Текст книги "Нищий, вор. Ночной портье"

Из записной книжки Билли Эббота

1968

Случайно наткнулся на свежий номер европейского издания журнала «Тайм». И вдруг в разделе «Преступления» мне попадается заметка о Джордахах – малоприятная история нашего семейства и фотография обнаженной женщины. Короткое, но впечатляющее повествование о крахе, убийстве и позоре.

Я вырезал эту заметку и прилагаю ее к моим запискам. Она послужит моим потомкам, если таковые появятся, краткой иллюстрацией к их генеалогическому древу.

«Где, по-вашему, можно встретить троих детей эмигрировавшего в свое время из Германии и впоследствии покончившего жизнь самоубийством пекаря из маленького городка на Гудзоне? Представьте себе: на яхте возле Ривьеры. После того как недавно в антибском порту был убит Томас Джордах, более известный в прошлом как боксер среднего веса Томми Джордан, из досье французской уголовной полиции всплыло на поверхность еще несколько имен, в том числе: сорокалетний Рудольф Джордах, брат Тома, миллионер, бывший мэр города Уитби, штат Нью– Йорк; сын Джордана – Уэсли; Джин Прескотт Джордах, жена Рудольфа и наследница прескоттовской фармацевтической империи на Среднем Западе; Гретхен Берк, сестра обоих Джордахов и вдова театрального и кинорежиссера Колина Берка.

Согласно сведениям из антибских источников, Джордан скончался от побоев вскоре после своей свадьбы и после того, как вырвал свою подвыпившую невестку из лап портового бандита в весьма подозрительном ночном баре Канна.

По словам Джин Джордах, которая живет в роскошном отеле «Дю Кап», на нее напали, когда она зашла в бар выпить. Появившийся затем Джордан зверски избил приставшего к ней человека. На следующий день Джордан был убит у себя на яхте.

Представители французской полиции заявляют, что у них на подозрении целый ряд лиц».

К счастью, обо мне в заметке ни слова. Так что вряд ли кто-нибудь догадается о моем родстве с миссис Берк, вдовой известного режиссера и бывшей женой ничем не прославившегося сочинителя рекламы по фамилии Эббот. Моника, конечно, догадалась бы, потому что я много рассказывал ей о матери, но, к счастью, Моника не читает «Тайм». Этот журнал, по ее мнению, предназначен только для развлечения публики, поэтому правды в нем нет.

Я иногда думаю: а почему бы мне не попытаться стать журналистом? Я любопытен и хитер, а это два немаловажных качества для журналиста.

Моники дома нет. На столе записка. Ее не будет несколько дней. Моника считает, что женщинам позволено больше, чем мужчинам.

Я по ней уже скучаю.

Багаж перенесли в лимузин, который заказал для них портье. Гретхен, Джин и Инид разместились на заднем сиденье. Инид – со слезами на глазах, потому что ей предстояло расставание со своей французской няней. Рудольф в третий раз проверил, на месте ли билеты, и шофер распахнул перед ним переднюю дверцу, но тут к дверям отеля подъехала машина. Из машины вылезла небольшого роста, полная, неряшливо одетая женщина с седеющими волосами, а из-за руля – маленький полный мужчина.

– Вы Рудольф Джордах? – спросила женщина, направляясь к нему.

– Да. – В женщине было что-то знакомое.

– Ты, наверное, меня не помнишь, – сказала женщина. Она повернулась к маленькому полному мужчине: – Я говорила тебе, что он меня не вспомнит.

– Да, говорила, – согласился мужчина.

– А я тебя помню, – сказала женщина Рудольфу. – Очень хорошо помню. Я жена Тома, мать Уэсли. Я приехала за своим сыном. – Она нырнула в висевшую у нее на руке большую сумку и, вытащив экземпляр «Тайма», помахала им перед носом Рудольфа.

