Текст книги "Хлеб по водам"

– Просто Аллен, – галантно поправил ее Стрэнд, удивляясь, как это миссис Робертс может столько болтать, когда, по ее собственным уверениям, просто умирает от усталости.

– Аллен, – повторила она, получив новый импульс. – Так звали одного моего обожателя. Прелестный молодой человек. Божественно красив! Люди вечно спрашивали его, не желает ли он сниматься в кино. Но он был человек серьезный. Всерьез занимался лошадьми. Совершенно сходил с ума, когда я вышла замуж за моего мужа. И сам в отместку тут же женился на женщине, четырежды разведенной!.. Чудовищные алименты и тому подобное. Как-то раз приехал с женой навестить нас. И проторчал целых три дня, и мы уже не знали, куда от них деваться, и начали паковать чемоданы, притворяясь, что едем в Мужен, лишь бы они убрались из дома. А уж эта его жена, вульгарная маленькая дешевка! Загорала с голой грудью, представляете? Должно быть, страшно гордится ею, этой своей грудью, я имею в виду. А начинала с того, что заводила на матчах болельщиков в Техасском университете. Первый ее муж был футболистом и страшно ее избивал. И знаете, в глубине души я не могу винить его за это. Вы и ваша прелестная жена – о Боже, она совершенно ослепительна! – обязательно должны приехать ко мне в Мужен. Вы часто бываете во Франции?

– Нет, – ответил Стрэнд, пытаясь сосредоточиться на аппетитном куске баранины, лежавшем у него на тарелке. – Не часто.

– О, вам очень понравится Мужен! Божественное место, затерянное высоко в горах. Муж купил мне это имение в качестве свадебного подарка. О, он был так внимателен ко мне… Заключал сделки на международном уровне. Компании по всему миру. Во множестве стран. Вы только назовите ее… страну, я имею в виду, а там у него обязательно есть компания. Ну и конечно, поэтому он очень часто и надолго уезжал.

Вполне можно понять, почему он часто и надолго уезжал, рассерженно подумал Стрэнд.

– Что отчасти сослужило мне добрую службу, – продолжала тем временем Линда Робертс. – Когда человек проводит много времени в одиночестве, он начинает искать себе занятие. Другие женщины в этой ситуации заводят любовников. – Ее смех прозвучал несколько истерически. – И мой муж не был обходительным мужчиной, о, совсем нет! Благотворительность заполняет огромную брешь в моей жизни, мистер Стрэнд. То есть, я хотела сказать, Аллен. Я просто не смею монополизировать вас более. Нелли Соломон прямо-таки умирает – до чего ей хочется поговорить с вами, вы уж поверьте, я все вижу. А я сама буду сидеть и молчать. Как рыба. Впаду в ступор.

Миссис Соломон сидела по левую руку от Стрэнда, и он с надеждой обернулся к ней. Во время нескончаемого монолога Линды Робертс Лесли поглядывала на него через стол с сострадательной и ироничной улыбкой.

Миссис Соломон ела с большим аппетитом, молча, не поднимая глаз. Доктор Колдвелл, сидевший слева от нее, тихо и доверительно беседовал о чем-то с Лесли – как не преминул отметить Стрэнд, на протяжении почти всего обеда. Позднее Лесли рассказала мужу, что Колдвелл переехал в Хэмптон и занялся здесь медицинской практикой. По его словам, причина крылась в том, что в городе, когда он выезжал на вызовы, было слишком трудно найти место для парковки. Оказалось, что Колдвелл также всерьез интересовался музыкой, и позже Лесли уверяла, что знает он ее очень хорошо и никаких глупостей на эту тему не говорил. На ее взгляд, он вовсе не был похож на дипломата. Скорее на врача, пациенты которого часто умирают.

– Вы приезжаете сюда на лето? – спросил Стрэнд миссис Соломон – просто потому, что надо было с чего-то начать.

– Да, снимаем жилье, – ответила миссис Соломон. – Вот уже второй год. – Говорила она с мягким южным акцентом. Наверное, родом из Алабамы, решил Стрэнд. – Херб подумывает купить тут дом.

– Да, места здесь чудесные, – заметил Стрэнд.

– Если вы не играете в гольф, – многозначительно добавила миссис Соломон.

– Что? – не понял Стрэнд.

– Если ваша фамилия Соломон, – сказала она, – то эти элитные клубы – они, знаете ли, становятся слишком уж элитными. Если вы, конечно, понимаете, о чем я.

– Понимаю… – недоуменно протянул Стрэнд.

