Текст книги "Холодные глаза"

– Почему?

– Не знаю. Я, конечно, ничего не понимаю в таких делах, читал пару книг детективных, смотрел сериалы, но создается впечатление, что тут другая причина. Зачем убивать девочек?

– Может, они его узнали.

– Нет, может быть, видела средняя дочь, может, даже видела младшая, которая отреагировала на шум, но не старшая. На ее дверях следы крови, убийца открыл ее дверь.

– Потому что она там закрылась! – разозлился неожиданно Заур, и тут, наверное, я должен был замолчать, но у меня зародилась своя теория прямо по ходу рассказа, и я не хотел останавливаться на полуслове.

– Нет, тогда бы она закрылась изнутри на замок. Дверь была просто закрыта, а она даже не слышала того, что произошло внизу.

– Как можно такое не услышать? А сестра на лестнице. Забыл ее? По-твоему, она немая, что ли? – спросил он, и мне захотелось ответить на его вопрос, что, походу, я уже никогда ее не забуду, и да, теперь она уже точно больше не произнесет ни слова, но я сказал:

– Старшая, кажется, лежала на кровати в наушниках. Вы их заметили?

– На ней не было наушников, – уверенно сказал он.

– Я вам их сфотографировал, они сейчас лежат под кроватью. Это значит, что убийца, скорее всего, хотел убить всех, кто в доме. Он целенаправленно пришел в дом, чтобы убить Хабиба и его дочерей, иначе он убил бы только Хабиба и среднюю дочь, которая видела его лицо, но он прошелся по всем комнатам. Искал всех, кто был в доме, и даже, когда он открыл дверь старшей дочери и, вероятно, увидел, что она лежит в наушниках, он не остановился, не убежал. Так что я думаю, что это какой-то долбанутый псих!

Когда я закончил свою речь, моя теория показалась мне вполне логичной, но она тоже не отвечала на главный вопрос: кто убийца?

– Ты думаешь, мы не знаем, что это долбанутый псих? – спокойно сказал Заур. – Ты умный пацан. До хуя умный. Конечно, это какой-то псих.

– А профессиональная деятельность? Вы же по телику так сказали, – удивился я.

– Убийца по-любому это увидит. Он тоже такой же умник, как ты. Не оставил отпечатков. Может даже, все спланировал. И вряд ли сейчас паникует. Он, скорее всего, следит. Ему важно знать, в какую сторону повернуло расследование. Пусть думает, что мы пошли по ложному следу. Пусть расслабится. На самом деле мы практически уверены, что он до сих пор тут, в селении. Прячется где-то, вряд ли на улице в таком холоде. Скорее всего, где-то в амбарах, подвалах или у родственников, а может, даже у себя дома, уверенный, что сделал все идеально. Сидит, пидарас, в кухне за столом и чаи гоняет, может даже, в кругу своей семьи, смотрит телик и качает головой.

– Он не мог покинуть село?

– Мог, но мы проверили всех, кто выезжал из села. Тут только одна дорога, так что он, скорее всего, еще тут. С одной стороны село окружает река, с другой овраг, болото, грязь, слякоть. Следов пока нет, он бы ни за что не смог их скрыть. Завтра мы поднимем это место на уши. Перевернем каждую кровать, залезем в каждый шкаф.

– А как вы узнаете его?

– По глазам, блядь! – резко отреагировал Заур на мой вопрос. – Шучу. Этого я тебе не могу сказать. И так сказал слишком много. Зато мы с тобой хорошо поговорили, да? – Он посмотрел испытующе мне в глаза.

– Да? – почти согласился я.

– Я же не найду тебя завтра утром висящим на ремне на люстре?

– Нет, – сказал я, усмехнувшись, и взглянул на некое подобие люстры над головой. – Вряд ли она меня выдержит, если даже надумаю.

– И из окна не прыгай. Это второй этаж, не убьешься, останешься калекой до конца жизни, если не сможешь жопой в снег приземлиться. И в ванной…

– Я понял, – перебил я и опять усмехнулся.

