Текст книги "Очень смертельное оружие"

Ирина Волкова
Очень смертельное оружие

В тот чудный октябрьский день запоздалого бабьего лета я лениво сидела за компьютером, даже не подозревая, что за калиткой моего дома собирается толпа разъяренных людей, собирающихся меня линчевать.

Во избежание недоразумений хотелось бы сразу пояснить, что дело происходило не в Соединенных Штатах, да и за негритянку меня пока еще никто не принимал. Честно говоря, даже на мулатку я не тянула. Лишь однажды пьяный японец решил, что я персиянка, и мне так и не удалось его переубедить. В Европе меня иногда принимали за итальянку, испанку или француженку, но, и этим я горжусь, оригинальная идея линчевать меня возникла лишь у моего родного и горячо любимого русского народа.

Итак, я, русская писательница Ирина Волкова, радуясь сияющему за окном солнышку, лениво создавала очередной литературный шедевр, а за калиткой моего дома, как уже было упомянуто, собиралась вооруженная лопатами и вилами разъяренная толпа.

Мой уютный семикомнатный дом располагался в Москве, недалеко от метро «Юго-Западная», в чудом уцелевшем среди многоэтажек оазисе частных застроек, где после перестройки новые русские, члены правительства и мафиози принялись активно возводить свои роскошные особняки.

На момент факта линчевания особняки с высоченными заборами, охраной и камерами наружного наблюдения занимали лишь около четверти общего количества домов, примерно половина домов была более или менее приличная (мой дом относился именно к этой категории), а оставшаяся четверть была представлена жутковатыми покосившимися хатами, напоминавшими о русской деревне из фильмов о Великой Отечественной войне. В этих хатах, несмотря на все старания правительства и Центробанка, упорно и упрямо продолжал выживать многострадальный русский народ.

За кривыми прогнившими заборами квохтали куры, а по улицам, шарахаясь от «шестисотых» «мерседесов», «БМВ» и «кадиллаков», бродили стада тощих прожорливых коз. Иногда из-за загородки вырывался бойкий розовый кабанчик, а кое-кому пришло в голову даже откармливать бычка.

На эту плебейскую живность, лениво пощипывая травку около украшенных камерами слежения заборов, с высокомерным презрением взирали холеные пони новых русских.

Впрочем, пони к этой истории не имели никакого отношения. Причиной того, что возмущенные соседи возжаждали моей смерти, оказался наиболее вредный и бодливый козел с нашей улицы.

В тот самый момент, когда горланящая толпа односельчан уже готова была штурмовать запертые на замок ворота, как нельзя кстати появился возвращающийся с тренировки мой третий бывший муж, один из лучших специалистов России по боевым искусствам, в свое время тренировавший для КГБ иностранных разведчиков и диверсантов, а ныне разработавший систему рукопашного боя, внедряемую в подготовку Российской Армии, милиции и частных охранных структур.

Грудью прикрыв калитку, Саша попытался выяснить, что происходит. Народ, издавая воинственный клич «За козла ответишь!», потрясал дубьем и требовал мести и справедливости. С трудом, но Саше все же удалось выяснить, в чем было дело. История оказалась нетривиальной и вполне могла бы украсить собой третьесортный фильм ужасов.

Как выяснилось, хозяйка козла, подслеповатая и почти выжившая из ума восьмидесятилетняя бабка своими собственными глазами видела, как я открыла калитку и заманила в нее бесценного козла-производителя, и тут же громадная черная собака (мой любимый черный терьер Мелси) вцепилась козлу в горло и разорвала его. Я, схватив окровавленную тушу, быстро поволокла ее в дом и спрятала в шкаф.

Совершенно очумевшая от подобного зрелища козловладелица с оханьем и причитанием помчалась по соседям, рыдая и жалуясь на убийцу-собаку и бандитку-хозяйку. Сердобольные мужички, приняв по стаканчику, от чего их праведный гнев разгорелся еще сильнее, вооружились предметами садово-огородного инвентаря и дружно двинулись на штурм.

