Текст книги "Искусственный гений. Научно-фантастический роман"

Мне подумалось, человек, следующий этим правилам, суждено многое познать, прочувствовать и понять. Это были, по истине, золотыми правилами для любого ученого, неким рецептом научного успеха.

– О, Фарид Сеидович, прошу прощения, задумался, – признался Каракулов и продолжил. – Вот вы мне в тот раз говорили о пирамидах. Так вот. Да, мы сломаем пирамиду. Но разве это конец? Нет, напротив. Это начало нового цикла. Понимаете? Мы выведем ученых до уровня гения. Все поднимутся до вершины. И вот начинается сооружение новой пирамиды. Основание этой новой пирамиды будет на том уровне, где была вершина старой пирамиды. А новая вершина уйдет за облака.

– А затем?

– А затем мы сломаем и эту новую пирамиду. Поднимем всех на уровень ее вершины – и начнем строить следующую пирамиду.

Такова оказывается закономерность развития научно-мировоззренческой культуры. Так или иначе, важно то, что этот ученый замахнулся на то, чтобы разрушить пирамиду умственного неравенства.

– Развитие ума и способностей – самая сажная потребность человека, – говорил Каракулов. – Сейчас начинается эпоха новых пирамид – живых пирамид знания. Они в отличие от тысячелетних пирамид Хеопса будут разрушаться и возникать вновь – каждая на более высоком уровне.

При свете такой яркой мысли автора все остальное для меня просто исчезла, как звезды днем. Я понял, что практическая отдача идей профессора будет ощущаться еще долго, долго….

Мои мысли прервал Каракулов. – Фарид Сеидович, пойдемте в кабинет. Я сегодня чертовски устал. Прямо отсюда уеду на дачу. Понимаете, там мне работается несравненно лучше. А в городе… В городе лица, лица, слишком много лиц видишь каждый день и час. Разных лиц. Они смазываются в памяти в бесформенную массу. Вот и в эти дни, надо заканчивать работу, но не работается. Начал впадать в странную апатию. Сижу напротив компьютера, смотрю на неё, смотрю. Порою кажется, что и он смотрит на меня в ответ. Заставил себя вернуться к работе с таким трудом. Довёл структуру книги до ума, сделал последние правки, добился четкости и конкретности в заключении работы. Однако работа опять застопорилась при оформлении предисловия, от содержательности которого многое зависит. И снова, как бы работа снова застыла в движении. Вдохновения нет. Неужели поток выбросит меня на берег в самом конце пути – пустого, изможденного, избитого? – думалось мне.

Созидание – странная вещь. Создать порядок, организованную систему, придать новую форму и смысл содержанию работы, а это, как мне кажется, и есть новая ступень, новое качество.

Проблемы такого рода, как научно-мировоззренческая культура, требует исключительно высокого уровня и иного качества знаний. Необходимо понимание проделанной работы, глубокие познания в основных областях, чутье на то, что важно, а что нет, а также способность создавать небанальные аналогии и нетривиально ставить ключевые вопросы. Тут требуется достаточно глубокое самопознание и интегративное мышление.

Эти слова, произнесенные Каракуловым, запомнились мне надолго. Находясь уже дома, я про себя подумал, человеческий разум – могущественный инструмент. Все рождается именно в чьем-то разуме и проецируется в физическую реальность. Эмоции, мысли, вот рычаги управления этим. Сейчас мне стало понятным, что ученый обязательно должен вести личный дневник, чтобы весь процесс, начиная от зарождения идеи, формирования гипотезы и карпения над ее разрешением, записать. Нельзя пропустить деталь созревания теории в голове ученого, когда начинается формироваться новая ступень, новое качество накопившегося знания. А что значить научное открытие – это один короткий, прекрасный миг – Эврика! А что значить новая теория – это разрушить старую форму, чтобы сделать новую. От начала и до конца. Надо все записать. От начала и до конца. Надо все записать. С такой мыслью я засыпал. Затем мне приснился странный сон, как будто, в чем мать родила бегу по улице и кричу «Эврика!», «Эврика!», «Эврика!».

