Текст книги "Падение в неизбежность"

Кристина от такого вдруг интереса к своей персоне со стороны Марины сначала растерялась, а потом так воодушевилась, что с радостью и участием начала советовать, что на лодку из тряпок брать и в чём вся фишка особого лодочного кайфа. Конечно, местами она переходила на детей. Как без этого! Но Марину в данный момент это ничуть не раздражало; главное, что ей удавалось скрыть своё тревожное состояние и выглядеть вполне естественно. Если Фёдор и поглядывает на неё, то поймёт, что телефон она дала просто так, до конца не разобравшись в истинном мотиве его поступка. «Может, он такой милован и хочет дружить семьями? Идея неплохая, но шаткая. Мог бы и с Игорем телефонами обменяться, а не караулить меня у туалета». За разговорами с Кристиной она и не заметила, как Фёдор исчез, растворился, словно его и не было. На всякий случай обошла всю квартиру, заглянула на кухню, даже поднялась на мансарду, где кучкой сидели мужики во главе с хозяином и перекидывались в картишки. Рядом тёрлась неугомонная Оксана. Сначала стало неприятно: «Наверно, со многими попрощался! А ко мне не подошёл! Ну хотя бы из приличия! Завтра воскресенье, и если напишет и захочет со мной встретиться, скорее всего, не получится. Решили с Игорем в Разлив на дачу к его родителям. А это, как правило, с ночёвкой. Врать не сумею, обязательно начну краснеть и пыхтеть, придумывая, куда это мне надо свалить с дачи в воскресенье. Может, он и не позвонит?! Что я планы строю, ещё и переживаю?!»

Марина с грустью отыскала глазами Игоря. Тот безмятежно стоял у самого входа на террасу и оживлённо беседовал с давнишним приятелем Сёмкой. Она почувствовала к мужу необъяснимую теплоту, и ей стало совестно. Марина подошла совсем близко, взяла его за руку и потянулась к щеке. Игорь смутился, заулыбался. Сёма поглядывал с понимаем и, наверное, с лёгкой завистью; у самого в личной жизни ничего не клеилось, выбирал всегда не тем местом, потом с горечью уверял друзей, что все бабы твари! И был прав, считала Маринка. Она хорошо относилась к Семёну, и не исключено, что нравилась ему по-особенному, только он глубоко скрывал это и, если бы не Игорь, давно начал ухаживать за ней. Хороший еврейский мальчик Сёма в своё время уехал с родителями сначала в Израиль, потом перебрался в Лондон, где и получил отличное образование, светлая голова, и вернулся зарабатывать деньги в Россию. Сёма был милый, трогательный и хрупкий с виду. Игорь говорил, что это только так кажется из-за того, что слишком худой и чуть выше среднего роста, а так парень со стержнем и никогда не подвёл.

Кто-то крикнул:

– Давайте быстрее! Дворцовый начали разводить!

На это действо можно было смотреть бесконечно из лета в лето. Всегда таинство. И Маринка, прищурив глаза, внимательно следила, как плавно поплыли створки моста. Впереди величественно застыл шпиль собора Петропавловской крепости, и множество катеров и прогулочных лодок заполнили русло Невы.

– Наверно, все приготовились загадать самое заветное желание с полной уверенностью, что оно обязательно сбудется.

– И откуда такая примета пошла, загадывать желание, проплывая под разведённым мостом?

– Не знаю, – Игорь задумался.

– А ведь и правда. Откуда? Надо порыться в интернете.

Набережную облепил народ. Машины застыли перед красными светофорами, пешеходы спокойно прогуливались по проезжей части.

– Теперь надолго! Вот что они стоят? Можно же рвануть и успеть на другие мосты, пока все не развелись.

– Кто торопится, рванул, – засмеялся Игорь. – Этим, видно, спешить некуда, вот и стоят.

Марине захотелось оказаться там, внизу. Шляться по набережной, купить мороженое в сахарной трубочке или пить колу прямо из бутылки, и чтобы рядом был он, Фёдор. Всё внутри вздрогнуло. Что-то совсем новое зарождалось в ней.

«Гормоны! – сама с собой разговаривала Маринка и глупо улыбалась. – Наверно, такое однажды случается с каждым. От хорошего тоже устаёшь и хочешь взрыва, которого боишься и в то же время нестерпимо ждёшь».