– О Господи! – простонал Рудольф. Он совсем забыл про журналиста и про телекс. А вот журналист, по-видимому, не забыл про него. Бедный Уэсли, его имя уже неделю как стало достоянием миллионов, и еще много лет на него будут смотреть с любопытством и, где бы он ни очутился, подходить и спрашивать: «Извините, не вы ли такой-то?»

– Разрешите взглянуть, что там написано, – потянулся за журналом Рудольф. Журналист приходил до того, как Уэсли попал в тюрьму, но мог, разумеется, не успокоиться и довести свою историю до конца. Рудольф нахмурился, представив себе, в каких красках «Тайм» способен расписать драку Уэсли с англичанином, оказавшимся в больнице с сотрясением мозга.

Тереза отступила и спрятала журнал за спину.

– Иди и сам купи себе журнал, – заявила она. – Судя по тому, что здесь написано, ты вполне можешь себе это позволить. Ты и твоя полоумная голая жена.

О Господи, они раскопали старую фотографию! Вот было бы счастье для человечества, если бы в один прекрасный день сгорели дотла архивы всех газет на земном шаре!

– Здесь все написано, – злорадно констатировала Тереза. – На сей раз тебе не удалось с помощью денег выручить моего бывшего муженька, а? Наконец-то он получил по заслугам!

– Извините, Тереза, – сказал Рудольф. Совершенно непонятно, как Том мог на ней жениться. Наверное, в момент бракосочетания он был либо пьян в стельку, либо очумел от наркотиков. Когда Рудольф видел ее в последний раз – три года назад в конторе Хита – он дал ей денег, чтобы она могла поехать в Рино и получить развод, – она была платиновой блондинкой и весила фунтов на двадцать меньше. Но и тогда выглядела не лучше и не хуже, чем сейчас. – Извините, что не узнал вас. Вы изменились.

– Ты меня не очень-то и запомнил. – Она не скрывала своего злорадства. – Познакомься с моим мужем – мистером Крейлером.

– Добрый день, мистер Крейлер.

Мужчина что-то хрюкнул в ответ.

– Где мой сын? – резким голосом спросила Тереза.

– Руди, – окликнула его из машины Гретхен, – мы можем опоздать. – Его разговора с этими людьми она не слышала.

Рудольфа бросило в жар, хотя утро было довольно прохладным.

– Извините меня, миссис Крейлер, – сказал он, – но мы спешим в аэропорт…

– Вам не удастся улизнуть от нас, мистер Джордах, – парировала Тереза, тыча ему в лицо скрученным в трубку журналом. – Не для того я проделала весь путь через океан, чтобы ты улетел у меня из-под носа.

– Я никуда не улетаю, – тоже повысил голос Рудольф. – Я провожу свою семью и вернусь. Через два часа мы можем встретиться здесь.

– Я хочу знать, где мой сын, – настаивала Тереза, держа его за рукав и не давая сесть в машину.

– Если угодно, он в тюрьме.

– В тюрьме! – взвизгнула Тереза и трагически поднесла руку к горлу. По ее реакции Рудольф понял, что об этом в журнале не было написано.

– Возьмите себя в руки! – резко сказал Рудольф. – Ничего серьезного не произошло.

– Ты слышишь, Эдди? – не унималась она. – Мой сын за решеткой, а он говорит, что ничего серьезного не произошло.

– Я слышал, что он сказал, – отозвался мистер Крейлер.

– Вот это семейка! Отдай ребенка им в руки, – продолжала Тереза так же визгливо, – и, не успеешь оглянуться, он уже попал в полицию. Счастье, что его папашу пришили, а то бы мне не узнать, где он находится, и одному Богу известно, во что бы его там превратили. А знаешь, кто должен сидеть в тюрьме… – Она отпустила Рудольфа, отступила на шаг и, театрально вытянув грозный указующий перст, с дрожью в голосе выкрикнула: – Ты, с твоими махинациями, взятками и грязными деньгами!

– Когда вы успокоитесь, – сказал Рудольф, делая попытку сесть в машину, – я вам все объясню. – И обратился к шоферу: – Allons-y[20]20
  Поехали (фр.).


[Закрыть].

