Текст книги "Искусственный гений. Научно-фантастический роман"

С высоты этого холма меня поразила симметрия дачного строения. Она напомнила мне дизайн храма царя Саламона. Вот стены, квадратные башни по углам, а в центре квадратной формы дом-алтарь.

– Ну, каково ваше впечатление? – прервал мои размышления Каракулов.

– Божественный вид, – искренне восхитился я.

Внезапно меня поразила догадка. Дизайн профессорского дачного комплекса чем-то напоминал чип квантового процессора. Да, точно! Можно было увидеть аналогию с обликом храма царя Саламона – в центре алтарь, опоясанный стеной и угловыми башнями. По аналогии с ним можно провести параллель между молитвенным общением священников в алтаре с квантовым общением с новыми цифровыми сущностями.

Да, трудно быть первопроходцем, – подумал я, – прокладывать дорогу в неизвестной территории науки, среди зависти, непонимания, равнодушия ученых. Все, что касается научной идеи и научной гипотезы – это результат серьезной, кропотливой, до седьмого пота труда ученого, который однажды на короткий миг все же посчастливилось увидеть то, что не видели другие, сделать то, чего не смогли другие. Задачей же журналистов от науки, историков науки осветить роль такого ученого в совершении открытий, увидеть и огласить талант, знания, упорство, умение мыслить широко, глобально, дотянуться своими мозгами до самых тонких уголков природы и человеческой души, трудолюбие, смелость в поиске и утверждении нового. Вот с такой мыслью, я возвращался в город. – Да, Каракулов – это застоявшейся конь, – подумалось мне. – Ему легко далась наука, но нелегко складывалось его положение в науке. Потому, что при неординарных своих способностях, высокой работоспособности, а также научной продуктивности, он получил признание лишь к исходу шестого десятка лет. Но, прежде чем выйти на свой нынешний, если можно так сказать, философский путь, он, сперва, выходил на другие области, в которых имел не меньший успех – это хирургия, клиническая физиология. И как его на все хватало?

ГЛАВА 2

НАУЧНЫЕ БУДНИ ПОИСКА НОВОГО

Трудно сказать, держал ли ученых в состоянии напряжения доклад Каракулова на Общем собрании Академии наук, либо о нем благополучно забыли? Однако мне показалось, что Каракулов, наоборот, сам больше размышлял о технологиях формирования и развития научно-мировоззренческой культуры, причем, не до доклада, а после, то есть не по своей инициативе, а, как мне показалась, а готовясь защищаться от нападок. К счастью, нападок не было, но не было и хоть какого-то одобрения идеи и гипотезы профессора. Похоже, о них благополучно забыли или же, кто знает, просто осудили на забвение. Время шло. А автор научной идеи и гипотезы сидел в своей лаборатории, не принимая ни корреспондентов, ни других визитеров, и продолжал работать над той же темой в кругу своих учеников и последователей. Непрерывно издавались книги автора, причем, в пяти-шести сериях к ряду, в которых излагались основные принципы новой теории автора. Вот передо мной лежит серия изданий профессора под общим названием «От Мифа к Логосу», состоящая из пятнадцати томов. Стоит только вчитаться в название книг, каждая серия состоит из трех томов и, как правило, посвящена одной проблеме. Первый том каждой книги этой серии имеет художественную направленность, а обложка, несомненно, зеленого цвета. Второй том каждой книги имеют концептуальную направленность, а обложка, несомненно, синего цвета. Наконец, третий том каждой книги имеет философскую направленность, а обложка, несомненно, красного цвета.

Еще при первой встрече с Каракуловым мне посчастливилось узнать о многом. Тогда, как помниться, расставаясь, мы договорились с ним продолжить свою беседу уже в стенах лаборатории профессора. Мне было интересно увидеть своего героя на своем рабочем месте. Такой случай мне представился спустя много месяцев. Несмотря на мои уговоры и просьбы профессор все время откладывал презентацию своей лаборатории для журналиста. А ведь, как стало известным из его научного круга, дело клонилось к созданию некоего уникального прибора. Непременно хотелось бы, наконец, хоть мелком взглянуть на него – «нейрокомпьютерного конвергента». Каково было мое удивление, когда в один из дней профессор сам позвонил мне.

