Текст книги "Ветра, дороги и улыбки"

Венера и мужички

 
Вечером, в конце недели,
В комнате полупустой,
Дружно мужички сидели—
За бутылкой, за другой.
Выпив водочки не в меру,
 Любовались в полусне
Репродукцией Венеры,
что висела на стене.
Восхищались, восклицая:
«Век не видели такой!
Эх, красавица  какая!
Губки вишней, бровь дугой…
Что за девка, Боже правый!
Что за ноги! Что за грудь!
Вся прекрасна, вся по нраву.
…Одежонки бы чуть-чуть.»
Тут Венера возгордилась,
Разгорелась от похвал,
И, как серна, соскочила
Из картины прямо в зал.
Глянув мутными глазами
На Венерину  красу,
Грустно мужички сказали:
«На фиг вызвали козу?
На халяву прибежала-
Глаз не сводишь с бутылей!
Нам самим тут водки мало-
А ещё – тебе налей!
Ты, быть может, и красива,
Но тоща, аж спасу нет…
Лучше сбегай нам за пивом
И за пачкой сигарет.»
Тут Венера, скорчив мину.
И надувшись на весь мир,
Забралась опять в картину,
Повернувшись спинкой к ним.
И, насупившись, ворчала,:
«Ну и пьянь! На хаме хам!
Лучше уж под нож к вандалам,
Чем к российским мужикам!»
Нет, Венера. Не права ты!
Ум, античный твой, иссяк!
Мужички – они, что надо!
Вот от водки – всё не так!
 

Поломойщик

 
Боцман Пётр – моряк бывалый. В океан и в жизнь влюблён.
И восьмым и пятым валом досконально просолён.
Дома он бывал нечасто. Но случилось… Дело в том:
привалило Пете счастье – увезли жену в роддом.
Ну, мальчонка, право дело! Эх, гульнули! ВеселЫ!!
Но жена ему велела к выписке помыть полы.
Надо ж в чистую квартиру ребятёнка забирать!
Никогда полы не мыл он. Ни сегодня, ни вчера…
«Как их мыть?» – чесал он репу – «Не умею! Не могу!
как же, всё-таки, нелепа эта жизнь на берегу!
Если дам я в чём-то маху – извиняйте за труды!»
Как на палубу, с размаху, вылил три ведра воды,
швабру взял, и, что есть силы, драил так, что пол трещал…
Тут внизу заголосили, и звонок заверещал.
Колотили в дверь. С отвагой, он открыл, лишь только смог.
И соседи, всей ватагой, завалились за порог.
«Что творишь ты, право дело?! Всё течёт, плывёт ковёр…»
«Что я сделал, что я сделал… Ну… Полы слегка протёр»
 

Про бабушек, ток-шоу и домогательства

Пиарщица

 
До чего же модно стало домогательства вменять!
Вот, недавно, бабка Гала захотела в суд подать.
Пропиариться на славу, прогреметь на всю страну,
ведь, на днях, дедуля Слава косо на неё взглянул.
В поликлинику ходила за талонами к врачу.
В давке, он прижался с силой, даже ущипнул чуть-чуть.
А когда сидели рядом в очереди в кабинет,
он её буравил взглядом, ухмылялся нагло, дед.
Пару раз толкнул старушку, невзначай упёрся в бок,
и поставил свою клюшку, прям, у бабушкиных ног.
А когда упала палка, шандарахнула об пол,
дед, за ней нагнувшись жалко, глянул бабке под подол.
Что он там увидел – тайна. Не об этом разговор.
Но, наверно, не случайно покраснел, как помидор.
И кричала бабка споро, выступая перед СМИ:
«Мне, с таким интим-позором, свет, таперича, не мил!
Домогался! Тыкал в спину в кабинете у врача!
И тогда валокордину напилась я, сгоряча!
Заманил он в бокс соседний, чтобы на диван присесть.
Свет померк… И вздох последний…
Там я потеряла честь.
Видно, чем-то уколол он. Ведь, сидел у самых ног…
Я ж не помню, с корвалолу – смог он там, али не смог?!
И пущай меня, робята, с пробивным моим грехом,
кажуть и в «Пусть говорятах» и с Малаховым в «Прямом»!
И на первом пусть проверят на детекторове лжи!
Как же я с такой потерей и позором буду жить?!
Не хотела я, в начале, предавать огласке блуд,
только внуки настояли: «Пусть наказан будет, плут!»
Но! Скажу на всю Рассею:
Может, даже хорошо,
что деды ишшо умеют!
Не бессильныя ишшо!»
 