Сказать, что мой третий бывший муж удивился – это ничего не сказать. Во-первых, наша собака отличалась патологическим миролюбием. Следуя поговорке «Ласковый теленок двух маток сосет», она была не способна укусить даже крысу, не то что разорвать кому-то горло. Во-вторых, представить, что я, схватив в охапку грязного, вонючего и залитого кровью козла, протащила его по коврам и паркету и запихнула в шкаф, видимо, надеясь то ли полакомиться на ужин его мясом, то ли сшить дубленку из его шкуры, было еще более невероятно.

Впрочем, жители нашего квартала, бывало, откалывали номера и почище. После того как один из соседей клялся, что собственными глазами видел Сашу, улетающего в темное ночное небо через разбитое чердачное окно, мы вообще перестали чему-либо удивляться. Соседка слева обвиняла меня в том, что я магическим путем насылаю на Москву эпидемию холеры, пять местных колдунов утверждали, что необычайно сильные морозы в США, унесшие около двухсот человеческих жизней, были на Сашиной совести, и объявили нам магическую войну. Словом, как вы, наверное, уже поняли, соседи наши были милейшими и весьма неординарными личностями, и уж что-что, а скучать нам точно не приходилось.

Поскольку крушить спецназовскими приемами пылающую праведным гневом толпу было бы негуманно, – соседи все-таки, – Саша попытался разрешить конфликт дипломатическим путем, клятвенно уверяя собравшихся, что ни я, ни моя собака в силу нашего миролюбивого характера просто не способны на подобное преступление.

Не тут-то было. Бабка, впадая в истерику, визжала и божилась, что видела все это собственными глазами, мужики все больше входили в раж, требуя, чтобы им позволили войти в дом и обыскать все шкафы.

Несмотря на то что мы были в разводе, у нас сохранились очень теплые, дружеские отношения, и Саша твердо решил, что он не позволит подвергать мою и без того расшатанную российской действительностью нервную систему подобному испытанию. Зрелище десятка мужиков, крушащих мебель и переворачивающих все вверх дном в поисках окровавленной козлиной туши могло бы поставить меня на грань нервного срыва.

Мужички не сдавались. Саша, естественно, тоже не собирался отступать. Назревала весьма нежелательная рукопашная схватка. В этот критический момент в конце улицы появился племянник полоумной старухи, ведущий на веревочке упирающегося виновника исторического противостояния. Как оказалось, блудливое животное удрало в окрестный лесок, где пыталось заигрывать с чужой козой.

Мужики поворчали и разошлись, а старуха, даже не извинившись, нахаживая козла хворостиной, погнала его домой.

– Привет! – обрадовалась я, увидев входящего Сашу.

– Привет! – улыбнулся он. – Ты только не волнуйся, пожалуйста, но пару минут назад соседи собирались тебя линчевать. Мне с трудом удалось их остановить.

– Линчевать? – удивилась я. – Это что-то новое. Интересно, за что?

– За козла, – пояснил третий бывший муж и рассказал мне всю историю.

– С ума сойти, – сказала я, потрясенная до глубины души. – Такое может быть только в России. Вроде сижу спокойно дома, книжки пишу, никого не трогаю, а все равно линчевать хотят.

– Ты только не волнуйся, – повторил бывший муж.

– Я не волнуюсь, – вздохнула я. – Хотя, с другой стороны, если представить, что мы с невинной собачкой только что чудом избежали смерти, мне снова хочется отправиться в эмиграцию.

– Зато за границей скучно, – заметил Саша.

– Это точно, – согласилась я. – Никто тебя не линчует, колдуны с тобой не борются, маньяки под окнами не бродят, в полночь гуляешь по Испании, а тебя ни одна зараза не то что не ограбит, а даже не изнасилует! Только комплименты говорят, паразиты. Дикий народ. Никакого воображения!

Я попыталась снова засесть за компьютер, но, как ни старалась, не могла сосредоточиться на книге. Мое буйное писательское воображение разыгралось, и я представила, как соседи вламываются в дом и, круша все вокруг, обнаруживают окровавленные останки козла в платяном шкафу, среди вечерних платьев и изящных шелковых кофточек.

