Текст книги "Похищение палача"

29. Специальный рейс

Мы расстались с Ашером Кедемом в тот день, когда я попросил его вернуться домой, чтобы руководить подготовкой специального рейса. Ашер должен был вылететь 10 мая, но в последнюю минуту по техническим причинам вылет перенесли на 11 мая.

Он приехал в аэропорт заранее и постарался попасться на глаза многим людям, чтобы его запомнили. Ашер выглядел беззаботным и веселым, умело скрывая внутреннее напряжение. Он не поднимался на борт самолета, ожидая моего окончательного приказа.

Несколько часов ожидания показались Ашеру бесконечными. Наконец, он увидел Менаше, спокойного, как сфинкс.

– Ты принес мне какое-либо сообщение?

– Да, можешь лететь.

– И это все?

– Все.

Ашер не понимал, отчего Менаше именно сейчас столь непроницаем и молчалив. Но он не посмел задавать вопросы и сам прикинул, что если бы дело сорвалось, его не посылали бы домой готовить специальный рейс. Кедем попрощался с Менаше и в 23:00 вылетел в Нью-Йорк. По мере приближения к дому его волнение нарастало. Он понимал, что по существу первым везет в Израиль весть о поимке Эйхмана. Но рассказывать об этом никому нельзя, да и сам он почти ничего не знает.

В Лоде его встречали Анкор и Лиора Дотан. Тогда-то Кедем и обрадовал их, сообщив, что, судя по всему, Эйхман находится в руках израильтян.

За несколько дней до спецрейса Анкор пригласил к себе Йорама Голана.

– Открою тебе секрет, – начал Гилель.

Он не знал, что Йорам догадывался о нашей миссии: в профессиональной среде, конечно, уловили связь между отсутствием нескольких сотрудников, повышенным интересом властей к делам нацистских преступников и слухами о поимке Эйхмана, распространившимися пока в узком кругу. Так что Йорам не удивился, когда собеседник продолжил:

– Адольф Эйхман в наших руках. Возможно, тебе придется вылететь в Аргентину и участвовать в его доставке. Ты согласен?

– А что, ты боялся, что я откажусь? – обиделся Йорам.

– Тогда собирайся в путь. И принеси свои фотокарточки, какие только имеешь.

На другой день Голан принес свои фотографии. Гилель и незнакомый человек разложили на столе снимки Эйхмана в форме и без, а рядом – его, Йорама, снимки.

Поняв, что карточки сличают, Голан почувствовал невольную дрожь. Между тем Гилель и незнакомец нашли, что определенное сходство между тем и этим существует, но придется сделать новые снимки Йорама, уже в гриме. Тут Голан понял, что его избрали на роль двойника Эйхмана. Он не долго колебался: кто-то ведь должен сыграть и эту роль. Почему не он? Главное – быть среди тех, кто доставит Эйхмана в Израиль.

После долгих проб удалось получить вполне удовлетворительную фотографию. Через несколько дней предложили примерить форму летчика: Йорам полетит в Аргентину под именем Зихрони, как член экипажа. А Эйхмана, возможно, доставят в Израиль как раз по документам Зихрони, тогда как Йорам покинет Аргентину каким-нибудь иным способом.

Вместе с Йорамом в Буэнос-Айрес должны были вылететь еще два оперативника, тоже под вымышленными именами и под видом работников авиакомпании: Йоэль Горен, наш разведчик на улице Чакобуко в 1958 году, и Элиша Ноар. На пути в Израиль им предстояло сыграть роль сопровождающих при заболевшем члене экипажа, то есть «Зихрони».

Их предупредили, что действовать придется в непростых обстоятельствах: не исключены проверки, обыски на промежуточных аэродромах и прочие препятствия.

Лиора обеспечивала трех новых «летчиков» документами. Никто в те дни не знал, где и как она раздобыла нужные бумаги, но в назначенное время Лиора вручила Анкору документы. Форменную одежду оперативники уложили в чемоданы, а на борт самолета поднялись в штатском. Члены делегации приняли их за обычных пассажиров, а члены экипажа – за офицеров безопасности, приставленных к делегации.

Я же надеялся, что Йоэль и Элиша помогут поймать Менгеле, если нам удастся обнаружить его.

