Текст книги "Книга о прошлом"

Аверин поспешно опустил глаза. Рассказ увлёк его настолько, что, сам того не замечая, он почти опустошил свою тарелку. Радзинский в течение всей своей речи имел возможность – не без удовольствия, надо сказать – наблюдать, как широко распахиваются доверчивые глаза аспиранта и как растерянно он моргает, полностью погружаясь в описываемую ситуацию.

– Я бы попросил… – с достоинством выпрямляясь, сухо начал Николай, но Радзинский его перебил.

– Понял, понял… Не материться. Что ещё? Не курить? Излишества всякие нехорошие оставить… – веселился он.

Аверин взглянул на него с укоризной и Радзинский, покатываясь со смеху, прижал руки к сердцу и горячо воскликнул:

– Да я на всё готов! Честно! Вот всё, что скажешь, аспирант! Если ты и вправду просветить меня сумеешь, да я же буду тебе ботинки целовать!..

Аверин испуганно втянул ноги под стул, чем окончательно добил Радзинского – он просто побагровел от смеха.

– Ко-о-ля… Ну, какая же ты лапочка!..

***

– Я в принципе понимаю, почему я после твоего визита Евангелие возле кровати увидел. Но вот почему текст был на латыни… – Радзинский сделал пару глотков чая и подвинул поближе к Аверину вазочку с конфетами, которые тот, увлекшись разговором, поглощал в каких-то невероятных количествах.

– С этим как раз всё ясно, – отмахнулся Николай, запихивая в рот шоколадное лакомство. Глаза его возбуждённо блестели, он весь лучился невероятной энергией, и Радзинский рядом с ним чувствовал себя в сотни раз более живым, чем когда-либо до этого. – В этой квартире жил Ваш дедушка? Ну, вот… Он был католиком. У Вас же польские корни?… И это была не какая-то абстрактная книга, а реальный том, который когда-то лежал там, действительно, в спальне…

– Потрясающе… – задумчиво протянул Радзинский. И осторожно поинтересовался, – Коля, а что для тебя главное? Ну… что ты извлёк в первую очередь… из своего опыта?

– То, что смерти нет, – не задумываясь, уверенно ответил Николай. Он одним глотком допил чай и решительно отодвинул от себя чашку. Определённо, аспирант расслабился и почувствовал себя свободнее. Откинувшись на спинку стула, он удовлетворённо вздохнул и расстегнул пару пуговиц на рубашке. – Через год после смерти дедушки я оказался в больнице – аппендицит, ничего серьёзного… – Николай, погрузившись в свои мысли, взъерошил пальцами волосы. – Но во время операции что-то пошло не так, в итоге – клиническая смерть… Не переживайте так, Викентий, – развеселился он, заметив, как Радзинский переменился в лице. – Меня очень быстро откачали. – Он снова выпрямился на стуле, принимая более приличную позу – ноги под стул, руки в замочек на столе… – Но я за это время успел выйти из тела, побродить по больнице… Потом хотел пойти в какой-то удивительно светлый мир, но дедушка не пустил. Он очень серьёзно сказал, что теперь я смогу бывать там сколь угодно часто, но умирать мне ещё рано. Тут меня шарахнуло – «умирать»?!! А у меня и в мыслях не было, что в данный момент происходит нечто такое драматическое со мной. Поглядел я на своё бедное тщедушное тельце и стало мне его так жаль… – Николай снова глубоко задумался и замолчал, прикусив губу.

– Ещё чаю? – деликатно кашлянул Радзинский.

– Н-нет, – встрепенулся Николай. – Вы извините, мне надо ребёнка проверить. – Он торопливо поднялся.

– Отлично, – покладисто согласился Радзинский. – А я пока посуду вымою…

На кухню Николай не вернулся. «Опять на мои книги облизывается», – усмехнулся про себя Радзинский, вытирая тарелки вышитым полотенцем – бабушка была рукодельницей и после неё осталось множество украшенных её умелыми руками предметов домашнего обихода.

Аверин, в самом деле, стоял возле книжных шкафов в кабинете. Заметив в дверях хозяина интеллектуальных сокровищ, аспирант с улыбкой помахал ему рукой.

