Текст книги "Ошеломленный мозг. Научно-фантастический роман"

В первой, еще юношеской отсидке, Салих впервые и всерьез задумался о личной судьбе. Стоя на распутье, мы долго взвешиваем решение, находим плюсы, минусы, но почти всегда вспоминаем его и думаем о том, что все могло быть иначе, лучше… Каждый человек сталкивается с ситуациями, в которых ему предстоит принять выбор, выбрать путь, по которому дальше идти. Мы вершим не только свою судьбу, но и судьбы других людей, окружающих нас.

Выйдя на свободу через полутора года заключения Салих уехал обратно в свое село. Но та городская жизнь, стиль поведения шоблы, а затем разболтанность в заключении сказалось на нем. Сколотил компанию, которую он называл не иначе как бригада, а командиром справедливо обозначил самого себя. Хулиганские выходки, бравада, драки стали его обычным делом. Были приводы в милицию, тяжелые разговоры в семье. Да, история не знает сослагательного наклонения, но такова сущность человека – быть постоянно неудовлетворенным своей жизнью и постоянно думать, а что было бы, если…

В один из дней на танцплощадке, которую по вечерам оккупировала его компания, познакомился он с Лирой. Городская красавица, открытая и в то же время очень наивная девушка, сразу же привлекла внимание Салиха. С присущей ему бравадой он «подкатил» к ней, а дальше сам того не замечая потерял ту самую наглую уверенность в себе, превратившись в обычного парня, которому в душу запало нечто приятное и душевное.

Он и Лира отлично подходили друг другу, он высокий брюнет с крепким торсом и серо-зеленными глазами, она неописуемой красоты городская девушка, приехавшая погостить к подруге и, которая с первых дней просто приковывала взгляды всех парней в селе без исключения. Они крепко подружились, а потом их взаимные чувства переросли в любовь, которая была у каждого из них первой. Спустя три месяца Салих признался в любви и попросил руки Лиры.

– Лира, я тебя люблю и хочу, что бы ты стала моей женой, – пылко признался Салих и долго не отпускал ее руки. – Давай я познакомлю тебя с моими родителями. Они знают о тебе и наших намерениях пожениться, они у меня очень простые и добрые люди. Я просто уверен, что ты будешь у них любимой невесткой, а для моего младшего брата – любимой женешкой, – умолял он.

– Ну, может завтра? – умоляюще спросила она. – Что изменит один день?

– Один день меняет многое, даже одна минута может все изменить, – и, улыбнувшись, поцеловал ее. – Ладно, так и быть, завтра так завтра.

Был конец августа, но погода была по-настоящему осенняя, дул сильный ветер, и моросил дождь. Странное предчувствие было у Салиха, как будто что-то должно было случиться, а потому нужно было обязательно сегодня получить благословление родителей. Не суждено было этому случиться. В тот злополучный день, родители, возвращаясь из поминок, попали в жестокую аварию. Отец погиб, а мама еще долго лечилась от последствий полученной травмы.

Лира тогда уехала обратно в город. Они очень часто писали письма друг другу, ждали их, в откровенных письмах они высказывали все что думают, признаваясь в любви, строили планы на будущее.

– Лира. Я тебя очень люблю, знай это. – Так он постоянно признавался ей в любви при каждой возможности. Но эти слова звучали как-то по-особому в начале весны следующего года. Как потом оказалось, Салиха посадили за драку. Тогда он заступился за своего друга и сильно избил человека, который приходился родственником районного прокурора. Состоялся суд, его признали виновным, осудив на три года лишения свободы. Для Салиха и Лиры потянулись тягостные годы разлуки. Выйдя досрочно на свободу, Салих первым делом просто приезжает к ней в офис, сознавая, что надо бы сначала позвонить. Но он любит делать сюрпризы. Он входит в кабинет, ух, сколько здесь молодых мужчин – взяла его оторопь. Их взгляды встречаются, выйдя в коридор, они уже не сдерживают своих чувств. Присев на скамейку во дворе он берет ее за руку – бережно, за пальцы.