– Но вообще все не так плохо, – весело заметила миссис Соломон и улыбнулась. У нее были ровные и мелкие беленькие зубки, и улыбка смягчала лицо. – Погромов здесь до сих пор не замечала. Думаю, мы все-таки купим тут дом. Только в клубе таким вещам придают значение… В любом другом месте вы хоть зулусом можете быть и вас все равно будут приглашать на вечеринки. Лично я считаю, что лет через пятьдесят или этот клуб сожгут, или все перемрут, или же его владелец обзаведется невесткой-еврейкой. – Тут она как-то странно посмотрела на собеседника. – Вы ведь еврей, да?

– Нет. – Ему довольно часто задавали этот вопрос, и почти всегда евреи. Наверное, из-за длинного крючковатого носа.

– Простите, – сказала миссис Соломон. – Я тоже нет. Ни Фергюсон. Нелли Фергюсон. Не знаю, с чего это мне в голову взбрело, что вы еврей.

– Я тоже.

Оба улыбнулись.

– Лет через пятьдесят, думаю, это уже не будет иметь ни малейшего значения. Пятьдесят лет назад они бы и ирландца в этот клуб не пустили. Вот почему многие богатые ирландцы обосновались в Саутгемптоне. Ведь пятьдесят лет – это не так и много. Можно потерпеть, если так уж хочется сыграть в гольф.

Стрэнд решил, что она очень мила. Если уж Хейзену приписывают любовницу, то Нелли Соломон подходит ему куда больше, чем Линда Робертс.

– Вообще-то, – продолжала миссис Соломон, – мне здесь нравится. Пляж просто великолепен, Рассел разрешает пользоваться своим кортом когда угодно и сколько угодно. Собираюсь сыграть с вашей дочерью завтра. Слышала о ней самые лестные отзывы. Да и от Нью-Йорка недалеко, и Херб может сорваться туда в любой момент, как только его вызовут. А знаете, ему нравится быть евреем. Да и в его бизнесе это помогает.

– А чем он занимается?

– Разве Рассел не говорил вам?

– Нет. Он просто сказал, что за обедом будут очень симпатичные люди.

– Он настаивал, чтобы мы пришли. Сказал, что обязательно хочет познакомить нас с вами. Из-за этого мы отменили другую встречу.

– И я очень этому рад.

– Вы необыкновенно любезны. Рассел говорил. – Нелли снова улыбнулась. – Мой муж нанимает оркестры, организует концерты. Рок, кантри, джаз, спиричуэлс, шмальц, все, что угодно, на все вкусы. Видели бы вы людей, которые постоянно толпятся у нас в доме!

– Ясно, – сказал Стрэнд. И покачал головой. Старина Хейзен, вечно старается для других. Ведь неспроста он попросил Джимми захватить гитару. Но если следовать этой логике, то зачем он пригласил доктора Колдвелла? Наверняка ему показалось, что кто-то из членов семьи выглядит болезненно, страдает анемией или неким ужасным заболеванием. И он позвал Колдвелла, чтобы тот поставил диагноз.

– Так я и повстречалась с Гербертом, – продолжила миссис Соломон. – Я ведь была певицей.

– И как он это воспринял?

Она пожала плечами.

– Вывел меня из заблуждения. Когда речь идет о таланте, Херба не проведешь. «Бедняжка, – сказал он, послушав меня. – Мне вас так жаль, что я даже готов на вас жениться». – Нелли усмехнулась и посмотрела через стол на мужа. В глазах ее светилась любовь. Затем она снова с упоением вернулась к еде. – Я так люблю, когда нас приглашают к Хейзенам! Вечеринки, которые устраивает Рассел, – они такие неист-хэмптоновские… Он собирает у себя разных чудаков, типа Херба и меня.

– И нас, – вставил Стрэнд.

Миссис Соломон заговорщицки улыбнулась ему:

– Я бы так не сказала.

Стрэнду нравилась эта хорошенькая и прямодушная молодая женщина. Правда, если она всегда ест так, как сегодня, то через несколько лет ее фигурка будет выглядеть уже не столь соблазнительно.

– Да, он очень внимательный и любезный хозяин, – заметил Стрэнд.

– Замечательный, – согласилась она с набитым ртом, и вышло «зачичательный». – А в Нью-Йорке вы у него бывали?

– Нет.

– Это просто ни с чем не сравнимо, – с энтузиазмом сообщила миссис Соломон. – Пиры, которые он закатывает там!.. А сам сидит, смотрит и при этом почти ничего не ест… Вы заметили, что он почти ничего не ест?