Бабка и слэнг

 
Речь мирская изменилась, нчего не разберёшь.
Бабка старая решилась, говорить как молодежь.
Круто, клёво, классно, смачно и прикольно. Вот прогресс!
Обрела в инете мачо, стала лайкать в СМС.
Да! Нашла в сети бойфренда, Перец классный! И не муж.
Нацепила всяки бренды. Джинсы драные к тому ж.
А глаза горят, как угли. Во, чувак! Ядрёна вошь!
Ты меня в сети погугли, обязательно найдешь!
Пишет файлы, эка матерь! Постит, клеит, ей же, ей
«Будешь ты меня донатить, точно буду я твоей!»
А на небе светят звёзды, а короче, суперстар.
Значит, будем хэппибездить, лет, наверное до ста!
 

Тесты ДНК

 
Я хочу, поддавшись моде, всех сразить наверняка!
На ТВ, при всём народе, сделать тесты ДНК.
Ничего не стало проще, чем кормить акул пера.
Может, Балкину я тёща, может, Гаскову сестра.
Ну а вдруг Седову дочка! Может, это перст судьбы!
Пусть припомнит свои ночки – где и с кем когда-то был!
Ну, а что б смотрелось любо, надо попотеть сперва:
У меня четыре зуба – вставлю новых тридцать два.
Стану рыжей, цвета чаю, чтоб закрасить седину.
И губищи накачаю, как у жабы растяну.
Ну а грудь! Как два баллона! В декольте —вся на виду.
И, походкой окрылённой, в телевиденье войду.
Как ужи на сковородке, пусть юлят передо мной
Теле-дядьки, теле-тётки и ведущий, сам не свой.
Сочиню пяток историй, вся в слезах, их расскажу.
Пусть Звезда со мною спорит! Всё правдиво! Страшно! Жуть!
В завершении кошмара, белый вынесут конверт.
И Звезда, как от удара, покачнувшись, пискнет: « Нет!»
Не спеша конверт откроют… Пусть нули там! Не беда!
Я теперь сродни герою. Я теперь – сама Звезда!
 

Домогательства

 
Озверела бабья свора! Их интригам нет конца!
Посадили режиссёра и ославили певца.
С той и этой виноватый… Злое слово, как кинжал.
Ту в углу зажал когда-то… Ну, а может, не зажал.
Подарил пяток конфеток и с тоской смотрел в глаза.
Напаскудил с той и этой сорок лет тому назад.
Насмотрелась бабка теле, и кричит: « Чем хуже них?!
До того все оборзели там – в Америках своих!!»
И она, в плену у моды, стала вспоминать быльё:
Кто, когда в какие годы домогался до неё.
И припомнила в субботу, что лет семьдесят назад,
вместе с дворником Федотом посещала детский сад.
До того он был проказник! Всё пытался ущипнуть,
И смотрел частенько в тазик, где ей мыли… что-нибудь.
Ну, а главная досада: это ж просто – Ох и ах!!!,
Что они сидели рядом в будуаре… на горшках.
А когда, закончив дело, встали вместе, что-то мыть,
Всё подробно разглядел он! Всё увидел… может быть.
Разве ж можно ТАК оставить?! Надо в прессу заявить!
Надо дворника ославить и импичмент объявить!
Собрала совет старушек. Но они сказали: « Нет!
Для развода, очень нужен нам такой проказник – дед!»
 