ГЛАВА 3

ПРЕДПОСЫЛКИ И МОТИВЫ ЦЕЛЕВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Занимаясь проблемой истории созревания научного открытия, когда приходилось из отдельных фактов и фрагментов, из обрывков разговоров и интервью, восстановить в своем воображении картину созревания вначале научной идеи, затем научной гипотезы, и, наконец, научного открытия, я подбадривал себя мыслью о том, что участвую в творчестве. Интересно, что же было вначале? Пожалуй, это традиционное вопрошание в любом деле. Каковы были мотивы того или иного научного поиска? Каковы были предпосылки тех или иных исследований? Что натолкнуло ученого исследовать именно этот вопрос, а не другой? В моем случае также было интересно, а что же послужило причиной тому, что Каракулов занялся проблемой эффективного наращивания знаний у индивида. Такой вопрос напрямую я ему задал при нашей встрече в его лаборатории.

Каракулов рассмеялся. – Вы не поверите, но это было еще в школе.

– В школе? – удивился я.

– Да, именно.

Разлив чай Каракулов рассказал мне следующее.

– Это было несколько лет тому назад. На улице совершенно случайно встретил Эргеша – моего школьного друга, с которым давно не виделись. За чашкой кофе в ближайшем уличном кафетерии, разговорились, ударились в воспоминания о школьных годах. Наверняка для него было неожиданным мой вопрос.

– Слушая Эргеш. Помнишь, тот самый злополучный случай в пятом классе?

Он в недоумении посмотрел на меня, явно теряясь в догадках, о чем идет речь. – Какой? Пятый класс говоришь?

– Ну да. Я пришел новичком в ваш класс. Помнишь?

– Да. Это, действительно, был пятый класс? – переспросил он.

– Это был либо во второй или в третий день моего пребывания в вашем классе. Помнишь?

– А что это вдруг? – удивился Эргеш, теряясь в догадках.

– Да, так, вспомнилось, – слукавил я.

– Постой, постой. Вспомнил, – оживился Эргеш и в его глазах появился некий задор, а потом уже он вовсе расхохотался. – Пожалуй, такое трудно забыть, если ты о том самом.

– О том самом, о том самом, – рассмеялся и я.

– Помню, помню. Тебя посадили с Таней. Так?

– Вот-вот. А ты сидел позади нашей парты.

– Помню, помню, – смеялся Эргеш.

– Еще бы не помнить, – смеялся я.

А дело было так. Шел урок географии, каждый из нас были заняты раскраской контурных карт. У Тани – моей соседки по парте, мне нужно было попросить стиральную резинку. Я обернулся и спросил у Эргеша, как мне по-русски у нее попросить резинку. Он и шепнул мне в ухо, а я ничего не подозревая, что это был подвох, да еще какой, я и обратился к Тане. Но видели бы, какая случилось реакция у нее в ответ на мою просьбу. Словами не описать, истерика с воплями и рыданиями. А я сидел в оцепенении, теряясь в догадках о причине такой реакции Тани. Хотя, где-то внутри сверкнула догадка – наверное, Эргеш подсказал мне какую-то матерщину. А я…… Сквозь плач Таня рассказала учительнице, что якобы я ее оскорбил неслыханной дерзостью и нецензеншурой.

Помниться, учительница – молодая, жутко строгая, начала беспощадно совестить меня, параллельно пытаясь выяснить, что же все так Таня от меня услышала. Она же отрицательно мотала головой и все твердила сквозь плач, о том, что слова были неприличными.

– А ну ка встань Карим. Что за бестактность. Это же хулиганство, – возмущалась учительница – что ты себе позволяешь? Разве можно говорить матерные слова? Что за нахальство? Что за невоспитанность? И тогда ли, и в таком духе.