– Да.

– И еще Херб говорит, что если б у него был такой винный подвал, как у Рассела, он бы до конца дней своих ходил постоянно пьяный.

– Как там у вас, на вашем конце стола, все в порядке? – спросил Хейзен миссис Соломон.

– Все замечательно, – отозвалась молодая женщина. – Сидим и хвалим вас на все лады.

– Продолжайте в том же духе. – И Хейзен приподнял свой бокал, приветствуя гостью. Затем снова повернулся к Лесли и продолжил с ней беседу.

– Эта мелкая зеленая фасоль… это нечто, – деликатно, но целеустремленно пережевывая, прокомментировала миссис Соломон.

– Флажколет, так она называется, – сказала миссис Робертс Стрэнду. Вопреки обещаниям в ступор она не впала. – Во Франции, – добавила она, – ее принято подавать с gigot[23]23
  Буженина, окорок (фр.).


[Закрыть].

– Благодарю, Линда, – кивнула миссис Соломон. – У нас в Алабаме обычно подают ямс с нашим жиго. – И она слегка подтолкнула Стрэнда под столом ногой.

Он едва сдержался, чтобы не улыбнуться во весь рот.

И вот после обеда Стрэнд курил уже вторую сигару. Он не преминул заметить, что Джимми не взял ни одной, когда мистер Кетли обносил всех коробкой. Гости вышли на террасу, полюбоваться океаном под луной. Лесли подошла к мужу и обняла его за талию.

– Как тебе вечеринка? – спросил он.

– Замечательная, – ответила она. – Теперь ты наверняка не захочешь есть мою стряпню.

– Помещу объявление в «Таймс», что ищу повара для приготовления кордон-блю.

Лесли рассмеялась.

– Рассел – удивительный человек! Похоже, он знает абсолютно все на свете. И в политике разбирается, и в искусстве, и в экономике. Рядом с ним я чувствую себя совершенно серой и необразованной. И потом, где он только не бывал!..

– Ну и мы с тобой тоже много где бывали, – заметил Стрэнд. – В Музее современного искусства, Чайнатауне, Бронксе…

– Да будет тебе, Аллен, – тихо сказала Лесли. – Я ведь не жалуюсь. Но если серьезно, то да, я действительно считаю, что нам не мешало бы куда-нибудь съездить. Можно сэкономить на каких-то других вещах и…

– На чем, к примеру?

– Ну… просто на других вещах, – неопределенно ответила Лесли. – Рассел считает, что я должна больше заниматься живописью. Просто поразительно!.. Он был у нас всего два раза, причем первый раз не считается, и запомнил во всех деталях две мои работы, что висят в гостиной. Назвал их смелыми и оригинальными. Представляешь?.. Это мои-то жалкие поделки, картинки, которые я писала, когда чувствовала себя одинокой. В ответ он сказал, что я должна почаще организовывать себе одиночество. Как ты думаешь, он сказал это просто из вежливости, для того чтобы польстить мне?

– Нет, – ответил Стрэнд. – Он не из тех, кто льстит. А ведь и я всегда говорил, что мне нравятся твои картины.

– Ну, это совсем другое дело… Ты мой муж, чего тебе еще говорить, бедняжка? Скажи, а как я сегодня выгляжу? – В голосе Лесли звучала искренняя озабоченность.

– Одна дама, моя соседка за столом, сказала, что ты выглядишь потрясающе.

– В каком смысле потрясающе? Потрясающе здорово или, наоборот, потрясающе ужасно?

– Потрясающе здорово.

– Что за милые люди! – воскликнула Лесли. – А ты заметил, что Джимми и Кэролайн вели себя сегодня очень прилично?

– Это тебя удивляет?

Лесли сжала его руку.

– Нет, – ответила она. – И после паузы добавила: – Знаешь, я уже нагляделась на эту луну. И немножко замерзла. Давай вернемся в дом.

Остальные последовали за ними. Хейзен спросил Джимми, не сыграет ли он что-нибудь для гостей. Джимми вопросительно взглянул на родителей. Стрэнд промолчал, но Лесли твердо сказала:

– Непременно сыграй, Джимми. – Паренек отправился наверх за гитарой. Кэролайн скроила еле заметную гримаску, и Лесли тут же одернула ее: – Веди себя прилично, юная леди.

