Текст книги "1941 – Туман войны"

Глава 4

Командующий Белостокским оборонительным укрепрайоном генерал-майор Хацкилевич отложил утреннюю сводку боевых действий и потер пальцами уставшие, воспаленные от напряжения и длительного недосыпа глаза. Все последние дни он спал по три-четыре часа в сутки, но времени все равно катастрофически не хватало. С тех пор как он принял на себя тяжесть командных полномочий по сбору отступающих от границы войск и организации Белостокского оборонительного района, вихрь событий и проблем почти постоянно захлестывал его с головой, как пловца, случайно оказавшегося в штормовом море. И чтобы не захлебнуться под этими постоянно накатывающими валами проблем, ему приходилось прилагать запредельные, нечеловеческие усилия, ежечасно осмысливая поступающую информацию, рассматривая варианты реагирования на действия и угрозы со стороны немецких войск, а потом… снова прилагать титанические усилия, чтобы обеспечить выполнение этих решений.

При этом нельзя сказать, что напрягается он понапрасну, и все его усилия впустую: Хацкилевич ясно видел, как с каждым днем, с каждым часом обретает реальные очертания идея создания оборонительного плацдарма в тылу противника. И тому, помимо его усилий, есть два важных и очень значимых обстоятельства.

Первое и самое важное обстоятельство, которое, собственно, и обусловило идею лейтенанта Иванова отводить 6-й мехкорпус генерала Хацкилевича именно сюда, а потом сюда же собирать по окрестностям отступающие советские войска и ресурсы, заключается в том, что немцы в направлении Белостока пока не давят. Воюют, конечно, атакуют то там, то здесь, но совсем не так интенсивно и жестко, как в первые дни приграничных боев. И это в принципе объяснимо: как растолковал тогда, на первом совещании, сам Иванов, они сейчас все свои лучшие силы и средства, всю бронетехнику и авиацию сосредоточили под Минском, где стараются как можно быстрее проломить оборону и взять не просто город, но столицу, сердце Белоруссии. А здесь они планируют котел и пока особо не наседают, чтобы спокойно собрать тут всех в кучу, а потом методично, с истинно немецкой педантичностью, подавить все попытки сопротивления и перевести оставшихся в живых в категорию военнопленных, для последующего рабского труда на благо их рейха.

«Они же не знают, что совсем скоро их здесь встретят не растерянные, голодные и оборванные люди, надломленные чувством бессилия от нежданных поражений, а сытые, отдохнувшие, переформированные, полностью вооруженные и снаряженные по довоенным штатам войска, готовые яростно воевать и дорого продать свои жизни в оборонительных боях на подготовленных позициях…» – чуть усмехнулся Хацкилевич, вспомнив, что в устах лейтенанта Иванова эта фраза звучала не в пример красочнее и длиннее, поскольку была в изобилии дополнена ненормативной лексикой в адрес «ублюдочных тупых фрицев».

Второе обстоятельство менее наглядно, но не менее важно, и заключается в географических особенностях местного театра военных действий, сложного для наступления противника и крайне благоприятного для обороны. Густые и обширные леса, изобилие рек и мелких речушек, болота и слабые грунты, сложные для техники, слабо развитая сеть дорог с улучшенным покрытием (хотя бы щебеночным), которые легко перекрывать или превратить в непригодные для движения тяжелой техники, – все это, как выразился тот же Иванов: «Сладкий сон для специалиста по тактике оборонительных действий».

Вот и стекаются сюда, частично сами, частично найденные высланными во все стороны разведгруппами, разрозненные остатки 3-й, 4-й и 10-й армий Белостокского выступа, еще не полностью разбитые и рассеянные, еще с вооружением, частично с артиллерией, изредка даже с транспортом и какой-никакой броней, а расположенные в Белостоке и найденные поблизости от него ресурсы, своевременно взятые под контроль, с избытком позволяют эти части переформировать, обеспечить пищевое и вещевое довольствие, а также оснастить всем необходимым вооружением по довоенным штатам. Причем этих ресурсов, даже с учетом того, что они пока найдены и освоены далеко не все, по самым скромным подсчетам хватит еще на десяток полнокровных дивизий довоенного штата и оснащения – они ведь перед войной и размещались здесь именно для того, чтобы использоваться при оснащении новых дивизий 3-го эшелона из мобилизованных резервистов, ехавших сюда со всей страны налегке.

