Текст книги "Холодные глаза"

Я спустился по ступенькам и решил, что раз молодежь спокойно стоит у ворот, то и я могу встать там же, только с другой стороны. Вытащил телефон и начал говорить сам с собой. Заметил взгляды парней. Они обсуждали что-то, иногда посматривая в мою сторону. Их интерес ко мне не угасал, а даже, наоборот, возрастал, поэтому я решил ретироваться к машине. Следить за дорогой можно было и из нее. Но для этого надо было пройти мимо парней, которые уже перестали делать вид, что поглядывают на меня случайно.

– Салам алейкум, – произнес один из них, когда я поравнялся с ними.

– Валейкум салам, – ответил я.

– Мы хотел, брат, узнать, кто жи есть ты, – сказал другой и улыбнулся.

В целом они не выглядели дружелюбно, но, может, дело было просто в их бородах?

– Я?

– Да, мы тебя видели там, брат, жи есть рядом с гостиницей.

«Если вы называете это место гостиницей, то я для вас Познер», – подумал я, но ответил:

– А, да. Я там временно живу. Жил, вот уезжаю обратно.

– В Махачкалу?

– Да.

– А ты тут из-за убийства был, да? С камерой туда-сюда движения наводил.

– Меня попросили снять репортаж, – уточнил я.

– А я думал, он на ментов работает, – усмехнулся другой и, повернувшись ко мне, уточнил: – Тебя просто туда впускали внутрь. Может, ты ихний, мы думали. Агент жи есть.

– Я? Нет. Просто так получилось, что меня сюда отправили новости снимать.

– И чё, и чё узнал? – с ходу подхватил третий. – Нам всем, брат, интересно. Тоже ждем тут новостей.

«В смысле тут? Это конкретно в этом месте, у мечети ждете, пока кто-нибудь подойдет и расскажет вам новые подробности, или вы имеете в виду, что ждете в целом?»

– Да, чё думают мусора? – сказал первый, и, раз наш разговор стал более конкретным, мои новые знакомые предложили отойти на пару шагов от мечети, так как рядом с нами проходили прихожане.

Я взглянул в сторону входа в мечеть, но подозреваемых не увидел. Либо они еще были внутри, либо прошли мимо меня, а я не заметил. Меня слегка напрягло, что один из парней аккуратно прихватил меня за плечо, хотя, скорее, так, «по-брацки жи есть».

– Бля, чё говорят, щайт|анальул рач| кого-то хапнул, да? – спросил самый молодой из них, с жидкой бородкой, которую я бы лучше сбрил в расчете на то, что на ее месте вырастет что-то повнушительней.

Я уже слышал это словосочетание «щайт|анальул рач|» – «хвост шайтана» – так начальник полиции в порыве ярости назвал Заура. Связав одно с другим, я решил, что Заур тут более-менее известная, но не самая популярная личность, раз носит такое специфическое прозвище. Да и сам он не отрицал, что он тут гость не самый желанный.

– Не знаю, у них там куча подозреваемых.

– Охотники, да?

– И другие тоже. Но я видел только охотников.

– Насчет этого Али думают, да? Он же там че-та сделал, говорят, давно.

– Чанда все это, – отмахнулся старший и добавил: – ****** *** **** **, – что дословно означало «разговор сделай коротким» либо «не говори, чего не знаешь».

– Бля, щайт|анальул рач|, конечно, на него хочет эту суету повесить, – сказал средний.

– Почему? – спросил я, строя из себя дурачка.

– У них там такая тема… – начал он рассказывать с таким видом, будто мне предстоит узнать вселенскую тайну, но тут старший и его заткнул той же самой фразой про короткий разговор. А потом сказал мне на русском:

– Это их семейная тема. Нас и тебя тоже не касается.

– Понял, – сказал я.

Мы пару секунд простояли молча, и в целом выглядело это так, будто наш разговор исчерпан, но мое журналистское нутро требовало, чтобы я задал еще один вопрос:

– А почему Заура так называют?

– Щайт|анальул рач|? – спросил младший и усмехнулся. – Потому что он на голову еб… – Увидев, что мимо нас проходит пожилой человек, парень осекся.

