Текст книги "Хлеб по водам"

Глава 7

Он плыл сквозь какую-то смутную белую пелену. Пошевелился. К нему были прикреплены трубки. В отдалении слышались чьи-то голоса. Сон, полная бесчувственность – вот воистину вечные ценности…

Субботу он провел как нельзя лучше. Погода стояла теплая, «Янки» выиграли, менеджер и тренер зашли в ложу владельца, где они сидели, пожать Хейзену руку. Стрэнд заметил с улыбкой:

– Да вас все тут знают, Рассел! Нечего притворяться, что вы редко выбираетесь на стадион.

– Знаете, Аллен, должен сознаться, я действительно срываюсь с работы, когда погода хорошая и дела позволяют. И с детства никого не обманывал, да и теперь стараюсь не делать этого. – Одет он был по-спортивному – в яркий клетчатый пиджак, на голове красовалась твидовая шляпа, низко надвинутая на лоб, чтобы солнце не слепило глаза. Адвокат оказался образцовым болельщиком: все время вел аккуратный подсчет бросков, перебежек, ошибок и замен. За время игры он съел три хот-дога и выпил пару пива, заметив:

– Теперь целую неделю буду поститься.

Когда Джексон предпринял круговую пробежку, он вскочил и взревел вместе с остальной толпой и горестно застонал, когда игрок «Янки» промахнулся. Когда мяч, описав в воздухе дугу, залетел к ним в ложу, Хейзен ловко поймал его одной рукой, затем выпрямился и приподнял шляпу в шутливом приветствии, а зрители разразились дружными аплодисментами.

В соседней ложе сидел с отцом мальчик в фирменном кепи болельщиков «Янки». На руке его была перчатка филдера – полевого игрока; очевидно, парнишка надевал ее специально для таких случаев. Он вскочил, когда мяч полетел в сторону ложи, а затем, когда Хейзен поймал его, с убитым видом опустился обратно на сиденье. Хейзен перегнулся через барьер и отдал ему мяч.

– Держи, парень, – сказал он. – Это тебе. – И улыбнулся, увидев, как мальчик, не веря своему счастью, уставился на сокровище, оказавшееся у него в руках.

– Вы осчастливили его на неделю вперед, сэр, – сказал отец мальчика.

– Пусть у него в жизни будет много таких недель. – И Хейзен шутливо дернул сиявшего мальчугана за козырек кепи. Наблюдая за этой сценкой, Стрэнд вспомнил, как внимательно и дружески Хейзен общался с внуком Кетли, когда тренировал его на лужайке у дома. Этот человек явно любил детей и знал, как с ними обращаться. Тем более удивительным казалось то, что отношения с собственными детьми у него не заладились.

Вообще весь этот проведенный с Хейзеном день открыл в нем Стрэнду новые, весьма привлекательные черты. Куда только делась присущая адвокату сухая, занудная манера общаться! Впервые за все время их знакомства Стрэнд потеплел к этому человеку, сумевшему преодолеть замкнутость, столь характерную для юристов. «После столь удачно проведенного вместе дня, – подумал Стрэнд, – мне будет легче с ним подружиться».

Конрой ждал их в «мерседесе» у ворот. Когда они шли со стадиона, некий великодушный полицейский, закрывший глаза на тот факт, что машину здесь ставить было запрещено, отдал им честь, прикоснувшись к козырьку фуражки. И Стрэнд, садясь в автомобиль, почувствовал прилив превосходства – как он понимал, совершенно незаслуженного – над всеми остальными зрителями, которые толпами валили из ворот, пробираясь к платформе надземки.

– Чудесный день, – с улыбкой заметил Хейзен, устроившись на заднем сиденье рядом с ним. – Надо будет еще раз сходить, в самое ближайшее время. Знаете, если бы «Янки» проиграли, мы бы с вами горевали всерьез, а меня одолевали бы угрызения совести за съеденные сосиски. И еще я бы жаловался на сердце. Но они выиграли, так что я не прочь съесть хороший большой бифштекс за обедом. – Он рассмеялся. – Только вообразите: пищеварение человека моего возраста, оказывается, целиком зависит от выигрыша или проигрыша каких-то «Янки»!.. Что ж, надо хоть чем-то увлекаться в этой жизни. А у нас с вами, в этом возрасте и в эти нелегкие времена, не такой уж большой выбор. – С этими словами Хейзен извлек флягу в кожаном футляре и с серебряным колпачком. Отвинтил его; под колпачком оказался еще один, служивший маленькой рюмочкой. Хейзен протянул ее Стрэнду и налил – себе и ему. – Бурбон, – сказал он. – Это по-американски. Ну, за здоровье Джексона!

