Текст книги "Туманность Андромеды. Час Быка (сборник)"

– О да! – воскликнула Чеди. – Но можно ли мне будет узнать об испытаниях, каким себя подвергали некоторые историки?

– Вы, видимо, знаете обо мне больше, чем я полагала, – сказала Родис, читая ее мысли, – так узнайте еще.

С этими словами она достала звездообразный кристалл мнемозаписи, именуемый в просторечии «звездочкой», и подала его Чеди.

– Инфернальность стократно усиливала неизбежные страдания жизни, – сказала она, – создавала людей со слабой нервной системой, которые жили еще тяжелее, – первый порочный круг. В периоды относительного улучшения условий страдание ослабевало, порождая равнодушных эгоистов. С переходом сознания на высшую общественную ступень мы перестали замыкаться в личном страдании, зато безмерно расширилось страдание за других, то есть сострадание, забота о всех, об искоренении горя и бед во всем мире, – то, что ежечасно заботит и беспокоит каждого из нас. Если уж находиться в инферно, сознавая его и невозможность выхода для отдельного человека из-за длительности процесса, то это имеет смысл лишь для того, чтобы помогать его уничтожению, следовательно, помогать другим, делая добро, создавая прекрасное, распространяя знание. Иначе какой же смысл в жизни?

Простая истина, понятая до удивления не скоро. Поэтому настоящие революционеры духа вначале были редки в те древние времена.

Чтобы представить меру личного страдания прошлых времен, мы, историки, придумали систему испытаний, условно названных ступенями инфернальности. Это серия не только физических, но и психических мучений, предназначенных для того, чтобы мы, изучающие историю ЭРМ, стали бы ближе к ощущениям предков. Мотивация их поступков и предрассудков сделалась бы понятнее для отдаленных тысячелетиями светлой жизни потомков.

Чеди Даан сосредоточенно наклонила голову.

– И вы думаете, что здесь, на Тормансе, – инферно? Что крышка всепланетного угнетения здесь захлопнулась, потому что они не достигли…

– У них всепланетная олигархия наступила очень быстро из-за однородности населения и культуры, – пояснила Родис.

Чеди Даан вышла, оглядываясь на неподвижную Фай Родис, унесшуюся мыслями то ли на неизведанную планету внизу под кораблем, то ли на бесконечно далекую Землю.

Спустя два часа Чеди явилась снова, с пылающими щеками и опущенными глазами. Без слов она подала «звездочку», схватила протянутую руку Родис, приложила ко лбу и внезапно поцеловала. Шепнув: «Простите меня за все», – она выскочила из каюты, еще неловкая в скафандре. Родис посмотрела ей вслед, и вряд ли кто-нибудь из экипажа звездолета мог представить себе столько материнской доброты на лице начальницы экспедиции.

Впечатление от только что просмотренной «звездочки» взбудоражило Чеди, затронув какие-то древние инстинкты. В памяти увиденное наплывало и выступало с болезненной резкостью, как ни хотелось Чеди поскорее забыть о нем. Зная множество подобных историй из древних книг и фильмов о прошлом, Чеди представляла себе жестокость прежних времен отвлеченно.

Сопротивление героев воодушевляло, а само описание их злоключений даже оставляло смутно приятное чувство безопасности, невозможности подобного произвола судьбы ни с самой Чеди, ни с кем иным из всего множества людей на Земле. Учитель психологии объяснял в школе, что в древности, когда было много голодных и нищих людей, сытые и обеспеченные любили читать книги и смотреть фильмы о бедных, умирающих от голода, угнетенных и униженных, чтобы сильнее прочувствовать свою обеспеченную и спокойную жизнь. Больше всего сентиментальных книг об ущербных и несчастных людях и, как антитеза к ним, о неслыханно удачливых героях и красавицах было создано в неустойчивое, тревожное время ЭРМ. Тогда люди, предчувствуя неизбежность грозных потрясений в жизни человечества, были рады каждому произведению искусства, которое могло дать драгоценное чувство хотя бы временной безопасности: «Пусть это случается с другими, но не со мной».

