Текст книги "Теория исторического знания"

Событие всегда было и остается основой, исходным пунктом историографии. В отличие от происшествия или случая, событие – это категория исторического анализа. На протяжении большей части своего существования историография была, прежде всего, историей событийной и писалась в форме рассказа. Существует три типа событий, значимых для конструирования прошлой социальной реальности, – трансцендентные, природные и социальные. Природные события включают физические (солнечные затмения, наводнения, да и просто перемена погоды перед битвой, например) и биологические (рождение, болезнь и смерть). Истории известно и множество трансцендентных событий – явления, откровения, вмешательство трансцендентных субъектов. Но, конечно, главные для исторического знания – социальные события, т. е. человеческие действия.

Социальные события можно cоотносить с социальными или культурными действиями. Социальные действия, в свою очередь, можно разделить, например, на политические, экономические, бытовые, а культурные – на творчество, ритуалы, обучение и т. д. Отбор «исторических» событий, т. е. событий, значимых для историка, их интерпретация, да и общая оценка роли событий в жизни общества и историческом исследовании – тема перманентной дискуссии, которую ведут историки.

Событие как элемент исторического анализа

Представления о значимости событий, о том, какие из них являются «историческими» и поэтому должны попадать в поле зрения историка, значительно менялись на протяжении веков. Для иудейской и христианской историографии существенное значение имели действия, описанные в библейской истории. Так, в древнеиудейской историографии главными событиями считались Сотворение мира и человека, потоп, переселение Авраама в Ханаан, рождение Исмаила, введение обряда обрезания, рождение Иакова, исход евреев из Египта под водительством Моисея, постройка Первого (Соломонова) Храма, разрушение Храма Навуходоносором, начало вавилонского пленения, конец персидского владычества (времена первосвященника Иаддуя).

Значительная часть этих событий была воспринята в качестве исторически значимых христианской историографией. К ним добавились новые события религиозной жизни – прежде всего Рождение Христа, эпизоды его земной жизни и Воскресение, а также Вселенские соборы, принятие христианства в разных странах, рождение или смерть праведников, мучеников или деятелей Церкви, возведение храмов и т. д., которые совмещались с событиями гражданской истории – вступлениями на престол правителей и проч. Очевидно, что религиозное знание о прошлом включает как трансцендентные, так и социальные события, а также и природные, которые нередко наделяются смыслом «знамений». Базовыми, определяющими «ход истории», являются, естественно, события трансцендентные. Но, как замечает французский историк Бернар Гене, средневековая история, будучи преимущественно событийной, редко употребляла слово «событие» (лат. accidens, eventus, adventus), потому что средневековые историки описывали не столько то, что произошло, сколько то, что было сделано. И термины res gestae, gesta, acta, facta – «деяния», «дела», «поступки» – встречаются чаще всего.

Чем прочнее становились позиции рационалистической науки, тем с большим презрением представители «научной истории» относились к истории описательно-событийной (см. Вставку 1).

Вставка 1. «Событие» в трактовке школы «Анналов»

Люсьен Февр: «События – это “поверхностный слой истории”. Пена. Гребешки волн, рябь на поверхности мощных дыхательных движений океана… Мелкая пыль индивидуальных поступков, судеб, происшествий»[34]34
  Февр Л. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II [1950] // Февр Л. Бои за историю / Пер. с фр. М.: Наука, 1991. С. 185.


[Закрыть].

Фернан Бродель: «Событие – это взрыв, “звонкая новость”, как говорили в шестнадцатом столетии. Его угар заполняет все, но он кратковременен и пламя его едва заметно»[35]35
  Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность [1958] // И. С. Кон (ред.). Философия и методология истории. Сборник переводов. М.: Прогресс, 1977. С. 118.


[Закрыть].