Я вспомнил, что это все-таки горный Дагестан, где молодежь прячется, чтобы покурить, и хотя бы пытается контролировать речь при старших.

– Больной на голову. Он тут всякую суету творил давно. Беспредельщик в погонах. Конченый был. В то время они хватали любого, кто бороду отпускает. Щас тоже иногда бывают непонятные моменты. Всякие вопросы задают.

– Щас он чуть изменился, – слово взял старший. – Но раньше делал неправильные движения. Так говорят. Он тут вес имеет, но его тут никто не любит. Аллах все расставит по местам, – завершил он.

Я подумал, что это классный момент, чтобы откланяться. Моих подозреваемых не было, а из мечети вроде как уже все повыходили. И тут за моей спиной прозвучало:

– Салам алейкум.

Низкий голос явно принадлежал обладателю широкой, мощной грудной клетки, и я не удивился, когда увидел рядом Хамзата. Мои новые знакомые протянули ему руки для рукопожатия, и по этому их движению я понял степень уважения к нему. И, естественно, последовал их примеру. От старшего прозвучал короткий вопрос на аварском, по смыслу переводимый как «Чё, как сам, Хамзат?».

– Нормально, – ответил тот по-русски. – Остановился у дяди. Посмотрим на обстановку. Я тебя видел там, – прямо обратился он ко мне без каких-либо попыток сделать аккуратную подводку. – Ты чей? Следственный или что?

– **** *********** ****, – сказал старший, и в его словах я расслышал «Махачкала».

– Понятно. Чья контора?

– «Главные новости».

– Понял. Шарапудин Умаханов, – назвал он имя нашего директора.

Я удивился. Мужик был хорошо осведомлен, да и акцента у него почти не было.

– Ты еще там? – спросил у него старший. – СОБР?

– Командиром сделали, – спокойно ответил он.

Командир СОБРа. Теперь все встало на свои места. Должность соответствовала его внешнему виду. Я подумал, что идеальный командир дагестанского СОБРа должен выглядеть именно так. В три раза шире и на полторы головы выше остальных. Он снова обратился ко мне таким тоном, что все остальные поняли – тут нечто большее, чем просто светская беседа:

– Какие там новости? Кого скрутил Заур?

– Ну… – замямлил было я, но он холодно переключился на тех троих. Сказал им что-то на аварском, они кивнули, согласились и начали прощально пожимать нам руки.

Через секунду я уже провожал их жалобным взглядом. Мне хотелось взмолиться, чтобы мои новоявленные сельские кореша остались.

– Говори как есть, братишка. Рано или поздно я все узнаю. Везде есть свои братья.

– Заур сказал, что у них где-то восемь-десять разных вариантов, – сказал я.

Десятку я добавил, потому что мне было стыдно перед Зауром. Раз уж я его предаю, то хотя бы слегка затуманю данные. Но совсем врать мне уж точно не хотелось. Этот товарищ мог бы повесить меня на шнурках своих армейских ботинок прямо тут, и я сомневаюсь, что кто-либо из зрителей опротестовал бы его решение.

– Так, восемь-десять, – повторил он. Его напряженный взгляд бегал по снегу. – Потом?

– И все вроде.

– Кто такие? Три охотника, потом?

– Других не знаю, – ответил я, наскребая остатки храбрости из своего заплесневелого подвала мужества.

– Вообще никого? Про камазиста слышал?

– Нет. – Я помотал головой. Вероятно, он имел в виду дальнобойщика, о котором говорил Заур. – Я просто знаю, что все, кто был ему нужен, вчера должны были пройти допрос.

– Хорошо. Почему Заур думает на охотника по имени Али? Я знаю, что ты их фотографировал, – сказал он и бросил на меня испытующий взгляд, мол, теперь понимаешь, что у меня все схвачено? Оставалось надеяться, что я не выглядел со стороны так, как чувствовал себя, а чувствовал я себя как пломбир, который положили на капот машины в июле. Но мой мозг еще мог трезво соображать, и поэтому я понял, что кто-то из полицейского стана сливает ему информацию. В команде Заура завелась крыса, но другого и ожидать было нельзя. Командир СОБРа, уважаемый выходец из села… Получение информации было для него делом времени.