Чеди, как и все, проходила закалку физическими трудностями, работала в госпиталях тяжелых заболеваний – рецидивов расстроенной наследственности или очень серьезных травм с нередкими случаями эвтаназии – приговором легкой смерти, на каком бы высоком уровне развития общество ни находилось.

Но все это было естественной необходимостью жизни, понятной, преодоленной мудростью и психической закалкой, жизни, ежеминутно чувствующей свое единство с общим духовным потоком человечества, стремящегося ко все более высокому будущему. В него не нужно было верить, как в давно прошедшие времена, настолько реально и зримо оно предстояло перед уходящим в прошлое. Но то, что увидела Чеди в «звездочке» Родис, вовсе не походило на горе жизни ЭВР.

Одиночество и беспомощность человека, насильно оторванного от всего интересного, светлого и дорогого, были так обнажены, что чувство бесконечной тоски назойливо внедрялось в душу помимо воли Чеди. Унижение и мучения, каким подвергалось это одинокое, отторгнутое существо, возвращали человека ЭВР в первобытную ярость, смешанную с горечью бессилия, казалось бы, немыслимого для человека Земли.

Через испытания Фай Родис Чеди как бы окунулась в атмосферу душной, бессмысленной жестокости и вражды давно прошедших веков. Гордое, стальное достоинство женщины ЭВР не сломилось под силой психологического воздействия, может быть, потому, что перед ней была Фай Родис – олицетворение всего, к чему стремилась сама Чеди.

Молодая исследовательница человека и общества устыдилась, вспомнив, как на далекой Земле она не раз подвергала сомнению необходимость сложных охранительных систем коммунистического общества. Люди Земли из поколения в поколение затрачивали на них огромные материальные средства и силы. Теперь Чеди знала, что, несмотря на неизбежное возрастание доброты, сострадания и нежности, от суммы пережитых миллионов лет инфернальных страданий, накопленных в генной памяти, всегда возможно появление людей с архаическим пониманием доблести, с диким стремлением к власти над людьми, возвышению себя через унижение других. Одна бешеная собака может искусать и подвергнуть смертельной опасности сотни людей. Так и человек с искривленной психологией в силах причинить в добром, ничего не подозревающем окружении ужасные бедствия, пока мир, давно забывший о прежних социальных опасностях, сумеет изолировать и трансформировать его.

Вот почему так сложна организация ПНОИ – психологического надзора, работающего вместе с РТИ – решетчатой трансформацией индивида – и непрерывно совершенствуемая Советом Чести и Права. Полная аналогия с ОЭС – охраной электронных связей космического корабля, только еще сложнее, многообразнее.

Впервые понятая как следует роль ПНОИ успокоила и ободрила Чеди. Будто материнская неусыпная забота человечества Земли достала своей могучей рукой сюда, сквозь витки Шакти и Тамаса. Глубоко вздохнув, девушка перестала чувствовать металлическую броню и уснула так спокойно, как не спала с момента приближения к Тормансу.

Глава V
В садах Цоам

Нея Холли, переселившаяся под купол звездолета на место Гэн Атала, проснулась от глухого воя приборов наружного прослушивания. Она сообразила, что «Темное Пламя» перешел на низкую орбиту, не выключая защитного поля. На экране внутреннего ТВФ она увидела водителей звездолета, оживленно беседующих с Фай Родис.

Снижение «Темного Пламени» должно было взбудоражить всю планету. Возможно было вторичное нападение именно в тот момент, когда земляне выключат защитное поле. Фай Родис, настаивавшая на выключении поля, взяла верх. Она убедила пилотов корабля в том, что в олигархическом государстве обратная связь неминуемо слаба. Пока известие о том, что поле снято и можно повторить нападение, пробьется к верховному владыке, «Темное Пламя» успеет опуститься.