Бабка рыдает над трупом любимого животного, а нас с Мелси вершители правосудия волокут к растущему на нашем же участке развесистому дубу. Мелси жалобно скулит и подвывает, я, заламывая руки, умоляю простить меня и клянусь, что никогда в жизни больше не буду покушаться на чужих козлов, но мстители неумолимы. Петли, свисающие с дубовой ветки, уже обвились вокруг наших шей. Мы обменялись с Мелси прощальными взглядами. В карих глазах собачки застыла смертельная тоска…

Я вздрогнула.

– С тобой все в порядке? – обеспокоенно посмотрел на меня Саша. – Ты выглядишь как-то странно.

– Черная икра, – сказала я. – Бутерброд с черной икрой – это то, что может вернуть мне душевное равновесие. Раз мы с Мелси чудом спаслись от неминуемой гибели, можно считать, что сегодня у нас день рождения. А день рождения нужно отпраздновать. Имеет смысл наслаждаться жизнью, пока соседи не пристукнули нас за кражу пустых пивных бутылок или рваных резиновых сапог.

Мы все, включая собаку, съели по паре бутербродов, запив их шампанским. Мелси тоже немного полакала шампанского из хрустального бокала, а потом мы с терьером устроились на террасе, греясь на солнышке, и на меня нахлынули воспоминания, неразрывно связанные с бурной жизнью на любимой Родине. Хорошо знающему мой характер человеку было бы трудно поверить, что несколько лет назад меня хотели убить аж восемь совершенно незнакомых друг с другом человек, из которых шестеро были мужчинами и специалистами по боевым искусствам, а двое – красивыми, но излишне темпераментными дамами.

Все началось с того, что после перестройки мы с третьим бывшим мужем начали писать книги, посвященные боевым искусствам, психотехникам и учению тайной даосской школы Шоу-Дао. Советский Союз к тому времени еще не успел развалиться, сыр и колбаса стоили, как им и было положено, около трех рублей за килограмм, а народ вместо голода в прямом значении этого слова испытывал голод духовный.

Наши книги расходились сотнями тысяч экземпляров, ежемесячно мы получали сотни писем читателей, а из провинции в Москву потянулись вереницы жаждущих приобщиться к знаниям учеников.

И, хотя теоретически они должны были направляться в центр при Международной Ассоциации Шоу-Дао, некоторые, наиболее ретивые, возжаждали еще более близкого контакта с Учителем, то есть с моим третьим, тогда еще не бывшим мужем, и, добыв через справочную пару сотен адресов проживающих в Москве Александров Волковых, начинали методично обходить квартиры в поисках знаменитого автора книг.

К счастью, до нашего дома добирались лишь самые стойкие, но и их было более чем достаточно, чтобы окончательно расшатать мою нервную систему. Мне всегда хотелось жить в тропическом климате, и гостиная нашего дома напоминала Гавайские острова в миниатюре, радуя глаз всевозможными тропическими растениями – пальмами, драценами, юкками. Для полноты картины не хватало только океана и пляжей.

Отопление я включала на полную мощность и, естественно, бродила по своему тропическому раю примерно в таком же виде, как таитянские аборигенки. Можете представить себе мой ужас, когда я начала периодически обнаруживать прижатые к оконному стеклу расплющенные пятачки каких-нибудь казанских или хабаровских любителей боевых искусств, с жадным любопытством изучающих подробности жизни и анатомии жены Учителя.

Окна я завесить не могла, поскольку и мне, и растениям для нормального функционирования был жизненно необходим дневной свет. Мне пришлось отказаться от имиджа таитянской аборигенки и ходить в скучных халатах. Я начала вздрагивать при малейшем шуме и нервно коситься на окна.