– Как я понял, это связано с судимостью Али, они говорили про что-то, что произошло много лет назад. Может, поэтому? – спросил я, и это был старый психологический трюк: чтобы расположить к себе человека, дай ему возможность помочь тебе, почувствовать власть, жалость… Но, кажется, это не подействовало. Обладатель таких трапециевидных мышц и так чувствовал свою абсолютную власть.

– Так, это знаю. Давай конкретнее. Это его нож не нашли, так?

– Я не знаю…

– Ты был там, – сухо сказал он. – Когда они искали нож, их кто-то снимал. Это был ты, – выдвинул он обвинение.

Мне хотелось завопить: «Чё спрашиваешь, если знаешь?!»

– Я снимал только кусочки, куда меня впускали, чтобы снять. Звали – я снимал, фоткал, выходил, и вот так вот. Они не нашли нож, я снимал, не знаю, чей он был, – промямлил я, на что Хамзат просто брезгливо поджал губы. Наверняка он их поджимал так же, когда, например, шел по улице и наступал своим гигантским армейским ботинком на жвачку или на шею какого-нибудь провинившегося бедолаги.

– Охотники еще там?

– Утром были.

– Какие планы на них? Будут перевозить?

– Ничего не знаю. Заур, мягко говоря, попросил, чтобы я уехал отсюда, – закончил я, ткнув пальцем в сторону машины.

Хамзат посмотрел на нее, потом на меня, потом опять на нее и едва заметно кивнул. Я пошел к машине, но остановился, когда он произнес:

– Хорошо. Смотри, братишка, если что-нибудь скрыл. Я об этом узнаю, и нам придется опять поговорить. – Вот теперь он закончил.

Зассал ли я в эту секунду? Да. Но, даже испугавшись, я не мог стерпеть такого тона. Наш разговор начался немного или даже излишне грубо, потом перерос в откровенный допрос, а закончился угрозами. Кем бы он ни был, через что бы ни прошел, он не имел никакого права так докапываться до человека, который оказался случайным зрителем этой убийственной пьесы. Встреча с Хамзатом будто пробудила меня. Если раньше я мысленно представлял себя главным героем какого-то детективного романа или фильма, так как полностью соответствовал шаблонному образу главного героя – сопливый журналист, случайно угодивший в круговорот жестоких событий, – то теперь осознал, что не я главный герой. Я вообще тут никто. Я просто случайный прохожий, который не двигает сюжет этой киноленты. Не я занимался убийствами, не я раскрывал их, я ничего не делал, только смотрел, слушал и иногда нажимал на кнопку записи на чужой камере. У меня было много вопросов, но не было ответов, как и у простых зевак. И когда Хамзат обратился ко мне с конкретными вопросами, я четко понял, что ни хрена не знаю и дать мне нечего – ни ему, ни кому-либо другому. Моя история закончится через десять минут, когда я с облегчением сверну на трассу и буду созерцать в зеркале заднего вида, как удаляется и уменьшается в размерах село, пока оно не скроется наконец за очередной мрачной снежной горой. И несмотря на все это, я не понимал, какого хрена он обращается со мной словно с каким-то сопливым школьником во дворе, пойманным с сигаретой во рту. Да, он прошел через многое, потерял невесту, ее зверски убили, а сам он весь такой охренительно крутой, гора мышц, капитан СОБРа, и все ссут, едва завидев его, но я за эти дни испытал не меньше. Я никогда раньше не видел трупов, в отличие от этого амбала, который наверняка голыми руками придушил с десяток злодеев в разных горячих точках планеты. Я тоже прошел через некоторые трудные моменты, и поэтому у меня есть вопрос: если я вхожу в его положение, почему он не входит в мое? Или такому самодовольному засранцу в принципе несвойственно ставить себя на место других? Он считает, что изначально имеет особый статус – выше, чем у остальных?

Все эти мысли вылились в квинтэссенцию моей храбрости, в один короткий вопрос:

– В смысле?

– Что? – переспросил он, но не так, будто хотел что-то уточнить. Скорее его удивило, что «оно» подало голос.

– В смысле, что ты сделаешь, если я что-нибудь скрыл? Кто ты такой, чтобы со мной так говорить?

– Ты что – в себя поверил? – задал он риторический вопрос и сделал пару шагов ко мне.