Я вдруг понял, что в целом, несмотря на всю эту угрюмость, грубость и мат, да и на внешний вид, Заур был неплохим мужиком. Просто повидал много, и жизнь уже высосала из него все, что могла. Осталось только чутье – и он, покусанный, битый пес, готов был принюхиваться к каждому, пока не найдет виновного. Заур вышел из номера.

– А, вот, чуть не забыл. – Он опять заглянул и бросил мне мою флешку. – Походу, завтра мы уже не встретимся, так что удачи в работе. Только не становись слишком хорошим журналистом – или станешь проблемой.

С этими словами он ушел. Вначале мне показалось, что он напоследок бросил мне угрозу, чтобы я не лез в это дело, а потом, уже задним числом, до меня дошло, что он имел в виду: чтобы я не становился проблемой для системы в целом. Он прав. Любой хороший журналист – проблема для всех, начиная со своей семьи и заканчивая страной в целом. Оставалось сделать что-то с зудом в голове, требовавшим искать ответы.

На всякий случай я засунул флешку в фотоаппарат. Сотрудники забрали только свои материалы и не тронули мой репортаж про золотодобытчика. Любезно с их стороны, ведь это сулило мне три-пять тысяч рублей в зависимости от качества материала.

Во второй раз я предпочел не ложиться спать. Не хотелось увидеть еще один сон с участием капюшонов и ножей, но, если отсеять все мрачные детали, управлять временем было бы круто. Это охренительная суперспособность. Однако еще больше, чем деталям сна, я удивился тому, как глубоко он залезает в сознание, как формирует правила, условности до начала «просмотра». Во сне я был уверен, что умею управлять временем, умею давно и обещал кому-то, что не буду использовать свою суперсилу (сразу ощущается дух второсортных боевиков и немного от «Марвел»), а еще я точно знал, что, используя эту силу, уже убивал злодеев, и не раз. В голове даже крутились какие-то воспоминания о моих жертвах. Это были какие-то террористы в пустыне, какой-то крутой мексиканец, какой-то мужик в лимузине… Откуда все это? Как вообще так происходит, что во сне ты сразу становишься участником событий, имеющим совершенно другую биографию, будто включил фильм с середины, и вот ты уже забыл, каков ты на самом деле, а только понимаешь, что ты наемный киллер или типа того…

Это была очень долгая ночь. Я размышлял о куче вещей, и не всегда адекватных. Например, я полчаса искал подтверждение тому, что не я убил семью Гамзатовых. Это был бы классный (хотя, может, и классический) сюжетный поворот. Может быть, у меня были галлюцинации, может быть, раздвоение личности, как в одном из моих любимых фильмов – «Бойцовском клубе». Но все-таки я нашел убедительные доказательства своей невиновности, так как в момент совершения убийства либо дрых у себя в спальне в Махачкале, либо был в дороге и только ближе к одиннадцати часам оказался в селе N. По пути я один раз перекусил в кафешке и заехал на заправку. Люди меня видели. Ноль шансов, что я убийца. Это меня обрадовало. Не то чтобы я всерьез рассматривал эту версию, но в ту ночь я был слегка не в себе, и без разницы, о чем я думал, главное, я хотел думать, и желательно рационально. Следующим классическим претендентом был Заур. Тут у меня ничего не было. Ни алиби, ни мотива убийства, судя по его рассказу, но опять-таки, кто знает, что он там мог скрыть от меня? И ведь не проверишь, Хабиб мертв, а значит, осталась только одна правда, та, которую рассказал следователь. На этой мысли я решил перестать упражняться в духе Шерлока Холмса. Голова и без того трещала, но ни о чем другом я думать не мог. Следующее, что я сделал, – это вышел на балкон и около часа смотрел на горы и реку. А почему бы и нет? Ведь убийца мог дождаться темноты и под покровом ночи попытаться покинуть село, перейдя реку. Других вариантов нет, я уже знал, что все возможные выезды из села перекрыты. Только через реку по пояс в морозной воде, а может, и по льду.

