Текст книги "Из жизни непродажных"

– Иди, беседуй со своим важным человеком. Потом договорим.

Олег снял трубку в своем кабинете.

– Слушаю вас.

– Привет, москвич! – пробасил знакомый голос.

– Пашка! Ты откуда звонишь?

– Да в машине сижу возле вашей редакции! Спуститься можешь?

…За два года до этого они всей семьей провели отпуск в доме Павла. Этот месяц оставил неизгладимые впечатления в сердце Платоши, которому тогда было шесть лет. Павла он с тех пор обожал и без конца рассказывал всем знакомым, как они тогда с дядей Пашей, папой и Колькой, дяди-Пашиным старшим сыном, ходили рыбачить на утренней зорьке. А потом уху на костре варили – из рыбы, которую сами поймали, и уху сами варили, на костре! Как грибы и ягоды в лесу собирали, а тетя Алена потом пироги с ними пекла, шаньги называются, – объедение… А еще у дяди Паши есть Аришка – хоть и малявка, но ничего девчонка, не вредная…

С тех пор Олег с Павлом не встречались, только перезванивались, и в конце каждого разговора Павел загадочно говорил: «Скоро приеду. Не просто так».

Ну вот, приехал-таки.

Олег схватил сумку, заскочил к главному редактору:

– Мне надо срочно уехать до конца дня!

И не слушая, что кричит Петр Гаврилович, выскочил из кабинета, побежал вниз по лестнице, не дождавшись неторопливо ползущего лифта.

Павел ждал его, прислонясь к капоту внедорожника, словно созданного для его мощной фигуры. Потертые джинсы, простенькая футболка – кто скажет, что это мясной магнат?

– Что-то ты бледный, москвич, – вместо приветствия сказал он, пожимая в своей медвежьей манере руку Олега. – Что, замучился писать?

– Да если бы писать, Паша! – тоже забыв о приветствии, пожаловался Олег. – Руководить замучился. А тут еще главным хотят сделать…

– Вот тля зеленая! – растерянно сказал Павел. – Тебе что, правда так в лом боссом быть?

– В лом! Не просто в лом, а… Паш, какой из главного может быть журналист? Главный деньги должен добывать. А я со спонсорами дружить не умею. Я с ними всю жизнь на ножах… Да что я тебе говорю, сам все знаешь.

Павел постоял, что-то соображая, потом, видимо, приняв какое-то важное решение, сказал:

– Ладно. Садись в машину. Поехали в кабак, там поговорим.

Олег в машину сел, но предложил свой вариант:

– И с какого перепугу я с тобой в кабак поеду, когда меня дома беременная жена и сын ждут? Поехали в Жуковское, а то Ланка обидится.

– А-а, так вы тоже прибавления ждете? Молодцы! Только нас с Аленой вам не догнать: у нас четвертый на подходе!

– Четырежды молодцы! Аленка по-прежнему бухгалтерией занимается?

– А то! Кому я еще финансы доверю считать? Только Аленке моей. Ты посиди, я тут ненадолго… – Павел свернул за угол, остановил машину и убежал.

Вернулся минут через двадцать, увешанный пакетами, с огромным букетом роз.

– А теперь подсказывай, как ехать…

– Я, Олежка, про одну газету интересную от батиной знакомой узнал… – устроившись на балконе в плетеном кресле с дымящейся сигаретой, начал главный разговор Павел. – Ее группа журналистов, можно сказать, возродила из дореволюционной губернской газеты. И больше десяти лет держались, как могли, часто без зарплат и гонораров сидели, чтобы сохранить газету как независимое издание. А потом все-таки продали свой «Объектив». Новый хозяин поставил там главным редактором какое-то чудище болотное. А до него славная была газета. Да я привез – и под старой редакцией, и под новой, почитаешь… Ну, так я к чему все это… Сейчас ее можно перекупить. И ты будешь хозяином своей газеты. Хоть ты и не любишь руководить… Об этом я мечтаю с того дня, как тебя по моей вине чуть не убили. Мне, можно сказать, высшие силы такое задание дали, а сами пообещали, что ты выживешь… Ну во-от! Что не так? – видя, что Олег молчит, рассматривая кончик своей сигареты как нечто необычайно интересное, встревожился Павел. – Да знаю я, знаю, какой ты честный и щепетильный! Но и меня пойми: ты мне не только жизнь – ты мое честное имя спас! Это ничем оценить нельзя. По-честному, я тебе половину своих доходов отдавать должен. И я тебе предлагаю альтернативу: своя газета, такая, как ты хочешь. Ни под каких спонсоров ложиться не будешь… Ну чо? Согласен, чо ли?

