Текст книги "Мои воспоминания. Маршал Советского Союза о великой эпохе"

Конный полк, кавшкола

Вскоре после прибытия на зимние квартиры я был вызван к исполнявшему обязанности командира дивизии Араратову и военному комиссару Осипяну. Они сообщили мне, что я назначен командиром конного полка. Это было осенью 1923 года. Разъяснений, касающихся поводов этого повышения, я не получил, но мне дали понять, что мой план действий против курдских банд сыграл здесь не последнюю роль и что уровень боевой подготовки и дисциплины в сабельных эскадронах нашего полка оставляет желать лучшего.

Несмотря на то что я никогда не командовал полком, мне удалось, опираясь на партийную организацию, моих ближайших помощников и командиров эскадронов, за зимний период выправить положение. Дела в полку, как показала проверка, пошли не хуже, чем в других частях дивизии.

Большая заслуга в этом принадлежала стойкому коммунисту, комиссару полка Саро Нерсесяну, с которым у меня сложились самые добрые, товарищеские отношения. Моим помощником был опытный кавалерист Шишов, бывший офицер царской армии, бескомпромиссно перешедший на сторону Советской власти сразу же после Октября. Он был значительно старше меня по возрасту, но это нисколько не мешало нам относиться друг к другу с искренним уважением. Эскадроны возглавляли тоже очень достойные командиры – Мосянов и Надашкевич, оба активные участники гражданской войны.

Пулеметный эскадрон принял от меня командир лучшего взвода Гайк Газарян – прекрасный пулеметчик и вдумчивый воспитатель.

В рядах полка на различных должностях продолжали служить участники вооруженного восстания 1920 года, поднятого под руководством большевиков против дашнакского правительства: Ашот Григорян, Серго Петросян, Артем Мусаелян, Ерванд Тамразян, Грикор Казарян и другие. В числе этих товарищей мне особенно хочется отметить любимца нашего полка моего ближайшего помощника Айка Бахчиняна.

За время службы в Армянской стрелковой дивизии мне удалось побывать в ряде районов республики. Всюду происходили радующие сердце перемены, на глазах древняя армянская земля преображалась волей освобожденного народа, руководимого Коммунистической партией. Все это было в громадной степени связано с бескорыстной и щедрой помощью Советской России. Еще в декабре 1920 года по инициативе В.И. Ленина Армении была оказана крупная материальная помощь: 1,5 миллиона рублей золотом, значительное количество семян, продовольственных и промышленных товаров, сельскохозяйственных орудий. В октябре 1922 года Совет Труда и Обороны РСФСР выделил Армении еще такую же денежную сумму. Кроме финансовой помощи, из Москвы, Петрограда и других городов в республику поступало ценное промышленное оборудование. В частности, из Иваново-Вознесенска поступило 18 тысяч веретен и 850 станков. Именно эти машины и оборудование стали основой крупного текстильного комбината в Александрополе, ныне Ленинакане. Наряду с этим мы продолжали получать из Советской России текстильные товары и медикаменты.

Наркомпрос РСФСР организовал на базе бывшего Лазаревского института восточных языков в Москве подготовку высококвалифицированных кадров для Армении и отправил в республику свыше 100 тысяч книг.

С горячей благодарностью встречали трудящиеся Советского Айастана эту братскую помощь. Мне запомнились коммунистические субботники, проводившиеся по всей Армении, в которых принимали участие и военнослужащие. Люди трудились с настоящим энтузиазмом.

Мне довелось видеть, как первые тракторы начали работать на армянских полях, как возникали в городах и селах школы, причем днем в них училась детвора, а вечером туда тянулись взрослые, стремясь ликвидировать неграмотность. Как грибы, росли избы-читальни в деревнях, а в Ереване стали работать университет и консерватория, открылось несколько техникумов, появились кинематограф и театры, стали выходить газеты на армянском и русском языках – начиналась культурная революция. Но самым главным была ликвидация безработицы в городах и нищеты на селе. Беднейшее крестьянство Армении получило в результате земельной реформы более полутора миллионов гектаров.

И вот на фоне этих радостных перемен – трагическая весть о смерти Владимира Ильича Ленина – великого вождя международного пролетариата.