Стрэнд решил не говорить Лесли о Герберте Соломоне и его связях в музыкальном мире. Если бы жена поняла, что Джимми предстоит нечто вроде экзамена, она бы только разнервничалась. Сам Джимми, похоже, ничуть не волновался. Он принес гитару, уселся и взял несколько аккордов – для разогрева. А потом запел, аккомпанируя себе, в тихой, скорее разговорной манере песню, которую Стрэнд слышал по радио. На неискушенный слух Стрэнда, пел его сын ничуть не хуже и не лучше исполнителей, чьи записи, как ему говорили, занимали ведущие места в хит-парадах. Соломон, похоже, слушал с интересом, а потом начал предлагать Джимми спеть ту или иную песню. Стрэнд заметил, что всякий раз Соломон выбирал вещь, отличную по стилю от предыдущей. Таким образом, он, видимо, давал Джимми шанс показать весь диапазон своих возможностей, а также знание мелодий, которые были популярны последние лет пять.

– Очень недурно, – заметил эксперт, когда в воздухе растаяла последняя протяжная нота. И миссис Соломон зааплодировала, а миссис Робертс крикнула:

– Браво!

Лесли, страшно довольная, улыбалась; даже на Кэролайн, похоже, выступление брата произвело впечатление.

Вскоре после этого гости начали расходиться. Джимми, не расставаясь с гитарой, повез дочку Колдвеллов в бар в Бриджгемптоне; Кэролайн отправилась спать, предварительно договорившись сыграть завтра спозаранку несколько партий в теннис с молодым человеком, который был ее соседом по столу.

Уже перед самым уходом Герберт Соломон, собравшийся домой вместе с супругой и Колдвеллами, подошел к Стрэнду и спросил:

– Похоже, мальчик очень серьезно относится к своим занятиям музыкой?

– Похоже, что так.

Соломон кивнул.

– У Рассела есть мой рабочий номер. Скажите Джимми, пусть позвонит мне на следующей неделе. Если, конечно, захочет.

– Вы очень добры, – ответил Стрэнд.

Соломон пожал плечами.

– Это может кончиться и ничем. На белом свете тысячи ребят с гитарами и хорошим слухом. И все равно скажите: пусть позвонит.

Миссис Робертс выразила желание распить с Хейзеном наедине рюмочку перед сном, и Стрэнд тактично удалился. Последовал за женой наверх, в спальню.

– А зачем это мистер Соломон сказал, чтобы Джимми ему позвонил? – спросила Лесли, едва Стрэнд затворил за собой дверь.

– Он в музыкальном бизнесе, – объяснил Стрэнд. И рассказал жене все, что поведала ему миссис Соломон о своем муже.

– Значит, Рассел специально пригласил его сегодня? Чтобы он послушал Джимми, да? Как любезно с его стороны!

– Да, очень.

– А как тебе кажется, он и миссис Робертс… – Она не закончила фразы, и Стрэнд усмехнулся. – Ну, ты понимаешь, о чем я.

– Да.

– Ну и?..

– Точно не скажу, но мне кажется, что нет, – ответил Стрэнд. – Уж слишком много она болтает. Таким женщинам обычно не до любви. Просто времени не остается.

Лесли рассмеялась.

– Ты, наверное, хочешь сказать – она не в твоем вкусе?

– Нет. Но одна дама очень даже в моем.

– А, знаю!.. Маленькая хорошенькая миссис Соломон. У меня сложилось впечатление, что вы с ней поладили, верно?

– Можно сказать и так, – ответил Стрэнд. – Но это совсем не то, что ты думаешь.

– Верный, преданный муж… – пробормотала Лесли и поцеловала его. – Еще секунда – и я в постельке!..

Разбудил Стрэнда стон. Лесли крепко спала в его объятиях. Этой ночью они занимались любовью долго и не спеша, и стоны удовлетворения и сладострастия поднимались, казалось, из самых потаенных глубин его существа. В комнате было темно, и как раз перед тем, как он проснулся, стоны вплелись в его сон вместе с ровным рокотом прибоя. Он осторожно вытащил руку из-под головы жены и поднялся с постели. Звуки доносились из соседней комнаты, где спала Кэролайн. Стрэнд накинул халат и вышел в коридор, где горела лампа. Босиком, совершенно бесшумно приблизился к двери в спальню дочери. Теперь стоны были слышны совершенно отчетливо. Комнаты Хейзена и миссис Робертс находились в другом крыле здания, и Стрэнд был рад тому обстоятельству, что стоны дочери никак не могут их потревожить. Он тихонько приотворил дверь. В луче света, падавшем из коридора, он увидел, как дочь мечется по постели, закрыв лицо руками, – точно отбивается от кого-то. Он быстро подошел к кровати и обнял девочку.

