Текст книги "Жизнь как история. Сторителлинг каждого дня"

Я остаюсь с арабами!

Египет был лишь декорацией, а сюжет заключался в том, что моя мама и её подруга сорокалетней давности, вместе, разницей всего в неделю, праздновали свои 70-летия. Ну, а тут я с идеей: вместо тазиков с салатами и песен под баян сделать себе подарок в виде арабского рая. Согласились! Моя мама была там лет шесть назад и все эти годы жила впечатлениями, а тетя Галя вообще за границы нашей родины ни разу не выезжала – а тут сразу Африка! Я ехала сопровождающей, типа пионервожатой, надежды на собственный отдых минимальные, но видеть счастливых бабушек, это тоже удовольствие.

О том, что отпуск будет веселеньким, я догадалась уже в аэропорту. Наша неискушенная путешественница тетя Галя приехала с чемоданом времен комсомольских строек, для надежности перевязанным пестрым пояском от халата. Всю поездку чемодан вел себя непредсказуемо. Например, он не ехал по движущейся ленте! Просто встал, как вкопанный и сдвинулся лишь когда его подцепил огромный кожаный баул. Хозяйка переживала страшно. Все люди сдают багаж и уходят, а мы стоим втроем и ждем, чем это закончится. Такая же история случилась и на обратном пути – я, честно говоря, надеялась, что в стране Сумок и Чемоданов, которой является Египет, мы заставим тетю Галю приобрести себе новую емкость для вещей, но оказалось, что чемодан чужой и должен вернуться к прежнему хозяину.

В отеле мои бабушки сразу стали зажигать! В первый день мама учила свою подругу нырять в бассейн, и все отдыхающие получили незабываемое зрелище, некоторые даже снимали кино на мобильники. Я наблюдала за всем происходящим с балкона (довольно далеко), но слышала каждое слово: «Галя, ты что бревном то?…Вылезай, давай еще раз… встань так, а я тебя под зад подтолкну… Опять бревном… вылезай… руки вверх, задницу отклячь говорю…».

Аниматоры пришли в неописуемый восторг: на фоне вальяжно-ленивой публики мои дамы были живее всех живых, вписывались во все зарядки и аэробики, охотно шли на общение, не переставая шокировать собеседников заявлением своего истинного возраста. К концу дня мама получила приглашение принять участие в конкурсе «Мисс отель». Она совсем не ломалась, изобразила приятное удивление, недоумение и поинтересовалась, как готовиться. Оказалось, пустяки – спеть песню и пройтись по сцене. Выбор песни занял времени не много, остановились на украинской «Марусе» (а что еще петь жительнице Санкт —Петербурга?!). И тут началось самое сложное – выбор наряда. В нашем номере на всех поверхностях были разложены мамины платья, она их неустанно примеряла, комбинируя бижутерию и обувь, и требовала от нас совета. Воистину: хотите поиздеваться над женщиной, заставьте её выбрать одно платье из многих! Почему моя мама не Филипп Киркоров – могла бы много раз спеть и много раз переодеться?! Я взяла ответственность костюмера на себя, выбрав скромное и элегантное, добавив к нему свой ремень. Надо сказать, что у меня нарядов было в два раза меньше, я достигала разнообразия всякими бусиками – места занимают меньше, а эффект тот же. Но мамин отпускной гардероб привел меня в шок: она была готова выходить в свет, ни разу не повторившись. Мне так слабо! А вот чемодан её подруги был заполнен несколькими упаковками носовых платков, полотенцем (говорила же – не брать), всякими нужными штучками, типа спичек и стаканчиков. Одежда лежала на дне тонким слоем. Мама строго контролировала переодевания тети Гали, диктовала куда и что, сетовала на отсутствие выбора.

