Текст книги "По крупицам. Российские школьники об истории ХХ века. Сборник работ лауреатов Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ старшеклассников «Человек в истории. Россия – XX век»"

Я снова обращаю внимание на материалы архивного дела № П-21636. В момент ареста моих родственников в справке снова приводится опись их имущества. И у Тимофея Демьяновича, и у Кирилла Демьяновича уже к этому времени в хозяйстве записано: 9,63 десятин земли, хата, сарай, амбар. Из скота – одна лошадь, а коровы нет. Меня это сильно взволновало. Ведь у обоих братьев маленькие дети. Где же им брать молоко? В то время корова являлась главной кормилицей. Бабушка мне объяснила, что оставалась в хозяйстве телочка, но ее пришлось зарезать. А было это так. Перед очередным обходом хозяйств единоличников активистами Тимофею Демьяновичу по секрету добрые люди из сельского совета передали, что снова придут к ним забирать их последнюю телочку. Решено было ее зарезать, а мясо спрятать. Ночью все было сделано, но куда спрятать мясо? Решили закопать в навоз. За сараем лежала огромная куча навоза. Завернули куски мяса в разные тряпки и закопали, все во дворе подчистили, чтобы не осталось никаких следов. До утра взрослые не могли уснуть, волновались, останется ли мясо дома или найдут и заберут. Утром «гости» были тут как тут. По двору прошлись, нет телочки. С расспросами к хозяевам, а мой прадед сказал, что давно телочку зарезал, мясо в Воронеже на базаре продал, не поверили, стали искать. А собака учуяла мясо, бегает по навозной куче, нюхает. Но, когда увидела незнакомых людей, уселась на куче и сидит, видимо, сторожит свою добычу. Активисты спрашивают у пятилетней девчонки, племянницы Ефросиньи Ивановны: «Девочка, не знаешь, где мясо спрятано?» А она говорит: «У тютюки под хвостом!» У Тимофея сердце оборвалось. Ведь «тютюкой» в селе дети называли собаку. И собака действительно сидела на навозной куче, где было спрятано мясо. Но не догадались активисты, что девочка говорила правду. Так мясо удалось спасти для своей семьи. Зато потом его ели вволю. Каждый день мои родственники варили щи с мясом, не ждали праздника, как раньше бывало, надо было скорее съесть, не то вынут из печи и унесут. В деревне, таясь друг от друга, скот резали все: и кулаки, и середняки, и даже бедняки. Впрок не оставляли, как раньше, поскорее все съедали. Историю про мясо жена Тимофея Ефросинья Ивановна не один раз рассказывала своим детям, в том числе и моей бабушке. Так и я узнала эту историю. А бабушка моя в разговоре с маленькими детьми до сих пор собаку называет «тютюкой», а волка «бирюком».

Трудно представить, какие унижения и тяготы пережили мои предки, да и многие наши односельчане только за то, что они имели свое собственное мнение о политике власти, которая называлась сплошной коллективизацией. Они стали людьми второго сорта, которых можно было оскорбить, унизить, обобрать. И им не у кого была искать защиты. Но терпение у людей не безгранично. И им нужно было высказать все, что у них накипело. Такое случилось и у моих односельчан. Их терпение лопнуло. 15 апреля 1931 года они взбунтовались.

И восстало село Мастюгино

Сигналом к бунту послужил арест священника Сергиевского храма села Мастюгино Георгия Шульженко. 15 апреля 1931 года в 4 часа утра по звону набата в центре села, возле церкви, собралось около 500 жителей. Из воспоминаний свидетелей тех событий и из материалов уголовного дела мне стало известно следующее. С 1911 по 1929 год в селе служил постоянный священник Тихон Баженов. В 1929 году он был выслан из села на пять лет, семья раскулачена, жена с пятью детьми укрывалась у местных жителей. И до 1931 года постоянной службы в церкви не проводилось. Тогда жители пригласили из города Воронежа другого священника – Георгия Шульженко. Поселился батюшка на квартире у одного из жителей села и исправно вел свою службу. Но недолго длилось его служение. 15 апреля 1931 года в 4 часа утра на квартиру, где жил священник, нагрянул помощник уполномоченного ОГПУ Шальнев с двумя понятыми для его ареста. Хозяин квартиры Иван Тимофеевич Симонов выскочил во двор, постучал в окно дома, где жил его сын Яков, разбудил сына, соседей, стал кричать, что арестовывают священника.

