Текст книги "Когда б не баня, все бы мы пропали. История старинной русской традиции"

Глава 1
“И царя старше”

Бани существовали до возникновения Руси, а до появления бань существовали другие виды купален и парилен. Около 440 г. до н. э. Геродот, греческий “отец истории”, рассказывал о народах, живших в Северном Причерноморье на тех землях, которым позднее предстояло войти в состав Российской империи:

Взяв это конопляное семя, скифы подлезают под войлочную юрту и затем бросают его на раскаленные камни. От этого поднимается такой сильный дым и пар, что никакая эллинская паровая баня не сравнится с такой баней. Наслаждаясь ею, скифы громко вопят от удовольствия. Это парение служит им вместо бани, так как водой они вовсе не моются… Скифы, как и другие народы, также упорно избегают чужеземных обычаев.[16]16
  Геродот. История. М., 1999. С. 259.


[Закрыть]

Возможно, Геродоту больше хотелось заявить о правильности собственных – эллинских – культурных обычаев, чем разобраться в скифских, однако оставленное им описание скифских банных привычек представляется точным. В XX веке археологи обнаружили среди прочих находок “сосуд, наполненный камнями… с небольшим количеством конопляных семян” и таким образом поняли, что нашли “полный набор предметов, предназначенных для совершения очистительного обряда, о котором очень подробно написал Геродот”[17]17
  Hartog F. The Mirror of Herodotus: The Representation of the Other in the Writing of History. Berkeley, 1988; Rudenko S. Frozen Tombs of Siberia; the Pazyryk Burials of Iron Age Horsemen. Berkeley, 1970. P. 284–285.


[Закрыть].

В первой половине X века персидский ученый и путешественник Ибн Руста тоже посетил те края и обратил внимание на банные обычаи местных жителей. Ибн Руста писал:

В их стране холод до того силен, что каждый из них выкапывает себе в земле род погреба… В такие погреба переселяются со всем семейством и, взяв дров и камней, разжигают огонь и раскаляют камни на огне докрасна. Когда же камни раскалятся до высшей степени, их обливают водой, отчего распространяется пар, нагревающий жилье до того, что снимают даже одежду[18]18
  Новосельцев А. П. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 388–389. Он цитирует энциклопедию географических сведений Ибн Русты, которая называлась “Китаб ал-а’лак ан-нафиса” (“Книга драгоценных ожерелий”).


[Закрыть].

И Геродот, и Ибн Руста видели в банных обычаях неоспоримое подтверждение отличия степняков от их собственных народов.

В ту пору, когда Ибн Руста писал свой труд, киевские князья объединили под своим правлением местные восточно-славянские племена. Киевская Русь (как стало потом называться их государство) находилась на пересечении важных торговых путей и потому становилась местом встреч представителей несхожих средневековых культур. Ранняя разновидность русской бани возникла благодаря смешению различных обычаев и обрядов. На юге Византия унаследовала богатую греко-римскую банную традицию: просторные городские бани выполняли и общественные, и гигиенические задачи. Эта же традиция частично вошла и в мусульманский мир, где мытье в хаммаме заняло важное место как в религиозных обрядах, так и в городской общественной жизни[19]19
  Yegül F. Bathing in the Roman World. Cambridge, 2009.


[Закрыть]. Евреи, жившие среди восточных славян, ходили для ритуального очищения в микву. Жившие к северу от Руси финны иногда устраивали паровые бани в небольших деревянных срубах[20]20
  Pentikäinen J. Baths // Encyclopedia of Religion / Ed. L. Jones. Detroit, 2005. P. 800–803.


[Закрыть]. Различные хазарские племена, контролировавшие значительную часть территорий евразийских степей и торговых путей, уходивших на Дальний Восток, тоже имели собственные банные обычаи, хотя по существу о них мало что известно[21]21
  Зиливинская Е. Д. Бани Золотой Орды // Практика и теория археологических исследований. М., 2001.


[Закрыть]. Можно не сомневаться, что со временем эти обширные традиции уступили место множеству более специфических обрядов и обычаев, но следует помнить: ни Русь, ни русская баня не появились на пустом месте.