– Здравствуйте! На проводе Каракулов, – бодро поздоровался и представился он. – Уважаемый Фарид Сеидович! Назавтра мы наметили очередной эксперимент. Если Вы выберите время, то добро пожаловать.

На следующее утро возле лабораторного корпуса меня встретил молодой человек по имени Сапар. Он представился научным сотрудником, провел меня в кабинет профессора. Мы вошли в прохладную комнату с высоким потолком и стойким запахом старины. Кабинет делился на две зоны – зону порядка и чистоты, и зону доведённого до крайности бардака. Часть комнаты, где всё сверкало и наводило на мысли о заботливой женской руке, располагалась у дальней стены. Там стояли массивный деревянный стол, кожаное кресло-вертушка и шкаф из какого-то молочно-белого гладкого материала с овальными прожилками. Огромный стол был пуст, за исключением компьютерной панели современной модели. За креслом висела географическая карта земного шара. Противоположная часть комнаты, представляла собой яркий контраст с предыдущей идиллией. Целые стопки книг, рукописей, раскиданных по полу. Всё это чередовалось со шкафами, забитыми до отказа книгами, стоявшими на прогибающихся полках.

В назначенный час Сапар повел меня в лабораторию. Прошлись по длинному коридору, свернув направо, очутились перед массивной железной дверью, над которой висел неоновое табло «Тихо! Идет эксперимент». За дверью оказалась еще одна дверь, обитая поролоном.

Для меня, да и для абсолютного большинства обывателей, слово «лаборатория» всегда окутано ореолом таинственности. Сегодня мне выпала редкая удача присутствовать в лаборатории Каракулова и своими глазами увидеть, какие же тайны кроются за этой белой дверью с неоновой вывеской «Посторонним вход воспрещен!». Вот мы и добрались до святая-святых! – с удовлетворением подумал я.

Здесь все готово к проведению очередного эксперимента. У меня создалось впечатление, что здесь вообще не протиснуться, вокруг столько приборов, опутанные многочисленными проводами и тоненькими трубками, словно где-то за ним притаился и ждет кибернетический паук. Среди сотрудников, снующих между приборами, как мне потом подсказал сам профессор, оказался биофизик – Руслан, биоматематик – Рано, нейробиологи – Мурат, Асан, Бакыт, психолог – Айгуль, нейрофизиологи – Эрмек, Умар, программисты – Эсен, Сабит.

– Все вместе – одна команда, – пояснил профессор. – Это мои ученики, то бишь мои дети со всеми вытекающими отсюда последствиями. Эти ученые, несмотря на свою молодость, не верят ни в каноны, ни в аксиомы, они нескованные традициями и стереотипами, они настоящие исследователи до мозга костей, – похвалился он.

В это время сотрудники продолжали тестировать свои приборы, мониторы, подбирали волну, фазу и форму импульса. Говорили они между собой тихо, почти полушепотом.

Каракулов продолжал рассказывать: – Я собирал этих специалистов поштучно, искал, ездил, уговаривал, обещал. С их приходом в лаборатории многое кардинально изменилось. Все озаботились поиском грантов, колабораторов, средств на покупку необходимых приборов.

– Понимаете Фарид Сеидович! – рассмеялся Каракулов. – Вначале я сам опешил, у всех у них оказалась изощренная логика – сначала деньги, создание условий, а потом уже работа. С одной стороны, это правильно. Без средств, условий, хорошего научного оборудования проводить научные исследования на должном уровне невозможно. Современная наука зиждется на современных и высокоточных методиках. Разумеется, по ходу своей деятельности каждый из них в совершенстве овладели компьютерным программированием. Были моменты, когда сотрудники «притирались» друг к другу, так, что момент истины для группы настал лишь через годы.

Лабораторная комната представляла собой довольно просторное квадратной формы помещение, разделенное на две половины стеклянной перегородкой. В середине, спиной к перегородке стояло массивное кресло, откуда назад уходили целая паутина проводов, исчезающих за стеклянную перегородку. Все стены вокруг были обиты звукоизолирующей тканью. Напротив кресла на стене были развешаны три широких экрана. За стеклянной перегородкой разместилась научная аппаратура. Их было множество, приборы стояли впритык друг к другу, на них были взгромождены другие приборы. На полу, на стенах, вокруг приборов провода, множество проводов. Между ними сновали лаборанты, настраивающие аппаратуру. За другой перегородкой за тремя письменными столами сидели программисты.