Ну, наверное, говорить о том, что мама выиграла конкурс и стала «Мисс Отель» будет лишним. На следующий день она пожинала плоды своей звездности: русские полюбили её за то, что она русская, украинцы за «Марусю», пожилые дамы – за возраст, молодые аниматоры – за то, что сделала за них работу – развлекла зрителей так, что хохотали до слез. Преданными поклонницами стали девушки из Англии – накануне она нашла для них на пляже свободный зонтик и проинструктировала, где брать матрасы. Глядя на их общение я поняла, что языковой барьер – чушь, важна энергия и намерение донести что-то до собеседника. Наблюдала, как моя мама беседовала очень долго, минут 30, с немкой. Разговор был оживленным, каждая тараторила на своем языке, были слышны вопросительные интонации и ответы. Я потом выяснила, о чем: «Она мне рассказывала, что её муж любит пиво, а она вино, а я ей сказала, что вообще-то не пью, но здесь-то на халяву выпила даже коктейль… не понравилось». И все это на протяжении получаса! Сердобольная тетя Галя во время путешествия на яхте подошла к арабской девушке, закутанной по самое «не могу»: «Да вы раздевайтесь, жарко же! И лезьте в воду, водичка хорошая, там кораллы можно посмотреть и рыбок…». Надо сказать, что я её уговорила залезть в эту водичку не без труда, она ужасно боялась плавать с маской: вот без маски плывет, а как только лицо в воду – начинает паниковать. Арабский красавец-инструктор взял её под свою личную опеку: таскал за собой спасательный круг, а тетя Галя плавала к нему прицепленная… Я обзавидовалась.

Вообще-то я ожидала худшего. Оказалось, что мои дамы адаптируются быстро и к любой ситуации. На первых порах они порывались убирать посуду со стола, бегали, чтобы не утруждать официантов, сами за водой и соками, смущались, когда уборщик сложил их ночные рубашки, но потом осознали, что надо использовать свое «все включено» на полную и расслабились. Честное слово – я так боялась за их желудки! Нормальный человек столько съесть не сможет! Но в анамнезе обоих военное голодное детство, отнюдь не вольготная жизнь, и они пошли в отрыв. Здоровье прошло испытание, никаких «страховых» и «не страховых» случаев не приключилось.

Утренний диалог:

– Галя, у тебя есть валидол, что-то сердце колет…

– Да, Юлечка, есть, сейчас поищу… Ну где же пакет с лекарством? Я же точно помню, что положила в пакет от молока валидол, нитроглицерин, но-шпу, пластырь… Ты не видела?

– Нет, не видела, может в чемодане?

– Я уже все перерыла… ну куда же делся… пакет из-под молока… валидол взяла точно… специально ходила в аптеку…

– Ладно, не ищи – уже не колет.

Вечером, когда мы праздновали юбилей, я пожелала имениннице, чтобы склероз был её единственной болезнью. А пакет с лекарствами нашелся когда мы уезжали – в глубине тумбочки, пролежал невостребованный.

В последний день они пошли гулять «между отелями» (был у нас такой маршрут) и вернулись с зеленой веревкой – перевязать чемодан. Позже я тоже прошла этим же маршрутом и увидела на асфальте надпись «Я остаюсь с арабами!». Представила себе молодых девчонок, которым не хочется возвращаться домой. Когда вернулась, мама спросила: «Ты там нашу надпись видела?».

Дай Бог мне тоже так же в 70 лет…

Дура с собачкой

Оделась, чтобы удобно было раздеваться, обулась так же удобно, губы не красила – и отправилась на охоту за одеждой. Я разгадала секрет заполненного женского шкафа и сакраментального: нечего надеть! Во всем виноваты наши субличности. Их множество, постоянно возникают и осознаются новые, и каждая – КАЖДАЯ!, требует своего образа. Мы входим в состояние, когда что-то надеваем. Вот есть, к примеру: «Я – на пикнике», «Я – гуляю с ребенком», «Я – на работе в хорошем настроении», «Я – на работе, когда надо произвести впечатление», « Я – на дне рождения у Оли (Светы, Насти, Коли и т.д.)». И на все нужна своя одежда! У мужчин все по-другому – они умудряются быть разными не переодеваясь. А может просто и не желают быть разными: «Я рабочий» – «Я домашний». Да, еще – «Я женюсь», что потом может плавно перекочевать в «рабочее» или «праздничное».