Олег оторвал, наконец, взгляд от истлевшей до фильтра сигареты, загасил ее в пепельнице и посмотрел в глаза друга. В них было тревожное ожидание.

Олег снова опустил голову:

– Паш, я так не могу…

– Не могу-у? А под пули за меня мог? А с редактором своим собачиться за каждую строчку в тех статьях – мог? От взяток нехилых отказываться тоже мог – легко мог! – Павел замолчал, сердито пыхтя «Житаном», на который, уступая своему новому статусу, променял любимую «Приму». – Ладно! Ладно. Ты очень щепетильный человек, и тебе не нравится брать деньги, пусть даже у меня… У меня, тля зеленая, денег он взять не может! – вдруг заорал он так, что на балкон испуганно выглянул Платон. Павел спохватился и виноватым тоном объяснил: – Ничего-ничего, Тошка, это я бате твоему анекдот рассказываю.

Платоша испытующе посмотрел на отца и, увидев, что тот улыбается, успокоился и пошел опять смотреть свои мультики. Зато на смену ему пришла Лана.

– Вы уже надымились или мне опять на кухню уходить?

– О! Ланочка! Ты очень вовремя! – Павел вскочил с кресла, галантно придвинул его Лане, развернув так, чтобы она оказалась к мужу спиной. – Понимаешь, Ланочка, я тут твоему мужу свой долг отдать хочу, а он… кочевряжится.

– Па-ша! Не смей напрягать мою женщину! Беременную, между прочим… – Олег сделал страшные глаза и за Ланкиной спиной показал другу кулак.

– Цыц, бумагомарака! Молчи, когда олигархи говорить с дамой хочут, – тоже притворился грозным барином Павел и, махнув на все еще грозящего кулаком Олега рукой, уставился в глаза Ланы гипнотическим взглядом: – Видишь ли, Лана, я купил газету… Молчи, щелкопер! – прикрикнул он на открывшего было рот Олега. – Так вот, я приобрел газету в губернском городе не так далеко от Москвы, и предложил твоему мужу владеть ею и властвовать над ней, как он того пожелает. Я-то буду далеко и, кстати сказать, ни тли зеленой в журналистике не понимаю. Молчи, папарацци! – снова прикрикнул он на мотавшего в досаде головой Олега. Лана оглянулась на мужа, он мотал головой уже ей – отрицательно. – Не смотри ты на этого… ух! Не смотри на него, душенька! Ты меня, меня слушай!

– Ты его слушай, конечно, но попутно думай, чего этот змий библейский тебя в оборот взял, – предупреждающим тоном сказал Олег.

– А чем вам, Олег Дмитриевич, змий библейский не угодил? – ехидно поинтересовался Павел. – Или вам безгрешной жизни хочется? Ах, как я ошибся! Оказывается, надо было монастырь покупать!.. Ладно, шутки в сторону… – Павел опять сделал гипнотический взгляд. – В общем, Олег станет хозяином издания, которое не будет нуждаться в том, чтобы искать рекламу или спонсоров. Можно будет писать в этой газете что хочешь и как хочешь. Ну, что я плохого предлагаю?

Теперь Павел наивно таращил глаза, жалобно поднимал брови и растерянно разводил руками.