Мужчины выпили. И Стрэнд почувствовал, что это достойное завершение дня.

Когда машина остановилась у дома Стрэндов, Хейзен спросил:

– Насчет следующего уик-энда не уверен, но если освобожусь, может, ваши снова захотят приехать на остров?

– Спрошу, какие планы у Лесли, – ответил Стрэнд.

Он уже выходил из машины, когда Хейзен сказал ему вслед:

– Я позвоню в среду.

Но попали они в Ист-Хэмптон только через три недели. Позвонил Хейзен и сообщил Стрэнду, что ему придется уехать из города и посетить по делам Вашингтон, Лос-Анджелес, Даллас, Талсу и Чикаго. Если они, Стрэнды, хотят поехать на уик-энд на море, то он позвонит и предупредит Кетли, а Конрой отвезет их туда. Стрэнд отклонил предложение, даже не обсудив его с женой. Приближается конец семестра, и работы очень много, объяснил он Хейзену, так что придется остаться в городе.

– Что ж, отложим поездку до моего возвращения, – предложил Хейзен. – Договорились?

– Договорились, – пообещал Стрэнд.

– Да, и вот еще что, – сказал Хейзен. – Я тут связался с помощником районного прокурора… Они собираются смягчить обвинение по делу того мальчишки. В связи с несовершеннолетием. Так что передайте Кэролайн – пусть не беспокоится. В суд ей идти не придется.

– О, как это любезно с вашей стороны, – с облегчением заметил Стрэнд.

– Возможно, они вообще отпустят парня на поруки. И уже на следующий день он снова начнет воровать велосипеды. Что ж, приходится платить за удовольствие жить в этом городе забав и приключений.

– А от Ромеро ничего не было слышно? – поинтересовался Стрэнд. Со дня той последней беседы Ромеро избегал встреч с учителем, а потом и вовсе прекратил посещать занятия. Джудит тоже избегала его. А он никак не мог решить, рад или, напротив, расстроен, что ему уже не светит выпивка в ее аккуратно прибранной квартирке-студии с огромным окном, выходящим на север.

– Нет, от вашего протеже ни слова. Очевидно, столкнулся с трудностями при сочинении письма, – сказал Хейзен. – Если увидите его, передайте, что я хотел бы поговорить с ним.

– Передам.

– Скажите, а вам не звонил еще человек по имени Бернсайд?

– Нет.

– Значит, скоро позвонит. Он тот самый помощник моего человека из Траскотта, который охотится здесь за звездами спорта. Я говорил с ним по телефону, и он, похоже, положительно воспринял предложение. Сможет посмотреть Кэролайн в следующий четверг, если ей, конечно, будет удобно. Она не передумала?

– Она бы мне сказала, – ответил Стрэнд. – Ее учитель физкультуры нашел удобное место для тренировок, и они каждый день занимаются там. И еще она отказалась от десертов.

Хейзен рассмеялся.

– Надеюсь, девочка не слишком страдает?

– Да нет, с виду не скажешь. И потом, она просто очарована вашим теннисным клубом.

– Очень рад, – сказал Хейзен. – Слышал, она пользуется там большим успехом. Просто удивительно, до чего разнообразными знакомствами может обзавестись человек, имеющий хорошую подачу. Жаль, Элеонор не играет. Ведь клуб посещают множество влиятельных людей, занятых в самом разнообразном бизнесе. Она могла бы завести там полезные знакомства.

– Элеонор, – заметил Стрэнд, – предпочитает самостоятельно заводить знакомства.

– Я заметил. О, чуть не забыл. Тут мне прислали билеты, на концерты, в балет и на премьеру спектакля. Но я не смогу пойти. Так что передам их вам, с посыльным.

– Вы чересчур балуете нас, – упрекнул его Стрэнд, но в глубине души радостно предвкушал несколько замечательных вечеров, которые предстоит провести им с Лесли.

– Чепуха, Аллен, – ответил Хейзен. – Я буду чувствовать себя виноватым, если билеты пропадут.

– И тем не менее огромное спасибо.

– А если за время моего отсутствия возникнут какие-либо проблемы, звоните Конрою, прямо в офис.

Интересно, подумал Стрэнд, перепала ли Конрою, которому тоже надо было как-то развлекаться, хотя бы пара билетов от босса?