Иду по супермаркету, будний день, народу не много. Навстречу мне цокают две практическиодинаковокрасивые девушки с собачками подмышками. Как они умудряются шляться по магазинам на таких вертикальных сантиметрах меня волнует мало, а вот зачем собачки? Приглядываюсь к животным – пасти раскрыты, дышат часто, язычки наружу. Но при этом ошейники со стразами и в платьицах. Животных мне всегда жалко больше, чем людей – они подневольны. Вот нарядила хозяйка с утра в розовое, потом переодела в фиолетовое, потом тапочки напялила и заколку на чуб… Типа, собачка должна радоваться, в какие заботливые руки попала. К этим рукам бы, да ногам, да всему остальному еще мозгов чуток!

Захожу в отдел – та же картина, еще одна красавица, но с «мальчиком» в комбинезончике. Хозяйка выбрала что-то для примерки и своего питомца сбросила на руки к обрадованной продавщице. Девчонка поставила трясущееся существо на прилавок, тут же подскочили парочку скучающих в зале консультантов, схватили, тискают, умиляются. Решили напугать охранника – подкрались сзади и сунули песика в лицо… Веселье! Наконец, хозяйка вернулась из примерочной, метнула понравившиеся тряпочки на прилавок, расплатилась, подхватила пакеты и собачку – и пошла дальше радовать мир.

Меня мало волнуют девушки, ведущие праздный образ жизни – это их дело и их возможности, на здоровье! Но при чем здесь собачки? Это не сумочки, не ремень, не аксессуар для машины – это живое существо со своими потребностями. Место его прогулок – лужайка или сквер, ему нужно бегать своими лапками, нюхать, играть с другими собачками, делать свои собачьи дела, а не болтаться подмышкой у хозяйки. И ведь они думают, что любят свою псинку!

Хочется надеяться, что субличность «Дура с собачкой» – это не вся сущность этих девушек, а лишь её часть. Вот и ходят они стройными рядами – новый сюжет нашего времени.

Море

Интересно, почему оно называется Красным? По-славянски однозначно: «красивое». У этого моря есть цвет снаружи и цвет изнутри, и все слабые попытки определить его как «цвет морской волны» никчемны, скорее это многоцветие, палитра, которую человеку воспроизвести слабо, маринисты отдыхают, это произведение природы. Море в Египте – национальное достояние. Из него ничего нельзя выносить. За какой-нибудь обломочек коралла могут посадить в тюрьму, и никого не волнует, что его носило волной долгое время, и вообще обломался он без помощи рук, к примеру, рыба отгрызла (грызут, только треск стоит!). В Красном море нет водорослей, зато коралловый риф как огромная клумба, весь в веточках, шишках, причудливых, похожих на обнаженный мозг, наростах. Коралл расположен очень близко к поверхности, когда плывешь над ним, иногда задеваешь коленями, и иглы морских ежей торчат из каждой расщелины так угрожающе, что иногда охватывает паника: вот оно – дно, совсем близко, а встать нельзя. У ежей маленькие блестящие глазки, две бусинки в пучке иголок. Никакого движения у них я не наблюдала: торчат и смотрят, ни зверь, ни рыба, ни растение…

В Красном море я нашла иллюстрации ко всем моим скудным познаниям о экзотических рыбах. То, что запомнилось по картинкам в атласах: скат, мурена, рыба-игла, молот, меч, попугай, петух и еще те, названия которых запомнить невозможно, уже без аналогий с инструментами и птицами, и все это плавает прямо рядом с тобой, ничуть не смущаясь, а иногда с любопытством заглядывая в глаза, мол, а ты что за рыба? Зачем их природа сделала радужно красивыми, может, чтобы человек позавидовал и хотя бы попытался что-то воспроизвести из этих цветовых сочетаний, ярких и приглушенных оттенков, вообщем, чтобы учился, вдохновлялся, восхищался? И люди восхищаются, выкрикивая возгласы восторга прямо в трубки, пытаются что-то друг другу говорить, комично жестикулируют, интенсивно тычут пальцами в какой-нибудь обворожительный экземпляр, который неспешно, как красавица на балу, проплывает под толпой этих бултыхающихся на поверхности существ. Рыбы людей абсолютно не боятся. В руки, конечно, не даются, но внимания почти не обращают, совершая свой немудреный рыбий быт. Самым пугливым оказался скат. Он пытается быть незамеченным и зарывается в песок, поднимая такой столб мути, что все замечают – там скат. Я по незнанию очутилась прямо над ним и ужасно испугалась, а ну-ка долбанет разрядом, и дала деру, шлепая ластами. А он тщетно маскировал свое огромное белое в голубых горохах тело.

