Текст книги "Машинополис"

– Построю себе дом, оформлю его точно так же, – заявил Стратег. – Только стол поставлю, кресла, диван. Вот, я понимаю, кресла, кровати им не нужны, а почему у них нет столов?

– Зачем им столы? Они пищу не готовят, светом питаются и листьями.

– А мастерить, писать, мало ли чего можно на столах делать. Кстати, что-то я не видел у них письменности. Но без письменности невозможно достичь их теперешних технологий.

– Есть, наверное. Узоры же рисуют. Это раз. И ты когда в последний раз писал что-нибудь на столе? В школе. А мастерил? Никогда. Тебе стол нужен чтобы есть. А им и вовсе незачем. Быть может они сто тысяч лет как не пользуются письменностью, ничего не мастерят, вывели растения под свой вкус. А где хозяева? Спят?

– Думаю, они совсем никогда не спят. Если мы спим, это не значит, что все должны это делать. Тем более с совершенно другой нервной системой, если она у них есть.

Мы обошли дом. Его стены образовывали круг, разделённый прямыми перегородками на три равных сектора – комнаты. Кажущееся однообразие архитектуры, конечно из-за одинаковых крыш и одноэтажности строений, всё-таки было неоднозначным. Мы побывали всего в двух домах – и они разительно отличались друг от друга. В лаборатории были подземные уровни и прямые стены. Потолок гораздо выше и купол безусловно больше. Этот дом был небольшой и, хотя и красивый, скоро стал нам неприятен. Все три комнаты не отличались друг от друга. Переходя из одной в другую, мы потеряли им счёт. По величине угла сектора, тому, что он был тупым, мы оценили его долю в круге и решили, что комнат три, а не бесконечная череда, как казалось. Хозяев мы так и не увидели.

Стратег стал хватать и рассматривать вещи с полок. Некоторые из них выглядели сложными устройствами, некоторые простыми предметами. Конечно, там были какие-то передатчики для связи, что-нибудь вроде компьютеров, проекторы или ещё что. Стратег не умел это включать, как ни пытался нажимать, стучать и поглаживать. Он водил ими по полу, надеясь обнаружить источник энергии. Наконец, тяжёлый чёрный диск выскользнул из его рук, внутри звякнуло, разбилось.

– Прекратил бы ты тут хозяйничать, – не выдержал я, хотелось пить, есть, но не смотреть на бесплодные эксперименты Стратега.

– Попрошу соблюдать субординацию! – зло выкрикнул он. – Не тебе меня поучать!

– Закрой свой рот! Мне всё равно, кто ты такой, набью твою мерзкую рожу!

Мы бранились, потом даже перешли к действиям: я толкнул Стратега, тот упал и лёжа на спине принялся лягаться, не переставая при этом выкрикивать угрозы и оскорбления. Всё, накопившееся за полёт, набравшееся на планете, всё выплеснулось из нас водопадом эмоциональных помоев. Мы сцепились, катались по полу, плевались и кусали друг друга. Мы не смогли, как ни старались, нанести каждый другому вред, краска давала нам немного сил. Потом мы лежали, уставшие, со злыми взглядами, с угрозами и оскорблениями. Я понимал: не осталось у меня больше гнева на Стратега, весь он вышел, ругался я, чтобы не оставалось за ним последнего слова. Думаю, в нём тоже играла лишь вредность.

– Знаешь, идиот, – говорил Стратег, – если у них есть что-то вроде земной информосферы, то на нас сейчас вся планета смотрит. Для них мы выглядим уродами. А ты меня первый ударил.

– Пускай. Пусть видят, что имеются у нас такие ушлёпки, как ты. И я тебя всё равно убью. Тут нет никакой информосферы. И земных законов нет. Никто ничего не узнает. Убью, зарою в песок и скажу, мол ты потерялся.

– За все свои слова ответишь. За нападение на старшего группы ответишь. Судить тебя будем по земным законам.

– Всё равно ничего мне не станет. Тюрьмы-то у вас нету. Да и убью я тебя.

Последнее было сказано тоном настолько слабым, что не казалось никакой угрозой. Стратег ничего не ответил. Он лежал и дышал. Его дыхание шуршало в моих ушах.