– Нет, я хочу узнать, кто ты такой, чтобы мне угрожать. Я тебе что-то сделал или что? Я, что ли, убил их? Я имею полное право скрывать то, что услышал, потому что это тайна следствия. А ты кто? Я не знаю, как тебя зовут, я не видел твоих документов, ты просто мужик, который поймал меня на улице и начал мне угрожать!

Он спокойно выслушал меня. Закончив, я успел подумать, что совершил, вероятно, самый отважный поступок в своей жизни, и все это потому, что свято верил в то, что говорил. И это несмотря на то, что передо мной стоял мужчина, потерявший, возможно, самого дорогого человека в своей жизни. Я не знал, чего ждать от него, но то, что он меня дослушал, дало мне надежду: возможно, мне не придется ковыряться в снегу в поисках своих зубов (белое в белом найти нелегко, а я до сегодняшнего дня очень старательно чистил зубы), и, возможно, этот человек сегодня впервые посмотрит на проблему с позиции другого человека. Но это я зря.

Легким движением руки Хамзат ткнул меня раскрытой ладонью в грудь, я отлетел на добрых полтора метра и упал в снег. Меня до этого дня не сбивала машина, но, если бы сбивала, сейчас я испытал бы флешбэк.

Впервые с момента моего приезда сюда я был рад наличию снега. Произошло все довольно быстро. Вот я смотрю на этого быка, а через мгновение уже созерцаю облака. Вначале мне показалось, что я легко отделался, ведь если бы он хотел меня убить, ему достаточно было бы дать мне пощечину, и моя голова послушно открутилась бы от шеи, как крышка от бутылки с водой. Но я опять ошибся, потому что, когда я попытался сделать вдох, грудная клетка ответила отказом. Во мне будто образовался вакуум, который я судорожно пытался заполнить, но получалось только всхлипывать и кашлять. Я реально задыхался от каждого глотка воздуха.

Серое снежное небо надо мной заслонила огромная человеческая голова. Лапища схватила меня за куртку и потянула наверх, и в эти секунды я ощущал себя тряпичной игрушкой, ну или персонажем Ди Каприо, на которого напал медведь.

Через секунду я без особого на то желания оказался на ногах. Меня просто поставили вертикально.

– Ты головой ебанулся или что? – спросил он, но вряд ли он имел в виду мое последнее падение. Скорее, вопрос относился к моему состоянию по жизни. – Ты чё умничаешь? Про какие права ты говоришь? Ты, щенок, думаешь, что кто-то будет здесь уважать твои права? Я повторю еще раз, и если ты ответишь что-нибудь, я за слова отвечаю: ты отсюда больше никуда не уедешь. Если ты что-нибудь от меня скрыл, я тебя в любой точке мира достану, понял?

Приходилось признать, что он более креативен в угрозах, чем большинство хамов, встреченных мной прежде. Хамзат смотрел на меня, сжимая одной рукой ворот моей куртки, отчего вся она на мне натянулась. Другая его рука с раскрытой на уровне моего лица ладонью терпеливо ждала указаний владельца, будто он собирался влепить мне пощечину.

Я решил не отвечать ему, потому что он сам сказал, чтобы я не отвечал. Отсюда вопрос: чего тогда он ждал? Видимо, ничего. И когда ему надоело, он толкнул меня обратно, а я вернулся четко в свой же след в снегу. Прямо рай перфекциониста.

Полежав немного, я начал тяжело подниматься, и тут кто-то протянул мне руку. Я взялся за нее, добрый человек с весьма крепким рукопожатием дернул меня и поставил на ноги. Я взглянул в знакомое лицо.

– Блядь, что ты еще тут делаешь? – спросил меня Заур и, сразу потеряв ко мне интерес, обратился к удалявшемуся Хамзату: – И чего ты этим добился? Ебнул студента, и чё?

Мне захотелось уточнить, что я уже не студент, но я решил, следуя кавказским традициям, не встревать в разговор взрослых. Хамзат ничего не ответил.

– Он убийца или что? Ты, блядь, раскрыл преступление, да? Или ты думал, что можно разъебать сопляка на улице и вернуть ее к жизни?

– Лучше следи за языком! – пригрозил Хамзат.