– Я по-прежнему тебя люблю моя дорогая Лира! – признается Салих.

– Я тоже, – тихо вторит она. Потом они до глубокой ночи гуляли по бульвару и говорили, говорили…. Проводив Леру до дому, стоя у ворот, Салих попросил:

– Лира, пожалуйста, возьми отпуск. Давай сделаем сюрприз маме, сестре и братишке. Вот так внезапно и вместе завалимся к ним. Я же еще им ничего не говорил о своем освобождении. Представляешь, я как снег на голову, причем, с невестой, да еще с какой?

– Знаешь, Салих. Сейчас мне отпуск вряд ли дадут. Тем более скоро мне сдавать экзамен по английскому языку. Я тебе не писала о том, что меня приглашают в Канаду наши партнеры по работе. Давай мы отложим поездку хотя бы на месяц. А ты поезжай, обрадуй маму и брата. Побудешь там, а затем может быть переберешься сюда? Все равно в селе безработица, а тут как-нибудь устроишься, – посоветовала она.

Что такое судьба, злой рок? Кто-то назовёт случайностью, кто-то назовёт стечением обстоятельств, а я назову это «решением». Решением нашей жизни, судьбы… Как? Зачем? Почему? Злой рок, судьба, назовите как хотите, но всё же она есть. Нет бы мне послушаться и поехать домой. Решил несколько дней остаться в городе, рядом с Лирой. В один из дней на улице его окликнул Неш. – – О, братан, привет! Откуда и как? Слышал, что сидел, а когда откинулся? – тараторил он.

– Только, что вышел. Даже дома еще не был. Не могу надышаться свободой, – честно признался Салих. – А ты как? Как там ребята из бригады?

– Кубу в прошлом году замочили. Мы его похоронили. Сам знаешь, родных у него не было, рос в детдоме. До сих пор непонятно, кто его заказал. Кася и Саню закрыли за грабеж. Вот уже четвертый год сидят. Нук и Бада в бегах. Не знаю, где они сейчас обитают. А что касается меня, то я также отмотал свой срок и, как видишь, на свободе. Слушай Соха. Пойдем, посидим в кафешке, поботаем.

В кафе они выпили, как это принято, вначале за освобождение Салиха из мест не столь отдаленных. Потом помянули Кубу, а потом пошло и поехало… за встречу, за будущее, за друзей, ну как полагается друзьям, давно не видевшим друг друга. На следующий день они заехали к Лире, уговорили ее отпросится на день и выехали на природу в ближайшее ущелье. До полуночи сидели у костра, пели любимые песни. Салих и Бота еще тогда в бригаде хорошо спелись, оба играли на гитаре и пели вместе в два голоса. На этот раз Салих спел свою песню, посвященную своей маме. Так она впервые услышала эту очень трогательную, грустную песню о маме: «Мама, благодарю тебя за сердце золотое. За нежность, что дарила ты мне. Твоя улыбка всей вселенной стоит. Нет никого дороже для меня. Я прошу, чтобы ты меня простила, за все печали, что принес тебе. Пою тебе, колени приклоняя».

Еще тогда она была поражена тем, что для такого отъявленного и дерзкого хулигана мать была воплощением Бога на земле. Именно за это она уважала и любила Салиха. До глубины души она была тронута святым его отношением к матери, а ведь ничего другого святого в его душе и не было. И эту святость он проносит через всю свою трудную судьбу. Бедный мой Салих! – за что тебе такая жизнь? Открытый и надежный, а связался с дурной компанией. Во всем она винила его наивность и романтизм, стремление проявить себя любым способом. А ведь это ошибка многих десятков и сотен тысяч молодых ребят из сельской глубинки, – грустно размышляла Лира, слушая эту песню. Она нежно смотрела на Салиха в профиль в отсвете костра. Сильный, уверенный, надежный, а что еще ей нужно? Она его любит. Любовь взаимна. А может быть к черту заграница. Взять и уехать к Салиху на его малую родину, выйти замуж за него, народить детей, – думалось Лире.