– Да нет, думаю, это не понадобится, – ответил он.

– Это я так, на всякий случай, – сказал Хейзен. – Мало ли что… Ну что ж, будьте здоровы и передайте самые искренние выражения моей любви всей вашей семье.

«Любви…» – подумал Стрэнд, опуская телефонную трубку. Впервые за все время их знакомства он слышал это слово из уст Хейзена. Часть речи. Не более того.

«Мерседес», за рулем которого был Конрой, а на заднем сиденье расположился Хейзен, подкатил к их дому ровно в четыре тридцать. Стрэнд, Лесли, Кэролайн и Джимми уже ждали. Элеонор на следующей неделе собиралась в Грецию, у нее скопилась масса разных дел, и поехать с ними она не смогла.

Джимми взял с собой гитару. Увидев инструмент, Стрэнд было воспротивился, но Джимми сказал, что, когда они были у Хейзена в прошлый раз, хозяин будто бы за ленчем заметил, что слышал самые восторженные отзывы о его игре в баре Бриджгемптона. И что он якобы хочет послушать, как играет на этом инструменте Джеймс.

– Ну ладно. Так и быть, бери, – сдался отец. – Но даже не думай начинать играть, пока тебя не попросят!

Лесли переживала по поводу того, что ей снова пришлось отложить субботние уроки. Но Кэролайн так восторженно восприняла перспективу провести еще один уик-энд у Хейзена, что она сдалась и даже заразилась энтузиазмом дочери. И очень тепло приветствовала Хейзена, который вышел из машины вместе с Конроем, помочь уложить сумки в багажник. День выдался на удивление погожим, по радио обещали, что такая погода продержится еще два дня, и Джимми заявил, что все они по прибытии должны немедленно отправиться на пляж. Потому что ни лучшего времени, ни более приятной компании выбрать просто нельзя.

Они добрались до дома еще засветло. Было по-прежнему очень тепло.

– Обед еще не скоро, – сказал Хейзен. – А потому предлагаю всем окунуться. Пора смыть с себя городскую грязь.

Даже Стрэнд одобрил эту идею – уж очень нелегкий выдался у него сегодня в школе день. Семья знала, как выглядят его ноги, да и Хейзен к этому времени уже должен был догадаться, что его новый друг сложен не как фулбек[20]20
  Игрок в американском футболе, стоящий за линией схватки и используемый как атакующий или защитник.


[Закрыть]. Минут через пятнадцать все собрались на пляже. Джимми и Кэролайн тут же с радостным визгом бросились плескаться в волнах. Хейзен вошел в воду с таким видом, точно собрался покорить океан, и чуть позже Лесли со Стрэндом увидели, как он мощно плывет вперед с вполне приличной скоростью. Кэролайн не отставала от адвоката – руки у нее были сильные, и она с легкостью разрезала волны.

Лесли выглядела очень соблазнительно в цельном черном купальнике; стройные, крепкие ноги отсвечивали розовым в лучах заходящего солнца. Нет, она не была полной, как натурщица на рисунке Ренуара, что висел у них в спальне, но Стрэнд, окинув жену одобрительным взором, подумал, что, если б Ренуар был жив, он бы с радостью использовал ее в качестве своей модели. Она нерешительно ступила в воду, затем поднырнула под волну и неспешно и уверенно поплыла туда, где за волнорезом весело плескался Джимми. Стрэнд осторожно двинулся вперед по мокрому песку, чувствуя, как широкие трусы полощутся вокруг тонких ног. Но, погрузившись в воду, вдруг почувствовал себя беспечным и легким. Вода, казалось, сама держала его, и еще он ощущал приятное и прохладное пощипывание на коже. Он поплыл, резко выбрасывая вперед руки, – стилем, который некогда Элеонор назвала самым медленным австралийским кролем.

Солнце уже совсем низко нависало над горизонтом, когда все они наконец вышли из моря, и Стрэнд, покрывшись мурашками, заметил, что и Лесли дрожит, энергично растираясь полотенцем. Они улыбнулись друг другу.

– Знаешь, я чувствую себя лет на десять моложе, – признался Стрэнд.

– Что за роскошь, – согласилась она, стряхивая соленые капли с волос, – дрожать, точно собачонка, от холода в такой жаркий день!..