Показательны в этой связи попытки самоопределения историографии Нового времени, ее отделения от хроники как воплощения средневековых исторических сочинений. Отличие новой «истории» от традиционной «хроники» в значительной мере связывалось именно с различиями в качестве событий, которые были объектами исторических исследований. Например, индивидуальные события относили к хронике, а общезначимые – к истории, несущественные – к хронике, а важные – к истории. Или подчеркивали тесную взаимосвязь между событиями в истории и их несвязанность в хронике, логическую упорядоченность – в истории, сугубо хронологический порядок – в хронике, способность проникать в суть событий – в истории, поверхностность – в хронике, и т. д. Впрочем, как иронично заметил Мортон Уайт, различие между хроникой и историей на самом деле не столь велико:

«Хронист говорит нам что-то вроде: “Король Англии умер, а потом королева Англии умерла, а потом принц Англии умер, а потом принцесса Англии умерла. И на этом кончается наша хроника”. А соответствующая история может гласить: “Король Англии умер, поэтому королева Англии стала горевать. Ее горе довело ее до смерти. Ее смерть повергла принца Англии в тоску, и эта тоска довела его до самоубийства. Его смерть сделала принцессу одинокой, и она умерла от этого одиночества. И этим заканчивается наша печальная история”»[36]36
  White M. Foundations of Historical Knowledge. New York; London: Harper & Row, 1965. P. 223.


[Закрыть].

Однако «понизив» статус событий, историография продолжала активно оперировать ими, ибо в значении «человеческих действий» они и есть история (в конечном счете ничего другого, кроме человеческих действий и их результатов, в истории нет). Чаще всего событие рассматривается как исторически важное из-за того, чему оно послужило причиной. При этом, как замечает Уильям Дрей, «то, что не является исторически важным событием, может… быть важным историческим событием»[37]37
  Dray W. H. On Importance in History // Mind, Science, and History / Eds. H. E. Kiefer, M. K. Munitz. Albany: State Univ. of New York Press, 1970. P. 257.


[Закрыть]. Точно так же некое событие может выделяться в качестве предвестника событий, наступивших позднее или симптома какой-либо более общей тенденции, или явления.

К числу важных традиционно относились политические события. Власть издавна претендовала на главенство в анналах истории, и правящие элиты с древнейших времен были заинтересованы в определенной интерпретации событий. Во все времена и у всех народов, имеющих письменную историю, последовательно отмечается приход к власти очередного правителя, и значимость события такого рода не требует проверки временем. Оно признается «историческим» автоматически, что свидетельствует о значении власти. Издавна важными считались и другие события военной и дипломатической истории: победы и поражения в битвах, чужеземное иго, восстания, бунты, мятежи. Как писал Марк Блок,

«“История Франции”… времен около 1900 г. еще движется, ковыляя от одного царствования к другому; на смерти каждого очередного государя, описанной с подробностями, подобающими великому событию, делается остановка. А если нет королей? К счастью, системы правления тоже смертны: тут вехами служат революции. Ближе к ним выдвигаются периоды преобладания той или иной нации… Гегемония испанская, французская или английская – надо ли об этом говорить? – имеет по природе своей дипломатический или военный характер. Остальное прилаживают как придется»[38]38
  Блок М. Апология истории, или Ремесло историка / Пер. с фр. 2-е изд. М.: Наука, 1986 [1942/1949 посм.]. С. 100.


[Закрыть].

Безусловной значимостью в глазах историков всегда обладали такие происшествия, как возникновение и падение города, государства. Помимо бесспорной завораживающей силы подобных событий, содержащих в себе аналогию со смертью, здесь, видимо, велика роль связи конкретной человеческой общности с пространством, которое, с одной стороны, служит способом идентификации, с другой – задает границы легитимности власти. Надо сказать, что смерть, будучи событием биологическим, традиционно относилась к числу значимых «исторических» событий, приобретая тем самым социальное значение. Да так оно и было. Вспомним хотя бы, как круто изменилось течение Семилетней войны, когда в результате смерти русской императрицы Елизаветы Петровны на престол вступил Пётр III, ярый поклонник Фридриха II. Он немедленно прекратил военные действия против Пруссии и возвратил ей завоеванные русскими войсками территории без всякой компенсации, а корпусу Чернышёва приказал присоединиться к прусской армии для войны против Австрии.

Значимость смерти признавалась не только в отношении правителей, но и когда речь шла о «широких массах населения» – отсюда то внимание, которое заслужили у историков стихийные моровые бедствия: эпидемии и неурожай. Например, чума, война и голод являются главными событиями исторической эпопеи средневековой Франции, нарисованной мэтром современной историографии Эмманюэлем Ле Руа Ладюри в его знаменитой лекции «Неподвижная история», прочитанной в 1973 г.