Частушки – апокалипсушки
На мотив из мультфильма «Бабки-Ёжки»

 
Припев:
Пусть ты зол – АпокалИпсис!
Мы ребята смелые!
Из лапши ТИ-ВИ-шной клипсы
непременно сделаем!
В апокАлипсис не верим!
Мы ребята смелые!
Из лапши ТИ-ВИ-шной серьги
непременно и сделаем!
 
 
1) Был вчера у нас потоп,
РЕН -тивишник в нём утоп,
И кричит со дня морей
«Помогите поскорей!»
 
 
Припев:
«Врать я вам не буду, люди!
Только помогите мне!»
Неужели скоро будет
честным телевиденье?
 
 
2) Захотелось мне опять
астероид оседлать,
и каталась я на нём,
словно пьяный за рулём!
 
 
Припев:
В Землю не дадим врезаться
пьяным астероидам!
Лучше мы на них кататься
будем! На здоровье нам!
3) А вчера сказали нам,
что извергнется вулкан,
самый страшный и большой!
Всем нам будет хорошо
 
 
Припев:
 Будем париться, как в бане,
и чтобы не хмуриться,
будем жарить на вулкане
шашлыки и курицу!
 
 
4) Нас поджарят, а потом,
всё вокруг покроют льдом,
и кататься на катке
все мы будем, налегке.
 
 
Припев:
В апокАлипсис не верим!
Мы ребята смелые!
Из лапши Ти-Ви-шной серьги
непременно сделаем!
Нас не зли, АпокалИпсис!
Мы ребята смелые!
Из лапши Ти-Ви-шной клипсы
непременно сделаем!
 

О путешествиях с улыбкой

Гаитянское _ забывчивое

 
Зонтик мой! Вы только посмотрите!
Мое слово– вовсе не указ!
Он решил остаться на Гаити,
В красоте волшебной, без прикрас.
Швеция ему не интересна.
Скучновата… Холодно зимой.
Ну и что – свершения прогресса?
Вот Гаити– просто рай земной!
И ему так хочется, так манко,
Свысока, нечасто, как-нибудь,
У курчавой, стройной гаитянки
Рассмотреть всю бронзовую грудь.
И теперь он без меня остался
На далёком, дивном берегу.
Неумело, в нашем темпе вальса.
Танцевать меренги у лагун
На Париж надеюсь, как на чудо…
Но теперь, уж, сомневаюсь я.
Может быть, в Нью-Йорке позабуду
Что-нибудь из нижнего белья.
 

Японское – забывчивое

 
А моя подруга учудила…
И меня опередив хитро,
Ловко свои трусики забыла
В Токио. В отеле. У метро.
Там не мудрено забыть и лифчик.
В Токио метро – какой-то квест!
По нему метались, обезличив,
И не знали – там мы, или здесь.
Среди сотен переходов, линий,
Галерей, подъемов, тупиков,
Мы японцев вывести молили,
С помощью двух– трёх английских слов.
В Токио мы сакуру искали,
И бросались к каждому кусту,
Прилетев в неведомые дали,
чтоб найти цветущей красоту
Но она мгновенно отцветала,
только рядом появлялись мы.
Лепестками землю засыпала,
Словно снегом розовой зимы.
К Северу рванули мы, со стоном
И проплыли верст так, сотен пять.
Ну, а там… она была в бутонах,
И не захотела зацветать…
Если б дали деньги нам и крылья,
Мы б вернулись к сакуре опять.
В Токио мы сердце позабыли,
И никак не можем отыскать.
 

Греческое-забывчивое

 
В Греции у озера, в Янине
от меня сбежал мой телефон:
захотел остаться на чужбине —
красотою древней покорен.
Нежится теперь под солнцем пылким
греком становясь день ото дня…
Лучше б он хозяйку позабыл там
и вернулся в Нижний без меня.
Но зато Европа стала ближе!
В Швеции оставлю зонтик я,
и надеюсь позабыть в Париже
что-нибудь из нижнего белья.
 