Заур подошел к нему. Я подойти не рискнул, и мне оставалось только дивиться крепости яиц Заура.

– А ты за своим следишь? Хули ты доебался до пацана? В двух шагах от мечети. Хули ты угрожаешь моим работникам? Тебе нужна информация – мне звони! Тебе кто дал право идти по подозреваемым и распугивать их? Ты пришел сюда вершить самосуд? Я за слова отвечаю, тебя понять не могу, Хамзат, чего ты пытаешься добиться?

Ни на один его вопрос амбал не ответил и, кажется, не собирался. Вокруг нас, несмотря на утреннее время, собралась толпа, и, если честно, я не мог сказать, на чьей стороне было большинство. Уж точно не на моей, хотя в данной ситуации я чувствовал себя жертвой.

– Еще раз ты влезешь в это дело, я вызову наряд, и тебя прямо перед всем селом скрутят и кинут в обезьянник. Сколько по кайфу тычь всем лицо своей ксивой. Тебя вывезут отсюда. Ты охуенно весомый, но, походу, забыл, что и я не шмара, которую ты будешь ебать во все щели. Перед всеми в последний раз я тебя предупредил. Не лезь. В мою. Работу.

– Я не вижу, чтобы ты старался, – сказал наконец Хамзат.

– Твою-то мать, – прошипел Заур. – Три, Хамзат, три дня, и будет результат. У меня есть все, что нужно. Только не мешай. По-братски.

– Ахмад написал на тебя жалобу. Наверху тоже недовольны. Тебя снимут с дела еще раньше. По одному моему звонку дядьке.

– Мне похуй, кто и что написал, и ты тоже звони кому по кайфу. Пока я тут, у меня конкретная задача – найти это животное. Никто не знает вас, жителей этого села, лучше, чем я. Подумай головой, кому, если не мне, доверить его поиски?! Давай! Назови хоть одно имя!

Хамзат промолчал, и Заур, едва заметно кивнув, добавил:

– Не мешай мне работать!

Некоторое время Хамзат сверлил его взглядом, затем развернулся и пошел к своей машине. Представление закончилось, но народ не спешил расходиться: на сцене оставались еще два действующих лица. Заур пошел обратно ко мне и, не доходя, крикнул:

– Что ты тут делаешь?!

– Я… просто… пошел на утренний намаз, – ответил я.

Заур оглянулся и посмотрел на мечеть, будто вспомнил о ее наличии.

– Астахфируллагь. – Он устало потер лоб. – Прямо сейчас садись в машину и уезжай. Ты свое дело сделал и уже стал для кого-то проблемой. Еще чуть-чуть – и станешь моей проблемой.

– Да я как раз собирался… – промямлил я, но остановился, увидев, что Заур смотрит в сторону оставшейся группы зевак из десяти человек.

– Если никто из вас не хочет признаваться в убийстве или если у вас нет для меня полезной информации, расходитесь уже! – крикнул он в толпу, и народ начал уходить, бурча что-то в адрес следователя. Он еще раз устало потер лицо, посмотрел опять на мечеть и тихо сказал: – Астахфируллагь… Астахфируллагь… я-я-я Аллагь. ******* ********. Астахфируллагь.

Мне стало искренне жаль его. Я вспомнил, через что ему приходится проходить, чтобы просто иметь возможность заниматься раскрытием преступлений. Он принялся нервно что-то набирать в телефоне, затем поднял глаза и увидел меня.

– Ты еще тут, что ли? Уезжай! – рявкнул он, указав пальцем в сторону выезда из села, и я развернулся и ушел.

Сев в машину, я вспомнил свой основной план, состоявший из двух пунктов: уехать и забыть.

– Уехать и забыть. Уехать и забыть. Уехать и забыть, – повторял я, пока машина пробивала себе дорогу к выезду.