Особенно ярко и наглядно это видно на примере его, можно сказать, родного, 6-го механизированного корпуса, поскольку довоенные материальные запасы и инженерно-ремонтные мощности Белостока словно специально были предназначены для быстрого и качественного восстановления любой бронетехники.

Окружной автобронетанковый склад с обилием запасных частей и даже агрегатов в сборе, две полностью оснащенные оборудованием и квалифицированным персоналом автобронетанковые мастерские: большая стационарная, гарнизонного уровня, и подвижная, способная восстанавливать технику и транспорт в непосредственной близости к местам боевых действий, – всего этого оказалось, как говорят математики, «необходимо и достаточно», чтобы в короткие сроки полностью восстановить: более трехсот танков (из них не менее ста двадцати Т-34, остальные легкие и малые); более ста броневиков (из них не менее половины новейшие пушечные БА-10М); более ста тракторов и тягачей (в том числе более двадцати средних арт-тягачей «Коминтерн», способных буксировать практически любую тяжелую артиллерию, и не менее десяти тяжелых арт-тягачей «Ворошиловец», способных буксировать любые танки вплоть до Т-35 и КВ); более восьмисот автомобилей (в основном грузовых); более двухсот мотоциклов.

Казалось бы, жалкие остатки от довоенного количества, когда в распоряжении мехкорпуса (самого оснащенного из всех мехкорпусов, размещенных на Белостокском выступе) одних только автомобилей было почти пять тысяч, но в нынешних условиях этого количества грузовиков и тракторов вполне хватает для продолжения сбора ресурсов (и особо артиллерии, которую без тракторов собирать было очень тягостно), а бронетехники достаточно, чтобы контролировать все значимые дороги в качестве подвижных броневых заслонов и танковых засад, попутно проводя мотоциклетную разведку. И это при том, что восстановлено еще далеко не все и далеко не все еще найдено…

Кстати говоря, результаты последующего боевого применения восстановленной бронетехники, они, можно сказать, оказались превосходными. Если бы Хацкилевич лично подробные боевые донесения не читал и потом выборочно не проверял – не поверил бы. И все потому, что он после разговоров с лейтенантом Ивановым в приказном порядке внес изменения и дополнения в тактику танкового боя, определив основным боевым приемом действия в обороне, а наступательный или встречный бой – только по особому приказу.

После этого массовое использование танков и бронемашин в обороне, из заранее подготовленных окопов, когда противнику видна только башня, да если еще и внезапно, из засад, с маскировкой, не только в разы уменьшило собственные боевые потери, но и значительно увеличило эффективность поражения боевой техники и живой силы противника. Да и собственные потери… попадания теперь идут в основном в башню, и то, если не рикошет, а башню заварить, да еще в условиях доступности ремонтных мощностей профильных мастерских, плевое дело, – это не разбитый мотор восстанавливать или ходовую часть заново собирать.

Если же неожиданные обстоятельства – а на войне неожиданности скорее правило, чем исключения – вынуждали все же вступать и вести бой без подготовки, без окопов и засад, тогда уменьшению потерь от огня противника очень способствовала внедренная также по опыту будущего обязательная камуфляжная окраска всей боевой техники, вплоть до артиллерийских орудий, и всего транспорта – благо в Белостоке, с его развитым лакокрасочным производством, подобрать краски для простейшего трехцветного камуфляжа в требуемых объемах не составляет никакой проблемы.

Но счастье, как известно, никогда не бывает полным, и все эти благоприятные обстоятельства, все хорошие новости, как оно почти всегда и бывает, с лихвой перекрываются новостями и обстоятельствами негативными (отсюда, кстати, известная хохма про две новости: хорошую и плохую).