Греческое-эротическое

 
В музее, ошалевшая немного,
Любуюсь через всполохи страстей
я телом древнегреческого бога
в бесстыдно-первозданной красоте.
Накачанными мышцами увитый,
высок и строен. Ахиллес! Колосс!
И так хорош, вот только нос отбитый.
И так досадно, что не только нос.
Любовный зуд я ощущаю остро.
накал страстей пугающе высок.
Эх, попросить бы графа Калиостро,
чтоб оживил хотя бы на часок.
Ведь нос отбитый не испортит вида.
Бог и без носа дразняще хорош.
Но что же делать с тем, что там отбито,
не приживишь и ниткой не пришьешь.
Да и любить-то неудобно как-то,
как будто в бурной речке сесть на мель.
Ведь без иголок кактус – он не кактус,
а шмель без жала все-таки не шмель…
Отбитый орган важен – что лукавить…
Вздохну. Уйду – чего гореть огнем.
Ведь русский мужичок пускай плюгавей,
пускай с брюшком – зато комплект при нем.
 

О Монте – Карло и Адаме с Евой

 
Монте– Карло! Сказочное чудо!
И дворец волшебный – мир игры.
Нас, туристов, завезли попутно.
В эти расчудесные миры.
Мы дворец роскошный осмотрели,
И зашли в дворцовый сквер и сад.
Там, среди цветов, кустов и елей
Дивы обнаженные стоят.
Сумрачны, толсты, черны, упрямы,
В сквере рядом с главным казино,
Две скульптуры Евы и Адама,
Кем-то возведённые давно.
Чтоб не проиграть, мужчинам надо
Еву обнимать, не уходить,
Хлопнуть по откормленному заду,
А потом погладить по груди.
Для победы всем прекрасным дамам.
Чтоб лицом не окунуться в грязь,
Велено подергать у Адама
Ярко полированную часть.
В очередь стоят, гудят, волнуясь,
Кавалеры в смокингах, шарфах.
Еву обнимают и целуют,
Грудь помнут и шлепают, в сердцах.
А смешнее – дама в бриллиантах,
Ручкой, где сверкающий  браслет,
Дёргает смущённо и жеманно,
Гордости Адамовой предмет.
Нас не допускали до рулетки.
Только к автомату в закутке.
Но и мы, вдруг, ощутили резко
Жадный зуд в опущенной руке.
Быстро мы к Адаму побежали,
В очередь, где плыл волной парфюм,
Где рубины яростно сияли
На воздушных платьях от Кутюр.
В трепанной туристской одежонке,
Среди дам в брильянтах и шелках,
Мы стояли гордо, напряжённо,
Ощущая трепетность в руках
Нас презрение крыло – слева, справа.
Но, мы шли, не опуская глаз!
Дергать мы, как все, имеем право!
Ну, а вдруг нам автомат подаст?
 

Египетское-целовальное

 
Озирая пирамид вершины
в древнем царстве сбывшейся страны
погулять у сфинкса я решила
незаметно. С дальней стороны.
Отделившись от толпы галдящей,
глянув через левое плечо,
шепот я услышала свистящий,
жаловался сфинкс мне горячо:
«Что же вы за племя, человеки!
Суетней, наглее с каждым днем.
Бороду украли в третьем веке,
нос отбили, кажется, в восьмом…
В двадцать первом – новая «награда»,
чтоб поинтересней кадры снять
всем туристкам непременно надо
виртуально целовать меня.
Тут и там согнутся хохотушки,
принимая сотни дерзких поз.
Пирамиду цапнут за верхушку,
а меня за гриву или хвост.
Каждый раз впадаю в дрожь реально,
лишь взгляну на позы юных дев:
я ведь их хочу не виртуально!
Я ж мужик, хотя немножко лев.
А от дрожи – трещины змеятся,
камень вековой грозит сползти…
Мне бы встать и чуточку размяться —
в пирамиду с кем-то забрести.
И Хеопса отыщу едва ли,
чтобы сдал хоть на часок свой дом…
Ведь его и самого украли
в первом веке или во втором…
Не понять тебе мои страданья:
из-за не соития в веках,
тысяч лет такого воздержанья
я рассыплюсь скоро в пух и прах.
Вот вам и влияние прогресса,
камер цифровых фривольный смак!
А ведь я наследие ЮНЕСКО,
мировая ценность, как-никак!»
Я согласна, в самом деле свинство.
Всех разгоним! Но смолчу сейчас,
что сама я целовала сфинкса
виртуально, смачно, прямо в глаз.
 

