холодильник. – Перед сном сама слопаю.

– Хотите капучино? – спросил Козлов. – У нас в автомате капучино с офигенной пенкой получается.

– Хотим! – обрадовались Ирка и Наташа.

Капучино у него получился вкусный и действительно с офигенной пенкой.

Потом, исчерпав все темы для светских бесед, стали прощаться.

– Я бы не советовал вам сейчас сильно вкладываться, – сказал Ирке продвинутый бизнесмен Козлов, провожая их в прихожей.

– Во что именно? – уточнила Ирка.

– А ни во что.

– Я вот квартиру себе присматриваю. Квартиру то покупать не страшно?

– Квартиру не очень страшно, хотя … – Козлов скривился и почесал затылок. – Да и цены сейчас какие-то дикие, если что, от квартиры быстро не избавишься.

Выйдя на улицу, девушки в растерянности замерли у подъезда.

– Надо такси вызвать, – сказала Ирка. – Если б знать, что пить не будем, на машине бы поехала. Может, прогуляемся? Вроде ещё не поздно.

Наташа огляделась по сторонам и помотала головой.

– Пошли-ка отсюда, как-то неспокойно тут.

– Чего страшного? – удивилась Ирка. – Всё как пишут в объявлениях: тихий центр.

– Ага. Тихий центр, наркоман и маньяк. Подкрадутся тихонечко и привет!

Они быстро пошли в сторону оживлённого проспекта. Там на углу уже остановились и вызвали такси.

– Я её ненавижу, – призналась Наташа.

– Почему?

– Бездельница, ни дня в жизни не работала, но всё знает, всех учит. Всем хороша, талантлива во всём, даже руководит, вот только варить не умеет. Бедный, бедный мужчина этот Козлов. Не удивлюсь, если она его бьёт.

Наташа представила, как мощная Аллочка лупит своего щуплого Козлова веником.

– Ты несправедлива. Я, заметь, тоже бездельница, можно сказать, толком и не работала-то никогда. А Козлов этот неизвестно ещё, что за фрукт. Вон, Аллочка говорила же, что запойный.

– Будешь тут запойный, с таким бабцом.

– Как ты сказала? С бабцом? Чудесное слово.

– Одичала ты у себя в Америках.

– Я вот думаю, если б этого Козлова его бабец не устраивал со всех сторон, он давно бы дал от этого бабца дёру, как это сделал мой супруг, – Ирка резко погрустнела. – Как я понимаю, денег у Козлова для этого дёру предостаточно.

– Так это муж дал от тебя дёру?! – удивилась Наташа. – А почему ты мне сразу не сказала?

– Зачем? Тут нечем хвастаться. И он дёру дал, и дочка, видишь ли, получается, тоже дала этого самого дёру.

– Но почему? Ты тоже варить не умеешь? Или у тебя шляпы нет модного фасона?

– Я чёртова русская кукла, у которой не пойми, что в башке, и всё не слава Богу! Двойное дно у меня, – раздражённо поведала Ирка.

– Ирка! Признайся, ты изменила мужу с сантехником? Или с садовником?

– С обоими! – Ирка заржала. – А ещё с электриком и газовщиком.

Радом с хохочущими подругами остановилась машина такси.

– Ну, что ночёвка? – спросила Ирка. – А то после этой Верюжской и правда так выпить хочется, что, не ровен час, можно уйти в запой.

– Ночёвка! – согласилась Наташа. – Только Максика надо предупредить, чтоб не ждал.

– Вот, и у мальчика будет праздник.

Подруги загрузились в такси.

– Зато ты теперь знаешь, что самый классный оливье продаётся в универсаме, там точно никаких раковых шеек не напихают, даже, думаю, на колбасе сэкономят, – заметила Наташа. – Мне, конечно, Козлова этого очень жалко, – добавила она. – Но ещё жальче мне того шампанского, что ты привезла. Помнишь, как она его резво в закрома потащила? Завтра, небось, в одно жало его выхлещет и тортиком своим закусит, пока муж на работе.