Она рванулась вперед и снова схватила его за рукав:

– Нет, так легко вам не отделаться, мистер.

– Пустите, глупая вы женщина, – рассердился Рудольф. – У меня сейчас нет времени говорить с вами. Самолет ждать не будет, как бы громко вы ни кричали.

– Эдди! – взвизгнула Тереза. – Неужели ты позволишь ему смыться?

– Послушайте, мистер Джордах… – начал мужчина.

– Я вас не знаю, сэр, – ответил Рудольф, – и прошу не вмешиваться. Если вам угодно поговорить со мной, подождите, пока я вернусь. – Он довольно грубо стряхнул руку Терезы со своего рукава, и портье, который вышел попрощаться, с угрожающим видом двинулся в ее сторону.

Рудольф быстро сел в машину, захлопнул дверцу и защелкнул предохранитель. Шофер поскорее втиснулся за руль и включил зажигание. Когда они выезжали из ворот, Тереза стояла, гневно размахивая журналом.

– Что там такое? – спросила Гретхен. – Мы не слышали, о чем эта женщина говорила.

– Не имеет значения, – отрезал Рудольф. – Это мать Уэсли.

– Как она изменилась! – заметила Гретхен. – И не к лучшему. Что ей нужно?

– Если она верна себе, – ответил он, – значит, ей нужны деньги. – Придется отвести Гретхен в сторону и попросить ее проследить, чтобы к Джин не попал журнал «Тайм».

С открытой галереи аэровокзала Рудольф смотрел, как взлетает самолет. Попрощались они спокойно. Он обещал вернуться в Нью-Йорк при первой же возможности. Он старался не сравнивать сегодняшнее скромное прощание с праздничным весельем, царившим в аэропорту, когда они прилетели и Том встречал их вместе со своей невестой, а в гавани стояла готовая к выходу в море «Клотильда», которой предстояло, пройдя по каналу между островами, доставить их в Канн на купанье и торжественный обед.

Самолет скрылся из виду. Рудольф вздохнул и прошел через здание аэровокзала, борясь с искушением купить в газетном киоске «Тайм». Что бы там ни говорилось, рассказ этот, совершенно очевидно, радости ему не принесет. «Интересно, – думал он, – как удается людям, о которых пишут постоянно – политическим деятелям, министрам, актерам например, – заставить себя взять утром в руки газету?»

Вспомнив, что в отеле его ждут полная седеющая женщина и ее толстый маленький муж, он снова вздохнул. Как этой жуткой особе удалось найти себе мужа? Да еще второго. Между прочим, если этот человек из «Тайма» все еще в Антибе, нужно попросить его разыскать газетный снимок, на котором Терезу – под вымышленным именем, разумеется, – забирает полиция после облавы в публичном доме. Одна фотография стоит другой. Бедный Уэсли.

Чтобы оттянуть встречу, он попросил шофера отвезти его в Ниццу. Они проехали на улицу, где жила Жанна. Улица как улица. Он не знал, что станет делать, если она случайно выйдет из дома с детьми или с мужем-офицером. Ничего, наверное. Но она не вышла.

– Поехали в отель, – сказал Рудольф. – Кружным путем, вдоль моря.

При въезде в Антиб они проехали мимо порта. Рудольф увидел «Клотильду», на палубе копошилась крошечная фигурка – Дуайер. Рудольф не попросил шофера остановиться.

– Я свои права знаю, – настаивала Тереза. Они втроем расположились на небольшой полянке в парке отеля, где никто не мог слышать их разговора. Когда Рудольф вошел в вестибюль отеля, он застал супругов в напряженном ожидании. Они сидели лицом к лицу, с явным неодобрением косясь по сторонам и всем своим видом выражая молчаливый укор праздным постояльцам отеля, которые в поисках развлечений шли мимо них на теннисный корт или в плавательный бассейн. По пути в парк Рудольф спокойно, кратко и бесстрастно рассказал им, из-за чего Уэсли попал в руки полиции и теперь должен отбыть в Америку. Они угрюмо выслушали его, и Тереза сообщила:

– В Индианаполисе, где мы с мистером Крейлером живем, мы побывали у адвоката, и мне известны мои материнские права. – Голос Терезы терзал слух Рудольфа, как скрип мела по грифельной доске. – Уэсли еще несовершеннолетний, а поскольку отец его умер, то, по словам адвоката, я его законная опекунша. Правда, адвокат это говорил, Эдди?

