Текст книги "Я вернусь через тысячу лет. Книга 2"

3. Тактика и стратегия

Пока я разглядывал из палатки селение, Тор и стороживший меня ночью «гвардеец» молчали. А я не торопился в этот момент. Надо обдумать ближайшие действия. Всё складывалось не так, как я напланировал раньше.

По-хорошему, надо немедленно закрепить вторую палатку. Пока не перевернуло случайным порывом ветра, который запросто может обесценить мой подарочек.

Но, чтобы закрепить палатку, надо перейти в неё вместе с ранцем. И лучше – вместе с Тором. Пусть и там помахает молоточком! Раз ему это в удовольствие…

Затем следовало осмотреть поле предстоящего сражения у какого-то Кривого ручья. Пока светло… Конечно, и ночью светло станет – всё в моих руках! Но тогда будет не до спокойных прикидок.

И ещё надо обдумать, как не украсть победу у вождя Тора. Если вдруг купы решат, что хуров прогнал именно я, Тор может стать моим врагом.

А должен стать другом, иначе ничего не выйдет. Это всё, так сказать, тактика. Сегодняшние заботы. Но есть и завтрашние. Хуры тоже не должны стать моими врагами. Иначе потом к ним не подступишься. И стратегия, видимо, в том, чтобы путь к диалогу с воинственными хурами остался открытым. Несмотря на сегодняшнюю ситуацию.

Хорошо бы засветло добраться до вертолёта! Может, догадались положить туда мегафон? Когда-то Марату, в племя ра, отправили мегафон по настоянию Розиты. Она уверяла, что с его помощью легче воздействовать на неорганизованную толпу. В ранней её юности, на прекрасном острове Куба, Розите это вроде неплохо удавалось. По её собственным рассказам…

Ну, всё?

Теперь надо чем-то одарить «гвардейца». Как-никак, он меня охранял. А я даже имени его не знаю.

В ранце оставались ещё два мыслеприёмника. Остальные надо искать опять же в вертолёте. Невелик резерв! Но ведь и людей, мало-мальски связанных с моей персоной, тут тоже пока не густо!

В общем, нагнулся я над кульком с лентами, выбрал моток ярко-зелёной и отчекрыжил от него второй галстук для «гвардейца». А пока он его разглядывал да приспосабливал рядышком с первым, я достал мыслеприёмник, протянул ему и показал на свой.

«Гвардеец» внимательно посмотрел на Тора, вспомнил такую же дугу на голове у Лу-у и безбоязненно натянул аппарат на буйные чёрные кудри. Сообразил, похоже, что опасности тут никакой.

– Ты хорошо охранял меня ночью, – сказал я ему. – Хочу знать твоё имя и считать тебя своим братом.

– Я Сар, – ответил он со спокойным достоинством. – Я рад иметь такого неуязвимого брата, как ты.

Значит, ночью он всё-таки «пробовал» меня копьём? Как же иначе обнаружишь мою «неуязвимость»? Но сейчас это уже неважно… Я протянул ему руку. Он нагнулся, обнюхал её и только после этого осторожно коснулся своей ладонью моей кисти.

Ладонь его была сухой и горячей. Как нос у больной кошки. Выходит, он меня не боялся, иначе ладонь была бы холодной и потной.

Что ж, всё нормально: не страх должен я тут внушать…

– Хочу посмотреть берег Кривого ручья, – сказал я одновременно Тору и Сару. – Мне тоже надо подготовиться к битве с хурами.

– Пойдём, – ответил вождь. – Покажу.

– Но вначале надо прикрепить к земле вторую хижину, – напомнил я. – Там ещё один молоток.

При слове «молоток» глаза вождя метнулись к его рукам. Обе были заняты: в одной подаренный геологический молоток, в другой – ложка и моток синей ленты.

– Пойдём в другую хижину, – согласился вождь и двинулся к выходу. Сар кинулся за ним, явно прикрывая его спину. Но от кого же, кроме меня?.. Значит, всё-таки боялся – не за себя, за вождя?..

За ними, подхватив ранец и кулёк с витаминными пастами, вышел и я.

Между палатками невинно пестрел на прежнем месте надувной матрасик, на котором провёл я ночь. Примятая вокруг трава почти распрямилась.

