Текст книги "Послания"

А что ты писал, будто бы «эти предстатели покорили и подчинили прегордые царства, под властью которых были ваши предки», – это справедливо, если речь идет об одном Казанском царстве, под Астраханью же вы не только не воевали, но и в мыслях не были^[96]. А насчет бранной храбрости снова могу тебя уличить во лжи. О безумие! Что ты хвалишься, надменный! Предки ваши, отцы и дяди были так храбры и мудры, что вам и во сне не сравняться с ними, и шли в бой не так, как вы, – не по принуждению, а по собственной воле, и такие храбрые люди в течение тринадцати лет до нашего возмужания не могли защитить христиан от варваров! Скажу словами апостола Павла^[97]: «Подобно вам, буду хвалиться; вы меня к этому принуждаете, ибо вы, безумные, терпите власть, когда вас объедают, когда бьют вас в лицо, когда превозносятся; я говорю это с досадой». Всем ведь известно, как жестоко пострадали православные от варваров – и от Крыма, и от Казани: почти половина земли пустовала. А когда мы, с Божьей помощью, начали войну с варварами, когда в первый раз послали на Казанскую землю своего воеводу, князя Семена Ивановича Микулинского^[98] с товарищами, вы все говорили, что мы посылаем их в наказание, в виде опалы, а не для дела. Какая же это храбрость, если вы считаете службу за опалу? Так ли следует покорять прегордые царства? Бывали ли такие походы на Казанскую землю, когда бы вы ходили по желанию, а не по принуждению? Когда же Бог оказал нам свое милосердие и покорил христианству этот варварский народ, то и тогда вы настолько не хотели воевать с нами против варваров, что из-за вашего нежелания к нам не явилось более пятнадцати тысяч человек!^[99] Тем ли вы разрушаете прегордые царства, что внушаете народу безумные мысли и, подобно Янушу Венгерскому^[100], отговариваете от битвы? Ведь и тогда, когда мы были там, вы все время давали вредные советы, а когда запасы утонули, предлагали вернуться, пробыв только три дня! И никогда вы не соглашались потратить лишнее время, чтобы дождаться благоприятных обстоятельств; думая о своих головах, а не о победе, вы стремились только к одному: поскорее победить или быть побежденным и вернуться восвояси. Ради скорейшего возвращения вы не взяли с собой самых лучших воинов, из-за чего потом было пролито много христианской крови. А разве при взятии города вы не собирались, напрасно губя православное воинство, начать битву в неподходящее время, и сделали бы это, если бы я вас не удержал? Когда же город по Божьему милосердию был взят, вы вместо устроения занялись грабежом! Это ли покорение царств, которым ты так надменно хвалишься? Ни единой похвалы оно, по правде говоря, не стоит, ибо все это вы совершили не по желанию, а как рабы – по принуждению и даже с ропотом. Лишь те воины достойны похвалы, которые воюют по собственному побуждению, с охотой. А подчинили вы эти царства так, что там еще семь лет не утихала бранная лютость!

Когда же кончилась ваша с Алексеем собачья власть, тогда это государство само нам подчинилось, и теперь оттуда ходят на помощь^[101] православию больше тринадцати тысяч воинов. Так-то вы покорили и подчинили нам прегордые царства! И так заботимся о христианстве мы, кого ты злобно обвиняешь в выступлении против разума! Это о Казани, а на Крымской земле и на пустых землях, где бродили звери, теперь устроены города и села. А что стоит ваша победа на Днепре и на Дону?^[102] Сколько урона и пагубы вы наделали христианам, а врагам – никакого вреда! Об Иване же Шереметеве^[103] что и говорить? Из-за вашего злого совета, а не по нашей воле совершилась эта пагуба христианству. Такова ваша верность и добрая служба, и так вы покоряете и подчиняете нам прегордые царства, как я уже выше указывал.