Наш полк в полном составе прибыл в столицу Армении, чтобы вместе со всеми другими воинскими частями гарнизона, рабочими заводов и фабрик, служащими, студентами, многочисленными представителями крестьян окрестных сел принять участие в многолюдном траурном митинге. Сообщение Закавказского краевого комитета партии о безвременной кончине гениального вождя революции потрясло всех собравшихся. Стоявшие рядом со мной командиры и политработники, в большинстве своем закаленные в горниле гражданской войны бойцы, люди мужественные и стойкие, не могли сдержать слез. Скорбь была глубокой и всеобщей: навзрыд плакали женщины и дети, комкали в руках шапки мужчины, не стыдясь слез.

На митинге была принята короткая резолюция, в которой мы заверяли ЦК РКП(б) и правительство СССР в том, что трудящиеся Советской Армении будут свято хранить заветы великого Ленина и бдительно стоять на страже завоеваний Октября.

Осенью 1924 года я был направлен на учебу в Высшую кавалерийскую школу Красной армии. Для меня это было полнейшей неожиданностью, но, как я понял позже, решение командования было связано с серьезными преобразованиями, проходившими тогда в армии. Одной из задач военной реформы было и дальнейшее всестороннее совершенствование командных кадров.

К этому времени внутреннее и внешнее положение нашей страны упрочилось, но партия продолжала придавать обороне первостепенное значение, поскольку Советское государство было окружено со всех сторон капиталистическими странами. Состояние армии после прошедшей демобилизации вызывало большую озабоченность. Крупные недочеты, имевшие место в военном строительстве, в значительной мере объяснялись антипартийной деятельностью Троцкого. Этот политический авантюрист, занимавший пост Председателя Реввоенсовета, своим презрением к народным талантам, выдвинутым революцией, третированием лучших боевых традиций старой армии, недоверием к боевым комиссарам, пренебрежением к черновой работе по совершенствованию армии, а главное – игнорированием руководящей роли партии в становлении вооруженных сил нанес огромный вред обороноспособности страны.

Специальная комиссия ЦК партии выявила эти и многие другие недостатки. Мартовский пленум ЦК РКП(б) утвердил обширный круг мероприятий по укреплению оборонной мощи Советского государства. Троцкий был выведен из состава Реввоенсовета. Под руководством М.В. Фрунзе началась реорганизация Красной армии.

Партии было ясно, что в тот мирный период страна могла содержать лишь сравнительно небольшую кадровую армию. Но вместе с тем, в случае очень вероятного тогда нападения врага, ему необходимо было противопоставить во всех отношениях боеспособные вооруженные силы. Выход из этой, казалось бы, противоречивой ситуации был найден в сочетании территориального принципа комплектования войск с кадровым. Территориальный принцип распространялся на стрелковые и часть кавалерийских дивизий, а технические, большая часть кавалерийских, а также войска приграничных округов оставались кадровыми. При этом особое внимание было уделено повышению роли партии в руководстве Красной армией. С ответственных командных постов были удалены все политически ненадежные и отсталые элементы, а на их место выдвинуты воспитанные партией и прошедшие школу гражданской войны молодые кадры. Если командирам не хватало знаний, их отправляли на учебу. Так получилось и со мной.

Итак, я был послан на Высшие кавалерийские курсы в Ленинград. Туда мне было разрешено взять семью, и мы с Тамарой Амаяковной и маленькой дочуркой Маргаритой тронулись в путь.

Это был, по существу, мой первый выезд с Закавказья. Правда, служа в царской армии, я побывал однажды в Армавире, но это был лишь кратковременный эпизод. Теперь же мы пересекли Советскую страну чуть ли не от ее крайней южной точки до Северной столицы. Впервые я воочию убедился, насколько обширна наша Родина.

Ленинград встретил нас неприветливо: здесь разразилось очередное наводнение. Для нас, южан, оно было совершенно необычным зрелищем. Дул холодный штормовой ветер, гнавший свинцовые волны Финского залива через Неву и многочисленные каналы на набережные и улицы города. Все здания, в том числе и прославленные дворцы, казались в эту пору какими-то мрачновато-серыми. Старожилы, однако, весьма своеобразным способом успокоили нас, сообщив, что за 220 лет своего существования Северная Пальмира уже примерно 180 раз подвергалась наводнению. Как бы то ни было, но и на этот раз в самый короткий срок величественный город оправился от удара стихии и вскоре предстал перед нами во всей своей красе.