– Пройдёт! – вслух прошептала Марина.

Игорь обхватил её руками и прижал к себе.

– Красиво! Правда? Знаешь, удивительное дело, когда я был мальчишкой, я не чувствовал этой красоты. Понимал, что красиво, но не чувствовал. А сейчас дух захватывает, и радость, что довелось здесь родиться, а не где-нибудь в другом месте. Мне понадобилось осознание того, что это и есть настоящее чудо!

– Да! Точно! И я также. У меня всё это больше ассоциировалось с событиями и людьми, которые в тот момент находились рядом, – Маринка засмеялась. – Я, кстати, первый раз поцеловалась с мальчишкой в шестнадцать лет. Вон как раз на том месте! – она протянула руку. – Видишь? На противоположной стороне у Ростральных колонн. Прямо у спуска к воде. Меня мама в такой же тёплый летний день впервые отпустила гулять допоздна. Его звали Владик. Мы учились в одном классе. Ничего не помню. Его не помню. А как целовалась – помню! – смеялась Марина.

– Первая любовь? Что-то ты мне ничего не рассказывала о Владике! Ну-ка, давай колись! – Игорь не мог сдержать улыбки и при этом пытался делать грозное лицо, изображая лютую ревность.

– Не старайся! У тебя плохо получается. Нет, конечно! Какая любовь?! Всё как у всех. Иллюзия! Прошло ровно через неделю.

– Прошло? А поцелуи помнишь.

– Так это же первый раз, Игорь! Первый раз всегда помнишь!

– А я не помню. Не шибко, видно, любил целоваться.

«Точно!» – подумала Марина и удивилась, почему она никогда не придавала этому значения. Ведь даже в самом начале их знакомства он недолго задерживался на её губах. Представила, как они целуются, и поняла, что, наверно, это уже невозможно… «Странно! Всё-таки самые настоящие поцелуи случаются только на первом этапе отношений, – она обернулась и оглядела присутствующих. – Скорее всего, в этой компании один Сёма из целующихся и Володенька. Только не с женой, естественно. А Фёдор? Да что это?! Мне-то какое дело?! Пусть его жена разбирается, почему мужики, прожив по десять и больше лет со своими жёнами, практически перестают по-настоящему целоваться! Может, у других иначе и я ошибаюсь? Надо баб поспрашивать. Так кто сознается? Если только Викуся. Её сегодня нет, а то бы прямо сейчас спросила. Не хватает её! Взяла и укатила с Лерой в Милан. Неугомонная! Не все тряпки скупила! А её Женька тут где-то ошивается. Тихоня и подкаблучник! Не у него же спрашивать, – Марине стало смешно. – Какая разница! У меня вот так, и понятно почему. Странное сегодня состояние, из стороны в сторону бросает. То смеюсь, то плакать охота. Точно гормоны! – ещё раз подумала Марина и решила, что надо сдать кровь. – Уже тридцать девять, ещё шесть лет, и буду ягодкой опять. Странная пословица! Вон Лерику сорок пять стукнуло, а на ягодку она совсем не тянет».

В их женском коллективе Лера была самая проблемная. Больше двадцати лет назад она вместе с мужем Ильёй переехала из Ростова в Петербург, знали они друг друга ещё со школы. Несмотря на сопротивление матери и всех еврейских родственников, Илья женился на простой девочке, мало того что из русских, так ещё очень сомнительного статуса: мать – повариха захудалой столовки, отец – водопроводчик из ЖЭКа, беспробудный пьяница и дебошир.

Лера была щедро одарена красотой и полным отсутствием житейской хватки. Без Ильи она бы пропала, и с ним тоже пропала. Он долго и трепетно любил её, оберегал, и жила она без единого представления о том, как всё устроено. К новому месту Илья приспособился быстро и с двумя питерскими друзьями что-то непростое замутил. Дико способный! Поднялся невероятно! А с деньгами вылезло и всё остальное, в том числе и то, что Лерка, хоть и красивая баба и родила троих детей, перестала ему соответствовать. Он и ей не стеснялся кидать упрёки, что так никуда из неё провинциальный Ростов не делся, породы нет. Лера поначалу только отмахивалась и терпела все его нападки: дети растут, один сын в Лондоне учится, дочка в Швейцарии, младший при ней. Отказа ни в чём не знает, и Илья вроде иногда и слово доброе скажет, как прежде.