– Нам нужен огонь, – сказал я. – Эти листья можно испечь. Мне кажется, тогда они станут съедобными. Много же есть растений, которые надо готовить.

– Ну, это легко. Читал в книжке, как из стёклышек от часов сделали двояковыпуклую линзу? Ах да, прости, ты же не знаешь зачем читать книжки и что это вообще такое.

– Читал я книжки. Только стёклышек от часов у нас нет.

– Зачем обязательно от часов? Обезьяны и то смышлёнее тебя. Нам подойдёт любая линза. Притом я тут видел то, что нам надо.

Стратег схватил с полки вещь вроде статуэтки из прозрачного материала. Никакой линзы на ней не было, но, как я понял, он намеревался использовать вместо неё изящные выпуклости фигурки.

Свет звезды, более яркий, чем нашего Солнца, сфокусировался на кучке засохших веток, пустил из неё белёсый дымок и воспламенил. Ветки горели тускло, синеватым пламенем, сказывалось низкое содержание кислорода. Скоро пламя унялось оставив угли и недогоревшие ветки. Мы наложили в кострище листья и сели ждать, пока они пропекутся.

– Представляешь, если бы инопланетяне прилетели на Землю. Да им бы и шагу пройти спокойно не дали. Из лаборатории бы не выпустили. А если бы сбежали, то гонялись бы за ними по всей планете. Тут же вот сидят инопланетяне в зарослях, дыму напустили и что?

Я кивнул. Стратег болтлив, его речи постепенно наполняли мою чашу терпения, когда она переполнится, я опять с ним повздорю. Другое вдруг пришло мне на ум: можем ли мы вообще есть эти листья, они инопланетные и, быть может, их состав совершенно нам не подходит.

– Не переживай, – в своей поучающей манере ответил на моё беспокойство Стратег. – Твоему желудку всё равно какова природа пищи, какие в ней клетки и есть ли там гены. Сначала он растворяет пищу кислотой, а затем сквозь клеточные мембраны в твою кровь проходят элементарные её составляющие. Мембраны работают на уровне отдельных молекул, даже атомов.

– Но здесь же другая планета, организмы другие, молекулы тут тоже должны быть другими.

– Ты такой невежда, что аж противно с тобой разговаривать. В школе-то учился?

Я досчитал про себя до десяти, прежде чем ответить.

– Учился да позабыл. Ты бы объяснил, а не выделывался.

– Хорошо, попробую на твоём уровне. Весь мир, и другие планеты тоже, сделаны из одних и тех же элементов, атомов. Почему, никто не знает. Атомы имеют химические свойства, складываются в молекулы. Почему? Потому что так они устроены. В середине атома ядро, вокруг ядра на определённых расстояниях болтаются электроны. Как они там болтаются точно никто не в курсе. Невозможен инструмент, чтобы посмотреть. Эти электроны могут находиться на определённых расстояниях от ядра, притом каждому электрону нужна некоторая площадь. Например, на самой ближней орбите может поместиться два электрона, на второй – четыре и так далее. Если орбита заполнена, нет там места, то элемент химически пассивный, не соединяется, становится инертным газом, если же есть место для электронов – то он уже может с каким-нибудь другим сложится в молекулу. Например, у самого простого атома – водородного – всего один электрон, этот электрон вполне может прибавить к себе электрон какого-нибудь другого атома, место есть. Однако заряда протона, его ядра, хватает всего на один электрон, разделяясь на два, он уже держит их не так хорошо, поэтому образованная молекула доступна для химических изменений. В свою очередь, другой атом не отпускает от себя свой электрон, он прибавляет к себе электрон водорода – и теперь электрон водорода на двух разных атомах сразу…

– Спасибо, объяснил. Ну, теперь за еду!

На вкус печёные листья слаще не стали. Но теперь они гораздо легче жевались, стали хрустящими, волокна затвердели и легко крошились зубами.

– Чудесная краска на нас, – восхитился Стратег. – Мы не обжигаемся, а листья, должно быть, горячие.

– Ещё бы попить, – добавил я.