А соседями были как раз мои родственники Тимофей и Кирилл. Они стали будить население, ударили в набат, и к церкви со всех концов села повалил народ. Крестьяне вооружились вилами, дубинками. Всего у церкви собралось около 500 человек. Здесь звучали самые разные призывы. Одни требовали освободить батюшку, другие выражали недовольство тем, что происходило в селе, предлагалось догнать сотрудника ОГПУ, побить и силой отобрать священника. Организовали погоню вслед за арестованным, искали по оврагам, но ни священника, ни сотрудника Шальнева не нашли. В этих поисках принимал участие мой прадед Тимофей. И конечно же, как утверждают старожилы, народ высказывал свое недовольство проводимой коллективизацией.

В справке на каждого участника уголовного дела, по которому осудили моего прадеда Тимофея Демьяновича и его брата Кирилла Демьяновича, в графе «Характеристика сельсовета» на первом месте у всех без исключения записано: злостный агитатор против колхозов и всех мероприятий советской власти. У обоих моих родственников снова, как под копирку: «Агитировал против колхоза, агитация способствовала восстанию, а также против всех мероприятий советской власти». Можно ли верить этим записям? Но Татьяна Васильевна Симонова утверждает, что не только за священника решили заступиться мои земляки. Все же главной причиной бунта было недовольство мастюгинцев колхозами и «другими мероприятиями советской власти». В первых строках обвинительного заключения по следственному делу № 236 (архивное дело № П-21636) записано:

В селе Мастюгино Коротоякского района ЦЧО Симонов И. Т. (однофамилец), Симонов Т.Д. (мой прадед), Симонов К. Д. (его брат), Симонов Д. З. (однофамилец), Весельев П. С., Трухачев Т. И. на протяжении ряда лет занимались антисоветской агитацией против проводимых мероприятий партии и правительства на селе, как то: хлебозаготовки и колхозного строительства. Вся эта указанная группа кулаков и середняков была тесно связана между собой и, пользуясь случаем ареста попа Шульженко, 15 апреля в 4 часа утра они взбудоражили часть села к массовому выступлению, начали бить в набат, кричали, что колхозов нам не нужно, ибо это есть рабство человека, кричали бейте представителей, которые арестовали нашего священника, бейте наших местных коммунистов, называя их антихристами. Все были вооружены железными вилами и кольями, и так продолжалось до 11 часов дня…

А вот бабушка Мария Тимофеевна Симонова говорит, что ничего подобного ее отец не говорил. Он просто заступался за священника, а все вышесказанное ему и другим участникам событий приписали, чтобы было, за что их посадить. Уж слишком власти хорошо помнили, что их отец-кулак и находится в ссылке. Нужно было и сыновей при любом удобном случае отправить вслед за ним.

Но как бы то ни было Тимофей Демьянович Симонов получил 5 лет лагерей, Кирилл Демьянович – 3 года лагерей, Симонов Иван Тимофеевич – тоже 3 года лагерей, а остальные трое из числа «организаторов восстания» получили условные сроки.

Я считаю, что мне удалось своей работой доказать, что мои предки по бабушкиной линии являлись честными и трудолюбивыми людьми и нам не стыдно за них. Как видно из всех собранных мною материалов, они не совершили никаких преступлений. И я сделала вывод, что мои предки пострадали за то, что осмелились выразить свое недовольство государственной политикой в деревне и не хотели вступать в колхоз. Вот это и есть основная причина всех их обвинений.

