Текст книги "Очень смертельное оружие"

– Только не будем останавливаться в «Пури Багус Ловина», – сказала Адела. – У меня с этим отелем связаны слишком неприятные воспоминания. Кроме того, если уж оттягиваться, так на полную катушку. Я хочу жить как королева.

– А в какой отель мы поедем? – поинтересовалась я.

– Не знаю, – пожала плечами подруга. – Мы просто попросим таксиста отвезти нас в самый роскошный отель Ловина-Бич. Возьмем президентские апартаменты.

– Но ведь это, должно быть, жутко дорого, – заметила я.

– Вот и отлично, – хмыкнула Адела. – Бобчик навсегда запомнит, что значит бросать меня одну и уезжать в Канаду.

Так мы оказались в отеле «Кандидаса». Отделанный мрамором и ониксом холл напоминал бы Версаль, если бы по нему не сновали одетые в безупречные белоснежные ливреи смуглые носильщики-индонезийцы. Президентские апартаменты оказались заняты, и нам пришлось ограничиться двумя расположенными по соседству «люксами».

Заполняя формуляры перед стойкой менеджера, я почувствовала на себе чей-то взгляд и, обернувшись, увидела мужчину, стоящего на противоположной стороне холла. Из-за близорукости я не могла толком разглядеть черты его лица, но, судя по высокому росту и цвету кожи, это был европеец.

Поймав мой взгляд, мужчина отвел глаза, повернулся и вышел из отеля.

– Сейчас пообедаем, потом искупаемся в океане, а вечером отправимся на дискотеку, – возбужденно заявила Адела, прыгая на роскошной двуспальной кровати своего «люкса».

– Между прочим, я обещала Бобчику присматривать за тобой, – заметила я.

– Вот и присматривай! – пожала плечами подруга. – Ты ведь обещала ему именно присматривать за мной, а не доносить о каждом моем шаге. На роль дуэньи ты явно не годишься.

Я вздохнула, понимая, что невольно оказалась между двух огней.

– Послушай, до обеда еще целых полчаса, – загорелась новой идеей Адела. – Давай сгоняем на пляж! Зачем терять драгоценное время?

– Вообще-то я собиралась разобрать вещи и принять душ, – заметила я. – За полчаса мы все равно ничего толком не успеем посмотреть.

– Зануда! – вынесла свой приговор Адела. – Ладно, ты принимай душ, а я пока погуляю. Договорились? Ровно через полчаса я зайду к тебе.

– Только, пожалуйста, постарайся обойтись без приключений, – попросила я.

– Какие еще приключения! – лицемерно возмутилась Адела. – Мы же договорились: полный покой и здоровый образ жизни.

Ехидно подмигнув мне, она соскочила с кровати и, помахав на прощание ручкой, исчезла за дверью.

Через полтора часа я, злая и голодная, стояла на балконе своего номера, вглядываясь в голубую даль и гадая, сколько еще придется ждать мою легкомысленную подругу. Внизу призывно колыхались пальмы, океанская волна лениво накатывалась на белоснежный песок, а я, опасаясь возможности разминуться с Аделой, торчала здесь, как часовой на боевом посту.

Я посмотрела на часы и приняла твердое решение, что, если подруга не появится в ближайшие десять минут, я отправлюсь обедать одна.

Телефон зазвонил в тот момент, когда я уже собиралась выходить.

– Ты еще здесь? – послышался возбужденный голос Аделы.

– Интересно, где еще я могу быть? – удивилась я. – Вопрос в том, где находишься ты.

– Извини, я совсем потеряла счет времени. Со мной тут такое произошло, ты просто не поверишь……

Я вздохнула:

– С тобой я поверю во что угодно. И кто же он?

– Грек. Такой красавец – просто отпад, и к тому же безумно богат.

– Возможно, я покажусь тебе занудой, если напомню, что твой Бобчик тоже красавец и тоже безумно богат.

– При чем тут Бобчик? – В голосе подруги звучала обида. – Это совсем не то, о чем ты подумала. Не могу же я превратиться в затворницу только потому, что моему благоверному захотелось похоронить себя в снегах Большого Невольничьего озера. Я просто завязываю социальные контакты – и только.

