Текст книги "Исповедь несостоявшегося человека"

4

Учился я хорошо, учеба давалась легко, помимо простых уроков во второй половине дня были уроки самоподготовки по выполнению домашних заданий. Одним словом, с учебой проблем не было.

Нельзя не сказать о спорте в интернате. Благодаря учителю физкультуры, Василию Трофимовичу, спорт был на высоте: футбол, волейбол, баскетбол, гандбол, настольный теннис, легкая атлетика.

Все свободное время мы проводили на спортивных площадках. Я спорт любил и по многим видам добился неплохих результатов. Профессионалом не стал, но на любительском уровне, я неплохо смотрелся на любой спортивной площадке.

Пытался развивать в себе смелость. Как-то помню, решил испытать себя: пройтись в двенадцать часов ночи по деревенскому кладбищу. Смог пройти только по краю. Было страшно.

Будучи постарше ночью в море поплыл по лунной дорожке, о ней тоже много есть мифических историй.

В классе и школе авторитет зависел от учебы и успехов в спорте. А так как я еще и учился хорошо, я был в группе лидеров.

Но безусловным, причем с большим отрывом, лидером в классе был Саня Бурлуцкий. Это какой-то феномен: учился лучше всех и в спорте был лучшим, причем во всех видах ему не было равных.

Выражение: «Если человек талантлив, то он талантлив во всем» – это о нем. Были и другие таланты: театралы Саня Бородин и Нина Павленко, талантливый математик Лиза Деряженко.

Да и вообще, надо признать, Россия всегда была полна талантами. Вот сохранить и помочь в развитии, с этим у нас проблема.

Но это, скорее, исключение. Как правило, лидеры – это просто физически сильнее сверстников парни, учеба у них далеко не на первом плане.

Они склонны к хулиганству, выясняют отношения в драке, рано становятся самостоятельными. Потом армия, работа, семья – это лучший вариант, худший – тюремный срок, преимущественно за хулиганку. И далее по наклонной: пьянство, дебош, проблемы в семье.

Собственно, их лидерство на этом и заканчивается в нормальной жизни. Есть в школе другая категория детей: это серая масса ни на что не способных учеников. Ни в учебе, ни в спорте никаких достоинств у них было. Одно преимущество: получить без очереди пинок под зад. А так как их нигде не принимали, некоторым из них ничего не оставалось, только грызть гранит науки. Потому как и здесь не было талантов, приходилось зубрить, брать измором.

Потом они за счет усидчивости оканчивали школу, поступали в институт, получали диплом, а вместе с дипломом и власть над людьми.

Есть комплекс неполноценности у такой категории людишек. Какую бы должность они ни занимали, они помнят свое бесправное, унизительное детство. Они всеми силами пытаются утвердиться в этой жизни, показать свое мнимое превосходство, возвращая в уже взрослой жизни обиды и пинки детства.

Кстати, по моему глубокому убеждению, этот комплекс не лечится, каких бы вершин ты ни достиг. Понятно, что это скорее исключение, чем правило.

Во всяком случае, некоторые из них заслуживают уважения за сам факт желания выжить, выстоять в этой жизни, добиться признания и положения в обществе.

5

Вырождение русского генофонда началось в начале XX века. Первая мировая война, Октябрьская революция, Гражданская война, коллективизация, репрессии, Великая отечественная война – этого полвека хватило, чтобы серьезно подорвать, не уничтожить, к счастью, а подорвать генофонд русского народа, потому как по обе стороны баррикад стояли лучшие его представители, и в атаку первыми под пули шли смелые, настоящие.

Лучшие представители нации полегли на фронтах, погибли в лагерях, сгинули в эмиграции на чужбине.

И не важно, по какую сторону баррикад они стояли. Помните, в начале своего повествования я говорил, что у каждого своя правда. Важно, что они были лучшие представители русского народа.

В живых остались обыватели, обозники, приспособленцы, лавочники, писарчуки и им подобные. И плодят они себе подобных.