Германские города, по-твоему, достались нам благодаря старанию наших изменников. Как же ты научился от отца своего, дьявола, говорить и писать ложь! Вспомни, как, когда началась война с германцами, мы послали своего слугу царя Шигалея и своего боярина Михаила Васильевича Глинского^[104] с товарищами воевать против германцев, сколько мы услышали укоризненных слов от попа Сильвестра, от Алексея и от вас – не стоит подробно и рассказывать! Что бы плохое ни случилось с нами – все это происходило из-за германцев! Когда же мы послали тебя и нашего боярина и воеводу Петра Ивановича Шуйского на год против германских городов (ты был тогда в нашей вотчине, Пскове, ради собственных нужд, а не по нашему поручению), мне пришлось более семи раз посылать к вам, пока вы наконец пошли с небольшим числом людей и лишь после многих наших напоминаний взяли свыше пятнадцати городов^[105]. Это ли ваше старание, если вы берете города после наших писем и напоминаний, а не по собственному стремлению? Как не вспомнить вечные возражения попа Сильвестра, Алексея и всех вас против похода на германские города и как из-за коварного предложения короля датского^[106] вы дали ливонцам возможность целый год собирать силы? Сколько христианского народу они перебили, напав на нас в начале зимы!^[107] Не это ли старания наших изменников? Вот старания наших изменников и ваше добро – губить христианский народ! Потом мы послали вас с вашим начальником Алексеем и с очень большим числом людей; вы же едва взяли один Вильян^[108] и при этом еще погубили много народа. Испугались литовских войск, словно малые дети!^[109] А под Пайду вы пошли нехотя, по нашему приказу, измучили войска и ничего не добились!^[110] Это ли ваши старания, так-то вы старались завладеть германскими городами? Если бы не ваше дьявольское противодействие, то, с Божьей помощью, в том же году вся Германия была бы под православной верой^[111]. Тогда же вы подняли против православия литовский народ и готский. Это ли ваши старания и так-то вы стремитесь укреплять православие?

Поголовно мы вас не истребляем, но изменникам всюду бывает казнь: в той стране, куда ты поехал, ты узнаешь об этом подробнее. А за ту вашу службу, о которой говорилось выше, вы достойны больших казней и опалы; мы еще милостиво вас наказали, – если бы мы наказали тебя так, как следовало, то тебе бы не удалось уехать от нас к нашему врагу; если бы мы тебе не доверяли, то ты не был бы отправлен в этот наш город и убежать бы не смог. Но мы, доверяя тебе, отправили в эту нашу вотчину, и ты изменил нам, как собака.

Бессмертным себя я не считаю, ибо смерть – общая обязанность всех людей за Адамов грех; хоть я и ношу порфиру, но знаю, что по природе я так же немощен, как и все люди. А то, что вы мудрствуете и хотите, чтобы я был выше законов природы, это – совершенная ересь. Я уже сказал, что благодарю моего Господа, что сумел, сколько было сил, укрепить свое благочестие. Это же достойно смеха, человек, выходит, подобен скоту; если так считать, то у человека пар вместо души, – это ведь саддукейская ересь! Вот до какой нелепости ты дошел в своем безумном письме! Я же верю в Страшный суд, когда все души и тела всех людей, царей и нищих, будут собраны, судимы за свои дела и разделены на две части по их делам. А когда ты писал, что я не хочу предстать перед этим неподкупным судом, то, приписывая ересь другому, сам обнаруживал дьявольскую манихейскую ересь! Так же как они гнусно сочиняют, что небом обладает Христос, землей – самовластный человек, а преисподней – дьявол, так и ты проповедуешь будущее судилище, а Божьи кары за человеческие грехи на этом свете презираешь. Я же знаю и верю, что те, кто живет злой жизнью и преступает Божьи заповеди, не только там получают кару, но и здесь испивают чашу ярости Господней за свои злодейства и испытывают многообразные наказания, а придя на тот свет, в ожидании праведного Господнего суда претерпевают горчайшее осуждение, а после осуждения – бесконечные муки. Так я верю в Страшный суд Господень. Вопреки манихеям, вопреки твоим гнусным выдумкам, будто я не хочу дать ответ в своих грехах, я знаю, что Христос владеет и распоряжается всем на небе, земле и в преисподней и карает мучениями непокорных. Верю, что мне, как рабу, предстоит суд не только за свои грехи, вольные и невольные, но и за грехи моих подданных, совершенные из-за моей неосмотрительности, – не достойна ли смеха твоя выдумка, что возможно не повиноваться Царю царей, если даже человеческая власть может привлекать к суду силой? Если даже кто-нибудь будет настолько безумен, что не захочет повиноваться Богу, то где же он укроется от его гнева? <…> Так я верую в неподкупный Господень Суд. Кто, живой или мертвый, может ускользнуть от Божьей десницы? Все обнажено и все открыто перед ним.