Сроки вылета специального самолета дважды переносили. Сначала, как помнит читатель, его планировали на 11 мая. Потом по ряду причин перенесли на 14 мая, о чем объявили в прессе и сообщили туристическим агентствам. Наконец, по просьбе аргентинских властей, полет отложили еще раз – на 18 мая. Авиакомпания опять дала объявление: вылет состоится 18 мая в 11:00, машина сделает промежуточные посадки в Риме, Дакаре и Ресифе, приземление в Буэнос-Айресе – 19 мая в 17:00. План предусматривал, что обратным рейсом самолет вылетит 21 мая в пять утра и прибудет в Ресифе (Бразилия) в тот же день в 12:20. После часовой стоянки самолет возьмет курс на Дакар, куда прибудет в 19:30. В Дакаре он простоит еще час, затем вылетит в Рим, где приземлится 22 мая в 4:45 и после еще одной стоянки в Риме наконец направится в Лод, где приземлится в 9:45.

Когда об этом рейсе узнали работники авиакомпании в Нью-Йорке, их охватило недоумение и обида. Бюро нашей авиакомпании в Нью Йорке отвечало за все действия в западном полушарии, главным образом в Южной Америке, так что известие о спецрейсе, притом вычитанное в газетах, задело его работников. Управляющий нью-йоркским бюро выразил протест заместителю генерального директора компании Моше Тадмору. Он считал, что напрасно обошли американский филиал и упустили такой удобный случай для рекламы в Буэнос-Айресе, не говоря уже о том, что в Нью-Йорке можно было распродать билеты пассажирам, готовым лететь в Израиль через Южную Америку. Тадмору пришлось извиняться и объяснять, что компания не вполне распоряжалась этим рейсом поскольку здесь главное не коммерция, а политика, и сроки вылета устанавливали государственные органы: «Возможности, о которых вы упоминаете в письме на мое имя, мы будем иметь в виду, но не сейчас, по причинам о которых здесь неуместно говорить. Прошу Вас никоим образом не вмешиваться в этот рейс, не давать никаких распоряжений, связанных с ним, и воздерживаться от разговоров о нем как в вашем бюро, так и вне его, кроме тех случаев, когда мы попросим Вас об этом». Получив такой ответ, управляющий нью-йоркским филиалом выразил Тадмору свои сожаления по поводу неуместного вмешательства.

Ашер Кедем провел пять трудных дней, пока самолет готовили к рейсу, но его старания были вознаграждены: экипаж составили из лучших пилотов. Вел самолет опытный летчик Йоав Мегед. В Дакаре к нему должен был присоединиться другой прекрасный пилот Гад Нешри. Два бортмеханика взяли с собой все возможные запасные части и инструменты. Оборудование, приготовленное для нас, доставили на борт, а у трех наших работников, присоединившихся к экипажу, все необходимое было при себе.

Разумеется, члены делегации и понятия не имели о предназначении этого спецрейса.

Среди пассажиров находился чрезвычайный посол Израиля в Уругвае и его семья, а также еще один дипломат с семьей, направляющийся в другую страну Латинской Америки. Летел в Буэнос-Айрес раввин Эфрати, представлявший на торжествах раввинат страны, и выдающийся генерал Меир Зореа.

В Лоде делегацию провожали посол Аргентины в Израиле, генеральный директор министерства иностранных дел, директора авиакомпании и журналисты.

Несмотря на то, что мы тщательно соблюдали секретность, экипаж кое о чем догадывался. Гад Нешри, которому вместе с другими пилотами предстояло подняться на борт в Дакаре, не сомневался в том, что его полет связан со специальным заданием. Список лиц, которые должны были лететь с ним, лишь подтвердил его догадку. Гад был опытным бойцом «Пальмаха»: летал боевым пилотом во время войны за независимость. Он был ранен, когда на своем «примусе» доставлял оружие знаменитой колонне Неби Самуэля, окруженной арабами. После госпиталя Гада направили за границу обучаться искусству пилотирования, а затем в течение нескольких лет он командовал подразделением транспортной и десантной авиации наших военно-воздушных сил.

Очевидно, опыт пальмаховца и военного подсказал ему, что этот рейс в Аргентину как-то связан с преступниками-нацистами. Во всяком случае, когда самолет сел в Дакаре и Гад увидел Кедема, спускающегося по трапу, он напрямик спросил его:

– Так кого мы будем доставлять: Эйхмана или Менгеле?