Никто его не тронул.

В центре второй палатки так же лежал тюк, и к боку его так же был приторочен ремнём геологический молоток.

И всё повторилось. Я выгнул внутрь лишь первые петли и вогнал в землю лишь первые колышки. А Тор уже пошёл по кругу на противоположной стороне парашютного купола. И Сар, поглядев на нас, сам попросил у меня молоток – протянул за ним руку.

Пока они увлечённо стучали молотками по дюралевым колышкам, – им явно нравился этот звон! – я захлопнул верхний клапан, стремительно скинул на тюк верхнюю рубашку, затем – нижнюю, и снова натянул верхнюю – с карманами и радиофоном. У меня их было два – на руке и на рубашке.

На это ушли секунды, шерстяная нижняя рубашка осталась на тюке.

День разгорался. Становилось жарко. Помощники мои почти обнажены, а я – с севера – в двух рубашках…

Переодевание моё интереса не вызвало. Тор и Сар взглянули мельком, искоса, и продолжали стучать. Пока они закончили, я ещё и тюбики витаминной пасты рассовал по карманам.

– Тебе нравится этот молоток? – спросил я Сара, когда он выпрямился.

– Нравится.

– Возьми его себе.

– Я отблагодарю тебя, – ответил он точно так, как Тор. Будто слышал его ответ.

Хотя и не слыхал.

Может, это привычная для племени формула? Вроде нашего «спасибо»?

– Какая белая хижина тебе больше нравится? – спросил я Тора. – Бери любую! Живи в ней!

– Потом, – ответил он. – Когда убьём хуров.

– Пойдём на Кривой ручей, – предложил я и натянул ранец.

– Пойдём, – согласился Тор.

Ленту и ложку он оставил в палатке, рядом с тюком. А молоток из рук не выпускал. Как и Сар… Видно, сразу поняли, что это орудие годится не только для забивания колышков.

Мы шли по лесу к северу минут пятнадцать. С километр, значит… Между деревьями мелькали иногда купы с копьями и луками. По пути присоединился к нам и второй «гвардеец». В руках его были два копья, за спиной – лук, справа – пучок длинных стрел. Одно копьё он сразу отдал Сару.

Опушка пришлась как раз на высокий обрыв. Несколько деревьев, подмытых ливневыми водами, съехали по обрыву к видневшейся внизу воде. Чёрные корни поднимались над коричневой глиной славно угрожающие щупальца внушительных спрутов.

Ручей внизу был невелик, хотя полную панораму и скрывал кустарник. Но обрыв оказался просто замечательный! И весь противоположный северный берег – как на ладони. Лучшего места для обороны не найти. Вождь знал своё дело!

По ту сторону ручья лес начинался не сразу. Широкая низкая зелёная с песчаными проплешинами пойма подходила вначале к полосе кустарников, и только за ними поднималась опушка другого леса.

При таком рельефе местности, хуры, знавшие сюда дорогу, могли рассчитывать только на темноту и полную внезапность нападения. Больше тут не на что надеяться.

Однако внезапность испарилась. И если бы кто-нибудь предупредил об этом хуров, они спокойно могли бы поворачивать домой.

Судя по всему, селение купов вовсе не случайно оказалось на нынешнем месте. С юга от него, очень близко, бежала река с островом. С севера прикрывал замечательный обрыв Кривого ручья. Вождь знал своё дело!

Собственно, теперь всё главное стало мне ясно. Вряд ли высунутся хуры из противоположного леса до темноты. Это было бы совсем неразумно. И вряд ли в темноте опасны для них на широкой пойме стрелы купав. По сути это будут слепые стрелы.

Главная битва предстояла на обрыве. Хуры – вверх, купы – сверху… Не зря вдоль опушки лежало на земле немало суковатых дубин. По лесу с этими палицами не разгуливали. Они ждали своего часа на месте.

Купы на опушке пока не таились – ходили свободно. Видно, надеялись на разведчиков, которые предупредят о приближении врага. Однако костров не жгли и на обрыв не спускались. Пересчитать воинов мне сразу не удалось – они не сидели на месте, но, думаю, их было около тридцати. Как и хуров… При выигрышной позиции, у купов были все шансы на успех. Даже и без моей помощи.