Звездолет кружил над планетой Ян-Ях, приноравливаясь к назначенному месту посадки. Этот вдававшийся в море мыс был слишком мал для громадного, неповоротливого ЗПЛ. Открыли еще две смотровые шахты, и земляне не могли оторваться от них, впервые рассматривая планету на столь близком расстоянии. «Темное Пламя» делал последние витки на высоте около 250 километров. Немного более плотная, чем у Земли, атмосфера уже начала нагревать рассекавший ее корабль. Планета Ян-Ях не казалась голубой, как Земля. Преобладающий оттенок был фиолетовый, большие озера среди гор выглядели почти черными, с золотистым отливом, а океаны – густо-аметистовыми. Там, где сквозь неглубокую воду просвечивали мели, море угрюмо зеленело.

Земляне с грустным чувством вспоминали радостный зеленый оттенок Тибета, каким они видели его с такой же высоты в последний раз.

Параллельные ребра рассеченных низких гребней, вереницы теснящихся друг на друга пирамид, лабиринты сухих долин на необозримых плоскогорьях Ян-Ях казались светло-коричневыми с фиолетовым оттенком. Местами тонкий растительный покров набрасывал на изрытую и бесплодную почву шоколадное покрывало. Колоссальные излияния морщинистых темно-серых лав отмечали область экваториальных разломов. Вокруг этих мрачных зон почва приобрела кирпичный цвет, а по удалении от лавовых гор становилась все желтее. Симметричные борозды песчаных дюн морщинили пустынное побережье, и планета казалась необитаемой.

Лишь присмотревшись, земляне увидели, что вдоль больших рек и в низменных котловинах, где почва голубела от влажных испарений, большие площади были разбиты на правильные квадраты. Затем проступили дороги, зеленые острова городов и огромные бурые пятна подводных зарослей на морских мелководьях. Облака не дробились пушистыми комочками, перистыми полосами или рваными ослепительно белыми полями, как на Земле. Здесь они громоздились чешуйчатыми, зернистыми массами, скучиваясь над морями хвостового и головного полушарий.

Звездолет пронизала вибрация. Гриф Рифт включил охладители. Окутанный серебряным облаком корабль ринулся вниз. Экипаж на этот раз встретил перегрузку торможения не в магнитных камерах, а в амортизационных креслах и на диванах. И снова, бессознательно соблюдая незримую грань, семеро одетых в металлическую броню собрались на диване отдельно от остальных звездолетчиков.

Место и время посадки «Темного Пламени», как потом узнали земляне, держалось в секрете. Поэтому лишь немногие обитатели планеты Ян-Ях видели, как громада корабля, внезапно возникшая из глубины неба, нависла над пустынным мысом. Горячий столб тормозной энергии ударил в рыхлую почву, подняв пыльный, дымный смерч. Бешено крутящаяся колонна долго не поддавалась напору морского ветра. Ее жаркое дыхание распространилось далеко по морю и суше, навстречу спешившим сюда длинным громыхающим машинам, набитым тормансианами в одинаковых лиловых одеждах. Они были вооружены – у каждого на груди висели коробки с торчащими вперед короткими трубками. Застигнутые жарким дыханием смерча, машины остановились в почтительном отдалении. Тормансиане всматривались в пылевую завесу, стараясь понять, что это – благополучный спуск или катастрофа? Постепенно сквозь серовато-коричневую мглу начал приступать темный купол звездолета, стоявший так ровно, как будто он опустился на заранее подготовленный фундамент. К удивлению тормансиан, даже заросли высокого кустарника вокруг корабля оказались неповрежденными. Пришлось прорубать дорогу, чтобы пропустить машины с эмблемой четырех змей, предназначенные для прилетевших.

Непосредственно у самого звездолета растительность была уничтожена и почва расплавилась, образовав гладкую кольцевую площадку.