В степи, в Византии и Скандинавии, среди иудеев, христиан и мусульман мытье ассоциировалось с добродетелью и пороком, со святостью и непристойностью, с чистотой и скверной. Народ Древней Руси создавал собственные банные обычаи, приспосабливая под свои нужды те практики и запреты, с которыми он соприкасался. Бани служили местом встреч, где признаки индивидуальных отличий могли одновременно проявляться и сглаживаться. Попутно баня становилась характерной чертой русской культуры. Подобно хаммаму и микве, она встраивалась в религиозное учение и становилась частью главных обрядов и церемоний. Как и в Византии, баня могла принимать форму больших городских зданий, само присутствие которых свидетельствовало о цивилизованности города или общины. И, подобно парным финнов и других северных народов, баня по-прежнему ассоциировалась с колдовством, магией и вообще потусторонними силами. Как само русское государство на протяжении пяти столетий (приблизительно с 1000 по 1500 годы) создавалось в сплаве разных княжеств и этнических групп, так и баня рождалась из смешения многообразных банных традиций. Совершая в бане правильные действия правильным способом, можно было выяснить отношения между небесным и земным, а также без труда опознать своих. Сходным образом неумение верно совершать положенные обряды влекло за собой риск нездоровых связей и нарушений общественного договора. Баня выступала своего рода перепутьем, откуда дороги вели порой к праведности, а порой к проклятью.

* * *

Если оставить в стороне краткие упоминания о мытье у Геродота и Ибн Русты, то история русской бани обычно начинается с первых местных письменных свидетельств о ранней эпохе существования Киевской Руси – древнего государства, к которому восходит вся позднейшая государственность России. В “Повести временных лет” (или “Первоначальной летописи”) – летописном своде документов, относящихся к истории Руси с XII века, – неоднократно упоминается мытье, что подкрепляет утверждения о том, что баня всегда была неотделима от представлений о Руси и о русских.

В наиболее часто цитируемом месте из “Повести временных лет” говорится об апостоле Андрее Первозванном, чье легендарное “хождение” в славянские земли послужило поводом для сакрализации христианских истоков Киевского княжества. Это предание чрезвычайно важно для восточнославянского самосознания: позднее апостол Андрей сделался святым покровителем и Украины, и России. В описании путешествия Андрея, сохранившемся в “Повести”, уделено значительное внимание местным баням, которые увидел апостол и которые значительно отличались от бань, распространенных в римском мире.

И пришел [апостол Андрей] к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей – каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну варягов, и пришел в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: “Удивительное видел я в Славянской земле на пути своем сюда. Видел бани деревянные, и разожгут их докрасна, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что еле вылезут, чуть живые, и обольются водою студеною, и только так оживут. И творят это всякий день, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то совершают омовенье себе, а не мученье”[22]22
  Повести временных лет // Русские летописи XI–XVI веков: Избранное. СПб., 2006. С. 27.


[Закрыть].

Авторами “Повести временных лет” были, скорее всего, киевские монахи. Привлекая внимание к бане и связывая ее с именем апостола Андрея, они, возможно, надеялись высветить предмет гордости местных жителей. Но если так, то не странно ли, что они подчеркивали изумление Андрея? Ведь он уподоблял банные обычаи славян “мученью”. Зачем же они вообще включили в летопись этот эпизод?

Когда писалась “Повесть”, Киевское государство было лишь одним из многих княжеств, соперничавших между собой за господство над славянскими землями. Составители летописи, предположительно желавшие подчеркнуть важную роль Киева, быть может, решили нарочито насмешливо изобразить языческие, варварские обычаи своих соперников-северян из Новгорода, которые мылись, подобно норвежцам, в тесных срубах, а не в просторных общественных зданиях, служивших банями у цивилизованных римлян в пору “хождений” апостола Андрея и у их собственных современников византийцев. Чтобы обозначить этот контраст, летописцы несколькими строками выше рассказали о том, что, когда Андрей пришел в земли на берегах Днепра, где в будущем предстояло возникнуть Киеву, его помыслы не были заняты местными банными обычаями, а устремлялись в священные выси. Он будто бы произнес следующие слова: “Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей”, после чего благословил горы, поставил там крест и помолился Богу[23]23
  Там же.


[Закрыть]. В летописи эти эпизоды примыкали друг к другу, отчего создавалось впечатление, будто жители Новгорода оказались куда менее достойны апостольского благословения, чем жители днепровских холмов, на которых предстояло в будущем воздвигнуться Киеву. Авторы летописи словно желали сказать: Киев – город церквей, а Новгород – город бань.