На учебу прибыло из различных военных округов более 200 человек. В основном это были командиры кавалерийских эскадронов. Командиры же полков были сведены в особую группу. Учебное заведение размещалось на территории бывшей Высшей кавалерийской школы царской армии и имело прекрасные классные помещения, манеж, казармы и материальную базу. Кстати, Высшую кавшколу вскоре после моего прибытия туда преобразовали в Кавалерийские курсы усовершенствования командного состава, а срок обучения был сокращен с двух до одного года.

Среди слушателей сразу же разгорелось какое-то своеобразное соперничество – показать себя лучшим из лучших. Каждый при этом гордился своим боевым прошлым и именовал себя не иначе как буденновцем, гаевцем, примаковцем или котовцем, напоминая этим, что в годы гражданской войны он сражался против белогвардейцев и интервентов в соединениях прославленных военачальников.

Экзамены при поступлении на курсы усовершенствования комсостава кавалерии были относительно несложны, особенно для тех, кто хорошо к ним подготовился.

Руководил курсами В.М. Примаков, в прошлом – командир легендарной 8-й кавалерийской дивизии Червонного казачества. Затем начальником курсов был назначен известный военачальник конницы старой русской армии М.А. Баторский.

В нашей учебной группе оказались А.И. Еременко, Г.К. Жуков, Н.Л. Мишук, К.К. Рокоссовский, П.Л. Романенко, Я.С. Савельев, С.П. Синяков, В.И. Чистяков и другие командиры, всего 25 человек. Совершенно разные по складу характера, манере поведения, все эти люди уже тогда были испытанными командирами – волевыми, смелыми в мыслях и поступках.

К тому времени никто из нас не достиг еще и 30-летнего возраста. Молодые, сильные, физически и морально закаленные, мы старались перещеголять друг друга и в учебе, и на конно-спортивных состязаниях.

Из всех нас, пожалуй, самым упорным был Андрей Иванович Еременко. Имея за плечами всего четыре класса земской школы, он с редким трудолюбием осваивал довольно обширную и насыщенную учебную программу. Настойчивость и неутомимость остались у него на всю жизнь и с особой силой проявились в Великую Отечественную войну.

Георгий Константинович Жуков среди слушателей нашей группы считался одним из самых способных. Он уже тогда отличался не только ярко выраженными волевыми качествами, но и особой оригинальностью мышления. На занятиях по тактике конницы Жуков не раз удивлял нас какой-нибудь неожиданностью. Решения Георгия Константиновича всегда вызывали наибольшие споры, и ему обычно удавалось с большой логичностью отстоять свои взгляды. На груди его, как, впрочем, и у многих других, сиял орден Красного Знамени – награда за подвиги в гражданской войне.

Особую симпатию в группе вызывал к себе элегантный и чрезвычайно корректный Константин Константинович Рокоссовский. Стройная осанка, привлекательная внешность, благородный, отзывчивый характер и великолепная спортивная закалка, без которой кавалерист – не кавалерист,  – все это притягивало к нему однокашников. Среди нас, заядлых кавалеристов, он заслуженно считался самым опытным конником и тонким знатоком тактики конницы. Об этом свидетельствовали и два ордена Красного Знамени на груди Рокоссовского, красноречиво говорившие о его мужестве и бесстрашии в минувших боях.

Все слушатели нашей группы были очень дружны, а дух соревнования только помогал учебе, которая проходила с большим напряжением сил. Благотворное влияние на нас оказывала атмосфера революционной романтики, которой овеян город Ленина – колыбель пролетарской революции. Мы с жадностью приобщались к общественной и культурной жизни Ленинграда. Его революционные традиции, огромное богатство культуры оставили в нашей памяти глубокий след.

Учеба нам давалась нелегко, нагрузка была очень большой.