– Да, адвокат так говорил, – подтвердил мистер Крейлер. – Именно так.

– Когда я заберу его из тюрьмы, – продолжала Тереза, – я увезу его в приличный дом, где он вырастет истинным христианином.

– Вам не кажется, что после той жизни, какую вы вели, было бы уместнее оставить религию в покое?

– Можешь не стесняться, говори откровенно. Мистеру Крейлеру известно, какую я вела жизнь. Правда, Эдди?

– Правда, – закивал головой Эдди, и его пухлый двойной подбородок затрясся в такт кивкам.

– Я была шлюхой и не боюсь в этом признаться, – почти с гордостью заявила Тереза. – Но я прозрела. На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся… – Она помолчала. – Дальше знаешь сам, не сомневаюсь, хотя и ты, и вся ваша семейка давным-давно забыли про Бога.

– К сожалению, – с невинным видом солгал Рудольф, – я не помню, что там говорится дальше.

– Не имеет значения, – быстро парировала она. – Мистер Крейлер – мормон, и благодаря ему я приняла их веру и вернулась в лоно церкви. К твоему сведению, я больше не крашу волосы, как ты мог бы заметить, если бы хоть раз соизволил обратить на меня внимание, и не пью ни спиртных напитков, ни кофе, ни чая.

– Поздравляю вас, Тереза, – сказал Рудольф. Он где-то читал, что секта мормонов растет гораздо быстрее других христианских сект, но, приняв Терезу в свои ряды, мормоны неминуемо почувствуют, что раскинули сети чересчур широко. Он представил себе, с каким содроганием взирали на Терезу Джордах старейшины Христовой церкви «Святых последнего дня» в молитвенном доме в Солт-Лейк-Сити, принимая ее в свою благостную компанию. – Но я не совсем понимаю, какое это имеет отношение к Уэсли.

– Прямое. Он вернется на стезю добродетели. Я знаю вашу семью. Я знаю Джордахов, можешь не сомневаться. Вы все погрязли в блуде и грехе.

«Словарь Терезы, – констатировал про себя Рудольф, – заметно изменился с переходом в новую веру. Но к лучшему ли?»

– Не думаю, что причина заключения Уэсли в тюрьму на несколько дней за драку в ночном баре кроется в моем атеизме, – сказал он. – И к вашему сведению, – добавил он, не удержавшись, – если я и погряз в блуде и грехе, то это не основное мое занятие.

– Я никого не обвиняю, – заявила Тереза, хотя в каждом ее слове и в каждом жесте сквозило обвинение, – но не станешь же ты отрицать, что он был на твоем попечении как дяди и главы семьи, когда чуть не убил человека…

– Ладно, ладно, – устало отозвался Рудольф. Ему хотелось, чтобы она ушла, исчезла вместе со своим низеньким и толстым мужем-праведником с поджатыми губами, но, когда он вспомнил, что Уэсли может оказаться во власти этой парочки из Индианаполиса, ему стало страшно. Он не представлял себе, как этому помешать, но тем не менее был намерен сделать все, что в его силах. – Чего вы хотите? – Он уже объяснил им, что Уэсли через шесть дней посадят на американский самолет, но скрыл, что принял решение поместить его на год в хорошую школу-интернат, а потом отправить для продолжения образования назад во Францию и что сам он (из эгоистических соображений или из родственного великодушия?) тоже вернется во Францию и будет приглядывать за парнем.

– Чего я хочу? – повторила Тереза. – Я хочу, чтобы он вырос приличным человеком, а не диким зверем из джунглей, каким был его отец.

