Текст книги "Чисто альпийское убийство, или Олигархи тоже смертны"

Ирина Пушкарева
Чисто альпийское убийство, или Олигархи тоже смертны

Часть первая

«У каждого свои зеленые таблетки…»

И. А. Пушкарева, Я. В. Малышев

Глава 1

А потом были похороны.

Странные, холодные, пустые похороны.

Похороны, которых вообще не должно было быть.

Все это было неправильно.

Ёлка зябко поежилась, поплотнее запахнула легкую черную куртку и осмотрелась по сторонам.

Люди вокруг суетились, делали что-то, двигались, говорили приглушенными голосами, но их слова комьями зависали в воздухе, не достигая сознания собеседников, – или, может, только ей так казалось. Не могли же все эти солидные мужчины с озабоченными лицами говорить и не слышать друг друга…

Странные похороны.

Старое деревенское кладбище было оцеплено сотрудниками нескольких частных охранных фирм, в толпе мелькали мрачные личности в серых костюмах и с непроницаемыми лицами – они то и дело поправляли на себе крохотные микрофоны и не отходили от своих подопечных.

Тех, кто собрался проводить в последний путь молодого тренера, охраняли очень надежно.

Из припаркованных вдоль пыльной дороги лимузинов, мерседесов и кадиллаков выбирались заместители министров спорта, известные на весь мир чемпионы – бывшие соратники покойного, присутствовали даже два представителя правящей партии и несколько людей, чьи фамилии обычно печатают в популярном среди народа журнале «Forbes». Словом, публика собралась сплошь солидная и небедная.

А казалось бы – обычным парнем был погибший. Простым тренером – да, перспективным, да, работал не в детском кружке при Доме пионеров, а тренировал юношескую сборную России, но был, в общем-то, обычный, улыбчивый парень Валерка, и вдруг на похоронах у него вовсе даже не простые люди объявились. Приехали почтить память погибшего.

Человек пять журналистов, попытавшихся попасть на грустное мероприятие за сенсацией и сплетнями, деликатно оттеснили и почти вежливо выпроводили за охраняемую территорию.

Дорого одетый народ неторопливо стекался к свежевырытой могиле – кто-то откровенно скучал, кто-то – в основном это были молодые, спортивного вида ребята, их было большинство – совершенно искренне шмыгал носом и вытирал красные от слез глаза, а были и такие, кто ни на минуту не отрывал от уха мобильный телефон и, ничуть не смущаясь, решал проблемы с бизнесом и любовницами. Деловые люди – куда деваться…

– Батюшку надо было пригласить… – хриплым голосом проговорил кто-то за Ёлкиной спиной.

Девушка обернулась. Позади нее стоял невысокий толстенький человек в темно-сером костюме. В его идеально отполированной, чуть обрамленной на уровне ушей растительностью лысине отражалось солнце. Мужчина вздыхал, сморкался в гигантских размеров носовой платок и грустно смотрел куда-то перед собой.

– А Валерка был православным? – поинтересовалась Элка у толстячка.

– А кто ж его знает? – пожал плечами лысый. – Но по-хорошему все равно следовало бы… А вы, девушка, кем Валерке приходитесь? В смысле – приходились? Невеста, что ль?

Элка задумалась. А ведь действительно – кем они друг другу были?

Друзьями? Да вряд ли. Особенно если учесть, как отвратительно закончилась их последняя встреча. Ту злобу, ту агрессию, которую выплеснул на нее тогда Валерий, ни под каким ракурсом нельзя было назвать проявлением дружеских чувств.

А может, между ними все же начинались, как это принято называть в женских романах, – «отношения»? И был даже намек на развитие этих самых «отношений» – Валерка говорил об отпуске, о продолжении встреч. До тех пор пока не узнал, кто такая Ёлка на самом деле. «Надеюсь, больше никогда не увидимся!» – так, кажется, они попрощались?

Значит, просто знакомые? Но просто знакомым не звонят за тридевять земель и не просят срочно приехать! Настолько срочно, что… Элка торопилась – как только он позвонил, она тут же сорвалась и, бросив все дела, рванула в Москву. Но – не успела. Валерка погиб. Наверное, «просто знакомым» не делают последние в жизни звонки?