В Древней Руси XI века существовало нечто похожее на баню, но едва ли оно могло казаться предметом гордости киевским летописцам. Напротив, они выставили это явление как незавидный обычай, восходящий к дохристианским временам. Опираясь на это место из “Повести временных лет”, один современный историк заключил, что жители Киева воспринимали банные традиции русского Севера как “чуждые и нелепые”, и что упоминание бань в “Повести” – “один из древнейших русских этнографических анекдотов”[24]24
  Hellie R. The Economy and Material Culture of Russia, 1600–1725. Chicago, 1999. P. 399, 540.


[Закрыть]. Лишь потому, что “Банный веник и царя старше”, как гласит одна поговорка, не стоит думать, что баня была предметом безусловной гордости[25]25
  Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1989.


[Закрыть].

Зато другие обращались к этому же эпизоду летописи, чтобы подчеркнуть значимость бани для подлинного русского самосознания, и банные обычаи казались тем важнее, что чужаки вроде апостола Андрея не могли их понять. В таком прочтении христианство выглядело новым, привозным элементом, а баня представала частью уходящей вглубь веков, более подлинной русской истории. Вот что писал один исследователь:

Вся Русь в изображении апостола Андрея (в изображении крупномасштабном), представлена двумя главными учреждениями – церковные храмы, которые в будущем покроют эту страну, и бани, которые существуют как бы изначально. Это и есть две культуры. Верх представлен церковной, а низ – народной культурой и народным бытом. Наверху – святость, внизу – юмор. Кажется, в этом небольшом летописном тексте, в одном абзаце, заснята вся Русь в ее определяющих чертах – дух и плоть Руси, и фантастический характер народа, который сулит в будущем еще большее удивление.[26]26
  Синявский А. Иван-Дурак: очерк русской народной веры. М., 2001. С. 61.


[Закрыть]

Это наводит на мысль, что в русской культуре христианство воспринималось как нечто навязанное сверху и извне, а баня продолжала существовать параллельно христианскому миру. В таком толковании баня – своего рода альтернативное место культа, пережиток языческой, дохристианской эпохи[27]27
  Райан В. Ф. Указ. соч. С. 50. Lotman Y., Uspenskii B. The Semiotics of Russian Culture. Ann Arbor, 1984.


[Закрыть]. Когда все остальные шли в церковь на службу, колдуны шли в баню заниматься ворожбой. Отсюда следовало, что всякого, кто не ходил мыться в обычное время, могли принять за колдуна[28]28
  Райан В. Ф. Указ. соч. С. 51.


[Закрыть].

Представление о том, что баня была символом нехристианских верований, подкрепляет другая история из “Повести временных лет”. Боярин Янь пришел на Белоозеро, собирая дань для киевского князя. А тамошние волхвы, “мороча людей”, чинили всякие злодейства и мешали ему исполнить княжеское поручение. Потом волхвов захватили, и во время допроса Янь вступил с ними в спор о сотворении человека. Сам Янь утверждал свою веру в библейской истории о сотворении Богом Адама и Евы. Кудесники же отвечали, что сами знают, как все было: “Бог мылся в бане и вспотел, отерся ветошкой и бросил ее с небес на землю. И заспорил сатана с Богом, кому из нее сотворить человека. И сотворил дьявол человека, а Бог душу в него вложил. Вот почему, если умрет человек, – в землю идет тело, а душа к Богу”[29]29
  Повесть временных лет. Указ. соч. С. 54–55.


[Закрыть]. Итак, баня существовала в момент сотворения человека. А православие – нет. Во всяком случае, именно это, согласно летописи, утверждали средневековые кудесники.

Несмотря на это свидетельство, противопоставление бани православию мешает понять, насколько тесно Церковь и баня были переплетены в культурном отношении. Христианская вера не противоречила напрямую “народной культуре” и “народному быту”, символом которых были походы в баню[30]30
  Критическое рассмотрение “двоеверия” в ранней русской религии см.: Rock S. Popular Religion in Russia: “Double Belief” and the Making of an Academic Myth. London, 2007.