– Вам, конечно, понятно, – сказал Рудольф, – что если он останется в Соединенных Штатах, то не пройдет и двух лет, как он будет призван в армию, может попасть во Вьетнам и погибнуть.

– На все воля Господня, – отозвалась Тереза. – Ты согласен со мной, Эдди?

– Все в руках Божьих, – подтвердил мистер Крейлер. – Мой сын тоже в армии, и я горжусь этим. От судьбы мальчику не уйти, как и всем людям на свете.

– Моему сыну не нужны поблажки, – заявила Тереза.

– Вам не кажется, что прежде всего следует спросить у самого Уэсли, чего он хочет?

– Он мой сын, – ответила Тереза, – и мне незачем его спрашивать. Я приехала сюда проследить за тем, чтобы его не надули и не утащили у него законную долю, которая ему положена при разделе отцовского состояния. – «А, – подумал Рудольф, – вот это уже ближе к делу». – Как только продадут эту роскошную яхту, о которой написано в журнале, – тем же визгливым голосом продолжала Тереза, – я уж все силы приложу, чтобы моего сына не обошли, можешь не сомневаться. А наш адвокат каждую бумажку прочешет, будьте спокойны, мистер Джордах.

– В таком случае, – Рудольф встал, – дальнейший разговор мне представляется бесполезным. Мачеха Уэсли, которая, по всей вероятности, будет назначена администратором наследства, тоже найдет адвоката, и эти два адвоката сумеют между собой договориться. А мне некогда. Всего хорошего.

– Подожди минутку, – испугалась Тереза. – Куда ты вдруг сорвался?

– Хочу прилечь, – сказал Рудольф. – Я с самого утра на ногах.

– Почему ты не спрашиваешь, где мы остановились? – крикнула она. Победа, одержанная с такой подозрительной легкостью – наверняка это военная хитрость противника, – вдруг стала ускользать из ее рук. – И наш адрес в Америке? Мистера Крейлера очень уважают в Индианаполисе. У него свой бизнес. Он занимается разливом безалкогольных напитков. У него работают триста человек. Дай ему свою визитную карточку, Эдди.

– Не утруждайте себя, мистер Крейлер, – сказал Рудольф. – Мне не нужен ваш адрес ни здесь, ни в Индианаполисе. Я не желаю вас видеть, – не сдержался он.

– Мне хочется навестить моего мальчика, – заныла Тереза. – Я хочу посмотреть, что они сделали там, в тюрьме, с моим бедным сыночком.

– Обязательно, – сказал Рудольф. – Конечно, посмотрите. – Почему-то в конторе Хита, когда он давал ей деньги на развод, материнский инстинкт Терезы был значительно слабее, ибо при виде выписанного на ее имя чека она не раздумывая поставила свою подпись под документом, лишавшим ее прав на сына.

– Я намерен усыновить его по всем правилам, – вмешался мистер Крейлер. – Миссис Крейлер хочет, чтобы он забыл фамилию Джордах.

– Это должны решать он и его мать, – сказал Рудольф. – Однако я при очередном свидании могу передать ему ваше желание.

– Когда ты пойдешь в тюрьму? – спросила Тереза. – Я не хочу, чтобы ты разговаривал с ним с глазу на глаз, вливал яд в его душу… Я пойду с тобой.

– Нет, со мной вы никуда не пойдете, – ответил Рудольф. – В тюрьму я обычно хожу без сопровождающих.

– Но я не умею говорить по-французски, – захныкала она. – И я не знаю, где тюрьма. А если полицейские не поверят, что я его мать?

– Это уж ваши проблемы, миссис Крейлер, – сказал Рудольф. – Я не хочу больше видеть ни вас, ни вашего мужа. Передайте своему адвокату, пусть он свяжется с юридической конторой «Хит, Берроуз и Гордон» на Уолл-стрит. Вы, по-моему, уже бывали там, миссис Крейлер.

– Мерзавец! – не совсем по-мормонски высказалась Тереза.

