Текст книги "Шизофрения. Том 1"

Впрочем, в целом ситуация сложилась как нельзя лучше: их спор с Сергеем завершился боевой ничьёй, ведь бездыханное тело Михаила так и не смогло сделать свой выбор, хотя лично для неё последующий день был самым красочным доказательством заслуженной победы. Она, впрочем, не спешила её праздновать, чтобы не раздражать лишний раз шефа, который мог быть несколько уязвлён могуществом её женского обаяния. Юная хозяйка жизни уходила из этой истории почти такой же как пришла: самоуверенной, неглупой, влюблённой в свою красоту, будущей акулой корпоративного бизнеса или ночных московских тусовок – смотря на что достанет её терпения и хватки. В глубине души она верила и ждала прекрасного принца на непременном белом коне, но, в чём вряд ли призналась бы даже самой себе, с такой же непременной нагайкой, выраженной в силе характера, способном раз и навсегда сломать её и подчинить своей воле – и чем больше Инна встречала в жизни обожания и преклонения перед её красотой, тем сильнее она ждала того, кто спокойно выстоит под напором её чар, грубо и властно возьмёт за волосы и покажет её скромное место у своих ног.

Так рассуждал Михаил, глядя вслед удаляющемуся такси, везущему его милую подругу в пучину московской ночи, и в который уже раз проклял свою идею, заслонившую для него весь горизонт. Чего проще было бы увлечься такой красотой, которая сама по себе есть концентрированная сила, разве что не благоприобретённая, но дарованная природой или кем там ещё, ради этого идола бросить пить, вгрызться зубами в карьеру, стричь откаты, идти по головам и каждый вечер встречать дома прекраснейшую из мотиваций, чтобы, засыпая рядом с её великолепным телом, чувствовать удовлетворение и счастье и с тихим спокойствием сознавать, что завтра будет такой же прекрасный день, как сегодня. Неожиданно он дёрнулся, как будто от удара током: его удел теперь быть на гребне замысленной борьбы, а не растрачивать жизнь на плотские утехи и душевный покой. «Так какого же чёрта я здесь делаю!» – выругался Михаил, в первый раз осознав, что, страдая от поработившей его страсти, он тем не менее и в самом страшном кошмаре не может расстаться с ней, потому что нельзя же просто взять и выбросить большую, наиболее ценную часть себя. Это новое открытие ещё предстояло осмыслить, но сейчас ему нужно было поскорее убраться из этого земного рая, поэтому он быстро вернулся на веранду ресторана французской кухни, взглянул тоскливо на только открытую бутылку бордо двухтысячного года и в ответ на самоуверенное замечание Сергея: «Ну, теперь, я полагаю, отношения с нашим отделом продаж будут развиваться у Вас самым продуктивным образом», резко, почти грубо попросил его спутницу посидеть пять минут за баром, коротко озвучил Сергею процент отката, схему передачи наличных, специальный e-mail для связи и непременное главное условие сотрудничества: чтобы, получив весьма существенный бонус за нового крупного клиента, Инна затем была раз и навсегда совершенно устранена от общения как с ним, так и с любым другим представителем его компании. Дав Сергею подумать до понедельника, хотя тот уже поспешил согласиться на предложение, поблагодарив за знакомство и пообещав непременно его продолжить, буде на то желание противной стороны, Михаил оставил своего озадаченного приятеля и его испуганную девушку переваривать это резкое изменение настроения их милого флегматичного пропойцы, взял такси и отправился домой.

Мысли, которым он предавался по дороге домой субботним вечером, трудно было назвать радостными. Его мучила совесть, отравленная ядом идеи и потому радикально изменившая его мировоззрение: он с лёгкостью простил бы себе убийство невинного человека, даже не ради, а только лишь не вопреки главному, и в то же время готов был пристрелить себя самого за малодушие, проявленное им сегодня днём. Как мог он увлечься юбкой, пусть даже и красивейшей, обаятельной, но всё-таки юбкой – квинтэссенцией простейшего обезьяньего инстинкта, на которую он – пусть на долю секунды, пусть в момент приятной слабости, но готов был променять то единственное, что делало его человеком, отличало от безликой толпы приматов, вечно жующих особей, без цели, ищущих, куда бы потеплее пристроить или, наоборот, раскрыть свой детородный орган. «Однако, ты – говно», – таков был простой и очевидный приговор его самому себе, с которым он и вошёл в свою простенькую холостяцкую квартиру и уже было собирался и дальше предаваться самобичеванию, но то ли вид относительно родных стен, то ли исчезнувшее, благодаря приятно проведённому дню, похмелье, а скорее – привычка и в поражении искать возможности обратить оное себе во благо, настроили его на более продуктивный лад, и он вернулся к привычным последнее время размышлениям.