– Предложение твое, Паша, просто царское, – задумчиво глядя на Стечкина, сказала Лана. – Только о каком долге ты говоришь? Олег тогда выполнял свою работу. Какие у тебя перед ним могут быть долги? Вот если бы ты и вправду отобрал у того бедняги ферму, а Олег написал бы, что ты белый и пушистый… Плату ведь именно за такие статьи берут. Но эта история не про вас. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. И поэтому спасибо тебе, Пашенька, огромное, но…

– Да вы главного не понимаете! – уже всерьез вспылил Павел. – Вы не понимаете, что это я хочу такую газету! Я в те времена понял силу прессы, и если эта сила – вся! – будет в продажных руках – что тогда? Вы это понимаете или нет?!

На балкон снова выглянул Платон, но тут же скрылся.

– Ты не очень-то… – сказал Олег. – Не все журналисты такие продажные.

– Да ладно тебе… Вы с Ланкой вообще какие-то… не от мира сего, – махнул рукой Павел. – Я вас каждый раз вспоминаю, когда ко мне корреспонденты на интервью просятся. Я уже заранее знаю, что деньги придут выжучивать.

– Так ты решил от всех СМИ разом откупиться – приобрести Олегу газету? – насмешливо спросила Лана, обидевшись за всех коллег разом. – Ты что думаешь, это очень весело – искать спонсоров да рекламодателей, а потом розовые слюни лить про тех, кто соизволил заплатить? Гласность, свобода слова – сказкой были, сказкой и останутся… Мы, Паш, всерьез с Олегом думаем: уедем в глушь, купим там домишко и будем жить натуральным хозяйством…

– Ох ты моя барышня-крестьянка! – засмеялся Павел, обнимая ее за плечи. – Ты хоть раз живую курицу видела? Не замороженную, не в пакетике, а в перьях и чтоб кудахтала? Нет, ребята, вы в корне не правы и меня глубоко обижаете.

Он замолчал, задумался и привел последний, несокрушимый довод:

– Москвич! А ты представь себя на моем месте. Чо бы ты сделал?

Вот так Олег стал главным редактором и фактическим хозяином «Объектива». Фактическим, но не практическим, поскольку частично финансировал издание все-таки Павел. Иначе пришлось бы заводить в редакции рекламный отдел, et cetera, как для рифмы писал Александр Сергеевич Пушкин…

Глава 3

Планерка в областной администрации закончилась, Олег вышел из здания и уже спускался по широким ступеням помпезного парадного подъезда, когда его окликнул знакомый голос:

– Камнев! Подожди!

Он оглянулся: его догонял сокурсник и бывший коллега Влад Петраков, на ходу застегивая модный черный плащ.

– Ничего себе! Ты как в нашей глуши очутился? – пожимая Владу руку, удивился Олег.

– Забыл? Я же родился здесь! Да и дела… А твою газету я читаю, читаю. Молоток!

– Неужели доходит и до столицы?

– А то ты не в курсе! Брось, знаешь ведь, что и там твоим «Объективом» очень даже интересуются.

Олег удивился. Он знал, что его «Объектив» был нарасхват у торгующих прессой в электричках. Но от их города до Москвы электрички не ходят.

– Эксклюзив на фоне прочей брехливой лабуды, – откровенно завистливым тоном продолжал говорить Влад. – Да и журналисты у тебя… классные у тебя ребята работают. Я прямо обзавидовался.

– Аналогично, – вздохнул Олег.

– Твоего пера, правда, не хватает.

– Да некогда самому писать, – с досадой признался Олег. – Ты же сам знаешь, сколько времени на всякие оргвопросы улетает… Ну, а как твои «Прогулки по бульвару», по-прежнему процветают?

– Да… На мое счастье, интерес к сплетням и скандалам не только держится, но и растет, – грустно ответил Петраков.

Олег быстро глянул на него и отвел глаза. Влад уже больше десяти лет был главным редактором, а с некоторых пор и соучредителем одной из самых популярных желтых газет Москвы.

– А пойдем в кабачок да тряхнем стариной! – с наигранной бодростью хлопнул его по плечу Влад.

Олег глянул на часы: время терпит.

– Пойдем.

Лана в это время быстро набирала текст новой статьи для своей рубрики «Кто виноват».

«Недавно ко мне в редакцию пришла молодая женщина, – писала она. – Очень симпатичная будущая мамочка по имени Антонина. И вот что она мне рассказала.