– Тю! Да у меня этого шампанского целая коробка. Я заказала в интернете, мне и привезли.

– Мне завтра на работу.

– А ты много не пей.

Утром, уже на работе, Наташа рассматривала себя в огромном зеркале, где ещё недавно радовалась отсутствию снегопада на косах. Видок был, прямо скажем, не комильфо. Снегопада на косах, конечно, по-прежнему не наблюдалось, очередная шикарная Иркина блузка тоже смотрелась вполне себе, несмотря на слегка помятый, но всё же белоснежный костюм, а вот лицо уже не выглядело таким уж молодым. Вот почему с возрастом последствия вполне себе невинных ночёвок начинают отражаться на лице безо всяких там особых возлияний и непотребств? Ну, выпили бутылку шампанского, ну, помыли кости Аллочке Верюжской, небось, икала, бедняга, аж хризантема тряслась, но потом-то спали как примерные лялечки во вполне себе комфортных условиях. Вот откуда эти мешки под глазами и нездоровый румянец? Эх жаль, что маски всего лишь половину лица закрывают. Конечно, положение можно спасти чёрными очками, но появление начальника службы размещения у себя на рабочем месте в чёрных очках определённо вызовет массу ненужных разговоров в самом лучшем семейном отеле на побережье.

– Опять бурная ночка выдалась?

Наташа увидела за своей спиной в зеркале хитрую кошачью рожу начальника охраны.

– Почему опять и почему бурная? – строго прищурившись на него через зеркало, спросила она.

– Разве нет?

– Нет.

– А вот духи у вас опять хорошие. Хотя я вам это уже говорил. – Начальник охраны повёл носом и растворился в зеркале.

С этим сложно было не согласиться. Иркина блузка, да и вся Наташа пахли дорогими и очень хорошими Иркиными духами.

День прошёл без особых происшествий, к вечеру последствия Наташиной ночёвки без возлияний и непотребств исчезли с её лица, как ни бывало. Зато на выходе с работы с ней приключилась небольшая неприятность, можно сказать, казус.

Спускаясь по служебной лестнице, где рядом на лавочке в летнее время обустраивалась стихийная курилка для персонала, Наташа руководящим взглядом окинула территорию. Ведь не секрет, когда руководство намыливается с работы, подчинённые тоже считают свой рабочий день практически завершённым. Во всяком случае никто язык от старания особо не высовывает, и в фигуре попадающегося на глаза персонала уже можно угадать некоторую расхлябанность. Почему они не дожидаются момента, когда руководство полностью покинет территорию, остаётся загадкой. Видимо предвкушение возможной вольницы уже как-то влияет на трудоспособность. В этот раз, покидая своё рабочее место, Наташа испытала чувство глубокого удовлетворения. На лавочке, развалившись, покуривали работники кухни, которые к её службе не имели никакого отношения, давешний директор бригады с очередным неизвестным Наташе полуголым персонажем волокли какую-то штуковину к служебной лестнице, это тоже Наташу никак не касалось. В окрестностях лавочки никто из её подчинённых праздно не шатался, поэтому Наташа решительно поставила ногу на ступеньку, потом на следующую, затем наступила ногой себе на брючину, шагнула и стала падать лицом вперёд. Она почувствовала себя стреноженной лошадью и поняла, что сейчас разобьется вдребезги и сломает шею, и никакие выставленные вперёд и растопыренные руки ей не помогут! Со стороны скамейки с курильщиками раздалось обидное гоготание работников кухни, а Наташа мысленно попрощалась и с новой шикарной внешностью, и с новой шикарной обещанной Иркой жизнью среди магнатов и продвинутых бизнесменов.

– Держу! – раздалось откуда-то снизу, что-то грохнуло, какая-то тень метнулась ей наперерез и, как написали бы в настоящем женском романе, «сильные мужские руки бережно подхватили её».