– Насчёт воды не беспокойся. Думаешь, почему они такие хрусткие? Когда мы их пекли, из них выпарилась вода. Очень легко выпарилась. Значит, если мы устроим какой-нибудь конденсатор, то и вода у нас будет.

Сказано – сделано. Мы сходили в дом, подобрали среди предметов более-менее подходящие для конденсатора и для посуды. Кто знает, быть может мы взяли устройства с очень тонкой начинкой, способные сами по себе делать всякие волшебные вещи. А теперь я своими нечувствительными к жару пальцами держал над полным листьями костром сломанный давеча Стратегом диск. Дым валил от листьев, но никакая влага не конденсировалась.

– Мы делаем что-то не так. Мы просто сожжём сейчас листья. Надо было их в угли положить.

Стратег не отвечал, он смотрел за меня и коричневое его лицо выражало остолбенение. Я обернулся. Надо мной нависал огромный трёхногий. Лицо его без выражения, глаза уставились на нас, рот раззявился кругло, руки растопырились и шевелились верёвки пальцев. Достаточно средств чтобы выразить ярость.

– Мы не хотели ничего портить, – пролепетал я, живо представив, как он пинает меня своей слоновьей ногой. – Мы просто хотим пить. Немного воды.

Как жестами показать инопланетянину питьё воды? Никак. Но мне это удалось. Чего не сделаешь, когда на тебя готово напасть огромное злое чудище.

Трёхногий наклонился к ближайшему растению. Быстрыми своими щупальцами пробежался по стволу, нашёл на нём трещинку, раздвинул её, разорвал резким движением – из получившейся дыры потекла струйка сока. Затем трёхногий бесцеремонно обхватил Стратега за голову и подтащил к кусту, ткнув лицом в струящийся сок. Поступил словно с несмышлёным котёнком.

– Пить можно, хотя отдаёт железом, – прокомментировал тот.

Трёхногий отпустил его, подобрал предметы из дома и удалился.

– Как это он бесшумно ко мне подобрался? – сказал я. – Пей быстрее, а то я сейчас умру тут от жажды.

– Расковыряй себе другое растение. Течёт слабо, не скоро напьёшься.

Я, копируя трёхногого, ощупал ствол, нашёл изъян, однако силы моих пальцев не хватало, чтобы разорвать верхнее покрытие. Пришлось целую вечность дожидаться пока напьётся Стратег, а потом долго сосать жидкость, чувствуя с наслаждением как она постепенно наполняет каждую клеточку.

– Слушай, Кот, а он понял тебя. Твои жесты. Надо бы пообщаться ещё с таким смышлёным, – говорил Стратег. – Только подождать пока успокоится. Или он ещё пуще разъярится, поняв, что мы не только задымили, но и разбили этот его диск. Надо сходить и разведать.

Потом он разведывал: смотрел на дом из-за кустов. Результаты наблюдений его удовлетворили. Попив ещё, мы пошли к дому. Его гигантский хозяин был там не один. Ещё трёхногий поменьше и третий – совсем маленький. Они походили на семью из мамы, папы и ребёнка. Все трое стояли в одной из комнат, застыв в бездействии. Быть может, так они спали, замерев с открытым глазами и попискивая, хотя нас увидели сразу, как мы вошли.

Всё-таки любопытство им оказалось не чуждо. Большой трёхногий делал вид, что мы ему не особо интересны, либо из гордости, либо дуясь за взятые без спросу вещи. Зато двое других засуетились, засеменили вокруг, запищали вовсю, переговариваясь друг с другом и, похоже, с нами тоже. Мне досталась сложная задача жестами уговорить их связаться с учёными или сопроводить нас к лаборатории. Жестами показать инопланетного учёного и инопланетную лабораторию инопланетянам. Невозможно. Но если к вам в дом заявится парочка пришельцев и станет долго, нудно махать конечностями перед вашими лицами, вы, разумеется, в конце концов, с кем-нибудь свяжетесь, хотя бы для того, чтобы вас избавили от непонятного и, возможно, небезопасного общества. Мы впервые увидели способ связи трёхногих друг с другом. Практически не отличавшийся от земного. Мысль, соображения удобства, разумная достаточность привели цивилизации к одним и тем же решениям. Инженерно, конечно, устройства связи трёхногие разработали по-своему. Но масштабная проекция собеседника не отличалась от земной.

