Текст книги "Исповедь несостоявшегося человека"

8

После окончания восьми классов с таким свидетельством о неполном среднем образовании, где за поведение «четыре», мне сказали: нет смысла пытаться поступать в техникум.

Зинаида Прокофьевна по своим учительским связям определила меня в общеобразовательную школу в этом же городке.

Не могу сейчас с уверенностью сказать (может, возраст, а может, эта постыдная для меня история), но я похоже сломался, потерял интерес к учебе, скатился по некоторым предметам на «тройки». Спорт в школе тоже как-то не сложился, уроки закончились – свободен.

В интернате каждую свободную минуту бежали на спортплощадку, а здесь – на съемную квартиру. На съемной квартире проживали еще мой одноклассник и его старший брат, который уже по-взрослому заглядывал в рюмочку и нас потихоньку приучал.

Если раньше я любил практически все предметы, то здесь стал как-то равнодушен. В девятом классе меня приняли в комсомол, но это уже была, скорее, формальность, чем зов души, «ее прекрасные порывы».

Интерес вызывало обществоведение, был такой предмет. Это смесь современной истории, трактующей события в мире с точки зрения марксизма-ленинизма.

Интерес предмет вызывал отчасти, из-за учительницы, Александры Ивановны. Она очень талантливо подавала даже малоинтересный материал, заставляла думать. Помимо того, что она прекрасно знала свой предмет, она была еще и умной, и мудрой женщиной. Как-то в нашу школу должна была приехать областная комиссия от образования, с инспекцией. В школе, естественно, аврал. Все суетятся: моют, чистят, повесили картины, постелили ковровые дорожки, откуда что только взялось.

Но мы, естественно, с присущим молодым людям максимализмом, давай роптать, дескать, показуху пытаемся устроить перед вышестоящим начальством. Нам наши аргументы казались очень убедительными. И мы были уверены, что Александре Ивановне нечем крыть наш праведный гнев по поводу показухи перед областным руководством. Мы, предвкушая нашу победу в этом принципиальном для нас споре, думали, как же все это объяснит наша учительница, которая знала ответы на все вопросы.

Она с невозмутимым видом, как бы между прочим, сказала:

«Никакая это не показуха, а нормальная реакция гостеприимных хозяев к приходу дорогих гостей. Разве дома у вас не так, когда вы ждете гостей? Вы и в доме приберетесь, и пирогов наготовите, и стол накроете. И это нормально, это по-человечески».

И нам, к нашему большому стыду, пришлось с ней согласиться. Она в своих доводах была достаточно убедительна.

Что касается ее предмета, то она так вдолбила нам в голову догмы и постулаты научного коммунизма, что прожитые годы не могли стереть из памяти неизменную победу социализма во всем мире.

С другой стороны, порочность загнивающего капитализма, эксплуатация трудового народа, разжигание войн, ну, в общем, все пороки человечества – это там. У нас, общество развитого социализма, где от всех по возможности и каждому по труду, а в перспективе каждому по потребности.

И вообще, это общество, где все живут по принципу, где каждый друг, товарищ и брат. Я уже тогда задавался вопросом, почему одна шестая земного шара – Советский Союз с братскими странами – живут по правильным законам, а пять шестых – нет. Неужели на земле столько глупых, не понимающих преимущество социалистического строя людей?

Не хотелось верить, что люди не понимают очевидного. И еще один парадокс. Если победа социализма неизбежна, как утверждали классики, зачем силой насаждать этот справедливый строй? Сам придет, коль скоро, по их учению, победа неизбежна.

Вообще, сейчас, с возрастом, я так понимаю, история – наука весьма субъективна, всяк трактует ее по-своему, в угоду, ну, скажем, политическому курсу лидеров той или иной страны. И яркий пример такой свободной переписи истории, – это нынешние лидеры и правители Украины. Договорились до такого абсурда, что ни в какие ворота не лезет.

К примеру, один «историк», из числа руководителей страны, договорился до того, что это СССР напал на Германию, чем поверг в шок не только мировую общественность, но и руководство той же Германии. Это чем же можно так обкуриться, чтобы делать подобные заявления?

Как-то сын, дискутируя со мной по поводу каких-то исторических событий, сказал:

«Про прошлое можно сказать много чего. И ведь не проверишь, ибо история самая субъективная наука, служащая для идеологического фарширования масс. Но люди, к сожалению, продолжают учиться на собственных ошибках, как бы бессознательно чувствуя, что единственный объективный исторический процесс – это их собственная жизнь».