* * *

Когда Стрэнд спустился, оставив жену наверху прихорашиваться к обеду, Хейзен уже находился в гостиной. Сидел в кресле с бокалом в руке. На нем были ярко-красные брюки, рубашка-поло и легкий льняной пиджак. Он предупредил, что на обед приглашены гости, а потому Стрэнд оделся особенно тщательно – в серые брюки и темно-синий блейзер, который захватил по настоянию Лесли, а также повязал галстук.

– Присоединитесь? – Хейзен приподнял бокал.

– Не сейчас, спасибо, – отказался Стрэнд. – Слишком хорошо себя чувствую, чтобы пить.

– Счастливчик, – заметил Хейзен. – Хотя плавание и правда невероятно бодрит. Хорошо, что море сегодня тихое. Так бывает далеко не всегда. Прошлым летом тут утонул один мужчина. Скажите детям, пусть будут поосторожнее. – Он отпил глоток. И вдруг добавил: – Хотел попросить у вас прощения за пьяную сцену, которую я закатил во время вашего прошлого приезда.

– Я уже забыл, – сказал Стрэнд.

– Уверен, это не так, Аллен. – Хейзен не сводил с него пристального взгляда. – Просто у меня был очень тяжелый день. Очень тяжелый… Обещаю, подобное никогда не повторится. – Он взмахнул рукой, словно отгоняя воспоминания той ночи. – Кстати, вчера днем случайно встретил Элеонор. Она говорила вам, что мы посидели и выпили немного?

– Нет. – Значит, вон оно как. Дома ни глотка спиртного, а вечерами не прочь взбодриться. – Нет, она мне ничего не сказала.

Хейзен кивнул.

– Просто голова у нее занята более важными вещами. Неподалеку от моего офиса есть бар, иногда после работы я захожу туда. С ней был молодой человек. Некий мистер Джанелли… – Он сделал многозначительную паузу, точно пытался понять, говорит это имя что-либо Стрэнду или нет.

Стрэнд небрежно заметил:

– Виделся с ним как-то раз. Кстати, в вашем доме.

– Ах, ну да, – кивнул Хейзен. – Он упомянул, что ему понравился мой дом. И они самым любезным образом настояли, чтобы я присел к ним за столик. Мы выпили, и Элеонор немного рассказала о себе.

– В этом возрасте, – заметил Стрэнд, – собственная персона часто является главным предметом разговора. Особенно у молоденьких девушек.

Хейзен улыбнулся.

– Отчего же, и у мужчин тоже, – сказал он. – А вы помните, о чем преимущественно говорили, когда вам было, ну, скажем, двадцать два?..

– Да нет, не очень. Ведь это было так давно. Почти тридцать лет назад. – Стрэнд задумался, пытаясь вспомнить. В ту пору самым близким его другом был молодой человек по имени О’Мэлли. Они учились вместе, и О’Мэлли называл себя троцкистом. Постепенно друг разочаровался в нем, Стрэнде, поскольку, по словам О’Мэлли, тот был целиком поглощен продвижением наверх, стремлением вписаться в то, что он называл системой. По мнению О’Мэлли, система представляла собой один сплошной гигантский обман. Да, войну они выиграли, но все ее принципы были цинично преданы, а потому победа превратилась в ничто. Запятнавший себя кровью Сталин торжествовал, Маккарти буйствовал и угрожал Америке фашизмом, кровавым британским империализмом и изнасилованием Ирландии. И он, О’Мэлли, мечтал сражаться сразу на всех фронтах и искал баррикады, которые нужно было бы оборонять. Старая как мир история… Любопытно, подумал Стрэнд, что же в конце концов стало с О’Мэлли и нашел ли он себе подходящую баррикаду? – Мне кажется, мы слишком увлеклись беседой о молодежи, – заметил Стрэнд.

Хейзен кивнул:

– Да, постоянный предмет разговора. Скажите, а вы когда-нибудь служили в армии?

– Нет. Врачи обнаружили какие-то шумы в сердце. А я и знать не знал, что они у меня имеются. И никакого недомогания не испытывал.

– А я служил, – сказал Хейзен. – Отец счел, что это будет полезно. Был призван во флот. Служил сухопутным моряком в Вашингтоне. Тоже по настоянию отца. А ваш отец жив?

– Умер. Уже давно.

– Прискорбно, – заметил Хейзен. – Провести долгие годы без отца… Ну, что поделаешь. – Он осторожно отпил еще глоток. Очевидно, сегодня пьяной сцены не предполагалось. – Знаете, ваша дочь Элеонор произвела на меня впечатление очень умной девушки…

– Да, она умна.

– …но неудовлетворенной. – И снова этот испытующий взгляд.