– Я Валерке приятельницей приходилась… – Наверное, так будет проще. Нейтрально и ни к чему не обязывающе – просто приятельница. – Меня Эллой зовут. А вы кто?

Все понятно. Судя по тому, с каким удовольствием этот обаятельный лысый толстячок зацепился за беседу, ему просто нужна была компания. А разговор он весь этот затеял только для того, чтобы присесть на свободные уши. И ушами этими незанятыми оказалась Ёлка.

Хотя, если говорить честно, новому знакомому девушка даже обрадовалась. Надоело ей тут без компании торчать, как на привокзальной платформе. Тем более дядька очень даже интересным оказался! И крайне полезным.

– Васильев я. Сергей Геннадьевич, – приосанился толстячок. И пристально уставился на Ёлку. Мол, что, узнала?

Не, не узнала. Мало того, даже позволила себе спросить:

– И кем вы Валерию приходились? Друг семьи? Или коллега?

– Я тренер Валерия. Бывший, естественно, ведь в последние годы мой ученик меня даже превзошел. Тем не менее именно я раскрыл в мальчике его талант. Вывел, так сказать, будущую звезду российского спорта на большую дорогу!

– Ой, мне Валерка про вас рассказывал! – Элла аж руками всплеснула. – Он говорил, что вы ему вместо отца были! Буквально спасли от улицы в свое время!

Необходимый в данной ситуации подхалимаж пришелся как нельзя кстати. Недоверие на лице тренера сменилось более приветливым выражением.

– Приятно, что бывшие ученики до сих пор лестно отзываются о своих старых учителях… – изрек Геннадьич. – Кстати, а вот ваши спутники, похоже, меня знают! Здравствуйте, молодые люди!

И он протянул здоровенную лапу для приветствия куда-то за Ёлкину спину. Девушка, завороженно следуя взглядом за движением его лопатообразной ручищи, обернулась – и увидела своих верных спутников – Женьку и Сашку.

Охо! А суровые Элкины телохранители, оказываются, умеют изображать почти благоговейный трепет! Ишь как замерли! Глаза распахнуты, рты приоткрыты от восторга! Прям не грозные боевые машины, а юные фанаты Майкла Джексона на могиле своего героя!

Кстати, про могилы – как-то за светским трепом она и ее новый знакомый забыли о главной причине всеобщего сбора. Тем временем действо уже началось.

Народ, толпившийся у могилы, притих. Над кладбищем повисла тяжелая тишина.

Какое-то время люди неловко переминались, оглядывались и отводили друг от друга взоры. Никто не знал, как надо себя вести.

И стояли бы они так долго – чуть колышущейся безмолвной толпой, если бы не взял на себя функции руководителя церемонией некий представительный мужчина с траурной повязкой на рукаве.

Для начала он негромко прокашлялся и, когда все разом оборотили головы на звук этого «кхеканья», повернулся к лежавшему на каком-то непонятном постаменте открытому гробу и начал толкать речугу:

– Дорогой наш Валерий! Как тяжело понимать, что лучшие из нас уходят первыми…

– Это кто? – тихо, одними губами спросила Ёлка у бывшего тренера.

– Чиновник от какой-то партии. Бурундук канцелярский. У него должность такая – по всем мероприятиям таскаться и слова нужные говорить. Вот смотри – в конце речи он будет партию свою восхвалять. Это у них такой способ везде, где только можно, засветиться – по любому поводу выступать и пропагандировать.

И точно – после пространных речей о несправедливости судьбы и «горьких слезах, застилающих глаза», чиновник плавно перешел к основной части выступления – к восхвалению родимой партии. Мол, вот если бы мы были у власти – никогда не случилось бы подобного безобразия, ибо…

Чиновничья речь отупляла. И без того мрачное, похоронное настроение от этого пафосного надрыва стало невыносимым до головокружения. Боже мой, ну неужели чинуше совесть позволяет устраивать такой бездарный цирк на могиле молодого парня?

Валерка, замечательный светлый парень, спортсмен, умница – он же ни малейшего отношения не имел ни к политике, ни к вообще ничему грязному!