С чем-то можно согласиться, с чем-то – нет, но что-то в этом есть. И наша история, к сожалению, тоже показательный пример (сейчас историю СССР трактуют и переписывают по-новому). И кто прав, кто виноват, нам трудно судить, приходиться верить в то, что нам говорят. Но в свое время мы искренне верили, что живем в самой прекрасной стране. Я еще думал: как хорошо, что я родился именно в этой стране, а не в какой-то там Америке, где так угнетают негров, эксплуатируют свой народ, где одни жируют на эксплуатации других.

Я, попав под очарование и влияние учителя истории Александры Ивановны, после окончания десяти классов поехал в областной центр, поступать в педагогический институт на исторический факультет. Не поступил, чему, кажется, даже отчасти обрадовался, потому что понимал: родители не потянут мою учебу материально. Да и не мог я уже в таком возрасте сидеть на шее у родителей.

Для поступления в институт и в случае поступления, на первое время родители с горем пополам собрали мне сто рублей.

После того, как я провалил поступление в институт, мне домой было стыдно возвращаться. И я решил уехать на Север, естественно, никого не поставив в известность.

С возрастом трудно судить, насколько это решение было правильным, но случилось то, что случилось, история не терпит сослагательного наклонения.

9

Уехать на Север собирались вдвоем с другом детства: вдвоем веселей. Но не сложилось.

Мне лет было немного, а друг был на год моложе меня, ему не было еще и восемнадцати. Думаю, его не отпустили родители. Пришлось ехать одному, причем неизвестно, куда.

К сожалению, не знал, что есть путевки на ударные комсомольские стройки, что можно как-то завербоваться или, выражаясь литературным языком, по организационному набору. Там при трудоустройстве существовали определенные льготы.

К примеру, оплачивали дорогу, выплачивали подъемные. То есть после оформления на работу вновь принятому работнику полагалось некое денежное пособие на первое время, а главное, работодатель гарантировал трудоустройство и жилье.

Жилье – это громко сказано, но койкой в общежитии или в вагончике на месторождении обеспечивали.

Но это если ты приезжал по организационному набору. Ну, и ряд других льгот, которые давали некое преимущество перед нами, приехавшими по собственной инициативе. Но я мог бы и не попасть по организационному набору, так как набор вели в основном специалистов. Я в их категорию не входил.

Где-то накануне, я прочел книгу «Седой Енисей». В ней очень красиво была описана природа, мощь сибирской реки Енисей, героический труд людей, покоряющих этот суровый край. И я решил ехать на Енисей. Как помнит уважаемый читатель, у меня было сто рублей, но теперь уже чуть меньше: поиздержался на экзаменах.

Я купил билет в купе до Красноярска. Все это я, естественно, изучал по карте. До этого нигде дальше своего областного центра я не был. Думал, вниз по Енисею где-то тормознуть и хорошо бы устроится на работу в какую-нибудь геологическую партию. Одним словом, чтобы побольше романтики, как я это понимал.

Так строил я свои планы, но реальная жизнь внесла свои коррективы.

На четвертый день пути по Транссибу мы доехали до Челябинска. Дорога уже порядком поднадоела. В купе пассажиры менялись: кто-то сходил, кто-то садился. В дороге люди быстро находят общий язык. Я потом, с возрастом, это понял. Люди говорят откровенно, порой изливают душу от мысли, что больше никогда не встретятся.

Мужчина, который подсел к нам в купе, быстро со всеми перезнакомился и, узнав о том, что я еду практически в никуда, сказал:

«Слушай, молодой человек, есть на Севере Томской области комсомольская ударная стройка. В тайге хотят построить город Нефтеград, на берегу великой реки Обь, жители которого будут добывать сибирскую нефть.

Первый караван с техникой, строителями, нефтяниками прибыл на место будущего города нефтяников по зимнику в 1966 году.

Это молодежь, это всесоюзная ударная комсомольская молодежная стройка. Это, пожалуй, то, что тебе нужно».

И он меня убедил. Да и от дороги и безделья я уже немного устал. Он рассказал мне, как туда добраться. Я сошел с поезда на станции Тайга, это где-то под Томском.

В томском аэропорту я с трудом выяснил, что туда летает АН-2. Это небольшой, кажется, двенадцатиместный самолет, в народе его еще называли кукурузник.

