Текст книги "Ещё один нехороший дом"

Говорили будто там, внизу, слышались не то стоны, не то жалобные голоса, и никак нельзя было отделаться от ощущения, что в тёмной части комнаты кто-то находился, наблюдая за вошедшими. Жители белого дома наводили страх на молоденьких медсестёр, уверяя, что под каменным флигелем маялось привидение – чья-то неотпетая душа, может быть, даже самоубийцы. Припоминали и другой рассказ: будто давным-давно в этом ледяном погребе кого-то держали на цепи в знак наказания. Вбитые в стену железные кольца лишь подкрепляли мрачную легенду.

Странные явления время от времени замечали и в других никулинских домах, но ни одна из тех мимолётных историй, рассказанных за чаем, не могла даже на миллиметр приблизиться к происходящему в доме на берегу.

Раньше всех с постели поднималась Александра, и в бледном утреннем свете ей часто виделось, как по комнате прокатывалось нечто, сильно напоминавшее тёмный мохнатый клубок или шар. Оно выскакивало из одного угла и, проехавшись по полу, исчезало в другом. Александра, с которой однажды уже произошла необъяснимая история в лесу под Пустынью, старалась не нагнетать страх и не обсуждала увиденное при детях. И без того младшая дочь Оля, которой шёл всего лишь четвёртый год, не оставалась одна в комнате ни на минуту. Девочка, у которой в Никулине не было ни одного ровесника, спокойно играла на улице, но находясь в доме, начинала кричать и плакать, словно кто-то пугал её.

Замечать необычные вещи стали и старшие дети, после чего они тоже старались не находиться дома одни. Все, кроме маленькой Оли, учились в школе в Горицах, куда тёмными зимними утрами добирались по замёрзшей реке, а когда лёд таял, брели по окружной дороге через лес.

Алексей, младший сын, был готов ходить на занятия какими угодно тропами, лишь бы только не простужаться и не оставаться на больничном. Запертая в доме сила, очевидно, относилась к нему как-то по-особенному и предпочитала обращаться по имени.

Когда это случилось в первый раз, мальчик не сразу понял, что происходит. Он находился один в комнате, когда вдруг кто-то тихо, почти шёпотом, позвал его.

– Лёша, Лёша, – вот так.

Лёша поступил как разумный человек: обошёл дом, заглядывая во все углы, чтобы понять, кто мог его звать, но никого не обнаружил. Комнаты оказались неприятно пусты.

Эта история повторялась с ним раз за разом, и в те страшные минуты мальчик просто-напросто уходил из собственного дома до возвращения остальных. Близкие ему по возрасту сёстры Света и Нина, казалось, ничего такого не замечали. Однако самое необъяснимое происшествие случилось с двумя старшими девочками.

***

Лето семьдесят первого года выдалось жарким.

В беспокойном доме жизнь текла своим чередом. Длинные каникулы сулили много радостей, правда, подросшие Надя и Лена уже принимали участие в работе подсобного хозяйства.

– Если хотите есть конфеты и ходить в кино, можно самим подзаработать на них, – говорила строгая мама. Кино крутили в больничной столовой по выходным, и на эти сеансы стекалась молодёжь из соседних деревень – Заречья, Кудряшова, Саутина и даже Якшина.

Поручения для старшеклассниц были самыми разными: от примитивной прополки гряд в больничном огороде до заготовки кормов для животных, состоявшей не только в сенокосе, но и в приготовлении силоса. Холм на берегу реки, известный как Силоска, был испещрён глубокими ямами, в которые на консервацию закладывалась трава. Вечерами девочки помогали отцу перегонять лошадей к Поповскому озеру1212
  Оно же Дыбинское.


[Закрыть], где уставшие за день животные паслись ночами в огороженной конской поскотине.

Свободное время мальчишки и девчонки Никулина проводили на сияющей реке, купаясь до посинения. Часто купальщики, уже собравшиеся идти домой, встречали на половине пути своих товарищей, разворачивались и вместе с ними возвращались к воде. Что это были за счастливые дни!

Воспользовавшись необычайно жаркой погодой, Надя и Лена затеяли маленький переезд. На пустой чердак по частям затащили две кровати, поставили их как можно ближе друг к другу, уложили на них тяжёлые соломенные матрасы, застелили постель свежим бельём. Больше в комнатушке ничего не помещалось, но и без того получалась замечательная спаленка под самой крышей, где легко дышалось летним воздухом, пропитанным сладким запахом трав и цветов, и можно было слушать поющих в саду птиц.