Ёлка задумчиво улыбнулась, вспомнив счастливые Валеркины глаза. Странно, но единственное их свидание она вспоминала часто. Несмотря на то что «отношения» так и не сложились, все, что было связано с Валеркой, теплой волной согревало сердце.

И даже тот скандал, который учинил он Ёлке, когда узнал, как она устроена в этой жизни, то есть про ее отца-министра, про ВИП-жизнь, про телохранителей и миллионы, – все это можно было понять. И простить! Ну не виноват был парень в том, что ему по жизни с богатыми женщинами не везло, – вот и не любил он их. И Ёлка под эту раздачу попала. Ее он поэтому тоже не полюбил.

А ведь, честно говоря, очень жаль, что ничего у них не получилось. Действительно очень жаль…

В голове не укладывается, что жизнелюбивый светлый человечек сейчас лежит в дорогом дубовом гробу, а вокруг стоят его друзья. И всем очень плохо. А этот бездушный чинуша усугубляет грустную обстановку своим нелепым и подленьким паясничаньем.

Что за политическое движение представлял мужчина с траурной повязкой, Элка так и не поняла, потому что, во-первых, не особо прислушивалась, а во-вторых, договорить пафосному клоуну не дали. Подошли к нему двое крепких парней с мрачными лицами, аккуратненько подхватили под локотки и унесли куда-то в сторону.

Он, правда, попытался было что-то вякнуть, продолжить свою пламенную речь, но тут же тихонько всхлипнул, булькнул и затих. Наверное, слезы его задушили…

– А эти двое кто такие? – Ёлка наклонилась к уху тренера.

Одинаково высокие и широкоплечие парни с темными, коротко стриженными волосами и упрямыми подбородками, чуть вразвалку ступая, вернулись к могиле.

Похоже, старикан знал всех и вся. Ибо все, что происходило дальше, он, Валеркин первый учитель, тихо комментировал:

– Это Володьки. Ты не смотри, что они похожи, как родные братья, они друг другу совершенно посторонние. Тоже мои ученики. Я их в то же время, что и Валерку, тренировал. Эти трое по молодости между собой всегда конкурировали – и в спорте, и в жизни. За одни и те же места на пьедестале боролись, за одними и теми же девчонками ухаживали. Мы их «Вэ в кубе» называли, они всегда втроем ходили – два Вовки и Валерка.

Похоже, эти двое Вовок были настоящими Валеркиными друзьями. Убрав от публики партийного шута, ребята вернулись к могиле, потоптались неуверенно и вразнобой, со слезами в голосе сказали последние слова своему товарищу.

– Валерк… – всхлипнув, начал первый Володя.

– Ты того… Ты чего ж так-то… – поддержал его Володя-второй.

– Мы ж… А ты… – Пока второй шарил по карманам дорогущего пиджака в поисках платка, первый положил руку на край гроба и заглянул в лицо словно бы спящему Валерке.

Дальше они продолжить не смогли – оба давились рыданиями. Они стояли рядом, как две скалы, огромные, мощные, и молча плакали…

– Давай, мужик… Свидимся… – выдавил наконец Вова-первый и осторожно положил руку на белый атлас, покрывающий тело.

Вот тут-то, похоже, до всех и дошло, какое горе случилось. Слезы катились по щекам – мужики плакали и не скрывали своих слез – ни от себя, ни от окружающих.

Они друга потеряли… Им всем больно было.

Еще один мужчина, вышедший сказать последнее слово, едва сдерживался.

– Семеныч. Это он Валерку на работу с юношеской сборной протащил, – пояснил Ёлке старый тренер. – Хороший мужик, наши его все уважают очень.

Тот, кого звали Семенычем, говорил недолго, но каждое его слово, тяжелое, как кусок гранита, отзывалось болью в сердцах людей, стоящих вокруг.

Потом говорили Валеркины друзья и соперники, коллеги, ученики – совсем молодые, но крепкие и серьезные ребята. И всех их знал и про всех тихонечко рассказывал Элке Сергей Геннадьевич.

И вдруг… вдруг по толпе волной пробежал ропот. Тихий – но гневный. Злобный.