Когда в полночь в дверь грохотал кулаками незнакомый здоровенный мужик и, выяснив, что мужа нет дома, умолял меня раскрыть ему секрет энергетического управления каким-либо навороченным шоу-даосским ударом, потому что он, видите ли, приехал из очередной Тмутаракани и жить без этого знания не может, я чувствовала, как в моей некогда общительной душе зарождается глухая ненависть к человечеству.

Мы запирали калитку, но разве может забор удержать жаждущих знаний любителей боевых искусств? Некоторые, наиболее воспитанные, не решаясь без спроса вторгаться на нашу территорию, иногда рассаживались на улице вдоль забора в позе лотоса, медитируя на калитку Учителя и вызывая нездоровое любопытство соседей.

В почтовом ящике я стала находить послания, на сей раз то ли от колдунов, то ли от экстрасенсов, в которых нам популярно растолковывали, что наша деятельность опасна для Универсального Космического Равновесия, и за это нас постигнет надлежащая жестокая кара.

Тут мой муж придумал ход, вначале показавшийся ему гениальным. Он стал распускать в среде атакующих его учебный центр поклонников слухи, что я – опасная и крайне агрессивная шизофреничка, и как только кто-либо перелезает через забор на наш участок, я выскакиваю из дома с ножом и пытаюсь выколоть ему глаза.

Падкий до сенсаций народ на это клюнул, визитеров стало меньше, но тут возникла другая проблема – как отличать нормальных, но пока незнакомых мне Сашиных гостей от навязчивых фанатов, и соответственно как реагировать на визитеров – размахивать в воздухе кинжалом, закатывая глаза и с безумным видом пуская пузыри слюны, или вежливо выяснять, что им надо?

Сделав из меня шизофреничку, Саша принялся активно прикрываться моим тяжелым психическим состоянием. Когда какие-нибудь иногородние бандитские или полубандитские группировки просили его приехать к ним в город, чтобы их тренировать, муж отвечал, что с удовольствием сделал бы это, но, к сожалению, он вынужден все свое свободное время посвящать уходу за ненормальной женой.

Побочные эффекты этой стратегии выявились уже через пару месяцев. Сначала гость из Казани любезно предложил быстро и безболезненно навсегда избавить Сашу от психически неуравновешенной половины. За ним последовали еще пять добровольцев, которые из самых лучших побуждений предложили освободить Учителя от отравляющей ему жизнь опасной психопатки, то есть от меня. Саша занервничал и категорически приказал меня не трогать, объясняя это тем, что, живя со мной, он следует законам своей кармы, а в дела кармические, как известно, вмешиваться никак нельзя.

Я, как и следовало ожидать, запаниковала гораздо сильнее, чем муж. Мне не давала покоя мысль, что вполне может найтись кретин, который решит оказать Учителю любезность и прикончить меня, не сообразив предварительно спросить на это его разрешения.

На всякий случай Саша перестал упоминать о моей шизофрении, но тут из небытия возникли две его бывшие любовницы, на редкость темпераментные особы, которые, независимо друг от друга, популярно объяснили ему, что они сделают с его женой, чтобы он достался только им. Самым мягким вариантом было растворить меня в кислоте.

А теперь меня еще и соседи собирались линчевать за похищенного козла. У меня возникло смутное ощущение, что этим дело не кончится. Чтобы отвлечься от дурных предчувствий, я решила позвонить Аделе. Дочь мексиканской коммунистки и русского алкоголика-интеллектуала, до фанатизма сдвинутого на кубинской революции и Фиделе Кастро, Адела была самой жизнерадостной, легкомысленной и безалаберной из моих подруг.

Обладая избыточной жизненной активностью и азартно флиртуя даже с голубыми, не говоря уж о представителях мужского пола с нормальной сексуальной ориентацией, она постоянно попадала в самые невероятные ситуации. По сравнению с ее насыщенным существованием моя жизнь показалась бы унылой и однообразной, как у давшей обет молчания монашки, проведшей всю свою жизнь за толстыми монастырскими стенами.

После того как Адела стала жить с Бобчиком, очень богатым новым русским, отличавшимся спокойным и добродушным характером, она слегка поумерила свой темперамент, но, к сожалению, ненамного.