– Ну, как? – спросил профессор.

– Впечатляет! – ответил я, не скрывая свое восхищение увиденным.

– Теперь о сути эксперимента. Скажу так, мы, нейробиологи, научились делать то, что еще двадцать-тридцать лет назад считалось областью фантастики. Нашли способ, благодаря которому можно манипулировать активностью нейронов в мозге и таким образом влиять на память. При помощи определенной длины волн света можно «включать» и «выключать» нейроны, то есть управлять клетками, из которых состоит наш мозг – квантовый биокомпьютер. Надеюсь Вам понятно?

– Не так ясно, как хотелось бы, – признался я. – А можно уточнить? По-вашему головной мозг – это квантовый компьютер?

– По сути, да, – ответил профессор. Он взглянул на часы. – До начала эксперимента еще минут пятнадцать. Давайте посмотрим, как работает оптогенетическая технология. Наш мозг состоит из организованных в сложные сети восемьдесят миллиардов нейронов – клеток, способных хранить, передавать, кодировать, принимать и обрабатывать информацию, а также налаживать связи с другими клетками. Каждая нейронная сеть по-своему определяет некую элементарную функцию, а взаимодействие этих сетей в разных зонах головного мозга обеспечивает сложную нервную деятельность. Понятно?

– Угу, понятно.

– Появился совершенно новый метод исследования и активации нейронов – оптогенетика – это технология, которая объединяет оптику и генетику для тонкого контроля активности клеток возбудимых тканей посредством внедрения в их мембрану белков опсинов, реагирующих на свет. Для доставки белков используется генная инженерия, для последующей активации клеток – лазеры, оптоволокно и другая оптическая аппаратура. Понятно?

– Пока, да, – ответил я.

– Так вот, чтобы нейрон стал светочувствительным, он должен иметь белок-рецептор света. Клетки сетчатки глаза содержат рецептор родопсин, состоящий из белка опсина и кофактора ретиналя. Под действием света ретиналь меняет свою структуру, и эти изменения передаются на белок, который активирует сигнальные пути нейрона, вызывающие его возбуждение.

– То есть, вначале нужно внедрить в мембраны ген родопсина. Так?

– Да. Доставить ген родопсина в нейроны мозга не так легко. И знаете, как это было достигнут?

– К сожалению….

– Это делается при помощи вируса. Видя мое удивление, профессор повторил. – Да-да, именно внедрением в мозг человека вируса, содержащий ген родопсина. Вирус проникает в нейроны и происходит «накопление» светочувствительных белков.

– Это не опасно? – спросил я.

– Вирусы, которые мы используем для этих целей, сильно изменены и запрограммированы не размножаться, – успокоил профессор. – Так, что опасности нет. Вирусы проникают в клетки и нарабатывают в них родопсин, который, кстати, активируется красным светом. Источником такого света служат светодиоды или лазеры, поступающие в головной мозг по специальным проводам.

– Вот по этим проводам? – спросил я, указывая провода в шлеме, надетого на голову испытуемому.

– Ага. Включая и отключая лазер, мы научились включать/выключать нейроны, ответственные за кратковременную и долговременную память.

– Получается, что можно воссоздать воспоминания, вернуть память?

– В будущем могут появиться устройства наподобие нейролизаторов, способных «убрать память в глубину сознания». Вот, что нас интересует больше всего, – признался профессор.

– Скажите, пожалуйста, сегодняшний ваш испытуемый также подвергнут генно-инженерным манипуляциям?

– Ну, да. До эксперимента с помощью элементов стереоскопии в соответствующий участок головного мозга испытуемого вводится родопсин, воспринимающие свет с разной длиной волны. Это позволяет одновременно и независимо управлять разными группами нейронов с помощью, например, синего и красного света.

– И все это делается для того, чтобы активизировать соответствующий участок головного мозга в целях увеличения памяти. Так?

– По сути, мы сейчас заняты формированием трансгенного гения.

Видя мое удивление, профессор повторил: – Да, именно. Мы создаем гения. Модифицированный мозг испытуемого содержит нейроны, чувствительные к определенной частоте светового излучения. Высокоточная прицельная активация или высокоточное прицельное выключение зон мозга позволили картировать области, ответственные за долговременную и кратковременную память.

– Пожалуйста, поясните, – попросил я.