Итак, с этим новым поставщиком он был полностью и хорошо обеспечен – так, чтобы никакие материальный трудности не отвлекали его от занятия главным. Эта успокоительная мысль кое-как примирила его с сегодняшней слабостью, и уже более спокойно и трезво он стал прикидывать шансы дальше. Сергей, свалившийся на него как с неба, по виду вполне подходил на роль первого члена их группы: пресыщенный, разочарованный в жизни, но при этом характерно не истаскавшийся русский барин, жаждущий сильных эмоций и готовый на любые авантюры, лишь бы встряхнуть своё день ото дня всё более засыпающее сознание. «Только что-то уж слишком во власти сплина», – засомневалось в нём что-то, но с другой стороны, может, такого-то для начала и надо: пойдёт на что угодно, лишь бы развеять исконную русскую тоску – двигатель всего неординарного в нашей стране на протяжении её тысячелетней истории.

Опять же существенным преимуществом были деньги, которые на первом этапе формирования группы, пусть и в небольших количествах, но всё же понадобятся и, хотя он и мог их выкладывать из собственного кармана, но пара-тройка съёмных конспиративных квартир, машина, поддельные документы и прочее рисковали со временем превратиться в тяжёлое бремя для его кошелька, и тогда материальные трудности всерьёз смогли бы отвлекать от основной деятельности, а в худшем случае и вовсе тормозить её. Да и первичная вербовка новых членов в хорошо финансируемую организацию гораздо проще, чем обработка в духе религиозной секты с непременным входным билетом и регулярными членскими взносами. Не стоило также и забывать, что кому-то, возможно, придётся даже оставить основную деятельность ради дела, и тогда лишняя тысяча долларов в месяц будет очень уместна для поддержания духа и тела бойца. Впрочем, материальная составляющая никогда не должна была стать камнем преткновения в вопросе приёма новых, а уж тем более – первого члена, и Михаил ещё раз взглянул на кандидата, отбросив его потенциальную спонсорскую помощь. Сергей молод, обладает известной силой характера, самоуверен, но не самовлюблён, хорошо образован, красив – на случай, если им придётся иметь дело с женщинами, физически силён, имеет, судя по всему, довольно свободного времени, и в довершении – слишком явно находится в длительном безуспешном поиске своего я или хотя бы стоящего предназначения в жизни.

Сделав поправку на отчасти возможно ошибочное первое впечатление и даже отбросив половину из перечисленных качеств, Михаил должен был признать, что объект подходит хотя бы для разговора. Оставалась лишь одна неприятная деталь: Сергей был достаточно умён, чтобы в случае незаинтересованности понять реальную угрозу расправы над ним, и более чем обеспечен, чтобы при таком повороте дела, предварительно заказав горе-террориста хорошему киллеру, на какое-то время свалить в неизвестном направлении. Риск мог быть отчасти снижен, если на этапе вербовки говорить об уже существующей организации, которая и без живого Михаила – своё лидерство лучше тоже пока опустить – способна достать незадачливого рекрута если не где угодно, то хотя бы на территории нашей страны, но всё-таки риск был, и достаточно велик. Что ж, ничто не мешает узнать сначала Сергея поближе, благо он и сам, вроде, не прочь продолжить знакомство, а там для начала даже в шутку можно поболтать о том глиняном колоссе, которым является нынешняя власть, и как было бы соблазнительно, смеха ради, свалить этот столп суверенной демократии обратно в болото русской действительности, хотя бы затем, чтобы посмотреть, как он будет там беспомощно барахтаться и тонуть. Итак, предстояло для начала заложить основу для регулярных неформальных встреч в виде действующего контракта и требования на первом этапе передачи наличных строго самим Сергеем, чем успешный менеджер, как он сам окрестил себя, почти среднего звена и решил заняться в первую очередь.