Интерпретация события требует различать внешнюю сторону социального действия и его внутреннее содержание. Сущность подобного различения хорошо сформулирована Робином Коллингвудом.

«Под внешней стороной события я подразумеваю все, относящееся к нему, что может быть описано в терминах, относящихся к телам и их движениям: переход Цезаря в сопровождении определенных людей через реку, именуемую Рубикон, в определенное время или же капли его крови на полу здания сената в другое время. Под внутренней стороной события я понимаю то в нем, что может быть описано только с помощью категорий мысли: вызов, брошенный Цезарем законам Республики, или же столкновение его конституционной политики с политикой его убийц. Историк никогда не занимается лишь одной стороной события, совсем исключая другую… Историк интересуется переходом Цезаря через Рубикон только в связи с его отношением к законам Республики и каплями крови Цезаря – только в связи с их отношением к конституционному конфликту»[39]39
  Коллингвуд Р. Дж. Идея истории [1946 посм.] // Р. Дж. Коллингвуд. Идея истории. Автобиография / Пер. с англ. М.: Наука, 1980. С. 203.


[Закрыть].

Очевидно, что анализ «внутренней стороны события» – это и есть соотнесение его с контекстом (что и характерно для исторического знания, начиная от Геродота, и концептуализируется уже в работах Якоба Буркхардта). Именно по этой причине отнесение происшествия к рангу исторических событий не всегда определяется его важностью в глазах современников, а чаще происходит post factum, когда очевидными становятся последствия случившегося, что позволяет разместить его во временной перспективе. Ведь какой бы прозорливостью ни отличались те или иные современники, они никогда не переживают исторический момент так, как историк, который знает, что случилось потом. Они просто не в состоянии увидеть день завтрашний с той же отчетливостью, с какой его видит исследователь как день вчерашний.

Например, известно, что историческое значение английской революции XVII в. было совершенно бесспорно для англичан – современников революции. Но выходящей за рамки британской истории роль английской революции была признана лишь в середине XIX в., в частности, благодаря Карлу Марксу, который придал ей значение победы нового общественного строя, полагая, что эта революция ознаменовала победу буржуазной собственности над феодальной со всеми сопутствующими трансформациями. На этом примере мы видим, что для определения ранга события оказалось необходимым включить его в широкий исторический контекст, который к моменту его свершения еще не сформировался, произвести сравнительный анализ (в данном случае типологии революций) и затем разместить событие в определенной структуре (в данном случае формационной).

Неважно, большое событие или маленькое, но его описание всегда охватывает некую область социальной реальности во времени. «Точно так же как нельзя буквально “нарисовать” точку, так нельзя буквально “описать” уникальное “событие”»[40]40
  Wallerstein I. World-Systems Analysis // Social Theory Today / Eds. A. Giddens, J. H. Turner. Cambridge: Polity Press, 1987. P. 315.


[Закрыть]. Процедура контекстуализации неизбежно помещает отдельное событие в исторический континуум.

Одно и то же происшествие может быть отмечено как событие, а может и нет, также в зависимости от задач исторического исследования. Даже самое нейтральное изложение событий невозможно без их интерпретации, которая, по образному выражению английского историка Теодора Зелдина, скрепляет события, подобно цементу. Наконец, важность событий прошлого определяется исключительно по документальным источникам, и пока источники молчат, событие отсутствует. История рассказывает о социальном мире, представляя его как констелляцию или цепь событий разных уровней. Другой вариант создания истории, типичный для современной историографии и связанный с появлением микроистории, – применение комплексного подхода, который был традиционно характерен для макроистории, к единичному событию, локализованному во времени и в пространстве. Он предполагает пристальный (что недостижимо при изучении крупных событий и протяженных периодов) и всесторонний (экономический, социальный, политический, ментальный и т. д.) анализ на примере конкретных явлений.