– Наше восприятие окружающего представлено в мозге сочетанием активных и бездействующих нейронов. Воспоминание – это воспроизведение той комбинации возбуждённых нейронов, которая когда-то возникла. В мозгу есть участок, связанный с воспоминаниями. Это гиппокамп. По сути, это центр запоминания. В ней идет накопление информации в миллиарды двоичных единиц. Чтобы «выдать» каждую такую единицу, достаточно тысячной доли микросекунды.

В это время загорелись экраны.

– Уважаемый Фарид Сеидович! Прошу Вас посмотреть на экран. По нему идет текст. Пожалуйста, сосредоточьтесь и читайте.

Текст из какого-то научно-фантастического произведения медленно полз вверх. Так как скорость была небольшой, мне удавалось читать текст без особого труда.

– Теперь представьте себе, что скорость текста постепенно будет возрастать, станет сплошным, то есть не текстом, а быстро сменяющимся изображением. Можете представить?

– Представляю, но, а как прочитать сам текст?

– Обычному человеку этого сделать невозможно. Это связано с тем, что путь информации по зрительному каналу относительно медлителен и связан с двукратным превращением энергии. Световая энергия изображения превращается сетчаткой глаза в биохимическую. Затем совершается еще один переход: биохимическая энергия превращается в электрическую энергию биотоков, идущих по зрительному нерву в мозг. Теперь, представьте следующую картину. Ваш мозг модифицирован, по световоду подается свет определенной частоты и длины, активизирующий генно-модифицированный участок головного мозга со специфическими нейронами, обогащенными родопсином. В этом случае наступает активация этих нейронов, отвечающих за запоминание. – Вам понятно? – спросил по ходу профессор.

Я кивнул головой. Профессор продолжал: – Так, вот. Испытуемый видит на экране перед собой сплошной поток информации. На сетчатке глаза возникает целая череда изображений, которые в виде биотоков идут по волокнам зрительного нерва. Кстати, этот нерв содержит более ста миллионов волокон, которых следует воспринимать как отдельные провода, передающие электрические импульсы в головной мозг.

В комнату вошел подтянутый молодой человек. Это был сам испытуемый Умар Талипов. Кивнув в нашу сторону, он расположился в кресле, стоящем посреди комнаты.

– Сейчас испытуемому наденут на голову шлем. Видите, он с множеством проводов, – продолжал пояснять Каракулов. – Итак, вся информация, воспринимаемая испытуемым, через три экрана будут накапливаться в его головном мозгу. Более того, эти знания, носят самый разный характер. На первом экране художественный текст на зеленном фоне, на втором – на синем фоне научный текст и на третьем экране – философский текст на красном фоне.

– А почему три разноцветных фона? Цвета выбраны чисто символически?

– Не совсем, – сказал профессор. – В чем условность? К примеру: зеленый – это условно «популяризаторский», художественный уровень, то есть общедоступное, не совсем зрелое, по сути, начальное или иначе, зеленое обывательское знание. Затем идет синий цвет – это уже высокий, профессиональный уровень, уровень концептуального знания, уровень полноценной профессиональной теории. И, наконец, красный цвет, символизирующий зрелое, осмысленное, значимое знание, составляющее основу ткани научно-мировоззренческой культуры. Речь идет о философском и методологическом уровнях. Ну, а другой стороны, опыт восприятия того или иного цвета должен отображаться в определенной схеме той активности восприятия, которая ассоциируется с соответствующим цветом. Наш мозг не пытается строить восприятие того или иного цвета с чистого листа, но создает представление о соответствующем материале восприятия. То есть популяризаторский уровень, концептуальный уровень и, наконец, философский уровень. Теперь понятно?

– С этим все понятно. Теперь мне становилось понятным, почему книги Каракулова имеют такие цвета. – Однако, получается, что сами тексты содержат огромное количество тематической информации? – спросил я.

– Да. Причем, изначально они распределены на художественный, научный и философский тексты. Ими могут быть книги, сообщения, доклады, тезисы, статьи.

– То есть любой оцифрованный текст?

– По сути, да. Речь идет не только о целых библиотеках, но и любых электронных сообщениях, книгах, статьях, накопленных в мире за последние годы.

– То есть информация, соответствующая десяткам и сотням тысяч часов приобретения знаний?

– Совершенно, верно.