– Ты посмотри на нее! – зашипел на ухо Ёлке тренер. – Притащилась все-таки! Уж после смерти могла бы парня в покое оставить! Принесла ее нечисть!

У гроба, проваливаясь высоченными каблуками в вязкую почву, колыхалась стройная и не к месту экстравагантная девица. В совершенно нелепом, длиннющем – аж подол по желтой глине волочился, – расшитом черным жемчугом платье, в огромной, скрывающей лицо шляпе – и до кучи укутанная в плотную, ниспадающую с полей шляпы вуаль.

– Это что за Стервелла? – может, чуть громче, чем надо, поинтересовалась Ёлка у Сергея Геннадьевича.

Похоже, существо в нелепом трауре ее услышало – поля головного убора взметнулись. Ёлке даже показалась, что под плотной вуалью вспыхнули хищные глаза, – такой ненавистью повеяло от женщины в черном!

– Маргарита, бывшая жена Валерки. Уж сколько она из бедного парня крови выпила! – пояснил Геннадьич. – Не удивлюсь, если это всё, – он кивнул в сторону гроба, – ее рук дело!

Ёлка непонимающе уставилась на тренера:

– Так они ж вроде довольно давно развелись, разве не так?

– То-то и оно… Только вот эта дрянь ему до последних дней покоя не давала. Стерва избалованная, так и не смогла простить Валерке, что он ее бросил. Как же так: какой-то тренеришка – и ее, звезду… – (тут старый тренер позволил себе крепко выругаться) из дома вышвырнул, как кошку драную!

Ах вон оно что! Вот кто эта особа, из-за которой у них с Валеркой ничего не получилось! Ну-ка, ну-ка, покажи, что ты из себя такого представляешь, что у парня на всю жизнь ненависть к тебе подобным осталась?

– Ритка всякий раз, как напивалась, начинала Валерке названивать и угрожать. Что он только ни делал – и номер телефона менял, и на звонки не отвечал – ничего не помогало. Сколько раз прикатывала пьянучая со своими охранниками и ломала двери квартиры, швыряла камни в окна, с ножом за соседями бегала! – продолжал шептать Ёлке на ухо тренер.

А бывшая жена тем временем у гроба заламывала руки:

– Любимый! – выла она хорошо поставленным низким грудным голосом. – Наша любовь не умрет!

О как! Не умрет, значица… Сильно… Трагизьму через меры…

– И что, никак ее успокоить нельзя было? Понятное дело, не в милицию, конечно, обращаться, но ведь как-то же можно было ее урезонить? – меньше всего желая слушать стенания несостоявшейся вдовы, Элка прицепилась с разговорами к тренеру.

И тот с удовольствием продолжал сплетничать:

– А что ты с ней сделаешь? Валерка как-то попытался с отцом ее, ну, то есть со своим бывшим тестем, поговорить – так тот вообще пообещал бедного парня пристрелить. У папы такой же несозвон с головой, как и у Ритули. Семейное это у них! Так что отец дочуру урезонивать не собирался, а у девки тормозов не было никогда… Вот бедный Валерка и мучился. Он из-за нее женщин вообще бояться начал!

«Да знаю я…» – пробормотала себе под нос Элка.

Странно, поля черной шляпы опять взметнулись – экс-супруга покойного прервала свою пламенную речь и уставилась на Ёлку. Да ладно, не могла же она этих слов услышать! Вон даже тренер ничего не разобрал, а ведь совсем рядышком стоит! А уж эта девица, за десять-то метров, – ну никак ничего слышать не могла!

Ну а чего ж она тогда так отреагировала? Непонятно как-то… Вот прям мистика в чистом виде, ей-богу!

– Да ладно, не думаете же вы, что она на самом деле могла его убить? – Ёлка, уже почти не таясь, приставала с вопросами к словоохотливому толстячку. – Все женщины периодически угрожают любимым мужчинам – кто убить обещает, кто себе демонстративно вены вскрывает, но до дела-то только единицы доходят! Вот чего такого ужасного может эта курица устроить сильному здоровому парню?