[Закрыть]. Православие пустило глубокие корни в славянскую культуру, вобрало в себя и связало в единое целое ранее существовавшие верования. В других местах “Повести временных лет” баня фигурирует как вполне патриотичное, нисколько не враждебное христианству бытовое явление. В середине X века, как рассказывает летопись, древляне (одно из восточнославянских племен) убили киевского князя Игоря с дружиной, когда тот собирал дань. Затем древляне пришли в Киев, чтобы уговорить вдову Игоря Ольгу выйти замуж за их князя. Княгиня Ольга решила отомстить за гибель мужа. Она велела передать древлянам, что “киевские люди” позволят ей пойти за их князя лишь в том случае, если они подступятся к ней “с великой честью”. Тогда древляне прислали в Киев своих “лучших мужей”, а Ольга “приказала приготовить баню, говоря им так: «Вымывшись, придите ко мне»” (возможно, так велели тогдашние киевские обряды сватовства). “И разожгли баню, и вошли в нее древляне и стали мыться; и [люди Ольги] заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от двери, и сгорели все”[31]31
  Повесть временных лет. Указ. соч. С. 54


[Закрыть]. Ольга, чтимая как святая за ее рвение в распространении христианства, прибегла к бане как к средству спасения Руси. Баня снова оказалась в центре одной из основополагающих легенд, связанных с историей Киевского государства. Похоже, летописцев ничуть не смущал вопрос о том, как эта жестокая месть вписывается в череду других деяний благочестивой христианки и святой.

Иллюстрация 4. Ольга сжигает древлян в бане около 945 г. н. э. Миниатюра из Радзивиловской летописи, копия XV века с оригинала XIII века. Публикуется с разрешения HathiTrust.

Есть и еще один эпизод в “Повести временных лет”, где баня и христианство мирно соседствуют друг с другом. В 1089 году митрополит Ефрем освятил в Переяславле церковь святого Михаила и другие церкви, построенные им в городе. В то же самое время, сообщает летопись, Ефрем воздвиг и “строение банное каменное, чего не было раньше на Руси”[32]32
  Там же. С. 140.


[Закрыть]. Это краткое упоминание о бане особенно важно, поскольку здесь оно недвусмысленно вплетено в рассказ о жизни набожного человека и о других событиях, которые свидетельствовали о присутствии Церкви в этих землях.

Описания бани в “Повести временных лет” привлекали внимание еще к одной особенности, которая на протяжении столетий продолжала определять существование этого учреждения. Летописцы говорили о двух разных типах бани. Были бани большие, городские, общественные, – они вели свой род еще от античных терм и пришли на Русь через Византию, ислам и христианство. Такова каменная баня, построенная митрополитом Ефремом, и, возможно, в такую баню ходила княгиня Ольга. Другой тип бани зародился на севере, с ним были связаны местные обычаи и обряды, – это бани белозерских волхвов и новгородских “нехристей”. О том, что иногда два этих типа сближались, а иногда существовали особняком друг от друга, косвенно говорят древнейшие письменные источники, донесшие сведения о Руси.

Распад Киевского государства на несколько соперничающих княжеств в XIII веке и оккупация славянских земель монголами в XIV–XVI веках оставили мало письменных следов, и найти там упоминания о банях было бы очень трудно. Однако из сохранившихся более поздних источников ясно, что отношение к бане как к месту, где сосуществуют добро и зло, по-прежнему сохранялось. Монголы думали в первую очередь о взимании дани и об удержании контроля, им было неинтересно менять местные обычаи или взгляды на мир. А если говорить о православном христианстве, то оно лишь укрепилось еще прочнее, вобрав в себя и синтезировав народные верования и обряды[33]33
  Halperin C. J. Russia and the Golden Horde: The Mongol Impact on Medieval Russian History. Bloomington, 1987. P. 104–119.


[Закрыть]. У монголов имелись собственные общественные и частные бани, но, по-видимому, они не навязывали своим подданным-славянам собственные банные традиции[34]34
  Зиливинская Е. Д. Указ. соч. С. 174–225.


[Закрыть]. Потому представляется вполне естественным, что баня пережила монгольское иго. Возможно даже, что маленькие, местные, частные бани пережили особый расцвет, поскольку средоточие политической и экономической власти в регионе сместилось из Киева в лесистые области северной Руси, где домовые бани преобладали изначально. Но такое заключение носит лишь умозрительный характер, опираясь на сведения о том, что бани существовали и до прихода монголов, и после их ухода. К XVI веку московские князья объединили под своим началом многие русские земли и установили преемственность собственной политической и культурной власти от древнего Киевского государства благодаря своей принадлежности к княжескому роду Рюриковичей. Между тем баня стала восприниматься как еще более яркий показатель русского национального самосознания.