Он слишком резво приступил к этому с самого понедельника, загрузив работой юристов и менеджеров закупки, не выдержав положенную корпоративной откатной этикой паузу для двух-трёх официальных meetings, на которые следовало притащить как можно больше всякого встречного и поперечного, но, главное, безразличного непосредственно к выбору народа, чтобы решение выглядело коллегиальным, запротоколировать всё в виде подробных minutes на несколько страниц с графиками и таблицами, дабы никому и в голову не пришло копаться в этой многотрудной галиматье, и лишь затем, соблюдя весь причитающийся политес, дать уплывающему за океан на повышение боссу подмахнуть вердикт. Михаил нарушил неписаный, но от того не менее строгий кодекс и потому был уже в среду (оперативность реакции подчеркивала серьёзность вопроса) затребован на встречу к жаждавшему заокеанского парохода начальнику, инициатором которой были финансовый аналитик и старший менеджер по закупкам.

Босс был, видимо, недоволен и проклинал себя за добро, от которого, как известно, ищут лишь зла, потому что в результате его щедрости ретивый подчинённый подбросил ему перед самым отъездом изрядный кусок головной боли, способной омрачить его отбытие восвояси, а то и тянуться за ним хвостом дальнейшего разбирательства на новом месте. Он переслал ему приглашение на встречу и в сообщении посоветовал подготовиться исключительно самому и тщательнее, что на корпоративном языке означает: «Тебя будут иметь, и я не собираюсь прикрывать твою чересчур резвую жопу». Михаил ответил, что, учитывая оперативность назревшей проблемы, он уже всё подготовил заранее и ему только жаль, что любимого и, главное, чрезвычайно занятого начальника отвлекают от насущных дел, что в переводе звучало: «Отобьюсь от этих мудаков сам, Ваше Величество может не бздеть и спать спокойно».

Он шёл слишком напролом, но знал, что закупками руководит, то есть имеет право вето, португалец, а значит, главная проблема не представлялась такой уж нерешаемой: дети Иберии, как он знал из практики, до фантастичного ленивы, и их местный зам по тылу не был исключением – сидел на своём месте, несмотря на принятые регулярные ротации, вот уже четыре года, дважды отказывался от повышения и в целом преуспевал на выбранном поприще. Лично до него касавшееся не отдавал никогда и тут готов был биться насмерть, хотя бы и с начальством, да так, что реконкиста показалась бы жалкой инсценировкой военных действий, здесь же скорее хотел прикрыть себе пятую точку, чтобы не оказаться крайним, если такая поспешность в смене поставщика привлечёт внимание высших сфер. С финансовым аналитиком было посложнее: то был румын, поди сообрази, что это за нация, хотя он видел его пару раз на корпоративах, так сказать, патриотично пьяного, но исключительно с равными и нижестоящими, перед начальствующими же по большей части французами чуть только не жалел, что его родине не посчастливилось за всю историю ни разу побыть французской колонией или хотя бы протекторатом и таким образом впитать на штыках иностранного легиона величайшую из мировых культур. Короче, слишком труслив, чтобы заявить прямо о подозрениях и втянуть своё начальство в разбирательство, и достаточно неглуп, чтобы рисковать карьерой ради небольшого куска к тому же маленького пирога.

Не первый день замужем – Михаил подготовил всем участникам собрания по увесистой папке, где отдельной главой были распечатаны все многочисленные письменные (а он приучил свой персонал к переписке по любому поводу) жалобы на текущего поставщика; вообще в его почте были даже специальные папки с компроматом, или, наоборот, поощрением на каждого сколько-нибудь стоящего сотрудника или подрядчика, и он умело пускал их в дело, когда требовалось. Услуги Сергея выходили немного дороже, но Михаил добавил в проект договора кучу штрафных санкций (в материальном плане незначительных, но их было очень много и потому смотрелись они солидно) за любые ошибки и в два раза большую кредитную линию, плюс напихал кучу сравнительных таблиц, запросил у альтернативных поставщиков предложения, которые все оказались выше, так как остальные участники тендера были полунамёками предупреждены, что он рассчитывает на порядочную мзду, и таким образом профайл был составлен очень неплохой.