Как же сложилась дальнейшая судьба моих предков? Отсидев в лагерях свои сроки, ни Тимофей, ни Кирилл не захотели возвращаться домой. Сначала Кирилл, а затем и Тимофей прямо из лагеря отправились к своим родителям, которые продолжали жить на выселении. Их отец Демьян Григорьевич в своей землянке организовал молебный дом для православных христиан. К нему приходили и местные жители, и высланные верующие. Демьян был знаком со всеми церковными обрядами, умел вести службы, потому что многие годы был в мастюгинской церкви ктитором. Сыновья ему помогали, отстроили хорошую землянку, утеплили и, скорее всего, ехать домой не собирались. А у них в селе были жены и по одному ребенку. Тогда собралась в дорогу бабушкина мать – Ефросинья Ивановна к своему мужу Тимофею. Прожив в той же землянке около года, все же Тимофей и Ефросинья возвратились в село, где в 1938 году и родилась моя бабушка Мария Тимофеевна. Кирилл тоже возвратился к своей жене Анне. Колхозниками они так и не стали. В 1941 году оба брата были призваны на фронт. Мой прадед Тимофей погиб, а Кирилл с войны возвратился, со своей семьей жил в Воронеже. Выйдя на пенсию, снова поселился в Мастюгино, здесь и умер.

До того как я занялась семейной историей, я почти ничего не знала о раскулачивании. Я представляла, что все это происходило с незнакомыми мне людьми, и, признаюсь честно, меня это не очень трогало. А когда я погрузилась в историю своей семьи, это произвело на меня огромное впечатление. Теперь я ясно представляю себе трагедию, которая происходила в моей семье, в моем родном селе, в моей стране в 30-е годы ХХ века. И я добилась главного: доказала своей бабушке и всем своим родственникам, что о моих предках можно рассказывать, писать и не стыдиться того, что бабушка якобы из «кулацкого рода». Очень жалко моего прадеда, незаслуженно проведшего пять лет жизни в лагере. И в то же время я горжусь тем, что несмотря ни на что Тимофей Демьянович Симонов в годы Отечественной войны погиб в бою с фашистскими захватчиками.

Дмитрий Васильев
Калинин, 1933
Дело о так называемой фашистской организации

г. Тверь, научный руководитель C.П. Сербская

Я выяснил, что во втором томе «Книги Памяти» Тверской области, на странице 264, опубликована короткая, в шесть строк, запись о моем прадеде, Вениамине Михайловиче Романове. Всего шесть строк, а что за этими строками? Какая жизнь прожита моим прадедом? Я поговорил с бабушкой и узнал, что мой прадедушка был осужден за участие в «фашистской террористической группировке» в 1933 году, а потом в 1956 году реабилитирован. У меня возникло много вопросов, но бабушка не могла ответить на них. Просто не знала, потому что, когда ее папу арестовали, ей было всего девять месяцев, а потом, когда бабушка выросла, в семье об этом предпочитали не говорить. «Опасно было», – сказала бабушка. Я решил узнать об этом деле как можно больше.

Аресты

Мои предки всегда жили на Тверской земле. Родители моей прапрабабушки, Кавские, жили в селе Садыково, в Торжокском районе Тверской губернии. Мой прапрадед, Виктор Кавский, был настоятелем храма в селе, а бабушка – «матушкой». А прапрадедушка и прапрабабушка по отцовской линии – Романовы, Михаил Иванович и Мария Михайловна, жили в Твери, в центре города. Двухэтажный деревянный дом, в котором они жили, располагался по Владимирскому переулку (ныне Студенческому). В квартире № 1 этого дома и проживала семья Романовых. Дом не сохранился. Из документов следственного дела, из протокола допроса, мне удалось узнать, что мой прапрадедушка, Михаил Иванович Романов, был чиновником городской управы.