Но вот сколько голов тут размозжат дубины? Сколько животов проткнут копья? Скольких похоронят потом? Если не вмешаться…

Ходил я по опушке как под конвоем – справа Тор, слева – Сар. Оба с молотками, которые при обороне могут быть гораздо полезнее дубин. У других воинов молотки вызывали явный интерес, но никто не просил их, даже и посмотреть. Только взглядами оглаживали купы новое незнакомое, но совершенно понятное оружие.

На моей совести теперь было, чтоб оно не опускалось на головы других людей.

…До темноты дел тут не оставалось. Сейчас бы к вертолёту! Вот там работы полно! Как бы повежливее оторваться от конвоя?

А, собственно, в чём проблема? Летающим они меня уже видели.

– Я вас покину сейчас, – сказал я вождю. – Надо подготовить огни неба. Чтоб обрушить их на хуров. К темноте вернусь.

– Удачи тебе! – прозвучал в моём мозгу ответ Тора. И звуковой ряд я услышал:

– Ухр!

Что ж, первое слово на языке купов поймано.

– Не снимайте дугу! – попросил я одновременно Тора и Сара и показал на свой мыслеприёмник. – Вечером нам надо поговорить.

Оба не ответили. Только улыбнулись. И улыбки показались мне сожалеющими: вероятно, решили, что я трусливо убегаю с поля боя.

Убедить их сейчас в чём-либо ином я никак не мог. И торчать тут полдня без дела – тоже. Пусть пока думают, что хотят. А меня ждут другие заботы.

Я врубил движок, через минуту был над деревьями, и оборонительная линия купов скрылась за стеной леса.

4. «Как жаль, что мы понимаем это только сейчас!»

Мегафон висел в вертолёте на самом видном месте – напротив входа. Новенький, сверкающий, с регулятором громкости до самых оглушительных децибелов.

«Спасибо, милая Розита! – мысленно поблагодарил я. – Ты даже не представляешь, сколько жизней может спасти сегодня твоя предусмотрительность!»

За все три года нашего знакомства одни только приятности приносило общение с этой прелестной женщиной – и на Земле, в лагере астронавтов «Малахит», и в космосе, и здесь, на планете Рита. Многие события Розита словно предвидела, продумывала наиболее вероятный ход и незаметно готовила к ним окружающих. Она всегда умела сказать нужное слово в любой обстановке или просто разрядить её милой улыбкой. Она писала пронзительные собственные песни и бесподобно исполняла песни чужие. Она лихо плясала, и никогда мне не забыть, как в безднах космоса, на полпути к этой зелёной планете, и пятнадцати парсеках от родного дома, отплясывали мы с Розитой огненную кубинскую «байлю».

У этого танца и название-то лихое: «веселись!»

Хотя с чего нам тогда в космосе было особенно веселиться? С того, разве, что живыми вылезли из первой половины анабиоза?

И лишь в одном Розита чудовищно промахнулась, одного не разглядела загодя – может, самого главного для себя! – глубин Женькиной души.

Тогда, в знаменитом уральском «Малахите», который казался нам, юным, чуть ли не пупом Галактики, обаятельная кубинская девчонка, видимо, чувствовала себя поначалу почти провинциалочкой. Так, по крайней мере, думается мне сегодня… И высокий широкоплечий уверенный в себе Евгений Верхов, уже имевший известность молодого изобретателя, наверняка представлялся ей надёжной опорой и защитой на всю жизнь.

Ясно ведь, что она его выбрала, а не он её. Столько парней крутилось вокруг этой красавицы… Она выбирала!

И всё это лишь для того, чтобы здесь, на Рите, разглядеть, наконец, Женькину душу, уйти от него из удобной квартиры и вернуться на опустевший звездолёт, в узкий и тёмный «пенал» – каюту, где проспала она в анабиозе сорок лет ракетного времени – наш путь через космос…

В «Малахите» я восхищался Розитой, как и все. Не представляю себе парня, которому она не нравилась бы. Но выбрать меня она никак не могла: не крутился я вокруг неё. И вообще никогда не крутился вокруг чересчур красивых девчонок. Они требовали слишком много времени. А мне с детства было некогда.