А в это время весь класс хохотал и топал ногами. Я же сидел, потерянный, ошарашенный, озираясь на всех и теряясь в догадках. В чем дело? Почему такая реакция на обычную просьбу одолжить стиральную резинку? А класс продолжал потешаться надо мной. От такого позора готов был сквозь землю провалиться. Выбежав на улицу, расплакался, шел домой, не разбирая дороги, твердя о том, что больше в этот класс ни ногой.

Разумеется, о случившемся в классе никому и ничего не рассказал, но родителям твердо заявил, что в русской школе учиться не буду. Отец, выслушав меня отчеканил: – Ничего с тобой не случиться. Перетерпи, привыкнешь.

Два дня прогуливал, а на третий к нам домой пришла завуч школы Ким Людмила Васильевна. Я долго отнекивался, но она настояла на том, что бы я продолжил школу. Пообещала, что поможет мне по русскому языку. Естественно, меня рассадили с Таней, в классе ни одна девчонка демонстративно не захотела сесть за парту в пару со мной. Скажу, что в классе меня так и не приняли за своего, сторонились, да и у меня появилась боязнь прямого общения с одноклассниками и в особенности с одноклассницами. Вот так, в школе оставался робким одиночкой, застенчивым молчуном. Разумеется, что со временем многое забылось, сам я не навязывался к дружбе с ними. Привык и все последующие годы, вплоть до окончания школы, вел себя отстраненно, живя в собственном мире.

Признаться, до сегодняшнего дня оставался в неведении, какие же слова подсказал тогда мне Эргеш. И вот, наконец, спустя многие годы после той драмы, представилась возможность услышать от него самого.

– Эргеш. Скажи честно, что ты мне тогда подсказал?

– Ну, друг, ты уж прости меня. Ведь даже настоящие преступления иногда прощаются за давностью, – рассмеялся Эргеш. – Признаться, в отношении тебя с моей стороны, конечно же, было свинство.

– И какое слово ты мне тогда прошептал? – не унимался я.

– Дай мне резинку, – смеялся Эргеш. – Честное слово!

– Да ну?

Давясь смехом, Эргеш все-таки признался: – Если быть точнее – Дай мне condom!

А вот оно что! Тут уже расхохотались мы оба. Ну, теперь все понятно. Конечно же, непростительная дерзость с моей стороны, ляпнувшего это слово, совершенно не понимая его смысл. Да и Эргеш, друг называется, сделать такое западло.

– Да, не столько забавный случай, сколько жесткий розыгрыш, – сказал я.

Мы с Каракуловым вдоволь насмеялись. Сколько таких вот смешных историй было у каждого из нас в школьные годы. А вообще, дети всегда бывают жестокими, как в этом случае одноклассники поступили с ним, – подумалось мне. Бедный, каково ему было тогда. Ничего не скажешь, беспощадный и жестокий розыгрыш, если это можно так называть.

– Этот злополучный пятый класс врезался в мою память навсегда, – продолжал Каракулов. – Да и потом, не счесть, сколько было унижений, оскорблений, недоразумений из-за моего незнания элементарных русских слов и выражений. Если до того слыл открытым мальчуганом, то уже через год превратился в обидчивого, замкнутого, даже озлобленного мальца. Дедушка Фрейд посчитал бы мой пример, как отчетливое проявление того самого чужеродного, разрывающие единство сознание, аффекты бессознательного. Уже потом, обучаясь в медицинском институте, штудируя психологические труды Зигмунда Фрейда, понимал, что это было, по сути, защитной реакцией моей психики на травмирующее сознание аффекты.

Разумеется, – сказал я. – Испытать такое унижение, оскорбление. И вправду, этот случай врежется в память навсегда.