Спустя год исследовательская команда практически была готова к эксперименту. Шли последние приготовления. Неделю до эксперимента шеф устроил проверку готовности всей команды. Если отставить в стороне вопросы о том, как вводятся в череп электроды, нанопроводники, канюли, где и как закрепить внутримозговые имплантаты, где и как идентифицировать гены, как их модифицировать внутри черепа, когда и как осуществлять «подсветку» генно-модифицированных белков в головном мозге и прочие, то основные этапы эксперимента выглядели следующим образом:

Во-первых, должны считывать активность нейронов на двух уровнях: на уровне нейронных цепей при помощи оптогенетики; на уровне одного нейрона при помощи нейротрофических электродов и нанопроводов.

Во-вторых, нужно вызвать возбуждение нейронов на двух уровнях: на уровне нейронных цепей при помощи ченнелродопсина; на уровне одного нейрона при помощи нанопроводов.

В-третьих, нужно подавлять активность нейронов на двух уровнях: на уровне нейронных цепей в условиях применения холорходопсина;

В-четвертых, должны грамотно интерпретировать данные, используя компьютер с искусственным интеллектом. В этом случае, есть возможность передавать сигналы нейронной активности, используя беспроводные сети. Нейропрограмма же должна отвечать целям многозадачности: 1) Параллельное восприятие нескольких потоков информации одновременно; 2) Алгоримизация содержания на основе встроенных паттернов тематической информации; 3) Эффективное обобщение и глубокое осмысление полученной информации.

Как-то Каракулову задали лобовой вопрос: – В чем заключается главная задача «нейрокомпьютерного конвергента»?

Ответ был до предела лаконичен. – В конфабуляции.

– А что означает понятие конфабуляция?

– Стремление наложить на хаотичные мысли и знания собственное представление о порядке.

– А что это означает?

– Из неожиданных столкновений и суммирований знаний и образов – уловить какой-то важный смысл и осуществить отбор и осмысление самое значительное знание.

В это время, на Умара Талипова надели шлем, присоединили к множеству проводов. Наконец, когда все было подключено, лаборант, возившейся рядом с испытуемым, обернувшись к профессору, провозгласил «Все готово!».

– «Начали!», – скомандовал Каракулов. Наступила тишина, нет гудения от мощных процессоров, нет жужжания от охлаждающих их вентиляторов, лишь бесшумные потоки электронов по многочисленным проводам. Можно было лишь догадываться, как эти потоки изгибаются или ломаются в пути под влиянием хитроумных электрических преград, сетей и ловушек. Мыслящий человеко-машинный аппарат заработал, перелопачивая огромную массу информации. Вот он – живой аппарат сидит перед нами в своем кресле.

Вначале на первом экране появился текст на зеленном фоне. Это был титульный лист известного научно-фантастического романа «Голова профессор Доуэля». Постепенно скорость смены страниц романа ускорилась. В это время включился второй экран, на котором появился уже научный текст на синем фоне. Вначале появился титульный лист такой капитальной монографии академика Кованова В. В., как «Пересадка органов и тканей». Здесь то же самое – постепенное нарастание скорости смены страниц. Через некоторое время загорелся третий экран. На красном фоне появился титульная страница монографии Каракулова «Философские проблемы пересадки органов». С течением времени скорость смены страниц во всех экранах настолько увеличились, что практически распознать слова не представлялась возможным. Одно сплошное изображение продолжающегося текста указанных книг в три параллельных потока.

Я сидел, замерев, стараясь справиться с охватившим меня лихорадочным возбуждением. Что, собственно, происходит сейчас и здесь? Неужели можно так вот запросто загрузить головной мозг новыми знаниями? Неужели мозг способен воспринять такой поток информации? Причем, одновременно в три потока? А дальше что? А как же ген гениальности, открытый якобы учеными? Неужели можно породить гения? Ведь к чертям летит все теории одаренности, прирожденного таланта и гениальности.

Видя мое состояние, профессор обеспокоился: – С Вами все в порядке?

– Скажите профессор. Получается, что прирожденных способностей не существует? Стоит только нафаршировать головной мозг новыми знаниями и можно заполучить гения?

– Не совсем так, уважаемый. В какой-то мере умственные способности передаются по наследству. Самое главное, по наследству передаются задатки и это очень важно. И если чей-то мозг обладает более четкой способностью приобретать способности, то это основа основ. И, если кто-то с таким мозгом может стать гением, значит, в принципе гениальность доступна всем.