– Простите за бесцеремонность. Не смог удержаться… – чистосердечно покаялся он.

– Всё нормально. Не извиняйся, – махнул рукой Радзинский. – Он бухнулся в кресло и закурил.

– Коль, я тебе жутко благодарен. За Евангелие, – осторожно заговорил он после нескольких глубоких затяжек. – У меня давно внутри что-то такое бродило, но я словами выразить не мог… А, главное – за таким Учителем я куда угодно пойду… Понимаешь?

– Понимаю, – серьёзно кивнул Николай. Глаза его в этот момент сияли как две звезды. – Я сам такой.

Радзинский пару секунд напряжённо всматривался в лицо аспиранта, а потом вдруг выдал:

– Хочу креститься.

– Что – вот так сразу?! – поразился Аверин, широко распахивая глаза. Он захлопнул книгу, которую держал в руках – в воздух взметнулось лёгкое облачко пыли. Усевшись в соседнее кресло, Николай положил книгу себе на колени и крепко вцепился в неё пальцами, как будто боялся упустить.

– А что – сразу нельзя?

Аверин помолчал немного, подбирая слова – он склонял голову то в одну, то в другую сторону, прикусывал губы.

– Вы понимаете, какой это риск?

– С кафедры попрут? – нахмурился Радзинский. – Ну, ничего – как-нибудь проживу…

Николай вздохнул сочувственно.

– Есть в Москве пара храмов, где у Вас не спросят паспорт… – осторожно сообщил он. – Антиохийское подворье, например. Они не подчиняются Московской патриархии…

– Здорово, – оживился Радзинский. – Я готов, хоть сейчас!..

Николай залился звонким смехом. Он глядел на своего нового друга почти с нежностью.

– Какой Вы решительный… – он с улыбкой покачал головой.

– Так что? – настойчиво переспросил Радзинский, тряхнув своей львиной гривой. В этот момент он на редкость живо напоминал царя зверей – янтарные глаза горят жёлтым пламенем, мышцы сильного, гибкого тела напряжены и подтянуты, как перед прыжком.

– А ещё можно дома креститься, – неуверенно добавил зачем-то Николай, заворожено уставившись на горящего решимостью Радзинского.

– Тоже вариант. Но лучше в храме.

– К Крещению нужно готовиться, – серьёзно предупредил Аверин.

– Не вопрос, – упрямо мотнул головой Радзинский, не спуская с аспиранта глаз.

Тот вздохнул, отложил книгу и облокотился на журнальный столик, подперев подбородок сплетёнными в замок пальцами.

– А что Вам Эльгиз говорил? – полюбопытствовал он. – Из фундаментальных истин…

Упоминание коварного кавказца подействовало на Радзинского, как красная тряпка на быка.

– Дался тебе этот Эльгиз! – в сердцах воскликнул он, озадачив своей страстной реакцией аспиранта. – Элик почище меня манипулятор будет, – недовольно пробормотал он, с досадой сжимая в зубах сигарету и старательно отводя взгляд. – Он, как сирена… Знал бы ты, как он стихи читает – заслушаешься! Вот я неплохо знаю язык – я сейчас фарси имею в виду – а он им живёт, он его чувствует. Мне никогда до такой степени в эти тексты не вжиться…

Мрачный, как грозовая туча, Радзинский, окружённый клубами сизого дыма, мог бы сойти сейчас за самого громовержца – ещё бы бороду, да волосы подлиннее… Аверин потряс головой, прогоняя это видение.

– А что за стихи? – осторожно поинтересовался он.