Про лето и про интим

 
Как я лето провела – сочиненье задали.
Про интимные дела рассказать ли? Надо ли?
Рюкзака таскала груз, завалив за плечи. Ну
проработала «Навруз», съездив на Туретчину.
Иноверной бани пыл возбудил до ярости.
Может быть интим и был… Да забыт по старости.
На работе отпуска, беготни не меряно!
Нас, наверно, опускать – сверху – власть намерена.
Что? Мы премию хотим? Выкуси да накуси!
От начальства был интим в извращённом ракурсе.
Совершила тур. вояж с разношёрстной братией.
От красот стонала аж, в Венгрии с Хорватией.
С иноземным мужичком я купалась на море.
Он подплыл бочком-бочком, так, что рыбы замерли.
Ждал автобус. Вот беда! Гид стоял у стремени…
Для интима, как всегда, не хватило времени.
Ах, жара! Погода ах! Жизнь казалась сказкою!
Некто, в шёлковых трусах, улыбался ласково.
Улыбнулся и ушёл, из предосторожности.
…Летом было хорошо! Жаль, с интимом сложности.
 

Влюблённый в корову

«Если вы едете по Бельгии, а коровы на полях становятся красивее, чем женщины – то вы в Голландии.»

Бельгийская поговорка

 
Забыто все: семьи оковы,
Упрека полные глаза.
Ведь, я в голландскую корову
Влюбился пару дней назад.
Она паслась… О! Рожки! Ноги!!
Изящно голову склонив.
И я застыл на полдороге,
Свой верный джип остановив.
Глазами влажными своими
Взглянула в душу. Глубоко!
Кокетливо прикрыла вымя
Парнокопытною ногой.
Меня бросало в жар и холод,
И я завидовал быку,
Который так силен и молод,
Поодаль пасся на лугу.
И от корриды грандиозной
Нас удержал один момент:
Что зоотехник с трубкой грозной
Для нас обоих конкурент.
Кипя в безумстве понемножку,
Стоял у бездны на краю…
Но, вдруг навозная лепешка
Всю страсть разрушила мою.
 

О далёком Реюньоне, океане… и босоножках

 
Каждый кайф свой получает, кто с оттяжкой, кто быстрее,
Кто-то ленится, скучая, кто бока на пляже греет.
Кто-то курит на балконе, кто-то оттянулся в бане..
Я ж была на Реюньоне, что в индийском океане.
Хорошо там было, братцы! Свой восторг от вас не скрою.
Я решила искупаться в тонкой ниточке прибоя.
Издали таким казавшись, близко оказался зверем,
Бурным, страшным и рычавшим, и кидавшимся на берег.
Я у волн оторопела… Ну и бурная преграда.
Ближе подошла несмело. Страшно. Но купаться надо.
Никого на пляже черном. Лишь вдали аборигены.
Я вздохнула обречённо, и вошла в морскую пену,
По камням и в босоножках… Вал огромный… сшиб, как дверью
И прибой меня немножко повертев, швырнул на берег.
Но уплыли босоножки… Камни – огненно пылают.
Я скакала понемножку, как белуга завывая…
Еле вышла на дорогу, кое-как дошла до места..
Бестолковым кайфа много. Только не всегда полезно.
 