Однако сильные мужские руки сантехнического Самсона не подхватили Наташу, а облапали самым неприличным образом, она больно шваркнулась носом о крепкое мужское плечо так, что из глаз сразу брызнули слёзы, и в довершение всего, когда она уже высвободилась из цепких лап своего спасителя, на груди её расплылось недвусмысленное грязное пятно именно в форме одной из этих его лап. Разумеется, всё это сопровождалось ржанием и гоготом обитателей лавочки.

– Вы! Вы! Что вы меня лапаете лапами своими? Откуда вы их достали, такие грязные? – прокричала она сквозь слёзы.

– Не стоит благодарности, Наталья Юрьевна. Я тоже рад вас видеть, – спокойно ответил директор бригады, имя которого Наташа от злости никак не могла вспомнить. – Не переживайте, это отстирается. – Он протянул свою грязнущую ручищу в сторону пятна на Наташиной груди, как будто хотел опять там всё, как следует, потрогать. Не натрогался!

– Не трогайте меня, – взвизгнула Наташа и отпрыгнула в сторону. – Орангутанг! Животное!

– Если прекратите истерику, успокоитесь и подождёте немного, я вас смогу отвезти домой. – Он присел на корточки и стал собирать какие-то рассыпанные части чего-то большого и грязного, видимо те самые, которые загрохотали, когда он ринулся ей на помощь. Второй полуголый персонаж помогать ему в этом деле явно не собирался. Он смотрел на Наташу строго и укоризненно.

Наташе стало стыдно. Чего, спрашивается, она хотела? Чтоб он стоял и смотрел, как она шею ломает, или побежал бы руки мыть? Ухватил, за что попало, не специально же прицеливался. Она уже хотела попросить прощения, но тут увидела ехидную ухмылку начальника охраны, который стоял на верхней ступеньке служебной лестницы.

– Как-нибудь обойдусь, – сказала Наташа, развернулась и последовала в сторону остановки маршрутки с гордо-поднятой головой. Пятно на груди она прикрыла сумкой, понадеявшись, что других отпечатков этот работящий сантехник на ней не оставил. По дороге домой она думала, уж скорее бы Ирка ей нашла какого-нибудь магната, и чтоб обязательно с чистыми руками.

Котя и развитой социализм

Следующим пунктом в списке Иркиных визитов почему-то стояла никакая не Анька Скворцова, которая, по Иркиным словам, лучше всех разбиралась в местах гнездования местных магнатов, а наоборот Котя.

Котю на самом деле звали Катей, просто в первом классе, когда учительница спрашивала, кого как зовут, Катя так тихо сказала своё имя, что всем послышалось Котя. Так её и прозвали. Котю в классе любили все, она тоже всех любила и жалела. И сразу было ясно, что Котя станет врачом как её папа, и непременно врачом очень хорошим.

– Почему Котя? – удивилась Наташа, когда Ирка объявила, что в среду они едут именно к Коте. – Нет, я, конечно, рада буду Котю повидать, я по ней даже соскучилась, но она как-то не вяжется с твоими матримониальными планами. Думаешь, она познакомит тебя с каким-нибудь главным врачом? Врачи, разумеется, далеко не магнаты, но я слышала, что они сейчас неплохо зарабатывают, особенно главные.

– Котя сама врач, и это очень важно. Ты забыла, что я сюда жить переезжаю, а русскому человеку в принципе, а в условиях эпидемии особенно, необходим хороший знакомый врач. Не, кто попало по страховке, а именно свой, проверенный. Вот у тебя есть свой врач?

– Нету, – призналась Наташа.

– Вот теперь будет – наша Котя! Она и других хороших врачей знает, ну тех, которые узкие специалисты, и про лекарства всё понимает. Как ты вообще до стольких лет дожила тут без своего врача?

Наташа пожала плечами и задумалась, действительно, как?! Наверное, ей просто некогда было болеть и ходить по врачам, вот она и не болела. Даже в эту историю с ковидом, когда все вокруг падали как подкошенные, Бог Наташу миловал. Может, потому что она дисциплинированно выполняла все указания из Гугла, где советовали, как уберечься, и вовремя сделала прививки? Ведь не секрет, что бережёного Бог бережёт. И вообще, зачем человеку нужен доктор, когда у него есть Гугл?