* * *

В Московском княжестве посещение бани было привычной частью повседневной жизни. В банях собирались богачи и бедняки, горожане и крестьяне, мужчины и женщины. Домовые бани – предназначенные для нужд семьи и соседей – были распространены в крестьянских селах, в боярских поместьях и даже кое-где в городской черте. Более просторные торговые бани существовали в больших и малых городах по всей Московии. Как правило (но не всегда), мужчины мылись с мужчинами, а женщины – с женщинами. Городские бани – обычно открытые для публики и управлявшиеся как торговые заведения – представители разных полов могли посещать по очереди: иногда в разное время суток, иногда в разные дни недели. Из-за низкой платы за посещение торговые бани были доступны и для простых горожан, и для проезжего люда. Часто бани становились центрами городской общественной жизни. Туда приходили целыми компаниями, там пили и по-братски общались с другими посетителями. Содержатели бань часто получали от государства исключительные права на продажу кваса и сусла. В некоторых обстоятельствах они получали еще и законные полномочия для присмотра за азартными играми на подведомственной им территории[35]35
  Булгаков М. Б. Организация мелких откупов в России первой половины XVII столетия. Тюмень, 1997. С. 49–53.


[Закрыть]. В торговых банях находили временное пристанище “пришлые и гулящие люди без порук, и без поручных записей, а поручики по них такие же воры”. Меняя имена и личины, эти люди явно скрывались от властей[36]36
  ПСЗ. Т. 3. Закон № 1420. С. 116–117.


[Закрыть].

Баня оставалась в Московии важным учреждением из-за обрядов и церемоний, которые должны были там совершаться. “Банным днем” по традиции была суббота – очевидно, потому, что в воскресенье люди шли в церковь, а идти туда полагалось вымытыми. Женщины – от простой крестьянки до царицы – рожали в банях, где рядом с ними находились повитухи и другие помощницы[37]37
  Райан В. Ф. Указ. соч. С. 52.


[Закрыть]. Царь тоже должен был приходить в купальню, чтобы впервые увидеть своего новорожденного ребенка[38]38
  Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. Изд. 4-е. СПб., 1906; Райан В. Ф. Указ. соч. С. 176.


[Закрыть]. Бани занимали центральное место и в брачных церемониях. В “Домострое” – памятнике литературы XVI века, где собраны идеализированные правила домашнего и семейного уклада, – говорилось, что на второй день длившегося много дней кряду свадебного обряда банщики растапливали баню, а семья невесты снабжала жениха банными принадлежностями. Когда новобрачный просыпался поутру после первой брачной ночи, он сразу же шел в баню, а его молодая жена оставалась в постели. Там вместе со слугами он мылся и пил хмельное. Затем супруг возвращался в спальню и продолжал спать[39]39
  The “Domostroi”: Rules for Russian Households in the Time of Ivan the Terrible // Ed. Pouncy C. J. Ithaca, 1994. P. 225–227


[Закрыть]. Возможно, в этом обряде отражалось представление о том, что баня очищает человека после соития. Муж должен был посетить баню и на утро третьего дня – возможно, потому, что новобрачным снова полагалось плотски соединяться[40]40
  Ibid. P. 232, 236.


[Закрыть]. Эти правила распространялись не только на простолюдинов или худородных бояр, но касались и самого царя. Во время брачной церемонии царь посещал баню, а после него туда шла царица в сопровождении своей матери и близких подруг[41]41
  Котошихин Г. Указ. соч.


[Закрыть].

Если оставить в стороне свадебные и родильные обряды, то в начале нового времени русские в деревнях считали баню потенциально опасной. Это было “нечистое место”, где собирались злые духи, ведьмы и мертвецы и где происходили различные обряды гадания. Особенно опасным считалось ходить туда одному или в полночь[42]42
  Ivanits L. J. Russian Folk Belief. Armonk, 1989. P. 58–60; Криничная Н. А. Сынове бани: мифологические рассказы и поверья о духе-“хозяине” бани. Петрозаводск, 1995.