– Обычная проблема, присущая молодости, – пожал плечами Стрэнд.

– Она сказала, что, будь она мужчиной, добилась бы вдвое большего, чем сейчас. И уже давно возглавляла бы свой отдел.

Стрэнд старался не показать удивления – Элеонор всегда с большим энтузиазмом говорила о своей работе.

– Одаренным молодым людям претит стабильное восхождение по служебной лестнице, – продолжал Хейзен. – Они предпочитают передвигаться скачками. Они уверены, что могут управлять компанией в десять раз эффективнее, чем какой-нибудь старомодный тип, привыкший стоять за конторкой с гусиным пером в руке. Не сомневаюсь, и у меня в офисе есть несколько амбициозных молодых людей, которые обо мне примерно такого же мнения.

– Должно быть, немало было выпито в этом баре, – заметил Стрэнд.

– Вовсе нет, – ответил Хейзен. – Мы с Элеонор пропустили по паре рюмок. А этот молодой человек, что был с ней, Джанелли, еще несколько. Честно говоря, мне показалось, он был под хмельком. Словно успел заглянуть перед этим еще в несколько баров. И знаете, страшно распалился во время нашего разговора. Упрекнул Элеонор: та, мол, все время твердит, что сыта по горло этой работой, где ею командуют идиоты, но, когда представляется возможность уйти и стать самой себе хозяйкой, тут же смотрит на него как на какого-то безумца.

– А он говорил, что именно ей предлагает? – осторожно спросил Стрэнд.

– Насколько я понял, подразумевалась женитьба. – Хейзен снова пристально взглянул на Стрэнда.

Тот постарался сохранить невозмутимое выражение лица.

– Мне тоже показалось, что они… э-э… увлечены друг другом.

– Этот мистер Джанелли произвел на меня хорошее впечатление, – сказал Хейзен. – Сам факт, что он не бросает дела своего отца, говорит о многом. Но он средний из пяти сыновей, и все они тоже в бизнесе, а потому вполне понятно, что иногда парень чувствует себя скованным по рукам и ногам. И знаете, он не постеснялся спросить меня: не сочту ли я безумием с его стороны начать собственное дело, издавать маленькую газету, где они с Элеонор работали бы вместе? Издателем и редактором.

– И что же вы ему ответили? – спросил Стрэнд. А про себя подумал: должно быть, есть в этом человеке некая аура власти и мудрости, иначе трудно понять, что заставляет молодых людей раскрывать ему свою душу при первой же встрече. – А вы спросили господина Джанелли, где он собирается добывать деньги на этот благородный проект?

– Сказал, что будто бы братья обещали скинуться и помочь деньгами, если он подыщет себе подходящее занятие. Очевидно, они будут только рады, если он выйдет из дела. Надо же, пятеро братьев – и все в одном бизнесе!.. А у него есть еще две сестры и двоюродные братья. Настоящая итальянская семья… – Хейзен снисходительно усмехнулся, дивясь средиземноморской плодовитости. – Об отце я кое-что знаю. Один из моих клиентов имеет с ним какие-то дела. Тупоголовый, но честный – так он его характеризует. И очень удачливый. Именно эта группа очень сильно продвинулась за последнее время. Везде, кроме, разумеется, Италии. – Адвокат улыбнулся своей шутке краешками губ. – Отец, насколько я понимаю, довольно скептически относится к планам сына.

– Вы им что-нибудь посоветовали? – едва ли не с упреком спросил Стрэнд.

– Я сказал, что молодость – самое подходящее время для риска. А потом сообщил, что мне пора домой, переодеваться к обеду. А как относитесь к этому вы с женой? – поинтересовался он после паузы.

– Стараемся не вмешиваться, – сдержанно отозвался Стрэнд.

– Я не перестаю удивляться тому, – начал Хейзен, – что вы с женой позволяете детям идти своим путем. – В голосе его не слышалось ни одобрения, ни упрека. – У нас в доме были совсем другие порядки. Нам со всей определенностью говорили, что именно мы должны делать. И мой брат, разумеется, восстал. Уехал в Калифорнию и остался там навсегда. Даже на похороны отца не приехал. Мы очень редко общаемся, и то исключительно по телефону. Но я слышал, что он вполне счастлив. А может, это всего лишь слухи. – Хейзен иронически улыбнулся.

Наверху послышались звуки гитары. Отрывистые аккорды, то мрачные и глухие, то веселые и звонкие, они точно вторили настроению Джимми. Казалось, он с помощью этого инструмента вел сам с собой некий диалог и один его голос был печальным, а другой – насмешливым и легкомысленным.