– А меня соседи хотели линчевать! – гордо похвасталась я в трубку, предварительно поздоровавшись с подругой.

– Линчевать? – заинтересовалась Адела. – Линчевать… – произнесла она уже с другой, задумчивой интонацией. – А ты знаешь, ведь это отличная мысль……

– Отличная мысль? – недоуменно повторила я, чувствуя, как внутри закипает возмущение. Мой мозг лихорадочно заработал в попытке сообразить, за что вдруг подруга ни с того ни с сего так на меня взъелась. Вроде мы с ней ни разу не ссорились. А может быть, это из-за книги? Альда, мать Аделы, периодически обещала то убить меня, то подать на меня в суд за то, что я, хоть и изменив имена, сделала ее с дочерью героинями некоторых моих произведений. Моя последняя книга только что вышла. Неужели Адела успела ее прочесть и на что-то обидеться?

– Ты уже прочитала «Люблю секретных агентов»? – поинтересовалась я.

– Вчера закончила. Здорово получилось. Только я от Бобчика ее спрятала. Ты что, спятила? Я же просила тебя не упоминать о том, что на Бали я флиртовала с тем парнем, которого убили. А ты что делаешь? Не хватало еще, чтобы Бобчик прочитал, как мы резвились с ним в бассейне. Тоже мне подруга! Ты еще хуже пираний из «желтой прессы».

– Мало ли что я написала! Если возникнут проблемы, я скажу Бобчику, что это художественный вымысел. Он ведь даже не знает, что тебя обвиняли в убийстве Чиана.

– А вдруг он позвонит в балийскую полицию и узнает, что все это правда?

– На «бахаса Индонесиа»? – поинтересовалась я.

– Чего? – не поняла подруга.

– Это государственный язык Индонезии, – объяснила я. – Если он и позвонит в полицию, там почти никто не говорит по-английски, а если кто и говорит, так с таким акцентом, что Бобчик уж точно ничего не поймет.

– Будем надеяться, – вздохнула Адела. – Но все же я бы предпочла, чтобы твоя книга не попадалась ему на глаза.

– Так ты поэтому хотела меня линчевать?

– Линчевать? Тебя? С чего ты взяла?

– Как с чего? Я упомянула, что соседи хотели меня линчевать, а ты заявила, что это отличная мысль.

– Мысль действительно отличная, но ты тут ни при чем. Я имела в виду Бобчика. Вот его уж точно не мешало бы линчевать.

– О Господи! – вздохнула я. – Вы опять поссорились! Вы не могли бы хоть иногда для разнообразия устраивать перемирие?

– Перемирие? – яростно прошипела Адела. – Ты хоть представляешь, что он сделал?

– Думаю, сейчас ты меня просветишь.

– Он меня бросил! – драматически заявила Адела. – Что ты на это скажешь?

– Бросил? – притворно ужаснулась я. – Ты это серьезно?

На моей памяти Бобчик с Аделой бросали друг друга как минимум раз пятьдесят, а на следующий день снова ворковали, как влюбленные голубки.

– Более чем серьезно.

– Если так, то тебе не стоит беспокоиться, что он прочтет мою книгу. А что случилось?

– Лучше приезжай ко мне. Я не хочу говорить об этом по телефону. Заодно подумаем о том, как линчевать негодяя. Одна я с ним не справлюсь. Он сильный и весит в два раза больше меня.

– Ладно. Сейчас приеду, – согласилась я, твердо решив не принимать участия в линчевании нового русского, но пока не зная, как сказать об этом жаждущей мести Аделе.

– Значит, он уезжает в Канаду по делам фирмы? – удивилась я. – Так почему ты заявляешь, что он тебя бросил?

– А как это еще, по-твоему, называется? – возмущенно фыркнула Адела. – К твоему сведению, он собирается в Канаду на полтора месяца. На целых полтора месяца! И ты утверждаешь, что он меня не бросает?

– А почему бы тебе не поехать с ним? Или он не хочет?