Кедем растерялся. Откуда в Дакаре знают о нашем секретнейшем секрете? Его растерянность подтвердила подозрения Нешри. Тогда Кедем решил, что не стоит скрывать истину, а куда умнее заручиться помощью, и спросил:

– Кто тебе рассказал об этом?

– Никто.

– Ладно. Мы берем Эйхмана. Разумеется, это тайна, если она будет разглашена, дело провалится. Так что обещай мне: ты нем как рыба.

– Не беспокойся, Ашер, я гарантирую молчание! – просиял Гад и от радости поцеловал Ашера в обе щеки.

В Дакаре Нешри сменил у штурвала Мегеда и наверняка весь долгий путь до Ресифе пытался вспомнить, когда же он впервые услышал имя Эйхмана.

Это было в тридцатые годы. Юный Нешри жил тогда в Вене. По городу поползли слухи, что Эйхман – комиссар по делам евреев – обещал Гитлеру подарок ко дню рождения: Вену, очищенную от евреев. Нешри было 14 лет, когда Австрию присоединила нацистская Германия.

Нешри немедленно выгнали из школы, а семью – из квартиры в рабочем квартале. Из всех ужасов тех дней ярче всего в память мальчика врезалась такая картина: чернь нападает на старика-раввина, заталкивает ему в рот свиное сало и поджигает бороду. А вокруг равнодушная толпа, и кое-кто явно наслаждается зрелищем. Никто не попытался вмешаться, остановить издевательство.

Потом была «хрустальная ночь», когда горели синагоги, тысячи избитых евреев арестованы и сосланы в концлагеря. Отца Гада тоже арестовали, но австрийский офицер сумел освободить давнего приятеля, правда, с одним условием: они больше не знакомы и не встречаются. В ту же ночь его отец поехал в Кельн, чтобы попытаться перейти бельгийскую границу, но был пойман и возвращен в Германию. Однако он рискнул еще раз и сумел выбраться в Голландию. Вскоре к нему присоединилась семья. В 1940 году Гад приехал в Палестину, а его родители и сестра остались в Бельгии, попали под оккупацию и погибли в Освенциме.

Около двадцати членов его семьи погублены в лагерях смерти. И вот тот, кто руководил этим дьявольским делом, наконец попался в наши руки и будет доставлен в Израиль, чтобы держать ответ за злодеяния.

Не только Нешри почувствовал, что это необычный полет, Фриц Шефер из отдела обслуживания, член экипажа, был того же мнения. Фриц был другом Йоава Мегеда, и на правах друга попытался выведать у него, в чем дело. Мегед лишь сказал Фрицу, что он не пожалеет о своем участии в полете.

Намеки еще больше распалили любопытство Фрица. Увидев в самолете трех незнакомых людей, он шепотом спросил Мегеда:

– Эти трое... они в порядке?

Йоав усмехнулся.

– В полном порядке. И не удивляйся, если мы по пути домой прихватим еще кое-кого, тоже тебе не знакомого.

Лео Баркаи, один из ветеранов службы стюартов авиакомпании, вылетевший в Дакар заранее, чтобы приготовить для самолета продовольствие, при посадке тоже заметил трех незнакомцев. Он подумал, что это люди из охраны, приставленной к нашей делегации. Но перед посадкой в Буэнос-Айресе он увидел, что они надевают летную форму. Тут уже было над чем подумать. Лео вспомнил о длительных приготовлениях экипажа, о незнакомых бортмеханиках и смекнул: предстоит что-то необычное.

Он заметил, как нервничают его товарищи, но никто не задавал никому лишних вопросов, и Лео тоже молчал.

Точно так же повел себя Цви Гутман.

16 мая директор попросил Цви подготовить к специальному рейсу самолет «Британия». Цви и его товарищи тщательно готовили машину – полет предстоял неблизкий. Они делали все, что положено, и даже больше, чтобы гарантировать безаварийный рейс.

На следующий день директор пригласил к себе Гутмана и сказал:

– Цви, мы решили включить в экипаж механика и электрика.

Увидев, что Гутман озадачен, директор добавил:

– Полет очень долгий, а в том районе почти что нет самолетов типа «Британия». Поэтому мы опасаемся, что в случае неполадки не сумеем найти мастера, знающего машину. Кого ты порекомендуешь вторым механиком?