– Если шум вас беспокоит, – заметил Стрэнд, – я поднимусь и скажу сыну, чтобы прекратил.

– О нет, – ответил Хейзен, – мне всегда приятно слышать звуки музыки в доме. Я сам сказал Джимми, что хочу послушать его игру.

– Да, он говорил. Но я подумал, может, это вы из вежливости?

– Я не настолько любезен, – усмехнулся Хейзен.

Некоторое время мужчины молча слушали музыку. Затем Джимми запел песню, которой Стрэнд не слышал прежде. Это уже не был диалог, это было нежное и горестное соло, походившее на бормотание и прерываемое резкими аккордами.

– Я уже, кажется, говорил вам: моя мать играла для меня на пианино, – вспомнил Хейзен. – Но только когда была молодой. А потом перестала. А еще через несколько лет умерла. Ушла тихо…

Ушла тихо, подумал Стрэнд. Что за выражение для описания смерти собственной матери!..

– Думаю, могу позволить себе выпить еще немного, – сказал Хейзен и поднялся из кресла. – Вам налить?

– Нет, пока не стоит, спасибо.

Хейзен стоял у буфета и готовил себе напиток, как вдруг в дверях послышался шум и в гостиную вошла высокая дама с шарфом на голове, повязанным наподобие тюрбана.

– И мне тоже налей, Рассел, – попросила она. Голос у нее был высокий, пронзительный, и, входя, она приветливо улыбнулась Стрэнду. Одета гостья была в юбку и свитер, на ногах туфли на низком каблуке. На вид лет сорок, худая, даже костлявая. «Не в моем вкусе», – автоматически отметил Стрэнд.

– О, Линда! – воскликнул Хейзен. – Я так боялся, что ты опоздаешь.

– Движение было просто страшное, – откликнулась женщина, раскатывая «р», чтоб подчеркнуть, насколько страшное. – Пятница, вечер. Миграция леммингов к морю. Привет. – Она протянула руку Стрэнду. – Я Линда Робертс. Рассел, как известно, не может делать две вещи одновременно. Разливать напитки и знакомить гостей.

– Добрый вечер, – сказал Стрэнд. – Аллен Стрэнд. – Рука у нее оказалась на удивление крепкая и мозолистая. Наверняка играет в гольф, подумал он. Большие, тщательно подведенные серые глаза, щедро намазанные помадой губы, которые иначе казались бы слишком тонкими. Она подошла к Хейзену, поцеловала его в щеку, оставив на ней маленький красный отпечаток, похожий на шрам. – Мне как обычно, – сказала она.

Хейзен уже начал смешивать ей мартини. Она с удовольствием следила за его действиями.

– Мартини – стоящая штука. Придает смысл жизни, – заметила она.

– Да, я слышал, – ответил Стрэнд.

– Рассел, я должна переодеться к обеду или могу сидеть за столом в этом дорожном рубище?

– Как хочешь. Будут лишь несколько близких друзей, – ответил Хейзен, протянув ей бокал мартини.

– Слава Богу. – Она начала потягивать напиток. – Благослови тебя Господь, Рассел, дорогой. Ладно, уж так и быть, причешусь к обеду. – Женщина опустилась в кресло, сжимая в ладонях запотевший от холода бокал на тонкой ножке.

– Линда останется здесь на весь уик-энд, Аллен, – сообщил Хейзен и направился за своим бокалом.

– Я – последний штрих в этой картине, – сказала Линда Стрэнду. – В любом случае сил возвращаться в город просто нет. Только что вернулась из Франции и обнаружила в галерее полный бардак. Картины, прибывшие морем из нашего французского филиала, выглядят так, словно пересекали Атлантику в каноэ. Я мечтала об этом мартини с момента переезда через мост Трайборо[21]21
  Система мостов в Нью-Йорке, соединяющих его районы – Манхэттен, Бронкс и Куинс.


[Закрыть].

Однако Стрэнд заметил, что гостья пошла причесываться, не выпив и половины. У двери на секунду остановилась и нахмурилась.

– Боже праведный, – пробормотала она, – что это за похоронные стоны?

Хейзен рассмеялся.

– Это сын Аллена, Джимми. Он у нас гитарист.

– Ой, как же это я! – Она прижала ладонь ко рту в шутливом испуге. – Прошу прощения, мистер Стрэнд. Я напрочь лишена слуха. Еще в детстве меня перекормили Вагнером, до сих пор сказывается.