Всё изменилось, когда Илюша увлёкся молоденькой балеринкой, выпускницей Вагановского училища, и с головой ушёл в устройство её карьеры. Девочка не дурой оказалась и всё сделала, чтобы окончательно отвратить Илью от жены, и тот объявил, что жить с Лерой он больше не желает, назначил ей содержание и оставил одну, самой вылезать из серого, никчёмного существования. Лера ничего не нашла лучше, как сесть на стакан и завести любовника, накачанного тренера из спортивного клуба, который с радостью к ней переехал и беззастенчиво начал пользоваться всеми благами, что щедро предоставлял Илья.

Всё открылось, когда на каникулы приехала дочка и поведала отцу, что творится у них в доме, при этом выразив желание больше с такой матерью не общаться. Младший одиннадцатилетний тоже не пожелал жить с Лерой и переехал к отцу. По итогу лишилась она всего: и машины с водителем, и содержания, и детей. Только старший поддерживал Лерку и винил во всём отца. За такое свинское к себе отношение Илья прекратил оплачивать обучение сына, чтобы понял, кто главный и на чьей стороне быть надо. Сломал паренька!

Все понимали, что до такой жизни Лера докатилась от горя и слабости своей. Спиться не спилась, но без вина и дня прожить не могла, поправилась и сильно подурнела. Больше всего удивляло, что злости в ней не появилось, и какой была, такой и осталась – мягкой и улыбчивой. Поэтому и подруг не растеряла, и все, как могли, принимали участие в её жизни. Вика часто её с собой в поездки брала и купить ей что-нибудь предлагала. Лере ничего больше не надо, не интересно. А в ресторанчике посидеть, вина выпить, в Европе развеяться – всегда за.

Марина ей советовала в суд на Илью подать, на раздел имущества. Лера категорически отказалась и детей дёргать туда-сюда не стала. Вырастут – сами рассудят, кто прав, кто виноват. Квартира огромная есть, если что, разменяет, в скромную переедет или драгоценности подаренные продаст. А что машины нет – ерунда, на такси можно передвигаться. И к Илье ненависти не испытывает. «Удивительная бестолковость!» – поражалась Маринка.

Расходились медленно. Те, кто жили на другой стороне, ждали, когда сведутся мосты. Игорь давно и настойчиво тянул Марину домой.

– Сколько можно! Давай уже! Хочешь, пешком до дома пройдёмся?

– Хочу! – зевая, ответила Маринка, нехотя вытаскивая себя из глубокого кресла.

– Целый час будем пёхать до Пестеля на твоих каблуках! Нет. Поедем. Михаил ждёт в машине. Зря, что ли, простоял? Завтра на дачу только к обеду доберёмся. Мать ругаться будет… Обещали не поздно. Сейчас завалимся ни свет ни заря! Она же планировала, как вернёмся, сразу на дачу к отцу ехать. Мог бы Сашка уже и один оставаться, не ребёнок. Тринадцать лет! Это ты надумала, чтобы ночевал в городе! Сидел бы себе спокойно на свежем воздухе. Вечно ты что-нибудь накрутишь!

– Не бурчи! Я думала, так лучше. И твоя мама, поди, спит давно. Хотя кто её знает? Может и на дачу среди ночи попереться! Откуда у неё столько энергии? – Маринка скроила кислую морду и ещё раз зевнула. – А Саша ещё маленький! И не спорь. Это его последняя нянька пугала духами и привидениями. Оттого и боится.

Такая тварь оказалась! Пять лет проработала! Думали, нам с ней несказанно повезло! Идиоты! А если бы он так и терпел, и трясся от страха, и ничего нам не рассказал? Это же травма на всю жизнь! Как всё-таки спокойно, что обходимся без нянек. Спасибо твоей матери. Моя, сам знаешь, ещё та бабуля!