17 декабря (по старому стилю) 1907 года в городе Твери, в православной семье моего прапрадеда, мещанина Михаила Ивановича и его жены Марии Михайловны, родился сын. Это был долгожданный ребенок, так как в семье уже были две дочери. Старшую звали Клавдия, а младшую – Антонина. 27 декабря, на десятый день жизни, согласно выписки из метрической книги о родившихся детях за 1907 год, мальчика крестили в Тверской Вознесенской церкви и назвали Вениамином.

Когда ему было 14 лет, при неизвестных обстоятельствах скончались его родители. Вероятнее всего, сказались трудности времен Гражданской войны. К этому времени Вениамин окончил семь классов школы. И в 1922 году его отправили в Казань, к старшей сестре Клавдии. Там в 1924 году он учился в техникуме, по специальности техник-землеустроитель, а в 1925-м окончил курсы топографии. В этот же год он вернулся в родную Тверь в родительский дом и стал работать в Бюро инвентаризации, а затем техником-инвентаризатором Калининского горкомхоза (городского коммунального хозяйства).

В 1926 году его должны были призвать в армию, но он оказался не годен к службе из-за грыжи. В 1930 году женился на Лидии Викторовне Кавской.

29 января 1933 года в семье моего прадеда родилась дочь Ирина, моя бабушка. А 12 октября того же года Вениамин Михайлович был арестован.

Дело о так называемой «фашистской террористической группировке»

Я начал свою работу с изучения документов, которые моей бабушке разрешили переписать в Центре документации новейшей истории, где хранятся в том числе и дела репрессированных. С большим волнением я рассматривал сканированные документы из дела моего прадеда, которые нашей семье предоставили сотрудники мемориального комплекса «Медное». Так я узнал о деле так называемой «фашистской группировки», которая была в 1933 году обнаружена в Калининском городском коммунальном хозяйстве (горкомхозе).

В 1930 году в Калининском горкомхозе для проведения инвентаризации городского хозяйства было организовано техническое бюро. В качестве техников-инвентаризаторов там работало около 30 человек. В «Обвинительном заключении по делу № 1212» говорится о том, что комплектование проводилось без всякой проверки, в результате чего в бюро проникло большое количество детей священников, торговцев, судимых органами советской власти за различного рода преступления. В 1933 году их обвинили в создании «контрреволюционной фашистской организации», целью которой являлось «убийство Сталина, свержение Советской власти и замена ее фашистским строем».

Мы можем получить представление об этих «членах фашистско-террористической группировки», так как на титульном листе следственного дела № 27959 (№ 6162-С) приведено 11 фамилий. Это прежде всего технические работники вагонного завода и городского коммунального хозяйства. Мне удалось собрать следующие сведения об этих людях.

1. Алексеев Алексей Гаврилович, 1902 года рождения, русский, уроженец города Калинина, по социальному происхождению служащий (сын извозопромышленника), беспартийный, со средним техническим образованием. С 1918 по 1921 год служил в городском авиапарке, до ареста работал на вагонном заводе техником.

2. Иванов Виктор Георгиевич, 1901 года рождения, уроженец Москвы, русский, беспартийный, по социальному происхождению из крестьян, середняк. В 1926 году осужден коллегией ОГПУ за «контрреволюционную деятельность» на 3 года заключения в концлагерь, срок наказания закончился в 1932 году. До ареста проживал в деревне Старбеево Московской области, временно не работал. На иждивении имел жену и двоих детей.

3. Колосов Сергей Александрович, 1909 года рождения, русский, сын дьякона. До ареста работал пианистом в кинотеатре «Эрмитаж» в Калинине. Холост, на иждивении имел мать.

4. Марканов Георгий Порфирьевич, 1907 года рождения, уроженец Пензы, беспартийный, сын крупного мукопромышленника (отец являлся владельцем паровой мельницы в Пензе). Работал на вагонном заводе техником-сметчиком.