Вдруг из-за высоких густых высохших кустов показались три человека. Они шли вдоль реки прямо в нашу сторону. Я не мог разглядеть их лиц, но это точно были взрослые мужики, державшие наперевес что-то похожее на длинные палки или ружья. Я следил за ними внимательно. Они поравнялись с нашим гостевым домом, посмотрели вверх через овраг в его сторону и по самодельным ступенькам из речного камня поднялись на задний двор, а затем исчезли за поворотом. Мне это, естественно, показалось сверхподозрительным, и я выскочил и побежал в конец коридора. Увидел четыре двери и постучал в первую попавшуюся. Мне открыл дверь мужчина лет сорока.

– Салам алейкум, нужен Заур, срочно!

– Валейкум салам, дальше, – ответил сонный мужик, мотнув головой в сторону, и захлопнул дверь перед моим носом.

Я постучал в следующую дверь, и через минуту она открылась. Оттуда, нервно озираясь, высунулся Заур. Он был в майке и широченных семейных трусах. Взглянул на меня волчьими красными глазами, выжидая. Я не стал тратить время зря:

– Я только что видел троих мужиков, которые вышли из леса, там у реки!

– Взрослые?

– Да.

– Одеты в темную одежду, шапки, куртки, огромные боты?

– А… Ну, вроде, наверное.

– Охотники. С ними предварительно уже поговорили, у них есть это… ну ты понял.

– Алиби? – быстро догнал я.

– Да. Они все трое спали тут. Администратор подтвердил, но мы еще разберемся, кто где спал.

– Тут?

– Они твои соседи.

В этот момент я услышал шаги снизу. Ступеньки были чуть дальше. Зазвучал неразборчивый аварский язык. Я наполовину аварец и, хоть и не знаю языка, в целом могу определить и более-менее понять его. Но этот я понять не мог. То был горный диалект. Тяжелые шаги нескольких человек звучали все громче, потом в конце коридора показалась голова первого охотника, а затем еще две. Мужики тяжело и явно устало поднимались по ступенькам. Лицо первого украшала неухоженная борода, усы лезли в рот. На нем была ветхая черная спортивная шапка, черное пальто, темные штаны и огромные боты, в которых можно лезть по колено в свежий навоз. Ну или в реку, если есть такая необходимость. Второй, шедший сзади, обладал пышными желтоватыми усами, как мне показалось, даже специально слегка закрученными. Он широко улыбался, пока третий, бритый, что-то рассказывал. Увидев нас, все трое помрачнели и замолчали. Я-то мрачным уже был, но окончательно застыл, когда понял, что у каждого на плече висит ружье.

– Ассалам алейкум, – сказал первый.

– Валейкум салам, – ответил вызывающе Заур, и мне сразу полегчало. Каким бы странным ни выглядел сейчас хмурый, толстый, еле помещающийся в эти трусищи следователь, гонор у него был что надо.

– **** **** ******? – спросил он что-то на аварском.

Я понял, что речь идет о завтрашнем дне и их готовности.

– Руго, – подтвердил бородатый и слабо кивнул, уходя. Своим взглядом и тоном он выказал взаимное неуважение Зауру.

– Вам позвонят, – добавил на всякий случай Заур, но ответной реакции не последовало.

С нами поравнялись другие два охотника. Усатый смерил Заура взглядом и, кажется, позволил себе легкий смешок. Последний, который выглядел помоложе, возможно из-за отсутствия растительности на лице, холодно посмотрел на меня и, будто я был пустым местом, продолжил рассказывать свою историю.

– Это аварский? – уточнил я им вслед.

– Да. Тут в селе свой аварский.

– Они местные?

Дверь следующего за моим номера открылась, что не добавило мне радости. Первый отошел, пропуская тех двоих, и сам, напоследок посмотрев на меня, тоже вошел внутрь. Просто супер.

– Ты спать мне дашь, студент?

– А, да, извините, – сказал я, и во второй раз за пару минут передо мной бесцеремонно захлопнулась дверь.

Я развернулся и пошел к себе. Вдруг зауровская дверь снова открылась.

– Эй! – крикнул он, и я обернулся. – Завтра во сколько уезжаешь?

– Не знаю, как проснусь. В обед, наверное.

– Хорошо, нам нужно поснимать этих. – Он показал головой мне за спину, имея в виду охотников. – И еще будут несколько подозреваемых. После обеда приедет наш работник, но, чтобы не терять время, хочу на твой фотик поснимать этих троих. В одиннадцать спустись в холл, заодно посмотришь, как ведется допрос. Хочешь?