– Им изображение важно, – сказал Стратег, – важнее, чем нам. Изрядная часть информации у них передаётся жестами и, по-моему, цветом. А проекция у них плоская, передатчик считывает только перед собой. На Земле до шести ракурсов захватывают со всех сторон. Потом ещё обрабатывается. В полный рост можно с настоящим человеком спутать. А тут, ещё часть комнаты выводит. Тоже мне технологии.

Действительно, вокруг выведенной приёмником фигурки трёхногого виден был неровно обрезанный кусок помещения.

– И всё-таки у них много общего с нами. Живут в домах, ездят в автомобилях, летают на вертолётах. Это удивительно, – продолжал разглагольствовать мой товарищ. – Не удивлюсь, если после смерти я смогу переродиться в трёхногого.

– Что значит переродиться? Веришь во всякую чушь? Реинкарнация.

– Ну, есть вещи, в которые остаётся только верить, потому как нет им объяснений. Кстати, для этого нужно хоть немного шевелить извилинами.

– Для чего?

– Для того, чтобы верить. Видишь ли, ты у нас не особо умный, а потому очевидный стихийный материалист.

– Следи-ка за словами! – воскликнул я, возмущённый нелестными эпитетами.

– Это же правда. Не обижайся. Знаешь, у человека есть душа, то, что суть его. Это-то понять несложно, таковой обладая. Ну, вот ты себя ощущаешь, всё вокруг тоже, думаешь что-то там, знаешь, помнишь. Всё это под силу и какому-нибудь устройству, роботу. Но, неужели сам не чувствуешь, в тебе есть что-то большее, чем ощущения, запоминание и обработка? То, что делает тебя тобой?

– Индивидуальность?

– Да нет, какая ерунда. Больше. Твоё самосознание, которое делает тебя именно центром вселенной.

– Чушь всё это. Самосознание моё приторочено к моему телу. Умру я – оно тоже пропадёт. Вот ты с каких лет себя помнишь? С трёх?

– С трёх. И что?

– Все другие во всём мире тоже с трёх. А почему до этого не помнят? Потому что накапливается память, информация и то её количество, которое набирается к трём годам и становится тем, что ты считаешь душой или как там ещё. Думаю, её так много, не создали ещё робота с таким объёмом памяти.

– Не понял ты меня. С кем я говорю? Мечу бисер перед свиньями, – Стратег поднял руки.

– Сам дурак. Ты веришь в то, во что тебе хочется. И не желаешь сменить эту веру, потому что так тебе лучше. Это твои проблемы. Меня ими не заботь.

Мы опять раздражились друг другом. А трёхногие всё крутились вокруг, шевелили своими верёвками и посвистывали. Мне вдруг показалось: они ждут того, с кем связывались. Не логически, исходя из ситуации, а я, похоже, стал понимать язык их поз, жестов, интонаций, проникся их настроением. Мне стало казаться, что Стратег прав, веря в бесконечные перерождения, и я был когда-то трёхногим. Охватило смутное воспоминание, ещё пока заточённое где-то далеко, но кончик его выполз наружу, мазнул меня. Но всё-таки я не хотел соглашаться со Стратегом, вспомнил: дежавю часто возникает с усталостью. А я не просто устал, стоять не мог. Воздух стал тяжёлым, как из свинца, втягивался с трудом и выходил с трудом, да не напитывал. Я не заметил, когда лёг. Решил: отравились мы соком и листьями. Надо бы вызвать рвоту, сунуть в рот пальцы. Думы шли где-то в глубине мозга. Я видел расплывчато как Стратег склонился надо мной, тряс за плечи, разевал рот крича.

Меня несли, держа крепкими щупальцами, везли, бросив на пол машины, снова несли, мазали краской, и я заснул или потерял сознание, что, впрочем, одно и то же.

Очнулся или проснулся я с головной болью, ноги и руки вернулись в моё подчинение. Находился я в сумрачном зале с еле желтевшим потолком и слегка подсвеченными стенами. Тут же сидели, лежали другие люди, члены нашей команды. Я подал голос, Стратег с Пантерой и Беркут отозвались, подошли ко мне. Смерч, Кит и Рука спали. Пантера уже освоилась, перестала стесняться своей раскрашенной наготы, да и надоело, видно, всё время закрываться и скрючиваться. Хотя, право слово, смотреть было не на что.