С родителями у Марины особой близости никогда не было. Ей всегда казалось, что они любили только брата, и росла она, как чертополох в огороде, сама по себе. Может, от этого и отношения с Артёмом были формальные, и встречались они лишь по семейным праздникам, и она каждый раз удивлялась, почему как чужие и ни у кого из них нет ни малейшей потребности в общении. А вот с его детьми хорошо ладила, созванивалась часто и подарки с водителем на все праздники отправляла. Наверное, так свою скрытую любовь к брату выражала, или нравились его тихие, нежные девочки – Алёнка и Анечка, которые всегда к ней с теплотой, по-родственному. Всё оттого, что жена Артёма, Маша, была сиротой и с пятнадцати лет воспитывалась родной сестрой своей матери. Маша и взвалила на себя непростую задачу – объединить всех в семье. Было трудно, но она не сдавалась, во всяком случае научила девчонок с почтением относиться к старшим.

Водитель Михаил ходил вокруг машины с обычным непроницаемым лицом, и было непонятно, что он сейчас о них думает, поливает, поди, трёхэтажным матом. Игорь, как всегда, тактичен.

– Миш, мы на дачу поедем завтра. То есть уже сегодня. Ты прости, что так задержались. Давай тогда к двенадцати подъезжай. Нет, к двенадцати тридцати. Лишние тридцать минут поспишь.

Миша молча кивнул.

Марина хмыкнула: «Можно подумать, переработался! А то, что почти каждый день не позже восьми вечера отпускают?! Это не считается! Странные люди! На работу приходят, первые полгода всё устраивает: и зарплата, и график. Потом лица делают! К Любаше бы его на недельку! Вот где работёнка!»

Любка год как развелась с мужем и слегка спятила. Впала в глубокую молодость и чуть ли не каждый день таскалась по барам и ночникам с танцами до утра. В сопровождении у неё был симпатичный парень непонятной ориентации, но по внешнему виду явно из нетрадиционных. Паренёк тщательно скрывал свои пристрастия и отказаться от дружбы с Любой не мог: слишком много плюсов. Во-первых, Люба состоятельная особа и, естественно, оплачивала все их походы по злачным местам; во-вторых, была одной из лучших клиенток – работал он в бутике «Бабочка»[1]1
  Babochka (рус. «Бабочка») – сеть модных бутиков в Санкт-Петербурге. Основана в 1988 году, одна из первых частных компаний в России. На сегодня является эксклюзивным представителем ряда международных люксовых брендов и основателем модного квартала в Санкт-Петербурге – Староневский Fashion District.


[Закрыть] и, по ходу, был неплохим стилистом. Этакая подружка! Самое интересное, что никаких мужиков в ночных клубах она не искала, наоборот, испытывала к ним настоящую неприязнь. Все они у неё были кобелями и изменниками, и она с упоением, безжалостно всех отшивала.

Вот от кого никто не ожидал такого поворота, так это от её тихони-мужа. Павел боготворил Любку, обожал детей и был образцово-показательным семьянином. Где и при каких обстоятельствах он познакомился с молодой девицей с ярко выраженными среднеазиатскими чертами, было непонятно. Точно не в библиотеке. И по всему, та умела что-то такое, что Любе было неведомо. И пустился благочестивый Павел во все тяжкие.

Всё раскрылось в один день, когда кто-то написал ей с незнакомого номера и сообщил, чтобы искала мужа в такое-то время в отеле «Европа», ещё и номер указали. Только потом до неё дошло, что писала сама девка, иначе последствия были бы пострашней, хотя Паша, как упёртый баран, утверждал, что она не такая и на гадости не способна, не первый день знает. Такого цинизма даже в страшном сне не представишь, и случился у Любови стресс. Мириться с существованием какой-то твари она не пожелала и поставила ультиматум – Павел бросает узкоглазую или убирается ко всем чертям, – и загремела по собственному желанию и наставлению Марины и Вики в клинику душевных болезней при Военно-медицинской академии.

От антидепрессантов через неделю Любаша поспокойней стала и одну и ту же фразу по несколько раз повторять перестала, правда, выглядела потерянной и безучастной ко всему, что происходило вокруг. Павел навещал её каждый день, но никаких заверений, что бросит свою девку, не давал – зацепила она его накрепко. Ещё один год они как-то протянули, хоть и на военно-осадном положении, и сообщила ему Люба, что подаёт на развод. Марина уговаривала подождать, не торопиться: одумается мужик, заигрался. Никакие сомнительные доводы на Любку не действовали.