– У этой, как вы изволили выразиться, девушка, курицы в подчинении свора безбашенных охранников. Почти у каждого из этих цепных псов есть справка о психических заболеваниях! Ее папаша специально таких уродов на работу набирает – людей с диагнозами. И делается это для того, чтобы в случае возникновения проблем с законом преступник вышел сухим из воды. Мол, да, убил. Да, покалечил. Но у меня справка есть – и поэтому мне ничего за это не будет! И ведь что странно – эти официально сумасшедшие хлопчики совершенно беспрекословно подчиняются Ритке и ее папаше. Причем поговаривают, что дочь охранники боятся намного больше, чем главного своего хозяина… Господи, да когда ж она заткнется-то!

Тренер был готов сорваться на крик – и, похоже, не он один. У всех мужчин, стоявших вокруг могилы, желваки ходили ходуном, но сделать никто ничего не мог. Потому что рядом с заламывающей руки девицей переминались двое доберманов – никак иначе нельзя было назвать остромордых, жилистых охранников с нездоровым, вовсе неуместным на кладбище азартом в глазах.

Похороны грозили превратиться в дешевый паноптикум. Атмосфера накалялась.

Первой не выдержала Ёлка:

– Я не понимаю, что тут происходит! Неужели все эти здоровые мужики не могут надавать по башкам одной истеричке и парочке ее безумных приятелей?

Все разом обернулись, услышав ее возмущенное шипение. Тренер с тяжелым вздохом ответил:

– Попробуй их сейчас тронь… Знаешь, что потом будет!

– Да ничего не будет! – Ёлка уже говорила в голос. – Закопать их всех прямо тут, благо место подходящее, и никому не рассказывать. Хрен знает, куда они все делись – заблудились на кладбище, в могилы сослепу попадали, ноги переломали и вылезти самостоятельно не смогли. А то, что их земелькой присыпало, так ветер сегодня сильный, замело потерпевших!

То ли слишком громко она это сказала, то ли подобные мысли давно у всех присутствующих в головах зрели, но только после этих слов народ начал вдруг как-то очень активно теснить бывшую супругу вкупе с ее телохранителями.

– Уходим.

Ого! Оказывается, когда эта курица перестает стенать и придуриваться, ее голос звучит просто отвратительно! Холодно и остро, как бритва, и с легкой, царапающей слух хрипотцой, словно эта бритва затупилась и теперь очень неприятно скрипит, вместо того чтобы беззвучно резать.

Два раза «ого»! Доберманы, охранники которые, они что, с трех до двадцати семи лет в армии служили? Это ж сколько лет дрессуры и занятий строевым шагом необходимо, чтобы так синхронно развернуться по команде злобной хозяйки и рысью – шаг в шаг! – поскакать куда-то в сторону! При том, что это самое пресловутое направление «куда-то в сторону» им никто не указывал! Просто одномоментно сорвались с места и ноздря в ноздрю, словно по невидимой нити, пошакалили в далекую даль – на выход с кладбища.

– Наконец-то уползла, змеюка, – облегченно выдохнул тренер. – Слушай, а тебя как зовут-то, девонька? Ты с Валеркой прощаться пойдешь? Ты вообще кем ему приходишься? Зачем приехала?

Элка чуть помедлила, а потом честно призналась:

– Да почти никто я ему, дядь Сережа. Случайная знакомая. А здесь я почему? Валерка мне позвонил, попросил срочно приехать. Я и приехала. Срочно. Но… опоздала. Опоздала я…

Глава 2

– Так что, если быть до конца окрр… окрт… окрто венными… короче, вот не верю я, что Валерка наркоманом был! – Старый тренер пьяненько, но довольно сильно приложился кулаком по крышке ресторанного стола. – Но! – Он задрал указательный палец в потолок. – Но вот от передоза умереть мог. Он у меня не первый такой…

Мда, похоже, ему больше наливать не следовало. Впрочем, как и большинству присутствовавших на этих странных поминках.

Казалось бы, все ж кругом спортсмены, сильные, накачанные мужики, а напивались как дети малые. То есть настойчиво, упрямо – и бестолково.

И с каким-то нечеловеческим азартом.

Но если остальные участники грустной вечерины под названием «поминки по ушедшему другу» пили тихо, меланхолично и сосредоточенно – чтобы боль заглушить, чтобы хоть немножко отпустило, то старый тренер надринкался так шустро и буйно, что Элка просто диву давалась: куда столько влезает?