Я знаю, что истинный Бог наш Христос – противник гордых гонителей <…>. Рассудим же, кто из нас горд: я ли, требующий повиновения только от рабов, данных мне от Бога, или вы, отвергающие мое владычество, установленное Богом, и свое рабское состояние, требующие, чтобы я исполнял вашу волю как Божью, и присваивающие себе учительский сан? <…> Где гордость: когда господин учит раба или когда раб приказывает господину? Даже невежда может это понять. Как же ты, собака, и о том не подумал, что, когда три патриарха с множеством святителей написали длинный список нечестивому царю Феофилу, они все-таки не написали ему таких хулений, как ты; а ведь царь Феофил был нечестив; а благочестивым царям надо писать как можно смиреннее, если хочешь получить милость от Бога. Я же верю в Бога и таких грехов, как Феофил, ни одним движением сердечным не совершил, и если они, имея власть, не хулили нечестивого, то кто ты такой, чтобы, присваивая учительский сан, так неистово меня хулить? Вы хотите утвердить Божий закон насилием и таким дьявольским произволом нарушаете апостольские заветы <…>.

Вы обвиняете других в гонениях; а вы с попом и Алексеем не совершали гонений? Разве не вы приказали народу города Коломны побить каменьями нашего советника епископа Коломенского Феодосия^[112]? Но Бог сохранил его, и тогда вы согнали его с престола. А что сказать о нашем казначее Никите Афанасьевиче^[113]? Зачем вы разграбили его имущество, а самого его много лет держали в заточении в отдаленных землях в голоде и нищете? Кто может полностью перечислить ваши гонения на церковных и мирских людей – так много их было! Все, кто был хоть немного покорней нам, подвергались от вас гонению. Это ли ваша праведность, что вы, подобно бесам, сшиваете и расставляете сети и коварно улавливаете в них жертвы? Ваши беззакония становятся еще хуже оттого, что вы ведете себя подобно фарисеям: как они снаружи представлялись праведными, внутри же были полны лицемерия и греха, так и вы перед людьми делаете вид, что наказываете ради исправления, а внутри себя даете волю неправедному гневу, – все знают о ваших гонениях. На Страшном же суде будут не только разбирать наши дела «до власти», но и в душу заглянут <…>, но только не ты будешь судьей. В Деяниях святых старцев рассказывается об Иване Колове, который осудил своего брата, жившего в большом монастыре и предававшегося пьянству, блуду и прочим грехам и скончавшегося среди этих грехов. Иван же вздохнул о нем, и внезапно явилось ему видение: увидел он себя стоящим перед большим городом и увидел Господа нашего Иисуса Христа на престоле и вокруг него множество ангелов. И принесли ангелы душу этих покойников к Ивану и попросили его суда, куда он велит отправить эти души, он же не дал ответа. Когда же Иван приблизился к райским вратам, то Иисус не пустил его, и услышал он издали голос Иисуса: «Не это ли антихрист, присваивающий себе Мой суд?» И после этих слов он был изгнан, и ворота закрылись, и он был лишен своей священнической мантии – покрова Божьего. Когда же он пришел в себя, то мантии не оказалось, а это – важный признак. После этого он пятнадцать лет страдал в пустыне, не видя не только человека, но и зверя, и наконец снова удостоился видения, получив прощение и мантию. Смотри же, бедняга, – он даже не осудил ближнего, а только вздохнул, а как страшно пострадал, хотя и был праведником! Насколько же сильнее пострадают те, которые сами совершают нечестивые дела и все-таки присваивают себе Божий суд и, гордясь, стращают и угрожают, а не милостиво упрекают. И если он так пострадал за упреки, насколько же сильнее пострадает осуждающий!