– Конечно, хочет! Он мне все уши об этом прожужжал. Он мне так этим надоел, что я вчера от злости расколотила две любимые синие тарелки, которые привезла из Флоренции.

– В таком случае это ты его бросаешь, а не он тебя, – заметила я. – Не понимаю, почему бы тебе не съездить в Канаду? Все лучше, чем в Москве сидеть.

– А ты знаешь, куда именно он едет?

– Куда же?

– В Йеллоунайф, – многозначительно произнесла подруга.

– И что в этом такого? Судя по названию, он находится в английской части, а по-английски ты говоришь свободно, так что скучно тебе там не будет.

– Ты хоть имеешь представление, где находится этот Йеллоунайф?

Я отрицательно покачала головой.

– Это чертова провинциальная дыра на Большом Невольничьем озере.

– Большое Невольничье озеро… – Я попыталась припомнить карту Канады. – Кажется, это где-то на севере?

– Вот именно, что на севере. Северо-западные территории. Кругом одни болота, а морозы почище, чем в Мурманске в разгар зимы. Ты бы поехала в такое место?

Представив себе замороженное болото, я содрогнулась.

– Ни за что! Меня на север вообще калачом не заманишь.

– Между прочим, его папаша только что уехал в Италию, тоже по делам фирмы, – желчно сказала Адела. – А ведь это Бобчик мог в Италию поехать. Я просто уверена, что он специально выбрал Канаду.

– Зачем это ему? Фирмой ведь руководит его отец, так что отец Бобчика решает, кто куда едет.

– Я уверена, что Бобчик специально это сделал, – убежденно покачала головой Адела. – Я его насквозь вижу. Все дело в том, что он не выносит, когда я ношу мини-юбки. Мужчины глаз с меня не сводят, а он бесится и ревнует. Вот он и решил запихнуть меня в этот дурацкий Йеллоунайф в надежде, что я вылезать не буду из мехового комбинезона.

– Ты преувеличиваешь.

– А вот и нет! Я еще вчера ему все это высказала прямо в лицо.

– И как отреагировал Бобчик?

– Обозвал меня идиоткой. Вот тогда я и расколотила мои любимые тарелки. Ну ничего! Ты подала мне хорошую идею. Нужно его линчевать. Не до смерти, конечно, но так, попугать, чтоб запомнил.

– Ну уж нет, – твердо сказала я. – Делай что хочешь, но линчевать Бобчика я не буду. Ему и так от тебя достается. Почему бы тебе просто не остаться в Москве? Отдохнете друг от друга, может, потом меньше ссориться будете.

– В одном ты права, – задумчиво произнесла Адела. – Пора мне от него отдохнуть. Только пусть он не надеется, что я, как дура, буду в Москве торчать. Придумала! Мы с тобой рванем на полтора месяца на Таити!

– На Таити? – опешила я. – Ты спятила?

– А что ты имеешь против Таити? – удивилась подруга.

– Ничего, – пожала плечами я. – Просто я только что вернулась из Испании. Мне, между прочим, работать надо. Меня, к сожалению, не содержат фармацевтические магнаты.

– Какая тебе разница, где писать книги? – удивилась Адела.

– Большая. Если я поеду с тобой на Таити, у меня уж точно не останется времени на написание книг. К тому же у меня дела в Москве.

– Ну ладно, не хочешь на Таити, поедем на Ямайку или на Мальдивы. В конце концов, это не принципиально, куда ехать, лишь бы не на север.

– Нет, – сказала я. – Никуда я не поеду. Ни на Таити, ни на Ямайку, ни на Мальдивы. Я буду работать.

– Работать? – повторила Адела с таким выражением, как ненавидящая мужчин старая дева произнесла бы слово «презерватив». – Ты уверена? А если хорошенько подумать?

– Тут не над чем думать. Мой ответ: нет, нет и еще раз нет.