Уже за полночь вернулись в город. Оставив ее у ворот дома, ребята уехали. Нужно же было наткнуться на патруль гаишников. Гаишник, убедившись в том, что водитель и его пассажир выпившие, забрал документы машины и пошел дальше контролировать шоссе. Уговорить его друзьям не удалось, слово за слово, разразилась потасовка, Салих не сдержался, возьми да избил гаишника. Тот доложил о случившемся по рации, в вмиг понаехали три патрульных бригады, их скрутили и увезли на дознание. Ну а там. Прознав, что Салих – рецидивист, вообще озверели. Суд да дело, его вновь осудили на четыре года.

Вот так решается судьба человека. Создается впечатление, что наши жизни уже решены за нас, они расписаны от нашего рождения и до самой смерти. Так как же судьба управляет нами? Ясно одно, судьба управляет нами при помощи стечения обстоятельств…

О том, что Салих вновь оказался в тюрьме, Лира узнала лишь спустя два месяца после того самого памятного пикника на природе. А ведь она ночь напролет вновь и вновь прикидывала, что если Салих позовет еще раз, то она не будет противиться ему, уедет с ним и баста. Но ни от Салиха, ни от его друга, ни от родственников не было весточки. Она терялась в догадках, что же произошло? А оказалось, вот как распорядилась судьба. Вновь места не столь отдаленные. А теперь за что?

Она не стала писать ответ на его письмо из тюрьмы. Ей было больно и горько, что такой надежный и сильный человек, как ее Салих так глупо подставляет самого себя. А ведь мог стать нормальным человеком – с грустью рассуждала она. Ну что же, наверное, так суждено – решила она, полностью отдаваясь работе и готовясь к поездке в Канаду. Через полгода настала именно та минута, которая все изменила. Она уехала в Канаду на ПМЖ, казалось, что ничего ее не держит здесь. Ни родных, ни близких, ни того, кого она любила. Так распорядилась их судьба, обоим оставалось только вздыхать: «Надо же, могли бы много счастливых лет прожить вместе».

Младший брат Салиха был ему полной противоположностью. Скромный, порядочный, спокойный, рассудительный. Будучи религиозным, относился к той категории лиц, кто осознанно совершал много добра не только своим родителям, родным и близким, но и всем людям. Спустя год после его женитьбы у него родилась дочь. На тот момент, когда случилась авария, жена находилась на шестом месяце беременности, они ждали сына. Она упала в обморок, когда ей сообщили о смерти ее мужа. Когда она пришла в себя, немного успокоилась после уколов, доктора предупредили, что тело ее мужа пока не будут отдавать на погребение. Они ссылались на то, что прокуратура должна разобраться, провести необходимые расследования. Назик и дочка очень тяжело горевали, слезы на их глазах не высыхали. Но труп все не выдавали, а на вопрос когда отдадут его, чтобы по мусульманским обычаям отдать последние почтения, только пожимали плечами.

Так прошли две недели тягостного ожидания. В один из дней ее пригласили в клинику. Встретил ее сам профессор Каракулов. Усадив ее в кресло, он объяснил:

– Я очень сожалею о случившемся с вами горе. Примите мои искренние соболезнования! Я попробую вам сейчас объяснить, что стало с телом вашего мужа. Я понимаю ваши ожидания, но обстоятельства таковы и, об этом вам известно, в аварию попал и старший брат вашего мужа. У вашего мужа было тяжелейшее повреждение головного мозга, но внутренние органы остались невредимыми. Напротив, у вашего деверя, который был за рулем автомобиля, внутренности груди и живота практически превратились в полужидкую кашу. А что касается его мозга, то он оказался неповрежденным. Вы понимаете в чем разница? – спросил Каракулов и, не дожидаясь ответа, пояснил, – они оба оказались на грани смерти, хотя целым оказалось тело вашего мужа и головной мозг – вашего деверя. Операции шли на параллельных столах. В тот день я оперировал вашего мужа. В тех случаях, когда мозг погибает, то такого пострадавшего считают уже мертвым. Так заведено в современной медицине, – подчеркнул Каракулов. – Вашего деверя оперировал другой хирург. В тех случаях, когда все тело отказывается работать, независимо от травмы ли, болезней внутренних органов ли, а в то же время головной мозг функционирует, то человек этот считается живым. Вам понятно?

– Нет, уважаемый доктор, совершенно не понятно, – прямо ответила женщина. – Я женщина простая, без образования, поэтому вы, пожалуйста, объясните мне попроще, – попросила она. По выражению ее глаз было понятно, что она находится в недоумении – кто мертв, а кто остался жив?

– Непростая задачка, – подумал по себя Каракулов. – Проще, так проще. Назик. Погиб ваш муж, и его тело мы отдали его старшему брату. Итак, в живых остался ваш деверь, но благодаря телу вашего мужа. Теперь понятно?

– А как это возможно, что тело моего мужа живое, а он сам мертв? Почему живое тело вдруг передали другому человеку, пусть и родному? Доктор, мне совершенно не понятно, – честно призналась она. – Или я что-то не улавливаю?

– Как бы мне объяснить ситуацию? – задумчиво сказал Каракулов, понимая, что без подробностей никак не обойтись. – Мозг, разум, сознание – это суть человека. Это понятно? Если мозг погибает, то исчезает и суть человека, то есть то, что произошло с вашим мужем. Его мозг погиб, а вместе с тем погибла и личность вашего мужа. Его не стало. Теперь вам понятно? – Видя, что женщина остается в недоумении, Каракулов продолжил. – Тело без мозга – это как запчасть. Из человеческих соображений мы решили хотя бы спасти жизнь старшего брата вашего мужа. Мы взяли у него неповрежденный мозг и разместили в черепной коробке вашего мужа. Следовательно, личность старшего брата просто поменяла запчасти в виде тела вашего мужа. Теперь вам понятно? – нетерпеливо спросил профессор.

– Не-е-т, – неуверенно протянула Назик. – Доктор вы пытаетесь объяснить все по научному. Нельзя ли объяснить по-человечески, то есть просто и ясно? Но, видя растерянность профессора, она продолжила, – Доктор! Я сама человек, верующий в Аллаха. Пока тело моего мужа будет находиться на поверхности земли, то для меня – мусульманки, он жив. И считаю, что это правильно…. Вы уж меня простите, но другого я не могу сказать. Я так понимаю и не иначе…

– Гм-м м. В чем-то конечно вы правы, – неуверенно сказал Каракулов. Про себя он подумал, а что если это для нее утешение, пусть считает своего мужа живым, пусть ухаживает за пациентом, а там будет видно… На том и попрощались.

Почти каждый день эта женщина иногда с дочкой навещали пациента, то есть своего мужа, как она считала. Никакие другие аргументы она просто не воспринимала. Есть тело – есть человек и баста. Заявила, либо его похоронят, как всех мертвых, либо меня не станут разлучать с ним, пока Аллах не укажет нам путь. Ну кто осмелится сказать ей правду при таком непоколебимом убеждении жены? За это время она родила сына, воспитывала дочку, которая все время вспоминала отца, иногда плакала, а иногда просто утаивала свою боль в себе. Время от времени дочка вместе с матерью навещала своего отца, иногда передавала через нее привет, а также раздавала милостыню от имени отца.

В один из дней сознание пациента прояснилось. Это произошло спустя много недель и месяцев. Все были безмерно счастливы этим долгожданным событием. И вдруг, посмотрев на жену, девочку и сына, пациент спросил: «Эй, кто вы? Что вы здесь делаете?», отстраняя их от себя.