Однако Наташа ничего не имела против визита к Коте. Котя в их классе была одной из немногих, кто относился к Наташе не свысока, благодаря материальному положению своих родителей, а чисто по-человечески.

Выяснилось, что летом Котя проживает на даче в садоводстве неподалёку от лучшего семейного отеля, в котором трудилась Наташа, поэтому Ирка забрала Наташу прямо с работы под неусыпным оком начальника охраны, который как всё тот же чёрт из коробки почему-то постоянно теперь оказывался где-нибудь поблизости. Следит он за ней что ли? Ну, чтоб Наташа всё-таки не продала иностранной гражданке секреты любимой Родины. Но как тут уследишь? Может он какой-нибудь жучок на ней пытается пристроить, вот и вертится вокруг?

Небольшое садоводство, где находился Котин дом, располагалось хоть и поблизости, но чуть в стороне от благ цивилизации Курортного района северной столицы, и дорога к нему пролегала мимо полей, заросших гигантским борщевиком, и оказалась вся в ямах и колдобинах. Ирка радовалась, что взяла напрокат именно внедорожник и рассуждала, что на Родине без хорошего внедорожника вообще, не жизнь, а сплошное мучение. Наташа мысленно соглашалась с подругой. Ей вообще казалось, что жизнь на Родине и с внедорожником-то не сахар. Хотя если б у неё был внедорожник, она, наверное, чувствовала бы себя гораздо уверенней. Она вспомнила бесстыжего сантехнического персонажа, у которого как раз имелся внедорожник и подумала, что тот после столь неудачного Наташиного падения почему-то больше не попадается ей на глаза. Видимо руководимая им бригада отремонтировала всё, что требовалось, и переехала на другой объект. Она решила, что надо бы уточнить этот вопрос у главного инженера, потому что не худо бы всё-таки перед персонажем извиниться. Ведь он спас ей лицо и шею, а вполне вероятно, что и вовсе жизнь. Подумаешь, облапал, тем более что блузка Иркина от отпечатков его лап очень быстро отстиралась. Не специально же он Наташу лапал, а по делу. А даже если б и специально? Кстати, почему бы и нет? Вот когда её в последний раз кто-то лапал? Да уж. Вела себя как гимназистка. Тут же вспомнила, что персонажа зовут Роман, и решила назавтра обязательно осведомиться о нём у главного инженера.

Котин дом прятался среди плодовых деревьев и кустов за невысоким забором. Над домом гордо развивался красный флаг с серпом и молотом. Ворота для Иркиной машины открыл небритый лохматый мужик в несвежей майке-алкоголичке и камуфляжных штанах. Во дворе под недостроенным навесом Наташа увидела два заляпанных грязью внедорожника, но каких-то маленьких, раза в два меньше Иркиного.

– Это что за машинки такие? – поинтересовалась она у Ирки, когда они въезжали во двор.

– Это русский вариант моего шевроле, – пояснила Ирка. – Шевроле-Нива называется.

Наташа тяжело вздохнула и в очередной раз пожалела всех, кто не в Америке.

Когда выгружались из машины, в нос ударил запах навоза. Наташа пожалела, что не надела маску. Ирка сказала, что Котя вместе со всей её семьёй сами переболевшие и сто раз привитые, отчего антитела у них буквально зашкаливают, так что бояться гостям нечего. Разумеется, маски имелись у Наташи в сумке, но доставать их и надевать ей показалось уже бесполезным. Вспомнился детский стишок: «Хорошо в краю родном, пахнет сеном и говном». Сеном, однако, ни капельки не пахло.