– Вас вовремя вернули, – сказала она, её голос, итак высокий, благодаря здешнему его восприятию превратился в писк сказочной мышки. – У тебя стёрлось слишком много краски. Её надо регулярно обновлять.

Она хотела говорить ещё, но я грубо её перебил. Голосок её пронзал мою итак разрывавшуюся голову:

– Эй, Беркут, рад тебя видеть! – выкрикнул я. – Ты не представляешь, как надоели мне эти умники.

– Ничего себе, – возмутился Беркут, – а кто по-твоему я? Глупец?

– Конечно нет. Ты мудрый, не строишь из себя слишком умного. Ещё немного – и я бы убил Стратега.

– Ты смотри, соблюдай субординацию, – сказал Стратег.

– Шучу-шучу. Чем вы тут кормитесь?

– Нашими продуктами. Они привезли сюда всё со шлюпки. Нам дали только продукты, в остальном копаются. В продуктах, кстати, тоже копались, выясняли для чего они. Всё открывали, пальцы свои туда совали, цапали, а мы ешь. Мы можем выходить на улицу, особо за нами не следят. Так что мы им мстим по-людски, они же с тех кустиков кушают.

– Ну так давайте мне еду!

– Сам возьми что хочешь вон там.

Перво-наперво я напился, присосался к баллону с водой как к материнской груди. Как чудесна простая вода, лучше любого напитка!

– Воду экономь, у нас её мало, – подал голос Смерч.

Я ел субстанцию из наших родных водорослей, теперь она не вставала колом в горле, тело впитывало каждый кусочек.

– Еды тоже мало!

Что за человек этот Смерч?! Нет чтобы подойти, обрадоваться мне и моему возвращению. Лежал и брюзжал, командир. Трёхногие совсем не организованные, нет у них, похоже, никаких общественных структур, армии и полиции. Хороший командир этим бы воспользовался, а не валялся и выступал.

Похоже, лучше места нам не найти. До следующей подходящей системы наш клипер может и не добраться, вдруг понадобится миллион лет, развалится. Потому надо обживаться тут, наладить с трёхногими отношения, выпросить для себя место. Потихоньку обосноваться, построить дома, заводы, климатическими установками создать тут приемлемые условия, сделать им экологическую катастрофу. Даже у меня роились дельные мысли. А эти тут бездельно валялись.

– Что будем делать, Смерч? – спросил я осторожно, не желая нарваться на посвящённую субординации истерику.

– Спать ложись.

– Ещё же светло.

– Ну, не спи. Упражнения поделай, я тебе завтра занятия придумаю. Сегодня можешь отдохнуть.

– Мы же останемся на этой планете? Колонизировать.

– Ха-ха-ха!!! – Смерч давил из себя смех, получилось зловеще. – Как бы нас самих не колонизировали. Мы у них в руках, а он колонизировать собрался. Неужели не понятно?

– Они тебе сказали, что не хотят, чтобы мы тут осели?

– Сказали. Сто тысяч раз повторили. А сам как думаешь? Мы же менять планету должны. Это ты кое-как можешь здесь жить, потому что артерии твои армированы, почки усилены, внутренности закреплены, ты вымазан волшебной краской. Ты наполовину искусственен. А вот дети уже не выживут. Их не улучшить, они всё время растут. Так что если не менять планету, колония наша долго не протянет.

– Трёхногие живут и на других планетах, совсем непригодных. Они более терпеливы, – сказал я.

– Не думаю. На других планетах они керамические, роботы. Вроде посла, который свободно летает по космосу.

– Тогда я ничего не понимаю. Мы полетели искать иные миры, другую жизнь. Вместе с тем мы собирались обосноваться в этих мирах. Но найдя планету с жизнью мы не можем на ней остаться, потому что климат не про нас. И не можем его менять, потому что навредим аборигенам. Как-то всё непродуманно, – вздохнул я.