– Ну, тихо, тихо, – нежно прошептал он. – Все хорошо. Ты в полном порядке, и ничего страшного не происходит.

Кэролайн открыла глаза. Лицо ее искажал страх.

– О, папа!.. – Она приникла к нему.

– Тебе просто приснился плохой сон, – сказал он. – Я здесь, с тобой.

– Ах, папа!.. – Кэролайн заплакала. – Они шли на меня, размахивая ножами… Шли и смеялись. И я ничего не могла поделать… Я старалась, пыталась…

– Ш-ш… моя девочка, ну, тихо, тихо…

– Я так испугалась. – Она еще крепче прижалась к нему.

– Тебе нечего бояться. Всем людям снятся иногда страшные и глупые сны…

– Не уходи. Пожалуйста, прошу тебя, только не уходи!

– Не уйду. А ты закрывай глазки и спи.

– Не знаю, что бы я делала, если б ты не пришел. – Вдруг она тихонько рассмеялась. – А знаешь, подбородок у тебя жутко колючий!..

– Извини.

– Все равно, мне нравится, – сонно пробормотала девочка. И через секунду уже спала.

Стрэнд еще долго сидел, держа ее в объятиях. Когда наконец убедился, что дочь крепко спит, бережно опустил ее на постель, укутал одеялом и вышел из комнаты, притворив за собой дверь. И тут вдруг услышал на лестнице шаги. Джимми с гитарой в руках поднимался на второй этаж.

– Привет, папашка, – сказал он. – Чего это ты шастаешь по дому в такой поздний час?

– А сколько сейчас?

– Начало четвертого, – ответил Джимми. – Роскошная выдалась ночь. Что-то случилось?

– Да нет. Просто Кэролайн приснился кошмар.

– Моя музыка… – усмехнулся Джимми. – Вот уж не думал не гадал, что она так на Кэролайн подействует!.. Как сестренка сейчас – в порядке?

– Да, все прекрасно.

– Бедняжка, – сказал Джимми. – Что ж, спокойной ночи. И приятных тебе снов.

Но Стрэнд в ту ночь еще долго не мог уснуть. Зловеще ревел океанский прибой, дыхание Лесли казалось таким неровным и слабым. И еще – до боли милым его сердцу в этой тихой темной комнате, где они совсем недавно занимались любовью. Но сама она, эта комната, уже не защищала от вторжения извне.

Стрэнд проснулся поздно, разбитый и усталый, и обнаружил, что он в комнате один.

Спустился в гостиную. Мистер Кетли доложил ему, что все с утра ушли на теннисный корт. Есть не хотелось, и он ограничился чашкой кофе. День снова выдался жаркий и душный, и он решил воспользоваться отсутствием обитателей и гостей дома и искупаться в океане в надежде, что это хоть немного взбодрит его.

Когда он спустился вниз в плавках и халате, ни на террасе, ни на пляже не было видно ни души. Океан был довольно спокойным, лишь ярдах в десяти от берега плясали и разбивались о мель мелкие волны. Стрэнд скинул халат и зашагал по белому мелкому песку к воде. Вошел в нее и двинулся к тому месту, где разбивались волны. Вода оказалась холодной и доходила примерно до пояса. Теперь он уже окончательно проснулся и, с наслаждением вдыхая свежий солоноватый воздух, стоял и позволял прибою массировать ноги. Потом поплавал немного, подумывая о том, что неплохо бы записаться в бассейн и ходить туда по крайней мере раза три в неделю. Это только на пользу пойдет.

Когда руки начали уставать, Стрэнд стал ногами на твердое гладкое дно и пошел. Но вдруг обнаружил, что ни на дюйм не приближается к берегу. Его сносило течением, даже просто удержаться на ногах было трудно. Затем вдруг дно вырвалось из-под ног, течение подхватило пловца и медленно и неумолимо начало выносить в открытое море. Он пытался подавить охватившую его панику и сильно заколотил руками по воде, стараясь побороть поток. Никогда в жизни он так не уставал и уже начал глотать воду. Кричать не было смысла – на пляже все равно ни души. Стрэнд посмотрел на большой дом. Он казался таким близким, но признаков жизни там не наблюдалось.

Вдруг на террасу с газетой в руках вышел Конрой. Уселся в шезлонг, развернул газету и начал читать, не поднимая головы и не глядя ни на пляж, ни на море.