– Электриком берите Негби. А что касается механика...

И тут он подумал, что и сам вполне мог бы полететь. Чем плохо повидать Южную Америку, где у него живут родственники, и кто знает, когда еще такая возможность представится?

– Механиком рекомендую самого себя, – сказал он, смутившись от своей нескромности.

Директор сдержанно принял предложение. Цви был, что называется, «пружиной» мастерских, как еще без него дела пойдут?

В полете Цви смог перевести дух и отдохнуть. Он был доволен состоянием самолета: все механизмы работали исправно. Цви незаметно разглядывал членов делегации. Все же не каждый день доводилось ему бывать в обществе таких важных персон. Заметил он и троих незнакомцев, которые не были работниками авиакомпании, и решил, что это телохранители членов делегации.

– Любят у нас преувеличивать, – сказал он себе. – Специальный рейс, да еще телохранители? Но мне-то какое дело?

Во время полета Цви зашел в багажный отсек, и тут его поразили кое-какие предметы, предназначение которых ему было неизвестно. Вернувшись в салон, он стал интересоваться у коллег, но и те понятия не имели, что это там такое в багажном отсеке. Тут Цви заметил, что один из телохранителей прислушивается к его расспросам, и решил прекратить разговоры на эту тему.

Однако на том неожиданности не кончились. Незадолго до посадки в Буэнос-Айресе трое незнакомцев зачем-то переоделись в форменную одежду авиакомпании. На этот раз Цви прикинулся, будто ничего не замечает.

На последнем отрезке пути из Дакара в Ресифе самолет попал в полосу тропической бури. Экипаж прилагал все усилия, чтобы машину не трясло. В пять утра приземлились в Ресифе. Час был ранний, но на летном поле самолет встречали наш посол в Бразилии Йосеф Текоа и неколько тысяч евреев, пожертвовавших сном ради встречи с израильской делегацией. Собравшиеся с восторгом приветствовали израильтян и разобрали на память все, что только могло сойти за сувениры. Глава местной общины и раввин пригласил экипаж и пассажиров на прогулку по городу.

Тем временем Мегед и Кедем пошли к начальнику аэропорта, чтобы зарегистрировать график полета, как это принято. Узнав, что нашему самолету не выдано разрешение на полет, они забеспокоились, Мегед предложил вообще отказаться от полета в воздушном пространстве этой страны: можно ведь повернуть назад и пройти над морем. И тут начальник аэропорта уточнил: наш самолет может пролететь над Бразилией, но у него нет разрешения на взлет. Наш посол в Бразилии Йосеф Текоа и глава делегации пытались уговорить начальника, но он стоял на своем.

Мегед заподозрил неладное: уж не просочилась ли сюда из Аргентины кое-какая информация, иначе трудно объяснить столь внезапные осложнения. Кедем и Текоа отправились в израильское консульство в городе, чтобы связаться с центральными opганами бразильской гражданской авиации, но не смогли наладить связь. Вернувшись на аэродром, они увидели, что Мегед размахивает какой-то бумажкой. Это было разрешение на взлет. Проблему решили с помощью представителя аргентинской национальной авиакомпании. Мегед немедленно добыл телеграфное подтверждение того, что разрешение на полет выслали в Ресифе еще накануне.

Но и после того, как пассажиры заняли места в самолете, начальник аэропорта нашел причину для задержки рейса. Он потребовал от Мегеда подписать декларацию с широким юридическим диапазоном – действие, не принятое в международной практике полетов. Мегед отклонил требование, и после длительных переговоров начальник удовлетворился декларацией, упоминавшей место взлета, график рейса и его цель.

Инцидент в Ресифе расстроил наших людей. Мегед, само собой, волновался больше всех, а Нешри, не посвященный во все подробности операции, вообще решил, что дело провалилось.

30. Последние приготовления

Из-за инцидента в Ресифе самолет опоздал на два с половиной часа, но это не повлияло на церемонию встречи в Буэнос-Айресе. Перед самолетом расстелили красный ковер, оркестр исполнил гимны Израиля и Аргентины, а дети размахивали флажками обоих государств. Кроме официальных лиц, представлявших страну-хозяйку, самолет встречали работники нашего посольства и главы еврейской общины. Одним словом, делегацию приняли торжественно и тепло.