С самого начала встречи последовала мощная артиллерийская подготовка, когда Михаил выложил перед участниками толстенные папки, которые никто, из ленивых по большей части экспатов, не предполагал увидеть так скоро. Подавив огневые точки противника, Михаил, не давая последнему отдышаться, ринулся в мощную атаку и двадцать минут без перерыва бегал вокруг флипчарта, рисовал и просил участников переворачивать страницы – он не пил аж с пятницы и был на вершине своего физического и интеллектуального могущества. По всему выходило, что это спонтанное, как показалось некоторым, решение, было давно и тщательно продумано, и причиной тому была несостоятельность нынешнего подрядчика. В конце своей речи он подошёл к телефону и с видом конферансье торжественно проговорил, что сейчас попросит подчинённого внести проектор и покажет глубокоуважаемым присутствующим специально подготовленную задолго до этого новым поставщиком презентацию, на самом деле никогда не существовавшую и тогда португалец первый замахал руками, немного даже извиняясь, сказал, что они собрались в общем-то на рутинный meeting, и лично его ждёт новая встреча, поэтому он не рассчитывает потратить на это более получаса в целом, а лишь просит подготовить и отослать всем участникам подробнейший, с приложением всех имеющихся сейчас на руках документов, письменный протокол собрания, с которым он позже обязательно и очень подробно ознакомится и, если сочтёт нужным, попросит добавить его соображения в виде дополнительного соглашения к договору. И неискушённому в корпоративных делах человеку было понятно, что за этим скрывалось: «Ладно, понял, обложился хорошо, но не зарывайся и на чужую поляну со своими толстыми папками не лезь, а то наведу в твоём царстве такой дополнительный порядок, что замучаешься расхлёбывать». Румын попросил отметить в протоколе, что он просит впредь вести работу по выбору нового поставщика с большим вовлечением органов финансового контроля – читай, кого угодно, но не его лично, и вообще в целом не ратует за поспешность, но, принимая во внимание плачевную ситуацию с нынешним поставщиком, идёт навстречу пожеланиям трудящихся.

Больше всех развлекался непосредственно шеф, который доподлинно знал, что до пятницы вечера Михаил не знал даже названия нового поставщика, оценил красивый, хотя, на его взгляд, и рискованный блеф с презентацией и вообще теперь уже жалел, что не может после себя передать бразды правления этому хваткому, подающему, несмотря на национальную ущербность, надежды молодому человеку, который и так слишком быстро по меркам компании получил свою нынешнюю должность. Его проклюнувшийся талант он немедленно отнёс на счёт собственного блестящего руководства и вообще воспитания, так что на лице его ожидаемо читалось: «Смотрите, сынки, какого орла вырастил, и учитесь, пока я жив». В результате все утерлись, и хотя Михаил безусловно и к тому же необоснованно рисковал, но таково уж было свойство его натуры, что в целом выдержанный и терпеливый везде, где нужно, он любил в чём-то главном пройти слегка по краю пропасти, чтобы испытать холодную дрожь и в конце пути тем сильнее почувствовать прелесть достижения цели. Всегда особенно приятно вернуться в тёплый гостеприимный дом, когда на улице промозгло и сыро, а то и вовсе бушует вьюга, чем видеть из окна приветливо сияющее солнце и понимать, что зря тратишь время в четырёх стенах.

Подписание договора завершилось в течение недели, что очень обрадовало, но одновременно и удивило Сергея: знакомый не понаслышке с корпоративной неповоротливостью, он только диву давался предприимчивости своего нового приятеля и начинал подозревать, что тот был назначен на свою позицию не только лишь волей счастливого случая и, когда не пил до беспамятства, очень неплохо, по-видимому, справлялся с возложенными обязанностями, не забывая блюсти при этом и свой личный, шкурный, так сказать, интерес. Редкое сочетание качеств в иностранной компании, где люди делятся на всей душой впитавших и потому помешанных на западных ценностях, только что не альтруистически настроенных карьеристов и псевдопатриотичных, бездарных стяжателей. Первые посвящают жизнь служению единственно правильному богу, катаются по миру и проводят время в многочисленных, модных в их кругу увеселениях, вроде яхтинга, гольфа, скалолазания, сквоша и прочей атрибутики среднего класса, хотя бы ничего из этого и не доставляло им удовольствия и даже было не по карману. Вторые, как бы в пику корпоративной этике, встречаются за пивом в исключительно русских компаниях, по возможности без коллег, живут правильной русской, в их понимании, жизнью, простаивают в пробках на дачу, упорно ездят на all-inclusive в Турцию с Египтом, напиваются по пятницам, ходят в баню с непременными шлюхами, поколачивают жён и вообще делают вид, что всё ещё живут в СССР, лишь по необходимости надевая с девяти до шести маску прилежного сотрудника commited to company policy во всём, что касается нагадить и настучать, но неизменно прохладными к alma mater, когда нужно самым банальным образом поработать. Кто из них меньше нравился Сергею, он и сам не мог бы точно сказать, а скорее по привычке презирал оба типа, так как в принципе был приучен жизнью смотреть на окружающих людей – своего в том числе круга – не иначе, как сверху вниз. Не то, чтобы это доставляло ему удовольствие, но так сложилось само собой и даже отчасти вопреки его воле, которая всегда подсознательно искала предмет, на котором могла бы опробовать свою смертельную, как у бультерьера, хватку.