– Допрос? Конечно! – обрадовался я.

Вот это был настоящий подарок. Даже если они не дали бы мне опубликовать материал, это не имело большого значения, так как я понимал, что меня ожидает беспрецедентный опыт. Допрос настоящих предполагаемых убийц! И тут я задался вопросом:

– А их можно допрашивать?

– В смысле?

– Ну, адвокат, туда-сюда…

– Какой тут на хуй адвокат! – фыркнул Заур и опять хлопнул дверью.

А я подумал: и вправду, кто тут вообще что-либо знает о своих правах.

Когда я вернулся в номер, стрелки настенных часов показывали почти три. Я зарядил телефон, напомнил семейству о своем существовании, вкратце описал маме ситуацию. Выслушал лекцию на тему, как важно помнить о том, что, если твои родители еще живы, будь добр писать им хотя бы иногда. Затем я вышел на балкон, чтобы просто подышать и еще раз взглянуть на мрачные здешние горы. На самом деле они были обычными – величественные, красивые гигантские скалистые глыбы, покрытые снегом, но в свете последних событий мне виделись в них лишь беспросветный мрак, обреченность и жестокость.

Дверь соседнего балкона жалобно скрипнула, и на него вышли первый, бородатый, и третий, бритый, охотники. Бородатый протянул товарищу сигареты, потом их взгляд упал на меня.

– Ассаламалайкум! – произнес бородатый с явным акцентом, видно позабыв, что мы только что здоровались.

– Валейкум салам, – ответил я как-то слишком по-городскому. Надо было скопировать интонацию Заура, тогда бы я не выглядел совсем жалко.

Проиграв словесную дуэль, я быстро отвел взгляд и тем самым проиграл вторую. Попытался смотреть куда-нибудь в никуда, но боковым зрением видел, что охотник продолжает смотреть в мою сторону.

– Ле, – произнес вдруг он.

Я обернулся, свет из их номера освещал половину его лица, и, пожалуй, увидь я такого мужика в темном переулке с ножом в руках, скорее всего, развернулся бы и дал деру.

– Маарулав вугищ? [Ты аварец?]

– Я? А, нет, я журналист, – ответил я.

Ситуация напомнила сцену из старой дагестанской комедии. «Вы очевидец? Нет! Я даргинец! Уха-ха-ха!» Только мой собеседник не ржал. Он даже не задумался над тем, как я его понял, и над тем, что с незнакомцем, наверное, все-таки лучше начинать разговор на русском языке.

Охотник нахмурился, обдумал что-то, а потом уточнил:

– Телевидение, что ли?

– Да, да. Точно. Телевидение, камера. – Я показал ему воображаемую камеру на плече, будто общаюсь с неандертальцем.

Мне стало неловко, ведь он, вероятно, отлично меня понял с первого раза, а мои потуги могли лишь оскорбить его и говорили скорее о том, что я страшно нервничал.

– Очень жалко, – сказал он.

Я не совсем понял смысл этой фразы, а в таких случаях я обычно начинаю задавать дополнительные вопросы. Как рассказывала мама, с самого детства я докапывался с сотнями вопросов, пытаясь понять суть той или иной вещи, слова или действия. Она говорила: «Отец от твоих вопросов лез на потолок».

– А? – переспросил я.

– Семья. Жалко, – спокойно ответил охотник и ругнулся в воздух на аварском языке. Что-то связанное с половыми органами животных и матерью (вероятно, содеявшего этот кошмар).

– Да, – ответил я, не зная, что надо сказать.

Бородатый попросил еще сигарету, и бритый, стоявший рядом, передал ему пачку, а потом, взглянув в мою сторону, устало помотал головой и ушел в номер. Бородатый тоже посмотрел на меня и протянул мне пачку, едва слышно издав звук «м-м?».

– А, нет, не курю, – сказал я, улыбнувшись, и в ответ получил одобрительный кивок. На этом, как мне показалось, наш разговор себя исчерпал. Я как можно вежливее произнес: – Прохладно. Пойду.

И в тот момент, когда я взялся за дверную ручку, он сказал:

– Мы никого не убивали.