Полтора года назад она окончила с красным дипломом финансово-экономический факультет нашего университета и с тех пор работает в одной известной в нашем городе строительной фирме. Всегда была на хорошем счету, ее даже в должности собирались повысить. Год назад Тоня вышла замуж, и теперь молодожены ждут первенца. Но с тех пор как работодатели узнали о ее интересном положении, молодую женщину стали всячески притеснять, подставлять и обвинять… Короче, будущую мамочку активно «уходят» из фирмы. Однако она человек волевой, увольняться не стала, а обратилась в трудовую комиссию и в газету «Объектив».

В свете правительственных решений об улучшении демографической обстановки в стране такие факты меня, мягко говоря, удивили. Но когда я обошла городские женские консультации, всюду расспрашивая сидящих в очередях на прием к врачу женщин, удивление сменил гнев. Я узнала много, даже слишком много историй о том, как поступают в частных фирмах с сотрудницами, собравшимися в декретный отпуск.

Вариантов, как «отвязаться», просматривается несколько. Первый – сотрудницу, как Антонину, начинают «ловить» на профессиональном несоответствии, нарушениях дисциплины и так изматывают всем этим нервы, что та уходит по собственному желанию. Второй – переделывают штатное расписание так, что должность будущей мамочки становится либо лишней, либо сильно заниженной по статусу и зарплате. Третий, самый мягкий и почти законный, – сотруднице предлагают работать на полставки, тем самым уменьшая ее будущие декретные выплаты.

На днях молодая пара пригласила меня в кафе – отпраздновать сомнительную победу: трудовая комиссия вынесла решение наложить на администрацию фирмы штраф.

– Сами понимаете, Светлана Платоновна, это не улучшило моих отношений с руководством. Но не дождутся! Я с работы все равно не уволюсь, пусть хоть сами отравятся своим ядом! Все законы на моей стороне.

– А ребенок как же? – волновался молодой муж, работающий в другой фирме системным администратором. – У тебя вон и давление скачет, и аппетит пропал… Тонь, да ну их, увольняйся и дома сиди. Тебе что, моей зарплаты не хватает?

Судя по тому, как вздохнула Антонина, разговор этот велся между ними далеко не впервые.

– Нет, Макс, если уволюсь, мне покоя не будет. Я сама себя есть начну. Пусть уж лучше они… Все равно еще месяц – и в декрет. А пока буду брать больничные. Им же хуже… А вы бы как поступили, Светлана Платоновна?

И тут я растерялась.

– Трудный вопрос… Пожалуй, самый трудный для современной женщины. С позиции неравнодушного гражданина правы, пожалуй, вы. А с позиции… семейной прав Максим: ваше здоровье и благополучие ребенка, конечно, важнее амбиций. Тоня, а вы сегодня перед сном задайте этот вопрос своему подсознанию. Утром проснетесь с готовым ответом, вот увидите.

Так ответила я ей и сама последовала своему же совету.

И как вы думаете, что ответило мое подсознание?»

До сих пор Лана писала все так, как было, и сейчас задумалась: открывать ли все, что вспоминалось ей в ту бессонную ночь, или это будет нескромно, слишком лично и совсем не интересно большинству читателей?

Казалось бы, ее не коснулись подобные проблемы. Платоша появился в семье Камневых, когда она перешла на третий курс университета. Дисциплинированно дал маме сдать летнюю сессию – всю до последнего экзамена, – и только тогда ночью попросился на свет. Она даже академического отпуска не брала: летние каникулы пробыла с малышом, а потом в их большую квартиру в Жуковском, оставшуюся Олегу от родителей, переехала Ланина мама, которая была художником-иллюстратором и могла работать дома. Но в ту ночь, когда Лана спросила себя, как бы она поступила на месте Антонины, ей вспомнились подробности того, как рос ее младенец Тошка. Обязательные две бутылочки со сцеженным молоком. Его рев и протянутые к ней ручонки, когда она убегала на занятия. Как он рвался к ней и отталкивал бабушку, растерянно лепечущую что-то успокоительное… А потом не спал, пока не убаюкивал его на улице свежий воздух. А когда она, наконец, возвращалась с лекций, он снова плакал, словно жаловался ей на нее же…

А она – боже, как стыдно это вспоминать! – раздражалась:

– Ну чего ему не хватает? Чистый, сытый, обласканный…

И однажды мама, которая всегда была на ее стороне, на ее риторический вопрос ответила всего одним словом:

– Тебя.