И ведь как-то всё решалось у меня без этого коллективного верчения вокруг женской юбки. Не всегда, правда, удачно решалось… Но ведь и у других не всегда. Возможно, Розита и заметила меня лишь в космосе, когда наша смена разбудила их с Женькой на очередное дежурство и когда перед моим возвращением в анабиоз сплясали мы с нею совершенно случайно наш единственный в жизни танец. Она оставалась вести звездолёт, я уходил в двадцатилетний сон…

И то после этого лихого танца такие страдающие глаза были у моей бедной Бируты!.. Даже если бы Розита пригласила меня тогда на второй танец, я отказался бы. Чтобы Бируту мою нежную не мучать.

А теперь от Бируты – свежий могильный холмик по соседству с Городом. Да табличка на памятнике: «Бирута Тарасова (Аугшкап)». И даты двадцатилетней жизни. По земному летоисчислению…

Нет радости от моих воспоминаний. И лучше не терзать себя ими. А так, думать в пределах ближайших задач: что надо сделать сейчас, что потом, что попозже…

Сейчас хорошо бы перекусить, и не витаминной пастой, а консервами, капитально, чтоб хватило надолго. Сейчас надо собрать всё необходимое до завтра, разглядеть топографическую карту окрестностей, провести сеанс связи – чтоб вечером в Городе не волновались. Особенно – мама… Вечером будет не до связи… Ну, и затем осмотреть ближние окрестности – в свободном полёте. Хватит для начала?

…Самый срочный багаж набирался солидный: мегафон, запасной матрасик, спички, зажигалки, налобный фонарь, фляжка с прохладной тайпой, телевизор и съёмочная камера, охапка мыслеприёмников, рулончик клейкой плёнки, чтоб наглухо запечатать хоть одну палатку, холодильник со стёклышками для анализов крови – ведь могут быть и раненые. Как этим не воспользоваться?.. А если воспользуюсь – значит, ещё и пеленгатор, потому что второй вертолёт на эту поляночку уже не сядет, для него придётся искать другое место… всё это спешно, бегом, без передыху! Вот уж никак не думал, что в стане дикарей попаду в такой цейтнот!..

Вот опять же: если раненые – значит, прихватывай и аптечку. Сколько это набежит килограммов? Небось, пуда два? Не страшно! Жюль Фуке тащил свою Налу к берегу километров десять по Восточному материку, на одном ранце. Выдержал ранец! И Нала, очень в то время голодная и худая, весила, наверное, не меньше трёх пудов. Значит, и мой ранец выдержит. Мне-то тут полёта – две сотни метров…

Теперь – карта! Недосуг было обстоятельно разглядывать её в Городе. Захлёстывали прощальные заботы, и думалось: разгляжу спокойно на месте. Потому и стала для меня полной неожиданностью превосходная оборонительная линия на Кривом ручье. Но ведь она вполне могла бы разместиться в моей голове и пораньше…

Кстати, почему ручей – Кривой?.. Так… Карта – со спутника, по сути – контурная. Ни одного названия! Вот он, этот ручей! Действительно Кривой! За селением резко сворачивает к югу, впадает в реку и образует вокруг устья громадную болотистую низину. С востока сквозь это болото к селению не подступиться. Увязнешь! С юга – река. С севера – высокий обрыв Кривого ручья. Молодцы купы! Безо всяких карт найти такой защищённый и сухой уголочек!..

Ну, и где тут на реке остров?.. Есть, вот он! Небольшой, вытянутый по течению, явно прижатый стрежнем к северному берегу. Узенький проливчик меж ними, видимо, спокойный. Течение должно быть южнее острова. Всё логично! Прекрасное убежище! Ай да купы! Если такое племя да меня полюбит!!!

Теперь – связь! Время бежит. А с севера бегут хуры.

– Город! Город! Ответьте Тарасову!

– Город слушает. – Бесподобный контральто Розиты. – Что у тебя, Сандро?

– Вечером связи не будет. Поэтому вызвал сейчас.

– Что-то намечается?

– Битва народов. Бородино! Или Аустерлиц. Как угодно.

– У тебя есть всё необходимое?