Ты хочешь, чтобы Христос, Бог наш, был Судьей между мной и тобой, – я не отказываюсь от такого суда. Ведь Он, Господь наш, наилучший Судья для праведных, Он знает, что внутри человека и в его сердце, и все, что кто-нибудь подумает в мгновение ока, для Него открыто и известно – ничего не укроется от огня очей Его, знающего сокровенные тайны; Он знает, за что вы восстали на меня, за что ненавидите меня, за что пострадали и за какое безумие я в конце концов воздал вам милостивое наказание. Наоборот – вы виновники всего, ибо вы, говоря словами пророка, считали меня за червя, а не за человека, толковали обо мне, сидя у ворот, и пели обо мне, выпивая вино с другими изменниками, пусть же судит все ваши льстивые советы и замыслы истинный судья – Христос, Бог наш. Ты ведь хочешь поставить судьей Христа, а делам его не следуешь, ибо Он говорил: пусть не зайдет солнце, пока вы будете гневаться, а ты даже на Страшный суд хочешь идти без прощения и отрекаешься от обидчиков.

Напрасных гонений и зла ты от меня не претерпевал, бед и напастей мы на тебя не навлекали, а если какое-нибудь небольшое наказание и было, то было оно за твое преступление, ибо ты вступил в соглашение с нашими изменниками. Не возводили мы на тебя лжи и не приписывали тебе измены, которой ты не совершал; за твои же действительные проступки мы возлагали на тебя наказание, соответствующее вине. Если же ты не можешь пересказать всех наших опал из-за множества их, то может ли вся вселенная перечислить все измены и притеснения в государственных и частных делах, которые вы причинили мне по вашему дьявольскому умыслу? Ничего мы тебя не лишали, от Божьей земли тебя не отлучали, но ты сам лишил себя всего, подобно скопцу Евтропию, – не Церковь его предала, а сам он от нее отрекся, так и ты: не Божья земля тебя изгнала, а сам ты от нее отторгся и принялся губить ее. Какое же я тебе сделал зло и какую обнаружил ненависть? Видели мы тебя с юности при нашем дворе и в совете, и еще до нынешней твоей измены ты всячески пытался нас погубить, но мы никогда не наказывали тебя за твои злые замыслы. Это ли наше зло и неумолимая ненависть, если, зная, что ты замышляешь против нас зло, мы держали тебя в таком приближении и чести, какой не удостаивались твои отцы: всем ведь известно, в какой чести и богатстве жили твои родители и какие пожалования, богатство и честь имел твой отец, князь Михайло. Все знают, каков ты по сравнению с ним, сколько было у твоего отца управителей по селам и сколько у тебя. Отец твой, князь Михайло, был боярином Кубенского^[114], ты же был наш боярин: мы удостоили тебя этой чести. Разве не достаточно было тебе чести, имения и наград? Нашими пожалованиями ты был лучше своего отца, а заслугами – хуже, ибо совершил измену. Но если так, чем же ты недоволен? Это ли твое добро и любовь к нам, если ты всегда тщательно расставлял против нас сети и препятствия и, подобно Иуде, предназначал свою душу для гибели?