Внезапно основание звездолета утонуло в серебряном облаке. На тормансиан повеяло холодом. Через несколько минут почва остыла. В корабле открылись два круглых люка, напоминавших широко расставленные громадные глаза. Выпуклые полированные поверхности их загорелись зловещим отблеском в лучах красного светила, пробившихся сквозь клубы редеющей пыли. Тормансиане в лиловом, пробиравшиеся полукольцом через кустарник, остановились, оглядываясь на застрявшие позади машины. Оттуда по цепи передали распоряжение не подходить ближе. Нечеловечески мощный вздох пронесся над мысом. Спиральное движение воздуха закрутило листья, куски обуглившихся веток и осевшую пыль, вознося их высоко к фиолетовому небосводу. Ветер подхватил и отнес мусор в пустынное море. Без промедления над кольцеобразным выступом основания купола корабля расползлись в стороны толстые броневые плиты. Выдвинулась массивная труба, диаметром больше человеческого роста. На конце ее изящно и бесшумно развернулся веер из металлических балок, под которым опустилась на почву прозрачная клетка подъемника. Затаив дыхание, жители Торманса смотрели на эту блестящую, как хрусталь, коробку.

Фай Родис, шедшая впереди по трубчатой галерее, взглядом прощалась с остающимися членами экипажа. Они выстроились в ряд и, стараясь скрыть тревогу, провожали уходящих улыбками и ласковыми пожатиями.

У рычагов подъемника стоял Гриф Рифт. Он задержал металлический локоть Родис, шепнув с непривычной для него мягкостью:

– Фай, помните, я готов все взять на себя! Я сотру их город с лица планеты и разрою его на глубину километра, чтобы выручить вас!

Фай Родис обняла командира за крепкую шею, привлекла к себе и поцеловала.

– Нет, Гриф, вы никогда не сделаете этого!

В этом «никогда» было столько силы, что суровый звездолетчик покорно наклонил голову…

Перед жителями планеты Ян-Ях появилась женщина в костюме черного цвета, похожем на те, которые были разрешены лишь высшим сановникам города Средоточия Мудрости. Металлические стойки на воротнике держали перед лицом гостьи прозрачный щиток. На плечах в такт шагам вздрагивали змееобразные трубки и ослепительно блестели треугольные зеркальца, словно священные символы власти. Рядом, блестя вороненой крышкой, проворно семенил девятью столбиками-ножками какой-то механизм, неотступно следовавший за женщиной Земли…

Один за другим выходили ее спутники – три женщины и трое мужчин, каждый в сопровождении такой же механической девятиножки.

Больше всего поразили встречавших ноги пришельцев, обнаженные до колен. Они блестели разноцветным металлом, а на пятках выступали зубцы вроде коротких шпор. Металл блестел и в разрезах мужских рубашек, и в широких рукавах женских блуз. Жители Ян-Ях с удивлением увидели, что лица землян, гладкие, покрытые ровным загаром, по существу, ничем не отличались от «белозвездных людей», как тормансиане называли себя. Они поняли, что металл на телах пришельцев лишь плотно прилегающая, очень тонкая одежда.

Двое важного вида тормансиан сошли с высокой и длинной повозки, изогнувшейся в зарослях наподобие членистого насекомого. Они встали перед Фай Родис и рывком поклонились.

Женщина Земли заговорила на чистом языке Ян-Ях. Но голос ее, звенящий и высокий, металлического тембра, зазвучал из цилиндра на спине сопровождающего механизма.

– Родичи, разлучившиеся с нами на двадцать веков, наступило время встретиться снова.

Тормансиане отозвались нестройным шумом, переглядываясь с видом чрезвычайного изумления. Украшенные эмблемами змей сановники поспешно приблизились и пригласили гостей к большому экипажу. Старший по возрасту сановник извлек из нагрудной сумки лист желтой бумаги, исписанный красивыми знаками Ян-Ях. Склонив голову, он начал выкрикивать слова так, что его услышали и люди в звездолете, и тормансиане, стоявшие поодаль за кустами. При первых же словах сановника тормансиане почтительно вытянулись и одинаково склонили головы.

– Говорит великий и мудрый Чойо Чагас. Его слова к пришельцам: «Вы явились сюда, на планету счастья, легкой жизни и легкой смерти. В великой доброте своей народ Ян-Ях не отказывает вам в гостеприимстве. Поживите с нами, поучитесь и расскажите о нашей мудрости, благополучии и справедливом устройстве жизни в тех неведомых безднах неба, откуда вы так неожиданно пришли!»