Я посмотрел в его сторону.

– Мы рано утром проснулись и пошли сразу в лес.

– Да я… просто снимаю… – начал мямлить я, пытаясь оправдать свое присутствие здесь, в этом селе.

– Не убивали.

– Я понял. Да…

Я быстро вернулся в номер, но теперь был на все сто уверен, что охотники не убийцы. Не знаю, откуда взялась такая уверенность. Я просто взглянул в глаза их главного и увидел это. Несмотря на то что каждый день эта мрачная троица лишала жизни волков, стреляла и резала, это были просто сельские мужики, которые могут повздорить между собой, а могут и с другим мужиком, и да – такое может закончиться поножовщиной, всякое бывает. Но женщина – это другое. Девочки – это другое.

Я сбросил с себя одежду и собирался нырнуть под одеяло, когда услышал разговор на повышенных тонах за стеной – в комнате охотников. Разобрать ничего не удалось, но мне не показалось, что это ругань и крики, скорее, просто спор или свойственный многим дагестанцам шумный разговор с передачей всевозможных эмоций через громкость речи, удары кулаком по столу и тяжело произносимые непереводимые горские слова-паразиты.

Лежа в постели, я смотрел в окно. В голове крутились три слова: «Угораздило же меня». В надежде, что кошмары с участием жертв не повторятся, я закрыл глаза и почти сразу уснул.

Разбудил меня грубый стук в дверь. Оглядываясь, я автоматически вскочил, посмотрел в окно, было светло. На часах 11:07. Натянув джинсы, я открыл дверь. Передо мной стоял парень лет тридцати, которого я видел в компании Заура.

– Салам алейкум, Заур спрашивает, когда ты спустишься.

– Сейчас умоюсь – и готов. Валейкум салам.

Парень без особого интереса развернулся и потопал дальше. Я спросил вслед:

– А куда мне?

– Фойе внизу, – ответил он не очень приветливо.

Я и сам знал, что фойе находится внизу.

Я умылся, хорошенько прополоскал рот, так как зубной пасты не было, поскольку не было и планов остаться в селе на ночь.

В фойе находилось несколько незнакомых мне человек: одна женщина, несколько сельских мужиков, и у всех как на подбор мрачные выражения лиц. Впрочем, после случившегося другого от жителей села ожидать и не стоило. Полицейский, что разбудил меня, появился в конце коридора и жестом предложил мне найти любое удобное место и присесть. Я огляделся: кушетку занимали мужчины, которые после моего появления поубавили тон, но продолжали обмениваться мнениями на аварском, поочередно склоняясь к уху собеседника.

Женщина стояла в уголке и смотрела в окно на улицу. Она держала в руках белый мятый платок. Рядом с ней было три стула. Я подошел и, указав на один из них, спросил:

– Можно?

– А? – Она встрепенулась, невидящим взглядом проследила за моей рукой и помотала головой: – Нет, я постою.

Я решил ничего не объяснять и, взяв один из стульев, отошел чуть подальше и сел. С улицы послышался крик. Один из мужчин привстал, выглянул в окно и сказал что-то на аварском второму. Я понял это так:

– Смотри, ******* ******* люди ****** ****. Что им *****?

– ***** ***** *** *** думал? Оставь, – прозвучало в ответ.

Мне стало интересно, я подошел к окну, где была женщина, и выглянул. На улице стоял с десяток человек, не считая пятерых полицейских, вяло охранявших вход в гостевой дом. Из этого окна трудно было разглядеть единственную сельскую дорогу, по которой я сюда заехал, но неторопливо спускающихся людей я заметил. Один из жителей ткнул полицейского пальцем в грудь и начал что-то кричать вперемешку на русском и аварском. Тот оттолкнул его. Местные жители, будто натренированные охранники, быстренько развели их в разные стороны.

– Что вам нужно? – произнес я вслух, безрезультатно пытаясь разобрать крики.

– Кто-то из жителей сказал, что тут держат виновника, которого поймали ночью, – сказала на довольно хорошем русском стоявшая рядом женщина.

Я взглянул на нее, увидел красные заплаканные глаза и сразу решил, что она родственница жертв. Кому еще так плакать?