Вдалеке я видел выползающую из-за горы дорогу, ту самую, на которую мне нужно было попасть. Видел показавшийся на ней грузовик. Подумал о водителе, который проедет мимо этого села, бросит на него безразличный взгляд и подумает: «Хорошо живут – горы, чистый воздух». Позавчера я, в поисках горе-золотодобытчика проезжая это село в девять часов утра, наверняка бросил такой же взгляд, не зная, что ночью здесь была кровавая резня. Если бы я не ответил на звонок шефа, если бы не завернул сюда, все было бы просто зашибись. Я бы сейчас сидел в офисе в Махачкале, гордо смотря повтор новостного выпуска с моими кадрами. Да, всего лишь мошенник, а не больной убийца, но тоже неплохой репортаж. И драка была, и наручники. Что еще зрителю надо? Мой материал вернули, я все еще могу дать его в эфир. Денежку заработаю, и Заур в обиде не оставил. Три тысячи в кармане и ценный опыт за плечами. Гребаный ценный опыт, о котором все так много говорят. И вообще-то никто не запрещал мне писать материал об убийстве. Я не подписывал никаких документов, так что расскажу абсолютно все, что захочу, все, что увидел и услышал во всех подробностях, и пошел на хрен этот медведь, и Заур тоже. Тоже мне герой, защитник студентов. Можно было уже запомнить, что я давно не студент. Стопудово и имя мое забыл.

Машина вдруг подпрыгнула, это могла быть кочка, или «лежачий», или чей-нибудь замерзший труп. В любом случае я тоже подпрыгнул, и эта мелочь стала последней каплей.

– Гребаный снег! Гребаное село! И полиция, и убийца, и жители! Каждый второй: «Чё приехал, чё надо!» Блядь, мне ничего не надо! Я просто пришел делать свою работу! Дайте пофоткать! И ничего не сделал! Только, блядь, опыта полные штаны! И вали на хер из села, спасибо, подержал камеру и мой член! Дальше мы сами разберемся! Я, суперневъебенный детектив, еще ебанутый на голову терминатор-мститель и, сука, Джек-потрошитель! Мы сами разрулим! Герои! А ты вали на хер отсюда, студент! Вот и сами идите в жопу! – заорал я на всю машину, а потом остановился на самой развилке.

Работа журналиста – настоящего журналиста – искать истории, настоящие крутые истории. Настоящий журналист никогда не упустит настоящую историю – такую, как та, что развивалась у меня за спиной, в то время как я, словно последний трус, развернулся и уехал, оставив мечту о всемирной славе там, в селе N. Следователь, мститель и убийца. Я решил, что никто из них не годится на звание героя в этой истории, потому что герой – это хороший парень, и сейчас мне казалось, что именно я являюсь единственным хорошим парнем во всем селе и именно мой моральный компас настроен лучше всего. Да, я был никем не уважаемым, получившим перед всем селом по жопе, но все же хорошим парнем, который может если не найти убийцу, то хотя бы рассказать крутейшую историю о расследовании жесточайшего убийства.

Конечно, я не мог уехать. Ведь я был тем парнем, который с детства донимал старших миллионом вопросов. Эта надоедливость, любознательность, граничившая с безрассудством, сделала меня тем, кто я есть, и как я стану тем, кем хочу стать, если откажусь от главной истории своей жизни? Не знаю, случилось бы так на самом деле, но в тот момент я ощутил: если уеду, то больше не смогу заниматься тем, чем хочу, буду всю жизнь жалеть об упущенной возможности, о главном деле своей жизни. И презирать себя каждый раз, глядя в зеркало. Тоже мне журналист.

Я развернулся и поехал обратно в село. И раз теперь я сам по себе, то и планы строить мне самому. Больше всего прямо сейчас я хотел позавтракать.

Дождавшись, пока машина Заура отъедет от кафешки, я вошел внутрь. Пюре с котлетой меня устроило. Я ощущал прилив сил и одновременно тревогу, ведь как минимум два человека угрожали мне, и они вроде как еще считались относительно хорошими парнями, а плохой, то есть убийца, мог вообще скрываться где угодно. И теперь получалось, что я собираюсь идти по селу и искать его сам. И чисто в теории что произойдет, если я постучусь в дверь, а мне откроет некий любитель кромсать по выходным людей? Я не был особенно спортивным парнем, приемами самообороны не владел, так что в лучшем случае мог завопить, как девчонка. Как бы то ни было, я решил составить план. Мой энтузиазм поубавился, когда в плане насчиталось всего два пункта.

1. Посетить опозоренное семейство Абдурахмана.

2. Посетить семейство отшельника Муртуза. Тоже, видимо, опозоренное.

