Текст книги "Очень смертельное оружие"

– Мы как-то обошлись без стола. Стив проиграл мне двадцать три поцелуя.

– А ты случайно не спутала гоп-стоп с бутылочкой? Мне до сих пор не приходилось слышать, чтобы в гоп-стоп играли на поцелуи. Во времена моего детства проигравший залезал под стол и кричал петухом.

– Но у нас не было стола, – пожала плечами Адела. – Не мог же Стив залезть под песок и оттуда кричать.

– Признайся, ведь это была твоя идея. Это ты его научила играть в гоп-стоп.

– Какая разница, кто кого научил. Я просто пыталась немного его расшевелить.

– Бедный Бобчик, – вздохнула я.

– А Бобчик-то тут при чем? – возмутилась подруга. – Я что, не имею права в гоп-стоп поиграть? Ты же собираешься играть в го со своим японцем, и я не читаю тебе по этому поводу морали.

– Ладно, – сдалась я. – Я тоже не собираюсь читать тебе морали.

За стеной раздались какие-то странные звуки.

– Ты слышишь? – насторожилась Адела. – Кажется, это из твоего номера.

Я приложила ухо к стене.

– Ап-чхи! – донеслось оттуда. – Ап-чхи! Ой! Аап-чхи!

– Ну, что там?

– Похоже, горничная зашла убрать номер.

– Здорово! – расцвела улыбкой подруга. – Дай-ка послушать.

Адела прижалась ухом к стене.

– Так ты им своим перцем всю прислугу в отеле переморишь, – хихикнула она. – Смотри, как бы в этот раз тебя не посадили за убийство.

Вулкан Гунунг Агунг, Гора богов широким конусом закрывал небо. Шоссе, по которому мы ехали, устремлялось прямо к нему. Вулкан казался неестественно широким, неестественно большим и неестественно мрачным.

Кругом золотились рисовые поля. Высохшие после цветения стебли своей яркостью соперничали с укутанным легкой дымкой солнцем. Среди сияющих золотом стеблей торчали расщепленные сверху бамбуковые палки. В расщепы были вставлены плетеные тарелки с укрепленными над ними покрытиями из черного пальмового волокна. На тарелках лежали платки, пропитанные благовониями, соленые фрукты, фаршированный перец, сласти, рисовые пирожки, завернутые в банановые листья. Все эти дары предназначались Деви Сри, беременной богине риса.

В разбросанных повсюду миниатюрных домашних храмах, как и много веков назад, крестьяне, со страхом и мольбой обращая взор к небу, вновь и вновь совершали жертвоприношения богам, умоляя их позволить урожаю благополучно созреть и быть убраным.

В этом году боги благоволили к смертным. Погода стояла на удивление благоприятная, и урожай обещал быть просто небывалым.

– Богиня риса любит, когда небесные феи спускаются с небес на землю и на одну ночь завладевают нежными, грациозными телами маленьких балийских девочек, – рассказывал Стив, аккуратно объезжая выбоины на узкой грунтовой дороге, неторопливо взбирающейся вверх к закрывающему горизонт величественному конусу Гунунг Агунга.

– Похоже, ты хорошо знаком с местными обычаями, – заметил Сианон.

К моему облегчению, в этот раз господин Сукиебуси решил выйти в свет по-простецки, без черного костюма, один вид которого напоминал мне о тепловом ударе. Он был одет в идеально отглаженные полотняные брюки кремового цвета, белую рубашку и светло-коричневый галстук.

– Мне приходилось и раньше бывать на Бали, – пожал плечами Иродиадис. – Это удивительное место. Достаточно слегка углубиться за линию отелей и пляжей, как ты попадаешь в другой мир, не тронутый техническим прогрессом и туризмом. Здесь даже время течет по-другому. Все кажется вечным и неизменным. Крестьяне продолжают так же искренне верить в бесчисленных богов и духов, как верили их предки. Они молятся, приносят жертвы богам и с одинаковой радостью празднуют свадьбы и похороны. Им не нужны психоаналитики, философы и политики. Все ясно, просто и определенно, как зерна очищенного риса. Иногда мне хочется самому превратиться в такого крестьянина и подчинить свою жизнь заранее известному распорядку, пребывая в уверенности, что завтра этот мир будет в точности таким же, как сейчас. Завтра, и через месяц, и через год, и через сотни лет……

– Но ведь это до безумия скучно, – возразила Адела.