Я и богомол

 
С утра лил дождь в далёком Канзас-сити.
На улицах безлюдно, как зимой.
И не могла прохожих попросить я
Два фото сделать! И пришлось самой.
А селфи получались скучно – пресно.
Ругаясь на погодный произвол,
Увидела: у дома, под навесом
уныло примостился богомол.
Я на ступеньку опустилась рядом.
Не так, хоть, одиноко с ним, живым.
Потоки низвергались водопадом,
И вместе с ними жуткий ветер выл.
Неслись, так мощно, под удары грома.
Как будто шар земной пробить могли,
И отнести мои слезинки к дому,
Далёкому. С той стороны Земли.
И стала вдруг тоска невыносимой,
Так захотелось к тем, кто там вдали.
Ты, богомол, молись за них, любимых,
Оставленных на том краю Земли.
Здесь так богато! Но далёкий город,
Навеки в душу – страницу вошёл…
Среди дождя и небоскребов гордых
Сидели двое. Я и богомол.
 

Городок, с названьем Ганибал

 
В гости к детству и любимым книгам,
Поманил меня, с мечтой в ладу,
Материк, открытый Америго,
В присно-незапамятном году.
И летела я над океаном,
в голубой заоблачной дали,
В городок, заветный и желанный,
На обратной стороне Земли
Там мальчишки, в веке позапрошлом,
Том и Гек, заветные друзья,
Столько приключений невозможных,
Испытали, что и счесть нельзя.
Памятник стоит, несущим кошку
Оборвашкам. Вот он! Наяву!
В гору я взбиралась понемножку,
Что Кардифской до сих пор зовут.
А с нее открылась Миссисипи.
Не спеша бежит в отрогах гор.
Почему не нагляжусь? Спросите…
Ведь она из детства моего!
А пещера, та где заблудились
Том и Бекки, восхищала взор.
Друзу хрусталя мне подарили,
И она со мною до сих пор.
Вспоминаю, с нежностью и часто,
Заплутавший вдоль реки, у скал…
Ты мне подарил так много счастья,
Городок, с названием Ганнибал.
 

Все про рекламу

Реклама и кот

 
А у нас приключилася  драма…
Чтобы зря в темноте не сидеть,
Мы с котишкой смотрели рекламу.
Больше нечего стало смотреть…
Прерываясь слегка детективом,
Шла реклама сплошной чередой…
Я сказала, – «Ты будешь красивым,
Если я тебя вымою «Хной».
Отбелю тебя «Ванешем», «Тайдом»,
От «Ленора» пушистость  пойдёт,
Будешь ты от «Даниссимо» таять,
Отрастишь от «Растишки» живот.
Раз нас эти рекламы заели,
И осели в мозгу, как дурман,
 Мы проверим на собственном теле
Их слащавый и липкий обман.»
В этот раз получилось  удачно:
Я примерила памперс коту —
Взрыв в рекламе. С котом… незадача.
Памперс смог  сохранить чистоту.
Я помыла кота «Низоралом»,
«Блендамедом» почистила рот…
Тут как вырвался, как заорал он,
Призывая к восстанью народ.
Бог с тобою, несчастная киска!
Телевизор – источник всех бед…
Лучше сбегать раз сорок за «Клинским»…
Ну а проще – за рыбкой тебе.
 