5. Осипов Николай Николаевич, 1896 года рождения, уроженец Ленинграда, русский, беспартийный, социальное положение – из служащих. С незаконченным высшим образованием, по специальности техник-строитель. Служил в войсках ВЧК-ОГПУ. В 1926 году за растрату денег был приговорен нарсудом к пяти годам лишения свободы, срок отбыл в Калининском ИТУ. До ареста проживал в городе Калинине, работал заведующим строительным отделом фабрики им. Вагжанова. Имел на иждивении жену и мать.

6. Романов Вениамин Михайлович, 1907 года рождения, уроженец Калинина, русский, беспартийный, социальное происхождение – из мещан. До ареста работал техником в бюро инвентаризации Калининского горкомхоза. Имел на иждивении жену и дочь 9 месяцев.

7. Ставров Борис Николаевич, 1908 года рождения, русский, уроженец Москвы, мать – дворянка, беспартийный, с неоконченным средним образованием. В 1928 году судим, приговорен к 3 месяцам принудительных работ, срок наказания отбыл. До ареста работал пианистом в кинотеатре «Эрмитаж». Холост, на иждивении имел мать.

8. Сухарев Александр Сергеевич, 1902 года рождения, уроженец деревни Прибытково Калининского района Калининской области, русский, беспартийный, социальное происхождение – из торговцев. В 1929 году судим органами ОГПУ за «контрреволюционную деятельность». До ареста работал прорабом в МТС.

9. Шумович Аркадий Александрович, 1905 года рождения, белорус, уроженец Гродненской области (Польша), сын высланного попа, беспартийный. Работал на кожевенном заводе счетным работником.

10. Цветков Алексей Ефимович, 1908 года рождения, уроженец Калинина, по социальному происхождению – служащий, беспартийный, со средним техническим образованием. В 1929 году судим органами ОГПУ в Москве за подделку и распространение фальшивых монет. Приговор – три года лишения свободы условно. До ареста работал на вагонном заводе техником по гражданскому строительству.

11. Флеров Николай Николаевич, 1908 года рождения, русский, уроженец Калинина, по социальному положению – сын священника. До ареста работал на вагонном заводе в отделе главного механика техником. На иждивении имел жену.

Больше всего сведений о людях, проходивших по этому делу, сообщено Н. Н. Осиповым. Осипов очень подробно говорил о моем прадеде, даже о том, что В. М. Романов имел порок сердца, компенсированное малокровие, грыжу. Именно на него ссылаются следователи, когда приводят те или иные слова, сказанные этими людьми во время их встреч.

Как же возникла, по утверждению следователей ОГПУ, эта «фашистская группировка»? Согласно обвинительному заключению, когда было образовано техническое бюро, к числу этих «социально чуждых элементов» примкнули «административно выселенные коллегией ОГПУ за контрреволюционную деятельность Левит, Иванов, Гольтвангер и Осипов».

Поступив на работу в бюро, они организовали «активную контрреволюционную деятельность», сгруппировали «вокруг себя социально чуждую молодежь». «Под видом выпивок они стали проводить нелегальные собрания, на которых выступали с резкой критикой мероприятий Советской власти». И к 1931 году, «благодаря активной контрреволюционной деятельности Левита, Иванова и Осипова, в стенах горкомхоза оформилась террористическая организация, обсуждавшая вопросы о совершении убийства т. Сталина и др. террористических актов против членов правительства – свержении Советской власти и замены ее фашистским строем» (в документе подчеркнуто красным карандашом). Вскоре, согласно обвинительному заключению, «встречи и сборы приобрели систематический характер, как на службе, так и по квартирам», и продолжались в течение 3 лет.