Оратор умолк. Земляне ожидали продолжения речи, но сановник спрятал бумажку, выпрямился и взмахнул рукой. Тормансиане ответили громким ревом.

Фай Родис оглянулась на спутников, и Чеди могла бы поручиться, что зеленые глаза на бесстрастном лице ее руководительницы смеялись, как у проказливой школьницы.

Дверь в борту машины раскрылась, и Родис шагнула на опустившуюся ступеньку. Робот-девятиножка, иначе верный СДФ, устремился следом, старший сановник сделал протестующий жест. Мгновенно из-за его спины возник плотный, одетый в лиловое человек с нашивкой в виде глаза на левой стороне груди. Фай Родис уже поднялась в машину, а СДФ уцепился передними конечностями за край подножки, когда человек в лиловом энергично пнул робота ногой прямо в колпак из вороненого металла. Предостерегающий крик Родис, обернувшейся слишком поздно, замер на ее губах. Тормансианин взлетел в воздух и, описав дугу, рухнул в чащу колючего кустарника. Лица охранников исказились яростью. Они готовы были броситься к СДФ, направляя на него раструбы нагрудных аппаратов. Фай Родис простерла руку над своим роботом, опустила заграждавший лицо щиток, и впервые сильный голос женщины Земли раздался на планете Ян-Ях без передающего устройства:

– Осторожно! Это всего лишь машина, служащая сундуком для вещей, носильщиком, секретарем и сторожем. Машина совершенно безвредна, но устроена так, что пуля, выпущенная в робота, отлетит назад с той же силой, а удар может вызвать поле отталкивания, как это сейчас случилось. Помогите вашему слуге выбраться из кустов и оставьте без внимания наших металлических слуг!

Тормансианин, заброшенный в колючки, барахтался там, завывая от злобы. Охранники и оба сановника попятились, и все семь СДФ влезли в повозку.

В последний раз земляне окинули взглядом «Темное Пламя». Уютный и надежный кусочек родной планеты одиноко стоял среди пыльной поляны на ярко освещенной чужим светилом равнине. Люди Земли знали, что шестеро оставшихся безотрывно следят за ними, но темнота в глубине люка и галереи казалась непроницаемой.

Повинуясь знаку сановника – «змееносца», как назвала его Эвиза, – звездолетчики опустились в глубокие мягкие сиденья, и машина, раскачиваясь и подпрыгивая, понеслась по неровной дороге. Где-то под полом гудели двигатели. Взвилась коричневая тонкая пыль, скрыв купол «Темного Пламени». Раструбы мощного компрессора сдували пыль назад. Земляне осмотрелись. Сопровождавшие во главе с двумя «змееносцами» уселись поодаль, не проявляя ни дружелюбия, ни враждебности, ни даже простого любопытства. Однако Родис уловила жадную и опасливую пытливость в их украдкой бросаемых взглядах. Так могли бы вести себя дети далекого прошлого Земли, которым под страхом наказания велели не знакомиться с пришельцами и сторониться их. Высадка землян держалась в тайне. Бешено мчавшаяся машина вначале не привлекала внимания все более многочисленных пешеходов или людей в высоких, жутко раскачивавшихся на ходу повозках. Но слухи о гостях с Земли каким-то образом разнеслись в городе Средоточия Мудрости. Через четыре земных часа, когда машины стали приближаться к столице планеты, по краю широкой дороги уже толпились люди, все без исключения молодые, в рабочей одежде однообразного покроя, но всевозможных расцветок. Остались позади коричневые сухие равнины. Очень темная и плотная зелень рощ чередовалась с правильной геометрией возделанных полей, а длинные ряды низких домиков – с массивными кубами, очевидно, заводских зданий.