Риф обрывается так же неожиданно, как начинается. Плывешь, плывешь, и вдруг под тобой пронзительно-голубая бездна. И рыбы уже многослойные: сверху маленькие, яркие стайки, поглубже ходит крупняк и еще ниже скользят неспешно огромные тени не меньше человека, а может даже и больше. И кажется уже, что не плывешь, а паришь, и восторг, и ужас одновременно. Хочется двигаться вдоль рифа, а если отплывешь чуть дальше, то вроде уже вторгаешься туда, где все не твое, там рыбий край, а ты – чужак, нарушивший границу, и только очень дерзкие дайверы, таща на спинах кусочки земной атмосферы осмеливаются лезть в эту пропасть, оставляя за собой опознавательный след воздушных пузырьков.

Я любила плавать одна, чтобы ни на кого не отвлекаться, и самостоятельно выбирать маршрут, иногда преследуя какого-нибудь красавца с плавниками, а иногда просто повиснуть и неспешно наблюдать. Но когда поплыла со своим сыном получила еще порцию ощущений – мой ребенок, такой маленький и беззащитный, на фоне этой чужой стихии, подныривает и проплывает чуть ли не касаясь морской особи не меньше размером, чем он сам. И при этом чувствует себя по-хозяйски свободно, не понимая моего материнского страха, пренебрегая всеми указаниями, которые я давала ему на берегу и ведет себя так, как будто он абориген, рожденный под этим солнцем, у этого моря, а не на другом континенте. И мне остается только наблюдать и чертыхаясь преследовать его мелькающие где-то впереди ласты, злиться и признавать его свободу и бесстрашие.

Как я делала революцию

Я по натуре – революционерка. Темперамент, воспитание, пионерское прошлое – сочетание природных и социальных факторов, все предсказуемо. Но однажды, вдруг, я от всего этого устала. Даже помню, когда. После института, первая работа, конфликт между «так должно быть» и «так есть». Серьезный конфликт, почти как «верхи не могут, а низы не хотят». Я была «верхами» – молодым руководителем дошкольного учреждения, пытающимся сделать революцию в отдельно взятом заведении. Радела за интересы детей, их право на уважение и бережное отношение к психике. На другой стороне баррикады были неучи-воспитатели, няньки—грубиянки, бюрократы—управленцы и даже родители. А еще – наше социалистическое наследие, в виде идиотских игрушек, книжек с патриотическими стишками и празднования дня рождения Ленина с младшей группы. Воспитатели не понимали, как можно не орать и называть всех по именам, а не по фамилиям, няньки заставляли детей за собой сливать содержимое горшков, хотя должны были делать это сами, начальство требовало, чтобы дети знали названия пятнадцати республик и понятие «соратник». Но больше всего меня убивали родители: «Как этот так – без наказания? Меня лупили, и ничего – человеком стал!». На моей стороне были Амонашвили и Леви, Никитины и Гарбузов, но силы явно не равные, и я сдалась. Махнула рукой – делайте, что хотите: гробьте своих детей, наживайте себе проблемы, болейте, ссорьтесь, живите, как хотите, а я буду просто хорошо делать своё дело. Не революцию, а обычное дело, за которое мне государство платит 140 руб. в мес.

Потом было другое дело – психология, в основе которой лежит преображение, трансформация мозгов и образа жизни, но не стремительная, а постепенная, неспешная, чтобы не спугнуть, не вогнать в защиты. Молодым и неопытным я так и говорила: «Не пытайтесь делать революцию, просто работайте». Нет, я не стала равнодушной, но философское отношение к жизни выразилось в принятии всего происходящего: раз так есть, значит так и должно быть. Кроме красивого, доброго, правильного в мире есть злое, грязное, примитивное – и не мне решать, каков баланс… Умиротворение, созерцательность, спокойствие… Горы Тибета, нирвана, медитация….