[Закрыть]. В бане, как и во всех других постройках, жил свой дух – банник, который обладал волшебными (как правило – зловредными) силами. По обычаю, каждая третья или четвертая очередь в парилке принадлежала баннику – иногда он мылся там вместе с другими духами. Чтобы задобрить его (в некоторых рассказах это не он, а она – банница, но считалось, что чаще всего это нежить мужского пола) и чтобы не повстречаться со злыми духами, купальщики оставляли подношения и произносили заклинания. Банник мог принести удачу или неудачу. Например, если молодые женщины подходили к бане, поворачивались к ней спиной и выставляли голые ягодицы, то легкое касание банника сулило удачу, а шлепок мог сопровождаться сглазом. Иногда банника можно было увидеть – как правило, он принимал облик кого-нибудь из членов общины, о ком наверняка знали, что он находился во время этой встречи в другом месте. Ощущение опасности усиливалось еще и тем, что, входя в баню, люди обыкновенно снимали нательный крест и тем самым временно лишались одного из своих главных оберегов от злых духов. Иконы тоже не разрешалось вносить в баню[43]43
  Райан В. Ф. Указ. соч. С. 230; Агапкина Т., Толстой Н. Славянские древности: этнологический словарь в пяти томах. М., 1995. С. 138–140.


[Закрыть]. Другие отголоски народных верований позволяют предположить, что баня слыла заколдованным местом. В бане можно было узнать – или даже решить – свою судьбу. Купальщицы брали в баню зеркала, чтобы вызвать в них изображение суженого. Иногда в бане запирали черного кота – это было частью обряда, способного принести удачу. Предметы, находившиеся в бане, ассоциировались с волшбой и нечистотой, и потому их не полагалось оттуда выносить[44]44
  Райан В. Ф. Указ. соч. С. 37, 51; Ivanits L. J. Op. cit. P. 59–60. Письменные свидетельства, относящиеся к значительной части этого фольклора, впервые появились лишь в XIX веке, но Райан заключил, что все эти верования были распространены и в эпоху Московской Руси.


[Закрыть]. Место, где когда-то сгорела баня, считалось опасным.

В “Домострое” – также руководстве для домашних хозяйств – подчеркивались опасности, которые могут подстерегать человека в бане. В разделе о болезнях и их лечении предупреждалось, что нельзя ходить к колдунам, травникам и прочим подозрительным знахарям. Там же говорилось: “Не должно быть никакого общения у христиан с иудеями… Если… кто моется с ними в бане, или иначе как-то общается с ними, если из причта он – из церкви его изгнать”. Мирянину же грозило отлучение от церкви на девятнадцать лет[45]45
  The “Domostroi”. Op. cit. P. 119.


[Закрыть]. В начале нового времени баня мыслилась как пограничное – на границе жизни и смерти – пространство, где происходили разнополые совокупления и завязывались однополые узы, вершились торжественные обрядовые омовения и творилась ворожба. Это было место, где определенные действия сулили власть или удачу, но с той оговоркой, что если те же действия совершить в неправильное время или не с тем человеком, то они же нанесут вред или даже погибель.

В Смутное время – пятнадцатилетний период политического кризиса между окончанием правления Рюриковичей в 1598 году и утверждением во власти династии Романовых в 1613 году – недоброжелатели косо смотрели на обычай самозванца Лжедмитрия ходить вместе с женой в баню в то самое время, когда ему полагалось находиться в церкви вместе с князьями и боярами: может быть, он колдун? Но, странным образом, в других источниках высказывались подозрения в адрес Лжедмитрия из-за того, что он не ходил в баню во время своей свадебной церемонии[46]46
  Райан В. Ф. Указ. соч. С. 237. Это согласуется с: Chester S. L. Dunning, Russia’s First Civil War: The Time of Troubles and the Founding of the Romanov Dynasty. University Park, 2010. Р. 237. Olearius A., Baron S. H. The Travels of Olearius in Seventeenth-Century Russia. Redwood City, 1967. Р. 168–169, 61. Олеарий упоминает о незнании Лжедмитрием того, когда нужно ходить в баню, как о признаке его иностранного происхождения. Карамзин тоже отмечает, что неспособность Лжедмитрия разбираться в банных обычаях обличала в нем иностранца. См.: Карамзин Н. М. История государства Российского в двенадцати томах М., 1997. Т. 11.


[Закрыть]. Лжедмитрию – вероятно, чужеземцу – не удалось успешно выдержать двойное испытание баней, которая связывалась в сознании русских людей и с чистотой, и со скверной, играя важную роль одновременно святого места и места святотатства.