Дом Коти, выстроенный из белого силикатного кирпича, выглядел по-советски добротно и зажиточно. Мужик закрыл ворота, поздоровался, представился как Котин муж, не называя своего имени, и пригласил проходить. Сам он пошёл вперёд, показывая дорогу. Вошли в большую прихожую, обшитую местами обшарпанной вагонкой и заваленную разномастной обувью на все случаи жизни и все времена года. Во всю стену располагалась огромная вешалка, на которой в три, а то и в четыре ряда висели какие-то куртки, ватники, пуховики, плащи и даже драповые пальто. Всё выглядело весьма замусоленным, а пол, похоже, вообще никогда не мыли. Ирка замерла, явно пребывая в растерянности, а Наташа печально подумала: «Добро пожаловать на Родину, дорогая подруга». Хотя, наверное, и в Америке полно таких вот пейзан, не заморачивающихся по поводу чистоты и порядка.

– Заходите смело, – обнадёжил Котин муж, – мы летом обувь не снимаем.

«Сомневаюсь, что вы её вообще когда-нибудь снимаете», – мысленно ответила ему Наташа.

За дверью прихожей оказалась большая вполне себе современная кухня-гостиная, пахло жареными грибами. В углу помещения располагался чумазый камин и большой диван, заваленный каким-то барахлом, на стене светилась и бубнила новостями огромная плазменная панель. Большой обеденный стол также оказался заставлен какими-то пакетами и грязной посудой с остатками еды. Над столом из-под слегка покосившегося абажура свисала липкая лента, полностью залепленная трупами мух.

– Девчонки, как же я по вам соскучилась! – Навстречу вошедшим откуда-то от плиты прискакала Котя в замусоленном переднике.

В отличие от виденной недавно Аллочки Верюжской Котя действительно ни капельки не изменилась. Такие же тёмные забранные в тугой хвост волосы и огромные добрые глаза в пол-лица, такая же тоненькая точёная фигурка, разве что грудь выросла, что сделало Котю похожей на звезду мексиканских сериалов. Обнялись, расцеловались, всплакнули, и Котя поскакала обратно к плите, где на огромной сковородке румянились белые грибы.

– Это Андрюшенька мой с утра в лес сбегал, беленьких приволок, добытчик! – сообщила Котя и поцеловала мужа, из чего Наташа сделала вывод, что Котиного мужа зовут Андрюшенькой. – Пришлось с утра грибы чистить, вот и не успела толком прибраться. Сейчас-сейчас. Зато грибочков с пылу с жару поедим с картошечкой, у нас синеглазка своя. У нас всё-всё своё! Полное самообеспечение. Вы любите синеглазку?

– Любим, – ответила за всех Наташа. – Может, помочь чем-то?

Она конечно предложила свою помощь, но побоялась, что её и правда попросят всё-таки что-то сделать в этом вопиющем бардаке, и тогда придётся выгнать всех на улицу, выкинуть всё их барахло, вымыть и вычистить всё, а потом ещё и протереть каким-нибудь антисептиком.

– Не беспокойтесь, сейчас Андрюшенька всё устроит, – проворковала Котя.

– Кстати, вот, чуть не забыла. – Ирка достала из сумки бутылку самой дорогой водки, которая только оказалась в манерном гастрономе неподалёку от гранд-отеля «Эмеральд», а Наташа тут же подумала, что даже этой литровой бутылки, наверное, не хватит, чтобы тут всё как следует протереть.

Глаза Андрюшеньки при виде бутылки сразу засверкали, и Наташа испугалась, что и в этот раз они опять не угадали. Ведь Верюжская им ясно сказала, что нынче все пьют, и поэтому все они алкоголики, правда, она сказала, что пьют все приличные люди, Андрюшенька же на приличного человека ну никак не смахивал. Наташа для очистки совести даже попыталась представить его в костюме как у продвинутого бизнесмена Козлова, но попытка не удалась.

– Сейчас всё будет в лучшем виде! – Андрюшенька радостно схватил бутылку и сунул её в морозилку, потом сдвинул всё, что было на столе, на край, достал из холодильника шматок сала, кинул на сомнительной чистоты разделочную доску и стал нарезать его тонкими лепестками.

Наташа тяжело вздохнула, пристроила свою новую белую сумку на относительно чистый стул и принялась носить грязную посуду со стола в раковину.