Наконец под колесами машины нестерпимо засверкало зеркально-стеклянное покрытие улицы, подобной тем, какие видели звездолетчики в телевизионных передачах. Вместо того чтобы углубиться в город, машины повернули на дорогу, обсаженную высокими деревьями с темно-оливковой корой прямых стволов. Длинные ветви, напоминающие опахала, были направлены к дороге и кулисообразно перекрывали соседние деревья. Дорога уходила в тень, как в глубину сцены сквозь бесконечные ряды декораций. Внезапно деревья-кулисы уступили место тройному ряду невысоких деревьев, похожих на желтые конусы, опрокинутые вверх основанием. Между ними в треугольных просветах на фоне темно-лилового неба виднелась усеянная пестрыми цветами вершина холма, господствовавшего над столицей. Глухая, четырехметровой высоты голубая стена ограничивала овальное пространство, в котором клубилась, точно стремясь переплеснуться через верх, густая роща серебристо-зеленых, подобных елям, деревьев. Этот сад или парк за пестрым ковром поляны показался прекрасным после бурых, коричневых и темно-шоколадных степей, простершихся под густым лиловым небом на протяжении трехсот километров пути от звездолета до столицы.

– Что это за роща? – впервые нарушила молчание Фай Родис, обратившись к старшему «змееносцу».

– Сады Цоам, – ответил тот, слегка кланяясь, – место, где живет сам великий Чойо Чагас и его высокие помощники – члены Совета Четырех.

– Разве мы едем не в город?

– Нет. В своей бесконечной доброте и мудрости великий приютит вас в садах Цоам. Вы будете его гостями все время, пока не покинете планету Ян-Ях… Вот мы и у цели. Дальше не может проехать ни одна машина. – Старший сановник с неожиданным проворством открыл заднюю дверцу и вылез на стеклянную гладь площадки перед воротами. Он поднял перед лицом сверкнувший диск и скрылся в отворившемся сбоку проходе. Второй «змееносец», все время молчавший, жестом пригласил землян покинуть машину.

Звездолетчики собрались перед воротами, разминаясь и поправляя трубки биофильтров. Вир Норин и Чеди Даан отошли назад, чтобы охватить взглядом многоярусное сооружение с внутренними выступами и позолоченными гребнями, служившее воротами садов Цоам.

– И тут змея! – воскликнула Чеди. – Заметили: на груди сановников, и на бортах машин, и теперь здесь, на воротах дворца владык.

– Ничего удивительного, – возразил астронавигатор, – ведь они с Земли, где этот символ так часто встречался в древних цивилизациях. Змея неспроста была выбрана атрибутом Сатаны и власти. Она обладает способностью гипноза, проникает всюду и ядовита…

– Не представляю, как они избавляются от пыли в таких хрупких и сложных архитектурных формах? – сказала, подходя, Эвиза Танет.

– Без человеческих рук тут не обойтись, но это опасное занятие, – ответил Вир Норин.

– Следовательно, не ценятся ни руки, ни жизни, – заключила Чеди, может быть, чересчур поспешно.

Ее слова потонули в громовом реве, раздавшемся из небольшой башенки в центре надвратного перекрытия:

– Приветствую вас, чужие. Входите без страха, ибо здесь вы под высокой защитой Совета Четырех, высших избранников народа Ян-Ях, и лично меня, их главы…

С последним словом распахнулись огромные створки ворот. Земляне улыбнулись: заверения владыки Торманса были напрасны – никто из них не испытывал и тени страха. Звездолетчики пошли по упругим плитам, гасившим звуки шагов. Дорога описывала резкие зигзаги, напоминавшие знаки молнии, издавна употреблявшиеся на Земле.

– Не слишком ли много слов о безопасности? – спросила Чеди с едва заметным оттенком нетерпения.

– И поворотов, – добавила Эвиза.

Сквозь гущу деревьев вырисовывались громоздкие линии архитектуры дворца, тяжко расплывшегося за ковром желтых цветов, острые, конические соцветия которых торчали жестко, не колеблясь под ветром.