Уже потом, из справочника по психологии, узнал, что способность – это индивидуально-психологическая особенность личности, обусловленная склонностью к успешному осуществлению какой-либо деятельности. Причем, способность характеризуется умением замечать не только главное при изучении предмета, но и его окружение, а также сосредоточением длительного, устойчивого и непринужденного внимания на нем. По сути, это – настроенность на предвидение и прогнозирование явлений, действий, событий, интуитивная их экстра – и интерполяция.

– А почему же гениальность редкое, практически штучное явление?

– Как вам объяснить…. Вот, к примеру, ваше авто, имеет мощный двигатель, обеспечивающий, не только высокую проходимость машины, но и скорость езды. Если залить ее плохим горючим, машина поедет, но у нее уже не будет той скорости и той проходимости. Знания являются для головного мозга теми же горючими. Если их мало или же они плохого качества, то и ждать от него хорошей мозговой деятельности не приходится. Так?

Уже потом, после эксперимента я задумался над словами Каракулова. Получается, отныне нет надобности в создании и поддержки школ для одаренных и талантливых детей. Зачем? Да, одаренность – это наследственные или врожденные качества, природная предрасположенность к развитию способностей, их сочетанию для достижения успеха. Она характеризуется легко возбудимой активизацией к творческой деятельности. Причем, потенциальной возможностью в достижении высоких результатов не вообще, а в конкретной деятельности. Да, талант – это выдающаяся способность с высокой степенью одаренности, ее концентрированное проявление. А теперь-то становится возможным создавать высокоодаренных личностей. Сейчас я сам присутствую на таком вот процессе, – восхищался я.

Про себя я подумал, что обязательно нужно будет взять интервью у Умара Талипова после завершения эксперимента. И каково было мое удивление, когда во время интервью, спустя несколько недель после серии экспериментов, он ответил мне, что, безусловно, «чувствует» как наросли его багаж знаний и значительно повысился уровень своего мышления.

– Сердце замирает от радостного изумления от того, что могу безудержно выдать такой объем мыслительной деятельности, которое хватило бы на целую Академию наук, – признавался он.

И по нему было видно, что не лукавит. Более того, его распирает гордость от того, что прикоснулся к чему-то сакральному, вечному, доброму. С каждым сеансом наращивания знаний, мысли обогащались, чувства обострялись, а сам познавательный процесс явно приносило ему эстетическое наслаждение. Впечатление было ошеломляющее! – восхищался Умар. – Мысли, суждения, выводы были полновесными, яркими и даже изящными. Потрясающе! Неужели все это происходит со мною? Неужели гениальность станет для человека нормой?

– А как быть с пирамидальным принципом всего, что окружает нас? – спросил я у Каракулова. – Ведь гении, какой бы области они не представляли, как правило, представляют верхушку пирамиды. Гениев станет много. Пирамиды не станет, то есть все уравняется.

– Но, уважаемый Фарид Сеидович, в вашем представлении гений – это человек, напичканный огромным багажом знаний многих и многих областей познания. Отнюдь. Гении – это, прежде всего, мыслители, это уникальный талант или талаген, наивысшая степень проявления творческих сил человека.

– То есть вы хотите сказать, что если даже вложить в голову все знания, то трудно из него сделать мыслителя?

– На мой взгляд, важны не только знания, но и взгляды, чувства абстракции, прежде всего. Именно люди с абстрактным мышлением могут связать несвязуемое, это высшая способность человека видеть и слышать мир. К этой категории людей, как правило, относят поэтов, художников, философов, а удельный вес людей, обладающих способностями к абстракции, во всем мире не превышает пяти процентов населения. Очевидно то, что наш метод резко увеличивает вероятность появления гениев.

– Между тем, согласитесь, одновременно с этим, начнется процесс обесценивания ума, одаренности, таланта, гениальности. Начнется беспрецедентная ломка устоявшейся жизни, так как будет уничтожен принцип пирамиды, – не унимался я.

– Возможно. Сейчас важно другое. Сделать интеллектуальную революцию на основе формирования и развития новой научно-мировоззренческой культуры. Вот что важно!

– То есть вы считаете, что пирамиду ума можно нивелировать за счет формирования современной научной и мировоззренческой культуры?