– Слишком бурная жизнь тоже иногда утомляет.

– Наверное, в прошлой жизни ты был балийским крестьянином, – заметила я. – Вот тебя и тянет на историческую родину.

– Возможно, – согласился Стив.

Машина въехала в небольшой поселок. Иродиадис затормозил на его окраине.

– До площади нам лучше пройти пешком, – сказал он. – Танец девочек должен вот-вот начаться. За ним последует сангхьянг.

Когда мы подошли к площади, одетые, как богини, маленькие бронзовокожие девочки, напоминая ожившие статуэтки, плавно двигались в ритме танца. В центре площади стоял котел, в котором священнослужитель сжигал дурманящие коренья. За его спиной полукругом располагались празднично одетые матери танцовщиц. Их лица были припудрены рисовой мукой. Хлопая в ладоши, женщины пели. Мотив был исполнен нежности и казался легким и изящным, как крылья тропической бабочки.

Немного поодаль от матерей прямо на земле сидели отцы в набедренных повязках с черно-белым шашечным рисунком.

Продолжая танцевать, девочки двигались по кругу, поочередно склоняясь над котлом, чтобы вдохнуть дым благовоний и кореньев. С каждым кругом юные танцовщицы все больше пьянели. Их движения становились менее уверенными, но даже впадая в транс, они не прерывали своего танца.

Неожиданно мягкий напев женщин прорезал громкий гортанный выкрик жреца. Девочки дернулись, как от удара кнутом. Вслед за священнослужителем сидящие полукругом мужчины принялись подбадривать дочерей неистовыми пронзительными выкриками. От звука их голосов дети конвульсивно содрогались. Танец постепенно переходил в судорожные почти эпилептические подергивания.

Девочки кружились и бились, как мотыльки, захваченные водоворотом. Одна за другой они обессиленно падали на землю и оставались лежать без движения, как мертвые, в своих золотых, украшенных цветами, венках-коронах и роскошных шелковых нарядах.

Подходя к отключившимся танцовщицам, жрец обмахивал их веером. Матери осторожно поднимали своих дочерей и ставили их на ноги. Не открывая глаз, дети вновь вступали в ритм танца. Их голова бессильно лежала на плече, а пальцы медленно раскрывались, двигаясь, как лучики морской звезды.

Напев женщин зазвучал громче. Их голоса набирали силу. Жрец подбросил в котел еще несколько пригоршней кореньев и дорогих пряностей, и дым, сопровождаемый молящим, заклинающим напевом матерей, устремился в небо, в обитель фей и богов.

– Матери приглашают божественных фей завладеть телами их дочерей и пойти вместе с ними к храму, к реке, к полям, чтобы благословить всю местность и приумножить добрые силы, необходимые для хорошего урожая, – прошептал мне на ухо Стефанос. – О том, что фея вошла в тело девочки, можно узнать по судорогам, сотрясающим тело танцовщицы. В этот момент мир богов и мир людей чудесным образом соединяются, хотя и ненадолго – всего на одну ночь.

Одна за другой девочки конвульсивно вздрагивали. По их телу прокатывались волны судорог, потом они расслаблялись и вновь опускались на землю с просветленно-безмятежными лицами.

Матери аккуратно помогали маленьким феям встать и уводили их, заботливо поддерживая за талию.

– Удивительное зрелище. Оно прямо завораживает, – сказала я. – Ритм пения действительно вводит в транс. У меня даже возникло искушение присоединиться к танцорам и тоже пообщаться с небесными феями.

– Было бы неплохо понюхать то, что у них там горело в котле, – мечтательно произнесла Адела. – По всему видно, забористая штука.

– А когда начнется сангхьянг? – полюбопытствовала я.

– Прямо сейчас, – ответил Иродиадис. – Как только девочки окончательно разойдутся. Сангхьянг– танец только для мужчин.

– Мужчины тоже собираются войти в контакт с богами? – спросила я.