Событие и темпоральная организация истории

Отношения события с временем очень тесные, но не столь простые, как может показаться на первый взгляд. С одной стороны, как отмечал Фернан Бродель, время можно измерять событиями, с другой – человеческие действия сами измеряются астрономическим временем («битва длилась до захода солнца», «Столетняя война»). Более того, именно в отношениях между событиями мы можем постичь время и пространство, которые «являются способами выражения отношений между объектами и событиями»[41]41
  Giddens A. A Contemporary Critique of Historical Materialism. 2 vol. Berkeley; Los Angeles: Univ. of California Press, 1981. Vol. 1. P. 30–31.


[Закрыть].

Роль человеческого действия как исходного элемента исторического времени связана в первую очередь с датировкой. Сама природа события такова, что событийная история привязана к хронологии. Проще говоря, датирование как маркировка времени означает, что когда нас спрашивают, что происходило в таком-то году, мы называем некие события, придавая этому времени определенные качественные характеристики. В свою очередь датировка как темпоральная организация истории означает, что при ответе на вопрос о каком-либо событии мы прежде всего называем время, когда оно произошло, тем самым помещая это событие в объективно протекающее время не для того, чтобы оно соучаствовало в его протяженности, но для того чтобы каждое событие получило соотносимое с другими «времяположение». Кроме того, выделение события немыслимо без установления хронологических «до» и «после».

Так или иначе события, происшествия, случаи в историческом повествовании располагаются последовательно, а их датировка издавна входила в обязанности историка и для многих составляла одну из увлекательнейших сторон исторического поиска. Но при этом как способы датировки, так и отношение к датам существенно различались в разные эпохи. В частности, хронология Средневековья имела знаковый характер, т. е. она не определялась объективным временем, которое может быть точно измерено. Средневековый человек не испытывал нужды в отсылке к числу, но ему нужна была ссылка на время. Поэтому историки Средневековья не терзались сомнениями, характерными для современных историков, рассказывая подряд о событиях и происшествиях, единственная связь между которыми состояла в том, что они происходили в одно время: град, мор, битвы, договоры, кончины правителей.

Новое время породило иное отношение к датировке событий, которая в гораздо большей степени несет смысловую нагрузку, и цепь событий, выстроенных в хронологическом порядке, стала подчиняться некоему замыслу, концепции, априорным правилам отбора значимых событий и т. д. Одновременно возрос интерес к научной хронологии, которая начала формироваться в XVII в. В свою очередь Иммануил Кант выдвинул задачу создания исторически имманентных временных критериев, настаивая, что хронология должна следовать за историей, и эти критерии все четче проявлялись в исторических и теоретических дискуссиях конца века Просвещения.

Для конструирования прошлой социальной реальности существенно, когда произошло то или иное событие, хотя бы ради определения порядка человеческих действий, не говоря уже об установлении каузальной связи; и дата – важный вклад историка в обществознание. Кроме того, если хронологическое время легко разрушается в структурной истории, в истории ментальности или в истории культуры, то в событийной истории, больше чем в какой-либо другой, мы сталкиваемся с необратимостью исторического времени.

Первоначально в историографии событие полагалось как единичное происшествие, возведенное в ранг значительного, затем появились «не-точечные», или макрособытия – политические, социальные, экономические. Они обычно понимаются как целая цепь событий, охватывающих достаточно протяженный период (война, революция и др.). В подобные критические периоды события, следующие одно за другим и обычно относимые к рядовым (встречи, переговоры и т. д.), уже в глазах современников становятся историческими и определяют параметры макрособытия. В цепи событий, характеризующих макрособытия, нередко можно выделить центральное событие-символ: например, похищение Елены, Бостонское чаепитие, взятие Бастилии, выстрел в Сараево, залп «Авроры», поджог Рейхстага, 11 сентября (сплошной терроризм и экстремизм!).

События, следующие одно за другим, образуют временной ряд, который не является простой совокупностью несвязанных событий. Историческое мышление как раз и основывается на предположении (или априорном принципе) о существовании внутренних, или необходимых, связей между событиями во временном ряду, так что одно событие необходимо ведет к другому, и поэтому возможно вести исследование от настоящего к прошлому. Анализ, продвигающийcя от «следствия» к «причине», когда единичное событие легко или с некоторыми трудностями увязывается с предшествующими фактами и кажется нам неотделимым от них, Фернан Бродель назвал излюбленной историками игрой.