– Всего хорошего, – улыбнулся Рудольф. Он кивнул им и ушел, а они – толстые, маленькие, сердитые – остались вдвоем на поляне среди сосен. Рудольфа трясло от злости, к которой примешивалось и ощущение полной безысходности и тревоги за бедного мальчишку, сидящего в грасской тюрьме, но в эту минуту он ничем не мог ему помочь. Чтобы вырвать Уэсли из материнских объятий, требовалась специальная операция невиданных масштабов, а сегодня он не был в состоянии придумать даже первого своего шага. Хоть миссис Тереза Крейлер и стала ревностной христианкой, едва в воздухе запахло деньгами, как она тотчас припомнила нормы поведения, присущие ее прежней профессии. О Боже, теперь ведь еще нужно предупредить Кейт о том, что ее ждет.

Он быстро уложил вещи. Портье заказал ему номер в «Коломб д’Ор» в Сен-Поль-де-Вансе. Отель в Грасе был бы ближе к тюрьме, куда он ходил почти ежедневно. Сен-Поль– де-Ванс ближе к Жанне. Он выбрал Сен-Поль-де-Ванс. Оставаться в отеле «Дю Кап» теперь незачем, зато выехать есть все основания. Он попросил портье пересылать приходящую на его имя почту, но ни в коем случае никому не говорить, где он живет. Он известил Жанну о своем новом местопребывании письмом, адресованным на Главный почтамт Ниццы до востребования.

Спустившись вниз, чтобы расплатиться – чемоданы его уже укладывали в машину, – он с облегчением убедился, что Крейлеры ушли. Потом взял счет и ахнул. На Лазурном берегу даже несчастье стоит дорого. Пусть это один из лучших отелей в мире, больше он сюда ни ногой. И не только из-за цены.

Сначала он поехал в порт. Надо, чтобы Дуайер и Кейт знали, где его искать. Когда Рудольф поднялся на борт яхты, Дуайер драил медяшку на носу. Увидев Рудольфа, он выпрямился и протянул ему руку.

– Как дела? – спросил Рудольф.

– Неважно, – пожал плечами Дуайер. – Винта с валом так и нет. Их купили в Италии, а итальянцы, пока счет не оплачен, не дают разрешения на провоз через границу. Я каждый день веду по телефону переговоры со страховой компанией, но они не спешат. Они никогда не спешат. Только присылают мне для заполнения все новые и новые бланки, – обиженно добавил он. – И требуют, чтобы их подписал Том. Итальянцы, видно, считают, что во Франции никто и умереть не может. Да еще надо все переводить на их язык. Хорошо у меня в городе есть приятельница-официантка, которая знает итальянский язык, только она ничего не понимает в нашем деле, и ей приходится спрашивать у других, как будет по-итальянски разное там снаряжение, ходовые огни, морские сажени, плавающие обломки и тому подобное. Я прямо с ума схожу от всего этого.

– Ладно, Кролик, – сказал Рудольф, еле удерживаясь от стона. – Пришлите все бумаги мне. Я сам займусь этим делом.

– Большое вам спасибо, Руди, – с облегчением вздохнул Дуайер.

– Я переселяюсь в Сен-Поль-де-Ванс, – сказал Рудольф. – В отель «Коломб д’Ор».

– Правильно делаете. Ваш отель, должно быть, стоит кучу денег. Смотришь вокруг на все эти огромные яхты, на дорогие отели и диву даешься, откуда у людей деньги. Я по крайней мере понять не могу.

– Кролик, – сам не зная почему вдруг принялся оправдываться Рудольф, – в молодости я ведь был, пожалуй, беднее любого из ваших знакомых.

– Да. Том мне говорил. Вы вкалывали как лошадь. Я вовсе не против тех, кто сам выбился в люди. Я ими восхищаюсь. По-моему, вы имеете право на все, что у вас есть.

– От многого из того, что у меня есть, – ответил Рудольф, – я бы с радостью отказался.

– Я понимаю, о чем вы.

На мгновение воцарилось неловкое молчание.