– Да нет. У нас есть проекты колоний, никому не мешающие. Вроде марсианского города. Свой климат можно сделать под землёй или под сетью стеклянных куполов. Но это не наш план. Нам надо менять всю планету, чтобы она стала настоящим домом человечеству. И нам надо как-то ослабить трёхногих. Чтобы мы управляли ими, а не они нами. Если это окажется невозможным – наша миссия провалена. А ресурсы наших организмов и нашего корабля не бесконечны. Мы не можем болтаться по галактике в поисках лучшего места, если мы нашли подходящее. Главное, гравитация тут восемь десятых же.

Я думал: Смерч всё усложняет. Нам незачем всё это. Ну, нужен нам для дыхания кислород, а трёхногим для фотосинтеза углекислый газ. Зачем нам их планета, горстке людей? Города под куполом вполне достаточно. Маленький пятачок уместит нашу колонию и её потомков на три поколения. А там всё само собой разрешится. Они не злые, хотя и сбили, не убили нас, намазали краской, глядишь, выделят нам пустующие земли. Мы и в пустыне сможем развиться. Надо договориться.

– У них нет оружия. Они не знают войны. Смех, они нас таранили своим кораблём, – добавил Смерч. – Мы сможем их победить коварством и хитростью. Дай только запустить наши заводы.

– Конечно, особенно ты, коварный хитрец. Думаешь, они не записывают наши речи? Не анализируют? Я уверен, меня со Стратегом увезли подальше и предоставили самим себе, чтобы узнать о нас побольше. Они и язык наш давно понимают, в курсе о твоих планах. А если не понимают ещё, то потом, когда начнут понимать, прослушают записи и узнают. Эх ты, болтун.

– Я твой командир. Встать! – вдруг заорал он. – Смирно!

Я не пошевелился. С какой стати я должен как марионетка двигаться по его приказанию? Он ничтожен и сам в плену. Так что пускай орёт сколько ему надо.

– Под трибунал пойдёшь!

– Ты что ли трибунал?

– Да, он – трибунал. И я тоже, – встрял Стратег. – Ты со мной дрался и за это должен быть наказан. Не подчиняешься Смерчу, тоже надо наказать. Если у нас развалится дисциплина, благодаря тебе, мы пропадём тут.

– И как вы меня накажете? Есть у вас наказание-то?

– Есть. И прямо сейчас мы тебе его сделаем.

Смерч резко вскочил, навалился на меня, закрутил пребольно руку и перевернул на живот. Стратег сбегал к продуктам, откуда вернулся с куском упаковочной ленты, тонкой, гибкой и, как выяснилось, впивавшейся в тело если её использовать как плеть. Сначала держал меня извивавшегося Смерч, а Стратег хлестал, потом, на мне сидел Стратег, а бил изо всех сил Смерч. Я орал, плакал, защитная краска трёхногих совсем не спасала от боли и уж конечно никак не могла укрыть от позора. Все обступили экзекуцию, молча смотрели.

– Надеюсь, всем всё ясно? – объявил громко Смерч. – Кот наказан за неуважение и неподчинение. Мы находимся в боевых условиях и следующий проступок будет наказан соответственно. Запорем до смерти. Тебе понятно, Кот?

Я зарыдал в ответ, энергично при этом закивал, не желая больше ударов. Это было первое наказание за экспедицию. Оно потрясло не только меня, ужаснуло всех и своей безжалостной болью, и открывшейся жестокостью Смерча, а в особенности безжалостностью Стратега. Теперь их боялись. Быть может, дисциплина так и должна держаться на страхе, а не на внутренней организованности. Как бы то ни было, отныне мы не решались перечить нашим командирам, они же стали много более властными, видя наше подчинение.

Мы сидели без дела столько дней, сколько достаточно, чтобы потерять им счёт. Больше недели. Ели, валялись, болтали. Трёхногие нас почти не трогали, только иногда обновляли краску, мы же застыли в ожидании изменения ситуации или приказа Смерча. Но ситуация не менялась, а Смерч если и приказывал, то принести ему поесть или убрать вокруг него. Иногда мы гуляли на улице, хотя возможность быть увезёнными очередным сумасшедшим трёхногим совсем не исключалась. Безделье породило в нас какой-то размягчённый настрой. Мы созерцали пейзажи. Мы рассказывали друг другу истории нашей прошлой жизни, по большей части вымышленные, но всегда захватывающе интересные.