– Дай повязать чего-нибудь, я хоть посуду пока помою, – попросила она Котю, справедливо решив, что если уж придётся здесь закусывать, то лучше она сама помоет для себя тарелку.

– Ох, Китаёза, ты всегда была такая трудяга, прям настоящая Золушка! – Котя чмокнула Наташу в щёку и поковырявшись в ящике кухонного стола вытащила оттуда передник. Передник к большому удивлению Наташи оказался относительно чистым. – Это мамин, – пояснила Котя. – Мама иногда приезжает мне с детьми помогать.

Наташа повязала передник и принялась за посуду.

– А сколько у вас детей? – поинтересовалась Ирка, осторожно присев на краешек того самого стула, на котором Наташа устроила свою сумку.

– Трое, – с гордостью сообщил Андрюшенька.

– Ух ты! А где они сейчас?

– В лагере, слава тебе, Господи! – Котя размашисто перекрестилась.

– В языковом? – решила уточнить Наташа.

– Почему в языковом? – удивился Андрюшенька. – В спортивном. Дети обязательно должны заниматься спортом, чтобы расти физически крепкими и здоровыми.

– Просто нам Аллочка Верюжская рассказывала, что сейчас все детей летом отправляют в языковой лагерь, – объяснила Ирка. – Вот я и подумала, может, и вы своих тоже в языковой.

– Разные Верюжские нам не указ. – Андрюшенька нахмурился. – Мы с них пример брать не будем, они испокон веков своих детей иностранным языкам обучают да музыке. И что, спрашивается, хорошего? Вон до чего страну довели.

– До чего? – осторожно поинтересовалась Ирка.

– Бардак!

– Тут не поспоришь, – согласилась Наташа. – А Аллочка-то Верюжская тут при чём? И языки с музыкой?

– Как это при чём? При всём! Думаете, без этих Верюжских дело не обошлось? Верюжские, Слонимские, Лившицы всякие нерусские…. Такую страну развалили! – Глаза Андрюшеньки недобро сверкнули. – Вот какая ваша фамилия? – Он ткнул пальцем в сторону Наташи.

– Китаева, – призналась Наташа, хотя у неё язык чесался сказать, что она Кацнельбоген.

– А моя фамилия Медведева, – поспешила сообщить Ирка.

– Вот и хорошо, это правильно! – Андрюшенька одобрительно кивнул. – Сразу видно – наши люди.

Наташа поняла, что наши люди запросто могут в его доме помыть посуду, а вот Лифшицы никогда.

– Андрюшенька, – пропела Котя ласково. – Зая моя, сходи, будь добр, в парник, собери помидор к столу.

Андрюшенька встал и послушно отправился куда-то во двор. Котя проследила за ним из окна, потом повернулась к подругам и повертела пальцем у виска.

– Вы с ним только про политику не говорите, он сразу митинговать начинает, – сообщила она почти шёпотом. – Сталинист он у меня.

Наташа уронила чашку.

– Господи, Котя, как тебя угораздило?

– Да он вроде раньше нормальный был. А потом началось: «крымнаш», встали с колен, можем повторить и вот это всё, – шептала Котя, одним глазом кося за занавеску, где по двору передвигался её зая Андрюшенька. – Я ему тут про оптимизацию медицины нашей только заикнулась, так думала пришибёт, так разбушевался. И флаг этот красный вывешивать, когда мы дома, совсем недавно взялся. Откуда только флагшток приволок?! Или это на него так вирус подействовал? Он по кровеносной системе и по мозгам людей шарашит. Мы ж в самую первую волну переболели. Я виновата, с работы принесла.

– Бедная ты бедная, трое детей. – Наташе стало так жалко Котю, что хотелось плакать.

– Котя! Он у тебя не просто сталинист, он ещё и антисемит, – прошептала Ирка, вращая глазами.

– Да какая разница. – Котя махнула рукой. – Хрен редьки не слаще.

– А ты что видела когда-нибудь, чтобы сталинист не был антисемитом? – удивилась Наташа, обращаясь к Ирке.