Смею предположить, что успехи Америки родились не на пустом месте.

Колонизировали Америку люди смелые, отчаянные, лихие, рисковые, авантюрные, в хорошем смысле этого слова. Выживали сильнейшие, как в природе. Рождалось и соответствующее потомство. Это дало свои положительные результаты. Я уверен, обыватель и трус не поплывет через океан в поисках счастья.

Это сейчас Америка похожа на сытого кота, который уже мышей не ловит. Вернее, ловит, но уж больно неуклюже, (оно и понятно, кот-то сытый), теряя авторитет во всем мире, я уж не говорю о России.

Если раньше многие в России, чего греха таить, боготворили США, то сегодня отношение к Америке у большинства россиян диаметрально противоположное.

И, конечно, нам нужно много-много лет, не берусь утверждать, сколько, чтобы возродить былое. Даже не величие русского народа, а чтобы как у Куприна в рассказе «Золотой брегет», где только подозрение в не чистоплотном поступке заставляло людей чести отстаивать свое достоинство столь радикальным образом, (настоятельно рекомендую прочесть рассказ, очень впечатляет), чтобы к нам во всем мире относились с уважением и почитанием. Да и получится ли вообще это возрождение.

Нынешняя коррупция – это следствие вырождения нации, потому что мы потомки лавочников и писарчуков, а, скажем, не героев-панфиловцев или молодогвардейцев, Павки Корчагина или героев фильма «Офицеры».

Все, от руководства страны до оппозиции, объявили войну коррупции и ведут на всех фронтах «беспощадную» борьбу сами с собой.

Коррупцию победить нельзя, ее можно изжить, если суметь воспитать нового человека, лишенного всяческих человеческих пороков, способствующих этой самой коррупции. Но это, скорее всего, утопия.

Во времена рабовладельческого строя самыми жестокими надсмотрщиками над рабами были бывшие рабы.

Нечто подобное происходило и у нас в лагерях и тюрьмах, да и не только там, но и в нашей повседневной жизни. Нигде в мире не издевались, не унижали, не глумились над своим народом так, как делали это мы.

И все от того что власть дали, или они сами ее взяли, вот такие никчемные людишки, которым неведомо такое понятие как честь и достоинство.

Благородный человек никогда не пойдет на подобную низость, ему и в голову не придет мысль предавать, глумится, издеваться над человеком.

Наверное, я неисправимый идеалист. И, скорей всего, воспитать нового высоконравственного человека – это невыполнимая задача: слишком глубоко мы увязли в пороках. А так хочется попробовать пожить в таком обществе цивилизованных, добрых уважающих друг друга людей.

Может, не все, но многие считают, что чем жестче законы, тем легче искоренить коррупцию, преступность. Нет, категорически нет, все дело в воспитании.

Практически нет коррупции, воровства в Скандинавских странах. И, заметьте, там не рубят руки и головы, там так воспитаны люди. Люди, которым с молоком матери внушают и, что важно и в повседневной жизни, собственным примером показывают, что красть это не то, что плохо, это невозможно, это не просто грех, этого не может быть в природе.

А то у нас папа со стаканом в руке рассказывает сыну о том, что пить плохо. Сын, глядя на пьяного папу, наверняка «поверит» в искренность воспитательного процесса.

А со временем и проверит на практике, а прав ли был папа. Наша беда в двойных стандартах: проповедуем одно, а делаем другое, причем другое, диаметрально противоположное первому.

Часто испытываешь такое чувство стыда за своих земляков за границей, что готов сквозь землю провалиться. Какое уж там достоинство, когда безнаказанно можно стыбрить с гостиницы, какую-то безделушку, которую за ненадобностью вскоре выбросят. Так мало того, что украли, так они об этом еще с гордостью и рассказывают. Или шведский стол. Это не надо видеть, потому как стыдно смотреть, как мы затариваемся впрок.