В осенние и зимние месяцы мы в основном овладевали довольно объемистой программой по военному искусству – тактике конницы и общевойсковому бою. Занятия по этим дисциплинам проводились в учебных классах и кабинетах. Изредка мы выезжали в поле для отработки некоторых практических задач. Много времени у слушателей, разумеется, занимало обучение технике конного дела: верховой езде в манеже и в поле, выездке молодых лошадей, конно-спортивной подготовке. Все это мы должны были усвоить в совершенстве. Помимо лекций и учебных занятий нам приходилось в вечерние часы выполнять немало заданий на дому.

Значительное внимание уделялось в зимние месяцы расширению знаний слушателей по марксизму-ленинизму, овладению основами политработы в частях и подразделениях.

Нередко мы участвовали в конно-спортивных соревнованиях по фигурной езде, овладению холодным оружием, преодолению препятствий, а летом – в гладких скачках. Во всех этих видах спорта неизменно одними из первых были Жуков, Рокоссовский, Еременко, Савельев, Мишук и другие. Я, конечно, старался не отставать от них.

За счет личного времени фехтовали на саблях и эспадронах. Слушатели активно участвовали в общественно-политической жизни города и области. Бывалые кавалеристы часто выступали на предприятиях Ленинграда и других городов, в деревнях и селах, рассказывали о недавних, еще памятных днях кровавых сражений с внутренними и внешними врагами Советской республики.

Летние занятия по полевой, тактической и конной подготовке проходили под непосредственным руководством начальника кавалерийских курсов Михаила Александровича Баторского. Очень много знаний и опыта передал нам этот замечательный военачальник.

Завершающий этап нашей учебы на курсах командование решило провести в форме полевой поездки на территорию нынешней Новгородской области, в район населенного пункта Кречевицы, расположенного вблизи Новгорода, на левом берегу Волхова.

От Ленинграда до Кречевиц мы следовали конным строем в составе своих учебных групп, по пути решая на местности тактические задачи и летучки, отрабатывая технику полевой езды на довольно быстрых аллюрах.

Под Новгородом в течение лета слушатели курсов главным образом занимались выездами в поле для решения различных сложных задач по тактике конницы непосредственно на местности. Здесь же они обучались плаванию с конем при форсировании водного рубежа. Это довольно сложное дело. Мало самому уметь хорошо плавать в обмундировании, нужно еще научиться управлять плывущим конем.

Припоминается один забавный случай во время учений на реке Волхов. Когда закончились занятия отделения, в котором был Г.К. Жуков, его близкий друг по совместной службе в 7-й Самарской кавдивизии Михаил Савельев захотел блеснуть кавалерийской удалью и показать, как следует переправляться, чтобы обмундирование и снаряжение осталось сухим.

С благословения начальства Савельев, стоя в седле, уверенно направил коня в реку. Выйдя на глубину, конь поплыл; все шло поначалу как нельзя лучше. Но на середине реки лошадь почему-то стала нервничать, метаться, и сохранить равновесие Савельеву, как он ни старался это сделать, не удалось. Он плюхнулся в воду. Лошадь выбралась на берег без всадника, а самого Савельева, мокрого и без сапог, которые висели у него на шее и, естественно, утонули, втащили в лодку, предусмотрительно подготовленную на всякий случай. Неудачника все встретили хохотом и подтруниванием, но Михаил, выжимая обмундирование, был сердит и суров. Кого же обрадует перспектива становиться в стремя необутой, в одном носке, ногой.

Курьез произошел и с А.И. Еременко. Он приехал в Ленинград, как и все мы, со своим конем, которым очень дорожил, гордился его выносливостью и послушанием. Во время одной из переправ через Волхов, когда часть всадников была в лодках, а кони преодолевали реку вплавь, Еременко не захотел отпускать своего Героя одного и, находясь в лодке, крепко держал его за повод. Но лошадь, не чувствуя свободы, начала волноваться и едва не опрокинула лодку. Лишь находчивость одного из слушателей спасла всех от неприятной купели: он обрубил саблей поводья, и конь Андрея Ивановича, почуяв свободу, легко преодолел водную преграду.