– Социальные контакты – это, конечно, хорошо, – покорно согласилась я. – А как насчет обеда? Ты не подумала о том, что, пока ты развлекаешься со своим греком, я здесь умираю от голода?

– Слушай, а ты не можешь пообедать одна? Только не обижайся. Понимаешь, Стив пригласил меня, и мне просто неудобно отказаться.

– Стив – это грек? – на всякий случай уточнила я.

– Вообще-то его зовут Стефанос Иродиадис, но я зову его Стив.

– А как он тебя зовет? – полюбопытствовала я. – Прекрасной Афродитой?

– Твоя ирония совершенно неуместна. Хотела бы я посмотреть, как бы ты поступила на моем месте.

– Ладно, – сказала я. – Развлекайся со своим греком.

– Не обижайся, – попросила Адела. – Я уверена, что тебе не придется скучать. В этом отеле полно богачей. Может в ресторане с тобой захочет познакомиться какой-нибудь арабский шейх.

– Только мусульманина мне не хватало для полного счастья, – заметила я. – Всю жизнь мечтала оказаться сто пятой женой в гареме.

– Не хочешь арабского шейха, пусть будет итальянский граф, – великодушно предложила подруга. – Главное – развлекайся на полную катушку. Жизнь ведь у нас одна.

С таким аргументом трудно было не согласиться.

Вопреки предсказаниям Аделы ни итальянских графов, ни арабских шейхов в ресторане не обнаружилось, и я, наслаждаясь покоем, с удовольствием пообедала в гордом одиночестве.

Еще окончательно не оправившись от последних потрясений, я приняла мудрое решение о том, что мне просто необходимо отдохнуть от приключений по крайней мере до конца года. Пусть Адела флиртует с греками, ходит на дискотеки и исполняет на пляже танец живота. Пусть хоть на голове стоит. Меня это не касается. Лично я собираюсь работать, совершать неторопливые одинокие прогулки, купаться в море и, как уже было упомянуто, вести здоровый образ жизни.

Позабыв о том, что благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад, я вернулась в номер, переоделась в купальный костюм и юбку-парео и, прихватив полотенце, отправилась осматривать местные достопримечательности.

Для начала я, как, впрочем, поступил бы любой нормальный турист, отправилась на пляж. Океан был теплым, как парное молоко. Полчаса я лениво плавала вдоль берега, борясь с искушением заплыть за буйки. Больше всего мне нравилось заплывать далеко в море, где привычный мир исчезает и где нет ничего, кроме воды и неба, сливающихся в призрачной линии горизонта, но, представив полчища поджидающих меня там изголодавшихся акул, я благоразумно предпочла отказаться от любимого развлечения. Конечно, сомнительно, что акулы будут поджидать меня именно за буйками. Вероятно, их здесь просто нет. Кажется, я где-то читала, что они не заплывают за барьер коралловых рифов. Но все-таки береженого Бог бережет.

Обсохнув и немного позагорав, я решила поближе познакомиться с жизнью острова. Береговая линия, как, впрочем, на любом курорте, была застроена бесконечными зданиями отелей и апартаментов, а мне хотелось увидеть настоящий Бали с его многоярусными храмами, бамбуковыми хижинами и крытыми рисовой соломой часовнями.

Оглядываясь по сторонам и поминутно останавливаясь, чтобы поглазеть на разряженных местных красавиц, мужчин в цветных саронгах – обернутых вокруг бедер кусках ткани, торговцев сувенирами и лапшой, колоритных рикш и беспечно резвящихся прямо на улице обезьян, я все дальше удалялась от берега.

Часа через полтора, взобравшись на невысокий холм, я обнаружила там обнесенный оградой парк, в котором между густыми темно-зелеными кронами тропических растений проглядывали покатые резные крыши пагод и беседок.

На стене рядом с воротами висел герб Индонезии, на котором сверкающая золотым оперением легендарная птица Гаруда держала в когтистых лапах ленту с древнеяванским изречением «Бхинека тунггал ика», что в переводе означало «Единство – в многообразии».