– Я надеялся застать у вас Кейт, – сказал Рудольф. – Произошло одно осложнение, о котором ей следует знать. Как она?

Дуайер задумался, потом нерешительно проговорил:

– Она уехала. Сегодня утром улетела в Англию.

– У вас есть ее адрес?

– Да, есть, – осторожно ответил Дуайер.

– Дайте-ка мне его, – сказал Рудольф. И коротко сообщил Дуайеру о визите Крейлеров, о юридических проблемах, с которыми Кейт придется столкнуться или которые по крайней мере предстоит решить от ее имени.

– Том рассказывал мне про эту свою жену, – медленно кивнул Дуайер. – Жуткая скандалистка, да?

– Это не главное ее достоинство, – ответил Рудольф. Он видел, что Дуайер не решается дать ему адрес Кейт. – Кролик, – сказал он, – я хочу задать вам один вопрос. Вы верите, что я стараюсь сделать все возможное для Кейт, для Уэсли и, между прочим, для вас тоже?

– Мне ничего не нужно, – отозвался Дуайер. – Что же касается Кейт… – Он странно, почти по-женски развел руками, словно ему было трудно объяснить Рудольфу ситуацию. – В тот день она разговаривала с вами грубо, я знаю. Нет, она вовсе не злится на вас, нет. Я бы сказал, что она… – Снова тот же жест. – Просто она… – Он не мог найти подходящего слова. – Ей причинили боль. Но она разумная женщина. Она справится. Особенно теперь, когда она вернулась домой, в Англию. У вас есть чем записать?

Рудольф вынул из кармана записную книжку и ручку. Дуайер продиктовал ему адрес.

– Телефона нет, – сказал Дуайер. – Насколько я понимаю, ее родственники в золоте не купаются.

– Я ей напишу, как только что-нибудь узнаю, – сказал Рудольф. Он бросил взгляд вокруг, увидел отмытую добела палубу, сверкающие перила и медь. – На яхте полный порядок, – заметил он.

– Порядок порядком, а всех дел не переделаешь, – ответил Дуайер. – Я договорился поставить ее на ремонт ровно через две недели. К тому времени должны прибыть из Италии эти чертовы штуки.

– Кролик, – спросил Рудольф, – сколько, по-вашему, стоит «Клотильда»? Сколько за нее дадут?

– Сколько она стоит и сколько за нее дадут – это разные вещи, – отозвался Дуайер. – Если сложить вместе ее первоначальную стоимость да всю нашу с Томом работу, все усовершенствования да новый радар, что вы подарили ему на свадьбу – его еще надо установить, правда, – выйдет что-нибудь около ста тысяч долларов. Но если надо продать быстро, как вы сказали, когда объясняли нам про раздел имущества, еще в этом месяце, а сезон уже почти на исходе, и никому ведь неохота целую зиму платить за содержание яхты, их обычно покупают в конце весны, – так вот, если надо продать быстро, и в межсезонье, и людям известно, что вы спешите сбыть ее с рук, тогда, естественно, они возьмут вас за горло и в лучшем случае вы получите тысяч пятьдесят. Но я не собираюсь вас уговаривать. Вы должны походить, осмотреться, поговорить с маклерами здесь, в Канне и в Сен-Тропезе. Понимаете? Может, у них есть желающие приобрести яхту по сходной цене.

– А к вам еще никто не обращался? – перебил его Рудольф.

– Нет, – покачал готовой Дуайер – Думаю, что в Антибе и не обратятся. После убийства и всего прочего. По-моему, лучше вообще дать ей новое название, перегнать в другую гавань. А то и в другую страну. В Италию, Испанию или еще куда-нибудь. Может, даже в Пирей, это в Греции… Люди суеверны, когда дело касается судна.

– Кролик, – сказал Рудольф, – вы только не сердитесь, но я хочу поговорить с вами вот о чем. Кто-нибудь должен постоянно находиться на судне, пока оно не продано…

– Конечно.

– И этому человеку надо платить, так?

– Да, – нехотя согласился Дуайер.