Событие является исходным элементом структурирования времени в историческом повествовании. В рамках концепции «Время-1» время «заполняется» событиями, и датировка событий по существу означает маркирование точек на временной оси. Следующая функция события, связанная со структурированием исторического времени, – демаркация исторических периодов. Событие в этом значении трактуется как разрыв исторического времени, перерыв в постепенности. Периодизация необходима исторической науке как организующая и упорядочивающая схема знаний об исторических событиях и процессах. Отделив прежде всего настоящее время от прошлого, историография последовательно продолжает этот акт разделения. Хронология делится на эпохи (например, античность, Средние века, Новое время, новейшая история), эпохи – на периоды, периоды – на этапы и т. д.

Уже античные историографы за основу деления истории на периоды брали события, но не любые, а только «значимые». Еще более характерна разметка прошлого по важным событиям для христианской историографии. Историография Нового времени придала эпохам и периодам совершенно новое звучание, наполнив их качественным содержанием. В бесконечной череде исторических событий выделяются события эпохальные. Это – события, определяющие век или эпоху. К несчастью для современников, это преимущественно события драматического, даже трагедийного плана. Историки рассматривают их как начало или даже как источник множества последующих событий и считают эпоху исчерпанной, когда влияние этих событий сходит на нет.

Поиски исходного события, события-ядра, требуют установления некоего предела, «порога фрагментации», за которым событие как таковое разрушается.

В историографии существуют общепризнанные случаи эпохальных событий. Одно из них – Великая французская революция. Значение этой революции в Европе и США было очевидно уже современникам, которые называли свое время эпохой революции и не сомневались, что процесс этот будет продолжаться. Возьмем для примера слова великого Гёте, произнесенные им в обращении к прусским офицерам накануне проигранной затем битвы при Вальми против французской революционной армии: «Отсюда и сегодня начинается эпоха в мировой истории, и вы можете сказать, что вы были при этом».

Социально значимое событие делает исторически важным соответствующий период времени. Таково, например, историческое значение для американцев 1929–1933 гг. («Великая депрессия») или 1861–1865 гг. (Гражданская война). Социальная значимость времени, отмеченного определенным событием, может существовать для одних социальных или политических групп и отсутствовать для других – например, 1937 г. в России. Впрочем, роль того или иного момента или периода, связанного с конкретным событием, может определяться не только политическими пристрастиями, но и кругозором той или иной общественной группы, спецификой ее образования или интересов. Сказанное особенно справедливо для событий, относящихся к сферам культуры, науки, техники и т. д.

Даже протяженность рассматриваемого периода оказывает влияние на отбор «значимых» событий и их интерпретацию. Однако как бы плотно ни был заполнен событиями период, привлекший внимание историка, между реальным временем событий и их исторической конструкцией пролегает глубокий разрыв. Процитируем Георга Зиммеля:

«Историческая картина, именуемая нами Семилетней войной, не содержит в себе пустот, она тянется с августа 1756 г. по февраль 1763 г. Но в действительности непрерывны только события, которые длились в этих временных границах, а также в локализуемых войной пространственных границах. “История” этого времени никоим образом не является непрерывной… Историческая картина, которой мы действительно располагаем на основе исследований и фантазии, состоит из прерывных отдельных картин…»[42]42
  Зиммель Г. Проблема исторического времени [1917] // Зиммель Г. Избранное: В 2 т. / Пер. с нем. М.: Юрист, 1996. Т. 1. С. 525.


[Закрыть].

С конца XIX в. в историографии идет непрекращающаяся дискуссия о роли событий в историческом исследовании. Очевидно, что событийная история в «чистом» виде, подразумевающем последовательное шествие событий в единой хронологической и каузальной связи, является весьма условной. Она может рассматриваться либо как простейшая форма исторического дискурса, либо, с современной точки зрения, как одна из крайних степеней абстракции исторического анализа. Например, мало кто будет спорить, что историю культуры невозможно интерпретировать в рамках линейного хронологического времени. Каждая группа явлений в искусстве имеет собственную временную последовательность, а хронологически они могут далеко отстоять друг от друга и занимать разные места на своих «кривых времени». То же относится к философским доктринам, истории коллективных представлений и многим другим социальным явлениям.