– Не могу я так! Он же жить без этой гадины не может! Как приворожила его. Родители в шоке! Его мать чуть инфаркт не схлопотала! И заметь, не я об этом сказала! Сам соизволил! Ещё и плакал. Подлецом себя называл, мол, нет ему прощения! Конечно нет! И никогда не будет! Я и детям всё рассказала.

– А это ты зря сделала. Они-то тут при чём? – возмутилась Маринка.

– Как при чём? Пусть знают, какой у них папаша.

– Мстительная ты, Люба. Детей всё равно зря приплела.

– Вот с тобой такая ситуация случится, не дай бог, посмотрим, как ты запоёшь. Рассуждать легко – пережить трудно. У меня каждый день такая злость на душе, не описать.

Как и предполагал Игорь, мама не спала, была собрана и на старте. Обиды не чувствовалось, но настроена была решительно. Игорь начал уговаривать остаться, Маринка знала, что бесполезно, и молча свалила стягивать платье.

– Мам, ну в такое время! Ещё и мосты не сведены. Я и Мишку отпустил.

– Значит, вызови мне такси. И давай не будем об этом. Отец заснуть не мог, сто раз перезванивал. Поеду!

– А ему что не спится?!

Игорь набрал Михаила:

– Прости, дорогой… Разворачивайся, маму в Разлив везти надо. Завтра к двум приезжай, – повесил трубку и устало завалился на диван в прихожей. – Неспокойные вы все какие-то! Одну из гостей не вытащишь, другую не уговорить, чтобы осталась и не ехала посреди ночи. Пошли, мам, хоть чаю попьём, пока мосты не сведут.

Мраморный пол в ванной отдавал прохладой. Марина стояла босиком, разглядывала себя в зеркало и решала, залезть под душ или только снять мейк с лица. Хотелось спать. Потом решилась, заскочила в кабинку и включила воду. Опять перепутала краники, и из лейки сверху щедро полилась самая что ни на есть холодная вода. Такая ерунда случалась с ней каждый раз, и каждый раз она с крепким словцом отскакивала в сторону. Ноги ныли от усталости и каблуков. Под струями воды ей стало легче, и она от удовольствия закрыла глаза. Вдруг представила Фёдора, да так отчётливо, словно он, скрестив руки, стоит напротив, у стены, и внимательно рассматривает её. Марина мгновенно открыла глаза и от страха и стыда прикрылась руками.

– Чёрт! – вырвалось сдуру у Марины, и она перекрестилась. Смешно! Эта привычка осталась от бабушки. Не клич чёрта, а то накличешь!

«Давно так не гуляли! И как Любка выдерживает? Может, колёса употребляет? Какая только глупость в голову не полезет!» – это было последнее, о чём она подумала, уткнулась в подушку, и её не стало.

Она проснулась около часа дня, занавески были плотно задёрнуты, и казалось, что ещё раннее утро.

– Чёрт! – опять вырвалось у Маринки, и она суеверно прикрыла рот руками. Игоря не было.

На столе лежала записка:

Доброе утро, сурок! Мы с Сашкой уехали на дачу. Проснёшься – приезжай! Будить не стали. Проявили великодушие. Если болит голова, выпей цитрамон. Мишка в твоём распоряжении. Не забудь, я разрешил ему приехать к двум часам. Любим и целуем.

Твои муж и сын.

Внизу пририсовал пузатое сердечко. Умел Игорь делать такие трогательности. Вроде ерунда, а цепляет. Мог бы и просто сообщение послать. Лирик!

– Блин! Как это я заснула совсем голая?!

Марина терпеть не могла спать в чём мать родила, ей нужна была хоть какая-нибудь тряпочка, символично прикрывающая тело. Даже в близости с Игорем это было неотъемлемым правилом. Игорь сопротивлялся, говорил, что это комплексы, позже смирился и стал считать такой подход к сексу очень даже привлекательным.