Стив отрицательно покачал головой.

– Скорее, с мышами и саранчой, – усмехнулся он.

– С мышами и саранчой? – удивилась я.

– Главная опасность для созревающего риса исходит от мышей и саранчи, – пояснил грек. – Очень часто они уничтожают весь урожай перед самым его сбором. Чтобы удержать мышей и саранчу от столь злонамеренных действий, балийские крестьяне символически приглашают их в деревню и развлекают танцами «сангхьянг». В сангхьянге выражается безудержная фантазия балийца. В период важных религиозных празднеств, когда перед смертными являются высочайшие боги, он представляет собой воплощение религиозного благоговения. В то же время, если речь идет о сохранении его пищи, балиец становится символом раскованной природы, свирепым или смешным животным, поведение которого веселит публику.

Глядя на античный профиль Стива, слегка размытый в начинающих быстро сгущаться тропических сумерках, я чувствовала себя полной идиоткой. Мое буйное воображение явно перехлестывало за все мыслимые и немыслимые пределы. Образ богатого грека, любящего путешествовать и столь глубоко знакомого с обычаями и традициями балийского индуизма никак не вязался в моем представлении с прошедшим афганский ад безжалостным киллером русской мафии. Все-таки лучше оставить воображение для книг, а в реальной жизни опираться только на факты, без всяких бредовых домыслов и безумных фантазий.

– Не двигайся, пожалуйста, – попросила я Иродиадиса. – У тебя в волосах запуталось какое-то насекомое.

Мягким движением пальцев от козелка уха к виску, я приподняла густые черные волосы грека.

– Все в порядке. Оно улетело, – сказала я.

На мгновение я ощутила предательский холод в солнечном сплетении.

В сумерках тоненький шрам у корней волос был почти неразличимым. Я сочла бы его оптической иллюзией, причудой воображения, если бы подушечки моих пальцев тоже не почувствовали предательскую выпуклость.

Стив не был похож на человека, столь озабоченного своей внешностью, чтобы улучшать черты своего лица при помощи пластических операций. Конечно, и этому могло найтись приемлемое объяснение, но меня оно уже не интересовало. Теперь я была полностью убеждена в том, что очередной ухажер Аделы не кто иной, как неуловимый киллер Шакал, он же Сергей Адасов.

Вокруг площади включили освещение, то есть зажгли чадящие просмоленные факелы. Жрец кинул в темную пасть котла новую порцию кореньев, и сангхьянг начался. Танцоры, одетые в панцири из пальмового волокна, под монотонное пение мужчин деревни, принялись поочередно вдыхать наркотический дым. По доносящемуся до нас запаху я определила, что горящий в котле состав на этот раз был иным. Он казался острым и в то же время горьковатым, без примеси приторно-сладкого аромата благовоний.

Вскоре один из мужчин опустился на землю и, под усилившееся пение, начал с хрюканьем бегать на четвереньках, изображая дикого кабана. Кто-то из односельчан высыпал на землю корм для свиней, и под громкий хохот и грубоватые шутки товарищей «кабан» принялся с жадностью пожирать его.

Двое мужчин, вошедших в состояние транса, изображали обезьян. Они качались на ветках, комично почесывались и, отлавливая в своей шерсти невидимых блох, поедали их.

Еще один танцор, перевоплотившись в лягушку, оглушительно квакал, напоминая целый лягушачий квартет. Звуки его лебединой песни, отражаясь от склонов Гунунг Агунга, многократно повторяясь, медленно затихали вдали.

Танец кончился, и мы побрели к машине. По контрасту с освещенной факелами площадью дорога в первый момент показалась нам совершенно непроглядной, но глаза быстро привыкали к сумраку ночи, и света огромной яркой луны со слегка надкушенным краем оказалось достаточно, чтобы без затруднений ориентироваться на местности.

– Какая восхитительная ночь, – мечтательно вздохнула Адела. – Так и кажется, что вот-вот на землю опустятся божественные феи, а мыши и саранча, насладившись устроенным для них представлением, будут чинно расходиться по своим домам на рисовых полях, с видом знатока обсуждая достоинства и недостатки актеров. После того, что мы увидели здесь, автомобиль кажется мне сатанинским порождением безумной цивилизации белых людей.