– Девочки! Это всё теория, а практика, вон, следует сюда с помидорами, – сообщила Котя.

В гостиную вернулся Андрюшенька и вывалил помидоры прямо на стол, только что отмытый Наташей практически уже до приемлемого состояния. Помидоры пахли просто волшебным образом. Наташе, конечно, очень хотелось дать затрещину этому непримиримому сталинскому соколу или, как его зовёт жена, зае, но она молча сгребла помидоры в раковину и опять протёрла стол. После намыла помидоры, выложила их на тщательно отмытое блюдо и сунула Ирке в руки нож, чтобы та их порезала, справедливо решив, что у Ирки руки всяко чище, чем у Андрюшеньки. Затем принялась вытирать стулья, чтобы на них можно было бы присесть тем, у кого нет камуфляжных штанов.

Наконец, уселись за стол. Андрюшенька достал водку из морозилки и разлил по рюмкам. Ирке как автомобилистке пришлось довольствоваться минералкой, так как на все уговоры хозяев остаться переночевать, подруги ответили дружным и решительным отказом. Наташа было хотела проявить солидарность с Иркой и тоже выпить минералки, но Котя посмотрела на неё жалостно, и Наташа поняла, что пить водку на пару с мужем ей не очень интересно. А кроме того, в этой антисанитарии, пожалуй, нет ничего лучше, чем произвести обеззараживание организма хотя бы с помощью водки.

Грибы оказались очень вкусными, молодая картошка под названием «синеглазка» рассыпалась во рту, а вот сало, крепко сдобренное чесноком, наоборот таяло. Таких помидор как у Коти Наташа не ела очень давно. Помидоры были сладкие и ароматные.

– Сало тёща моя делала, – сообщил Андрюшенька. – Дай ей Бог здоровья! А какую капусту она солит? Пальчики оближешь! Вот по осени засолим, и милости просим к нам зимой на капусту квашеную и грибочки солёные. Нынче так солить никто не умеет. Утрачены навыки. Привыкли по универсамом всё готовое покупать, а готовое оно, тьфу, говно, извиняюсь, полное. Вот раньше всё сами делали: и солили, и мариновали, а нынче никто ничего делать не хочет. Зачем делать, когда готовое есть?

– Ну, кому как, – возразила Наташа. – Некоторым даже оливье из универсама самым вкусным кажется.

Ирка сделала Наташе большие глаза, Наташа хихикнула. Она, конечно, уже хлебнула водочки, но Котины заветы уяснила и упоминать вражью морду Аллочку Верюжскую больше не собиралась.

– Это всё потому, что хорошего, натурального не ели, – глубокомысленно заявил Андрюшенька, наливая по новой. – Молодёжь наша вообще на американской синтетике выросла, на гэмэо, нитратах и пальмовом масле. То ли дело наше поколение! При Советском союзе питание было устроено совсем по другому принципу.

– И по какому же? – поинтересовалась Ирка.

– По правильному. Всё было качественное, создавалось из соображений полезности, а не наживы, так сказать, по ГОСТу!

– А вам, извиняюсь, сколько лет? – спросила обомлевшая Наташа.

– Да уж побольше чем вам.

Наташа мысленно прикинула, что при Советском союзе этот фраер прожил лет пятнадцать, никак не больше, это если с грудничкового возраста считать. Видимо, это отразилось у неё на лице.

– Свёкор мой, царствие ему небесное, при Советах был начальником строительного участка, а свекровь заведовала столовой, – тут же доложила Котя. – Это их дом, он Андрюшеньке в наследство достался.

– Тогда, конечно, – согласилась Наташа, сообразив, что питание этого болвана при Советском союзе точно было качественным и устраивалось из соображений полезности. А вот ради наживы его матушка, видимо, устраивала питание посетителям руководимой ею столовой.

– Что? – Встрепенулся Андрюшенька.

– Хороший дом, – поспешила вставить Ирка.

– Сейчас таких не строят, – согласилась Наташа.