Каждое утро я иду с собакой в лес и практикуюсь в умиротворении: смотрю на приятное, слушаю птиц, нюхаю листочки. А потом вдруг закипаю негодованием, когда вижу груду битых стекол, залежи пластика и многочисленные пакетики, ярко сверкающие по кустам. Люди, что у вас в мозгах? У вас хватило ума накормить себя из одноразовой посуды, и съесть дорогие продукты, и активно отдохнуть на свежем воздухе, но после этого вы встали с травки, отряхнулись, пнули ногой ненужный контейнер, запустили бутылку в кусты, а другую шарахнули об пень – веселье! И ушли, собой довольные, увели детей и собак, отдохнувшие, сытые, хмельные. «Вот гады!» – бросаю в сердцах, не желая сравнивать этих людей с животными, которые, как известно, никогда не гадят там, где едят. И все мое умиротворение слетает, уступая место негодованию, а оно, в свою очередь, требует выхода, просто руки чешутся, как требует! «А давай уберемся» – это сын, ему 15 и он по возрасту революционер. «Какой толк? Да у нас и сил то не хватит, все это убрать» – « А мы команду соберем!»…

Однажды я прочитала в интервью с Паоло Коэльо про один эпизод из его жизни. Он рассказывал, как увидел лежащего на городской улице бродягу. Все люди шли и переступали – мало ли что с ним – спит, или просто отдыхает. И писатель намеревался сделать то же самое, но в последний момент остановился. «Мне надоело переступать!» – это была не просто мысль, а решение. Оказалось, что бродяга мертв, и пришлось вызывать полицию, ждать, давать показания. Я прочла это и забыла, а вот сейчас вспомнила и поняла: мне тоже надоело переступать!

Все мероприятие готовилось три недели. Оказалось, что нужна самая малость: пустить импульс. Мы создали группу в Интернете, указали дату, разослали приглашения. И наша идея окрепла, она нарастала, как лавина – люди писали, звонили, предлагали, помогали. В назначенный час пришли 25 вместо 130, которые собирались. Я в очередной раз убедилась, что психология – это наука, которая уже давно доказала, что прогресс движут 20%, а остальные выбирают для себя безопасную роль аутсайдеров. Зато, какие это 20%! Я не буду говорить про возраст и социальную принадлежность, это не важно. Важно то, что эти люди – ВСЕ – не хотят преступать. Работа оказалась не из легких: мы не просто собирали мусор, мы разгребали залежалые помойки, вылавливали хлам из пруда и болот, кропотливо очищали землю от битых стекол. Мы делали чисто. Так, как не убираются даже домохозяйки в своем доме – не ради похвалы, награды, славы, гостей, не потому, что так надо. Это делалось просто для себя. Чтобы чувствовать себя человеком, чтобы порадоваться очищенному пространству и вздохнуть полной грудью. Помойки не только в мозгах, они и на земле. Может, если вычистить одну, это как-то повлияет и на другую?

К нам приехал депутат и стал говорить, что неплохо было бы для привлечения людей пригласить музыкантов и устроить концерт. К нам пришли журналисты и спросили, будем ли мы повторять наши акции. К нам подходили отдыхающие и давали советы, как убираться эффективнее.

– Зачем тебе это надо? – спросила вечером подруга по телефону. И я не нашла, что сказать, кроме: «Мне надоело переступать».

Записки с борта

Еще зимой я объявила, что в этом году отдыхать мы не поедем. Причина в том, что строим дом, затрат много, надо экономить. Но уже к весне поняла, что буду чувствовать себя жертвой, мстить, злиться, ныть весь год, если отпуск не состоится. Ну, хоть какой отдых, самый не затратный! В результате остановилась на морском круизе в Норвегию – самое дорогое, что мне попалось на глаза! Женщины – существа не логичные, а я же женщина…

Про Норвегию напишу отдельно, а сейчас, прямо по ходу путешествия, буду записывать свои впечатления о нашем пребывании на прекрасном лайнере «Рoesia».

В Питере стоит жара – едем на север, в Норвегию. С кораблем все удобно. Прошел паспортный контроль – и сразу на борт. Отплытие в семь, сейчас три. Мы обедаем, располагаемся в каюте, загарам, купаемся. И лишь потом понимаем, что мы еще в Питере. Данька говорит, что это как Египет, но без самолета.