Совсем недавно в подразделениях Госавтоинспекции начали выдавать регистрационные номера на автомобили серии «ВОР-777». Вместо того, чтобы отказаться от столь компрометирующего словосочетания, начался настоящий ажиотаж по скупке «красивого» номера. Покупают даже автохлам с «красивым» номером за хорошие деньги. Дожили. Слово вор у нас не позорное клеймо, а синоним слову успешный.

Помню, еще в детстве всегда говорили: шоферу (водителю) зарплату можно не платить, он скалымит. Он и калымил, прекрасно понимая, что это плохо, но, увы, по-другому, к сожалению, нельзя, жить как-то надо.

Вот так и жили: говорили одно, а делали ровно наоборот.

Придумали даже оправдание своим неблаговидным поступкам: дескать, беру то, что государство, работодатель мне недоплачивает, недодает.

Чем ближе человек к власти, тем более лицемерно из его уст звучали призывы к праведному образу жизни. И так во всем.

Примеры можно приводить до бесконечности.

В мою бытность, работая председателем профкома, секретарем партийной организации, часто приходилось как-то пояснять «социальную справедливость».

Каждому, кто резал правду-матку, давал рекомендации начать с себя.

«Я-то здесь причем?» – удивлялись правдолюбы из числа водителей.

«А как же быть с приписками в путевых листах? Ведь не возмущаетесь, когда в путевом листе пишут больше часов или рейсов, чем фактически было сделано? Откажитесь, коль так уж любите справедливость», – говорил я им.

Помогало, действовало, но не всегда. Каждый брал по мере своих возможностей.

И не факт, что тот правдолюб, дай ему большие возможности, больше власти, оказался бы честнее, порядочнее того, на кого был направлен его праведный гнев.

У нас только кандидаты на выборные должности люди абсолютно «бескорыстные». Если судить по их выступлениям и программам, порой даже достаточно красноречивым, они пытаются нас убедить, что идут во власть исключительно по зову сердца. Ни в коем случае не преследуя никаких меркантильных интересов, идут, забыв о личном, только бы защищать интересы избирателей. И мы как бы им верим.

И таких много, больше, чем нужно, а я говорю о вырождении нации.

На мой неискушенный взгляд, абсолютной честности не бывает. Мы можем быть относительно честными и порядочными во взаимоотношениях друг с другом. Но в отношении государства находим аргументы и оправдания своим, скажем, не совсем честным поступкам. Там не доплатили, там поступили несправедливо, и это дает как бы моральное право на неблаговидные поступки, дескать, как со мной, так и я с вами.

Двойные стандарты дают возможность и, если хотите, право не чувствовать себя непорядочным человеком. Этакая индульгенция для успокоения своей совести.

Как-то в общении с молодежью я говорил:

«Карьеру в наше время можно сделать, будучи профессионалом в своем деле. Но не только… Важны, а может, даже более важны личные качества человека: это его порядочность, честность, терпимость, уважительное отношение к людям. Если коротко, нужно быть просто хорошим человеком».

И это правда. Ведь в большинстве своем мы же видим плохих людей: хитрых, изворотливых, непорядочных, и к ним у нас и отношение соответствующее.

И я, как работодатель, не стал бы двигать по служебной лестнице такого человека, будь он даже профессионал в своем деле.

И в глазах некоторой части молодых людей я видел недоверие к моим словам: уж сильно напоминает, по их понятиям, описанный мною человек «лоха».

Они считают и, наверно, не без оснований, что сделать карьеру с подобным набором человеческих качеств у специалиста в той или иной области своей профессиональной деятельности практически невозможно. У таких нет шансов на успех.

Они думают по-другому: для достижения цели все средства хороши.

И где-то в глубине души, скрепя сердце, я вынужден с ними согласиться.

Но так хочется сказать им, что придет время, когда человек будет подводить итоги жизни. Жизни, может, даже достойной, с успешной карьерой, с материальным благополучием. Но если в ней были непорядочные поступки, человек их будет помнить, не сотрет и не отпустит, а будет теребить душу и сердце.