Связывать баню с колдовством, ворожбой и опасностью продолжали до конца столетия. В конце XVII века князя Василия Голицына обвинили в том, что “он держал в своей бане особого колдуна, чтобы с помощью любовных чар привлечь любовь регентши царевны Софьи”, которую он поддерживал, когда она попыталась оспорить права своего брата Петра на престол[47]47
  Райан В. Ф. Указ. соч. С. 50–51, 99–100, 71, 99, 230.


[Закрыть]. На первый взгляд, эти примеры подкрепляют идею о том, что в представлениях о бане сохранялись воззрения, существовавшие независимо от христианской веры или параллельно ей. Однако в православном вероучении соединились идеи о том, что баня способна и осквернять и очищать моющихся в ней. Православная традиция чаще всего соглашалась с тем, что баня таит опасности. Представление о связи бани со злом восходит к различным текстам об истории Церкви, которые вместе с церковными учениями часто попадали в русское православие. Из-за того, что публичные бани привычно ассоциировались с пороком, развратом и проституцией, средневековые церковные авторитеты, где бы они ни жили, всячески старались регулировать деятельность, происходившую в бане. Еще в VI веке Юстиниан, по словам одного исследователя, “установил строгие наказания за неподобающее поведение в банях, а осуждение совместного мытья как повода для греха часто встречается в записях заседаний советов и синодов, а также в святоотеческой и прочей христианской литературе”[48]48
  Райан В. Ф. Указ. соч. С. 52.


[Закрыть]. К XVI веку во многих западноевропейских странах общественные бани закрыли почти полностью, считая их притонами для недозволенного секса и рассадниками болезней[49]49
  Vigarello G. Concepts of Cleanliness: Changing Attitudes in France Since the Middle Ages. Cambridge, 1988.


[Закрыть]. Западная церковная литература была знакома главам православной церкви и, возможно, как-то влияла на русские своды законов. Однако полностью принять подобные запреты было сложно или вовсе невозможно. Потому на Руси бани оставались открытыми и легальными заведениями. Более того, в этот период они, похоже, даже переживали расцвет.

Иллюстрация 5. Эта миниатюра XVII века изображает основные элементы устройства бани: раздевалку, горячую печь, откуда исходит жар и пар, и скамью, на которой молодой человек хлещет веником человека постарше.

В некоторых православных текстах говорилось, что баня полна греховных соблазнов. До Крещения Руси славяне практиковали совместное мытье мужчин и женщин, которое, наряду с ритуальным сексом, было частью праздника плодородия, справлявшегося в пору летнего солнцестояния[50]50
  Levin E. Sex and Society in the World of the Orthodox Slavs, 900–1700. Ithaca, 1989. P. 40.


[Закрыть]. В Ефремовском списке “Кормчей книги” – сборника церковных и светских законов XII века – совместное мытье обоих полов запрещалось, но мытье как таковое не возбранялось[51]51
  Райан В. Ф. Указ. соч. С. 53.


[Закрыть]. На Стоглавом церковном соборе, который прошел в Москве в 1551 году, совместное мытье отнесли к грехам, которым подвержены и миряне, и духовные лица. На соборе рассматривался следующий вопрос: “Да во Пскове граде моются в банях мужи и жены, и чернцы и черницы в одном месте без зазору. Достоит о том запретити, чтобы престали от того безчиния”. Собор дал недвусмысленный ответ: “По священным правилам не подобает в банях мужем с женами в одном месте мытися; такоже иноком и инокиням возбраниша и запретища в баню ходити. Аще ли внидут, да под запрещением будут священных правил”[52]52
  Kollmann J. E. The Moscow Stoglav (Hundred Chapters) Church Council of 1551. Ph.D. diss., University of Michigan, 1978. Р. 559.


[Закрыть]. Мирянам совместное мытье тоже запрещалось. А монахи и монахини, хотя им и возбранялось входить в общественные бани, могли – и даже должны были – посещать бани, имевшиеся при их обителях.

Одни виды совместного мытья среди мирян считались более греховными, чем другие. Если замужняя женщина приходила в общественную баню, когда там мылись мужчины, ее уличали в неверности мужу, и у него появлялись законные основания для развода[53]53
  Levin E. Op. cit. P. 115–116.


[Закрыть]. А вот о незамужних женщинах не говорилось ни слова. Историк Эва Левин указывала, что другие уложения о наказаниях “накладывали епитимью на тех, кто участвовал в совместном мытье, но только в том случае, если было зачато незаконное дитя”[54]54
  Ibid. P. 270.