Как вариант, я подумывал посетить еще и кого-нибудь, кто участвовал в разборках из-за воды, но там уже точно поработала полиция, а пересекаться с ней я желания не имел.

Передо мной приземлилась тарелка с едой. Кто-то скажет, что пюре с котлетой вовсе не завтрак, ну а я скажу, что завтрак – все, что я ем по утрам с удовольствием, и котлета самое то. Только я взял вилку, как зазвонил телефон. Номер был незнакомый, но я решил ответить:

– Да?

– Здравствуйте, – прозвучал приятный и слегка застенчивый женский голос, – это Арсен?

– А… Да?

– Меня зовут Айшат… Как я поняла, родители обменяли нас номерами… чтобы мы созвонились… И, в общем…

– А, все понял, – ответил я смущенно. Позорище. Довел девушку до того, что она уже звонит сама. Тут я вспомнил, что она симпатичная, а среди тех, кого обычно предлагала мама, не то чтобы красивых не попадалось, а просто не бывало моего типажа. То губы ненатуральные, то еще что… – Да, извините, я должен был позвонить, просто я… – За окном опять повалил снег. Я вдруг ощутил острое желание рассказать хоть кому-нибудь о том, во что ввязался, но вспомнил совет мамы. Лучше не рассказывать, иначе решит, что вся моя жизнь – сплошные интриги да убийства. Хотя в целом такой ореол слухов обо мне звучал бы круто: «Арсен. Арсен Абдулкеримов, расследую убийства и государственные перевороты в странах третьего мира». – Я просто… попал, в общем… в круговорот лихих событий, – красиво и, как мне показалось, остроумно закончил я.

В глубине души мне хотелось, чтобы она начала уточнять, о чем идет речь, и, может, после этого я поддался бы и рассказал ей, где нахожусь. Насколько можно было судить по соцсетям, внимание всего Дагестана было приковано к этому происшествию, и федеральные каналы тоже успели снять репортаж. Дагестан прогремел на всю Россию. В очередной раз. Минус двадцать пять процентов туристического потока, плюс страх и агрессия всей страны по отношению к нашей скромной республике. И конечно, нереальное давление на тех, кто расследовал это дело. Теперь я понимал, почему руководство любило названивать Зауру, чтобы просто его обматерить и тем самым смотивировать активнее искать преступника. Но милая девушка по имени Айшат предпочла сразу перейти к делу:

– Ничего, я и сама тут… в общем, учеба, все дела… Извините, что я первая позвонила, просто меня тут штурмует мама. Я не хотела говорить, что вы не звоните, ну, мой отец и ваша мама работают в одном месте, и это могло бы выглядеть так, будто вам просто не до этого…

– До этого, – влез я как-то слишком активно.

Разговор свернул совсем не в то русло. Надо было как-то все исправлять. Я начал обдумывать варианты развития наших отношений, даже прикинул насчет свадьбы, но она все расставила по своим местам:

– Это ничего, если не до этого. Вам, типа, двадцать два, мне двадцать, мы молодые и, типа, как не рвемся еще под венок… – Она говорила игриво, таким тоном, будто героиня американского студенческого сериала, и мне это показалось забавным.

– Венец, – сказал я. Она замолчала. – Идут не под венок. Под венец. Извините. – Я рассмеялся.

– Да, точно. – Она тоже засмеялась.

Я решил, что это хорошее начало. Мы вроде как поймали одну волну, но некоторым волнам просто суждено разбиваться о скалы.

– Ну в общем, я к тому, что мы можем быстро решить этот вопрос и как бы… ну, не париться. Вы не первый у меня… ой, то есть я имела в виду… В общем, уже совсем тупо получилось. А можно я перезвоню, и мы сделаем вид, что я этого не говорила? – вдруг спросила она.

– Да?.. – скорее спросил, чем согласился я, и она сразу отключилась.

Несколько секунд я смотрел на телефон с улыбкой, растянутой до ушей. Я понял, что она просто угарная, но не понял, что она пыталась сказать, когда сообщила, что я у нее не первый.

Отломив вилкой кусок котлеты, я засунул его в рот, и тут телефон опять зазвонил.

– Да? – ответил я, пытаясь проглотить еду.