Каракулов продолжал: – Вот так, все началось еще со школы. Однако, какие события не проходили бы, это были, безусловно, счастливые года детства. Когда рассказываю эту историю, меня часто спрашивают, а что до пятого класса ты вообще не учился? Разумеется, учился, но в кыргызской школе. Так сложилось, что наша семья перебралась в райцентр, где не было кыргызской школы и мне пришлось идти в пятый класс русской школы. А до того в кишлаке, насчитывающем всего два десятка дворов, затерянном в самом дальнем углу района был единственный малокомплектный класс, в котором учились всего восемь учеников. Причем, первоклассников было двое, второклассников – трое, третьеклассников – двое и лишь я один – ученик четвертого класса.

– Интересно, а что были и такие классы? – удивился я. Живя в городе, учась в городской школе, мне и невдомек было такое положение с образованием в сельской местности.

– Баит-ава – наш общий школьный учитель, – продолжал Каракулов, – имел всего лишь начальное образование и, конечно же, вел занятия исключительно на кыргызском языке. Русскую речь нам приходилось слышать разве лишь тогда, когда изредка выбирались с родителями в райцентр. Вот так, не зная ни одного слова по-русски, сел за парту пятого класса с русским языком обучения.

– Ну, а дальше, что?

– А дальше, – задумался Каракулов, – а дальше вот, что. Я глубоко был благодарен завучу школы Людмиле Васильевне Ким, которая, практически каждый день занималась со мной по русскому языку.

– Ты должен научиться читать и понимать текст, иначе придется тебе оставить на второй год, – грозилась она.

Да я и сам, с завидным остервенением штудировал все предметы, более всего налегая на русский язык и литературу, – признался Каракулов. – Вспоминаю, как держал ответ по скорости чтения. Вначале позорные цифры – пять-десять слов в минуту, затем все больше и больше. Представьте, что в пятом классе, когда достиг сто двадцать слов в минуту, впервые получил похвалу, а ведь это ныне норматив первого класса. Проходили года, освоился и даже в старших классах прослыл самым читающим. Действительно, в те годы по рекомендации Людмилы Васильевны много читал художественные книги, практически пропадал в библиотеке. Причем, читал взахлеб, достигнув среднестатистической скорости чтения, а это сто восемьдесят-двести слов в минуту.

– Вот откуда упорство и настойчивость профессора, – подумал я. – Не зная ни одного слова по-русски, благодаря упорству в характере добился таких впечатляющих результатов. В это время Каракулов продолжал свое повествование.

– В мединституте, куда я поступил после окончания школы, студентам приходится «перелопачивать» огромный массив специальной литературы. В один из дней, в «Чернышевке» – республиканской библиотеке имени Чернышевского, где довольно часто по субботам и воскресеньям приходилось заниматься, наткнулся на объявление о том, что состоится лекция по методике скорочтения. Я был заинтригован этим объявлением, мне показалось, что именно студентам-медикам, кстати, наиболее читающим в столичной студенческой среде, приемлемо было именно скорочтение.

Я про себя отметил, что и сам в старших классах бесплодно пытался освоить скорочтение. По сути, я хорошо понимал, что не каждому удается освоить эту методику, то есть приобрести способность, которая увеличивает скорость чтения в десять-двадцать раз. – И, что же дальше? – спросил я.

– В объявленный час в актовом зале московский лектор Свиридов С. М. прочитал лекцию. Помниться его слова «Самая главная задача читателя – это заставить себя полюбить скучный текст, вызвать у себя к нему определённый интерес, заставить работать свои мозги». А как полюбить совершенно неинтересные медицинские тексты? Причем, больших объемов и самых разных, начиная от анатомии, завершая клинической медициной. Не раз пытался заниматься по его методике, но на первых парах все тщетно. С течением времени, не сразу, но постепенно мне в какой-то степени удалось освоить скорочтение, постепенно нарастив скорость чтение до двух тысяч слов в минуту.

– Ну, вы молодец! – не удержался я похвалить Каракулова.