Это я выяснила из пояснительной таблички, написанной на английском языке и прикрепленной непосредственно под гербом. Еще я узнала, что в Индонезии живет около четырехсот народов и народностей, говорящих более чем на двухстах языках и диалектах.

В парке, называющемся «Сад многообразия» – «Агун тунггал», были представлены модели культовых и жилых построек различных народностей.

Заплатив за вход 2000 индонезийских рупий, я ступила на красивую тенистую аллею. Парк оказался неожиданно большим, и, к моему удивлению, выяснилось, что я чуть ли единственная его посетительница. Впрочем, это было легко объяснимо. Для местных жителей купить билет, пусть и стоящий чуть меньше полутора долларов, было почти недоступной роскошью, а иностранные туристы, как правило, предпочитали проводить время на пляжах, в барах и дискотеках, а не взбираться на холмы по тридцатиградусной жаре.

После заполненных народом, машинами, рикшами и велосипедами улиц Ловина-Бич тенистый парк показался мне райским уголком, и я подумала, что предпочла бы жить здесь в одном из домиков, а не в шумном многоэтажном отеле.

Я бездумно бродила по аллеям, заглядывая в крестьянские кампунги и храмы, молельни и помещения для жертвоприношений, отдыхая в ажурных резных беседках и все больше убеждаясь в том, что это самое мирное и спокойное место на земле.

К моему удивлению, в отличие от других строений дверь в китайский храм оказалась закрыта. Я потянула ручку на себя, и дверь с легким скрипом поддалась. Машинально затворив ее за собой, я очутилась в миниатюрной прихожей, отгороженной от основного помещения лаковой ширмой.

Я обогнула ширму и, с любопытством рассматривая узорчатую резьбу на стенах и потолке, вступила в комнату. Окна заменяли расположенные под потолком резные деревянные решетки. Через них в комнату проникали солнечные лучи, с легким искажением пропорций вычерчивающие на стенах и полу изображенный на решетках орнамент. Я проследила взглядом за солнечным лучом и, вздрогнув, замерла на месте.

Тень темными перекрещивающимися полосами накрывала лица и тела двух лежащих на полу мужчин, создавая иллюзию того, что они находятся за решеткой. Золотистые солнечные лучи, как световые указки, насмешливо высвечивали маленькие отверстия пулевых ран – на лбу у одного и на левой груди у другого. Из ран сочились тоненькие струйки еще не свернувшейся крови. Это означало, что убийство было совершено за считанные минуты до моего появления.

Еще один луч уперся в курок валяющегося рядом с телами пистолета с глушителем.

«Стрелял профессионал», – мелькнуло у меня в голове.

Мне стало нехорошо. Не то чтобы меня так травмировал вид трупов, скорее это был шок от контраста между безмятежным спокойствием этого безлюдного ухоженного сада, завораживающей игрой света и тени и грубым прикосновением смерти к искаженным то ли страхом, то ли яростью лицам убитых.

Они оба были европейцами, молодыми и хорошо физически развитыми. Я чуть не стала свидетельницей убийства. Просиди я в беседке на две минуты меньше, у меня был реальный шанс стать третьей жертвой. Профессионалы обычно не оставляют в живых свидетелей. А что, если меня сочтут убийцей?

В голове лихорадочно замелькали мысли о том, что меня прекрасно запомнил служащий, продающий билеты у входа в парк, что, даже если я сотру отпечатки пальцев на двери, уничтожить все следы обуви внутри и в окрестностях китайского храма я все равно не успею, а это значит, что меня вполне могут вычислить.

В любом случае следовало как можно скорее исчезнуть с места преступления и первым же рейсом покинуть злосчастный остров. Что за злой рок преследует меня на Бали? Мысленно я дала себе зарок, что, если мне удастся выйти сухой из воды, ноги моей больше не будет не только в Индонезии, но и вообще во всем Индокитае.

Скрип открывающейся двери застал меня врасплох. Понимая, что, возможно, я делаю самую большую глупость в своей жизни, я схватила с пола пистолет и, крепко сжав его руками, прижалась спиной к стене, больше всего жалея о том, что в помещении храма не оказалось ни одного укрытия.