У наших соотечественников нет привычки сидеть в барах. На борту этих заведений восемь. Немцы пью пиво, итальянцы – вино: компаниями, парочками, в одиночку. Многие играют в карты, лото… И так часами. Наши шатаются как неприкаянные. Зато мы можем отдыхать в самых неудобных местах, например, на скамейке – там и пиво, и водка, и закуска. Или на пикнике под дождем – всей компанией, да под навесом, два пня и дощечка – уже скамейка… Ну, или просто примоститься на каком-нибудь парапете, расстелить газетку – опять же, скамейка! Вот ходим по палубам и думаем, чего-то явно не хватает… Скамеек!

Утром эта парочка сидела рядом со мной на палубе: дама в голубой тунике, белых лосинах, на шее – крупный кулон цвета ультрамарин, туфли тоже голубые. На мужчине белые брюки и голубая рубашка, на шее – нежный кашемир цвета моря. Вечером я встретила их у бассейна. На даме: платье красное в белый горох, шаль цвета коралл, туфли в тон. Мужчина: джинсы – темный коралл, рубашка – белоснежная, спортивного кроя с красной строчкой, шарф красный в мелкий горох….Со вкусом живут люди!

Когда иду по городу – смотрю в чужие окна, в супермаркете – в чужие корзины, на шведском столе в ресторане – в чужие тарелки. Так я изучаю жизнь. Эта тарелка была отвратительна: в навалку, беспорядочно – спагетти и картошка, тушеная капуста, куски рыбы, мяса, ветчина, помидоры, комки салатов, лужи соусов и сверху всего этого жиром текущие жареные сосиски. Хозяин соответствует – скажи мне, что в твоей тарелке, и я скажу, кто ты… Голова колобком (только изрядно пожившим), глазки воткнуты глубоко и близко, рот, напротив, огромен и мясист, нос в рытвинку, макушка в родинку сквозь редкие волосенки… Сел рядом и стал жрать! Именно это слово! Я зацепилась за сосиски, подумала: «бюргер». Вот именно такой, как в фильмах про войну, чтобы поотвратительней было. Но он поворачивается к моему сыну и по-русски, без предисловий: «Где фрукты брал?». Я от неожиданности: «Was?»….Данька ржет, мол, что наших не признаешь? А я так надеялась… Вот отказывают же иногда в визе, и без объяснения причин. Я бы его не пустила за границу, как не прошедшего фейс-контроль.

Третий день пути. Мы в Киле, небольшой и милом городишке (после Питера мало что кажется городом, скорее – городишки). В магазине неожиданно замечаю, что пол качается. Умом понимаю – этого быть не может, но он качается. Потом качалась мостовая и кафе, качалась дорожка в сквере. Вечером вернулись на борт – качка прекратилась.

Каждый вечер в каюту приносят программу на следующий день. У нас завтра Копенгаген. Читаю: «Если вы пройдете по набережной, на которой находится знаменитый памятник Русалочки (временно находится в Китае), то минут через двадцать выйдите в центр города». Вот вы можете представить, что Медный Всадник или, положим, или Царь-колокол временно вывезли в Китай? Я тоже не могу! Что за Копенгаген такой – даже Русалочки нет?! До города перлись часа полтора быстрым шагом… сплошные подставы…

Еще дома прочитала, что на борту проводится учебная тревога. Все ждала – ну когда же? Вот, наконец, объявляют: завтра вечером. По сигналу мы должны надеть спасательные жилеты и все явиться в назначенное место. Я проверила жилеты, послала мужа на палубу, где будем собираться, торопила своих за обедом… А они пришли в каюту и завалились спать! Я тоже хочу, но не позволяю себе расслабиться – слежу, сколько времени осталось до тревоги. Наконец по громкому вещанию, на пяти зыках нас начинают инструктировать, что надо делать, куда идти. Я поднимаю своих родственников, подгоняю, сама уже давно в жилете суечусь. Данька говорит: «Мама, беги первая, тебя выберут «Мисс учебная тревога»….Потом мы сидели всей огромной, международной компанией в холле, слушали еще раз инструктаж и думали, наверное, об одном: «Дай Бог, чтобы не пригодилось!»