Ух, как она тогда на маму обиделась!

– Что же мне, в клушу превратиться?! Я современная женщина, для меня работа по призванию не менее важна, чем семья! – кричала она, и еще что-то в том же духе.

А мама молчала и смотрела на нее странным взглядом: вроде с укором, но и с пониманием. И еще – виновато! Да, именно виновато, поняла теперь Лана. Ведь ее в младенчестве тоже отдали няньке: а как же, мама тогда входила в мир своей профессии! Она тоже была современной женщиной…

И в детский сад Тошка пошел, когда ему еще трех лет не исполнилось…

Удивительно, что он не стал неврастеником. Чудо просто.

В ожидании Тимоши Лана до последнего дня работала, ее увезли в роддом от компьютера из редакции. Хорошо еще, что в это же время оформлялись дела по приобретению «Объектива», потом переезд, то-се… Тимке повезло: в младенчестве мама досталась ему в полной мере… А Платон к тому времени уже учился в третьем классе. Братишку он сразу полюбил. Золотой человек их Тошка…

– Светлана Платоновна, я написал небольшой материал, почитаете? – раздался за спиной Ланы голос Сергея.

Она вздрогнула:

– Сережа, что вы подкрадываетесь, как… привидение? Какой материал? Вашей практикой руководит Костик… то есть Константин Андреевич, к нему со всеми вопросами обращайтесь! – от испуга сердито ответила она.

– Я только вам доверяю… – вкрадчиво сказал Сергей.

Лане не понравился его тон. Она обернулась и внимательно уставилась на него. И кажется, впервые заметила: светло-каштановые кудри до плеч, золотисто-карие глаза с огромными пушистыми ресницами, тонкий румянец, а плечищи – ого-го!.. Красавец какой. Она никогда раньше не видела таких красивых парней. Наверное, и остальные эту неземную красоту видят. И Олег. Скорее всего, именно от этого у него впервые в жизни и случился тот приступ ревности.

– Сергей, вмешиваться в вашу практику с моей стороны будет просто неэтично. Что подумает Кос… Константин Андреевич? И потом, я сейчас очень занята. Простите.

И она отвернулась к экрану мониторара.

Сергей еще несколько минут постоял за ее спиной, выразительно вздыхая, и пошел в отдел к Костику.

– Странный малый, – не отрывая взгляда от своего монитора, сказала Таня. – То ли и впрямь наивный, то ли хитрый очень. Ты заметила, у него глаза рыжие. Вроде красиво, а иногда глянет – и… – Она передернула плечами. – И все-то он как-то исподтишка за всеми наблюдает, усмехается – заметила?

– Да ну его, Тань, еще неделька-другая, и уйдет. Вряд ли ему предложат сотрудничество: и пишет коряво, и инициативы никакой. Только и клянчит, чтобы кто-нибудь темку подкинул…

Татьяна с любопытством посмотрела на Лану:

– А он, кажется, и вправду в тебя влюбился…Что, не волнует, ну хоть капельку, а? Не льстит? Такой юный, такой красивый!..

– Тьфу на тебя, Танька! – с досадой сказала Лана. – Что ты выдумываешь?

– Ничего я не выдумываю! Он с тебя глаз не сводит. Наверное, поэтому и писать ничего не может, что вместо компа тебя только видит…

Лана пожала плечами и недовольно ответила:

– Его проблемы. С такими младенцами случается… Тань, у меня что-то застопорилось. Может, кофейку попьем?

– Это я завсегда готова. С тортиком, в бухгалтерии в холодильнике вроде бы еще оставался. Пойду проверю, а ты кофе делай.

Лана включила чайник, насыпала в кружку кофе. Притопала Татьяна, торжественно неся прозрачную коробку с развалинами шоколадного торта.