– Спасибо! Уже потом, где-то на четвертом-пятом курсах, я начинал работать с «Тренажером освоения техники быстрого чтения» Хромова, который позволяет быстро читать тексты больших объемов за счет возможности систематизировать их. К этому времени, я научился охватывать глазом текст при одной фиксации взгляда, читать его по диагонали, а также максимально напрягать внимание. В те года я был в какой-то степени горд тем, что мог за один присест прочитывать целую книгу. Еще бы не гордиться, ведь такое чтение использовали великие творцы, – утешал самого себя.

– Я в курсе. Как-то мне пришлось прочитать о том, что Ленин читал более двести с половиной тысяч слов в минуту, а Сталин читал каждый день не менее пятисот страниц.

– Если вы помните, скорочтением владели Пушкин, Наполеон, Кеннеди и многие другие деятели, – добавил Каракулов. – Что интересно, одни из них использовали методику углубленного скорочтения, другие – выборочного, третьи – методику чтения-сканирования. – Я вас не утомил Фарид Сеидович? – обратился Каракулов ко мне.

– Нет, что вы, продолжайте, – попросил я, – это очень интересно.

– Помниться, в студенческие годы скорость чтения медицинских текстов у меня уже составил тысяча восемьсот слов в минуту. Мне было достаточно лишь на один день взять из библиотеки, какую-либо монографию, чтобы ее прочитать и возвратить. Библиотекари удивлялись и не верили в то, что такое возможно. В те годы, надеясь на свою память, я так и не научился писать и пользоваться конспектами. Разумеется, многие знания, подчерпнутые из книг методом скорочтения, как оказывается, все же улетучиваются из памяти. Наверняка, потому, я страстно мечтал собрать свою библиотеку впрок, чтобы периодически перечитывать книги в целях восстановления знаний из памяти.

– Наверняка, вам удалось собрать внушительную библиотеку? – спросил я. – Не представляю большого ученого без личной научной библиотеки.

Каракулов рассмеялся: – К сожалению, библиотеку мне так и не удалось собрать. С немалым трудом доставал ту или иную стоящую монографию, однако, нужда заставляла их продавать в «Букинисте». Причем, такая необходимость возникала с завидной систематичностью.

– То есть вы пополняли свою библиотеку, а через некоторое время были вынуждены продать книги? – уточнил я.

– Совершенно, верно, – согласился Каракулов и продолжил свой рассказ: – Еще тогда я убедился в том, что разные тексты имеют не только разные структуры, но и разные доминаты и ключевые слова. Убедился и в том, что этот огромный информационный материал, как-то надо сложить в мозгу, чтобы потом, при необходимости отыскать. Ведь мозг должен сжать информацию, образуя в самом себе такие нейронные связи, которые позволяют эту информации обратно разархивировать. Речь идет о способности читать внимательно, слившейся с текстом в единое целое. Помниться, вначале мне никак не удавалось научиться визуализировать вертикальную линию, которая делит текст пополам, а также «считывать» слова и предложения целыми строчками. С течением времени и это было пройдено. Помню, вначале с трудом удавалось сосредоточиться на усвоении смысла больших специализированных текстов по медицине. Позже стало легче. К моменту завершения обучения в институте я уже мог читать со скоростью до двух тысяч триста слов в минуту.

– А ведь есть люди, которые являются по-настоящему быстрочитающими – это от трех тысяч до пяти тысяч слов в минуту, – прервал я. – Есть люди, читающие очень быстро – до десяти тысяч слов в минуту.

– Да, есть такие читатели. Есть и такие, так называемые сверхбыстрочитающие, у которых скорость чтения доходит до двадцати тысяч слов в минуту. К сожалению, моя скорость так и осталась в среднем на уровне двух тысяч слов в минуту.

– Вы зря скромничаете. Две тысяча слов в минуту – это впечатляет.