– Он особенно Низами любит. Пара его комментариев – и всё с ног на голову переворачивается! Сам читаешь – видишь одно, он читает – как будто тайный узор проявляется. И оказывается, что такие мистические глубины в тексте скрыты!.. – Радзинский сам не заметил, как в голосе его прорезалось вдохновение. – Элик, вообще, как волшебник – самые простые события в его изложении превращаются в мистерию. Он как будто показывает тебе изнанку мира – вот оно, как на самом деле, посмотри… А ещё он меня подкупил тем, как он о Боге говорил. Изо всех тех, кто встречался до сих пор на моём пути, никто не рассуждал о Нём, как о живом – какие-то унылые абсолюты… А Эльгиз говорил с такой страстью, с такой нежностью… Я теперь думаю, что те самозваные учителя, которые мне до Эльгиза попадались, никогда Его и не знали…

– Опыт может быть ложным, – кивнул Аверин. – Но, по большей части, они просто на своём уровне… Извините, я Вас перебил…

– Не извиняйся без дела, студент, – усмехнулся Радзинский. – Я уже понял, что ты хорошо воспитан.

– Аспирант, – мягко поправил Аверин.

– Неважно. Так вот. Тот Бог, которого я узнал из Евангелия – это мой Бог. Понимаешь?

– Понимаю.

– Ещё мы говорили о Пути. – Радзинский помолчал немного, мысленно переживая свои встречи с «Наставником» снова. – Я так благодарен ему – за всё. Но… я вот только смотрю на тебя, и мне хочется идти с тобой туда, куда ты идёшь – даже не зная толком, чем конкретно ты занимаешься. А с Эльгизом мне просто интересно… Хамское заявление – да? – усмехнулся он, с иронией взглядывая на аспиранта, но тот рассеянно смотрел перед собой и непонятно было, слышал ли он вообще, что ему рассказывают. – Ко-о-ля… – насмешливо протянул Радзинский.

Николай встрепенулся и покраснел.

– Простите меня, – сокрушённо вздыхая, принялся извиняться он. – Я… мне пора… – Он поспешно поднялся, не забыв, правда, прихватить со стола книгу, которую любовно обнял обеими руками и трепетно прижал к груди.

– Куда?! – изумился Радзинский, вставая вслед за своим гостем. – И ребёнок ещё не проснулся!!..

– Ничего, – вежливо улыбнулся Николай. – Она проспит всю дорогу, поверьте мне…

– Хорошо… – Радзинский растерялся, но удерживать Николая не стал. – В таком случае я вас отвезу, и даже не спорь…

Глава седьмая. Особенности неевклидовой геометрии

***

Выгружая из багажника разобранную коляску, Радзинский обратил внимание на вышедшего из подъезда внешне ничем не примечательного мужчину, за которым вился шлейф необъяснимо неприятного психического аромата. Тот тоже бросил на возящегося с коляской Радзинского цепкий взгляд, поднял воротник и поспешил дальше. Запомнились его холодные, какие-то водянистые, светлые глаза, бледные тонкие губы и бесцветные волосы – словно призрак…

Поднявшись на нужный этаж, Радзинский хотел было уже толкнуть дверь, оставленную для него приоткрытой, но замер, прислушиваясь.

– Я не желаю видеть этого человека в своём доме НИКОГДА. – Голос Аверина звенел от едва сдерживаемых эмоций. Он говорил негромко, но каждое слово как будто выплёвывал с чувством. – Я уже говорил тебе всё, что я о нём думаю.

– И ты никогда не ошибаешься… – язвительно протянула Наташа.

Последовала короткая пауза. Когда Аверин заговорил, голос его звучал на редкость холодно и безжизненно.

– Если ты не доверяешь мне, возможно, тебе следует поискать того, кто станет для тебя авторитетом.

«Дура баба», – однозначно заключил про себя Радзинский и не стал дожидаться, пока аверинская супруга выдаст очередную порцию яда – уверенно вошёл в прихожую, толкая перед собой коляску.

– Что это за тип мне навстречу попался? – весело поинтересовался он у напряжённо застывших друг против друга Николая и Наташи. – Противный такой. На мороженую рыбу похож. Это ваш сосед?

Судя по тому, каким яростным взглядом испепелила его аверинская жена, удар достиг цели.

– Викентий… Простите – как Ваше отчество? – брезгливо скривившись, обратилась она к гостю.

– К чему эти формальности? – бархатисто проворковал Радзинский. – Мы ведь с Вами ровесники. Я правильно понимаю – Вам тоже около тридцати? – с невинной улыбкой полюбопытствовал он. И не давая ей опомниться, сразу добавил, – Коляску здесь оставить?