– У меня возникает точно такое же чувство, – кивнул Стив. – Именно поэтому я предпочитаю оставлять машину у въезда в деревню.

– Кто-нибудь догадался захватить воду? – спросила я. – Очень пить хочется.

– У меня в багажнике есть несколько бутылок, – ответил Иродиадис. – Тебе минералку или кока-колу?

– Лучше минералку.

– А мне кока-колу, – сказала Адела.

– Сейчас достану. Держи. – Стив протянул мне прозрачную пластиковую бутылку.

Он держал бутылку за горлышко, я протянула руку, чтобы взять ее снизу, на мгновение залюбовавшись игрой лунного света на изогнутых пластиковых боках.

Мне показалось, что Стив попытался вырвать бутылку из моей руки. Я машинально сжала пальцы, удерживая ее, и с удивлением увидела, как с двух противоположных сторон бутылки прямо над моими пальцами из круглых отверстий хлещут струи воды.

Со стороны деревни послышался короткий болезненный вскрик.

Иродиадис резко толкнул меня вниз, падая рядом со мной. Его рука рванулась к щиколотке, и в ней оказался небольшой никелированный пистолет.

Вслед за ним упал на землю Сианон, подмяв под себя стоявшую рядом с ним Аделу.

– Ты что, спятил, извращенец японский? – возмутилась подруга, целясь кулаком в глаз господина Сукиебуси.

– Лежи смирно! – рявкнул Стив. – В нас стреляли.

– Стреляли? – изумилась Адела. – Что еще за чушь? Я не слышала никакого выстрела.

Со стороны деревни раздался крик, переходящий в исполненный невыразимого горя почти нечеловеческий вой.

– Похоже, кого-то подстрелили, – мрачно сказал Сианон.

– Адела, Ирина, быстро обползите джип, – скомандовал Иродиадис. – Не поднимаясь с земли, откройте заднюю дверцу с противоположной стороны, заползите в машину и ложитесь на сиденье или на пол. Ни в коем случае не поднимайте головы. Надо срочно сматываться отсюда.

– Мы не можем ехать, – возразил Сианон. – В деревне кого-то ранили. Может быть, потребуется отвезти раненого в больницу. Я схожу посмотрю.

– Совсем спятил? А если крестьяне решат, что это мы пристрелили кого-то из их односельчан? Ты догадываешься, что они с нами сделают?

– Они так не решат. Убийцы не предлагают свою помощь.

– Ты умеешь стрелять?

– Мой двоюродный дедушка был камикадзе, – гордо сообщил Ляо. – В нашем роду все мужчины умеют обращаться с оружием.

В душе я поаплодировала индонезийскому полицейскому. Даже в такой ситуации он не забывал о своей роли.

Из-под штанины на другой ноге Стив извлек револьвер и протянул его Сианону.

– Ты всегда ходишь смотреть фольклорные танцы с подобным арсеналом? – изумился полицейский.

– Индонезия полна неожиданностей, – пожал плечами Иродиадис. – Я просто пытаюсь быть к ним готовым.

– Я схожу в деревню с Йоши, – сказала я.

– Даже не думай, – возразил Иродиадис.

– Никуда ты не пойдешь! – рявкнул Сианон. – Забирайтесь в машину, как велел Стив, лежите там и не рыпайтесь, пока я не вернусь.

– Тоже мне, раскомандовался, – недовольно проворчала Адела, с независимым видом ползком огибая джип. – А еще говорят, что Бали – безопасное место. Если так пойдет и дальше, не исключено, что я тоже стану сторонницей здорового образа жизни.

Ляо бесшумно растворился в темноте.

Иродиадис внимательно обследовал машину на предмет наличия бомбы, хотя, с моей точки зрения, не имело никакого смысла стрелять в нас, если нас собирались взорвать.

Стив, похоже, тоже понимал это, но на всякий случай решил подстраховаться.

Сианон вернулся через несколько минут.

– Пуля попала в грудь девочке-фее, – мрачно объяснил он. – Убита наповал. К сожалению, мы ничем не можем помочь. Поехали отсюда.