На дачу ехать лень, тем более одной, а за окном бушует лето, самое настоящее, чистейшее, как на курорте. Марина накинула тонкий батистовый халатик, приоткрыла окно и высунулась наполовину. «Ничего себе, как припекает. Дома торчать – глупо. Неизвестно, чего ждать на следующей неделе. Может и похолодать резко. И так уже вторую неделю погода стоит, – нехотя начала собираться. – Так неудобно в выходные дни обходиться без Лидочки!»

Лида появилась в доме, когда Сашке едва годик исполнился. Марина долго к ней приглядывалась, уж больно простецкая, правда, работящая. Взяла она неказистую Лиду после того, как имела проблемы с одной выскочкой – интеллектуалкой с высшим образованием, которая чуть ли не каждый день напоминала, что пошла в домработницы только из-за зарплаты и это далеко не её призвание, а чистое унижение. При этом она постоянно делала удивлённые глаза, что ни попроси, и дико раздражала своим надменным тоном и вечным «Разве это входит в мои обязанности?». В остальном придраться было не к чему, всё делала красиво, и сама выглядела более чем прилично. Ужиться с её присутствием Марина не смогла.

С Лидочкой в доме снова воцарился покой. Она относилась ко всему с неподдельной любовью: и нажарить блинов или накрутить котлет было для неё великой радостью, и с Сашей помогала, если вдруг нянька заболеет. Три года назад у неё родилась внучка, и Лидочка каждый день спешила домой на помощь дочке. Вскоре попросила сделать ей не один выходной в воскресенье, как договаривались изначально, но и в субботу; оправдывалась, что ничего за один день сделать не успевает. Жили они с дочкой вдвоём, та замуж так и не вышла и в тридцать восемь лет решила оставить ребёнка от одного женатого мужика – работали вместе. Рожала дочка, со слов Лиды, исключительно для себя и, когда поняла, что забеременела, все отношения с женатиком прекратила. Ничего вроде и не было у них серьёзного – переспят без затей раз в две недели и разбегутся. Так что дочка точь-в-точь судьбу матери повторяла, и Лидочка всё время сетовала, что вдруг это карма и такая же участь постигнет и её внучку.

– Она у вас ещё топает с трудом. А вы уже о том, что замуж не выйдет! – смеялась до слёз Марина.

За то, что образовался лишний выходной, Лида предложила высчитывать у неё с зарплаты, чтобы всё по-честному было. Марина отказалась: давно работает и ни разу прибавки не попросила. Огромный показатель! Прежняя через месяц начала намекать, что надо бы прибавить хоть чуть-чуть. Потом ещё чуть-чуть и ещё. Было понятно, что ни конца ни края её жадности не будет и что по-бабски она завидует Марине и в душе недолюбливает.

Белые узкие джинсы налезли с трудом, и Марина никак не могла застегнуть молнию – застряла на середине и ни туда и ни сюда.

– Ничего себе! Это что получается? Поправилась так? И именно в заднице! Откуда что берётся?

Стягивать джинсы не стала, легла на кровать, ужалась до невозможности и всё-таки каким-то образом сдвинула с места ненавистную молнию.

– Пусть будут немым укором. Меньше пожру на даче.

Подошла к зеркалу. Её законные метр шестьдесят восемь смотрелись странно: как будто уменьшилась сантиметров на десять. Вот что значит лишний вес! В прихожей, в шкафу, отыскала бежевые босоножки на толстом устойчивом каблуке. И пусть кто-нибудь скажет, что тупо ходить на каблуках! Вот совсем другое дело – и попа на месте, и стройнее гораздо. Осталось подобрать верх, и она готова. Голубая рубашка мужского кроя в тонкую белую полоску придавала свежести и скрывала вывалившиеся бочки. Она рассматривала себя в зеркало и считала, что успешно справилась с задачей преображения.

– Чистая крррасотка! – нахваливала себя Марина и расстегнула ещё одну пуговку на груди.

Она всегда ругала подружек, что те вечно собой не довольны и отыскивают изъяны, которые кроме них никто и не увидит – при правильном подходе, конечно. Главное, подача и уверенность в себе!

– Может, не краситься?