Были и в моей жизни такие поступки, о которых даже на исповеди нельзя поведать. Но, к большому моему сожалению, уже ничего нельзя исправить.

Да, в реальной жизни зачастую так и происходит: успеха добиваются те, кто хорошо работает локтями, используя запрещенные методы борьбы за место под солнцем.

Есть персонажи, которые, не будь у них звездных родителей и покровителей, ничего в этой жизни бы не достигли. Ну, может быть, если это дама, то успешная торговка на рынке, не более, благодаря своему скандальному характеру.

А так, сегодня, она состоятельная, якобы «успешная» журналистка и оппозиционная дама. Ладно, если покровители отправили ее в оппозицию сознательно (сильный ход). Чтобы с нее (оппозиции) ушли и новые не пришли, здравомыслящие, разумные люди, не желающие быть в одной команде с этой, так называемой, журналисткой и оппозиционной дамой.

6

Классным руководителем в нашем классе была фронтовичка Зинаида Прокофьевна, учитель русского языка и литературы. Она для нас была мать родная, относилась к нам с большой любовью и теплотой, защищала нас от всех напастей. Мы очень ее любили. Помимо преподавательской деятельности и руководства классом, она ходила с нами в походы, на экскурсии, активно участвовала во всех мероприятиях класса.

Такое впечатление, что у нее не было личной жизни, вся жизнь – это мы. Мы – и семья, и работа, и жизнь. Не знаю, как там было с отношением к КЗОТу со стороны работодателя, но, правда, она была с нами с утра и до отбоя. В педагогическом коллективе ее любили и уважали. Но были и недоброжелатели. Такое ее отношение к работе не все коллеги приветствовали. У нас же принцип: поменьше работы, побольше зарплата. А так как она была еще и справедлива, это не всем нравилось, не совсем вписывалось в коллективе, скажем так, в обывательское отношение к повседневной жизни.

И, конечно, далеко не всем в педагогическом коллективе нравилось, когда она говорила правду в глаза (фронтовая закалка).

Среди коллег были, конечно, недоброжелатели, которые говорили всякие гадости о ней, как о фронтовичке.

Мы тогда не все понимали, о чем шла речь. Но с возрастом начинаешь осознавать всю глубину пошлости и низости тех, кто бросал в глаза, чаще за глаза, обвинения в том, что женщины на фронте не только воевали.

Уже будучи взрослыми и самостоятельным людьми, мы, ее бывшие воспитанники, по мере возможности поддерживали с ней связь.

Припоминаю последний визит к нашей любимой учительнице. Она уже не вставала с постели, полностью потеряла зрение, но, что удивительно, узнавала нас по голосам. Тронуло до слез, когда она сказала: «Ваня, ты?».

При всей своей физической немощности, она сохранила ясность ума и поразительную память. Предполагая свой близкий уход в мир иной, рассказывала многое о своей жизни, любви, войне. Давала нам по старой памяти напутствия и рекомендации по смыслу жизни, оберегая нас от неблаговидных, непорядочных поступков и действий. Оно и понятно, мы для нее как были дети, так ими и остались.

После смерти Зинаиды Прокофьевны мы, воспитанники, проводили, кто мог, в последний путь дорогого нам человека. Собрали деньги на памятник, и осталась жива в нас светлая память о человеке с большой буквы.

Часто задумываясь о смысле жизни, приходит мысль о том, что одной из составляющих этого смысла есть желание оставить после себя память. И не просто память, а светлую память в сердцах знающих, помнящих тебя людей.

И еще напрашивается один вывод. Каким бы хорошим человеком ты ни был, не факт, что тебя все будут любить, тем более понимать.

7

Так мы жили, учились, дружили, ссорились, занимались спортом, участвовали в соревнованиях школы, района, города.

В восьмом классе, в моей маленькой еще жизни, я совершил первый в жизни проступок (и это еще слабо сказано), который я не могу забыть и простить себе. Я дружил с девочкой из параллельного класса Аней Ермак.