«Теперь мне уж точно конец, – с тоской подумала я. – Если это полиция, она возьмет меня прямо над тепленькими трупами с орудием убийства в руках, а если это убийца, он меня прикончит».

Выпрыгнувший из-за ширмы человек не носил полицейской формы. Сердце взлетело куда-то вверх, застряв в горле. Время, казалось, остановилось, и я, как в замедленной съемке, наблюдала, как мужчина приземлился в классическую стойку стрелка, а дуло его пистолета четко и безжалостно нацелилось на меня. Тень оконных решеток на темном лице придавала ему зловещее выражение. Скорее почувствовав, чем разглядев, как его палец напрягся на курке, я, повинуясь инстинкту самосохранения, первой нажала на спусковой крючок.

Раздался сухой щелчок, и я не поняла, то ли это была осечка, то ли в пистолете не осталось патронов. Теперь мне уж точно конец. Я жала и жала на курок, уже без надежды, просто чтобы какими-то действиями заполнить пустоту до момента, когда наконец прозвучит ответный выстрел. Кровь пульсировала в висках, почти разрывая вены, в глазах у меня мутилось. Казалось, что, если он меня не застрелит сейчас, я сама умру, не выдержав нервного напряжения.

Щелкнув курком, наверное, в пятнадцатый раз, я ощутила, как страх переходит в злость. Почему этот негодяй не стреляет? Он что, решил поиздеваться надо мной, когда понял, что у меня нет патронов?

С другой стороны, то, что меня пока не пристрелили, было хорошим знаком. Если мне удастся подобраться поближе к этому типу и усыпить его бдительность, может, я даже сумею отнять у него оружие? Конечно, это было маловероятно – я всего лишь писатель, а не ниндзя, но попытаться стоило, хотя бы для очистки совести.

Только как, интересно, усыпить его бдительность? Может быть, для начала завязать разговор? О чем, интересно? Может, о погоде? Не слишком оригинально, но в подобных обстоятельствах оригинальность – не главное. Пока я раздумывала над вступительной фразой, потенциальный убийца сам решил проявить инициативу.

– Это ты? – с некоторым изумлением в голосе спросил он.

Возможно, он имел в виду: «Это вы?» Изъяснялся он по-английски, а в английском языке, как известно, «ты» и «вы» обозначаются одним и тем же словом.

– Не исключено, – несколько уклончиво ответила я.

В конце концов, откуда мне знать, за кого он меня принимает?

– Что ты здесь делаешь?

Убийца оказался на редкость любопытным.

Действительно, что я здесь делаю?

– С тобой разговариваю, – пояснила я, решив на всякий случай изображать круглую дуру, чтобы бандит расслабился и потерял осторожность.

– Это ты их убила?

– Делать мне больше нечего, – фыркнула я. – Я людей только в книгах убиваю. Этого мне более чем достаточно. Я вообще понятия не имею, кто эти типы.

– Черт возьми, как ты здесь очутилась?!

Ну вот, разозлила-таки его. Ничего, если надо, я тоже могу разозлиться.

– Гуляла! – огрызнулась я. – Мы что, знакомы?

– А ты меня не узнаешь? Впрочем, было бы странно, если бы узнала. Для европейцев все индонезийцы на одно лицо.

– У меня нет ни одного знакомого индонезийца, – покачала головой я. – Скорее всего ты меня с кем-то путаешь.

– Ирина Волкова? – поинтересовался убийца.

У меня забрезжила догадка. Одного индонезийца я все-таки знала. Лейтенанта полиции, который сначала арестовал, а потом отпустил Аделу. Я действительно не помнила его лица, только смуглый цвет кожи и черные волосы, как, впрочем, у всех его соотечественников. Неужели это он? Выходит, я чуть не убила полицейского? Мне повезло, что в пистолете не оказалось патронов! Впрочем, полицейскому повезло еще больше. Похоже, парень родился в рубашке.

– Лейтенант полиции Ляо Сианон, – напомнил он. – Мы с тобой встречались в прошлом году.

– Теперь вспомнила, – сказала я. – Ты меня арестуешь?