– Спасибо огромное, Кеш, – серьёзно кивнул ему Аверин. Он потянул громоздкую люльку на колёсах на себя и, протиснувшись в образовавшуюся щель, остановился перед Радзинским. Пристально глядя на него снизу вверх, он твёрдо сказал, – Созвонимся. Ближайшие пару дней я занят, а потом – полностью в твоём распоряжении.

– Отлично. – Радзинский с заговорщицкой улыбкой протянул Николаю руку и, когда тот ответно сжал его ладонь своими холодными пальцами, небрежно прикоснулся левой рукой к пуговице на его рубашке – на груди Аверина осталось розовое волоконце. Радзинский ловко подправил его мизинцем – получился маленький светящийся крестик.

Аверин глянул на подарок и, сверкнув глазами, сдержанно произнёс:

– Я оценил.

– Тогда до встречи, аспирант, – хмыкнул Радзинский. Он поднял голову, чтобы попрощаться с Наташей, и встретил её задумчивый, внимательный взгляд. «А, может, не такая она и дура», – шевельнулась внутри противная мысль. – «Иначе чего она так в мальчишку вцепилась?». – До свидания, Наталья… – слегка поклонился он. И мстительно добавил, – Простите – не знаю Вашего отчества… Всех благ… – Он махнул рукой и шагнул за порог, аккуратно прикрыв за собой дверь. Никаких угрызений совести он при этом не испытывал.

***

За свою самоуверенность пришлось расплатиться в ту же ночь. Негодующая Наташа долго трепала Радзинскому нервы, по-хозяйски расположившись у него на кухне и смоля сигарету за сигаретой. Злобно сощурив глаза, она цедила сквозь зубы какие-то жалкие угрозы, а под конец в бешенстве метнула в Радзинского нож, от которого тот с лёгкостью уклонился. Зато сама Наташа, вскочив со стула, поскользнулась на кафельном полу, грохнулась в полный рост и раскроила себе череп. Уставший от её истерики Радзинский равнодушно наблюдал, как растекается по полу из-под головы аверинской супруги лужица тёмной крови, потом развернулся и ушёл.

Нельзя сказать, что этот «визит» как-то особенно смутил Радзинского, но уснуть потом долго не получалось. Пришлось накинуть поверх наспех натянутой рубашки куртку и выйти с сигаретой на балкон. Только промёрзнув, как следует, Радзинский с удовольствием забрался обратно в тёплую постель и сладко уснул.

Однако на этом кошмары не закончились: едва Радзинский задремал снова, как сразу попал в какую-то злонамеренно созданную иллюзию, из которой никак не мог найти выход – всё бродил по тёмным и узким коридорам. Эти скитания сопровождались гнетущим ощущением, что всё происходит глубоко под землёй. Наконец, одна из дверей поддалась и распахнулась, но в тот же миг на голову Радзинскому обрушилась тяжёлая, пыльная портьера. Выпутываясь, он почувствовал, что задыхается – лёгкие как будто наполнились мелко рублёным волосом. Судорожно хватая ртом воздух, Радзинский мельком заметил фигуру уходящего человека. Тот обернулся и скользнул невыразительным взглядом прозрачных, водянистых глаз по его лицу. Радзинский безумно разозлился, но догнать блёклого блондина, которого он, несомненно, узнал, ему было в тот момент не под силу – багровея от удушья и, теряя сознание, он сползал вниз по стене, за которую в отчаянии цеплялся немеющими пальцами.

Спас задыхающегося приятеля Аверин, который стремительно выдернул его из этого кошмара. Удивительно, как ловко управлялся в сновидении хрупкий аспирант с неподъёмным для него, на самом-то деле, богатырским телом Радзинского. Одним рывком переместив названого брата к неглубокому лесному ручью, он принялся горстями плескать ему в лицо не просто холодной – стылой, как из подо льда – водой. Радзинский даже на расстоянии кожей ощущал её ледяное дыхание. Но в полной мере он прочувствовал, до чего она студёна, когда Николай подтащил его к ручью поближе, перевернул и бестрепетной рукой окунул не ожидающего такой подлости Радзинского с головой в воду.