Здесь же он видел тип совершенно новый, с виду сочетавший несочетаемое: пассивного алкоголика и решительного умелого руководителя, неопрятного клерка и интересного, явно неординарного человека; вообще это был какой-то набор сплошных противоречий, не укладывавшихся в привычную логику, а потому вызывавший его неподдельный живой интерес. Сам он заслуженно не считал себя успешным руководителем бизнеса, так как получил его готовым и преуспевающим, а с подчинёнными отношения строил не по курсу гарвардского менеджмента, а так как привык подчинять своей воле и повелевать окружающими людьми в обычной жизни – это было в меру эффективно, а главное удобно, поскольку избавляло его от необходимости постоянных перестроений с рабочего на, как он любил говорить, приватный лад и делало руководство компанией отца таким же привычным и несложным делом, каким была вся его остальная жизнь. Ему, впрочем, хватало проницательности понять, что, потерпи он здесь фиаско, горячо любимый родитель вряд ли даст ему ещё один корабль порулить и скорее выдаст хорошее, но зато уж до конца жизни фиксированное содержание и, верный своей практической жилке, махнув на первый блин комом рукой, заведёт пару детишек от новой молодой жены, чтобы хотя бы на смертном одре надеяться, что дело его жизни не будет пущено по ветру. Отец слегка презирал его за то, что он не добился всего сам, а получил на тарелочке, но в то же время отдавал должное сыну, который, во-первых, не виноват в том, что появился на свет обеспеченный всем от рождения, а во-вторых, сумел с гораздо большей, чем сверстники его круга, выгодой воспользоваться данным провидением. Для того чтобы окончательно утвердиться в своей – отнюдь не симпатии, которая в глазах отца не имела цены, но уважении или неуважении к сыну, недоставало того финального аккорда в виде примера успешного развития переданной ему с рук на руки компании, как залога его ума, состоятельности и в целом способности обратить в вещественный капитал того, что было в таком изобилии предоставлено ему в виде воспитания, образования, хорошего здоровья и чувства отеческой, если не ласки, то хотя бы поддержки, которую он чувствовал всю свою жизнь.

Именно поэтому привыкший легко смотреть на вещи Сергей втайне от всех горячо радел за будущее возложенного на его неопытные, к слову, плечи дела, и это было, пожалуй, единственное, что могло заставить его всерьёз переживать, потому что не перспектива потери отцовского состояния, но сознание собственной бесполезности страшили его более всего. Он не боялся прочесть в глазах отца разочарование, но понимал, что не сможет перенести его от собственного отражения в зеркале. В нём было сильно непонятно откуда взявшееся после трёх поколений истребления какое-то допотопное и даже ему самому смешное чувство чести, которое не позволило бы ему прожигать жизнь и папашины деньги, не чувствуя укоров совести. Не жажда деятельности, но острое желание самореализации заставляли его избегать приятного растительного времяпрепровождения, столь свойственного золотой молодёжи в любом уголке земного шара, и он последовательно искал то самое, где можно будет применить свою силу, и судорожная дрожь начинала колотить его, если виделось на горизонте что-то достойное, но неизменно сменялась гадким похмельем безысходности, когда величественное здание при ближайшем рассмотрении оказывалось жалким безвкусным нагромождением бетонных блоков, пригодных лишь для того, чтобы переночевать.