Во главе этой «организации», по утверждению следователей, стояли Левит, Осипов и Иванов. Местом собраний были квартиры Алексеева, Марканова, а также моего прадеда Вениамина Михайловича Романова. В служебное время местом собраний было бюро инвентаризации. После увольнения Осипова вторым по активности был Иванов. В июне 1932 года Иванов стал заведующим бюро. В материалах допроса и обыска моего прадеда Виктор Георгиевич Иванов неоднократно назывался активным членом организации, а в обвинительном приговоре и вовсе сказано, что он «признал и показал», что «фактически сделался идейным вдохновителем и вожатым этой контрреволюционной группы».

В следственном деле есть интересный документ: «Справка на арест Марканова Г. П. и Романова В. М.», в котором синим карандашом подчеркнуты, надо так полагать, слова Марканова, с указанием на даты – 2 августа и 9 сентября 1933 года. В верхнем левом углу наискосок красными чернилами нанесен росчерк «на арест Марканова и Романова согласен… Прокурор» и подпись – росчерк ручкой черного цвета и число 11 октября 1933 года. В тот же день, согласно документу, переписанному бабушкой, в доме Романовых был произведен обыск.

Что же за всем этим стояло? Очевидно одно: бюро было образовано в 1930 году, а арест моего прадеда и его коллег произошел в 1933 году. Таким образом, получается, что эта «подпольная организация» работала в течение почти трех лет. Я думаю, что, конечно, это были не собрания, а встречи сослуживцев, которые вели, возможно, опасные, свободные разговоры, в том числе и о политике. Собравшиеся говорили о том, что они знали и видели. Бывая в деревне, мой прадед мог видеть, как стали жить люди после проведения коллективизации, и он считал поэтому, как говорится в деле, что «партия, загнавши крестьян насильно в колхозы и раскулачивая крестьян, окончательно разорила крестьянство, понизив товарность сельского хозяйства, чем еще больше ухудшилось положение города». Но эти обычные посиделки кому-то представились антисоветскими, опасными для государства, и этот кто-то донес в соответствующие органы.

И заработал маховик репрессивной машины. Так возникло «дело о фашистско-террористической группировке». Лидером «группировки» являлся В. Г. Иванов, который был, по утверждению следователей, «враждебно настроен против существующего строя. Неоднократно высказывался за совершение террористических актов против Сталина и других руководителей партии и Советской власти». В документах и о моем деде также говорится, что он «враждебно относился к существующему строю и высказывался за террористические акты против членов правительства и товарища Сталина». Типичное, изготовленное под копирку, обвинение. Я считаю, что мой дед, тогда молодой 26-летний мужчина мог критиковать советских руководителей и проводимую ими политику. Но я не верю, что мой прадед призывал к насильственному свержению существующего строя.

В документах нет нигде упоминания о готовящихся террористических актах и даже о подготовке к ним. Для любого вооруженного действия, тем более свержения власти, необходимы силы и оружие. В обвинительном заключении говорится, что при «обыске у Осипова Н. Н. был изъят револьвер системы наган с четырьмя боевыми патронами». В справке на арест Г. П. Марканова и В. М. Романова и в заявлении участника группы Сухарева упоминается о том, что у Кавского, тестя Романова, в деревне Салтыково хранится огнестрельное оружие. А вот сколько и какое, не указано. Возможно, это были охотничьи ружья, так как если бы там был целый арсенал оружия, то в документах это было бы отражено. Слишком красноречивым оказался бы этот факт для доказательства планов «контрреволюционеров». Немыслимо покушаться на советскую власть с одним на всех револьвером и всего четырьмя патронами. Даже если учесть оружие, хранящееся у Кавского, его явно недостаточно для реализации тех планов, которые приписывались членам «так называемой фашистской группировки».

Позже, в 1937 году, обвинение в антисоветской, фашистской деятельности стало трафаретным и по нему людей нередко приговаривали к расстрелу. Мой прадедушка, к счастью, не только вернулся из мест отбытия наказания, но даже в годы войны сражался на фронте.