– Сколько обычно платят в таком случае?

– Это зависит, – уклончиво ответил Дуайер, – от порученной работы, от квалификации человека и тому подобного.

– Ну, например, сколько бы получали вы, если б были на другом судне?

– Видите ли, если бы меня наняли раньше – сейчас уже все команды укомплектованы, – мне бы платили, наверное, долларов пятьсот в месяц.

– Отлично, – обрадовался Рудольф. – Вы будете получать пятьсот долларов в месяц.

– Я на это не напрашивался, – посуровел Дуайер.

– Я знаю, что не напрашивались. Но получать будете.

– Только помните, что я не напрашивался. – Дуайер протянул руку, и Рудольф пожал ее – Жаль, – добавил Дуайер, – что Тому не узнать, как вы заботитесь о нас с Кейт, о парне и о «Клотильде».

– Я на такой комплимент тоже не напрашивался, – улыбнулся Рудольф.

– На борту, кажется, еще осталось немного виски, – намекнул Дуайер.

– Давайте выпьем, – согласился Рудольф.

– Пить виски меня научила ваша сестра, миссис Берк… Гретхен… – сказал Дуайер, когда они перешли на корму. – Она вам не рассказывала?

– Нет. Она держит ваш роман в тайне.

Но, заметив, что Дуайер не улыбнулся, он больше ни слова не сказал про Гретхен.

Они зашли в рулевую рубку и выпили теплого виски. Дуайер извинился за отсутствие льда.

Перед уходом Рудольф сказал:

– Если мы не встретимся раньше, значит, я увижу вас в аэропорту, когда будет улетать Уэсли. Не забыли?

– У меня все записано, – ответил Дуайер. – Я соберу его вещи и привезу их с собой. – Он помолчал, кашлянул. – У него целая папка фотографий. Снимки яхты, портов, куда мы заходили, фотографии его и отца, мои и Кейт… Разные снимки. Их тоже положить вместе с его вещами? – Он поднес стакан к губам и, закрыв глаза, выпил с таким видом, словно это ему ничего не стоило.

– Положите, – ответил Рудольф. – Воспоминания причиняют боль, но они необходимы.

– Хотите еще выпить?

– Нет, благодарю, – отозвался Рудольф. – Я еще не обедал. Может, пообедаем вместе?

– Спасибо, Руди, – покачал головой Дуайер, – но я уже ел. – «У Дуайера своя норма, – понял Рудольф. – Он позволяет себе принять одно одолжение в день. Не больше».

Дуайер аккуратно вытер тряпкой оставшиеся на столе от стаканов мокрые круги и отправился на нос драить медь. А Рудольф сошел с «Клотильды» на берег.

Зарегистрировавшись в новом отеле, Рудольф пообедал на террасе с видом на долину, словно сошедшую с картины Ренуара, а затем позвонил в Антиб старику адвокату, сообщил, что «Клотильда» продается, и попросил адвоката представлять интересы владельцев яхты.

– Если вам не предложат больше ста тысяч долларов, дайте мне знать. Я сам куплю ее.

– Очень благородно с вашей стороны, – заметил адвокат.

Из-за помех его было плохо слышно.

– Чисто деловой подход.

– Понятно, – отозвался адвокат. Оба знали, что это ложь. Не имеет значения.

Затем Рудольф позвонил в Нью-Йорк Джонни Хиту и долго с ним разговаривал.

– Ну и дела! – сказал Хит. – Ладно, приму меры. И с нетерпением буду ждать письма от адвоката Крейлеров.

Потом Рудольф надел купальные трусы и сорок раз переплыл бассейн туда и обратно. В голове у него не было ни одной мысли, а тело, когда он вылез из воды, ломило от приятной усталости.

Он долго сидел на краю бассейна, потягивая холодное пиво. Ему было так хорошо, что он чувствовал себя в чем-то виноватым. Интересно, думал он, сердясь на себя за эту мысль, что бы он делал, если бы вдруг его позвали к телефону и сообщили, что самолет с его семьей на борту упал в море?