Ночное небо на мой взгляд ничем не отличалось от такового на Земле. Звёзды не были ни мельче, ни крупнее, такие же светящиеся в черноте точечки. И оттого ночами казалось, что никуда мы и не улетали. Даже созвездия, какие я знал, были там, возможно, немного иначе распложённые. Среди этих небесных точек корабли, и наш тоже, планеты. Всё казалось недостижимо далёким. Обживался я потихоньку, привыкал.

Как-то ближе к вечеру сидел я на травке, приятной, с кругленькими мягонькими листочками. Мои руки и колени, которые они обхватывали, окрасились поверх коричневой защиты золотисто-красным отражением расплывшегося, собиравшегося скоро закатиться, солнца. Я виделся сам себе бронзовой статуей античного мастера. Свежий ветерок ласково касался меня, трепал листья кустов, шелестел ими. Конечно, нёс он смертельный объём углекислоты и свежесть его чудилась в ассоциации с остальным окружением.

– Кот! – окликнули негромко сзади.

Я откинулся на локоть. Позади стояла Пантера. Её тоже окрасило бронзовым, только нескладная фигура и лысый череп не подходили под каноны прекрасного старинных мастеров.

– Можно я посижу с тобой?

– Конечно. Тут хорошо. Ветерок и тишина.

Пантера опустилась ближе ко мне, чем предписывали приличия. Её локоть слегка касался моего, от этого прикосновения словно ток пробивал. И каким-то незаметным, не запомнившимся мне порывом её ладонь, мягкая, узкая, тёплая, очутилась в моей. В этот момент я осознал, как же я устал, вся усталость вполне осязаемым потоком полилась в неё, растворяясь, исчезая в ней. Я упал на спину, лёгким движением, как падают в воде, круглые травяные листочки колыхнулись со мною в такт. И Пантера легла, прильнула ко мне, замерев у меня на плече, ожидая от мня чего-то.

– На Земли небо тоже синее, – прошептал я, надеясь, что хотя бы в шёпоте мой голос не слышался дребезжанием карлика.

– А что у тебя со Стрелой? – спросила она.

– Со Стрелой? Ничего. Совсем ничего. Мне кажется, я ей нравлюсь.

– Думаешь о ней?

– Нет, – соврал я, чувствовал по замершей Пантере, что ей надо слышать. Я строил планы на создание со Стрелой пары, по крайней мере до того, как Пантера коснулась меня.

– Я хочу, чтобы ты был со мной, – выдавила она.

Я понял, что тоже хочу этого. Хотя Пантера по сути одна из командиров, не обязана же она быть со Стратегом, к которому я её поначалу приписал. И округлости фигуры – дело наживное. Главное, у неё самые красивые глаза. Как я этого раньше не видел? И вряд ли ещё найдётся существо в ближайшем космосе, чьё прикосновение так ярко ощутимо.

– Этот мир – мир любви. Он безмерно счастлив. Здесь нет вражды, хищников, болезней. Всё давным-давно исчезло. Мы будем жить здесь, в гармонии и счастье.

– Мирные туземцы вообще-то сбили нашу шлюпку, – возразил я.

– Земляне поступили бы так же. Притом не позволили бы пришельцам свободно бродить. Заперли бы в клетках, а пару-тройку бы разрезали по кусочкам… Тихо! Кто-то идёт.

Мы вжались в траву. Сумерки и кустарник скрывали нас. На дорожке показался крупный трёхногий. Остановившись, он замер неподвижно. Его силуэт выделялся жёлтым пятном среди посеревшего окружения. Со стороны фосфорно светившегося дома шёл человек, один из нас, вымазанный коричневой краской. Подойдя к трёхногому, он остановился и вдруг мы услышали дельфиньи щелчки, посвисты. Их можно было отнести к трёхногому, если бы коричневая фигурка не жестикулировала при этом, человеческими руками имитируя движения пальцев-щупалец. Затем заговорил трёхногий. Его щелчки отличались тональностью. Минута – и они разошлись. Человек вернулся в дом, а трёхногий скрылся за поворотом тропинки.