А что, по твоим безумным словам, твоя кровь, пролитая от рук иноплеменников ради нас, вопиет на нас к Богу, то, раз она не нами пролита, это достойно смеха: кровь вопиет на того, кем она пролита, а ты выполнял свой долг перед Отечеством; ведь если бы ты этого не сделал, то был бы не христианин, но варвар. Вот о нас можно так сказать: насколько сильнее вопиет к Богу наша кровь, пролитая из-за вас, – не кровавый поток из ран, но пот, пролитый мною при многих непосильных трудах и ненужных отягчениях, совершенных по вашей вине! Также взамен крови я пролил немало и слез из-за вашей злобы и притеснений, немало издыхал и стенал и испытал из-за этого оскорблений, ибо вы не возлюбили меня и не поскорбели вместе со мной о нашей царице и детях. И это мое страдание вопиет на вас к Богу еще более, чем другие ваши злодейства: ибо одно дело – пролить кровь за православие, а другое – желая чести и богатства. Такая жертва Богу не угодна: Он скорее простит удавившемуся, чем погибшему ради славы. Мои же обиды и то, что хоть крови я не пролил, но зато испытал от вас оскорбления и противодействия, все, что было посеяно вашей строптивой злобой, не перестает жить и непрестанно вопиет на вас к Богу! Совесть же свою ты вопрошал не искренне, а лживо и потому не нашел истины, думая только о военных подвигах, а о бесчестии, нанесенном нам, не пожелал вспомнить; поэтому ты и считаешь себя неповинным.

Какие же светлые победы ты совершал и когда ты со славой одолевал наших врагов? Когда мы послали тебя в нашу отчину Казань привести к повиновению непослушных^[115], ты вместо виновников привел к нам невинных, обвинив их в измене, а тем, против кого ты был послан, ты не причинил никакого вреда. Когда наш недруг, крымский царь^[116], приходил к нашей вотчине Туле, мы послали вас против него, но царь устрашился и вернулся назад, и остался только его воевода Ак-Магомет-улан с немногими людьми; вы же поехали есть и пить к нашему воеводе Григорию Темкину и только после пира отправились за ними, и они ушли от вас целы и невредимы. Если вы и получили при этом многие раны, то никакой славной победы не одержали. А как же под городом Невелем: пятнадцатью тысячами человек вы не смогли победить четыре тысячи^[117], и не только не победили, но сами от них едва возвратились, ничего не добившись? Это ли светлая и славная победа, достойная похвалы и чести? А если что было не в твоей власти, то это тебе в вину и не ставится!

А что ты мало видел свою родительницу, мало встречался с женой, покидал Отечество и вечно находился в походе против врагов в дальних городах, терпел болезни и раны от варварских рук и поныне страдаешь от многих ран, – то ведь все это происходило тогда, когда господствовали вы с попом и Алексеем. Если это вам не нравилось, зачем вы так поступали? Зачем, сделав это своей властью, возлагаете на нас вину? А если бы и мы это приказали, то тут нет ничего удивительного, ибо вы обязаны были служить по нашему повелению. Если бы ты был воинственным мужем, ты бы не считал своих прежних бранных подвигов, а стремился бы к новым; потому ты и считаешь свои бранные подвиги, что ты оказался беглецом, не вынесшим бранных подвигов и захотевшим покоя. Разве же мы презрели твои небольшие ратные подвиги, если мы забывали заведомые твои измены и противодействия и ты был среди наших вернейших слуг по славе, чести и богатству? Если бы не было этих подвигов, то какого наказания ты заслужил бы за свое злодейство?! Если бы не наше милосердие к тебе, если бы, как ты писал в своем дьявольском письме, ты подвергся гонению, тебе не удалось бы убежать к нашему недругу. Твои бранные дела нам хорошо известны. Не думай, что я слабоумен или неразумный младенец, как нагло утверждали ваши начальники, поп Сильвестр^[118] и Алексей. Не надейтесь запугать нас страшилищами, которыми пугают детей: если это не удалось вам прежде, не думайте, что сделаете это теперь. Как сказано в притчах: «Не покушайся на то, чего взять не можешь».