– Но ведь это не ты их убила? – Полицейский небрежно махнул пистолетом в сторону лежащих на полу тел.

– А для полиции такая мелочь имеет значение? Ты меня застукал над свеженькими трупами с орудием убийства в руках. И ты не хочешь меня арестовать?

– Не хочу, – покачал головой Ляо.

– Почему? – спросила я.

– Что «почему»? – не понял индонезиец.

– Но ведь я стреляла в тебя. Чуть тебя не убила. Вообще-то я не хотела тебя убивать, просто я приняла тебя за убийцу.

– Помолчи минутку, ладно?

Полицейский достал из кармана сотовый телефон и, набрав номер, что-то произнес на незнакомом мне языке.

– Дай пистолет, – потребовал он.

Я с изумлением наблюдала за тем, как он носовым платком тщательно стирает с оружия убийства мои отпечатки пальцев. Затем он бросил пистолет рядом с трупами.

– Пойдем, – сказал он.

– Как это пойдем? – удивилась я. – Ты соображаешь, что делаешь? Ты же улики уничтожаешь! На этом пистолете могли остаться отпечатки пальцев настоящего убийцы! Кроме того, ты должен дождаться приезда следственной бригады!

– Ты собираешься учить меня, как я должен выполнять свои служебные обязанности? – удивленно вскинул брови Сианон.

Как-то подозрительно он себя ведет. Не похоже, чтобы он всерьез собирался расследовать это дело. Может, он сам их убил? Поэтому и знает, что я невиновна?

– У вас в Индонезии полиция тоже работает на мафию? – поинтересовалась я.

Ляо мрачно посмотрел на меня.

– Есть две категории людей, которые я ненавижу, – чеканя слова, произнес он.

– Только две?

– Только две. Это женщины и писатели детективных романов.

– Намек поняла.

– Одно из двух. Или ты сейчас же пойдешь со мной, или я тебя немедленно арестую и посажу в тюрьму за убийство.

Я вздохнула:

– Так бы сразу и сказал. При подобной постановке вопроса я готова идти за тобой хоть на край света. Только ответь мне на один вопрос. Насчет женщин тут все понятно. А что тебе сделали писатели детективных романов? Неужели один из них увел твою жену?

– Если ты сейчас же не замолчишь, я тебя арестую.

– Молчу, – согласилась я. – Но только подчиняясь грубому нажиму. Прошу занести это в протокол.

Сианон глухо скрипнул зубами.

Я безмятежно улыбнулась ему в ответ.

Я молча следовала за индонезийским полицейским по узким тенистым аллеям, гадая, куда он меня ведет. Увидев цель нашего путешествия, я расхохоталась. В сетчатом заборе парка была аккуратно прорезана дыра, прямо как в Московском ботаническом саду. Похоже, Ляо посещал местные достопримечательности, не утруждая себя покупкой билетов. Одно из двух – или он хотел незаметно проникнуть в сад, или у местных полицейских такая же мизерная зарплата, как и у наших отечественных милиционеров.

Через минуту я склонилась к первому предположению, поскольку, после того как мы благополучно выбрались за пределы сада, Сианон пригласил меня поужинать с ним в ресторане.

– Но ведь ты сам недавно утверждал, что ненавидишь женщин и писателей детективных романов, – удивилась я. – К сожалению, я подпадаю одновременно под обе эти категории. Желание побыть в моем обществе – это что, одна из специфических форм индонезийского мазохизма?

– Мне нужно с тобой поговорить, – объяснил Сианон.

– Всего лишь поговорить? Это хорошо. Я уж было заподозрила, что ты собираешься меня отравить.

В глазах лейтенанта полиции сверкнуло раздражение.

– Речь пойдет об очень серьезных вещах.

– Что ты называешь очень серьезными вещами?

– Придет время – узнаешь.

Не слишком-то он вежлив. Впрочем, чего можно ждать от полицейского? Мент, он и в Индонезии мент.

– Ладно, – вздохнула я. – Это даже интересно. Не каждый день удается поужинать в компании женоненавистника.

Ляо покачал головой, но ничего не ответил.

Под выписанной непонятной мне затейливой вязью вывеской небольшого ресторанчика висела табличка, выполненная латинскими буквами.