– Пригнись на всякий случай, – велел ему Стив. – И держи пистолет наготове.

Заняв место на сиденье водителя, грек опустился пониже, так, чтобы голова была укрыта за спинкой кресла, и тронул машину с места. Минут пять мы двигались в полном молчании. Все было спокойно. Нас никто не преследовал, и больше в нас не стреляли.

– Еще несколько минут, и можно будет сесть нормально, – сказал Иродиадис. – Хотел бы я знать, кому предназначался этот выстрел.

Я подумала, что тоже была бы не прочь получить ответ на этот вопрос.

– Это было предупреждение, – сказал Сианон.

Мы неторопливо шли вдоль черной кромки прибоя. Из осторожности полицейский не хотел говорить о том, что произошло в гостиничном номере, и мы, простившись с Аделой и Стивом, вышли прогуляться.

– Я тоже думаю, что это было предупреждение, – согласилась я. – Выстрел был только один, и пуля прошла точно через центр бутылки, между моими пальцами и пальцами Стива. Скорее всего выстрел был произведен из снайперской винтовки с глушителем, поскольку, если бы стреляли из пистолета с глушителем, был бы слышен хотя бы тихий хлопок, но пуля прошла совершенно беззвучно. Девочка пострадала чисто случайно. Пуля попала в нее или на излете, или рикошетом. Вряд ли снайпер стал бы целиться в ребенка. Вполне вероятно, что это была специальная винтовка со встроенным глушителем, поскольку обычный глушитель отрицательно влияет на точность выстрела.

Ляо с удивлением взглянул на меня.

– Откуда ты набралась всего этого?

– Не забывай, что я пишу детективы.

– Не исключено, что все было так, как ты описала. Непонятно только, кому предназначалось это предупреждение – тебе или Стиву. Кстати, что тебе известно об Иродиадисе? Любопытные у твоей подруги знакомые. Обычный бизнесмен не носит на щиколотках пистолеты.

– Ничего не известно, – соврала я. На всякий случай я решила не распространяться о своих подозрениях. Я ведь могла ошибиться. – Адела познакомилась с ним вскоре после того, как мы прибыли в отель. Инициатива исходила от Стива. Я при их встрече не присутствовала. Попробуй проверить Иродиадиса по своим полицейским каналам. Для начала было бы неплохо незаметно взять у него отпечатки пальцев.

– Именно так я и собираюсь поступить. Ладно, уже поздно. Мне пора. Надо сделать еще кое-какие дела. Завтра утром я тебе позвоню.

– Ну уж нет! – Я вцепилась в рукав полицейского. – Так не пойдет. Ты все время увиливаешь от разговора. Ты мне обещал рассказать обо всем, что связано с бомбой Тетерина. Я ожидала, что ты сделаешь это перед поездкой в Батубулан, но ты нарочно появился в самый последний момент. Теперь у тебя, видите ли, дела. Завтра ты еще что-нибудь придумаешь, а я не хочу больше ждать. Кстати, кем были парни, которых убили в «Саду многообразия»?

– Ведется расследование. Точно еще ничего не известно, – снова уклонился от ответа Сианон.

– Но что-то тебе должно быть известно. У них были при себе какие-нибудь документы? Ты знаешь хотя бы, из какой они страны?

– Документов при себе у них не было, но есть подозрение, что это были русские.

– Подозрение или уверенность? На чем основано это подозрение?

– Извини, но мне действительно надо идти. Как только я что-то узнаю, сразу же сообщу тебе.

– Так я тебе и поверила!

– Придется поверить. У тебя просто нет другого выхода.

Лицо полицейского приблизилось к моему, и его губы коснулись моей щеки.

– До завтра.

– Иди к черту, – проворчала я, глядя вслед растворяющемуся в темноте силуэту.

У дверей своего номера я столкнулась с Аделой.

– Предательница! – возмущенно заявила она.

Подруга выглядела одновременно и злой, и напуганной.

– А что я такого следала? – удивилась я, отпирая дверь.

Адела влетела в комнату и с разбега плюхнулась на кровать.