Билет стоил двадцать рублей, а у меня из моих ста осталось только пятнадцать рублей, и на билет не хватало. Стал выяснять, как можно еще туда добраться. Подсказали: из речного порта Томска вниз по Оби ходит теплоход. Приехал на речной вокзал, купил билет в трюм (самый дешевый) на теплоход «Михаил Калинин» и отправился по великой реке Обь навстречу своей судьбе.

Была золотая осень, начало сентября. Погода стояла чудесная, вид с палубы восхитительный. Никогда не писал стихов, а здесь настолько чувства переполняли душу от такой красоты, что ничего и придумывать не надо было, строчки сами собой сложились в рифму.

А еще удивляли пассажиры; это была не праздная публика, не развлекающиеся туристы. Видно было, что плыли люди исключительно по делу. Были среди пассажиров семьи, группы людей в энцефалитных костюмах. Как позже выяснилось, ехали молодые специалисты – геологи, нефтяники – к месту назначения. Как потом оказалось, навигация на Севере заканчивается рано и это был, возможно, один из последних рейсов теплохода на Север. Если иметь в виду, что он идет вниз по течению дней десять, а обратно, против течения, и того больше. Около четырех суток мы плыли к месту моего будущего города.

Высадили нас часа в три ночи на пустынном берегу. Никакого и подобия причала. Причалили к берегу, матросы бросили на крутой берег трап, сколоченный из двух толстых досок, и по нему на берег сошло нас человек двадцать. В основном это были семьи: мужики с баулами, женщины с детьми. Ну, и несколько чудаков типа меня.

Большая часть из сошедших на берег уже работали на стройке и возвращались из отпуска. Многие ездили специально за семьями, после того как устроили свой быт, если это можно было назвать бытом.

Много лет спустя история высадки ночью на пустынный берег, имела интересное продолжение.

Как-то нас с женой пригласили на свадьбу. Мы были гостями со стороны жениха. Во время застолья ко мне подошла мать невесты и говорит мне: «Вы не знакомы с невестой».

Я говорю: «Нет, не знаком».

«Очень даже знаком», – загадочно улыбаясь, говорила женщина.

«Не знаю, не припоминаю», – утверждал я.

«Ладно, не буду вас томить. Эту, еще годовалую девочку, сейчас уже невесту, вы в 1969 году выносили с корабля на берег. Вы здорово тогда помогли мне, я всегда с благодарностью вас вспоминала».

Я, конечно, такую деталь не запомнил, помочь человеку святое дело, но не скрою, было приятно слышать благодарность женщины через сколько лет.

Сейчас я понимаю, что человеческая сущность так устроена. Она вытравливает из памяти весь негатив, все плохое, что когда-то случилось с человеком, оставляя только хорошее и светлое, то, что помогает тебе жить в гармонии с самим собой.

И, правда, оглядываясь назад, помнишь только то, что приятно вспоминать, то, что греет душу и сердце.

Ночью погода испортилась, дул пронизывающий насквозь ветер, было холодно и сыро. К тому же у меня не было теплой одежды. Мужики на берегу быстро, насколько это было возможно, развели костер.

Кто-то занимался детьми, кто багажом, кто готовил немудреную трапезу. Общее дело быстро сблизило нас, мы быстренько перезнакомились.

Оказалось, что от Оби до нашего, пока еще, поселка километров пять пути.

Поселок наш стоял на притоке Оби, реке Пасол. В разлив – это большая судоходная река. К осени превращалась в совсем маленькую речушку.

Несколько мужиков, которые приехали с семьями, собрались пешком идти в поселок, чтобы потом приплыть на лодках за своими домочадцами.

Мне рассчитывать было не на кого, и я напросился с мужиками идти пешком в поселок. Они не возражали.

Я переобулся в кеды, закатал брюки, поскольку по проселку была грязь, как после дождя, и пошел.

По дороге мужики расспросили, к кому приехал, какая профессия, куда буду устраиваться на работу. Когда выяснилось, что я ни к кому не приехал, что профессии у меня нет и куда я буду устраиваться на работу, я тоже не знаю, мужики мне сказали, что я поступил, как бы это поделикатней выразиться, достаточно опрометчиво.

Они мне сказали, что у меня могут возникнуть трудности с трудоустройством и жильем. Поскольку стройка только начиналась, жилья не было, жили в основном в нескольких отстроенных на тот момент деревянных общежитиях и вагончиках, и койки нужны были специалистам.

Но, тем не менее, один из мужчин пригласил к себе в балок (ударение на второй слог). Так на Севере назывались избушки, которые сами себе рубили рукастые мужики и жили в них.