Дружба, собственно, началась из игры в ручеек. Была в наше время такая игра. Сейчас так не играют, думаю. Если бы кто предложил в нынешней школе в эту игру поиграть, его подняли бы на смех. Во время игры я выбрал Аню, собственно, с этого все и началось.

«Жених и невеста…», ну и далее по тексту. Детская молва, ну, как бы обязала нас дружить.

Дружба была настолько чистой и непорочной, что мы даже за руку стеснялись взять друг друга, не говоря уж о том, чтобы приобнять друг друга, или, страшно подумать, поцеловаться.

Дружба – это полчаса прогулки возле общежития перед отбоем. Вот, собственно, и вся дружба.

Аня была красивой девочкой, в школе и классе была лидер и личность, отлично училась, занималась активно спортом, часто выступала за школу.

Помню одно из ее достижений в спорте в городской спартакиаде. Она стала победителем в пионерском четырехборье по легкой атлетике.

Напомню, восьмой класс, весна, конец учебного года, нас готовили к приему в комсомол, все было прекрасно, ничего не предвещало беды.

В классе, где училась Аня, у меня, оказывается, был соперник – Коля Гумов. Он был, как тогда говорили, из обеспеченной семьи, его отец работал начальником снабжения на угольной шахте. Каким образом Коля попал в интернат, куда комиссия отбирала детей только из самых бедных семей, я не знаю. В классе он любил прихвастнуть то красивым перочинным ножиком с множеством лезвий, то фонариком, который работал не от батарейки, а от специального рычага на пружине. Сжимаешь его, как резиновый мяч, и фонарик дает луч света. Ни у кого такого не было. Но главной его гордостью были наручные часы. Тогда часы еще не у всех учителей были.

Так вот, этот Коля был к Ане неравнодушен, но поскольку она дружила со мной, а на него не обращала внимания, то он стал делать ей разные мелкие пакости.

И Аня рассказала мне об этом. В возрасте пятнадцать лет, по крайней мере, в наше время, мальчишки очень категоричны. Да и девчонки, пожалуй, тоже не приемлют в своих умозаключениях полутонов и других цветов во взаимоотношениях: все или белое, или черное.

Это мы с возрастом ищем компромисс со своей «совестью», пытаясь оправдать свои неблаговидные поступки.

И, конечно, самым веским аргументом в разрешении наших мальчишеских противоречий была драка.

Одним словом, я решил наказать обидчика Ани. Мы подрались. В результате этой драки у Коли под глазом образовался синяк.

Все могло бы на этом и закончится: обидчик наказан, я не испытывал за собой никакой вины, я вступился за честь девушки, так мне казалось. Но все обернулось по-другому.

Каким-то образом о драке стало известно директору школы, Василию Николаевичу, более того, не только сам факт драки, но и повод и причина.

Не знаю, кто донес, надеюсь не Коля, но что случилось, то случилось.

Директор школы вызвал меня к себе в кабинет и тоном, не терпящим возражений, сказал:

«Значит, так… Вот какое мое решение: или ты отказываешься от этой дружбы с Аней, дружбы, порочащей имя советского ученика, или я тебя исключаю из школы. Я не допущу, чтобы во вверенной мне школе учащиеся выясняли отношения подобным образом».

Понятное дело, спору нет, способ действительно не совсем цивилизованный. Но, к счастью, или к сожалению, других способов не знали, а скорее, они были неприемлемы при нашем юношеском максимализме.

Самое страшное и унизительное в процедуре отречения было то, что я должен был отказаться от дружбы на общешкольной линейке. То есть перед всеми учениками, учителями. Таково было условие директора школы.

Я, естественно, выбрал второй вариант: исключение из школы.

Директор распорядился к занятиям меня не допускать до решения педсовета и отправил за родителями.

Интернат я покинул, к родителям с такой новостью я тоже, как вы понимаете, не спешил.