– Если признаться, я многим обязан именно скорочтению. В особенности в молодые годы, когда только, что приступил к научной работе. Здесь профессор ненадолго замолчал, вспоминая нечто свое.

И вправду, Каракулов невольно вспомнил события тех дней и тот самый диалог по чтению, скорочтению. Ему вспомнилось, когда, наконец, собрал молодых выпускников медицинской академии в свою лабораторию медико-биологических исследований, он вознамерился обучить их методикам скорочтения. Организовал специальный семинар, на котором рассказал свою историю освоения технологии скорочтения. Тогда состоялся примерно следующий диалог со своими учениками и ученицами.

– Кубат Бакирович. Прежде чем говорить о скорочтении, нам всем интересен вопрос: Как вы сами относитесь к процессу чтения? – спросила Айгуль.

– Важно осознать то, что читающий и автор становятся единым разумом – вы видите текст с точки зрения самого автора. Еще важнее то, что хорошо, если в вашем мозгу есть параллельные материалы с примерными ответами на возникшие вопросы. В этом случае, читатель просто подключается к своей интуиции и преобразовывает информацию при помощи этой базы.

– Вы имеете в виду знания, кругозор?

– Да. Именно они систематизируют и упорядочивают мысли и суждения, включая всю силу воображения, образы, идеи, понятия и сюжеты. Именно они способствуют достижению разума прежде, чем вы прочтёте текст, даже при помощи техники скорочтения.

– Нас учили, что слова нужно читать последовательно, одно за другим, чтобы можно было ясно понять их смысл. Это правильно?

– В той или иной мере. Принцип «по одному в единицу времени» полезен при решении задач, требующих сосредоточенного внимания и упорядоченности.

– Кубат Бакирович. Значит еще в те далекие семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века существовало программы, с помощью которых допустимо было повысить уровень чтения, ускорить процесс запоминания и достичь расширения ячеек памяти? – спросил Асан.

– Да, это так, – ответил профессор. – Со временем их становилось все больше, а с внедрением компьютера и интернет появились более эффективные технологии повышения памяти. Например, «Доминанта» Олега Андреева. Это своеобразная онлайн тренировка памяти, с помощью которого можно добиться не только увеличения скорости чтения в двадцати раз, но и эффективно развить память и интуицию.

– Можно мы перепишем эту программу на диск?

– Разумеется. Что интересно, с появлением интернета стало возможным использовать скорочтение не только для чтения специализированных текстов, но и для изучения учебной литературы, литературы не по специальности, художественной литературы.

– Хотя, в свое время, психологи заявляли о том, что методика скорочтения не пригодна для чтения художественной литературы, – напомнила Айгуль.

– Ты права, Айгуль. Их аргументы такие. Так как автор книги создает мир, а читатель должен стать одним из его жителей, подружится с его героями, принять участие в событиях, сопереживать персонажам, разделять их чувства.

– Конечно же, традиционное чтение книг ничем не заменить, – сказала Айгуль. – Как мне кажется, вдумчивое чтение с переживанием – это и есть занятие на симуляторе.

– Айгуль верно подметила, – вновь подчеркнул профессор. – Читать следует вдумчиво, с эмоциональными переживаниями. Однако, как подчеркивают авторы эффективных технологий скорочтения, все приходит с опытом. «Главное – не ускорение процесса чтения, а углубление эстетического воздействия за счет развития зрительных, образных компонентов мышления в процессе чтения», – пишут они. И действительно, отмечается резкое увеличение зрительных компонентов процесса чтения. «Как будто не читаю, а смотрю интересный кинофильм со всеми персонажами, событиями, пейзажами, которые описываются в книге» – так писал один из читателей.

– Кубат Бакирович. Расскажите об уровнях погружения в художественный текст, – попросил Руслан. – Вы ведь еще и пишете художественные книги.