– Кого-то поймали? – уточнил я.

– Нет.

– А почему они так уверены?

– Это село, – грустно улыбнулась она. – Кто-то что-то скажет, и начнется… Никто не будет ни в чем разбираться. Они просто ждут, пока полиция укажет на кого-нибудь пальцем.

– Понятно… – сказал я, а потом зачем-то добавил: – Снег пошел.

Мне показалось, что это замечание сможет слегка разрядить обстановку, ведь это снег. Все любят снег. Снег – это добро, детство, легкость, кока-кола и мандарины, все что угодно, но точно не зло.

– Вы репортер? – спросила она.

Я обернулся и заметил, что она смотрит на мой фотоаппарат, лежащий на стуле.

– Да.

– Али о вас говорил, – пояснила она и села.

По ее лицу я понял, что она не планирует ничего мне объяснять, и мне оставалось лишь догадываться, кто такой этот Али и что он про меня наговорил. Я собирался сесть на свое место, как вдруг заметил вспыхнувший взгляд женщины. Она вскочила со стула, глядя в окно. Я тоже выглянул и увидел, как два сотрудника слегка неуверенно пытаются заставить толпу освободить дорогу. Народ, которого стало заметно больше, нехотя сделал несколько шагов назад. Черная «камри», а за ней и серебристая «королла» подъехали к самому входу и тем самым перегородили дорогу сборищу, что, естественно, никого не обрадовало. Из «камри» вышли Заур и еще два человека, а из «короллы» – низкий седой мужичок лет шестидесяти в черном пальто и меховой кепке, какие любили носить криминальные и политические деятели Дагестана конца девяностых. Полицейские, увидев не столько Заура, сколько того, второго, мгновенно взбодрились. Один подбежал к мужичку и согнулся почти пополам, чтобы тот дотянулся до его уха, услышал что-то и посмотрел на мужичка как-то по-новому. Тот сделал рукой непонятный извилистый жест и опять что-то сказал. Полицейский кивнул, приняв команду, и подозвал всех остальных. Заур дождался мужичка у входа, и вместе они вошли.

– Заур, это не он! Заур! – завопила сразу женщина. – Мухтарович, скажите ему, это не Али!

– Не лезь! Мы во всем разберемся! – рыкнул в ее сторону Заур, который был явно не в настроении, и потому я решил остаться в своем в уголке. Надо будет – позовут.

Тем временем женщина не унималась, в слезах она начала взывать к мужичку:

– Мухтарович, пожалуйста!

Мужик остановился, а Заур, не обращая на них внимания, пошел в конец коридора. Навстречу вышел полицейский, разбудивший меня, и коротко произнес: «Готово». На это Заур кивнул и пошел в другую сторону коридора, туда, откуда недавно спустился я.

– Заур ***** из-за меня, вы же его знаете! **** *** ****** всегда! – в слезах выдавила женщина на аварском.

– Успокойся, Марият. Никто никого не обвиняет. Мы зададим простые вопросы Али и другим двум. Сюда еще шесть человек привезут. Никто никого не обвиняет, да? – повторил мужик в ожидании какой-то реакции женщины. Она еле заметно кивнула. – Это самая простая работа. Проверяют всех подозрительных.

– Али *****?

– Так получилось. Просто **** ***** ********* *** с другими охотниками. Он же старший, он несет ответственность. Тут будет много других.

– Ты же знаешь Заура.

– Знаю.

– Он захочет отомстить.

– Никто. Никому. Не будет. Мстить, – отчеканил мужик.

– Ты *****?

– Да. Не волнуйся. Я тут старший. Все у меня под контролем. ***?

– ***, – сказала она что-то и, как мне показалось, успокоилась.

– Эй! – грубо подозвал меня молодой полицейский.

Честно говоря, я видел его в третий раз, но уже возненавидел за этот дерзкий тон и неприкрытую неприязнь. Впрочем, «неприкрытая неприязнь» окружила меня еще вчера, когда примерно в это же время я въехал в это село, и больше не покидала. Наивный дурак, надеявшийся заполучить суперкрутой материал, который вознес бы меня в топ самых цитируемых журналистов.

– А?