Это было ни с чем ни сравнимое ощущение – Радзинский словно дышал этой водой. И с каждой минутой его отпускало всё больше, дышать становилось всё легче…

Возвращение на поверхность было таким же резким и неожиданным, как и погружение. Аверин, придерживая тяжёлую голову Радзинского за затылок, провёл рукавом своей голубой рубашки по его лицу. Аспирант явно устал, но глаза его сияли, а улыбался он совершенно счастливой шалой улыбкой.

– Пить? – понимающе спросил он. Радзинский кивнул и Аверин, зачерпнув воды ладонью, помог другу напиться – вода была необыкновенно вкусной.

– Бросал бы ты курить, Викентий, – тихо сказал вдруг Николай, переставая улыбаться. – Он ведь порчу на смерть тебе сделал – загнулся бы ты вскоре от рака лёгких…

Радзинский внутренне содрогнулся и согласно кивнул, не открывая глаз – он наслаждался возможностью спокойно дышать полной грудью, пил лёгкий свежий ветер, растворялся в необыкновенно приятных ощущениях. Через некоторое время он вполне предсказуемо уснул – умиротворённый и счастливый. От рук и одежды Аверина терпко пахло кипарисом…

***

– Ну, и во что ты вляпался? – Это было первое, что Радзинский сказал, плюхнувшись рядом с Николаем на облезлую деревянную скамейку.

Тот напряжённо застыл на мгновенье, но быстро справился с замешательством и величественным жестом сеятеля швырнул очередную горсть крошек в толпу копошащихся у его ног голубей. Ветер взметнул светлые аверинские волосы и уронил обратно на лоб – словно хотел поиграть.

– Здравствуйте, Викентий, – сдержанно поприветствовал Радзинского аспирант, не поворачивая головы. – Вас здороваться не учили?

– Здравствуйте, Николай Николаевич… – Получилось довольно ехидно.

Аверин даже покосился на собеседника с интересом.

– Вас так сильно задевает мой стиль общения?

– А тебе так трудно окончательно перейти на «ты»?

Аверин вздохнул.

– Похоже, проще Вам уступить…

– Надеюсь, ты, правда, это понял, – ухмыльнулся Радзинский. Он нагнулся и заглянул под аверинский локоть, где скромно притулилась Катюша. – Катерина Николаевна… Моё почтение… – сладко пропел Радзинский и легонько сплюснул указательным пальцем её носик-кнопочку. В ответ раздался звонкий смешок.

– Гуля! – доверчиво сообщила Радзинскому малышка. Крохотная ручка нетерпеливым хватательным движением потянулась в сторону голубя, который, самозабвенно курлыча, кружился, подобно дервишу, в танце. Его хвост, похожий на раскрытый кружевной веер, старательно подметал пыльный асфальт.

Аверину пришлось придержать дочь, чтобы она не свалилась со скамейки.

– Подумаешь, гуля! – Радзинский весело заглянул в блестящие катюшины глаза и заговорщицки ей подмигнул. – Смотри, что у меня есть… – Он вынул из кармана пальто ярко-жёлтого пластмассового цыплёнка, несколько раз повернул ключик и поставил его на скамейку – тот запрыгал, стуча по деревяшке красным клювом.

Катюша радостно взвизгнула и схватила игрушку:

– Цыпа!

– Надо сказать: «Спасибо, дядя Кеша», – нахмурившись, пробормотал дочери Аверин.

– Пожалуйста, дядя Коля, – расхохотался Радзинский. – Так что вокруг тебя творится – может, объяснишь?

Аверин пожал плечами.

– Просто жизнь. Идёт своим чередом, – довольно холодно заметил он.

– Ты мне зубы-то не заговаривай, аспирант, – ласково проговорил Радзинский. – Давай, рассказывай, что за тип охмуряет твою супругу…

– Что Вы имеете в виду? – зловеще уточнил Аверин.