Приговор

Набор документов в деле прадеда – я теперь это знаю – типичный для подобных дел. В анкете арестованного об имущественном положении на момент ареста, где требуется «перечислить подробно недвижимое и движимое имущество до 1929 года, тоже и до 1917 года», указано, что «нет ничего, кроме личных вещей».

Приводятся также его вероятные или выдуманные доносчиком слова, с указанием на дату 23 августа 1933 года: «Политика Сталина – политика сумасшедшего человека. Сталин ведет страну к гибели, за его жизнь не жаль отдать и свою. Каждый человек это сделал бы. Смерть Сталина избавление для массы людей».

«Население, как кролики, которых сажали в кучу и делают, что хотят: бьют, морят голодом, хорошей жизни не может быть, пока эта сволочь находится у власти», – это его слова, сказанные 9 августа 1933 года.

12 декабря, спустя два месяца после ареста, согласно «Постановлению об избрании меры пресечения и предъявления обвинения», мой прадед, по словам чекистов, уже «достаточно изобличается в том, что, будучи враждебно настроен к существующему строю, систематически высказывался за свержение соввласти».

Далее говорится, что он, «являясь участником фашистско-террористической группировки, неоднократно обсуждал вопрос об организации террора против членов правительства и тов. Сталина». Поэтому Романов Вениамин Михайлович был привлечен в качестве обвиняемого по ст. 58 п. 11 и 8 и препровожден под стражей в Калининское ИТУ.

В протоколе допроса В. М. Романова есть строка: «написано собственноручно». Ниже строка: «Романов». Здесь предполагается подпись, но ее нет, значит, прадедушка не подписывал протокол. Да и сам протокол не написан «собственноручно», а напечатан на пишущей машинке. Нет подписей ни прадедушки, ни ведущего допрос уполномоченного О. Г. Зимина и подписей под словами «Верно». И никаких прав. И никакой законности. На документе нет даже даты проведения допроса.

А те слова, что приводятся в протоколах допроса как доказательство обвинения, сегодня – высказанная моим прадедом правда. Например, говорится о возможности крестьянских выступлений, так как «коллективизация, проводимая насильственным путем, и ликвидация кулачества как класса чрезвычайно озлобила крестьянство. Взятые темпы индустриализации и плохое снабжение в среде рабочих создало определенное настроение не в пользу Советской власти. Ухудшилось продовольственное положение в стране, рабочие живут впроголодь, непосильные темпы в строительстве также озлобили рабочих».

Мне кажется, что дается и верная оценка действий советских руководителей: «Строительство, которое ведется в нашей стране, идет наспех, кое-как, такое строительство недолговечно. В то же время расходуются чрезвычайно большие средства, составляющие солидную часть средств трудящихся, у которых они выколочены различными займами. Это приводило меня к убеждению, что у власти сидят люди, ведущие страну к развалу».

Судя по документам следственного дела, 11 января 1934 года все участники этих встреч были осуждены на основании ст. 58.10 и 11 УК РСФСР:

1. Осипов Н. Н. – к 10 годам ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей); по другим документам – к пяти годам, со строгой изоляцией до трех лет.

2. Иванов Виктор Георгиевич (имя и отчество этого человека мы узнали из материалов допроса В. М. Романова) и Шумович А. А. были приговорены к 8 годам ИТЛ.

3. Романов В. М., Марканов Г. П., Цветков А. Е., Сухарев А. С., Флеров Н. Н. – к пяти годам ИТЛ.

4. Алексеев А. Г., Колосов С. А. и Ставров Б. Н. – к трем годам ИТЛ.

Итак, 11 января 1934 года тройкой ОГПУ по Московской области мой прадед Романов Вениамин Михайлович был осужден к пяти годам ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей) как участник фашистско-террористической группировки и, как было указано в постановлении, «будучи враждебно настроенным к существующему строю». 1 февраля он был отправлен на место отбывания наказания: БАМЛАГ ОГПУ, на станцию Михайло-Чесноковская Уссурийской железной дороги.