За последние полчаса на ее глазах он скушал поллитра «белой». И с каждой рюмкой Сергей Геннадьевич становился все более словоохотливым.

– Ты пойми, березонька… – Услышав, как один из телохранителей называет Элку Ёлкой, старый тренер принялся склонять имя девушки как только ему заблагорассудится. – Пойми, девонька… Они же мне все как дети! И ведут они себя почти все одинаково. Сначала, по молодости, они ж, кроме спорта, ничего не видят! Живут в спортзале, тренируются, каждой победе радуются как последней! А потом все идет по накатанной дорожке. Где победы, там деньги. А у бойцов это обычно деньги немалые, они же, кроме официальных соревнований, частенько на коммерческих рингах подрабатывают, а там гонорары за победы очень неслабые!

Сергей Геннадьич очень художественно развел ручищами, изображая те огромные кучи бабла, которые попадают в руки удачливых спортсменов.

Ага. Кому-то бабло, а кому-то холодный кафель прозекторской.

Ёлку аж передернуло от жутких воспоминаний. Господи, это опознание она никогда не забудет.

– Сашк, а Сашк… А может, мы как обычно все сделаем? В смысле, ты сам сходишь, все посмотришь и мне потом расскажешь? Мне туда чего-то совсем идти не хочется…

Элка стояла в холодной, выложенной серо-неровным кафелем комнате, – как там у них в моргах эти прихожие называются? – и откровенно скулила, дергая телохранителя за рукав.

Страшно было так, что от ужаса скулы сводило! Или, может, это ее от холода тутошнего так подколбашивало?

– Элла Александровна, я бы с удовольствием, но увы. Во-первых, майор попросил именно вас поучаствовать в опознании, а во-вторых… – Сашке было откровенно жаль девчонку, но он действительно ничем не мог ей помочь. – Да хрен с ним, с «во-вторых»! Элла Александровна, вы просто представьте, что это куклы. Не покойники, а обычные пластмассовые куклы. Манекены! И вам просто надо посмотреть, похож ли тот, кого вам покажут, на… – Сашка пристально посмотрел Ёлке в глаза и продолжать не стал. Он осторожно приобнял девушку и тихонько, как бы убаюкивая, прошептал: – Ну не бойся. Я рядом буду. А когда я рядом, тебе не может быть страшно. Я тебя от всех защитю.

– Защищу… – так же шепотом поправила Элла, глубоко вдохнула и ровным, спокойным голосом обратилась к стоявшему рядом санитару: – Давайте уже пойдем посмотрим. Где у вас тут опознания проводят?

Они шли по длинному гулкому коридору – возглавлял колонну мурлыкающий песенку санитар, за ним печатал шаг милицейский майор в накинутом на плечи несвежем халате, следом шлепала, нервно подпрыгивая, Элка, и замыкал шествие спокойный как танк Сашка.

Кстати, выглядел он презабавно – халата его размера в печальном заведении не нашлось, поэтому на него нацепили то, что было. И выглядел теперь грозный телохранитель странновато – словно средних размеров слон, прикрытый скомканным носовым платочком.

– Вы узнаете этого человека?

Бесстрастный голос милиционера отдельными словами зависал в воздухе, никак не складываясь в предложения.

– Элла Александровна, вам нехорошо?

– Естественно, мне нехорошо. Меня в моргах редко радостная эйфория накрывает… – передернувшись, прохрипела Элка.

– Вы можете отвечать на мои вопросы? Вы узнаете этого человека?

– Да. Могу. Да. Узнаю. – Каждый звук давался Элке очень нелегко. Но она прекрасно понимала, что чем раньше ответит на все вопросы, тем быстрее закончится этот кошмар.

Майор требовательно уставился на девушку.

– Это… – Ёлка в очередной раз глубоко вздохнула, впустив в легкие холодный, неприятно пахнущий воздух, и четко, как солдат, отчеканила: – Это Валерка. Петров Валерий Андреевич. Какого-то там года рождения. Все. Выведите меня отсюда, а то я головой об кафельный пол ударюсь, когда в обморок буду падать.