– То, что происходит сейчас, в криминальных кругах называют «мором на цветную масть», – сообщил диктор. На экране телевизора в подъехавшую труповозку загружали пластиковые мешки с телами. – «Цветной мастью» на воровском жаргоне называют представителей самого верхнего этажа криминальной пирамиды – элиту преступного мира. «Цветная масть» – это элитная прослойка блатного мира, признающая воровской закон и презирающая всех остальных, в том числе и значительную часть уголовников. Чистка проводится не только на территории России, но и за рубежом. За последние несколько месяцев были уничтожены воры в законе, возглавляющие отделения русской мафии за границей: Остап Шныков по кличке Юстас в Пакистане, Петр Басманов, Таиландец, в Голландии, Никанор Говоров по прозвищу Вишня на Филиппинах и Юрий Аствацатуров, кличка Собес, в Южной Корее.

Также были убиты лидер казанской группировки Степан Юхнаев по кличке Бельмо и Марат Латышев, вор в законе из Санкт-Петербурга, известный под прозвищем Чемодан. Сегодня список жертв пополнил печально известный московский криминальный авторитет Герман Шухайло по кличке Шухер. Шухайло с пятью телохранителями был расстрелян неизвестным около ресторана «Блатные разборки» на Цветном бульваре. Преступнику удалось скрыться.

Есть некоторые основания предполагать, что все убийства, как в России, так и за рубежом, были совершены Шакалом – киллером, человеком-легендой, совершившим более сорока заказных убийств политиков, бизнесменов и мафиозных авторитетов. Шакал, известный под разными именами, в том числе…

Я вздохнула и переключила программу. На РТР российские войска привычно перестреливались с чеченскими боевиками где-то в Урус-Мартанском районе. Диктор задавался вопросом, когда же наконец кончится война, да и кончится ли она вообще?

Я снова вздохнула и снова переключила канал. НТВ порадовал российским художественным фильмом. Татуированный отечественный зэк, смачно ругаясь, выворачивал руку другому отечественному зэку. Тот тоже ругался и безуспешно пытался пнуть обидчика ногой. Я поморщилась, в очередной раз нажимая на пульт дистанционного управления.

На сей раз речь шла о работе московских спасателей. Они извлекали из шахты лифта свалившегося на его дно с четвертого этажа пьяницу. Приземлившийся на кучу строительного мусора, из которого торчали какие-то доски и обломки кирпичей, пьяница вяло отмахивался от пытающихся оказать ему первую помощь мужчин.

– Больно? А здесь больно? – с каждым вопросом все больше раздражаясь, повторяли спасатели, ощупывая пострадавшего.

– Н-не больно мне. Отв-вали. Д-дай п-поспать, – ныл пьяный.

– Интересно, что бы случилось с трезвым человеком, свались он с четвертого этажа в шахту лифта на гору строительного мусора? – поинтересовался комментатор.

– Не ту страну назвали «Гондурас», – грустно сказала я и с внезапно обострившимся нехорошим предчувствием выключила телевизор.

На следующее утро почти по-крымски щедро светило солнце, и я легкомысленно позабыла о дурных предчувствиях.

Я немного поработала, погуляла с Мелси в лесу, пообедала и, прихватив сумочку, вышла из дома. Мне нужно было зайти в издательство. Машина, как нарочно, сломалась, и мне предстояла долгая и безрадостная поездка в общественном транспорте.

К моему ужасу, калитка в саду оказалась распахнутой настежь, а в саду на столе и скамейке крепко спали двое незнакомых субъектов мужского пола. Открытая калитка была моим навязчивым кошмаром. Я всегда смертельно боялась, что Мелси может выскочить на улицу и попасть под машину. Возвращаясь с прогулки, я поленилась запереть калитку на замок и лишь закрыла ее на задвижку. И вот результат. Собака чудом не убежала, я опаздываю в издательство, а у меня на участке дрыхнут два сомнительных типа.

Подозревая, что это очередная парочка любителей боевых искусств откуда-нибудь из-под Жмеринки, я решила обойтись с ними вежливо и для начала попыталась разбудить того, что спал на скамейке. На словесные обращения он категорически не реагировал, и мне пришлось перейти к физическому воздействию, сначала мягкому, а потом, по мере того как уходили драгоценные минуты, ко все более грубому.