В первый же вечер девочки никак не могли наговориться и уснуть. Здесь, на чердаке, позволялось не думать о том, что ты кому-то мешаешь, болтая обо всём на свете. Наконец июльская ночь, больше похожая на сумерки, затемнила чердачную комнату, и глаза девочек мало-помалу начали закрываться.

Лена уснула первой, вслед за нею начала проваливаться в сон и Надя, но вдруг словно вздрогнула в полудрёме и резко открыла глаза. В тесном пространстве чердака она заметила какое-то движение. Секундой позже Надя осознала, вернее, попыталась осознать происходящее: со стороны лестницы по воздуху медленно плыло серовато-жемчужное облачко. Казалось, оно хотело обогнуть кровать, где спала Лена, чтобы подобраться к чердачному окошку. Не веря собственным глазам, Надя принялась будить свою сестру, расталкивая её и крича от ужаса:

– Лена, Лена, проснись! Что это такое?!

Сестра проснулась и тоже увидела неизвестно откуда взявшееся облачко, летящее по воздуху. В слезах и в полном беспамятстве девочки бросились к чердачному лазу, слетели по лестнице, чудом не свернув шеи, и уже в коридоре столкнулись с родителями, перепуганными криками дочерей. Остаток ночи Надя и Лена провели с ними.

Весь следующий день они убеждали себя, что случившееся ночью им просто померещилось. В конце концов, Надя пришла к выводу, что всё это глупости, какое-то сонное помутнение и нет ничего лучше прохладного чердака в такую жару. Сестра напрочь отказалась идти с ней и осталась в доме.

Всё повторилось. Как только Надя стала засыпать, что-то снова разбудило её. В полном одиночестве она наблюдала за тем, как со стороны лестницы плыло вчерашнее серое облачко. Неизвестное явление теперь приближалось прямо к ней.

Как она оказалась внизу, Надя не помнила.

– Раз такое дело, то больше на чердак не ходи, – сказал ей отец. И Надя не ходила, и даже не знала, кто забирал оттуда кровати, и забирал ли вообще.

Выходило так, что в нехорошем доме каждый проживал свою историю, и оттого в семье продолжало действовать негласное правило: не оставаться по одиночке. Впрочем, это им никак не помогло.

VII.

Двадцать седьмое апреля 1972 года выпало на четверг – самый разгар рабочей недели. Тем не менее вечер в доме на берегу обещал быть весьма приятным: во-первых, это был канун дня рождения Александры, во-вторых, в гости к родителям приехал брат Павел с женой и сынишкой. Он давно жил за двести с лишним километров от Кириллова, в городе Харовске, и в Никулине бывал только во время отпуска.

По такому прекрасному поводу решили устроить праздничный семейный ужин. В тот вечер в доме было особенно весело и шумно, в комнате с телевизором собрались домочадцы и гости – по первой программе показывали заключительную часть фильма Сергея Бондарчука «Война и мир».

Около восьми вечера взрослые и дети находились у экрана. Александра возилась с ужином на своей кухоньке и постоянно выходила в коридор, где зимою и летом стоял керогаз1313
  Керогаз – нагревательный прибор, работающий на керосине.


[Закрыть]. Небольшая переносная плитка позволяла готовить еду в любое удобное время, не прибегая к растопке печи, что особенно ценилось в тёплую пору.

В очередной раз Александра вышла в коридор, чтобы поставить на керогаз кастрюлю с яйцами, и тут же возвратилась в дом. На минуту она заглянула в комнату, где находилась её семья. На экране кипели страсти – показывали кадры охваченной огнём Москвы. Ровно тогда же Александра услышала подозрительный треск из коридора и поспешила на этот странный и пугающий звук. В распахнутую ею дверь ворвалось сумасшедшее пламя…

Горела Москва, горел коридор нехорошего дома, отрезая всякий путь к спасению. Времени на раздумья не оставалось, пришлось выбивать окна, и это был тот самый случай, когда заранее выставленные «зимние» рамы1414
  С приходом холодов жители северных деревень начинали утеплять дома. Самыми уязвимыми местами были, конечно, окна, поэтому на зиму вставляли дополнительные оконные рамы, закрепив их гвоздями. Зимняя рама, как правило, имела жёлоб для сбора воды, то есть для таявшего на стёклах льда (в те часы, когда в доме была жарко натоплена печь или снаружи пригревало предвесеннее солнце). Весной рамы вновь вынимали.