Помимо растерянности и дезорганизации, устраняемых путем отдыха и переформирования, среди личного состава наблюдаются явления паники и заразного паникерства, а эту гадость выбить из головы не так просто, особенно у молодых новобранцев, которых сейчас большинство. Быстрее всего лечится позитивным, победным боевым опытом, но его у них пока нет, а объяснять словами или личным примером… тут сразу и второе негативное обстоятельство вырисовывается, как бы ни похуже первого, а именно – слабое и зачастую недостаточно компетентное командование.

Растерянность младших и средних командиров, которые, будучи почти все без боевого навыка (а многие вообще только что из училищ), что называется, с разбегу уткнулась в опыт мощного и злого противника, и, соответственно, сразу получили пи… люлей, а теперь от этого у многих из них неуверенность в себе, в своих способностях командовать и прочие сопутствующие симптомы.

Ошеломление старшего и высшего комсостава, представители которого перед войной почивали на лаврах и мнили себя непобедимыми, и даже горький опыт Советско-финской их не отрезвили и не образумили. А теперь они в шоке и ступоре, командовать не умеют, не могут и не хотят (потому что тогда – ответственность!), вместо этого ждут руководящих указаний, но и их потом толком выполнить не могут…

Хацкилевич отчасти и сам таким был совсем недавно, но потом встретил «гостя из будущего», узнал много нового, пережил все стадии принятия неизбежного и образумился, а вот многие его подчиненные, и по мехкорпусу, и здесь, в штабе новой группировки войск, пока не прониклись, дурь свою никак не одолеют… Надо пинать и разъяснять… Особенно неприятно, когда эта дурь, вперемешку с самонадеянностью и головотяпством, из его танкистов выплескивается. Пусть нечасто, пусть кое-где, но все же…

Сказано им: воевать от обороны, лучше всего из засад, – так нет, находятся отдельные уд… уникумы, прутся в атаки на развернутую ПТО, несут большие потери в технике и понапрасну гробят экипажи… Сказано: ни шагу без разведки местности и сил противника, – нет, снова находятся торопыги, которые прутся вперед, как по бульвару, а потом намертво засаживают технику в болотах, подрываются на минах… Дурдом на выезде, по-другому и не скажешь.

Впрочем, не только танкисты – все остальные, из собранного здесь разнородного сборища «вуенных, красивых-здоровенных», от пехоты до артиллерии и авиации, в плане самодурства и головотяпства проблем доставляли никак не меньше, а иногда и значительно больше, чем танкисты. Низкий уровень командных компетенций и там сказывался в полной мере…

На этом печальном фоне большим и ярким светлым пятном оказалась 214-я воздушно-десантная бригада, совсем недавно, несколько дней назад, переброшенная из места своей дислокации за Минском сюда, в Белосток, со всем своим имуществом, вооружением и боевой техникой, но главное – вместе со своим командиром, полковником Левашовым, с которым, как считал Хацкилевич, ему особенно повезло.

Сам-то он в специфике воздушно-десантных войск разбирался не так чтобы очень подробно, но знал, что еще до войны десантники обоснованно считались (и сами себя считали) элитными частями: и отбор туда был особый, и последующая подготовка… Потому перед встречей с их командиром чувствовал себя немного – самую малость – неуверенно: чего там эти десантники могут особенного, в чем наиболее сильны, где и как их лучше всего задействовать с максимальной пользой, и не отягощен ли их командир симптомами «звездной болезни» от ощущения элитарности, собственной исключительности.

Нет, застроить десантного полковника и заставить его выполнять свои команды Хацкилевич уверенно смог бы, в этом он не сомневался, но и недалеким самодуром генерал не был, отлично понимал разницу между тупым исполнением приказов и товарищеским командным взаимодействием, а потому хотел если и не хороших, то деловых отношений с командованием бригады, чтобы использовать ее наиболее рационально. Вот и нервничал слегка.

Однако с момента встречи и знакомства как раз и началось то самое большое светлое пятно во мраке сложностей и проблем организации обороны огромной территории в тылу противника. Комбриг Левашов оказался хорошим, грамотным командиром и достойным человеком, начисто лишенным всякого чванства, присущего иногда отдельным «великим полководцам» от ощущения личной значимости.