Затем были трудные годы, но мне, к сожалению, не удалось узнать об этом периоде жизни моего прадеда никаких подробностей.

В 1956 году, в период реабилитации, проходила проверка показаний начала 1930-х годов: были передопрошены обвиняемые Иванов, Романов и Сухарев. От своих «признательных» показаний 1933 года они отказались. Мой прадед Вениамин Михайлович Романов на допросе 1956 года сказал, что «никакой антисоветской организации не было, и свои показания не подтвердил». 4 октября 1958 года постановление тройки при ОГПУ МО от 11 января 1934 года в отношении Романова В. М. было отменено и дело прекращено за отсутствием состава преступления.

Значит, не было никакой «фашистско-террористической группировки» и все дело было ложно состряпано, сфабриковано, а люди под угрозами следователей себя оговаривали.

После лагеря

В 1938 году, «отбыв наказание полностью», прадед вернулся в Тверь. Моя бабушка вспоминает, что в 1938 году, когда Вениамин Михайлович вернулся из ссылки, она находилась в деревне Садыкове, у своей тети Антонины Викторовны. Именно там произошла их первая встреча, потому что, когда прадедушка был репрессирован, моей бабушке было всего девять месяцев. И только в пять лет она, наконец, увидела и узнала своего отца. В нашей семье сохранилась самая любимая фотография бабушки. На ней она обнимает отца и маму (мою прабабушку) Лидию Викторовну. Смешная, с коротко подстриженной челкой, счастливая моя бабушка. Родные знали, что он должен был приехать на поезде и пошли встречать его в сторону станции. Когда они встретили его, он взял ее на руки и всю дорогу до дома нес.

С осени того года родители забрали бабушку в город. Отец уделял ей много времени, учил ее рисовать, много читал. В 1940 году Ирина Вениаминовна пошла в школу, но спустя год началась война.

11 октября 1941, когда немцы входили в Тверь, наша семья бежала из Калинина в село Садыково Медновского района к родственникам и, судя по записи в красноармейской книжке, 20 ноября 1942 года прадед был призван Медновским районным военкоматом в армию. Как следует из записи, в январе 1943 года он получил специальность телефониста.

Записи и благодарности в его красноармейской книжке говорят о том, где он воевал:

• благодарность за взятие Волхова;

• 25 июня 1944 года – за форсирование реки Друть;

• 5 августа 1944 года ему «объявлена благодарность товарища Сталина за взятие г. Орел»;

• 7 августа 1944 года за участие в боевых действиях на Втором Белорусском фронте В. М. Романов награжден медалью «За боевые заслуги».

Мой прадед участвовал в освобождении белорусских городов Рогачев, Гомель, Бобруйск и в освобождении Польши, о чем свидетельствует благодарность за взятие Белостока.

В домашнем архиве сохранилось единственное письмо, полученное моей бабушкой с фронта от ее папы, моего прадедушки. Он спрашивает о ее музыкальных успехах, просит помогать маме и тете по хозяйству. Папа обещает своей дочери, что наша армия скоро выгонит немцев с родной земли.

Указом Президиума Верховного Совета от 25 сентября 1945 года Вениамин Михайлович был демобилизован из армии, о чем на той же пятой странице красноармейской книжки сделана соответствующая запись. За честную службу на благо Родины «боевому товарищу красноармейцу Романову В. Н.» главнокомандующим Группой оккупационных войск в Германии маршалом Советского Союза Жуковым и членом Совета группы оккупационных войск в Германии генерал-лейтенантом Телегиным объявлена благодарность.

Бабушка рассказывала, как отец вернулся среди ночи и постучал в ставни. Ее самое яркое воспоминание, что прямо среди ночи он сел за рояль и начал играть и петь для них с прабабушкой известную песню «Темная ночь».