– Вроде, всё. Низкий поклон тебе за мегафон.

– Пусть он будет самым главным оружием!

– Есть просьба, Розита.

– Записываю.

– Может, подберёте концерт-солянку? Любые песни – хоть в записи, хоть в живом исполнении. И немного танцев. Местное или с Земли – всё равно! Минут на сорок. Больше они, вероятно, не выдержат.

– Уже готовишься праздновать победу?

– Как-то я не настроен на поражение… По логике, они должны отплясать победу сами. Племени наверняка понадобится разрядка.

– Исполать тебе! Так, кажется, говорят в России?

– Хочешь знать, как говорят здесь?

– Записываю.

– Ухр! Удачи! Ухр купум – удачи купам! Мне тоже пожелали «ухр»…

– Как зовут твоего вождя?

– Тор.

– Значит, «ухр Тор»? Сделать это лозунгом концерта?

– Ты самая мудрая женщина, Розита! Из тех, что встретились на моём тернистом пути…

– Что тебе стоило сообразить это пораньше? – Розита вздохнула, и мне показалось – непритворно. Что уж она имела в виду? «Малахит», где в упор меня не замечала?

В последние недели Розиту часто видели с архитектором Теодором Вебером. Он был одним из вдовцов «со стажем». Жена его давно умерла от ренцелита. Позже от этой страшной болезни избавил весь Материк микробиолог Натан Ренцел. Напрочь вывел смертоносного комара, переносчика заразы. Благодарные земляне назвали погибшего комара по фамилии Натана, а по комару – уже и болезнь. Натан не возмущался, принял с юмором. А было это ещё до прилёта нашего, третьего корабля. Мы получили готовые прививки.

Что ж, Вебера можно понять: такая роскошная женщина освободилась! Но как понять Розиту? Пошутила? Не заметить? Вдруг это обидит её? Вот бы не хотел!

– Я запомню твои слова, Розита!

– Это угроза? – Розита рассмеялась.

– Нет, обещание.

– Говорят, ты выполняешь все свои обещания.

– Это говорили только в школе.

«Наверняка Женька брякнул!» – подумал я.

– А потом уже не выполнял? – не без ехидства поинтересовалась Розита.

– Потом этого не замечали.

– Почему?

– Может, потому, что трепачей не брали в «Малахит»? Вот я и стал незаметен…

– Это тебе казалось… – Розита опять грустно вздохнула. – Как жаль, что мы понимаем это лишь сейчас!

И уже другим, деловым тоном спросила:

– У тебя всё?

– Да. Конец связи.

5. В свободном полёте

Селение купов было пусто – ни людей, ни собак…

Собственно, домашних животных я тут пока не видел. Ни одного! По Моргану, это свидетельство стадии дикости. Лишь в стадии варварства появляются домашние звери. Изучали мы Моргана в «Малахите» по курсу истории первобытного общества – вместе с Бебелем, Энгельсом, Ливингстоном, Миклухо-Маклаем…

Загашенные с вечера костры, безмолвные хижины, крытые выгоревшими и свежими пальмовыми листьями, полная тишина – если не считать пения птиц. Таким увидел я сейчас селение… Только острый запах палёного мяса, обгоревших костей, раскиданных повсюду – остатки вчерашнего сытного пиршества – говорили, что люди здесь были совсем недавно.

Весь багаж сложил я в той палатке, где лежала поверх тюка моя шерстяная рубашка. Сюда же перенёс из другой палатки использованный аккумулятор, ножницы, иголки с нитками, стопки ложек. Всё остальное надо раздать сразу, как только селение оживёт.

В обеих палатках было душно. Купола парашютов, пропитанные быстротвердеющей смолой, совершенно не пропускали воздуха. Он шёл только через узкий дверной проём. Видимо, конструкторы понимали, что этого мало, и предусмотрели боковые вентиляционные клапаны. Но они застёгнуты короткими ремешками. Пришлось обойти обе палатки по периметру и ремешки отстегнуть, клапаны приподнять. Пусть уж вождь, когда вернётся, получит всё сразу в наилучшем виде!

Вообще-то я мог отдать купам сразу обе палатки. Вторую, предположим, Сару, которого назвал своим братом. В вертолёте сложена ещё одна – брезентовая, геологическая, куда более просторная, чем эти.