– Чочог – сенанг, – прочитала я, пытаясь запечатлеть в памяти непривычные для слуха созвучия нового для меня языка.

Мне нравилось запоминать слова новых языков и диалектов.

Полицейский выглядел задумчивым и слегка рассеянным. Создавалось впечатление, что он пытается принять какое-то важное решение. Возможно, он хотел понять, стоит ли ему вообще говорить со мной.

Мы вошли в ресторан и сели за столик. Официант принес переплетенные в красный сафьян меню. Набранные латинским шрифтом труднопроизносимые названия блюд ничего мне не говорили.

– Сделай заказ за меня, – попросила я Сианона. – Только, пожалуйста, выбери что-нибудь не слишком острое.

Ляо сказал официанту что-то по-индонезийски. Тот услужливо поклонился и ушел. Мы с полицейским молча уставились друг на друга. Я размышляла о том, что во время нашей первой встречи он не производил впечатления замкнутого человека и женоненавистника. Скорее наоборот. Похоже, Сианон был всерьез чем-то озабочен.

Чтобы немного отвлечь его, я решила для начала заняться лингвистическими изысканиями.

– Что такое «Чочог – сенанг»? – спросила я.

Полицейский с недоумением посмотрел на меня.

– Что?

– Я хочу узнать, как переводится название ресторана, – пояснила я.

– Ах, это…

Мне показалось, что Ляо был благодарен мне за то, что я не торопилась перейти к делу.

– Для индонезийца чочог и сенанг — это две всеобъемлющие жизненные категории, – объяснил он. – Эти слова имеют так много оттенков, что для них невозможно точно подобрать английский эквивалент. Теоретически можно перевести сенанг как «удобство, покой», а чочог означает нечто вроде «соответствия». Индонезийцы полагают, что все в мире должно находиться в гармонии, все должно подходить друг к другу, как, скажем, ключ к замку. Если муж и жена чочог, то брак счастливый, если погода и земля чочог, то будет обильный урожай. Курить сигаретку с гвоздикой – это сенанг, иметь покладистую жену – это сенанг, сидеть в дождь под крышей – сенанг. Пока у индонезийца мир в душе, пока ничто его не тревожит, не раздражает, то у него все чочог, а сам он – сенанг. В противном случае он – тидак сенанг.

– Любопытно, – сказала я. – Действительно всеобъемлющие понятия. То есть, говоря по-индонезийски, раз ты ненавидишь женщин и писателей, ты со мной не чочог, а это, насколько я понимаю, плохо. Может, нам имеет смысл для начала подружиться и перейти в категорию сенанг?

– Не получится, – покачал головой полицейский.

– Почему? – удивилась я.

– Хотя бы потому, что я собираюсь тебя шантажировать.

– Здорово, – оценила я. – А зачем?

– Затем, что мне нужна твоя помощь.

– Тогда просто попроси ее. Вдруг я соглашусь?

– Я в этом не уверен.

Я вздохнула:

– Но попробовать-то можно.

– Мне нужна женщина европейского типа с отсутствием криминального прошлого, которую никто на острове не знает.

– Зачем она тебе? – поинтересовалась я.

– Черт!.. Вообще-то я не должен этого делать.

– Ты уже это делаешь, – напомнила я.

– Для проведения расследования.

– Официального или неофициального?

– Наполовину.

– Что – наполовину?

– Наполовину официального, наполовину нет.

– Так не бывает. Если наполовину – значит, твое расследование не официальное.

– Не передергивай. Я же сказал – наполовину.

– Но ведь у вас в полиции наверняка служат женщины. Почему бы тебе просто не взять напарницу?

– У нас в полиции нет женщин европейской наружности. Кроме того, в силу соображений безопасности мне нужна партнерша со стороны, которая не будет в курсе происходящего.

– Как это – не будет в курсе происходящего?

– Это основное условие.

– То есть ты надеешься использовать меня вслепую? – удивилась я. – Ну уж нет, это точно не чочог.

– Я тоже думаю, что это не чочог, но, похоже, у меня нет другого выхода.

– То есть, если я откажусь, ты будешь меня шантажировать?