– Папа, я же твоя дочка, – с удивлением сказала девочка. – А вот моя мама с братиком, то есть твоя жена и твой сын, которого ты еще и не видел. Он родился после того, как ты попал в больницу, – поясняла она.

Пациент замолчал, в его глазах было и удивление, и недоумение, и нечто другое, то ли радость, то ли печаль. Ошарашенная таким поведением мужа женщина вышла к врачам и сообщила им об этом. Их такое почему-то вовсе не удивило, они переглянулись между собой и обещали рассказать позже. Не понимал и пациент, почему они называют его мужем, отцом, чьи это девочка и мальчик. Потом уже, после того как полностью проясниться его сознание, он поймет случившее тогда. Поймут и они его состояние, продолжая молиться, чтобы их отец исцелился.

– О, Аллах, сила и величие принадлежат только Тебе! Прояви милосердие к нашему отцу, Сам устрани его болезнь, которая в нем! – просили они в совместных молитвах.

Прошли недели, месяцы, годы. Когда Назик окончательно поняла и приняла истину, она пришла к имаму мечети.

– Мой муж Малик обернулся таким, каким мы его не знали раньше. У нас родился сын. Сейчас ему пошел третий год. Я сама прочитала фатву о том, что разрешается расторгнуть нике с человеком, у которого погиб мозг, и он уже не дееспособная личность, как бы долго не сохранялись функции его внутренних органов. О, Аллах! Прими наши молитвы. В Коране вашими устами сказано, что дуа изменяет предопределенное. Мы не устаем повторять их. Хотя все предопределения только в руках Всевышнего Аллаха. Прости грехи этого человека! – приговаривала в молитвах эта женщина. – Я знала и понимаю сейчас, что путь старшего брата моего покойного мужа в этом мире сузился, чьи горести стали невыносимо большими, для кого все выходы закрылись и пути спасения оказались отрезанными. Раз уж его личность переселилась в тело моего мужа, то, Аллах, только ты можешь достучаться до него. Прости его грехи, спаси и сохрани. О, Аллах! – неистово молилась эта женщина. – Я, мои дети будем знать, что пока существует он, – будет существовать и наш отец. До аварии Малик был правоверным, чтил Коран, почитал Аллаха, был честным и чистым. В связи с этим его природа, я имею виду его тело, не могло быть греховным. Но я знаю, что природа его брата была греховной, в нем жил закон греха, противостоять которому невозможно. Однако, когда тело Малика досталось ему, то тело само может противостоят греховному, – молилась о прошении Салиха жена Малика. – Аллах всемогущ и сострадателен. И если он пересотворил Салиха, то он простил его за грехи. Пересотворение невозможно без Аллаха. Поэтому творение докторов и намерение Аллаха нераздельны, – рассуждала она.

– Аллах всемогущ и сможет заново пересотворить человека, даже того, кто уже сотворен или кто уже мёртв, а его тело «живёт» и если оно еще среди нас на земле. Рождение «заново» нужно понимать не только, как рождение совсем другого человека, другой личности, но и как «продолжение» души, умершего человека, в тело которого Аллах вдул жизнь того самого другого человека. Аллах в силе это сделать, – неистово молилась она. – Тело само по себе мертво быть не может. Человек может быть мертв целиком, а не по отдельности, – сказала Назик. – Я верю в пересотворение человека, как спасение человека.

Видя такой метаморфоз в понимании у этой несчастной женщины Каракулову вспомнился древнегреческий миф о трех сестрах Мойры – богини судьбы: Лахесис назначает жребий ещё до рождения человека, Клото прядёт нить жизни, а Атропос неотвратимо приближает будущее, обрезая ножницами нить жизни. Наверное все трое решили отыграться на судьбах этих людей – с горечью подумал Каракулов.

Глава 2

Ученые или новые франкенштейны?