Но… Не навредить бы Сару! Если вождя может обидеть появление у всех таких же ложек, как у него, то что говорить о «царской» палатке для рядового охотника?

Да и мне-то зачем иметь жилище лучшее, чем у вождя? Тоже может боком выйти…

Марат Амиров давно сообщал из племени ра, что новые его соплеменники невероятно обидчивы. И, чтобы я не считал это особенностью только одного племени, Михаил Тушин на прощанье предупредил:

– Чем менее образованны люди, тем более обидчивы. Совсем необразованные обижаются из-за любой мелочи. Преодолевать мелкие обиды – мука! Куда легче не допускать.

В мудрость Тушина я верил с детства, с того времени, как ещё школьником слушал на Земле его многочисленные интервью, читал его книгу о том, как была открыта планета Рита, мечтал сам улететь когда-нибудь вслед за ним на эту планету.

И улетел…

А теперь приходится соразмерять широкие возможности современной цивилизации с узкими психологическими рамками людей каменного века. Не убудет у купов, если ещё недолго поедят руками… Лишь бы Тора не обидеть… А там найдутся для него и другие материальные привилегии. Ложки же пойдут в широкие народные массы.

Когда-то и на Земле именно так распространялась материальная культура: из царских дворцов – в покои придворных вельмож, потом в каморки слуг, затем в среду городских мастеровых, и, в последнюю очередь, в деревенские избушки.

Именно этим путём прошли прочная посуда и удобная мебель, водопровод и канализация, электричество и телефон, радио и телевидение. И даже самые эффективные лекарства. Всё новое и прогрессивное правители неизменно поначалу использовали для себя. И вряд ли удастся мне изменить этот порядок на Западном материке. Надо быть реалистом… Пусть уж хоть так!

…Я перенёс в предназначенную Тору палатку его ложку и синюю ленту, а в свою убрал матрасик с улицы. Теперь можно запечатать свою палатку клейкой плёнкой, плотно прижав её по периметру входа. Авось не отдерут.

Мегафон я решил взять с собой. Удастся ещё раз заглянуть сюда до вечера, не удастся – кто знает?

Врубив движок, я снова поднялся над селением и решил осмотреть остров. Однако – свысока, чтоб не заметили. Потому что охотники могут не совсем правильно понять мой интерес, если в их отсутствие я стану подглядывать за их жёнами.

С высоты остров казался бы почти необитаемым, если бы не два тонких дымка на противоположных его концах. Были тут временные хижины, нет – неведомо. Если и были, то сверху их прикрывали раскидистые кроны громадных лиственных деревьев. Под каждой могла уместиться не одна хижина.

Интересовали меня, собственно, не столько хижины, сколько, так сказать, плавсредства. Есть ли у купов лодки? Как добираются они до острова? Долбить с ними челноки из стволов я, конечно, не собирался. Время дорого! Но можно попросить для них у Совета пластмассовые или надувные катамараны.

Даже в бинокль лодок на острове я не обнаружил. Но заметил, что три небольших плотика из тонких стволов нежатся на песчаной отмели. Видимо, на них и переправлялись женщины с детьми. По очереди, понятно…

Возле плотиков никто не мельтешил. И вообще никакой суеты на острове не просматривалось. Только костры дымили. Да ещё углядел я несколько рядов деревянных поплавков. Видимо, они держали рыболовные сети, перегородившие узкий пролив между островом и северным берегом.

Что ж… Далеко купам до морского народа! Нет лодок, значит, нет и движения по реке. Только с острова да на остров. И катамараны они к тому же приспособят. А зачем, собственно? Пока я жив, может, им спасаться больше и не придётся?

Всё! С островом ясно! Теперь – на север. Пора поглядеть, где топают хуры. И пройти к ним лучше над болотистым устьем Кривого ручья. Чтоб не докладывать о разведке вождю купов. У него своя разведка, у меня – своя.