Это было лучше, чем вагончик, по крайней мере, теплее. В балке-избушке сразу ставили печь, топили дровами. А главное, сюда уже можно было привезти семью.

Мы пришли к нему домой, он бросил мне какой-то жупанчик и сказал:

«Ложись, отдыхай, а я поплыву на лодке за своими».

Я какое-то время поспал, вскоре пришел хозяин со своей семьей, мы позавтракали, чем Бог послал. Николай, так звали гостеприимного хозяина, вкратце обсказал, где какие конторы находятся, и благословил меня в добрый путь на поиски работы.

10

Первая контора, где я предложил себя в качестве работника, была управлением буровых работ.

В то время контора бурения располагалась в деревне, рядом с которой строился наш нефтяной поселок, а в будущем – город.

Я пришел в отдел кадров, предложил свои услуги. Сотрудница кадровичка поинтересовалась, сколько мне лет и есть ли у меня профессия.

Когда оказалось, что и лет мне мало, и профессии нет, мне в деликатной форме было отказано в трудоустройстве.

Следующей по пути была контора строительного управления.

Здесь мне повезло, меня взяли на работу учеником плотника, более того, дали направление в общежитие. К тому времени в поселке уже отстроили четыре деревянных двухэтажных дома под общежития.

Не думаю, что я нужен был на стройке, как специалист. Стройка обошлась бы и без меня. Думаю, что меня просто пожалела женщина из отдела кадров, звали ее Надежда Петровна.

Более того она спросила, есть ли у меня деньги. На что я честно ответил: «Нет».

У меня их действительно не было: я уже на теплоходе покупал только один гарнир за семь копеек. И она дала мне три рубля. Надежда Петровна позвонила прорабу, чтобы тот быстро меня оформил в бригаду строителей, выдал спецовку, затем, чтобы я с завтрашнего дня мог выйти на работу.

К концу рабочего дня все формальности уладили, я получил спецовку, чему очень обрадовался. Ведь мне выдали теплую одежду и сапоги.

Я уже изрядно промерз и промок, особенно ноги. И мысль о том, что я могу тепло одеться, уже согревала.

С охапкой спецовки, чемоданом я пошел в общежитие. Вахтер показала мне комнату, где я буду жить, и оставила меня одного наедине со своими мыслями. А мысли, прямо, скажем, были далеко не веселыми.

Действительность оказалась не столь романтичной, как она мне представлялась.

На улице был унылый пейзаж с сырой, промозглой погодой. Вокруг было одно болото, ходили все только по мосткам, сделанным из досок; и полчища комаров, от которых не было спасения. И еще, конечно, тоска по дому, теперь кажущимся таким родным, теплым и уютным. Мне стало жаль себя, а так как я далеко не герой, честно говорю: были бы деньги, убежал бы, скорей всего, обратно домой.

Вот за такими невеселыми мыслями меня застала комендант общежития, с сопровождающими ее лицами. Последовал вопрос:

«Кто такой и почему не на работе?»

Я сказал, что мне сегодня дали направление в общежитие, вахтер определила меня в эту комнату и что завтра я выхожу на работу.

«Кто ты по национальности?» – последовал следующий вопрос. Вопрос был задан неспроста, видимо, она уловила украинский акцент в моих ответах.

Я сказал: «Украинец».

«А хохлов нам еще тут не хватало» – сделала категорический вывод комендант.

Конечно, мне не стоило зубатиться, а лучше бы промолчать, оставить без внимания ее умозаключения, но уж больно паршивым было настроение. И я, что называется, завелся и ответил ей с плохо скрываемым сарказмом:

«Слушай тетя, у тебя дефект со слухом? Я сказал – украинец».

Слово за слово… и в итоге она меня переселила в другое общежитие, как я потом понял, на перевоспитание. В общежитие, где жили химики, – так называли условно освобожденных заключенных.

Комендант женщина была суровая, раньше она работала в женской исправительно-трудовой колонии.

Как со временем я понял, там другая и не справилась бы со своими трудовыми обязанностями: контингент в общежитии проживал еще тот. Стройка-то комсомольская, но без этой категории работников-химиков не обходилась ни одна всесоюзная стройка, по крайней мере, в ее начале, когда особенно трудно.

Так я попал в комнату к химикам. В комнате жили Фикса, Цыган, Беззубый и Рыжий.