Современная мощная многопрофильная хирургическая клиника, оснащенная по последнему слову науки и техники, в стенах которого выполняются сложнейшие операции, включая трансплантацию жизненно важных органов. Руководителем клиники является всемирно известный хирург, отличающиеся жестким, но справедливым характером. Заслуга его в том, что он сумел создать большую научную и хирургическую школу с позитивной традицией важных начинаний практически во всех разделах хирургии. В коллективе все его уважительно называли просто – шеф. Трудно сказать, когда сложилась такая традиция – шеф идет, шеф на операции, шеф сказал, шеф приказа…

Но было всем ясно шеф, есть шеф. Об упорстве и жесткости шефа ходили легенды. Один из его оппонентов однажды публично признался. – Нельзя и невозможно враждовать с ним. Да никто и не посмеет причислить его к своим врагам. Разве можно враждовать с ураганом? Так вот, этот человек – это явление того же порядка.

– Да, действительно, это человек-легенда, человек-история, глыба отечественной медицины и здравоохранения. Мировое имя, величайший авторитет, блестящий хирург. Он известен в медицинских кругах, науке, политике, обществе. Каково было формироваться и работать под его началом – это уже совсем другая история, – справедливо подчеркивали его ученики.

Руководителем отдела экспериментальной хирургии был один из его учеников, фанатично преданный своему делу ученый-хирург. Если говорить о чертах характера, то надо отметить его сложный и противоречивый характер, а об его упрямстве и болезненном самолюбии ходят легенды. Слыл человеком жестким, замкнутым и сухим. Его отличала абстрактность ума, а потому, несмотря на то, что он был отличным хирургом, в своей деятельности он отдавал предпочтение экспериментам и научной работе. Его эксперименты по пересадке органов в свое время и вывели клинику на мировой уровень.

Сколько приложено было усилий, воли и таланта, чтобы убедить научно-хирургическое сообщество, да и чтобы поверить самому себе, добавить слово в теорию пересадки органов и тканей. В своих планах этот профессор не был ни злым и жестоким, ни добрым и милосердным, его интересовали лишь результаты. Время играло против него, так как он уже перешагнул полувековой возраст, а между тем догадывался, какие силы и терпение нужно еще приложить, чтобы добиться того самого главного своего результата, о котором он давно мечтал – пересадку головного мозга.

Начало любого дела всегда непростое. Так и здесь – трудные дни, бессонные ночи, надежды, сомнения, разочарования и ожесточения. Но, как говорится в народе, «вода камень точит». Каждодневная работа по налаживанию вначале экспериментов, непростые заботы по содержанию животных, концентрация сил и средств, беспрерывный поток образовательных семинаров… И вот, первые результаты: кадры подобраны, есть виварий, собран парк научной аппаратуры, проведены научные изыскания узловых вопросов пересадки органов, набран опыт экспериментальной пересадки почки, печени, легких, сердца. Что дальше? Только лечебный конвейер – сказал бы знаток проблемы. – И он запущен. Вначале робкие, так называемые родственные, пересадки, затем и серийные – с использованием уже трупных трансплантатов. Долго шла подготовка к пересадке сердца, которая, почему-то воспринималась как вершина трансплантологии, хотя пересадка печени является операцией более высокого порядка, нежели чем пересадка сердца. Для людей, да в прочем и для самих трансплантологов, пересадка сердца всегда воспринимается по-особенному. Однажды на вопрос корреспондента, в чем причина такого особого восприятия, академик В.И.Шумаков, которому впервые в России удалось поставить пересадку сердца на лечебный конвейер, ответил: «Сердце – есть сердце. Других комментарий нет». В свое время русский философ В.Н.Лосский писал: «Сердце – по аскетическому преданию христианскому есть средоточие человеческого существа, его способностей, интеллекта, воли, это точка, из которой исходит и в которую возвращается вся духовная жизнь. Источник всех душевных и духовных движений – сердце». По учению св. Макария Египетского, «сердце – есть рабочая храмина… это сосуд, содержащий все пороки, но там также и Бог, там Ангелы, там жизнь, Царство света… благодать».