Высоченные, в четыре человеческих роста, двери казались узкими. Темные панели дверей были покрыты блестящими металлическими пирамидками. Роботы СДФ, все семь, вдруг устремились вперед, издавая прерывистый тревожный звон. Они выстроились перед дверями, преграждая путь звездолетчикам, но через несколько секунд смолкли и расступились.

– Пирамидки на дверях под током, – ответил на вопросительный взгляд Фай Родис выступивший вперед Гэн Атал.

– Да, но заряд уже выключили, – подтвердил Тор Лик, державшийся в стороне и с явной неприязнью изучавший архитектуру садов Цоам.

Внезапно и бесшумно раскрылась темная высокая щель дверного прохода, и земляне вступили в колоссальной высоты зал, резко разграниченный на две части. Передняя, с полом из шестиугольных зеркальных плит, была на два метра ниже задней, устланной толстым черно-желтым ковром. Лучи высокого светила проникали сквозь красно-золотые стекла, и от этого возвышенная часть зала была пронизана каким-то волшебным сиянием. Там восседали в знакомом порядке неизменные четыре фигуры: одна – впереди и в центре, три другие – слева и немного сзади. В низкой части зала царил тусклый свет, пробивавшийся с потолка между гигантских металлических змей, укрепленных на выступах и разевавших клыкастые пасти над гостями с Земли. Зеркальные плиты отбрасывали неясные разбегавшиеся тени, усиливая тревожное смятение, которое овладевало всяким, кто осмеливался стать лицом к лицу с Советом Четырех.

Властители Торманса, очевидно, уже были оповещены обо всем, касавшемся землян. Они не выразили удивления, когда увидели забавных девятиножек, семенивших около блестевших металлом ног звездолетчиков. Повинуясь знаку Фай Родис, все семь СДФ выстроились в линию на сумеречном зеркальном полу. Земляне спокойно взошли по боковой лестнице на возвышение и остановились, молчаливые и серьезные, не спуская глаз с владык планеты. Помедлив, Чойо Чагас встал навстречу Фай Родис и протянул руку. То же, но более поспешно сделали остальные трое. Всего секунду понадобилось Родис, чтобы вспомнить забытые на Земле древние формы приветствия. Она пожала руку владыке, как тысячи лет назад ее предки, свидетельствуя об отсутствии оружия и злых намерений. Впрочем, вряд ли оружие отсутствовало здесь на самом деле. В каждом углублении стены, между сияющими окнами, скрывалась еле зримая фигура. Один, два, три… восемь неподвижных людей сосчитал Тор Лик. Их лица не выражали ничего, кроме угрожающей готовности. Можно было не сомневаться, что по единому знаку эти окаменелые фигуры превратятся в нерассуждающих исполнителей любого приказа. Да, любого, это явственно отражалось на тупых лицах с массивными костями черепа, проступающими под гладкой смуглой кожей.

Эвиза не удержалась от шалости и послала стражам самые чарующие взгляды, на какие только была способна. Не увидев реакции, она изменила тактику, и выражение ее лица стало умильно-восхищенным. Это подействовало. У двух ближайших к ней стражей по щекам разлился лиловатый румянец.

Земляне сели в кресла с растопыренными в виде когтистых лап ножками. Звездолетчики молчаливо рассматривали сложные узоры ковра, а напротив, с невежливой пристальностью изучая гостей, также молча сидели члены Совета Четырех. Молчание затягивалось. Вир Норин и Фай Родис, сидевшие ближе других к владыкам, могли уловить их шумное дыхание – дыхание людей, далеких от спорта, физического труда или аскетической воздержанности.

Чойо Чагас переглянулся с тонким и жилистым Гентло Ши, уже известным землянам под сокращенным именем Ген Ши, ведающим миром и покоем планеты Торманс. Тот вытянул шею и сказал, слегка присвистывая:

– Совет Четырех и сам великий Чойо Чагас хотят знать ваши намерения и пожелания.

Чеди внимательно посмотрела на владыку планеты, не понимая, как может человек, наверняка умный, слушать глупую лесть, но лицо Чойо Чагаса не выдавало никаких чувств.