– Да, именно так. Ум, интеллект, чувства должны приобрести принципиально иные свойства. Именно в этом главная особенность людей будущего. Как вам объяснить проще. Человеку нет необходимости постепенно наращивать знания от простого к сложному, через особенное. Я выделяю триаду познания: популяризация, концептуализация, философизация знаний. С помощью нашей технологии готовое суждение можно просто как бы почувствовать.

– Вы хотите сказать, что такие познавательные элементы, как инстинкт, интуиция, вдохновение, догадка – все эти не совсем стабильные атрибуты гениальности? – засомневался я.

– Разумеется, нет. Они важны, но, согласитесь, куда вернее четкий полновесный анализ и обобщение соответствующих знаний, сделанный автоматически, – ответил Каракулов. – Полученные знания аккумулируются в мозгу, стыкуются с другими знаниями, генерируются, перерабатываются.

Эксперимент завершился, мы возвратились в кабинет. Каракулов выглядел крайне усталым, но довольным сегодняшним результатом. Попив кофе, он предложил пройтись по двору. В тенистом саду присели на скамейке. Он надолго замолчал, думая о чем то своем. Я тоже сидел молча, перебирая в памяти слова, сказанные профессором, во время эксперимента. Я смотрел на профессора со стороны. Уже немолодой, спокойный и скромный в обыденной обстановке и жизни, а в науке и научной работе, наоборот, беспокойный, резкий и настырный. С одной стороны, он выглядел настолько уставшим в жизни, примирившимся с мыслью о том, что мир неисчерпаем и вместо каждой решенной загадки всегда будут возникать десять новых. Однако в нем постоянно циркулирует идея поиска нового, неизведанного. Вот и сегодня, что он доказывает? Мечтает о проблематичном создании гениев? Или же думает о реальности усилить умственные возможности людей с помощью искусственного усилителя? Мечтает подарить людям эффективное творчество на уровне высокой одаренности? Разве его поймешь. Да, человек хочет познать многое, но природа бесконечна, процессу познания нет границ, нельзя раз и навсегда понять мир и поставить точку. Для него это было естественно, а вот для остальных, которые находились у самого основания пирамиды, это была драмой, трагедией, крушением надежд. Мало кто задумывался над вопросом: что сделали бы люди, преисполненные всей премудрости мира? Ну конечно, он хочет сразу все решить, сразу сделать всех умными и счастливыми. Рассуждения о принципиально новых средствах обучения – это так, на поверхности. А в глубине души?

В кабинете Каракулова на стене над его креслом висел портрет Эйнштейна – величайшего из ученых и несомненного гения от природы. Справа от него на всю стену тремя столбиками висели знаменитые «Жизненные правила А. Эйнштейна». Я попросил разрешения снять на смартфон. Уже, будучи дома внимательно их прочитал: 1) Мы все рождаемся гениями, но жизнь исправляет это; 2) Относитесь ко всем с достоинством и уважением; 3) Мы все едины; 4) Случайных совпадений не бывает; 5) Воображение гораздо важнее знаний; 6) Одиночество может быть восхитительным для зрелой личности; 7) Делайте то, что чувствуете в своем сердце, и будете правы. А критиковать вас будут в любом случае; 8) Самые прекрасные вещи в нашей жизни являются таинственными и непостижимыми; 9) Религия и наука должны работать вместе, а не против друг друга; 10) Ваша значимость важнее успеха; 11) Ошибки являются признаком роста и прогресса; 12) Цените простоту; 13) Не создавайте себе кумиров; 14) Наказание не делает человека лучше; 15) Жизнь – это служение; 16) Никогда не прекращайте учиться; 17) Не переставайте задавать вопросы; 18) Все зависит от вас; 19) Не бойтесь высказывать свое мнение; 20) Позвольте природе быть вашим учителем; 21) Измените свое сознание, и это изменит вашу жизнь; 22) Цель – это главное; 23) Мы становимся счастливее, делая счастливыми других; 24) У вас нет никаких ограничений, кроме тех, которые вы сами себе поставили; 25) Правильные поступки не всегда делают вас популярным; 26) Трудности дарят новые возможности; 27) Вы не сможете добиться мира, используя силу; 28) Мелочей не бывает; 29) Ходите своими путями; 30) Прислушивайтесь к интуиции; 31) Мудрость является не продуктом обучения, а пожизненной попыткой ее приобрести.