– Среди нас шпион, – прошептал я. – Ты узнала его?

– Зачем им шпион, если всё про нас можно узнавать без таких сложностей? – дыхание её, вливавшееся в моё ухо вместе со словами, чудилось мне нежным, милым, частью её.

– Мы не на Земле. Вдруг тут нет никакой информосферы? Эти трёхногие похожи на полных интровертов, им неинтересны другие. У нас бы вся планета знала, что мы тут лежим в кустах, плюс каждое наше слово слышала. Так что им без шпионов теперь никуда. Так кто это был?

– Стратег. Вы с ним пропадали надолго. Может, тогда вам мозги и промыли. Ты сейчас со мной, значит, остаётся Стратег. Да и трудно спутать его.

– Ты не боишься меня?

– Нет. Шпионьте себе на здоровье. Нам таить нечего. Наоборот, мы должны действовать совместно с вашими. Так и передай.

– Э! Я-то не шпион. Стратег был отдельно и с самого начала, то есть с самого начала был их агентом. И увозили нас, получается, не просто так. Только я ничего такого особенного не заметил. Пошли, посмотрим на него.

– Войдём взявшись за руки? – улыбнулась Пантера.

– А как иначе? Пускай всем будет всё понятно. Нам незачем прятаться.

Наше появление – рука в руке – не осталось, разумеется, незамеченным. От меня не ускользнуло как затравленно сверкнул глазами Стратег. Смерч же, в своей манере выдал бестактную шуточку.

– Стратег! У тебя есть, что рассказать остальным? – сказала Пантера. – Расскажи лучше сам. По крайней мере, сможешь в чём-то нас убедить.

– Видели меня снаружи? Ну и что? – усмехнулся тот. – Ну, знаю я немного язык трёхногих, имел с одним беседу. Вы, небось, решили, я – искусная копия, а настоящий Стратег валяется где-то распотрошённый?

– Не такой это простой язык, чтобы даже такой интеллектуал как ты свободно там свистел и махал руками.

– Они меня научили. Не переживайте, они и вас всех научат. У них насчёт вас есть свои планы. И в этих планах нет обнимающихся Кота и Пантеры. Успевайте обниматься.

– Что ты знаешь?! – выкрикнул Смерч. Голос его, хоть и сдвинутый на октаву выше, звучал грозно.

– Некоторые из них хотят взять нас к себе. По одному. В качестве компаньонов, друзей.

– Откуда ты знаешь?

– Я же владею языком.

– Не думаю, что вот так можно нас разлучать, – сказала Пантера. – Мы им не кто-нибудь, чтобы брать нас к себе, как домашних питомцев.

– Так и знал, что вы заговорите о питомцах, потому и молчал. Это станет вашим выбором. Вы поймёте.

Долго мы говорили. Осознание происходившего встало перед нами неумолимо, переступив иллюзорные представления, уверенность в собственной значимости. Мы находились в полной власти трёхногих. Доселе она не проявлялась так ярко. Разобрать нас по домам как зверьков, уж действительно, не самая ужасная участь. Мы не могли рассчитывать на оставшихся в корабле. Самонадеянно в первую шлюпку уселись и командир, и его главные помощники. Те, что там остались, находились под полной властью Здешнего, который по сути был частью корабля, его аналог нервной системы распространялся повсюду там. Разумеется, он не станет жертвовать оставшейся шлюпкой, ещё оборудованием, роботами и людьми. Так и будут они болтаться на орбите, не имея достаточно ресурсов, топлива, чтобы добраться до другой далёкой звезды.

– Закон жизни везде один. Необходимость в половых различиях, как основном факторе развития вида, начиная с растений, имеет место быть и здесь. У трёхногих есть мужчины и женщины. Другое дело, мы пока не можем их выделять. Да это и понятно, уж у нас на Земле мы на вид, кроме людей, можем определить половые признаки разве что у коров и кур, а возьми какого-нибудь воробья или змею, тут без специальных знаний не обойтись. Я себе выбрал самку, женщину. Так что, можно сказать, я женюсь, – рассуждал Стратег, бросая немилые взгляды на нас с Пантерой.