Кстати, с этим конем у А.И. Еременко был и более неприятный случай. Однажды в манеже наша группа должна была заняться рубкой лозы. Еременко подъехал к руководителю занятий и доложил, что он на своем Герое рубить лозу в манеже не может, так как его конь привык к фронтовым условиям и стоит, мол, ему почувствовать, что всадник выхватил клинок из ножен, как он безудержно помчится вперед, не разбирая пути, как в атаке. Руководитель, видимо, не очень-то поверил слушателю и сказал только, что Еременко будет рубить лозу последним. Но в действительности все произошло так, как говорил Андрей Иванович. Едва он обнажил саблю, конь рванулся и понес всадника на амфитеатр, окружавший манеж. Как ни старался Еременко урезонить своего Героя, он при очередном прыжке зацепился за перила, и оба, конь и всадник, упали на трибуны и серьезно пострадали.

Под Новгородом мы простояли все лето. В свободное время раза два посещали старинный русский город, знакомились с его многовековыми культурными ценностями, проводили там отпускные часы. Бывали и в близлежащих деревнях.

Навсегда запомнились мне злополучные Собачьи Горбы – так называется живописное место, расположенное на противоположном от Кречевиц берегу реки Волхов. В один из воскресных дней я вместе с двумя товарищами переправился на лодке через реку в этот дачный населенный пункт. Возвращались мы поздно вечером. Рассохшаяся лодка дала большую течь, вскоре переполнилась водой и опрокинулась. Сильным течением нас стало относить от Кречевиц вниз по реке. К берегу было невозможно подгрести, и мы, намокшие, едва держались за перевернутую лодку. А плавал я очень плохо.

К счастью, наши крики о помощи были услышаны на паромной переправе. На выручку к нам поспешила лодка, постоянно дежурившая у парома, и мы были спасены.

Обратный маршрут пробега на конях от Новгорода до Ленинграда составлял 200 километров. Было решено проверить готовность слушателей к форсированному переходу на дальнее расстояние. Во время пробега мы шли переменным аллюром – шагом и рысью, изредка переходили на галоп, а иногда спешивались и вели лошадей в поводу. Средняя скорость движения была 10 километров в час. Весь путь был пройден за 20 ходовых часов при одном четырехчасовом отдыхе. Иначе говоря, пробег мы завершили в течение одних суток. Это был значительный успех для большого коллектива в 200 конников.

После напряженной летней учебы в полевых условиях, завершенной этим пробегом и большой заключительной военной игрой в Ленинграде, мы закончили обучение на курсах и направились к местам своей прежней службы.

О днях учебы в Ленинграде у меня навсегда сохранились самые приятные воспоминания.

Снова я вернулся в свой полк. К этому времени он в летний период обучения входил в Кавказскую кавалерийскую бригаду, которой командовал известный ныне военачальник Иван Владимирович Тюленев. В составе бригады был также Грузинский кавалерийский полк.

С образованием Союза Советских Социалистических Республик все национальные соединения и части вошли в единую Красную армию. Это было событием огромной важности и для нашего полка. Создались во всех отношениях более благоприятные условия для боевой учебы. Резко улучшилась вся наша материальная база. Мы получили новое вооружение, учебные пособия, уставы и наставления, а главное – приобщились к огромному и разнообразному опыту, который получила Красная конница в сражениях гражданской войны. Этот опыт вначале, естественно, изучали командиры и политработники, а затем, с их помощью, и весь личный состав.

Кавалерийским полком я командовал семь долгих лет. Конечно, все детали наших тогдашних беспокойных, до краев наполненных работой учебных, а по существу боевых будней не запомнились. Но некоторые моменты очень крепко запали в память.

Была у нас, например, очень хорошая традиция: после окончания зимнего периода обучения конники отправлялись на сборы в район Тифлиса. Здесь эскадроны Грузинского кавалерийского полка принимали у себя в казармах наши армянские подразделения. Как правило, сперва проводились конно-спортивные состязания, а потом на полигоне начинались общебригадные учения в боевом строю. Руководил всеми этими мероприятиями командир бригады Иван Владимирович Тюленев, опытнейший кавалерист, провоевавший всю Первую мировую войну в драгунских частях и ставший полным Георгиевским кавалером. На протяжении четырех лет гражданской войны он сражался в составе конных соединений С.М. Буденного.