– Не напрягай меня. Сядь на свое место. – Полицейский ткнул пальцем в стул, где лежала камера. Долбаный Шерлок Холмс применил дедукцию и понял, какой из стульев мой.

Дверь с улицы открылась, и внутрь вошел единственный человек, приветливо улыбнувшийся мне при знакомстве, – участковый Каримдин. Высокий и худощавый вчера, сегодня в дутой куртке он показался мне довольно внушительным.

– Чё? – грубо спросил его отморозок-полицейский, который с виду годился ему в сыновья.

– Обстановка нехорошая. Местных все больше.

– И что они хотят?

– Посмотреть на подозреваемых, – сказал Каримдин, и, услышав это, женщина покачала головой, ушла в свой угол, и оттуда раздались приглушенные рыдания.

– Блядь, – едва слышно выругался полицейский, – ослы…

– Эй, – вдруг обратился к нему усатый мужичок, – ты чё разорался? Тихо делай свою работу.

Полицейский проглотил замечание мужика и удалился в конец коридора.

– Каримдин, позови имама. Подключи *******. Пусть успокоят народ, – спокойно скомандовал тот же мужичок.

Как я понял, речь шла о старейшинах, и это решение показалось мне охренительно умным. Хоть кто-то тут мыслит рационально. Он оглядел помещение, увидел притихших двоих на кушетке, задал им пару вопросов, и мне стало очевидно, что это владельцы гостевого дома.

– А ты кто? – спросил он вдруг меня, и я, как ракета, взлетел со стула.

– Журналист. Заур попросил помочь, пофоткать.

– А, хорошо. Туда-сюда не болтай, – сказал он строго, по-отцовски.

– Да, – ответил я, будто солдат на линии фронта, принявший приказ.

– Можно, – сказал полицейский-грубиян, указывая на конец коридора, и они вместе с мужичком ушли.

Сидевшие на кушетке достали сигареты и пошли в администраторскую, а я остался в совершенно не отапливаемом фойе один, если не считать женщину, которая в своем горе, кажется, мысленно была где-то не здесь. Она продолжала смотреть в окно. Зазвонил мой телефон, это была мама:

– Арсен, ну как? Выехал?

– Нет, пока еще тут. Полицейские попросили кое-что для них поснимать, и я остался еще на пару часов.

– Что поснимать?

– Людей. Тут у них допрос будет скоро, и надо, чтобы кто-нибудь для них пофоткал.

– Вы в полицейском участке?

– Нет, там же, в гостевом доме. Я думаю, тут нет никаких полицейских участков, – усмехнулся я. – Тут здание администрации села – чей-то старенький частный дом.

– Воре ха, – вспомнила мама свой аварский язык, что означало «Будь осторожен».

– Да тут ничего такого. Никаких подозреваемых, просто, как я понял, говорить будут с неместными, – сказал я потише, чтобы женщина не услышала мои слова. Затем встал со стула и пошел подальше в коридор.

– Ну, хорошо. И когда домой?

– Надеюсь после обеда выехать. Посмотрим. Дело интересное. Нельзя, наверное, ничего рассказывать, но просто тут прямо кино какое-то. Все какие-то нервные: полиция, жители, родственники. Тут все жестко, и я внутри всего этого.

– Воре ха, – повторила мама. – Сделай, что они просят, и пулей домой. Понял?

– Да, капитан.

– Астахфируллагь [Прости меня, Аллах], – выдохнула она. – Тут уже по всем новостям это крутят. Ничего толком не показывают, но уже все сказали. Зверство.

– Да…

– Ты там внутри был? В доме.

– Ну так, рядом, – соврал я. – Особо ничего не видел. Тут больше народ раскачивает лодку.

– Конечно, местные так реагируют. У них под носом. Тем более какой-то важный человек был, да?

– Да, вроде.

– Сколько там живет человек?

– Не знаю.

– Человек пятьсот, наверное, – высказала догадку мама.

– Наверное, – поддержал ее я.

– Тем более что все всех знают. Это точно кто-то чужой. Со стороны. Приехал, сделал и убежал уже, наверное, давно.

– Да, – сказал я без особого интереса.