Так было с его в некотором смысле увлечением религией, тем более сильным, что вопреки воле отца, потому что речь шла не о модном православии, но субкультуре, похожей на ушедших в небытие хиппи, которые ставили своей целью не менять мир к лучшему, а постараться в агонии современного разврата найти место незатейливому, но продуктивному существованию на благо хотя бы общины. Они не уходили и не отгораживались от мира, оставаясь чиновниками, клерками и служащими, но старались отдавать всё своё время не уходу за собственным телом, а шлифованию своей души: ходили в театры, помогали неблагополучным семьям, собирались в недорогих приятных заведениях, чтобы просто поболтать о чём-то незначительном. Сергей сразу ощутил тут задатки чего-то совершенно нового, большего и вообще достойного всяческого участия. На всём этом, что особенно радовало, не было налёта юродивости или монашества: это всё были по большей части сравнительно молодые люди, не старше сорока, и девушки не отказывали себе в удовольствии хорошо выглядеть, привлекать и внимание и увлекаться самим, но всё это без присущего обычным московским барышням привкуса дешёвого бабства, а как-то естественно и даже мило.

Последний раз он посещал их собрание порядочно давно, но хорошо помнил всё до мельчайших подробностей того вечера, который – он знал уже тогда – должен был стать для него последним, и в том числе, видимо, поэтому так отчётливо отпечатался в его памяти. В среду, так называемую маленькую пятницу, они начали собираться после восьми вечера в уютной небольшой кофейне на Маросейке, которую постепенно, десять с лишним человек, заполнили почти всю, шумно болтая и почти что галдя, как стая беззаботных студентов, а не группа состоявшихся, почти взрослых людей. Может быть, этот недолгий возврат в ощущение капустника и был истиной причиной их собраний, и они лишь прикрывались поисками гармонии души и предлагавшихся духовных даров, – ему не было до этого никакого дела, так спокойно и непривычно приятно казалось находиться в обществе всего-то, казалось бы, неглупых и воспитанных людей. У них не принято было, а лучше сказать совершенно не поощрялась какая-либо демонстрация своего материального статуса, и поэтому в период с мая по сентябрь, а другое время Сергей так и не смог застать, все приезжали к месту сбора и передвигались далее исключительно на метро или такси в складчину, мало говорили о работе или денежных проблемах, но больше вспоминали и обсуждали подробности совместных похождений.

Информационный бум не обошёл и эту миниатюрную секту, у которой была своя закрытая группа в социальных сетях, где регулярно выставлялись фотографии последних событий и анонсировалось дальнейшее расписание. Каждый из них по отдельности всё-таки представлял более-менее стандартный тип современного обывателя со всеми его слабостями и беснующимся тщеславием, но, может быть, отчасти поэтому так приятно было хотя бы на время становиться как бы полу-выдуманным, почти литературным героем: галантным кавалером или тонко чувствующей юмор дамой. Face-контроль, по-видимому, тоже присутствовал, потому что все как на подбор были если не симпатичными, то уж точно не отталкивающими, и к тому же пропорциональное соотношение полов также соблюдалось. Непосредственно в вопросы религии они, похоже, особенно не лезли да и не хотели в принципе на эту тему размышлять, справедливо полагая, что нанять автобус, чтобы вывезти обитателей детского дома погулять в погожий день в Парк Горького и покататься на аттракционах – дело гораздо более богоугодное, чем отстоять скопом службу и понаставить свечей напротив изображений незнакомых святых. Они и делали-то, по сути, очень немного, большую часть времени посвящая общению внутри своего круга, но как-то всё же гармонично, да и заявленная цель сообщества была всё-таки сделать мир лучше в пределах отдельно взятого социума и, как ни эгоистично это могло звучать, даже о сиротах они заботились скорее чтобы сделать лучше и добрее самих себя, грубеющих от каждодневной столичной действительности, ища в улыбках детей не благодарность, но обоюдную радость.

Мало притягательная, быть может, постановка вопроса, но, на взгляд Сергея, это было всё же честнее, чем развлекать детишек, купаясь в тщеславии от собственной доброты и втайне лелея надежду, что когда-нибудь обязательно «воздастся». Безыскусственность – вот был императив поведения участников, который они так никогда и не сформулировали в виде официального девиза, но все, как один, тем не менее, чувствовали. Делать добро прежде всего ради себя – то была действительно оригинальная, не встречавшаяся прежде Сергею мысль, вызывавшая сначала простой интерес, но чем дальше, тем больше симпатию, и он позволял себе иногда отвлечься от привычной жизни, чтобы поиграть в плохо знакомого настоящего себя, а может быть, когда-нибудь и вовсе исполнить эту роль на одном дыхании, не играя вовсе – или хотя бы почти не играя.