Вывалившись из дверей здания морга, Элка рухнула на руки подхватившего ее Женьки и, всхлипывая, прокашляла:

– Господи, ну я-то вам зачем понадобилась? Я же ему не родственница и даже не хорошая знакомая! Мы с Валерием виделись-то всего три раза! Неужели обязательно надо было меня сюда тащить и весь этот паноптикум устраивать?

Майор понимающе пожал плечами, как бы извиняясь за происшедшее:

– Дело в том, что последний исходящий звонок, сделанный с телефона покойного, был на ваш номер. А последний входящий – с телефона, зарегистрированного на какого-то гастайбайтера, найти которого просто нереально. Вы не знаете, у него были знакомые гости из солнечного Узбекистана? Поймите, потерпевший был довольно известным человеком, это дело на особом контроле… Мы просто обязаны проверить все версии! – Он вздохнул, развел руками и зачем-то добавил: – Хотя, на мой взгляд, тут все совершенно понятно. Труп нашли в его квартире, следов взлома нет, ничего не похищено, все вещи на месте. Покойный сидел в кресле, рядом лежал шприц с остатками наркотического вещества. На руке – свежий след от инъекции. Словом, обычный передоз – и все. Никакого криминала. Случайная смерть. Так что извините, что вам пришлось пройти через эту неприятную процедуру. Это необходимая формальность! И потом – мы же не знали, что вы… – майор замялся, подбирая нужные слова, – не простая девушка… Если бы знали – не посмели бы потревожить. Обошлись бы как-нибудь.

Как ей в тот момент удалось сдержаться – непонятно. Потому что очень хотелось разораться, выматериться, брызгая слюной в лицо этому служаке, – высказать все, что было на душе! Вот ведь скотина, а! Он же только что рассказывал, что вся эта ужасная процедура опознания совершенно необходима, что через этот кошмар обязательно надо пройти, у них, видите ли, следствие… И вот оказывается, что если свидетель – дочь министра, то следствие могло бы прекрасно и без Ёлки обойтись! Определились бы уже, шкуры продажные, в степени необходимости неприятных процедур для лиц различных социальных уровней!

Твари подхалимные, продажные твари! Злоба застилала глаза, очень хотелось выплеснуть ненависть, всё, что кипело внутри… Но – Элка не разоралась, не выматерилась, а спокойно ответила на вопросы:

– Где и когда вы познакомились с Валерием Петровым?

– На дискотеке, случайно.

– В каких вы были отношениях?

– В приятельских, виделись всего пару раз.

– Зачем он звонил вам перед смертью?

– Спрашивал, когда я приеду в Москву.

– Вы знали, что потерпевший употреблял наркотики?

– Нет, Валерий был спортсменом, он не употреблял наркотики, по крайней мере мне об этом было неизвестно.

– Вы можете сообщить что-либо еще, что могло бы помочь следствию?

– Нет.

– А может, у покойного был повод для самоубийства?

– Нет.

Нет, нет и еще раз нет. Жить, и жить, и еще раз жить были тысячи поводов у покойного…

– И вот чего им, молодым и богатым, не живется? Им же все в руки плывет!

Нетрезво всхлипнув, старый тренер смахнул блеснувшую на щеке слезу, поймал взглядом глаза Шурика и потребовал:

– Налей-ка мне еще, сынок. Кстати, а мы с тобой нигде раньше не встречались? Уж больно лицо у тебя знакомое…

– Вы меня на соревнованиях видели, Сергей Геннадьевич. Я в свое время хотел у вас тренироваться, но не получилось. Мы с Валеркой хорошо знакомы были, даже бились с ним как-то.

Вот откуда у Шурика столько терпения? Если бы Ёлка ему один и тот же вопрос в течение получаса шесть раз задала, он бы уже изнервничался и огрызаться бы начал. А тут смотрите-ка – сидит, водочку уважаемому мастеру спорта подливает и терпеливо одно и то же, как попугай, повторяет! Да еще и смотрит на него с таким обожанием, что розовато-лиловые флюиды нежности по залу разливаются.

– Вот! Я же говорю! – в очередной раз воздел палец к потолку нетрезвый тренер. – Все они мои дети! Все меня знают! И я их знаю как облупленных! А они, подлецы, наркоманичать начинают!