– И у тебя хватило совести оставить меня одну в такой момент?

– В какой момент? По-моему, это ты оставила меня одну и с самого момента приезда только и делала, что развлекалась со своим греком. Кстати, и сейчас я оставила тебя не одну, а со Стивом.

– Это не мой грек.

– Ладно, я готова изменить формулировку. Ты развлекалась с чужим греком.

– Ты представляешь, этот негодяй вместо того, чтобы утешить меня, спокойно попрощался и отправился спать.

– Не вижу в этом ничего противоестественного. Время-то позднее. И вообще я не понимаю, что с тобой происходит. С чего это ты вдруг так возжаждала моего общества?

– Ты что, совсем бесчувственная? Нас всех чуть не убили.

– Не преувеличивай. Убили девочку-фею. Вполне вероятно, что к нам этот выстрел не имел никакого отношения.

– Ты сама-то веришь в то, что говоришь?

– Верю, не верю – какая разница? Что с тобой происходит? Ты ведь не в первый раз сталкиваешься со смертью. Когда взорвался самолет Педро Гонсалеса, ты отнеслась к этому гораздо спокойнее.

– Тогда все было по-другому. Тогда я была совершенно уверена, что к нам этот взрыв не имеет никакого отношения. Гонсалес сам был похож на преступника, и взрыв мог быть обычным сведением счетов. Смерть девочки – совсем другое дело. Мы видели, как она танцевала, радовалась празднику, своему красивому наряду. Казалось, у нее впереди долгая прекрасная жизнь – и в один миг все оборвалось. Почему? Она ведь никому не сделала зла.

– Ты отождествляешь эту девочку с собой?

– Сама не понимаю, что со мной происходит. Что-то я совсем расклеилась. Мне жалко девочку-фею, жалко себя, жалко тебя. Пуля ведь могла попасть в любого из нас. – Адела всхлипнула и уткнулась лицом в подушку.

Я легла на кровать рядом с ней и погладила подругу по голове.

– Эта девочка ничего не почувствовала. Она была счастливой, уходя к своим богам, феям и духам. Она ощутила сильный толчок, а потом просто заснула – вот и все. Она не страдает, страдаешь ты.

– Думаю, ты права, – шмыгнула носом Адела. – Не понимаю, чего я вдруг так раскисла. Наверное, я просто устала.

– Тебе надо хорошенько выспаться. Завтра ты все увидишь в другом свете.

Я не ожидала, что Адела так быстро последует моему совету. Она еще раз шмыгнула носом, свернулась калачиком на постели, а потом тихо и равномерно засопела.

Не желая будить подругу, я аккуратно вытянула у нее из кулака ключ от ее номера, и, тихонько захлопнув за собой дверь, вышла в коридор. Эту ночь я решила провести в комнате Аделы.

Я приняла горячую ванну, надеясь, что после этого я тоже засну, как младенец, но это оказалось не так просто. Теперь я была полностью убеждена в том, что мои дурные предчувствия сбылись, и в конце концов я оказалась именно там, где и должна была оказаться. Действительно, от судьбы не убежишь. Я ожидала неприятностей в Москве, а неприятности, оказывается, подстерегали меня на другом конце света. На чем была основана эта иррациональная уверенность, я вряд ли смогла бы объяснить. Так говорила моя интуиция. Как ни странно, подобное положение дел меня вполне устраивало.

С того момента, как соседи надумали линчевать меня за похищенного козла, судьба явно подталкивала меня в каком-то одной ей ведомом направлении. Чего ради она это делала – совершенно непонятно, да в общем-то и не важно. В результате я оказалась на роскошном тропическом острове в самом центре таинственных событий, в которые были замешаны финансирующий террористов арабский миллиардер; убитый на Сицилии легендарный русский киллер, в прошлом Герой Советского Союза; ортодоксальный еврей, неожиданно превратившийся в грека; русский изобретатель, из мести угробивший французский «конкорд» и, возможно, собиравшийся взорвать половину Индонезии при помощи своей электромагнитно-ядерной бомбы, а также индонезийский полицейский, успешно прикидывающийся японским бизнесменом. О чем еще может мечтать писатель детективных романов? Уж это подарок, так подарок!