– Конрой! – еле удалось выдавить Стрэнду. – Конрой! – Он увидел, как тот завертел головой, явно не понимая, откуда доносится зов. Затем он все-таки заметил Стрэнда. Тот размахивал руками, не в силах больше кричать, и старался держать голову над водой.

Конрой обернулся и махнул кому-то, находившемуся в доме, затем отшвырнул газету и бросился бежать по песку, срывая на ходу одежду. Нырнул в воду и быстро поплыл к Стрэнду. А подплыв, сказал:

– Не волнуйтесь, мистер Стрэнд. – Голос его звучал ровно и абсолютно спокойно. – Перевернитесь на спину и постарайтесь удержаться на воде. Я вам помогу. – Его длинные прямые волосы липли ко лбу, руки были тонкими и белыми.

Стрэнд покорно перевернулся на спину. Сквозь пенную пелену слабо просвечивало солнце. Он чувствовал руку Конроя у себя под подбородком, тот поддерживал его. Греб Конрой свободной рукой, медленно-медленно. И не к берегу, а старался держаться параллельно ему. Их выносило все дальше в море. Стрэнд судорожно хватал воздух раскрытым ртом, заглатывая вместе с ним и воду.

Он приподнял голову и мельком успел заметить, что по берегу к воде бежит кто-то и держит в руке какой-то предмет. Через мгновение он понял, что это Линда Робертс и что несет она свернутый кольцом канат. Затем увидел, как женщина вбежала в волны, и потерял ее из виду.

Вдруг течение отпустило. Конрой облегченно вздохнул.

– О’кей, – проговорил он, – ну вот, мы вроде и выбрались. Держитесь спокойно, все будет хорошо. – И начал медленно подталкивать Стрэнда к берегу, со всхлипом выдыхая при каждом гребке. «Мы не сможем добраться, – подумал Стрэнд, – нам никогда не одолеть такого расстояния, скоро оба пойдем ко дну». Он хотел сказать это Конрою, но выяснилось, что говорить он просто не в силах. Что-то со всплеском упало в воду поблизости, и Конрой протянул руку. Это оказался канат, который швырнула им стоявшая по пояс в воде миссис Робертс. Стрэнду казалось, что он пробыл в море долгие часы и что берег ничуточки не приблизился. Но по крайней мере и не удалился.

– У нас все получится, – сказал Конрой, крепко ухватившись за веревку. В руке, которой он поддерживал Стрэнда, казалось, появились новые силы. Миссис Робертс начала медленно тянуть канат к себе. Фут за футом, дюйм за дюймом они приближались к тому месту, где она стояла. Наконец поравнялись с ней, и вместе с Конроем они ухватили Стрэнда за руки и рывком подтащили к берегу. Он почувствовал, что лежит на твердом песке, и попытался улыбнуться миссис Робертс, чье промокшее платье плотно липло к костлявому телу. Но мышцы лица словно парализовало, улыбка никак не получалась.

Конрой рухнул на песок рядом с ним. Грудь его часто вздымалась, глаза были закрыты.

– Вы попали в морской гнойничок, – сказала миссис Робертс, откидывая падающие на глаза мокрые пряди волос. Голос ее звучал как-то странно, словно она говорила откуда-то издалека по телефону и слышимость была страшно плохая. – Это такие маленькие водоворотики, одна из местных достопримечательностей.

Стрэнд потерял сознание. А очнувшись, увидел над собой лицо. Чьи-то губы прижимались к его губам, вдувая в рот теплый воздух. Поцелуй жизни… Это выражение выплыло откуда-то из подсознания. Миссис Робертс поднялась с колен и выпрямилась. Казалось, она плавает где-то над ним, между небом и землей, в красном тумане.

Теперь и Конрой тоже плавал над ним, и тоже в дымном красноватом ореоле.

– Он жив. – Голос Конроя тоже показался Стрэнду отдаленным, словно доносился из телефонной трубки.

Чудовищная боль – такой боли он никогда еще не испытывал в жизни – разрывала грудь и плечи. Стало нечем дышать.

– Конрой… – слабым голосом произнес он, – мне страшно больно. Вот здесь… – Каким-то чудом ему удалось дотянуться до груди и показать. – Боюсь, я…

Полчаса спустя он уже находился в палате интенсивной терапии в госпитале Саутгемптона, и доктор Колдвелл, склонившийся над ним, сказал кому-то, кого Стрэнд не видел:

– Сердце…

«Мужчина вашего возраста», как заметил тогда доктор Принз.

После этого он долго ничего не слышал и не помнил.