– Мы знаем о трех уровнях погружения в художественный текст. Первая – событийная, когда читатель должен понять сюжет и фабулу произведения. Вторая – смысловая, когда читатель отождествлять себя с персонажем. В память врезается все: и пейзаж, и обстановка, и внешний вид персонажей. Читатель уже передает не только действия типа уехал, пришел, скрылся, но и переживания героев типа ненавидит, любит, сомневается. Третья – образно—смысловая. На этой ступени происходит отождествление читателя с автором-художником с его малым, средним и большим миром восприятия.

– Можно ли проникнуть во все уровни с помощью только скорочтения? – спросила Айгуль.

– Разумеется, нет. Быстро читать художественные произведения можно, но за счет отлично развитой образности восприятия читателя, его исходного кругозора, образованности, широкого мировоззрения.

– А как быть с процессом запоминания больших текстов? – задал вопрос Эрмек.

– Да. Есть такая проблема скорочтения – это проблема увеличения уровня запоминания. Понимаешь Эрмек. В наш компьютерный век появилось множество методик развития внимания и памяти. В частности, онлайн таблица Шульте – эффективный тренажер для развития внимания, памяти и навыков скорочтения. Этого касается и онлайн версии Люмосити, представляющая собой сорок игр, направленных на тренировку внимания, многозадачности, кратковременной и долговременной памяти.

– И какую же технологию вы бы нам порекомендовали? – спросил Мурат.

– Для начала хватить и онлайн таблица Шульте. В нем делается акцент на повышение внимания читателя. Как известно, внимание характеризуется несколькими факторами – концентрация, устойчивость, переключения внимания, объём внимания. Вот вы приступаете к научной деятельности. Для вас имеет исключительное значение быстрый и эффективный просмотр научной литературы.

Сказав эти слова, Каракулов предложил сделать следующее: – Вот вам на просмотр такой текст, которого нужно просмотреть за тридцать секунд. Он вручил каждому заранее заготовленный текст, взятый из научного журнала. Итак, время пошло, – известил он.

Спустя полминуты, собрав тексты задал всем три вопроса: какие три факта были наиболее запоминающимися? Где в тексте находятся основные мысли? Как можно кратко выразить идею текста?

– Прошу мысленно ответить на эти вопросы и дать при себе самооценку, – попросил профессор.

По лицу своих учеников, сидящих полукругом, было очевидно, что они оставались в затруднении.

– Кубат Бакирович. А как быть с компьютерными текстами? – спросил Асан. – Ведь и в правду во времена традиционного чтения, читатель способен к глубокому, длительному и вдумчивому чтению, которое возникло и неторопливо развивалось у него, как культурный навык. А сейчас?

– По сути, с дисплея компьютера, мы не читаем в обычном смысле этого слова, – отметил профессор. – По сути, это новая форма «чтения», при котором нужно пробежать глазами по заголовкам и кратким описаниям текстов, быстро найти нужную информацию, а это, в свою очередь, ведет к изменениям всего строя мышления.

– И все же некоторые тексты мы читаем, – подчеркнул Асан.

– В целом, нейронные связи, возникающие при онлайн-серфинге и беглом чтении сайтов, постоянном гуглении, блуждании по перекресткам виртуального пространства не так устойчивы и надежны.

– Почему?

– Дело в том, что вместо логических цепочек аргументов, возникает, так называемый стиль телеграфного сообщения, как пестрое полотно, сотканное из мыслей, призывов, наблюдений.

– Получается некоторая неразборчивость в поглощении информации? – засомневался Асан.

– По сути, да. С дисплея компьютера мы не столько читаем, сколько скользим по смысловой поверхности текста, а при этом в мозгу создается множество догадок о смысле текста.

– Но вместе с тем, это же очевидно, что компьютер порождает в уме образы, развивая ассоциативное и интуитивное мышление.

– Согласен. Хотя, настоящее чтение, как и мышление, – это полноценное погружение в суть текста, а читатель представляет собой созерцательно-деятельное существо.