Недолго думая, решительно затопала на каблуках в ванную комнату. Она наловчилась рисовать стрелки за пару минут, и без них лицо всегда казалось ей пустым и невыразительным. Рука потянулась к красной помаде. Опять папаша Игоря начнёт иронизировать и подкалывать, что кого-то съела или вампирила всю ночь! Выбор сына Степан Емельянович никогда не одобрял, считал Маринку трутнем и бесполезным элементом общества. Зачем только в институте училась, чужое место занимала?! Его устойчивое мнение, что каждая дама должна трудиться, подбешивало Марину, и она часто спорила с ним, что не понимает, почему женщина обязана пахать, если мужчина прекрасно зарабатывает. Им и так есть чем заняться. Можно подумать, Сашка сам по себе растёт. А то, что с рождения сын при няньке, так это абсолютно в духе времени, тем более когда есть возможность иметь в доме помощников. У неё и подруги все такие, и самоутверждаться за счёт трудовой деятельности никто не желает. Одна Любка активная. У той всегда была способность к бизнесу, и она владела несколькими успешными японскими ресторанами. Столько энергии, сколько у Любы, ещё и поискать надо! Даже сейчас, когда ночами тусуется и спит до полудня.

Однажды Марина с Викусей тоже попытались открыть собственное дело – небольшой салон красоты. Салон-то небольшой, а деньги влили немалые. Поначалу и клиенты были, в основном из подруг и знакомых. Место стало тусовочным, и они от великой радости щедро угощали гостей кофе и шампанским. Этакий бабский клуб по интересам. Все дни с Викой там пропадали, хозяек медной горы из себя корчили. Вскоре им порядком надоела такая канитель, и они стали реже и реже появляться в салоне, на то и управляющая есть. Потихоньку всё начало затухать, и тусовка разошлась по своим прежним насиженным местам. Новых клиентов появлялось мало, с улицы тем более; слишком дорогое удовольствие, не для всех. Может, и мастера во главе с администраторшей как-нибудь мухлевали.

Через год салон пришлось закрыть: выручку съедала аренда, ещё и постоянно докладывать приходилось. Повезло, что удалось перепродать заведение, хоть и с большими потерями, одной такой же дуре, которая пожелала на деньги мужа заняться с виду красивым бизнесом. Марина винила Вику, Вика – Марину. Не надо было гнаться за тяжёлым люксом и брать такое дорогое помещение, ещё и затеивать высокобюджетный ремонт, не говоря уже об оборудовании. Виктория первая честно призналась, что они лохи и не только она одна виновата, нельзя было лезть туда, в чём ни хрена не понимаешь. Самым утешительным было то, что они не поссорились и не разбежались, хотя разногласий было полно и порой по несколько дней не разговаривали.

Она вышла ровно в четырнадцать ноль-ноль. Ни машины, ни Михаила не было. «Неужели Игорь перепутал время? На Михаила не похоже! Сроду не опаздывал». Перспектива ехать самой за рулём не радовала, ещё и топать за ключами, которые она не прихватила из-за ненадобности. Маринка нацепила чёрные очки и нервно заходила взад-вперёд, то и дело поглядывая на новенькие золотые часики, которые невыносимо грели душу. Очередные часы Rolex были подарены Игорьком не далее как месяц назад на годовщину их свадьбы, и чувство радости и ликования ещё не успело покинуть. Оксана, увидев их на руке у Марины, залилась пунцовой краской и отвернулась, процедив:

– Не надоели тебе ролексы? Столько сейчас модных, крутых марок! Не зна-а-а-аю…

Это было всё, что она смогла из себя выдавить.

Марина никак не прокомментировала её выпад и ржала до слёз, когда увидела через пару недель такие же на руке у Оксика – видно, выцыганила у очередного возлюбленного. Именно так она называла каждого нового мужика.

– Возлюбленный! – угорала Марина. – Надо же такое придумать!

Миша опоздал, сделал лицо и приготовился выслушать, как его сейчас начнут отчитывать. Марина сдержалась: «Промотали вчера бедолагу – проспал, не иначе».

– Включи «Русское радио». Что ты вечно какую-то тарабарщину слушаешь!

Миша послушно стал искать радиостанцию с русской попсой.

– Вот, вот, оставь! Погромче! Ещё громче! Как мне раньше нравилась эта песня! – она оживилась и начала подпевать звонкому Губину:

 
Ночь, что за странная свобода:
От заката до восхода
Ждать тебя, надеясь вновь. О-о-о.
День, я прошу тебя – не надо
От восхода до заката
Говорить мне про любовь. О-о-о.
 