– Вот! Я же говорила!

Лана уже разливала по чашкам крепкий кофе.

– Тань, твоей Машеньке сколько лет?

– Восемь… – Татьяна слизнула с пальца крем, поставила перед Ланой блюдце с огромным куском торта. – А что?

– Куда ты мне столько! – ужаснулась Лана.

– Ну вот!.. Похудеешь тут с вами!.. – проворчала Татьяна, придвигая ей блюдце с тоненьким ломтиком, а себе забирая ее огромный кусище. – Друг называется!

– Тань, тебе худеть нельзя, – усмехнулась Лана. – Ты и в своей весовой категории… как это в психологии называется? Гиперактивная. А что будет, если похудеешь? Вихрь!

– И то верно, – вздохнула Татьяна, облизывая ложку и с вожделением поглядывая на остатки торта в коробке. – А чего ты про мою Машку спрашивала?

– Ты ее родила, когда училась или уже работала?

– Училась еще… – Татьяна решительно водрузила на коробку крышку и отвернулась от соблазна. – Я же на заочный поэтому и перешла.

– А если бы… ну, гипотетически… сейчас ждала бы ребенка, а тебя всячески начали бы с работы вытеснять – как бы ты поступила?

Татьяна вытаращила глаза:

– Олег Дмитриевич на такое способен?

– Да ну тебя! Я же говорю – гипотетически.

– А-а, ты ведь про что-то такое пишешь! – догадалась коллега. И задумалась.

В задумчивости открыла коробку и начала есть торт. Лана отодвинула коробку из-под ее ложки, снова закрыла крышку и переставила торт на стол Саши Матросова. Татьяна наблюдала эту процедуру задумчиво и безмолвно.

– Знаешь, а ведь трудный это вопросец… – наконец сказала она. – Я работу свою люблю… И детей своих люблю. Ну, Машку то есть. И если бы… А ведь я бы ушла! Но такой бы скандал учинила!..

– Это кому бы ты скандал учинила? – спросил с порога Матросов. – О! Тортик! Тань, неужели это ты мне оставила? А теперь хочешь за это скандал учинить?

– Нет, Сань, если ты быстренько проглотишь эти калории, я тебе только спасибо скажу… А скандал я бы закатила, если б мне, гипотетически беременной, начальство прессинг устраивало.

– А, – расправляясь с тортом, понимающе глянул на Лану Саша. – Это вы на Ланкину тему рассуждаете… А кофейку мне?

Лана снова включила чайник

…Нет, не будет она советовать будущим мамам воевать со своим начальством в ущерб здоровью – и своего, и малыша. Пусть правительство еще поломает голову над самым трудным вопросом: как быть современной женщине. Будущей матери в стране просто обязаны создать такие условия, чтобы она ни на минуту не чувствовала себя… виноватой в том, что решила дать отечеству еще одного гражданина. Или гражданку.

Человеческий род должен продолжаться вопреки всему. Даже недовольству работодателей.

Олег с Владом заказали отбивные с жареной картошкой и пиво – это было их традиционное меню с давних, студенческих пор.

– Недурно, – похвалил Влад сочное мясо. – Олег, я читал несколько статей твоего Александра Матросова. Это, кстати, что – псевдоним?

– Нет, представь себе – настоящее имя.

– О?! Круто… Ну так вот, он там здорово прополоскал в кипяточке одного гендиректора фирмы, небезызвестной и в Москве. И я так понял, продолжение следует…

– В нашей газете никого не полощут… У нас правду пишут, – несколько натянуто возразил Олег.

– Кто бы сомневался… И все же – лучше бы вы его не трогали. Поверь мне, нехороший он человек, невоспитанный. И злопамятен зело. Может очень больно сделать в отместку. – Влад доверительно тронул Олега за плечо. – Тормозни, Камнев. Ты ведь законопослушный водила. Считай, красный свет загорелся.

– Некорректное сравнение, Петраков. На этой дороге я подчиняюсь не правилам движения, а законам РФ. Давай выпьем за нашу неожиданную встречу… – Олег поднял бокал с пивом и внимательно глянул на собеседника. – Или как – запланированную?