Очередной «бумс!» по многострадальной столешнице.

В этот раз он звезданул кулаком так сильно, что посуда на столе подпрыгнула и зазвенела. Около десятка нетрезвых суровых мужчин воззрились на источник шума. На Геннадьича то есть.

– Сергей Геннадьич, вы же нам всем тут родной человек.

Да ититская-то сила!!! Ну разве ж можно так???

Глубокий, хорошо поставленный баритон так неожиданно прозвучал за Ёлкиной спиной, что девушка от испуга взвизгнула и подскочила на стуле. Шустро так подскочила, высоко. Откуда только прыть взялась!

И вот что интересно – подскочить-то она подскочила, а на стул обратно приземлилась (пристулилась?) как-то очень медленно и мягко. Неужели наступила та стадия опьянения, когда ощущения притормаживаются? Да вряд ли, она ж сегодня практически не зупотребляла, так, опрокинула пару стопок «за упокой» и все, остановилась. Так с чего же тогда организм такие странные ощущения накрывают?

Все оказалось довольно объяснимо.

Во-первых – это просто за ее спиной Вова-один и Вова-два хором говорили. Поэтому и прозвучали их голоса так странно-пугающе. А во-вторых, они же, то есть эти оба Вовы, на взлете Элку зачем-то подхватили осторожненько с двух сторон, поэтому попу на стул девушка опускала уже не самостоятельно, а повиснув на руках здоровых парней.

– Что ж вы, девушка, так скачете? – грустно посмотрел сверху вниз Вова-два.

– Так ведь и убиться недолго, – поддержал товарища Вова-раз.

И хором:

– А вы кто? И чего тут делаете? – и тут же, не меняя выражений лиц и интонаций голосов: – О, здоро´во, Саня. Здоро´во, Жека. Горе-то какое! – И прямо через Ёлкину голову полезли к телохранителям обмениваться рукопожатиями и ритуальными объятиями с похлопыванием по крепким спинам.

Зажатая крепкими мужскими телами, Элка попыталась было пискнуть, но воздуха ей не хватило. Побратавшись, мужчины раздвинулись, и полупридушенная Ёлка с жалобным мявканьем рухнула на стул.

Оказалось, что ее телохранителей тут практически все знали.

Они вообще все тут друг друга знали. Кто-то с кем-то бился, кто-то тренировался, кто-то, как Сашка с Женькой, работали вместе. То есть Ёлка попала на некий сбор однополчан – просто по очень грустному поводу.

Вовы перекинулись парой фраз с Ёлкиными телохранителями и, не долго думая, перетащили свои стулья от дальнего столика к тому, где заседала теплая компания – Элка, телохранители и старый тренер. Туда же вместе со стульями, снятыми пиджаками и мужчинами перекочевало несколько бутылок спиртного.

– Да ладно, Сергей Геннадьич, чего уж вы на Валерку наговариваете! – гудел Вова-один. – Вы же его как облупленного знаете, он же к этой дури никогда не прикасался!

– Ну да! Он же даже не пил практически. А уж герычем баловаться – вообще никогда такого не было! – так же гулко поддержал товарища Вова-два.

Тренер поднял на близнецов мутные от алкоголя глаза, удрученно покачал головой и спросил:

– А Славка? Который два года назад так же от передоза умер? Про него можно было подумать, что он наркоман?

Все четверо грустно замотали головами. Типа не, не можно.

– А эти два придурка, прости Господи, которые, удолбанные, на машине разбились? Тоже ведь оба мастера спорта и чемпионы! Вскрытие чего показало? Что они не то что думать, они видеть не могли, столько в них кокаина было! Все вы, слышите? Все вы рано или поздно звездить начинаете! Колеса жрете, кокаин нюхаете, красивой жизни ищете! А я вас хороню, дураков! У меня же сердце за каждого из вас кровью обливается! Сведете вы меня в могилу!

Старый тренер попытался схватить за грудки сидевшего рядом одного из Вов, но промахнулся, всхлипнул и зарыдал, спрятав красное от алкоголя лицо в белоснежную рубашку на Володиной груди.