– Коленька, – снисходительно заметил на это Радзинский, – если я буду изъясняться эвфемизмами – делу это не поможет. Давай, будем называть вещи своими именами!

– А с чего Вы взяли, что это он «охмуряет» Наташу? – бесстрастно поинтересовался Николай. Не поворачивая к собеседнику головы, он методично швырял комочками хлебного мякиша в прожорливых голубей.

– Ты хочешь сказать… – Радзинский подавился так и не произнесенными словами. В самом деле, с чего он взял, что застал банальный, классический «треугольник»?

– Викентий, не лезьте в это дело, – сдержанно посоветовал Аверин. – Вас это не касается.

– Ошибаешься, Коленька. Ещё как касается! – разозлился Радзинский. – Я достану этого урода! Нельзя безнаказанно такие вещи оставлять!..

– Викентий… – Голос Аверина заметно смягчился. Он глянул на Радзинского сочувственно. – Вы в тысячу раз сильнее моей жены, как маг. Вам даже ничего не пришлось делать, чтобы защититься от её стихийной агрессии – Ваша сила сделала это за Вас… Но Линас…

– Значит, его зовут Линас?

– Да. Линас, если это Вас так интересует. Так вот – на его стороне знание. Этот человек опасен, потому что он не сам по себе – он существует внутри определённой традиции. И владеет весьма действенными техниками… Как Вы думаете, почему Наташа так им заинтересовалась?

Радзинский подумал секунду, потом приподнял двумя пальцами прядь светлых аверинских волос и радостно хмыкнул.

– Она просто промахнулась с нужным блондином – в первый раз. А теперь нашла, что искала!..

– Дурак ты, Кеша, – беззлобно огрызнулся Николай, выворачиваясь из-под тяжёлой руки самозабвенно хохочущего Радзинского.

***

Катюша сидела на шее у «дяди Кеши» – такого головокружительно высокого – и радостно взвизгивала, когда тот слегка встряхивал её, заставляя подпрыгивать у себя на плечах. Аверин ревниво косился на них, но молчал, поскольку не хотел быть снова обвинённым в занудстве. Вертя в руках игрушечного цыплёнка, он задумчиво трогал его лапки, которые с глухим щелчком возвращались в исходное положение, стоило сдвинуть их с места.

Солнце припекало почти по-летнему. Даже асфальт высох под его жаркими лучами – только из-под островков почерневшего снега вытекали тёмные, извилистые ручейки.

Изрядно взмокший Радзинский давно уже расстегнул пальто, полы которого эффектно взлетали, когда он пускался вскачь, изображая катюшиного мустанга. У подъезда «дядя Кеша» перешёл на шаг, чтобы отдышаться, и тут же замер, как вкопанный. Небрежно прислонившись спиной к его машине, на тротуаре стоял Эльгиз и скучающе рассматривал свои идеально ровные, ухоженные ногти.

– Викентий! – он вежливо улыбнулся и помахал рукой. – Извини, что без предупреждения… Ты не занят? – И тут же, не дожидаясь ответа, шагнул навстречу аспиранту. – Здравствуйте. Меня зовут Эльгиз.

– Николай.

Чарующая улыбка. Крепкое рукопожатие.

– Хочу поблагодарить Вас, Николай. – И минуты не прошло, а этот обаятельный мерзавец уже покровительственно обнимает аспиранта за плечи. – Викентий рассказывал мне о Вас, – эльгизова речь звучит так нежно, так вкрадчиво, – Я очень рад, что за ним теперь есть кому приглядывать. Мне кажется, Вы положительно на него влияете… – и вот аспиранта уже мягко увлекают к подъезду…

Радзинский отмер только тогда, когда Эльгиз, не оборачиваясь, поднял руку и прищёлкнул пальцами, словно подзывая официанта.

Вся кровь бросилась Радзинскому в голову. Если бы не ребёнок, сидящий у него на плечах, он бы точно сделал в этот момент какую-нибудь глупость. Например, с размаху засветил Эльгизу своим тяжёлым кулаком в челюсть. А так он просто пошёл следом – скрипя зубами и мысленно пиная коварного любителя поэзии носком ботинка в печень.