Как всё стоящее в жизни, это новое увлечение пришло случайно, когда на концерте в Доме Музыки незнакомая милая в целом девушка без предисловия или даже приветствия сказала ему буквально следующее: «В Вас, знаете, может, есть ещё что-то человеческое, приходите к нам на огонёк как-нибудь, вот адрес странички нашей группы: скажете, что Вас пригласила Каганова Аня», – произнесла незнакомка и протянула ему смартфон, на экране которого была открыта заглавная страница. Сергей, хоть и привык к женскому вниманию и неловким попыткам некоторых девушек, знакомясь, соригинальничать, но от такого предложения чуть даже потерялся и с задержкой на пару секунд только и произнёс: «Да, непременно», после чего послушно переписал ссылку, туда же вбил имя новой знакомой и раскланялся, проговорив дежурное: «Тогда до встречи».

Будь Аня хоть немного настойчивей, он, наверное, принял бы её за докучливую сектантку какой-нибудь новой спасительной чуши и, не стесняясь интеллигентной публики вокруг, послал бы её в самое подходящее место, но то, как нелестно она отозвалась о нём, успешно сыграло свою роль приманки, хотя бы и не стремилось ею стать. Мужчины не меньше представительниц прекрасного пола любят, когда их удивляют и отвешивают витиеватые комплименты, и Сергей не был исключением, разве что чуть более других избалованным разнообразием, а потому охотно поддался соблазну пролить немного света на это таинственное сборище и, посетив означенную страницу в сети, отправился на ближайший анонсированный вечер.

Местом собрания назначено было недорогое кафе с претензией на несколько больший, в отличие от обычной гастрономической точки, набор приятных развлечений в виде книг, не носящих пошлого отпечатка бестселлера, авторских снимков молодых фотографов, в чьём объективе уже начинал поблёскивать талант, и живой музыки всех мастей – от электронной до джазовой. Претенциозность немного резала глаз, но зато отпугивала любителей банально пожрать и, наоборот, притягивала скудные ростки столичной интеллигенции, хотя по большей части всё равно лишь тех, кому хотелось казаться таковыми. Впрочем, в современной Москве интеллект настолько не в почёте, что даже желание круглого дурака сойти за умного придаёт последнему налёт оригинальности, так что в целом заведение с уверенностью можно было назвать нетипичным и артхаусным, если бы киношный термин уместно было применять для описания интерьера и задающей тон атмосферы.

Только лишь войдя в двери и окинув взглядом собравшуюся публику, он сразу вспомнил один характерный эпизод, раз и навсегда приучивший его чураться компании подобных личностей. Попав однажды случайно на, так сказать, pre-birthday home-party друга своего знакомого фотографа, он, доехавший по случаю пятничных пробок на метро, а потому чуть промокший под моросящим дождём и к тому же обладатель явно поддельного брейтлинга, был принят излишне самонадеянным хозяином за обычного пролетария умственного труда, уверенно пробивающего себе дорогу через тернии офисного планктона. Именинник был коренным москвичом и имел от многочисленных, почивших в бозе бабулек, две квартиры, обе далеко не в спальных районах, одну из которых успешно сдавал и благодаря получаемым дивидендам гордо считал себя представителем избранной касты, которая никогда не опустится до рутинного нетворческого труда. Что же он такое делал, впрочем, так и осталось загадкой, хотя взятый с ходу в оборот Сергей, как единственный из присутствовавших досадно незнакомый с историей жизни аристократического московита, успел-таки за вечер выслушать летопись почти всей его жизни. Ему очень нужен был знакомый фотограф, который обещал под благовидным предлогом покинуть ради него основную программу, заключавшуюся в походе в какой-то кабак, где на заботливо фиксированную сумму был даже приготовлен бедненький фуршет, и потому он дал себе слово выстоять вечер под мощным натиском обаяния юбиляра, стараясь по возможности найти удовольствие в наблюдении этого довольно-таки характерного типа людей. В какой-то момент он застал себя за разглядыванием малопонятной антикварной хреновины, которую ярый путешественник притащил откуда-то из Северной Африки, смастерив из оной, по его мнению, стильный до неприличия журнальный столик размером эдак метр на два. Сергей, чтобы доставить удовольствие хозяину, вслух оценил безусловное изящество автора и прибавил, что сам тоже в своё время был большим любителем ездить по миру, а потому хорошо понимает и даже разделяет обуявшую его нового приятеля страсть: фатальная неосторожность в незнакомом обществе.