Прибыв на доклад, Левашов коротко, но емко и понятно доложил Хацкилевичу состав и вооружение бригады, особенности и отличия в подготовке личного состава, возможные варианты применения в боевых действиях, в том числе с использованием специальных боевых возможностей, присущих именно десанту с его особой подготовкой.

Далее, под его руководством десантники быстро разгрузились, рассредоточенно, побатальонно, разместились в ближних к городу лесах и сразу же включились в боевую работу. И вот тут Хацкилевич еще раз приятно удивился…

Десантники, благодаря своей особой подготовке, оказались, можно сказать, «универсальными солдатами», одинаково хорошо пригодными не только для привычных им диверсий и разведки малыми группами в тылу противника, но и для ведения боев в составе задуманных лейтенантом Ивановым моторизованных маневренных групп, для поиска и эвакуации из немецких тылов сюда, под Белосток, боевой техники, транспорта, артиллерии и прочей материальной части, брошенной нашими войсками при отступлении от границы. Да и в обычном пехотном бою, когда в суматохе и неразберихе первых дней организации обороны некоторую часть личного состава бригады пришлось сразу задействовать на передовой, в окопах, десантники тоже проявили себя выше всяких похвал: воюют стойко, упорно, труса не празднуют и при этом грамотно, осмотрительно, с выдумкой и сюрпризами для немцев.

А что их малые диверсионно-разведывательные группы, имеющие хорошую минно-взрывную подготовку, творят сейчас на дальних участках железной дороги, используемой немцами! Точнее, теперь, в результате их действий, уже практически не используемой – не успевают чинить.

Но особенно Хацкилевича удивило и восхитило то, как десантники, которым не очень нравилось воевать обычной пехотой (хотя и там они воевали достойно, без всяких возражений и проявлений недовольства), почти сразу придумали себе «ночные развлекушки», как они сами это называли.

Днем, в ходе боев на своем участке обороны, десантники наблюдали и фиксировали расположение немецких огневых точек, позиции полевой артиллерии и минометов, другие важные участки позиций атакующего противника, а ночью, несколькими малыми группами, тихо просачивались на немецкие позиции и там по-разному: либо тихо вырезали всех, до кого могли дотянуться; либо, используя свои навыки, опять же тихо минировали места складирования боеприпасов, технику и транспорт, блиндажи и дзоты; либо просто занимали удобные позиции и устраивали спящим фашистам ночную побудку «пулеметными колокольчиками», а потом отходили под прикрытием своих огневых заслонов на нейтральной полосе.

И ведь даже негласное соревнование между собой придумали, заср… затейники – кто сможет лучше и тише остальных сначала вырезать часовых, потом провести минирование и уже только потом устроить ночной бой, дополненный «веселыми фейерверками» от срабатывания минно-взрывных ловушек… Особым шиком при этом считалось задействовать в ночном бою собственные немецкие пулеметы, предварительно тихо освобожденные от своих расчетов, и потом утащить их с собой, для дальнейшего использования.

Хацкилевич, узнав об этих «ночных развлекушках» из дошедших до него новостей «солдатского телеграфа» восхищенной пехоты, первым делом хотел отдать приказ их прекратить, – опасно, да и самовольство, но потом решил сначала выяснить результаты и последствия ночных поползушек к немцам в гости. А выяснив, запрещать и прекращать резко передумал: изрядные и очень наглядные потери противника, количество притащенных с немецких позиций пулеметов, но самое главное – резкое падение боевого духа и наступательной инициативы противника на участках, где оборонялись и таким вот образом развлекались десантники, его очень впечатлило.

Впечатлило до такой степени, что он, посоветовавшись с полковником Левашовым, для усиления эффективности использования десантной бригады и общего поднятия боевого духа нашей пехоты решил использовать десантников распределенно, скажем, по взводу на пехотный батальон, и задействовать непосредственно в боевых порядках лишь в крайних случаях, а основной их боевой работой сделать такие вот ночные вылазки на позиции противника с целями его одновременного уничтожения, унижения и устрашения.