Ах да, я ведь чуть не позабыла о ледоколе «Ленин». Вряд ли этот шедевр советского кораблестроения болтается в здешних водах исключительно из любви к тропическому климату. Надо будет узнать, кому он принадлежит.

По сравнению с участниками разыгрывающегося на Бали спектакля я выглядела совершенно безобидной. Просто мелкая сошка, с любопытством наблюдающая за развитием событий. А раз так, то нечего и волноваться. Кому я нужна? Я чувствовала, что худшее из того, что могло случиться, уже случилось. В дальнейшем все зависит только от меня. Если я буду осторожной и не стану лезть на рожон, то ничего страшного со мной не произойдет.

Окончательно успокоившись на этой мысли, я сама не заметила, как уснула.

Оглушительный визг вонзился в мои барабанные перепонки, как рог быка в тело зазевавшегося тореадора. Я испуганно подпрыгнула на кровати. Визг, доносящийся из-за стены, перешел в истошные прерывистые крики. Послышался скрип, звук ударов, что-то упало.

Я потрясла головой, пытаясь сообразить, что происходит, и тут до меня дошло, что крики доносятся из моего номера. Адела!

Я отшвырнула в сторону одеяло и, нащупав впотьмах халат, накинула его на голое тело. Пулей вылетев в коридор, я повернула ручку двери моего номера и дернула ее на себя. Дверь не открылась. Конечно! Я захлопнула ее, уходя, а ключ оставила внутри, чтобы Адела, когда проснется, могла выйти. Крики тем временем становились все громче и истошнее. Двери номеров в коридоре начали распахиваться. Из них высовывались заспанные встревоженные люди.

«Ее пытаются убить! – с ужасом подумала я. – Вернее, не ее, а меня. Это же мой номер!»

Подруге удалось наконец добраться до двери, и она колошматила в нее кулаками, отчаянно взывая о помощи на родном русском языке.

– Ключ! Поверни ключ! – заорала я по-русски, но, похоже, Адела уже ничего не соображала.

Прекрасно понимая, что пытаться выбить дверь босой ногой далеко не лучшая идея, я все же решила пожертвовать собой и изо всех сил врезала пяткой по дереву. Дверь содрогнулась, но не поддалась. Зато теперь и я подвывала в унисон с Аделой, прыгая на одной ноге и мысленно кляня себя за глупость.

Из соседнего номера выскочил мускулистый мужчина.

– Отойдите от двери! Сейчас я выбью ее! – крикнул он по-английски, отодвигая меня в сторону.

– Адела! Немедленно отойди от двери! – на всякий случай закричала я по-русски, надеясь, что подруга сообразит-таки отодвинуться в сторону.

Мужчина разбежался и, крякнув, плечом высадил дверь.

К счастью, Адела успела отскочить.

Дрожащая, как испуганная болонка, подруга вылетела в коридор и с коротким стоном бросилась на шею своему спасителю, бормоча слова благодарности и заливая слезами его мускулистое плечо.

Спаситель, слегка растерявшийся от столь бурного выражения чувств, в свою очередь, обнял Аделу, бормоча принятые в подобных случаях слова утешения. При этом он вытягивал шею, пытаясь заглянуть в номер и определить, что же послужило причиной паники.

Меня этот вопрос интересовал не меньше, чем его. В номере было тихо и темно. Я зажгла свет и осторожно шагнула в прихожую. Спаситель сделал движение, явно желая последовать за мной, но Адела в этот момент, в благодарность за проявленное мужество, покрывала его лицо восторженными поцелуями, а прерывать подобный порыв ему было явно неудобно.

В номере никого не оказалось. Матрас на кровати был сдвинут в сторону, а на полу валялась разбитая настольная лампа. На всякий случай я заглянула в ванную комнату, в шкаф, под кровать, но никого там не обнаружила. Затем я столь же безрезультатно обследовала балкон и вернулась в коридор, гадая, что же могло приключиться с моей подругой. Балконная дверь оказалась не запертой. Возможно, кто-либо проник в комнату через нее, а затем тем же путем сбежал?