Ты пишешь, что ждешь воздаяния от Бога, – поистине время справедливо воздает за всякие дела – добрые и злые, но только следует каждому человеку рассудить: кто какого воздаяния заслуживает за свои дела? Пишешь, что мы не увидим твоего лица до дня Страшного суда, – видно, ты дорого ценишь свое лицо. Но кому же нужно такое эфиопское лицо видеть? Встречал ли кто-нибудь честного человека, который бы имел серые глаза?^[119] Ведь даже твой вид обнаруживает твой коварный нрав!

А если ты не собираешься молчать и всегда будешь обращаться с молитвами против нас к пребезначальной Троице и к Пречистой Богородице и ко всем святым, то, даже если бы ты и справедливо молился, вспомни-ка, окаянный, что сказано об этом в послании божественного о епископе Поликарпе <…>. И если такого праведного и святого мужа, справедливо молившегося о гибели грешников, не послушал ангельский владыка, то тебя, смердящего пса, злого изменника и грешника, молящегося о злом, наверное не послушает <…>.

О святом князе Федоре Ростиславиче – с охотой принимаю его в судьи, хотя он вам и родственник, ибо святые видят, что было между вами и нами от начала и доныне, и поэтому рассудят справедливо. А как, вопреки вашим суетным злым немилосердным замыслам, святой Федор Ростиславич действием Святого Духа исцелил нашу царицу^[120] Анастасию, которую вы уподобляли Евдоксии^[121]? Ясно поэтому, что он не вам способствует, но нам, недостойным, оказывает свою милость. Так и теперь мы надеемся, что он будет помогать более нам, чем вам, ибо «если бы вы были детьми Авраама, то творили бы дела Авраама, а Бог может и из камней сделать детей Аврааму». Не все ведь произошедшие от Авраама считаются его потомством, но только те, кто живет в вере Авраама^[122].

По суетным же замыслам мы ничего не решаем и не делаем и на лживое основание ногами своими не опираемся, но, поскольку у нас хватает сил, стремимся к твердым решениям и, опершись ногами на прочное основание, стоим на нем непоколебимо.

Никого мы из своей земли не изгоняли, а если кто отпал от православия, то по своей воле. Избитые же и заточенные, как я выше сказал, получили наказание по своей вине. А если вы называете себя невинными, то совершаете еще худший грех, ибо, сотворив зло, не хотите раскаяться и получить прощение. Грех ведь не тогда опасен, когда его совершают, а когда, совершив его, не приносят покаяния и выдают нарушение закона за законный поступок. Радоваться же победе над вами мне незачем: не радостно узнать об измене своих подданных и казнить их за эту измену. Скорее надлежит скорбеть, что у них мог возникнуть такой дьявольский замысел – сопротивляться своему владыке, данному Богом. Возможно ли, чтобы эти убиенные за свою измену предстали перед Господним престолом? Да и не может быть людям это ведомо. Вы же, изменники, вопиете неправедно и не получите просимого, ибо, как было сказано выше, просите ради баловства.

Ничем я не горжусь и не хвастаюсь, и нечем мне гордиться, ибо я исполняю свой царский долг и никого не считаю выше себя. Скорее это вы гордитесь, ибо, будучи рабами, присваиваете себе святительский и царский сан и учите, запрещая и повелевая. Никаких средств для мучения христиан мы не придумываем, а, напротив, сами готовы мучиться ради них от их врагов не только до крови, но и до смерти. Подданным своим воздаем добром за добро и наказываем злом за зло, и не потому, что нам хочется их наказывать, а по нужде – из-за их злодейских преступлений, ибо сказано в Евангелии: «Когда состаришься, то прострешь руки свои и другой тебя перепояшет и поведет, куда не хочешь». Видишь ли, что часто я не хочу, но приходится наказывать преступников за их преступления. Пишешь, что мы надругаемся над монашеством и потакаем ласкателям – не знаю каким, не остаткам ли вашего дьявольского совета? Среди бояр наших нет несогласных с нами, кроме только ваших друзей и советников, которые и теперь, подобно бесам, не оставляют своих коварных замыслов <…>. Губителей нашей души и тела среди нас нет. Ты опять помышляешь помыкать мною, как младенцем, – вы ведь называете гонением, если я не хочу, подобно ребенку, быть в вашей воле. Вы же всегда хотите быть мне и властителями, и учителями, как младенцу. Мы же уповаем на Божью милость, ибо достигли возраста Христова и, помимо Божьей милости, милости Богородицы и всех святых, не нуждаемся ни в каких наставлениях от людей, ибо невозможно, властвуя над множеством народа, добиваться наставлений от других. Насчет Кроновых жрецов ты писал нелепости, лая, подобно псу, или изрыгая яд, подобно змее: родители не станут причинять своим детям таких неприятностей – как же мы, цари, имеющие разум, можем впасть в такое нечестие? Все это ты писал по своему дьявольскому, собачьему умыслу. А если ты свое писание хочешь с собою в гроб положить, значит, ты уже окончательно отпал от христианства. Господь повелел не противиться злу, ты же и перед смертью не хочешь простить врагам, как делают по обычаю даже невежды; поэтому над тобой не должно будет совершать и последнего отпевания.