Десантники были в восторге… да и остальная пехота, еще несколько дней назад растерянно отступавшая, дезорганизованная, почти утратившая боевой дух, затем остановленная, собранная с бору по сосенке во вновь формируемые здесь, под Белостоком, подразделения и снова направленная на передовую, там, воочию наблюдая процесс еженощного издевательства над фашистами, еще совсем недавно такими грозными и непобедимыми, на глазах менялась, теряя страх неуверенности и вместо него приобретая стойкость, решительность, упорство в бою.

«…В общем, идея лейтенанта Иванова по переброске сюда десантников уже принесла очень много пользы, да и принесет еще немало, огромное спасибо ему… Вот только где, в конце концов, этого своевольного свинтуса носит, когда он так нужен именно здесь, со всеми своими знаниями и идеями?!»

Хацкилевич отложил бумаги, отодвинул подальше от них подстаканник с холодным недопитым чаем и подошел к окну, по пути разминая затекшие от долгого сидения спину и плечи. Спать хотелось немилосердно. Сегодня он снова поднялся почти с рассветом, хотя и лег вчера уже за полночь, но позволить себе даже лишний час сна генерал не мог, его почти постоянно терзало чувство тревожного ожидания возможной военной катастрофы, возможной потому, что он чего-то не успел, не додумал, не предвидел… Да сделано уже очень многое, но сделано ли все возможное?..

Он никогда и никому не признался бы, как его тяготит неподъемный груз ответственности за жизни и судьбы десятков тысяч людей, уже собранных здесь, под Белостоком, и еще многих десятков, а то и сотен тысяч, которые будут собраны здесь позднее… Как он боится не справиться с командованием, с организацией эффективной обороны, достаточной для противостояния хорошо отлаженной немецкой военной машине.

Ведь все довоенные планы и тактические схемы организации противодействия агрессору, наподобие того, крайне неудачного «контрудара под Гродно, во фланг…», полетели к чертям собачьим, теперь все приходится делать заново и на ощупь, «с чистого листа», ориентируясь только на крупицы нового боевого опыта… и на знания из другой реальности, от лейтенанта Иванова.

Хацкилевич многое отдал бы, чтобы прямо сейчас и здесь, в его кабинете, оказался Иванов, чтобы было с кем посоветоваться, обсудить и оценить уже сделанное, наметить дальнейшие шаги по организации обороны… Но чудес не бывает, точнее, чудеса все-таки бывают, и появление здесь человека из другой реальности яркое тому подтверждение, но, видимо, лимит этих чудес на ближайшее время исчерпан.

А Иванова где-то носит, хотя он, по всем договоренностям, еще вчера должен быть здесь.

«Вот где и какие бешеные собаки его там носят, что он не прибыл вовремя, как обещал?..» – нахмурился уставший генерал, всеми силами отгоняя от себя тоскливые мысли о том, что лейтенант Иванов, который сейчас наверняка где-то воюет, может уже и не прибыть… никогда…

Стук в дверь прозвучал настолько неожиданно, что Хацкилевич аж вздрогнул, а в голове молнией промелькнула мысль: «Неужели новости по Иванову? Дай-то бог, чтобы эти новости были хорошими…»

– Войдите!

В кабинет, с некоторой даже торжественностью, вошел его старый друг и соратник, дивизионный комиссар Титов. При этом выражение лица у него было… странное выражение, одновременно удивленное, встревоженное и при этом слегка, самую малость, ехидное.

– А, это ты, Павел Федорович, – Хацкилевич жестом указал «главному особисту» 6-го мехкорпуса, а теперь, по факту, и всего оборонительного района, на диван, предлагая садиться. – Ну, что там еще стряслось?

– Именно, что стряслось, Михаил Георгиевич, – устраиваясь на диване, ответил Титов, – и стряслось, как это уже начинает входить в нездоровую привычку, опять с нашим неугомонным «гостем из будущего»…