Низину перемахнул я быстро и не заметил ничего выдающегося. Болото как болото: кочки, кустарник, редкие и тощие лиственные деревья. На северном краю низины, перед тёмной опушкой, мирно паслись в салатно-зелёной траве два небольших светло-коричневых стада каких-то парнокопытных. Что-то вроде косуль… И ведь совсем близко от селения! Не зря так много костей на его просторах… Благодатный край! Потому и племя не агрессивно. Озлобляет людей обычно лишь очень долгая цепь сплошных несчастий. Вот как у племени ра, в которое окунулся знакомый мне со школьных лет Марат Амиров – теперь такой же молодой вдовец, как и я.

За болотом я слегка крутанул на запад и вышел на прямую, по которой вчера прилетел в эти края. Под ней теперь топали за чужими женщинами пещерные хуры.

Они оказались совсем недалеко – километрах в семи от опушки напротив Кривого ручья. На небольшой полянке догорал костёр – у же голубые огоньки перебегали по угольям. А вокруг в густой траве в живописном беспорядке спали воины – рядом с копьями, луками, стрелами, палицами. Кто спал на боку, кто на животе, кто на спине – раскинув руки. И часовых, похоже, не было. Агрессоры набирались сил, уверенные в полной безопасности, в полной неожиданности похода.

Видно, в прежние походы так и было.

Напугать бы их сейчас до полусмерти – всё ведь при мне! – да погнать назад. Но тогда никак не свяжут они это с купами и рано или поздно вновь притопают сюда же. И может пролиться кровь.

Да и мне с купами жить будет труднее, если не на их глазах оберну я против их врагов всю мощь «сынов неба». Жди потом случая!

К тому же и «язык» мне необходим – как говорили во времена Второй мировой войны, о коей готовил я доклад в школьные годы. Что за племя? Где живёт? Чем живёт? Почему охотится на чужих женщин? Чего от него ждать в будущем?.. А брать «языка» лучше возле селения. И допрашивать – дома. Я же его усыплю! Ему же проспаться надо!..

Ладно уж! Пусть пройдут неразумные хуры свои семь километров…

Через несколько минут я опустился на обрыв над Кривым ручьём и увидел, что воины-купы мирно обедают. У каждого в руках был кхет и кусок подвяленного мяса. И ещё целая горка бледно-зелёных плодов лежала на траве между палицами.

Опершись спиной на ствол дерева, неторопливо ковырялся рукой в кхете вождь Тор. Геологический молоток лежал возле него на траве.

«Гвардеец» Сар, отложив свой плод, приподнялся, взял из горки ещё один и протянул мне.

Я взглянул на голову Сара. Мыслеприёмник был на нём. Значит, можно говорить.

– Я отблагодарю тебя, – произнёс я знакомую формулу, принимая кхет. – А сейчас сбегаю к ручью и быстро вернусь.

Надо помыть руки. Ложки при мне не имелось. Придётся есть руками. Как все купы.

Плод я оставил возле Сара, а ранец не снял. Подниматься вверх быстрее на движке.

Ручей бежал внизу неглубокий, прозрачный, прохладный. Он был столь неширок и неглубок, что я удивился: как сумел он отхватить себе такую просторную пойму и такой высокий обрыв? При отсутствии снежной зимы и бурных паводков…

Вода на перекате приятно холодила пальцы. Я взмутил речной песок, протёр им потные горячие потемневшие ладони – как мылом. Когда песок унесло течением, в глаза ударил тёмно-зелёный слюдяной блеск. Под унесённым песком лежал кусок слюдита. Это интересно: я уралец, и с детства знаю, с чем кушают тёмно-зелёный слюдит. Никакого подходящего инструмента под рукой не было, и я выбил камень из воды носком ботинка.

Слюдит вылетел на берег – совсем небольшой, с детский кулачок. В образовавшейся ямке вода замутилась, но серую муть быстро унесло течением, и хитро подмигнул мне оттуда чистый густо-зелёный зрачок. Его я уже осторожно выколупывал пальцами, и оказался он прекрасным ювелирным изумрудом – прозрачным, однотонным, без единой трещинки, без слюдяных вкраплений, всего с одним мутноватым пятнышком по самому краю. Ну, и, понятно, с мутноватым основанием. Всё как положено у ювелирных кристаллов. Когда-то почти такой же разглядывал я – как величайшую ценность! – в витрине Геологического музея у себя на Урале. Помню ещё и надпись на краешке витрины: «Изумруд в древности называли «смарагдом»».