Город Владимир, находящийся в нашей вотчине, Ливонской земле^[123], ты называешь городом нашего недруга, короля Сигизмунда. Этим ты доводишь свою собачью измену до конца. А что ты надеешься получить от него многие пожалования – это правильно, ибо вы не захотели жить под властью Бога и данных Богом государей, а захотели самовольства; поэтому ты по своему дьявольскому умыслу и искал себе такого государя, который ничем сам не управляет, но хуже последнего раба – от всех принимает повеления, сам же никем не повелевает^[124]. Но ты не найдешь себе там утешения, ибо там каждый о себе заботится: «Кто избавит тебя от насилий со стороны обидчиков, если даже сироты и вдовы не находят правого суда?» – ибо вы враги христианства!

Об антихристе мы слыхали – вы, замышляющие зло против Божьей Церкви, поступаете подобно ему. О «сильных во Израиле» и о пролитии крови я уже писал; а что мы якобы потакаем кому-либо – неправда, это вы не переносите возражений, а любите, чтобы вам потакали. Никакого советника, рожденного от блуда, мы не знаем, – наверное, это кто-нибудь из вас, а моавитянин и аммонитянин – ты сам. Так же как они, происходя от Лота, сына Авраама, всегда воевали с Израилем, так и ты, происходя из государского рода, беспрестанно стремишься нас погубить.

Писал ты свое письмо, выступая как бы судьей или учителем, но ты не имеешь на это права, ибо повелеваешь с угрозами. Как все это напоминает коварство дьявола! Он ведь то заманивает и ласкает, то гордится и пугает, так и ты: то, впадая в безмерную гордость, ты воображаешь себя правителем и пишешь обвинения против нас, то притворяешься беднейшим и скудоумнейшим рабом. Как и другие, бежавшие от нас, ты написал свое письмо собачьим, неподобающим образом – в исступлении ума, в неистовстве, по-изменнически и по-собачьи, как подобает одержимому бесом <…>.

Дано это крепкое наставление в Москве, царствующем православном граде всей России, в 7072 году от создания мира, в 5-й день июля [1564 г.].

Комментарии

^[1] Константин Флавий I (307–337), византийский император, сделавший христианство государственной религией.

^[2] Иван IV опирается на публицистические памятники начала XVI в. («Послание о Мономаховом венце», «Сказание о князьях Владимирских»), утверждавшие, что киевский князь Владимир Мономах (1113–1125) получил «шапку Мономаха» и другие царские регалии от своих византийских предков.

^[3] Дмитрий Донской (1359–1389).

^[4] Исавр, Навозоименный и Армянин – византийские императоры-иконоборцы: Лев III Исавр, Константин Копроним (т. е. «Навозоименный», по-древнерусски «Гноетезный») (оба – VIII в.), Лев V Армянин (IX в.).

^[5] Курбский именовал себя князем ярославским в связи с тем, что род его вел происхождение от ярославских князей.