– Вот именно, – подтвердил полицейский.

– Ладно, валяй, шантажируй, – предложила я.

– После ужина, – вздохнул Ляо, взглянув на приближающегося официанта, несущего поднос с аппетитно дымящимся тушеным мясом. – Я весь день ничего не ел, а на голодный желудок я плохо соображаю.

Мясо с рисом и овощами оказалось просто восхитительным. Было немного непривычно есть его без хлеба, хотя, возможно, именно это придавало его вкусу дополнительное очарование.

– Ты здесь одна? – спросил индонезиец.

– Вообще-то я с тобой.

– Я имею в виду – на Бали.

– Я здесь с Аделой. Наверняка ты помнишь ее. Это ведь ты вел ее дело. Мы прилетели только сегодня утром. Моя легкомысленная подруга, едва распаковав вещи, тут же познакомилась с каким-то богатым греком и упорхнула в неизвестном направлении, а я вот сдуру отправилась осматривать местные достопримечательности. Результат налицо: меня собирается шантажировать грязный полицейский.

– Почему «грязный»? – удивился Ляо.

– Твое поведение около трупов было не слишком естественным для служителя закона, честно выполняющего свой долг.

– У меня были на это свои причины.

– Вот в этом я не сомневаюсь. Кроме того, приличные полицейские не шантажируют почти незнакомых гражданских лиц, заставляя их участвовать в рискованных полузаконных или даже незаконных расследованиях.

– Не думай, что мне самому это нравится, – раздраженно сказал Сианон. – Просто у меня нет другого выхода.

– Мы уже поужинали, если, конечно, не считать десерта, – напомнила я. – Пошантажируй меня наконец. Мне любопытно, как ты будешь это делать.

– Думаю, ты догадываешься. Если ты откажешься помогать мне, я арестую тебя по подозрению в убийстве.

– После того как ты стер мои отпечатки пальцев с пистолета?

– Не беспокойся, я что-нибудь придумаю. В тюрьму тебя, возможно, и не посадят, но тебе придется пробыть на Бали какое-то время, и, уверяю, твое пребывание здесь будет не слишком приятным.

– В таком случае имеет смысл обсудить альтернативные варианты. Что именно тебе от меня надо?

– Тебе придется всего лишь немного повращаться в высшем обществе, естественно, в моей компании. Это будет приятно и не слишком обременительно.

– В высшем обществе – в компании полицейского?

– В компании очень богатого японского бизнесмена.

– Мне показалось, что ты сказал: в твоей компании.

– Просто я на время перевоплощусь в японского бизнесмена.

Я расхохоталась.

– Не могу представить тебя в роли японца. Нихонго-га вакаримасу ка?[1]1
  Вы говорите по-японски?


[Закрыть]

– Хай, сукоси вакаримасу,[2]2
  Да, я немного говорю по-японски.


[Закрыть] – удивленно ответил Ляо. – А ты откуда знаешь японский?

– Да так, выучила немного, когда играла с японцами в го.

– Ты еще и в го играешь? – изумился Ляо.

– А ты знаешь, что такое го? – в свою очередь, изумилась я.

От полицейского с маленького индонезийского острова я не ожидала подобных сюрпризов.

– Я считаюсь самым сильным игроком на Бали, – гордо сообщил Сианон.

– Зато я входила в десятку сильнейших женщин России, – похвасталась я, на всякий случай не упомянув, что причиной тому был не мой выдающийся интеллект, а катастрофически малое число русских дам, знакомых с этой древней японской игрой.

К игре в го, по сложности значительно превышающей шахматы, я пристрастилась во время учебы в университете. Семинары по го организовывала кафедра математики, и очень скоро я убедилась, что эта игра засасывала почище наркотика. В отличие от шахмат партия проводилась на поле размером 19х19, а вариантов ходов существовало такое невероятное количество, что до сих пор не удалось создать компьютерную программу, играющую в го даже на среднем уровне.

Подметив в глазах Ляо зажегшийся при слове «го» фанатичный огонек, я поняла, что встретила родственную душу. Что-то неуловимо изменилось в наших отношениях, и я почувствовала, что наши отношения неумолимо переходят из тидак сенанг в фазу сенанг.