Хорошо сохранился в моей памяти образ помощника командующего Отдельной Кавказской армией Яна Фрицевича Фабрициуса. Он часто бывал в частях и соединениях армии, в том числе и в нашем полку. Среди красноармейцев и командиров Ян Фрицевич пользовался исключительной популярностью. Его фотография висела на самом видном месте в каждой казарме, клубе и почти у каждого командира в кабинете или дома. Я тоже не удержался: раздобыл портрет этого замечательного, конечно, не только своей внешностью, командира, заказал хорошую рамку и повесил у себя в кабинете. Мне нравилось в портрете то, что он на редкость удачно подчеркивал выразительность сурового лица этого мужественного и красивого человека, особенно его проницательный взгляд, в котором, как мне казалось, была сконцентрирована вся присущая ему воля.

Ян Фрицевич любил встречаться и беседовать с командирами. Во время таких встреч он делился своим боевым опытом, говорил о проблемах воинского воспитания, нравственности, этики. Его самого все знали как человека самых высоких моральных качеств. Фабрициус был исключительно честен, проницателен и очень любил людей открытых, прямых в суждениях и преданных своему долгу. Ян Фрицевич обладал изумительной памятью, и поэтому любая его беседа была богата примерами из жизни войск. Часто вспоминал он и эпизоды гражданской войны, в которых участвовал сам.

Однажды во время встречи с командирами и политработниками Ереванского гарнизона Я.Ф. Фабрициус сказал:

– Командир Красной армии должен обладать многими достоинствами, но на первом месте стоят его любовь к Родине и трудовому народу, беззаветная преданность делу коммунизма и беспредельная отвага. Нет настоящего командира Красной армии без этих качеств, только обладая ими, можно с успехом отстаивать завоевания революции, бороться за народное счастье.

С сарказмом и гневом, помнится, говорил Ян Фрицевич об одном командире, проявившем трусость. Этот командир ехал в город на повозке вместе с крестьянами села, где стояло его подразделение. По дороге на них напали грабители. Не встретив никакого сопротивления, они отобрали у путников их поклажу, а находившийся среди них военный безропотно дал себя обезоружить.

– Разве может такой малодушный человек носить высокое звание командира Красной армии?!  – с горячностью и волнением спрашивал Ян Фрицевич и сам же отвечал на вопрос: – Нет, не может, не имеет морального права.

И каждый из сидевших в зале командиров с восхищением смотрел на могучую фигуру Яна Фабрициуса, любуясь крупными чертами его мужественного лица, встречаясь со взглядом его серых лучистых глаз, и каждый, как мне казалось, думал: «Неужели этот изумительный человек, легендарный герой скроен из такой же плоти и крови, как все мы?»

Грудь Фабрициуса украшали четыре ордена Красного Знамени. Таким количеством орденов в годы гражданской войны были удостоены, кроме него, еще только три человека. А орден Красного Знамени был тогда высшей правительственной наградой.

Последняя наша встреча с Яном Фабрициусом была очень скорбной.

В конце лета 1929 года в Закавказье проходили крупные войсковые маневры. Накануне учений Я.Ф. Фабрициус отдыхал в Сочи, в военном санатории, носящем теперь его имя. Зная о предстоящих маневрах, важнейшем событии в жизни армии, Ян Фрицевич решил 24 августа вылететь на самолете, чтобы к началу учений быть в войсках. Самолет оказался перегруженным и поэтому вскоре после взлета упал в море. Рассказывали, что машина некоторое время держалась на воде, и за это время Фабрициус мог бы выбраться из кабины. Но и здесь проявился его благородный характер. Ян Фрицевич сделал все, чтобы спасти жизнь женщине и ее маленькой дочери, но сам покинуть самолет не успел. Через мгновение его вместе с машиной накрыла морская волна.

Весть о гибели Я.Ф. Фабрициуса потрясла нас до глубины души. По окончании маневров едва ли не вся Кавказская Краснознаменная армия собралась в Тифлисе, чтобы проводить в последний путь славного героя.

Тысячи горожан приняли участие в похоронах. Гроб с прахом Я.Ф. Фабрициуса несли старейшие и самые заслуженные ветераны боев, его верные друзья. Невыразимая скорбь была запечатлена на лицах всех, кто знал этого выдающегося военачальника. Впереди медленно шагали четыре самых заслуженных командира. Они бережно несли на алых подушечках ордена Фабрициуса. Это были командиры дивизий Казанский, Ковалев, Шермахер и Нахичеванский.