^[6] Грозный обращается не только к Курбскому, но и к другим «крестопреступникам», разделяя их на две категории – «друзей» Курбского и «служебников». К друзьям он причислял таких, например, эмигрантов, как князья-рюриковичи Заболоцкие, к слугам – подлинных слуг Курбского (братья Калыметы и др.) и, вероятно, независимых, но не знатных лиц, как Тимоха Тетерин, Марк Сарыгозин и т. п. Послам указывалось, что упрекать за «измену» следует только Курбского и других «радных», а «худому излаяв, да плюнути в глаза».

^[7] Грозный обвиняет Курбского и его сподвижников в «наватской» ереси (ереси Навата, или Новициана, III в. н. э.), требовавшей от людей, чтобы они были выше (нравственней) «человеческого естества».

^[8] Имеется в виду Ливонская война (с 1558 г.) и война с Польско-Литовским государством (с 1560 г.).

^[9] Иван IV не признавал подлинным христианством ни господствующее в Польше и Литве католичество, ни возникшую в Ливонии и польско-литовских землях протестантскую (реформационную) церковь.

^[10] Грозный считал, что вмешательство Польско-Литовского государства в Ливонскую войну в конце 1559 г. было вызвано задержкой в военных действиях из-за нежелания «Избранной рады» вести Ливонскую войну.

^[11] Евангелие от Матфея, глава 25, стих 29.

^[12] В первых дипломатических посланиях после бегства Курбского царь утверждал, что собирался только «понаказати» и «посмирити» Курбского, но позднее он признавался, что намеревался его казнить.

^[13] Послание апостола Павла к Римлянам, глава 13, стихи 1–2.

^[14] См. Послание апостола Павла к Ефесянам, глава 6, стихи 5–7; Первое послание Петра, глава 2, стих 18; Послание апостола Павла к Римлянам, глава 13, стих 5.

^[15] Ср. Первое послание Петра, глава 3, стих 17.

^[16] Ср. Евангелие от Луки, глава 8, стих 6.

^[17] Ср. Первая книга Царств, глава 20, стих 3.

^[18] Слуга Курбского Василий Шибанов был, согласно летописи XVI в., «поиман» (арестован) после бегства его господина – очевидно, где-то в пограничных местах, откуда бежал Курбский; летописец утверждает также, что Шибанов «сказал… князя Ондрея изменные дела». Однако в послании сам царь пишет, что Шибанов «не отвержеся» Курбского даже перед лицом смерти. Уже в 30-х гг. XVII в. на одном из списков послания Курбского была сделана помета, что Курбский писал к царю «с человеком своим с Васкою Шибановым»; в конце XVII в. в Латухинской Степенной книге появился рассказ о том, как Шибанов доставил Ивану IV и публично прочел на «красном крыльце» в Кремле письмо Курбского (на этом рассказе основана известная баллада A. К. Толстого «Василий Шибанов»). Будучи пленником, публично вручать царю послание Шибанов не мог.

^[19] Псалтирь, псалом 54, стих 22.

^[20] Слова Курбского из Первого послания Ивану Грозному.

^[21] Речь идет о протопопе кремлевского Благовещенского собора Сильвестре, одном из руководителей «Избранной рады».

^[22] Очевидно, оправдание в скоморошеских «играх», которые были запрещены Стоглавым собором, но устраивались при дворе (за отказ от участия в одной из таких игр был убит, по известию Курбского, князь М. П. Репнин).

^[23] Алексей Федорович Адашев, руководитель «Избранной рады».

^[24] Ср. Второе послание апостола Павла к фессалоникийцам, глава 3, стих 15.

^[25] Иоанн Лествичник – монах и церковный писатель VI в., автор «Лествицы» (Лестницы), наставления о монашеской жизни.

^[26] Тимофей-Тихон Тетерин-Пухов, насильственно постриженный в Сийском монастыре и сбежавший в конце 50-х – начале 60-х гг. в Литву, как и Курбский, в посланиях на Русь обличал политику Ивана Грозного.