Все эти теории я уже прокрутил в голове сотню раз. Я просто ждал, пока эта история начнет развиваться. Как любитель детективов, я рассчитывал, что должно произойти что-то такое, что придаст ей импульс. В кино обычно находят орудие убийства или появляется новая жертва, снимок, след. Правда, с другой стороны, я понимал, что это реальный мир, реальная жизнь и Дагестан. А стало быть, это дело либо раскроется за пару дней, либо годами будет висеть в воздухе, пока народ не отпустит это, как отпускал многое другое в конце девяностых: сотни убийств, теракты, криминальные и клановые разборки, завершавшиеся кровавыми побоищами. Многое было. Многое отпустили. Я как человек, почти не заставший те мрачные годы, мог судить о них лишь по рассказам отца – прямого участника событий.

– Насчет девочки… Я сбросила тебе ее номер и фото тоже.

– Какой? – спросил я, не понимая, как наш разговор так быстро переключился на мою личную жизнь.

– Я же тебе говорила вчера. Девушка, заканчивает юридический, Айшат. Вспомнил?

– Да-да, вспомнил, – сказал я.

– Ее предупредили, что ты позвонишь. Фото есть, симпатичная. Ее папа серьезный такой. Она, наверное, такая же.

– А если она мне не понравится? Вначале надо фото отправлять, чтобы я сказал «да» или «нет», а потом уже давать номера друг друга. А сейчас, получается, у меня даже нет выбора. Если не позвоню, подумают, что что-то не так.

– Не капризничай. Хватит уже. Миллион девушек увидел. Эта то, другая еще что-то, третья низкая, четвертая губы сделала. Хватит уже. Хоть кому-нибудь дай шанс. Не все по фото делается, понял? Тоже мне фотограф.

– М-м, – протянул я, закатывая глаза.

– Позвони сегодня. В обед большая перемена у нее, вы тоже, наверное, на обед пойдете. Поднимешь настроение себе.

– Хорошо.

– Не забудь.

– Ага. Все?

– Да.

– Арсен! – крикнула мама в трубку, когда я уже отвел телефон от уха и почти отключился.

– Да?

– Не рассказывай ей, где ты, хорошо? Никаких убийств, полицейских и остального. Испугается сразу, подумает, ты постоянно в такие дела лезешь.

– Хорошо, – сказал я и потер лоб. – Теперь все?

– Все. Давай, золотой.

– Давай, – сказал я и отключился.

С целую минуту я смотрел на экран телефона. «Мамы…» – подумал я. Все о своем. Я нахожусь в центре событий – на месте, возможно, самого зверского убийства в постсоветской истории Дагестана, а она мне про свадьбу. Да я, может быть, ночевал через стену с убийцами! Да тут каждый может им оказаться. Первым делом, первым делом убийства, ну а девушки и свадьбы потом…

Легче, наверное, сразу сбагрить предполагаемую невесту. По моему опыту свиданий по договору, та, вторая сторона, тоже не особо горит желанием связать себя узами брака. Как правило, это жесткая позиция родителей, и все, что требуется от меня, – это вывести собеседницу на чистую воду. Если скажет, что в приоритете у нее учеба, саморазвитие, карьера – отлично, вопрос решен. Если скажет, что у нее кто-то есть, но она не может сказать об этом родителям, – еще лучше. Сердце девушки занято – как настоящий джентльмен я не посмею претендовать на место другого парня, какой бы симпатичной она ни была. «Ого!» – на автомате я разблокировал телефон, открыл ватсап и вывел на весь экран фотографию девушки, сидящей в каком-то ресторане в кругу семьи. Моя стена несогласия и сопротивления дала трещину. Пожалуй, на такой девушке я женился бы. Ну, чисто теоретически. Милая, симпатичная и – новый критерий, становящийся все более и более актуальным, – натуральная. Пожалуй, я найду время с ней созвониться.

Послышались шаги. По лестнице спускался Заур, за ним шли мои соседи. Первым бритый, слегка отрешенный и задумчивый. Затем усатый – он не то чтобы улыбался, но видно было, что эта ситуация его не сильно волнует, это, скорее, недоразумение, которое ему хотелось бы быстренько уладить. Последним шел бородатый со свойственным ему мрачным выражением лица. Я опять вскочил со стула.