Сказочка о рекламе

 
Расскажу я вам о том, что вползает в каждый дом.
Въедливо, как стрекоза, лезет в уши и глаза.
Сказка поросла быльём… Кипячу я, раз, бельё.
Вдруг, звонок! Открыла дверь. На пороге: верь – не верь,
Десять рыцарей стоят. Микрофонов, камер ряд…
Старший вымолвил печально: «Шли мы по двору случайно,
Вдруг увидели: Кошмар! Из окошек валит пар!
Неужель, о, Тайд – белитель, вы бельё здесь кипятите?!»
Так извольте показать мне вы пятно на вашем платье.
А позднее, заодно, и под платьицем пятно!
Мы его присыпем Тайдом, а потом рассмотрим тайно,
Скрупулёзно разглядим, что осталось там, под ним.
И они, с аппаратурой, внутрь заходят не культурно.
Продвигается народ к ванной комнате. Вперёд!.
«Где?» – кричат вульгарно слишком, – «Ваше грязное бельишко?»
Я же, дерзко выгнув грудь, им загородила путь.
«В ванной моется,» – кричу я, – «Обнаженная бабуля!
И от вида бабки, прямо, Вся засветится реклама!!»
Испугались. Побледнели. Помолчав, опять о деле.
«Разрешите'с утащить'с пару стираных вещиц.»
Майку мужчину изъяли и дотошно изучали.
«Совершенно непонятен нам узор из этих пятен.
Ну, откуда здесь одно ярко красное пятно?
Или вы клубнику ели, на мужском, пардон, на теле?
Или мужа меж лопаток вы ударили лопатой?
О!! Нам даст на всё ответ сей интимнейший предмет!»
Вынул, с этими словами, он изделье с кружевами.
Я ж, собрав в кулак все силы свой предмет у них отбила.
«Ладно. Суньте на недельку в тазик данное изделье.
Мы бельё засыпем Тайдом и в покое вас оставим.
Через месяц поглядим, что там получилось с ним.»
Успокоившись чуть-чуть, прилегла я отдохнуть.
Вдруг звонок, как гром небесный, с удалой бандитской песней.
На пороге, в дружный ряд, трое витязей стоят.
А в руках флакон зелёный, с шеей длинной, искривленной.
Надпись Харпик впереди на флаконьевой груди.
«Моем, чистим туалеты! Раскрываем все секреты!!»
Отвечала я, бледнея: «Вымыть я сама сумею!
Неужели, о, нет, нет! вы зайдёте в туалет?!»
«Да! Они сказали гордо! Мы рассмотрим каждый орган,
Дырочку и уголок, где микробчик ваш залёг!
Ведь, они, родные крошки, всюду бегают, как вошки!»
В ужасе представив вшей, вытолкали их взашей.
Но звонок, будь он не ладен, вновь гремит, как на параде.
А в дверях красавец! … Он!! Держит Тиррета флакон.
И печально говорит: «Ваша ванна так смердит!
А из раковины вонь, от которой сдохнет конь.
Вы залейте в трубы Тиррет, и пропахнет вся квартира
Ароматами лугов… И немытых сапогов.
Он очистит ваши трубы. Нюху сладко, сердцу любо.
Отскребет в один присест, если только не разъест.»
Посмотрела я устало… Даже бить его не стала.
Мы, ребята, скажем прямо: Задолбала нас реклама!
 

И о себе…

Плач бюджетницы

 
Ох, как денюжки нужны! Позарез!
Не прошу под цвет волны «Мерседес»,
Мне бы к празднику, да чтобы снять стресс —
Платье красное, а сзади – разрез.
Ох, хитро сокрыты деньги! Хитро…
Дай-ка сяду на ступеньку метро.
Липкой лентой залеплю правый глаз —
Вдруг кого-то умилю – да подаст.
Или песню на углу затяну
про свихнувшуюся нашу страну,
Пару песенок провою – пятак.
Жаль, что гусли не освою никак.
Ты, собачка, не права! И не лай…
Ладно… Буду продавать «Гербалайф».
На три короба навру чепухи…
Может есть ещё вокруг лопухи.
Не бросайте на беду взгляд косой!
Спекулировать пойду. Колбасой!
Где взять мясо на убой? Не беда!
Кот облезлый мой! Ступай-ка сюда!
Понапрасну столько лет я кормлю!
Ты, смотри-ка, обнаглел, как верблюд.
Вес твой, в граммах, ставлю я на учёт.
Шкурка драная на коврик пойдёт.
Хвост и уши в варку – студень готов.
Да толкну у парка пять шашлыков…
Жалко котю… Всё же друг, как никак…
Только вывести хандру не пустяк.
Подарил бы мне какой-нибудь бес
Платье длинное. А сзади разрез!!!