– Совет Четырех знает все наши желания, – ответила Фай Родис, – нам нечего прибавить к тому, что мы просили по ТВФ.

– Ну, а намерения? – вкрадчиво спросил Ген Ши.

– Скорее приступить к изучению планеты Ян-Ях и ее народа!

– Как вы предполагаете это сделать? Отдаете ли себе отчет в непосильности задачи в такой короткий срок изучить огромную планету?

– Все зависит от двух факторов, – спокойно ответила Родис, – от сотрудничества ваших хранилищ знания, памятных машин, академий и библиотек и от скорости ваших средств передвижения по планете. Нелепо думать, что мы сами сможем узнать все то, что накоплено тысячелетиями труда ваших ученых. Но нам по силам отобрать существенное и вникнуть в суть жизни народа Ян-Ях через его историю, литературу и искусство. Многое мы можем записать памятными машинами звездолета. Мы хотели бы увезти на Землю побольше информации.

– Разве вы поддерживаете прямую связь со звездолетом? – быстро спросил Зет Уг, недавний оппонент Родис по телевидению.

– Разумеется. И мы рассчитываем показать вам многое из записей памятных машин звездолета. К сожалению, наши СДФ не могут развернуть проекцию на большом экране. Каждый робот рассчитан на аудиторию не более тысячи человек. Семь СДФ одновременно покажут фильмы семи тысячам зрителей.

Ген Ши привстал с плохо скрываемым беспокойством.

– Думаю, что это не понадобится!

– Почему?

– Народ Ян-Ях не подготовлен для таких зрелищ.

– Не понимаю, – с едва заметным смущением улыбнулась Родис.

– Ничего удивительного, – вдруг сказал молчавший все время Чойо Чагас, и при звуке его голоса, резкого, повелительного и нетерпимого, остальные члены Совета вздрогнули и повернулись к владыке, – здесь многое будет вам непонятно. А то, что вы сообщите нам, может быть ложно истолковано. Вот почему мой друг Ген Ши опасается показа ваших фильмов.

– Но ведь любое недоумение может быть разрешено только познанием, следовательно, тем важнее показать как можно больше, – возразила Родис.

Чойо Чагас лениво поднял руку ладонью к землянам.

– Не будем обсуждать пришедшее еще только на порог понимания. Я прикажу институтам, библиотекам, хранилищам искусства подготовить для вас сводки и фильмы. У нас, видимо, нет таких памятных машин, о которых вы говорите, но информация, закодированная в мельчайшие единицы, имеется по двум потокам – слова и изображения. Все это вы получите здесь, не покидая садов Цоам. При скорости движения наших газовых самолетов… – Чойо Чагас помедлил, – около тысячи километров в земной час, вы быстро достигнете любого места нашей планеты.

Настала очередь землян обменяться удивленными взглядами: владыка Торманса знал земные меры.

– Однако, – продолжал Чойо Чагас, – вам следует сказать заранее, какие места вы хотите посетить. Наши самолеты не могут опускаться везде, и не все области планеты Ян-Ях безопасны.

– Может быть, мы сначала познакомимся с общей планетографией Ян-Ях и потом наметим план посещений? – предложила Родис.

– Это правильно, – согласился Чойо Чагас, вставая, и неожиданно приветливо сказал: – А теперь пойдемте в отведенные вам комнаты дворца.

И пошел впереди, ступая бесшумно по мягким коврам, через боковой ход по коридору, стены которого поблескивали тусклым металлом.

– Неужели эта маска всегда будет прикрывать ваше лицо? – Он чуть притронулся к прозрачному щитку Фай Родис.

– Не всегда, – улыбнулась та, – как только я стану безопасной для вас и…

– Мы для вас, – владыка понимающе кивнул. – Поэтому я не зову вас разделить с нами еду. Вот здесь, – он обвел руками обширный зал с большими окнами, стекла которых были затемнены внизу, – вы можете чувствовать себя в полной безопасности. До завтра!