– Ох, вы ж ехидны! Думаете, не понял вашей иронии? – Андрюшенька ухмыльнулся и погрозил девушкам пальцем. – Нам с вами повезло немножко застать эпоху развитого социализма, которая отличалась раздолбайством, воровством и всеобщей неразберихой. «Неси с работы каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость», помните? Хотя вы вряд ли такое помните, – он махнул рукой.

– Спасибо за комплимент, конечно, – сказала Ирка. – Но почему-то прекрасно помним.

– Замечательно, значит врубаетесь, о чём я вам талдычу. Так вот, до того, как социализм стал развитым, в стране присутствовала сильная рука. И тогда в сметане была именно сметана, а в молоке молоко. И заметьте, – тут он покачал пальцем у Ирки перед носом, – никакого пальмового масла.

– Еще скажите про вкусный пломбир. – Наташа закатила глаза, представив, как Андрюшенькину маму сильной рукой ставят к стенке за воровство во вверенной ей столовой. Действительно, как же повезло им всем с развитым социализмом. Котя захихикала, как будто прочитала Наташины мысли.

– А что? Скажете, невкусный? – возмутился Андрюшенька.

– Вкусный, только, как теперь стало известно, американский.

– Эх вы! Американский?! Что там было американского в том пломбире, кроме технологической линии? Продукты-то все наши, русские! – Андрюшенька почему-то постучал себя по груди. – Я вот слышал, вы из Америки приехали, – обратился он к Ирке. – Правильный поступок, очень своевременный, перед лицом опасности наши люди должны собираться в единый кулак. – В качестве иллюстрации он сжал руку в кулак и продемонстрировал его присутствующим. – И как там у нашего потенциального врага в его логове?

– Да всё так же. – Ирка махнула рукой. – По-прежнему загнивают. Негров, то есть афроамериканцев, правда, уже не вешают, зато на электрический стул чуть что сажают, причём всех подряд и негров, и белых.

– Вот! А я тебе что говорил? – Андрюшенька торжествующе посмотрел на Котю. – Смертная казнь – важный инструмент в деле поддержания порядка! Хотя у нас порядка гораздо больше и без того. А как там толерантность эта их пресловутая? Меньшинства и трансвеститы?

– Все на месте, – доложила Ирка. – Толерантность процветает, вот только коммунистов по-прежнему никто не любит.

– Боятся. – Андрюшенька явно остался доволен Иркиными ответами. – И правильно делают.

– А я вот интересуюсь, – не смогла удержаться Наташа. – Про развитой социализм всё понятно, это плохо, про то, что было до того, ну, про сильную руку лично нам с вами доподлинно неизвестно, а сейчас-то что происходит?

– Сейчас люди, выросшие при развитом социализме, находясь в кольце врагов, пытаются выстроить капитализм, но не абы какой, а наш русский!

– Абсолютно согласна! – Наташа кивнула головой и протянула свою рюмку за добавкой водки. – И этот русский капитализм у них получается недоразвитый, мягко говоря, говённый, с каждым годом всё больше и больше на развитой социализм смахивает. Причём у развитого социализма хотя бы лицо было человеческое, а у этого недоразвитого капитализма оно какое-то уж больно нечеловеческое, страшнючее лицо это.

– Им наверху виднее. – Андрюшенька наполнил всем рюмки. – Как лучше делать, как правильней, наверное, надо потерпеть.

– Где наверху?

– Там! – Андрюшенька указал пальцем в потолок. – Это не нашего ума дело. Вся власть от Бога.

– Позвольте, как от бога? – тут уже не удержалась Ирка. – У вас же красный флаг над домом веет. Вы разве не атеист?

– Всё сложно, – сказал Андрюшенька, размашисто перекрестился и опрокинул в себя рюмку.

– За сказанное, – присоединилась к нему Наташа.

Котя последовала её примеру.

– Хорошо сидим, – резюмировал Андрюшенька.

– Да нам, пожалуй, уже пора, – сказала Ирка, решительно вставая. Наташа тоже подскочила с места.