– Ты что, решил?.. Дурак! Я о тебе думаю. Ну, как знаешь. Хозяин – барин… – Влад помолчал немного, потом тоже приподнял свой бокал: – За твое благополучие. Дурак ты, Камень…

Еще в первые дни в университете кто-то, умничая, назвал их «однофамильцами», объяснил так: у одного фамилия Камнев, у другого Петраков – от «Петр», что в переводе тоже «камень». Студиозусы похихикали над умником, поизощрялись в остроумии, придумывая вариации на тему, но кличка «Однофамильцы» и «Два Камня» странным образом прилипла и, что и вовсе загадочно, сблизила Олега и Влада. Они были друзьями-соперниками. Вернее, Влад воспринимал Олега как конкурента и всегда для себя определял, кто кого на этот раз «переборол». У Олега тщеславие в характере отсутствовало. Как и способность завидовать. Он был прямым, открытым, может быть, даже чересчур. Влад же был прирожденным дипломатом. И в этом была странная аналогия: «Камнев – камень» – это сразу понятно, а почему камнем зовут Петракова, не все сразу понимали…

Влад болел карьерой, Олег – профессией. К тому же Камнев гораздо легче, чем Петраков, переносил недостаток денег, еды и прочих материальных благ. Был легок на подъем и не трус. А каким еще мог вырасти сын Героя Советского Союза, летчика-испытателя Дмитрия Георгиевича Камнева? Звание Героя отец Олега получил при жизни. А погиб из-за дотошности: пытался до последнего понять, почему самолет не слушает штурвала… Через полгода за отцом ушла мама: горе приняло форму скоротечного рака. Олег остался один в девятнадцать лет.

У Влада родители были в разводе. Поэтому они с Олегом часто вместе искали приработка к стипендии, а на третьем курсе уже зарабатывали гонорары в «Новостях России», куда их вскоре, еще до окончания университета, взяли штатными сотрудниками.

В середине девяностых Владу предложили возглавить новую газету с поэтичным названием «Прогулки по бульвару». Вернее, предложили сначала Олегу, но он, разобравшись в тематике издания, отказался. А Влад согласился. И сначала не жалел: появились и деньги, и положение в определенных кругах. Через несколько лет он вошел в группу учредителей…

Теперь Влад ехал по знакомым с детства улицам, но совсем не думал о том, что вот здесь был его дом, а там, за углом – родная школа. Он ехал – и хотел, чтобы дорога оказалась раз в двести длиннее, и тогда еще долго можно не приезжать к человеку, которого лучше бы он не знал никогда…

* * *

Дважды щелкнул дверной замок, и на пороге комнаты возникла его тетушка – роскошная блондинка с вызывающим бюстом и мощными бедрами. Она медленно двинулась к его креслу, и при каждом ее шаге он все больше и больше сжимался, съеживался, скручивался.

– Ну, малыш, провалил задание? – мурлыкала она, приближаясь к нему вплотную. Душный запах ее духов, казалось, забил его ноздри, горло, легкие. Он часто задышал открытым ртом, закашлял, из глаз градом полились слезы.

– Нет… еще… нет, – прошептал сдавленно.

– Что? – издевательски удивилась тетка. – Не может быть! Такой мачо – и облажался?! И что мы будем теперь делать? – Она вплотную приблизила к нему лицо, глазами, своими страшными глазами впившись в его глаза, вытаращенные и неподвижные от ужаса.

– Я… Я еще поста… постараюсь… Я все сделаю! Все! – закричал он, чувствуя, как его джинсы предательски намокают.

– Сначала постарайся не ссать в штаны! – брезгливо отшатнулась от него тетка. Отошла на середину комнаты, постояла, задумчиво постукивая длинным хищным носком туфли о потертый ковер. – У меня есть для тебя другая работа. Надеюсь, с ней ты справишься. Слышишь, детка? Это последнее испытание.

Страшная блондинка ушла – и он начал представлять, как бы он ответил и что бы с ней сделал, если бы… Если бы не был таким трусом. Таким большим и красивым трусом…