[Закрыть] сохранили жизни.

Маленький дом исчез с лица земли где-то за полчаса. Ещё не успели сбежаться на помощь все жители Никулина, тушившие огонь, ещё на место трагедии не прибыли пожарные, а в небо уже смотрела печная труба. В страшной панике удалось вывести домашний скот и спасти кое-что из вещей – телевизор, какие-то подушки, ковёр. А ведь их предупреждали! И захлопнувшаяся за три дня до пожара дверь хлева не была случайностью, тайный житель нехорошего дома обдумывал серьёзные проказы.

– Может быть, вьюшка ослабла? – спрашивала ещё тогда Сашу жена.

– Да какое там, я новую сегодня утром сделал, она держалась очень крепко, – отвечал он растерянно. Теперь же пустой хлев стоял как ни чём ни бывало, словно не летел на него горячий пепел. Огонь, за считанные минуты сожравший целый дом, его никак не задел, что само по себе было прямо-таки удивительным делом.

Детей, оставшихся в домашней одежде на весеннем ветру, увели к себе односельчане. В праздничную ночь члены большой семьи ночевали кто где, ничего не зная друг о друге. С наступлением утра Надя первым делом бросилась искать отца и нашла его около пожарища. Смертельно бледный, он сидел на земле, глядя на останки дома, и его тёмные волосы за одну-единственную ночь стали седыми.

– Где остальные? – спросил отец.

– Я не знаю, – ответила Надя, поняв, что он просидел здесь один всю ночь.

Дом отпустил не всех. В огне погиб забившийся под кровать пёс, чьи обгоревшие кости нашли на пепелище, в подполье лежала задохнувшаяся в дыму кошка.

VIII.

Когда он ослеп полностью, выходить на дорогу стало совсем трудно и даже небезопасно. В тихом с виду Никулине теперь можно было угодить под колёса какого-нибудь дачника. И всё же тёплыми вечерами он нащупывал в углу коридора свою тросточку и добирался до скамейки в палисаднике, где сидел в молчаливом раздумье. Его слепой взгляд по-прежнему был обращён в сторону белого дома, приходящего в полный упадок.

Никулинскую туберкулёзную больницу закрыли в апреле 1983 года по инициативе Министерства здравоохранения РСФСР. Её койки распределили между другими подобными лечебницами. Какое-то время в старый особняк ещё пытались вдохнуть подобие жизни и привозили на лечение людей с зависимостями, но вскоре всё заглохло окончательно. Дом закрыли, двери и окна первого этажа в придачу с бывшей столовой забили железными листами и досками. Ходили слухи, что место это выкупили под гостиницу или санаторий, но дальше разговоров дело не пошло.

Белый дом остался в полном одиночестве и постепенно начал ветшать. Сверху донизу одну из его стен прочертила глубокая трещина, резное деревянное крыльцо рухнуло и потихонечку начали вскрываться заколоченные двери и окна. А когда-то кто-то решил, что в доме непременно спрятан клад, то территорию вокруг него изрыли некрасивыми ямами.

Всё было разрушено, кончено, и только старый сад по-прежнему цвёл нарциссами и гвоздикой, правда, цветы свои он старался укрыть в густой траве. Саша этого уже не видел, а только слышал разговоры.

О чём же он думал, сидя часами на скамейке? Вспоминал ли своё несчастливое детство? Или те дни, что провёл в никулинском индоме? Размышлял ли о необычных явлениях, навсегда покончивших с его мечтой об отдельном доме?

После того пожара они переезжали дважды. Сначала это был большой двухэтажный дом, что стоял напротив больницы и считался Территорией. А когда дети выросли и покинули семейное гнездо, Саша с Александрой вернулись в дом с мезонином, тот самый, откуда они с такой радостью когда-то съезжали на берег. Хоть мезонин приобрести у них так и не вышло, всё же теперь им принадлежали четыре просторные комнаты с высокими потолками. На память о нехорошем доме осталась седина да странным образом уцелевшие фотографии.

Посвящается памяти Александра и Александры из местечка Никулино, с которыми мы больше никогда не увидимся.

27 апреля 2022 года.