Как только члены делегации сошли по трапу, Дан Авнер поднялся в салон и объявил механикам, что они обязаны оставаться в самолете и охранять его вечером и ночью, поскольку есть основания опасаться вредительства.

Механики приуныли. Обидно проделать столь долгий путь до Буэнос-Айреса и не повидать славящийся своей красотой город. Цви огорчался, что не сможет встретиться с родственниками. Как он объяснит это своему отцу?

В ту ночь некоторые члены экипажа ночевали в гостинице аэропорта, остальные, в том числе оба пилота, расположились в большой гостинице в центре города.

К прибытию делегации я перевел мой «штаб» в кафе рядом с аэропортом, и уже через час после посадки спецмашины выслушал отчеты о мерах по ее охране и подготовке к обратному пути. Согласно нашему плану, самолет возвращался без делегации на борту. Глава ee собирался отправиться из Аргентины в США, а остальные официальные лица тоже оставались в Америке. Поэтому самолет задержится только на время технического осмотра и отдыха, предусмотренного международными правилами для экипажа.

За самолетом постоянно наблюдали наши люди. Мы сделали это под тем предлогом, что противники Израиля, недовольные теплым приемом, оказанным нашей делегации в Аргентине, могут попытаться вывести из строя машину. На деле же я хотел выяснить, не заподозрил ли кто-нибудь связь между нашим спецрейсом и похищением Эйхмана. Если да, то за самолетом и членами экипажа попытаются устроить слежку. А это уже давало нам шанс установить, кто интересуется судьбой Эйхмана.

Мегед и Кедем явились в мое «дежурное» кафе вскоре после прибытия самолета. Выглядели они усталыми, я объяснил это долгим перелетом. Но их всерьез беспокоил инцидент в Ресифе. Йоав заявил мне, что выполнит любое мое распоряжение, кроме одного: еще раз приземляться в Ресифе. Кедем просто недоумевал: еще до того, как отправиться из Аргентины в Израиль, он оформил разрешение на полет в Бразилию и не может представить себе мотивы странного поведения начальника аэропорта в Ресифе.

Я успокоил их. Логика исключала связь между операцией и недоразумением в Ресифе. Если бы информация просочилась, то это обнаружилось бы прежде всего в Буэнос-Айресе, а не в Бразилии. Нам же осталось сделать последний шаг – с максимальной осторожностью доставить Эйхмана на самолет. Поскольку мы разработали несколько вариантов, можно считать, что операция удастся. Кедем и Мегед успокоились, но Йоав все-таки повторил, что больше не желает садиться в Ресифе.

Из всех вариантов, которые я изложил, Мегед счел наиболее удачной идею выдать Эйхмана за больного члена экипажа. Мы договорились, что весь экипаж приедет на стоянку в одно время, так как в большой группе легче будет разыграть сцену с больным. Те, кому во время подготовки машины к взлету делать нечего, останутся с Эйхманом в переднем салоне.

Я хотел ускорить отлет, но Мегед объяснил мне, что безопасность требует времени, достаточного для полного отдыха экипажа. Решили стартовать в полночь 20 мая. Я предложил объявить, что самолет взлетит в два часа ночи, чтобы ввести в заблуждение возможных преследователей: если они добьются обыска, то не успеют перехватить машину.

За день до прибытия нашего самолета аргентинские службы выставили заставы на дорогах, ведущих в аэропорт столицы. В тот день на летном поле находились американские военные самолеты и один британский лайнер. Лазар был уверен, что эти машины доставили официальных гостей на празднества. Проверку на заставах вели тщательно. Лазара не пропускали в город, пока не убедились, что он – представитель иностранной авиакомпании.

Наш самолет, как и было запланировано, получил стоянку на летном поле аргентинской национальной авиакомпании. В эту часть аэродрома вела окружная дорога, не захватывающая территорию, обнесенную оградой, поэтому задача упрощалась. Мы же нарочно организовали усиленное движение через контрольно-пропускной пункт аэродрома. Дан только и делал, что сновал туда-сюда, так что все привыкли к его мельканию. Два механика постоянно дежурили в самолете, обеспечивая возможность взлета по первому требованию. Цви уже не сомневался, что все неувязки, происходившие с этим самолетом, неслучайны, но никому о своих выводах не говорил. Закончив работу в самолете, он снова попросил разрешения повидать родственников. Дан согласился, даже снабдил Цви деньгами и вызвал ему такси. Но родственников не оказалось дома. Цви оставил записку и вернулся раньше срока.