Сейчас уж и не припомню, где я три дня болтался, пока не дошло сообщение родителям о том, что их вызывают в школу и что стоит вопрос о моем исключении с интерната.

Меня разыскали, и мы с матерью пришли в школу к директору.

Справедливости ради надо сказать: в наше время школа была всегда права. И это было правильно, даже при том, что иногда перегибала палку в воспитательном процессе.

Это сейчас школа во всем виновата. Виновата, что «детки» пьют и курят, сквернословят, принимают наркотики, ведут себя безнравственно. Во всем школа бедная виновата.

Общество с его потребительской моралью, родители, не несущие ответственности за своих чад, здесь, как бы, ни причем. Все грехи вешаем на школу: нам так удобнее, комфортнее. Действительно, не на себя же вину брать за пробелы в воспитании. По-другому, и быть не может, ведь мы живем в «демократической» стране.

Мать, не вдаваясь в подробности и суть моего проступка, на коленях просила, умоляла директора школы не исключать меня из интерната, и что она во всем согласна с руководителем.

Может, в душе и не согласна, но забирать меня домой из этого «рая», к голоду и холоду, мать, наверняка, не хотела. Поэтому со всеми обвинениями в мой адрес была согласна, только бы не исключили из интерната.

Не знаю, как другие учителя, но Зинаида Прокофьевна вступилась за меня и просила не только оставить в школе, но и не подвергать унизительной процедуре отречения от дружбы.

У директора был непререкаемый авторитет, построенный, скорей всего, на страхе, и чтобы вступить с ним в спор, нужно было иметь мужество. У Зинаиды Прокофьевны оно было.

И Василий Николаевич снизошел, и процедуру отречения разрешил провести не на общешкольной линейке, а перед двумя классами: классом Ани и моим.

И, конечно, ни просьба матери, больной астмой, ни послабление в процедуре отречения не оправдывают меня в том, что я согласился перед двумя классами отказаться от дружбы с Аней. Закончилась общешкольная линейка, всех отпустили, а наши два класса попросили остаться.

Меня директор вызвал из строя, вкратце изложил «порочность» нашей дружбы. И я, перед лицом своих друзей, одноклассников, учителей и, главное, Аней, сказал:

«Я отрекаюсь от дружбы с Аней, дружбы, порочащей имя советского ученика».

Но Василию Николаевичу этого было мало, видимо, полного удовлетворения от воспитательного процесса он еще не получил. И он пригласил выйти перед строем Аню и спросил ее, что может сказать она по этому поводу.

Девочка перед строем потеряла сознание от стыда, унижения и предательства. На этом, можно сказать, и закончилась воспитательная работа. Какой это был ужас.

Если до этого случая я чувствовал себя личностью и, как я говорил, был в группе лидеров, то отныне я все потерял.

Уважение среди друзей потерял, хотя они мне сочувствовали.

Наверняка многие примеряли на себя эту ситуацию и говорили себе: «Я бы так не поступил».

В комсомол меня не приняли, в свидетельстве об окончании восьми классов, при всех хороших и отличных оценках, за поведение поставили «четыре», что в те времена было равноценно волчьему билету.

Аню после той линейки я больше не видел. Говорили, что родственники забрали ее из интерната.

Я сам втоптал себя в грязь, стыдно было смотреть людям в глаза.

Много лет прошло с тех пор, а след, даже не след, рубец в душе остался и не проходит.

Говорят, время лечит. Меня не вылечило, видимо диагноз оказался неизлечимым.

Эта невыдуманная, трагическая, детская история, во многом, как мне кажется, определила мое дальнейшее отношение к жизни, к справедливости, к взаимопониманию, к гуманному отношению друг к другу, к добру и милосердию. Мир рухнул, и разрушил этот мир, к сожалению, я.

Не устаю повторять, что в жизни каждый в ответе за свои действия, и никакие обстоятельства, люди, ситуации не оправдывают тебя и твои неблаговидные поступки.