Я гуляла по палубе и проводила тест на готовность к улыбке. Вот встречаюсь с кем-нибудь глазами и тут же улыбаюсь. Фиксирую реакцию. Вот и все исследование. Идет уборщик, огромный темнокожий мужик. Проходя мимо двери притормаживает и трет ручку тряпкой. Я ему улыбаюсь и показываю большой палец – мол, хорошо вытер, молодец. Расплывается всем своим белозубым оскалом. Дальше – дяденька делает пробежку. Улыбаюсь. Реакция – ноль. Семья с ребеночком. Так обрадовались все, поздоровались на трех языках и что-то сказали ребеночку про меня. Он стал махать ручкой. Воодушевленная иду дальше …официанты – ну, здесь все понятно, это скорее выучка, а не готовность к улыбке. Две дамы, нашенские, я их еще в автобусе видела – они меня не замечают, смотрят сквозь. Как-то не принято у нас здороваться и улыбаться, но я настаиваю – «Здравствуйте!». Они тут же сфокусировались на мне, закивали, заулыбались. Подростки, итальянцы – у них вообще лица постоянно радостные. Очень задумчивый господин – меня в свои думы не впустил, прошел мимо… Но в целом считаю эксперимент удавшимся и могу констатировать, что улыбаются в ответ практически все.

Хочется отдельно сказать про инвалидов-колясочников. Их на корабле много. Часто это дети: катят себе на своих навороченных машинах, а сзади идут родители. У нас в стране принято сочувственно оборачиваться вслед. Здесь – повода нет. Старики, само собой. Причем, это ходячие граждане, просто им так удобно. Чаще всего они разъезжают на колясках с эмблемой лайнера, то есть взятых здесь же. Особенно поразил молодой мужчина, который играл с друзьями в карты. Бодр, весел, чисто выбрит, модно одет. Но он не для удобства – он действительно не ходит, это заметно по неестественно обвисшим брюкам! Скажете, уровень жизни, забота государства и все такое… Может быть. Но прежде всего – это отношение инвалида к себе и всех окружающих к инвалиду. Впрочем, для этих людей надо придумать какое-то другое название.

Аниматоры стараются. Работает интернациональная команда, человек десять. Это не считая тех, кто возится с детьми. Вот лежу, загораю и наблюдаю за тем, как у бассейна затевается стрейчинг. Уже и музыку поставили, и на трех языках пригласили – люди не спешат. Подтянулись три дамочка, больше желающих нет, все, как и я, предпочитают наблюдать. Тогда к женской группе подключается группа аниматоров-юношей, в количестве четырех, и занятие начинается. Со стороны – полный бред, своих больше, чем туристов. Но ведь как сработало! Уже через несколько минут бодро шагали под музыку человек пятнадцать. А «подсадные» аниматоры незаметно отправились по своим делам.

Вечером, после ужина, затащила мужа в бар, где готовилось очередное представление с участием туристов. На входе нас ловит девушка-аниматор, по виду понимаю, что русская, но она с нами по-итальянски. Рассекретились – как она обрадовалась! Стала уговаривать поучаствовать в карнавале, который начнется с минуты на минуту. Мы соглашаемся, она в восторге тянет нас за кулисы, где уже собралась орава в карнавальных костюмах – дети, взрослые, старики. Девушка Наташа объясняет коллегам, что мы русские, и мы будем участвовать – восторг полный. Нам выносят несколько рулонов креповой цветной бумаги, что-то пытаются из неё соорудить. Я обматываю мужа зеленым, сооружаю у него на голове желтую чалму, то же самое делаю с собой и объявляю, что мы Семья Брокколи (только что подавали за ужином). Нас представляют под шквал аплодисментов. Никаких конкурсов – победили все. Рядом с нами стоял Пиноккио, мало чем отличающийся от нас, в той же цветовой гамме… Утром встретились с Наташей на палубе. Она с благодарностями, мол русские ни в чем таком не участвуют. Я ей объяснила, как психолог, что люди очень боятся выглядеть смешными… на трезвую голову. А пьянствовать на корабле просто невозможно.