Каракулов всегда считал, что эти слова по праву заслуживает пересадка головного мозга. Вот почему коллектив был настроен на нечто большее – на пересадку головного мозга. Коллектив жил с острым ожиданием: вот-вот такая трансплантация состоится. Нужно было оправдать вложенные средства. Каракулов признавался, что критикуют его правильно. Действительно, нельзя тратить средства впустую, на удовлетворение неистовых желаний. Директор клиники все время твердил о том, что силы и средства необходимо распределять в строгом соответствии с важностью задач. А ведь как руководитель лаборатории он осознавал, что потрачено на эксперименты не только свои, но и государственные деньги.

В Министерстве твердили о том, что эти эксперименты по пересадке головного мозга ни к чему, они никому не нужны, ни для каких целей не пригодны. Пожалуй, это так, если иметь в виду немедленную практическую пользу… И все же… самому себе профессор признавался, что оппоненты его не убедили, и он ни о чем не жалеет, хотя понимал, что толчком к эксперименту послужили не насущная необходимость, не вывод о целесообразности опыта, не раздумья о пользе науки, а эмоциональный порыв. Прислушайтесь… Слышите их невнятные властные голоса? Попытайтесь же, пока не поздно, понять, куда они зовут… – размышлял и призывал Каракулов. – Они мудрее нас….

Шли годы, шли дебаты – «нужно – не нужно». Дело медленно, но продвигалось. Группа практически готова к клинической практике пересадки головного мозга. Идет очередная планерка. Каракулов обращается к своим сотрудникам:

– Шутки шутками, но вы сами понимаете, что значит быть первыми. Что значит изменить психологию людей? Вы представляете, сколько у нас будет врагов с обеих сторон – со стороны чиновничьей рати и со стороны общественности? И если общественность в массе своей будут просто наблюдать, подмечая каждый наш с вами промах, то многие чиновники будут очень активно вмешиваться и всячески мешать. В целом же, оба лагеря наши успехи будут принижать, а промахи раздувать до невозможности. Вы готовы к такому повороту событий?

– Каждый из бригады думал про себя:

– Вот, блин, и это называется работать на энтузиазме, вопреки личным интересам и задачам! Целыми сутками в лаборатории, бесконечные эксперименты, протоколирование операций, налаживание аппаратуры и приборов, уход за животными, уборка, пойка, кормежка. А нам-то каково? Шеф даже ни разу не поблагодарит, и чего он хочет?

Именно хроническая нехватка донорских органов для пересадки нарушал заведенный трансплантационный конвейер. Удручало то, что многие больные, которые нуждались в пересадке того или иного органа, умирали, так и не дождавшись подходящего донорского органа. Это очень угнетало всех членов трансплантационной бригады, а чуть ли не единственным утешением было то, что ни на минуту они не прекращали экспериментальную работу. Ежедневно проводились опыты на животных, каждый из которых, как известно, рождает новые планы, надежды и, конечно, разочарования. Тем не менее, трансплантологи, а это десяток отличных хирургов с отличной подготовкой в области патофизиологии, патобиохимии, иммунологии нацелены уже на трансплантацию мозга. Проделаны сотни экспериментов на крысах и собаках, но выполнить пересадку головного мозга на человеке никто еще даже не помышлял, так как их, касательно головного мозга, пока интересовали, главным образом, нейрофизиологические механизмы развития так называемой «смерти мозга» и механизмы нейрорегенерации. С годами бригада обновлялась, кто-то уходил, кто-то приходил. Были, конечно же, и несогласные с идеями профессора. На этой планерке состоялось «возвращение блудного сына» Темир, в свое время ушедшего из бригады.