– Ничего страшного, – улыбнулся Стрэнд. – Дома мы разрешаем ему упражняться только за закрытыми дверями. Боюсь, что у разных поколений совершенно несхожие представления о том, что должна представлять собой музыка. Лично я остановился в своем развитии на Брамсе.

– А мне нравится твой друг, Рассел, – улыбнулась миссис Робертс и быстро вышла из комнаты, не забыв прихватить с собой мартини.

Несколько секунд в гостиной царила тишина. Адвокат помешивал лед в бокале, Стрэнд гадал, является ли Линда пресловутой любовницей Хейзена. В общем, ему понравилась эта дама, но заводить с ней роман он бы никогда не стал. Интересно, а если бы кто-нибудь увидел его, когда он выходил от Джудит Квинлен со встрепанными волосами и растерянной ухмылкой?.. Наверняка записали бы Джудит ему в любовницы. Как просто испортить себе репутацию…

– Заезжает сюда время от времени, – словно угадав его мысли, заметил Хейзен. – Почти всегда экспромтом. Дом такой большой… – Он сделал паузу. – Она вдова моего близкого друга. Умер всего в сорок семь. Ушел, как… – Он прищелкнул пальцами. – Играл в гольф. Сердечный приступ.

– Похоже, она стойко перенесла эту потерю, – заметил Стрэнд. Хейзен, сощурившись, взглянул на него.

– Она поступает достаточно мудро. Все время занята, все время при деле. Является совладелицей художественной галереи. Они сотрудничают с какой-то галереей во Франции – прекрасный предлог съездить в Европу несколько раз в году. Иногда болтает глупости. Но, уверяю, Линда совсем не глупа, – сдержанно добавил он. – Целиком посвящает себя благотворительности.

– Хотелось бы надеяться, что, когда я умру, моя жена тоже смогла бы целиком посвятить себя благотворительности.

– Он работал на Уолл-стрит. Очень проницательный был делец, – продолжал Хейзен, игнорируя его ремарку, которая вдруг показалась самому Стрэнду грубой до неприличия. – Просто творил чудеса. Вечно перерабатывал. А вы читали, что почтальон в среднем живет гораздо дольше управляющего крупной корпорацией?..

– Да, постоянно на ногах. – Стрэнд от души желал, чтобы хоть кто-нибудь зашел в гостиную, поскольку беседа приобретала все более странный характер.

– Кстати, можете снять галстук, – не унимался Хейзен. – Наверняка все остальные явятся без галстуков. Нравы в Ист-Хэмптоне становятся все более пролетарскими. Совсем не то, что в старые добрые времена. Мой отец почти каждый день требовал, чтобы мы переодевались к обеду. А сейчас и так сойдет. Прозрачные платья, джинсы, дурацкие красные штаны вроде тех, что сейчас на мне…

Стрэнд развязал галстук и сунул в карман. Шея у него была страшно тонкая, почти невозможно было подобрать рубашку, чтобы она не торчала из воротника. Хейзен окинул его любопытным взглядом.

– Я заметил, аппетит у вас хороший…

– Ем как лошадь, – пошутил Стрэнд.

– И ничуть не прибавляете в весе.

– И все равно тощий.

– Я бы на вашем месте не жаловался. Если бы я ел, как вы, меня возили бы на тележке. – Он сделал очередной глоток виски. – Вообще все члены вашей семьи вроде бы не склонны к полноте.

– Это не так. Элеонор, стоит ей прибавить каких-нибудь несколько унций, тут же садится на жесточайшую диету.

– Смешно! – фыркнул Хейзен. – В ее-то возрасте, с ее фигурой!..

В дверь позвонили.

– А вот и гости, – сказал Хейзен. – Надеюсь, вам не будет с ними скучно.