Наконец мужчина вяло пошевелился, сделав героическое усилие, приоткрыл веки и тупо уставился на меня.

Я тоже посмотрела на него и, стараясь замаскировать нарастающее раздражение, вкрадчиво спросила:

– Что вы здесь делаете?

Ответ был настолько нетривиальным, что я на мгновение позабыла обо всем, даже о том, что опаздываю в издательство.

– Землю рою, – честно глядя мне в глаза, сообщил мужчина.

– Что? – на всякий случай переспросила я, хотя и без того все хорошо расслышала.

– Землю рою, – с глубокой убежденностью повторил он.

Я попыталась представить, что нечто подобное происходит в Испании, но не смогла. Такое могло случиться только в России.

– Во-первых, вы спите. Во-вторых, у вас нет лопаты. Как же вы можете рыть землю? – поинтересовалась я, испытывая прилив восторженного патриотизма и безуспешно пытаясь угадать, каким же может быть ответ.

– Ну и что, что сплю? – заявил мужчина. – Вот сейчас встану и все здесь перерою!

Тут я вовремя вспомнила, что меня ждут в издательстве, и вынуждена была прервать столь захватывающий диалог.

Угрожая милицией, штрафом за нарушение границ частных владений, злобной собакой и мужем – профессиональным убийцей, минут через двадцать я выдворила-таки мужиков с участка и, заперев за ними калитку, вытерла пот со лба.

Нехорошие предчувствия вернулись ко мне с новой силой. Я готова была поставить свой «фиат» против соседского козла-производителя, что мужиками в саду дело не ограничится. Похоже, судьба взялась за меня всерьез. Должно было произойти что-то еще. Но что?

В издательство я и без того здорово опоздала, так что лишняя пара минут уже ничего не решала. Повинуясь внезапному импульсу, я вернулась в дом и, пошарив на полке шкафа, достала картонную коробку, в которой, бережно завернутые в вату, лежали девять куриных яиц. По какой-то непонятной причине интуиция подсказывала мне, что, возможно, эти яйца окажутся решающим фактором в неравной борьбе со злодейкой судьбой.

Не то чтобы я считала свою интуицию абсолютно непогрешимой, но обычно предпочитала следовать ей из тех соображений, что если я не обращу на нее внимания, то потом всю жизнь буду гадать, какие возможности я упустила, отказавшись послушаться своего внутреннего голоса. Как ни странно, некоторые мои основанные на интуиции, но совершенно, бредовые с точки зрения логики действия впоследствии приводили к блестящим результатам.

В нормальном состоянии мне бы и в голову не пришло таскаться по Москве с яйцами, которые я намеревалась использовать в целях самозащиты. Я не выносила, когда сумка оттягивала мне руки, и обычно не носила с собой даже зонтик, но с интуицией не спорят. Сначала меня хотели линчевать, потом сломалась машина, а тут еще и ненормальные мужики в саду……

Все указывало на то, что я вступила в специфическую полосу везения, и скорее всего шизанутыми мужиками дело не ограничится. Как говорится, «кто предупрежден, тот вооружен». В конце концов не так уж много весят эти яйца. Сделаю очередную глупость, а там посмотрим, что из этого получится.

Я аккуратно переложила потенциальное оружие в лимонно-желтый пластиковый футляр для переноски яичек и, засунув его в сумку, помчалась в издательство.

Чтобы не показаться совсем уж ненормальной, хотелось бы пояснить, что это были не совсем обычные яйца. Их подарил на Новый год моему третьему бывшему мужу один из его учеников, спецназовец Витюня, в поисках романтики отслуживший три года во французском Иностранном легионе. После тяжелой контузии, полученной во время секретной военной операции в Сьерра-Леоне, Витюня со слегка поехавшей крышей вернулся на родину и большую часть своего досуга посвятил неожиданно захватившему его хобби, а именно воссозданию и совершенствованию секретного оружия ниндзя.