Фикса, в миру Миша, Цыгана еще звали Рома, Беззубый – Саня, Рыжий – Борис. Да еще так «удачно» подселила, но это от большого опыта, так сказать. Подселила на «перевоспитание». Она меня определила на койку Сани, который в это время был в отъезде: то ли в отпуске, то ли в командировке.

И когда вечером все пришли с работы, реакция на мое появление в комнате, естественно, была резко отрицательная. И никого особо не интересовал тот факт, что моей-то вины в этом нет, хотя бы потому, что я просто не мог знать, что меня определили на чужую койку.

В этот вечер мои соседи по комнате принесли ящик бормотухи (это низкого качества вино). Да и вином-то назвать это пойло было нельзя. Это что-то типа «Агдама» с толстым слоем темного осадка на дне.

Когда мужчины подпили, они начали проявлять интерес ко мне. Кто, откуда, зачем, что заставило сюда приехать? Я отвечал, как есть, ничего не придумывая и не утаивая. Так состоялось мое первое знакомство со своими будущими соседями по комнате.

В тот же вечер я получил первую крепкую затрещину, но, как мне показалось, не со зла, а просто так, по пьяной лихости, для профилактики.

Меня в этот же вечер переименовали из Ивана в Сынка.

Так я стал Сынком, наверно, потому, что я был самый, даже не младший, а так, юнец.

Всем мужчинам было лет под тридцать, разве что цыган был постарше, лет этак хорошо за тридцать. Все они работали в «Двигательмонтаже» сварщиками, монтажниками, слесарями по сборке металлоконструкций.

В данный момент они работали на монтаже энергопоезда, который должен был, притом в кратчайшие сроки, обеспечить поселок энергоснабжением.

Энергопоезд – это дизель-генератор железнодорожного локомотива, который стационарно монтировали со вспомогательными вагонами под крышей будущей поселковой электростанции, которая была способна обеспечить крупный поселок и промышленные предприятия электроэнергией. По навигации на барже доставили локомотив в поселок, установили на рельсы, а потом вокруг энергоустановки начали строить помещение.

Работали ударными темпами, с тем, чтобы в зиму обеспечить поселок электроэнергией.

Так получилось, что и бригада, к которой меня прикрепили, работала тоже на этом объекте, выполняя строительные, плотницкие работы.

Конечно, основная работа была на нефтяных месторождениях, первые баржи с томской нефтью пошли по Оби летом 1966 года.

Мы занимались вопросами жизнеобеспечения буровиков и нефтяников. Эти специальности были главными, собственно, все здесь и закрутилось, благодаря нефтяному месторождению, открытому здесь в конце 50-х – начале 60-х.

Много буровиков и нефтяников были из Краснодарского края и Татарии, собственно, оттуда, где уже имелся опыт разработки нефтяных месторождений.

В самом поселке, как я уже говорил, помимо вагончиков и балков, построили четыре деревянных двухэтажных общежития и три – четыре дома для семейных.

Поселок начали строить рядом с деревней, где, в основном, жили немцы – переселенцы с Волги.

Недалеко, по сибирским меркам, были деревни местных аборигенов: ханты и манси. Райцентр находился в ста километрах от нас. Справедливости ради, надо сказать, местные не очень-то, нас жаловали: люди испокон веков жили дарами тайги, охотой и рыбалкой. А мы со своей техникой, вертолетами, разработкой месторождений нарушали привычный уклад жизни.

Из наших, пришлых, появилось много браконьеров. Местные добывали все для пропитания в сроки, не нарушающие баланс воспроизводства живности в природе. Пришлые же не смотрели ни на сроки, ни на количество добываемой дичи и рыбы. Знаете, как волки: для еды нужна одна овца, но нужно перерезать все стадо. Так и наши добытчики.

Дорог не было, вахты на месторождения доставлялись вертолетами. В поселке на месторождениях работала, в основном, армейская гусеничная техника. Летом работали студенческие отряды.

Если иметь в виду, что все начиналось с нуля, то строить нужно было все: жилье, дороги, столовые, школы. Абсолютно все, даже та же почта нужна, магазины и склады.

Все продукты, промышленные товары, стройматериалы, оборудование для буровиков и нефтяников – все завозилось баржами с большой земли, в навигацию по Оби.

Навигация начиналась в средине мая и заканчивалась в сентябре, и вот за это короткое время нужно было успеть завести все, чтобы обеспечить поселок всем необходимым для жизни и работы на весь год. Река Обь была главной транспортной артерией – не зря ее прозвали рекой жизни.