– Сейчас все наоборот, – протянул Мурат. – Книги не читаются. Современный читатель с широкой, казалось бы, эрудицией и кругозором, читает исключительно компьютерные тексты.

– Причем, слишком много и слишком быстро, зачастую даже не осознавая, что именно читает, – отметила Ран, – а это вряд ли способно сделать прочитанное им полноценным инструментом познания и преобразования мира. Как быть в таком случае?

– Чтение всегда было и будет способом осознанного и творческого конструирования своей личности, источником многочисленных знаний, – сказал профессор.

– Ну, а чем отличается тренированный читатель в скорочтении от не тренированного?

– Тренированный человек одинаково понимает текст, подающихся на разных скоростях, – сказал Каракулов. Видя, что, сидящие переглядывались друг на друга, не понимая мысль, он сказал так:

– Процесс первичной обработки информации головным мозгом можно представить себе, как работу сита и сыпучих материалов. Если вы совсем не знакомы с темой, о которой идет речь, то в вашем «сите» совсем нет никаких ячеек, и все, что вы в него насыпаете, благополучно высыпается наружу. Правильный способ создания ячеистой структуры вашего «сита» – работа с источниками, которые по сложности уступают этому тексту. Так, постепенно усложняя характер источников, мы уменьшаем размер ячейки «сита», в которое насыпаем нечто ценное для нас.

– Следовательно, образно говоря, задачей любого читателя является создание «сито», постепенное уменьшение размера его ячейки, – уточнила Айгуль и спросила: – То есть речь идет о постепенном наращивании знаниевого багажа?

– Верно. Помните, когда-то вы у меня спросили, как я быстро прочитываю газету или книгу? Так вот, это не трюк и не особая способность, а всего лишь методика скорочтения, которой могут освоить любой желающий. Скорочтение – это было началом моей авторской технологии повышения уровня научно-мировоззренческой культуры людей.

– Вы о своей научной идее и гипотезе? – спросил Мурат.

– Да, о них. Начну с определения, – сказал профессор: – «Чтение – это процесс использования наших глаз и сознания для понимания как буквального, так и скрытого смыслов, которые заложены в тексте его автором». По сути, чтение является основным средством обучения, инструмент познания окружающего мира. В условиях информационного взрыва и постоянного усложнения научно-технических проблем, решаемых специалистами всех отраслей знания, читать нужно все больше и больше. С этим вы согласны?

– Угу. Все одобрительно закивали головой.

– Совершенно очевидно, что без навыка быстрого чтения, в том числе с компьютерного дисплея, усвоить такой объем печатной продукции просто невозможно. С этим вы согласны?

– Предположим, – за всех ответил Мурат.

– Головной мозг человека в условиях современной цивилизации оказался уже не в состоянии усваивать потоки всех видов информации. Вместе с тем резервы головного мозга в этом отношении далеко не исчерпаны. Надеюсь, вы согласны с этим?

– Скажем, да, – вновь за всех ответил Мурат.

– Сейчас нейрокомпьютер читает и запоминает в сотни тысяча раз быстрее и надежнее. Как ускорить процесс чтения? Как увеличить объем запоминания? Каракулов обвел глазами сидящих.

– И как? – робко спросила Рано.

– История развития человеческого общества – это, прежде всего, история развития формирования сокровищницы знаний путем переработки и сжатия информации, доведения его до уровня научно-мировоззренческой культуры. Так?

– Представляю, – за себя ответила Рано.

– В обществе всегда циркулируют огромные потоки избыточной информации, не содержащей новых знаний, а потому не пригодных для формирования или изменения состояния научно-мировоззренческой культуры.

– Какой же выход? – задалась вопросом Айгуль.

– Выход в том, что нужно найти принципы пополнения знаний, формирующих культуру – существенных и регулярно повторяющихся.