– Это снова я. Эм… Привет? Можно мы будем на «мы»? То есть «ты»? Можно и на «вы», я не наседаю.

– На «ты» нормально, – сказал я и понял, что наслаждаюсь ситуацией, когда девушка так нервничает, разговаривая со мной. Если бы я должен был позвонить девушке моей мечты, я бы тоже, наверное, так нервничал. Кто знает, наверняка она и фотки мои видела, может, и влюбилась уже.

– А, хорошо. Лучше на «вы». Я ж, типа, прощаюсь. В общем, я хотела сказать, что эти телефонные знакомства по родительскому плану у меня не в первый раз и я бы не хотела все усложнять. Мы можем прямо сейчас обговорить все эти моменты и, типа, попрощаться. У нас будет одна общая отмазка, ну, типа, мы поняли, что вообще разные, или что-нибудь другое, так чтобы наши родители остались в нормальных отношениях и не думали, что кто-то из нас решил, что лучше другого. Типа, так. Я нормально объяснила? Не запутала?

– Не-е-ет, – протянул я задумчиво, хотя на самом деле слегка запутался.

Она говорила очень быстро, будто работала диктором на радио. Может, просто нервничала. До меня не вполне доходило: неужели она сейчас пытается меня сбагрить и договориться, что мы оба скажем нашим родителям?

– Ну вот, например, был один парень. Он, типа, религиозный. Нас родители вот так познакомили, но он сказал мне, что у него уже кто-то есть, и мы нашли решение. Я сказала, что не планирую молиться, пока не планирую. Что мне не хватает… ну, в общем, чего-то не хватает, и я не готова. Молиться, покрыться, все такое. А так я, в общем, верю. Он передал это своим родителям, они сказали «ни за что», и вот, хей-хей, я свободна. Такой вариант тебе подойдет? То есть вам. Вам-нам подойдет?

– Кажется, нет, – ответил я. – У меня не особо религиозная семья.

– Понятно… Ну тогда мы можем придумать что-нибудь вместе. У нас начинается первая пара, давайте обменяемся идеями вечером? Как вам?

– Вечером. Обменяемся идеями, как сделать так, чтобы родители решили, что мы не подходим друг другу, и оставили нас в покое и не заставляли играть свадьбу, так как нам обоим сейчас не до этого. Так?

– Да, точно. Ну, хорошо. Спасибо. Извините опять, что я так… напала, ну, в общем, на связи!

– Ага.

Она отключилась. Я с открытым ртом смотрел на экран. Бывают же девушки…

– А кто тебе сказал, что я согласен? – обратился я к телефону. – Может, я захотел жениться? Только что понял.

Мне было даже несколько обидно, ведь она за меня решила, что мне не до свадебных дел. Хотя немудрено. Если залезть в мой VK или «Одноклассники», сразу становится очевидно, что ответственность, серьезность, стабильность – это пока не про меня. Но все равно забавно, насколько человек противоречивое существо. Еще вчера я не собирался жениться, потом увидел фото и вдруг захотел, послушал голос и захотел еще больше. С такой девушкой скучно не будет. Жаль.

Я продолжил есть, изучая скромный список ожидавших меня дел. Все-таки не время сейчас, пока убийца расхаживает на свободе, заниматься делами любовными. Звучало это вполне круто.

В минуте езды от кафе на той же главной дороге стоял дом Абдурахмана. Подъехав к нему, я решил немного выждать за поворотом. Оттуда дом было хорошо видно, и я просто хотел посмотреть, есть ли там кто-нибудь. Ведь чисто теоретически мне предстояло постучаться в дверь убийцы, который, возможно, уже держит наготове топор, поэтому лучше действовать с умом. Выжидал я не зря – через пару минут по главной дороге пронесся конвой из четырех полицейских машин, среди которых была и «камри» Заура. Я ощутил себя героем компьютерной игры, который должен скрываться на игровой карте от злодеев и передвигаться исключительно из переулка в переулок. Кто знает, за этим конвоем мог сейчас следовать и наш мститель. А увидев меня, стоящего у дороги, он мог бы и переехать меня – почти случайно. Его «ленд-крузер» вряд ли отличил бы мою тушку от снежного бугорка под колесами.