– А почему ты считаешь, что, если я соглашусь помогать тебе, я тебя не подведу? – поинтересовалась я. – Тебе же ничего обо мне неизвестно.

– Кое-что мне все-таки известно, – усмехнулся Ляо. – В прошлом году один колумбийский полицейский интересовался делом Чиана Бенвитуна и организованной за тобой на Бали слежкой. В обмен на эту информацию я выяснил некоторые подробности твоей личной жизни – так, из чистого любопытства. Похоже, тебе нравится сотрудничать с полицией.

– Вот тут ты глубоко заблуждаешься, – решительно возразила я. – Более того, перед приездом в Индонезию, я приняла решение больше не ввязываться ни в какие истории. Сначала меня пытались линчевать соседи, потом в меня стреляла из автоматов русская мафия. Хватит с меня приключений. То, что мне нужно, – это абсолютный покой.

– Абсолютный покой бывает только в могиле, – заметил Сианон. – Кстати, за что тебя хотели линчевать соседи?

– Они думали, что я украла у них козла.

– Козла? А зачем тебе понадобился козел?

– Черное порно снимать! – разозлилась я. – Да я вообще их козла в глаза не видела! И эту парочку в китайском храме я тоже не убивала, но ведь ты собираешься повесить на меня их убийство!

– Да ладно, не кипятись, – примирительно сказал Сианон. – Я так, из любопытства спросил. Ты не похожа на женщину, ворующую козлов.

– Спасибо на добром слове, – вздохнула я. – Теперь и я спрошу чисто из любопытства: с чего вдруг тебе понадобилось втираться в высшее общество, да еще в моей компании?

– Этого я не могу тебе сказать, – покачал головой Ляо. – Да и вообще для тебя будет безопаснее ничего не знать.

– Где-то я уже слышала подобную песню, – язвительно заметила я. – Похоже, полицейские везде одинаковы – что в Латинской Америке, что в Юго-Восточной Азии. Ладно, сказать не можешь, так хоть намекни.

– В некотором роде речь идет о государственной безопасности Индонезии, – осторожно заметил Сианон. – Это все, что я могу тебе сказать.

– В таком случае этим делом должна заниматься не полиция, а служба безопасности, – заявила я. – У вас ведь наверняка есть какое-нибудь индонезийское КГБ.

– Я не собираюсь больше обсуждать эту тему.

– Ладно, – усмехнулась я, вдохновленная неожиданно пришедшей мне в голову идеей. – Предлагаю тебе вариант, который, возможно, устроит нас обоих. Давай сыграем партию в го. Если выиграешь ты, я тебе помогу, стараясь не задавать лишних вопросов, а если выиграю я, ты оставишь меня в покое: никакого шантажа, никаких обвинений в убийстве, и вообще я больше никогда тебя не увижу.

Глаза полицейского торжествующе вспыхнули.

– Согласен, – ухмыльнулся он. – Только имей в виду – я действительно сильный игрок.

– А я люблю сильных игроков, – в свою очередь, улыбнулась я.

– Ты можешь подождать меня здесь десять минут?

– Куда ты собираешься?

– Здесь неподалеку есть китайский магазин. В нем продаются комплекты го. Прямо сейчас и сыграем.

– Ты не теряешь времени даром.

– Я же полицейский, – напомнил мне Сианон, исчезая за бамбуковой дверью.

Одной из удивительных особенностей го было то, что в этой игре характер человека раскрывался ярче, чем в любых психологических тестах. Почти бесконечное многообразие открывающихся возможностей позволяло игрокам в полной мере проявлять особенности своего характера и темперамента. По стилю игры можно было легко определить, труслив человек или агрессивен, безрассуден или осторожен, хитер или доверчив, способен ли он идти на компромиссы или предпочитает придерживаться жесткой линии поведения.

Ляо меня удивил. Он играл так, как, по моему мнению, играл бы типичный американский полицейский – «хороший парень», с великолепной физической подготовкой, у которого желание по-мужски разобраться с плохими парнями превалирует над здравым смыслом и интеллектом.