– Темир! Не перебивай. Ты очень ценишь свободу, не так ли? Ты захотел свободы действия, ты ее получил. Пару лет тому назад ты уже уходил в другую лабораторию. Был ли это протест против жесткой дисциплины или желание самоутвердится, я не знаю. Возможно дело в тебе или во мне, но сейчас нас это не волнует. Так бывает между шефом и подчиненным, между учителем и учеником, особенно, когда речь идет об индивидуальностях. Иронично такую индивидуальную несовместимость называют почему-то «идеосинкразией».

– Ладно, не будем о прошлом, забудем. Ты вновь возвратился в мою лабораторию. Я тебя ценю как исследователя. У тебя есть только один способ добиться свободы – стать моим союзником. Без блефа, уж здесь-то я сумею распознать притворство! Если ты будешь относиться ко мне подобающе, ты об этом не пожалеешь. Только не подумай, что я вновь тебя агитирую и подкупаю будущими успехами. Я не потребую от тебя пресловутую беззаветную преданность, которую иногда насаждают наши патроны в клинике. Еще бы мне не знать, чего стоит такая преданность. Я хочу от тебя привязанности и согласия быть со мной заодно. Учти, для тебя это единственный путь к свободе. Впрочем, я не исключаю того, что ты не отдавал себе отчета в своих мотивах. Ты ведь не аналитик, сплошные импульсы… Зато я, в отличие от тебя, способен мыслить логически. Через несколько лет мы, наконец, реализуем свои сокровенные мечты – выполним пересадку сознания и ты можешь быть абсолютно свободным. А пока не расхолаживай команду. Все за работу!

* * *

После того, как получил огласку эксперимент с пересадкой головного мозга у человека, появился неподдельный интерес СМИ к экспериментаторам и их делам. Многим его представителям хотелось бы одним из первых осветить тему о пересотворении человека. Особенно упорствовали две журналистки из известной газеты. После долгих отказов рассказать об этом событии, Каракулов решился на импровизированную экскурсию этих дам по лаборатории.

– Вот наша лаборатория. Здесь все это и происходило, – сухо пояснил профессор, ведя их по лаборатории.

– Нашел, чем гордится, – сказала подружке в полголоса журналистка Лена. – Мрачное здание. И смотреть не на что.

– Надо бы на дверях лаборатории повесить «Оставь надежду, всяк сюда входящий», – шепнула Оксана, признаваясь, что внутри лаборатории уже интересней. Операционные, манипуляционные, виварии, рабочие кабинеты. Обе журналистки заглянули в операционную и манипуляционную так, мельком, а вот рабочий кабинет шефа и виварий для экспериментальных животных уже осматривали повнимательней. Как и во всякой лаборатории, куча измерительных приборов, поставленных в длинный ряд, научных аппаратов и устройств, оплетённых проводами и дренажами производил впечатление хаотичного обустройства. Вот справа, ярко освещённый рефлекторами, стоял операционный стол, накрытый белой простыней, а слева наискосок стояли два манипуляционных столика, на одном из них был распластан экспериментальный кролик, а на другой – крыса. Вокруг них копошились сотрудники.

Журналистка внимательно разглядывала лабораторную обстановку.

– Я просмотрела много научных лабораторий, в том числе медико-биологического профиля, – призналась Оксана. – Знаешь, мне начинает казаться, что все лаборатории становятся похожими друг на друга. Какая-то сплошная стандартизация… – аппараты, приборы, склянки….

– Унификация, – уточнила Лена.

– Пусть так. В любой лаборатории чуть ли не одно и то же оборудование. А вот здесь, согласись, подруга, – все же другая обстановка. Все для экспериментов. Если в других лабораториях пробирки, склянки, реактивы, микроскоп, то здесь зарезанные экспериментальные животные, кровь, слизь. – Б-рр-р… Одним словом живодерство, – сказала, как отрезала Оксана.

– Что это за контейнеры и цистерны, соединенные между собой проводами и шлангами? – спросила она у профессора.