К Аделе, ее спасителю и собравшимся вокруг них зевакам уже успели присоединиться пара горничных, представитель службы безопасности и менеджер гостиницы. Зеваки с готовностью объясняли менеджеру, что случилось.

– Там никого нет, – проинформировала я собравшихся.

Я тронула Аделу за плечо, пытаясь привлечь ее внимание.

– Кто на тебя напал?

Адела вздохнула и неохотно отлепилась от мускулистого торса мужчины.

– Не знаю, – сказала она. – Честное слово, не знаю.

– Не знаешь? – удивилась я. – Конечно, ведь было темно. Ты не смогла его разглядеть. Это был мужчина?

– Нет, – покачала головой Адела.

– Неужели женщина? – изумилась я.

Подруга снова покачала головой.

– Понятия не имею, что это было. Какое-то жуткое существо. Оно звенело и светилось в темноте, и еще на нем были человеческие черепа, а потом оно вцепилось когтями мне в грудь.

Окружающие с нарастающим любопытством прислушивались к нашему диалогу.

– Оно? – переспросила я. – Нельзя ли поточнее? Что ты имеешь в виду?

Адела всхлипнула и снова задрожала.

– Не знаю, что это за тварь. Я слышала звон и видела огромные светящиеся зубы. Прямо на моей кровати, представляете! Может, это был гуманоид?

– С вашей подругой часто такое случается? – мрачно оглядывая валяющуюся на полу покореженную дверь, поинтересовался менеджер гостиницы. – У нашего отеля безупречная репутация, и до сих пор на наших клиентов не нападали светящиеся гуманоиды с черепами, вонзающие когти им в грудь.

– Вы что, намекаете, что я полоумная? – вызверилась на него Адела. – Хотела бы я посмотреть, что запели бы вы, окажись вы на моем месте.

– Уж кто-кто, а я бы не оказался на вашем месте, – возразил менеджер. – К счастью, мне не мерещатся звенящие черепа. Пить меньше надо. Еще одна подобная выходка, и вам придется переехать в другой отель. Кроме того, вам придется заплатить за испорченную дверь.

– Это вам придется заплатить за нанесенный мне моральный ущерб, – окончательно разъярилась Адела. – Я же говорю, что оно вцепилось когтями мне в грудь. Не верите – смотрите!

Подруга, как матрос, идущий на амбразуру, рванула блузку на груди.

Менеджер сделал вид, что отводит глаза, но не удержался и, по-птичьи наклонив голову, уставился на грудь Аделы. В глазах нашего спасителя отразилось одобрение.

– Но у тебя там нет никаких отметин от когтей, – заметила я.

– Как это нет?

Отведя возмущенный взгляд от менеджера, подруга оглядела свою грудь и нервно запахнула блузку.

– Ой! Где же они? – растерянно пискнула она.

– Возможно, вам приснился кошмар? – великодушно предположил спаситель. – Со мной иногда такое случается.

– И вы каждый раз устраиваете подобные представления? – язвительно поинтересовался менеджер.

– Подождите минутку. Пожалуйста, постарайтесь не шуметь, – попросила я, заходя в прихожую и выключая в номере свет.

– Вы что, совсем спятили? – покачал головой менеджер.

– У Аделы не бывает галлюцинаций, – сказала я. – По крайней мере до сих пор не было. Я просто прошу пару минут тишины. Давайте проведем эксперимент. Было бы лучше, если бы мы отключили свет еще и в коридоре.

– Ладно, – проворчал менеджер. – Похоже, вы все здесь ненормальные. Я выключу свет на пару минут, но сразу после этого вы прекратите морочить людям головы и заплатите за нанесенный отелю ущерб.

Он отдал распоряжение на бахаса Индонесиа сотруднику службы безопасности, тот удалился, и несколько секунд спустя мы оказались в полной темноте. Слышалось только прерывистое дыхание окружающих меня людей.

В тревожной тишине тоненько звякнул колокольчик.

– Ой! – тихо пискнула Адела. – Это оно. Я же говорила!

Я почувствовала, как она отодвинулась, снова прижимаясь к освободившему ее мужчине. Я бы тоже сейчас с удовольствием к кому-нибудь прижалась.