Неплохая находочка для первых суток! Да ещё в слюдяном кулачке может что-нибудь отыскаться, если неторопливо поковырять его ножичком да молоточком…

Жаль только, что особой ценности это здесь, на Рите, не имеет: женщины не гоняются за украшениями, огранщиков сюда с Земли не посылают, никто о драгоценных камнях не говорит и не думает. Разве что рубины ищут – и то лишь для собственных лазеров. Пока у нас все лазеры – привозные.

И всё-таки… Вдруг ещё один отыщется?

Я слегка поковырялся возле ямки. И выудил из ручья ещё один изумруд. Чуть поменьше первого. Но такой же чистый, вполне ювелирный.

Много же их тут может быть! Если за пять минут нашёл два. А если ещё поискать выше по течению?

Однако пора и наверх. Купы, небось, заждались.

Я спрятал нежданные находки в карман и нажал кнопку ранца. Через минуту я уже срезал ножом верхушку кхета, обломил края и запустил внутрь руку.

Никого это не удивило, только Тора. Потому что он уже видел, как ел я кашицу из кхета ложкой. А другие – не видели.

Расправившись с кхетом и убедившись, что Тор мыслеприёмника тоже не снял, я сказал вождю:

– Когда хуры побегут от вас в свои пещеры, один из них упадёт и уснёт. – Я поднял вверх палец. – Или двое – пока не знаю. – Я поднял вверх два пальца. – Смогут твои воины связать его, спящего, и принести к белым хижинам? Достаточно одного! – Я снова поднял вверх палец. – Двоих не надо.

– Ты не сможешь съесть двоих? – на всякий случай поинтересовался Тор.

Я рассмеялся и успокоил его:

– Сыны неба не едят своих врагов. Даже не убивают их. Я поговорю с хуром и отпущу его.

– Тогда он опять придёт за нашими женщинами.

– Я запрещу ему. Он не придёт.

– Ты колдун? – удивился Тор.

– Немного, – согласился я.

– Тогда наколдуй нам успех.

– Это я уже сделал.

– Я не видел. Покажи!

Что я мог им сейчас показать? Устроить фейерверк? Светло, никакого впечатления… Пустить осветительную ракету? – То же самое… Кричать, подпрыгивать? – Смешно. Это они и сами умеют… Дёрнуть хлопушку? – Это хорошо в сочетании с ракетами, в темноте.

Может, мегафон их убедит?

Я надавил кнопку средней громкости.

– Ухр купум! – произнёс я без особого нажима, но с максимальной душевностью. – Ухр купум!

И все сразу подскочили – кто сидел, кто лежал. Все оказались на ногах. Видимо, звуков такой силы ещё не слыхали. И глаза у всех, кроме Тора, были испуганы. Только вождь ждал чего-нибудь этакого. Всё-таки колдовство… И ответил он достойно. Выдернул из-под кустика роскошную тиару из пёстрых птичьих перьев, насадил её на голову – удивительно ровно, сразу точно по центру! – топнул ногой и, подняв копьё, проревел:

– Шаш хурум!

И мыслеприёмник послушно перевёл мне:

– Смерть хурам!

Стремительно выстроились в круг охотники и, подпрыгивая, пронзая копьями воздух, пошли колесом вокруг вождя с общим криком:

– Шаш хурум! Шаш хурум!

Только сейчас заметил я, что у всех появились ожерелья на шее. Утром их не было. Зубы и клыки животных бились на сухожилиях в тёмную грудь воинов-купов. У Тора болтались на груди пять длинных клыков и по шесть зубов с каждой стороны. У Сара клыков было три, а зубов всего восемь. У второго моего «гвардейца» висел всего один клык и по три зуба с его боков. У остальных охотников клыков вовсе не было, но зато зубов болталось немало. Видимо, это личные боевые регалии. Кто сколько заслужил… По-честному, по гамбургскому счёту… По зубам, как говорится, и почёт…

Но вот красных ленточек, которые нацепили утром на шеи мои «гвардейцы», сейчас на них не было. Эти украшения не считались боевыми.

А воины купов шли в бой!