[Закрыть]. Таким образом, церковники возражали против греховных связей, а не против самой возможности для мужчин и женщин видеть друг друга обнаженными.

Церковь так и не пошла на полное закрытие бань. В Московский период ходить в баню верующим не только разрешалось – баня играла важную роль в ритуальном очищении православных. Она прочно вошла в церковные обряды – следили лишь за тем, чтобы мужчины и женщины не мылись сообща. Различные религиозные учения требовали обязательного посещения бани после соития (даже освященного брачными узами), прежде чем целовать мощи или иконы, входить в церковь или навещать святого человека. Некоторые духовные лица утверждали, что совокупление делает людей ритуально нечистыми, и потому после супружеской близости и мужьям, и женам требуется омовение. В противном случае людям грозила опасность – они делались уязвимыми для злых духов или бесов. Считалось, что мужчин, которые занимались рукоблудием или имели семяизвержение во сне, посещал дьявол, и им запрещалось “входить в церковь, целовать крест или иконы или получать хлеб причастия, пока они не вымоются”[55]55
  Ibid. P. 169, 208.


[Закрыть]. Равным образом и приходским священникам, у которых случались ночные истечения, обычно не позволялось прикасаться к Святым Дарам. Но если в приходе не было другого священника, который мог бы совершить необходимые литургические обряды, то осквернившемуся разрешалось отправление службы – после омовения. Баня использовалась и для очищения женщин после родов. В обычных обстоятельствах родильнице полагалось ждать сорок дней, прежде чем ей снова разрешалось участвовать в церковных обрядах. Единственное исключение допускалось, если она была при смерти, но в этом случае перед причастием и соборованием она должна была вымыться в бане[56]56
  Ibid. P. 252, 171.


[Закрыть]. В большинстве источников того периода подчеркивается роль бани как средства обретения духовного здоровья, что явно указывало на то, что с ним тесно связано здоровье телесное. Когда свирепствовала “моровая язва”, “блаженная” женщина Юлиания Осорьина бесстрашно посещала больных и, как рассказано в ее житии, своими руками мыла их в бане и исцеляла их[57]57
  Kaiser D. H., Marker G. Reinterpreting Russian History: Readings, 860–1860’s. New York, 1994. P. 195–196.


[Закрыть].

В различных источниках отмечалась важность бани в разных пластах русского общества – от крестьян до знати, от деревень до городов. Даже узникам полагалось посещать баню[58]58
  Kollmann N. S. Crime and Punishment in Early Modern Russia. Cambridge, 2012. P. 90; Hellie R. Op. cit. P. 399.


[Закрыть]. Православная церковь примирилась с проверенной временем ролью бани и вобрала связанные с ней обряды в свое учение. Обширный корпус церковных текстов о мытье упростил этот процесс – даже после того как бани впали в немилость во многих других землях христианского мира. Вполне возможно, что первые упоминания о банях в “Повести временных лет” были включены в летопись в качестве своего рода “этнографического анекдота”, чтобы обозначить культурное отличие новгородских язычников от обитателей днепровских берегов на месте будущего Киева, сподобившихся апостольского благословения, – однако к Московскому периоду, на полтысячелетия позже, баня уже полностью встроилась и в повседневные обычаи и верования народа, и в официальную церковную доктрину. Баня успешно пережила обращение Руси в христианство.

* * *

Западные европейцы относились к баням и мытью совершенно иначе. Если в Московском княжестве бани сохранились и даже пережили расцвет, то в других частях Европы они вымерли. Потому-то европейским путешественникам местные бани казались такой диковинкой – и знаменовали в их глазах культурную странность Руси в целом. Но по этой же причине баня воспринималась как нечто особенное, как обычай, восходящий к древнейшим пластам русской истории и, следовательно, сплачивающий разных представителей общины в единый народ благодаря общей традиции. Уже один факт, что русские продолжали ходить в баню в пору существования Московского княжества, разительно отличало их от западноевропейских современников. В XVI веке католическая церковь повелела закрыть все бани. К XVII столетию почти во всей Западной Европе врачи придерживались мнения, что мытье водой опасно для здоровья. Проникая сквозь кожу, вода будто бы легко нарушает хрупкое равновесие гуморов, тем самым нанося большой ущерб внутренним органам и крови. Изредка купанье и рекомендовалось для перегруппировки телесных жидкостей, но все же это считали отчаянной, крайней мерой, представляющей угрозу для человеческой жизни.