За обедом Хейзен сидел во главе стола. По правую руку от него разместилась Лесли с высоко зачесанными наверх волосами, по левую – Кэролайн. Рядом с Кэролайн сидел один из тех молодых людей, с которыми она познакомилась на теннисном корте три недели назад. Стрэнд усмехнулся, заметив, что приглашен был не тот смазливый юноша по имени Бред или Чед, о котором предупреждал Хейзен. По другую руку от него сидела дама по фамилии Колдвелл, владелица одного из домов в дюнах; она пришла вместе с мужем и дочерью. Дочь сидела рядом с Джимми, и на вид ей было столько же, сколько и ему, хотя Стрэнд всегда затруднялся при определении возраста девушек. У него в классе были шестнадцатилетние девочки, которые выглядели на все двадцать пять. Дальше разместился крупный жизнерадостный мужчина по фамилии Соломон с длинными прямыми седыми волосами, что делало его похожим на Джорджа Вашингтона. По правую руку от Стрэнда сидела Линда Робертс, которая вопреки собственному обещанию явиться к обеду в «дорожном рубище» успела переодеться в длинное розовато-лиловое платье с оборками и огромным вырезом, откуда торчали довольно костлявые плечи. Миссис Соломон, хорошенькая загорелая женщина с острым личиком и короткой мальчишеской стрижкой, была соседкой Стрэнда слева. И завершал список мистер Колдвелл, которого представили как доктора Колдвелла, – средних лет мужчина с кислым и таинственным выражением лица, какое бывает у посла или дипломата, которому приказали направить ноту протеста правительству враждебной стороны. Он сидел между миссис Соломон и Лесли.

Конрой, отметил Стрэнд, хоть и являлся обитателем дома, не был включен в список гостей.

Беседа велась самая оживленная, и Стрэнд был рад видеть, что и Лесли, и Кэролайн явно ею наслаждались. И что дочка Колдвеллов, которую специально пригласили для Джимми, с огромным интересом слушала то, что говорил ей его сын. Но сам Стрэнд слышал лишь обрывки разговоров, поскольку прямо в ухо ему пронзительно и неутомимо вещала Линда Робертс.

– Сегодня из меня никудышная компаньонка, – предупредила она, едва все уселись за стол. – Совершенно измотана. Еле живая. – Она только что вернулась из Франции, где, по ее словам, не только занималась делами галереи, но и была приглашена на свадьбу, не явиться на которую было просто невозможно. – Четыреста человек гостей!.. – воскликнула она. – Еще, слава Богу, не было дождя, иначе бы прием в саду превратился в великий потоп. Вообще мне страшно не везет со свадьбами под открытым небом. Только в этом месяце пришлось побывать на нескольких, и всякий раз, представляете, шел проливной дождь. И знаете, я еще раньше заметила одну закономерность: стоит свадьбе пройти под дождем, когда все гости толпятся под навесом, – через год или два жди развода. Рассел рассказывал мне о вас, о вашей чудесной семье и о том, сколько вы для него сделали. Вы должны гордиться своей дочерью! Если бы на ее месте оказалась я, то просто закричала бы и упала замертво. Не знаю, куда катится наш старый добрый Нью-Йорк!.. Никто уже не осмеливается носить настоящие драгоценности, представляете?.. Все лежит в сейфах, в банках. Люди страхуются… – Она перевела дух, пожав костлявыми плечами. – Рассел сказал, вы преподаете историю. Как это, должно быть, увлекательно! Это был один из моих любимых предметов в Мичиганском университете. Но я больше не читаю газет. Так, только светскую хронику и еще кинообозрение… все остальное выглядит настолько пессимистично!.. Простите меня, я так устала. Еле говорю. Эти аэропорты – сущий ад! А самый скверный из них – Фьюмичино. Я едва не раздумала лететь в Рим из-за этого… Вообще сегодня все только и делают, что путешествуют. Знаете, в первом классе попадаются такие странные люди! Мой муж едва не купил личный самолет производства «Лир джет»[22]22
  Корпорация по производству частных реактивных самолетов, основанная в 1962 году Уильямом Пауэллом Лиром.


[Закрыть], но тут как раз умер. Мне всегда нравилось летать в Ниццу. Аэропорт там тянется вдоль берега моря, и сразу вспоминаешь старые добрые времена, когда можно было приплыть в Европу на одном из шикарных лайнеров, где все внутри обито плюшем. И где ровно в одиннадцать утра красивые стюарды разносят по палубе горячий бульон. И предлагают его пассажирам, отдыхающим в шезлонгах. А теперь даже этих прелестных итальянских лодок нет. А их совершенно божественные макароны!.. Не хочу показаться вам старомодной ворчуньей, но лично мне кажется, наш прогресс зашел слишком далеко. Они даже Лазурный берег умудрились изгадить, а это, я вам доложу, не Майами-Бич! Но я прямо из аэропорта ринулась в свое маленькое, уютное гнездышко. Оно находится в горах, прямо над Мужен. И после этого оттуда ни ногой, ну разве что гуляла иногда по саду. Вы ведь знаете Мужен, мистер Стрэнд?