«Фёдор… – вспомнила Марина. – Кстати, почему я всё время воспринимаю его абсолютно свободным? Кольцо-то на пальце было. Не просто же так он его носит! Может, это просто мужское кольцо? Нет! Оно было именно на том самом пальце. То, что ему лет тридцать пять, не больше… это точно! Скорее всего, его знает Володя, муж Кристины, – она видела, как они обнялись при встрече. – Смешно получится: сначала терзаю Крис, что взять в путешествие на лодку, потом – кто такой Фёдор. Ну не в лоб, конечно, по-хитрому как-нибудь».

Марина, как встала, выпила лишь чашку кофе с молоком, больше ничего не лезло. А сейчас вдруг прихватило и противно заныло в животе.

– Миш, давай к «Астории»[2]2
  «Астория» – исторический отель в Санкт-Петербурге, открывшийся в 1912 году. Располагается напротив Исаакиевского собора.


[Закрыть]. По-быстрому перекушу что-нибудь. Не доеду до дачи.

Потом, она отлично выглядела, и было бы обидно нигде не засветиться, как только перед Степаном Емельяновичем. «Противный мужик, если разобраться. Как Светлана Николаевна с ним уживается? И почему говорят, что муж и жена – одна сатана?! Чистый бред!» Вот и они с Игорем абсолютно разные. Да и все, кого ни возьми из её окружения. Даже если и есть кажущееся соответствие, то это, скорее всего, простое желание приспособиться. И вообще, кто-то всегда оказывается в паре доминирующим, и равноправие демонстрируется только для окружающих, как и схожесть. Есть, конечно, везде исключения, но это такая редкость, больше надуманная, чем реально существующая.

Она выскочила из машины: ждать, пока Михаил нехотя вылезет и откроет ей дверь, как всегда, не хватило терпения. У входа в «Асторию» толпилась кучка японцев. Они болтали между собой, но настолько тихо, что гама не создавали, как, например, китайцы; вроде с той же грядки, но абсолютно разные, как с другой планеты. Марина их с лёгкостью различала: японцы во сто крат воспитанней, лучше одеты и много симпатичней. Она элегантно прошла между ними и с улыбкой на лице кивнула швейцару. Это Марина умела! Главное – как ты зайдёшь! Свободных столиков у окна не было, оставался только один с табличкой «Reserved». Администратор развела руками и предложила присесть за столик напротив. Марина окинула девушку недовольным взглядом.

– Вон же пустой! Я ненадолго.

– Он, к сожалению, забронирован. С минуты на минуты придут гости, – голосом робота отчеканила администратор.

Марина хотела возмутиться, но не нашла повода. Делать было нечего, и она решила не терять зря времени, выпить кофе с сэндвичем и двинуть на дачу, тем более публика собралась на редкость посредственная.

Позвонил Игорь:

– И где ты? Что за голоса? Мы тут тебя ждём, обедать не садимся…

– Да я скоро буду! Не ждите!

Он был недоволен или просто не выспался. Умел иногда придавать своему голосу железные нотки. Маринка не стала перечить. Была у неё удивительная способность особо ничего в голову не брать и всегда всё по-своему делать. Игоря это злило, и он называл подобное поведение неуважением к окружающим. «Глупость полная!» – считала Марина и называла Игоря занудой, слишком уж правильный. У него весь мир был поделён на два цвета – чёрный и белый, на плохо и хорошо и никак иначе. Скорее всего, от этого делиться с ним многим она не могла и не хотела, зная, что он просто не сможет её понять. Чувство недоговорённости никогда не покидало Марину, и иногда ей казалось, что он даже не понимает, какая она есть на самом деле. Больше всего Игорь боялся разочарования. Это касалось не только жены, но и друзей, бизнеса, выбора решения. Слабостью такую особенность не назовёшь, но странность в этом присутствовала. Ей было не разобраться во всех тонкостях его восприятия жизни. Она была гораздо проще, без наворотов. Поэтому сообщать, что неожиданно заехала в «Асторию», не стала, – не поймёт.