На «Тире» снова возросло напряжение. В опостылевшем тайнике все с нетерпением ждали, когда прибудет самолет из Израиля.

К моменту приземления нашего самолета Габи и Эуд были в аэропорту. Они стояли в стороне, в толпе зевак, не спуская глаз с трапа. Троих из тех, кто сошел на поле, они знали достаточно хорошо и через час должны были встретиться с ними в городе.

Вступление на аргентинскую землю заставило Йорама поволноваться. Дело в том, что он был знаком с раввином Эфрати, членом делегации Израиля. Еще в Лоде раввин поинтересовался у Йорама, входит ли он в состав делегации. Йорам ответил утвердительно. А что еще он мог сказать? Спускаясь по трапу в форменной одежде летчика, он снова столкнулся с раввином, как ни старался избежать этого. Эфрати не стал задавать вопросы. Он лишь многозначительно улыбнулся, и Йораму показалось, что почтенный рабби подмигнул ему. Посоветовавшись с товарищами, Йорам решил ничего не объяснять раввину. Все трое оперативников считали, что Эфрати тоже никому не скажет о метаморфозе «члена делегации».

Поздним вечером того же дня я провел серию совещаний с руководителями оперативных групп: пересмотрели и уточнили все планы, определили роль каждого и назначили места встречи разных групп.

С Габи и Эудом мы обговорили все оперативные мероприятия.

Окончательный вариант доставки Эйхмана на борт выглядел так. Одеваем преступника в форменную одежду летчика и снабжаем документами на имя Зихрони, взятыми у Йорама. Врач усыпляет пленника. С утра на дорогах, ведущих к аэропорту, произведем рекогносцировку. Maшина с Ицхаком за рулем выедет из «Тиры» по направлению к аэродрому. Если все будет в порядке, то с аэродрома к «Тире» отправится другая машина. Если и она доберется без препятствий, то можно будет вывозить Эйхмана и его охрану. За руль сядет Кенет, Эйхман – на заднее сиденье, между врачом и одним из конвоиров. Второй конвоир займет место возле Кенета.

Если выяснится, что нет возможности поднять Эйхмана на борт самолета на дальней стоянке, попытаемся сделать это, когда самолет будет находиться перед зданием аэропорта, причем выдадим его за члена экипажа, пострадавшего в дорожном происшествии. При таком положении вещей «пострадавшему» придется пройти все общепринятые в аэропорту проверки.

Менаше должен был обеспечить исправность автомашины, на которой повезут Эйхмана, пригнать ее на аэродром и передать Кенету. Еще Менаше продолжал поддерживать связь с Рафаэлем Арноном, чтобы помочь ему выписаться из больницы к назначенному дню. Документы Арнона предстояло передать Шалому Дани, который подгонит их к данным Эйхмана. Эти бумаги понадобятся, если нам придется доказывать, что Эйхман пострадал в аварии. Наконец, Менаше включили в состав группы, которая должна была проверить прежнее место жительства Менгеле.

Последний, с кем я говорил в тот вечер, был Шалом Дани. Я попросил его прежде всего заняться документами «летчика Зихрони» и проверить состояние документов всех других членов оперативной группы, чтобы они могли беспрепятственно покинуть Аргентину. Мы договорились, что, закончив работу в лаборатории, Дани приедет ко мне в аэропорт, прихватив с собой набор инструментов для работы в необычных условиях – за столом в одном из залов ожидания либо в самолете на стоянке.

Mы расстались очень поздно. В ту ночь Шалом вообще не ложился, а сразу же приступил к делу. Не спали и многие другие участники операции. На «Тире» до рассвета работали в ускоренном темпе. Пришлось потрудиться, чтобы придать вилле ее прежний вид. Все, что было здесь до аренды, возвращали на свои места, а остальное либо уничтожали, либо собирали, чтобы вывезти. Первую проверку готовности дома назначили на утро, а последнюю – на тот час, когда Эйхман окажется уже на территории аэропорта.

Такой же порядок эвакуации разработали и для остальных наших явочных квартир. Габи должен был проследить, чтобы все следы нашего пребывания в столице Аргентины были уничтожены.